Отец и дедушка Иккинга подошли к ребятам пожелать удачи.
Отец Иккинга, Стоик Обширный, Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, Тьфу-Тьфу, был Вождём Племени Лохматых Хулиганов. Он был традиционного Викинговского телосложения: ростом в шесть с половиной футов, с животом, как корабль, а раздуваемые ветерком брови напоминали пару огромных кувыркающихся хомяков. Он был ужасно добродушен и переполнен оптимизмом и энергией.
— Потрясающий день для Заплыва! — счастливо взревел он.
— Не уверен, что соглашусь с тобой, — прохрипел Старый Сморчок, дедушка Иккинга, который был одним из Судей соревнования. Это был замкнутый старик, чью старую спину согнули девяносто лет Архипелагских штормов, а лицо избороздили морщины. Его длинная, спутанная белая борода тянулась за ним по песку, подбирая раковины и морские водоросли.
Старый Сморчок пытался убедить Стоика не участвовать в Заплыве.
— Я смотрел в Будущее, и Предзнаменования нехорошие, — прошептал старик.
— ЕРУНДА! — отмахнулся Стоик Обширный. — Каждый знает, что ты безнадёжен в предсказании Будущего, Старый Сморчок. Теперь, я, безусловно, выиграю Заплыв, — заявил Стоик, не страдавший скромностью, — но, Иккинг, я бы хотел, чтобы ты побил Сопляка Мордеворота и всё такое прочее…
Сопляк Мордоворот был двоюродным братом Иккинга. Он был на целых полтора фута выше Иккинга, невероятно мускулистым и наглым, и практически во всём лучше Иккинга. У Иккинга не было никаких шансов победить его в Заплыве.
Но Стоик часто не замечал таких вещей.
Стоик добродушно хлопнул Иккинга по плечу.
— Я ЗНАЮ, что ты сможешь это сделать, сынок! — сказал он с энтузиазмом. — Ты может быть и маленький, но жилистый и выносливый! А твои ноги, возможно, слегка тонковаты, но в этих острых коленках воинственность старого Кровожадного Карасика! Ты должен помнить, парень, лишь одно, — многозначительно произнёс Стоик, беря Иккинга за плечи и глядя ему в глаза. — Повторяй за мной: ШЕВЕЛИ НОГАМИ!
— Шевели ногами, — медленно сказал Иккинг.
— ГРОМЧЕ! — рявкнул Стоик, сотрясая воздух.
— ШЕВЕЛИ НОГАМИ! — выкрикнул Иккинг, тоже сотрясая воздух.
— Другое дело! — одобрил Стоик. — Я знаю, ты заставишь меня гордиться, так что не подведи меня, на этот раз!
И он зашагал, сияя радостью.
Старый Сморчок и Иккинг вздохнули, глядя вслед спешно удаляющемуся Стоику.
— На самом деле Стоик — хороший парень, — прохрипел Старый Сморчок, — но он НИКОГДА не слушает.
— Да, — печально согласился Иккинг, — не слушает. У меня нет даже НАДЕЖДЫ победить Сопляка.
Старый Сморчок обратил свои яркие, пронзительно-острые глаза на внука.
— Посмотрим, — загадочно проговорил Старый Сморчок. — Послушай, это очень важно, Иккинг. Тикалка с тобой?
— Да, — ответил удивлённый Иккинг.
Тикалка была странным круглым предметом, у которого верхняя часть была твёрдой и прозрачной, как лёд. Под ней были руны и числа, расположенные на разных окружностях, и, по меньшей мере, семь стрелок, все разных цветов.
Иккинг догадался о многих функциях тикалки. Одна стрелка, похоже, показывала время. Другая всегда указывала на север, что было крайне полезно, если ты потеряешься. А поскольку погода сегодня выдалась весьма переменчивая, с сильным восточным ветром, сдувающим тебя с курса, Иккинг полагал, что это может, при случае, пригодиться. К тому же тикалка была водонепроницаемой.
Иккинг только беспокоился о том, что он ПОТЕРЯЕТ её, поэтому привязал приборчик к запястью длинным куском верёвки, а затем спрятал его в карман жилетки.
— Отлично! — сказал Старый Сморчок. — Дай-ка её мне на минутку…
Иккинг вытащил тикалку из кармана. Старый Сморчок открыл крышку и начал возиться с маленькими кнопочками внутри неё.
— Итак, Иккинг, — сказал Старый Сморчок, — у меня нет времени для объяснений, но ты должен вернуться на этот берег не позднее, чем через ТРИ МЕСЯЦА, ПЯТЬ ДНЕЙ И ШЕСТЬ ЧАСОВ, ты понял меня?
— ТРИ МЕСЯЦА, ПЯТЬ ДНЕЙ И ШЕСТЬ ЧАСОВ? — у Иккинга от изумления челюсть отвисла. — О чём ты говоришь? Я не продержусь там дольше пятнадцати минут!
— Я поставил для тебя будильник, — сказал Старый Сморчок, запихивая тикалку обратно в карман жилетки Иккинга. — Когда у тебя останется меньше шести часов, она начнёт тикать громче. А если будильник зазвенит, что ж, тогда ты узнаешь, что ты слишком опоздал… НЕ ОПОЗДАЙ на этот раз, Иккинг, ладно? Я рассчитываю на тебя, мой мальчик…
И сказав это, Старый Сморчок поспешил к Судейскому Столу, а Иккинг так и остался стоять, непонимающе таращась ему вслед, всё ещё с открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды.
— Совсем спятил, — пробормотал Иккинг.
Все участники соревнования толпились, болтая друг с другом, возле стартовой линии, нарисованной на песке в двадцати двух метрах от моря.
Большегрудая Берта, предводительница Племени Бой-Баб, намазывала жир Толстокрыла на руки, её гигантские груди колыхались на ветру так бодро и радостно, что казалось, в любую секунду они могут поднять её в небо, как пара воздушных шариков.
Берта обладала голосом пароходной сирены такой мощи, что её было слышно за несколько островов отсюда. Она рассказывала всем и каждому, в радиусе двух миль, что ОНА — Берта Непотопляемая, Чемпионка Архипелага По Плаванью, так что все они уже могут расходиться по домам, прямо сейчас.
Воины Смертоносного Племени задумчиво перебрасывали свои мечи, топоры, копья и молоты из руки в руку. Они напоминали Иккингу неприветливую компанию лохматых людоедов, ждущих свой обед.
Кишкомот Смертоносный, вождь Племени Смертоносных, угрожающе поигрывал бицепсами. Даже при свежем ветре от него воняло, как от тюленя, умершего три недели назад. Он был зловонным гигантом ростом в семь футов, его скулы покрывали непривлекательные сине-чёрные татуировки черепов.
Самым пугающим в Кишкомоте было то, что он никогда не говорил. Никто наверняка и не знал, почему. Некоторые говорят, что он потерял язык в схватке голыми руками со ШтормоДраконом. Другие говорили, что это всего лишь из-за скверной простуды, которую он подхватил в младенчестве. Кто знает, но от него никогда не слышали ничего, кроме хрюканья. Его омерзительный помощник, Прохиндей, противный недомерок, всегда говорил за него.
В Обязанности трёх Судей, одним из которых был дедушка Иккинга, Старый Сморчок, входило вести хронометраж заплыва.
Главный Судья, печальный, невероятно морщинистый маленький, Раздол-Бан, прочистил горло и объявил высоким, дрожащим голосом:
— О, слушайте и внимайте, Викинги Племён Архипелага! Тот, кто последним сумеет вернуться на этот берег с того момента, когда я протрублю в эту трубу, будет объявлен Последним Вернувшимся. Он должен будет дать Клятву, согласно древней традиции, что он «не просил помощи на Плоту или Судне». И в качестве приза за это состязание он может предъявить по одному требованию к другим двум Вождям. Вы, Вожди, клянётесь, что согласитесь с этим требованием?
— Клянёмся, — поклялись Берта, Стоик и Кишкомот Смертоносный.
Камикадза, крошечная, с копной спутанных волос, дочурка Большегрудой Берты, подбежала пожелать Иккингу удачи. Одна из лучших Грабителей на Архипелаге, Камикадза не боялся ничего и никого.
— Прекрасный день для плавания, да? — весело прощебетала она. — Поскорей бы в водичку, а то я уже вся горю от нетерпения!
Около ног Камикадзы свернулся красивый Дракон Настроения по имени Штормилка. Дракон Настроения, как намекает его название, это хамелеон, который меняет цвет в зависимости от своего настроения, а этот конкретный Дракон Настроения был необычным, потому что он не только говорил на Драконьем, но также и на НОРВЕЖСКОМ, на языке людей.
— Привет, Беззубик, — произнесла Штормилка, растягивая слова и хлопая красивыми длинными ресницами.
Беззубик покраснел.
Он был несколько без ума от Штормилки и поэтому сразу же начал выпендриваться, кувыркаясь в воздухе и выдувая сложные кольца дыма, которые, к несчастью, пошли не в ту сторону, и Беззубик закашлялся.
И тут сзади подкрался Сопляк и сдёрнул плащ Брехуна с плеч бедного Рыбьенога, выставив нарукавники на всеобщее обозрение.
— Ой! — хихикнул Сопляк. — Вот те раз!
— ХА-ХА-ХА-ХА! — загоготала толпа, тыкая пальцем на Рыбьенога и подпрыгивая от радости. — ТАМ ХУЛИГАН С НАРУКАВНИКАМИ!
— Это не нарукавники! — заорал Иккинг, отчаянно пытаясь спасти положение. — Это оружие! Надувное наплечное оружие! Очень необычное и смертельное!
Стоик Обширный побагровел: его распирало от гнева и раздражения. Этот нелепый рыбьеногий мальчишка позорит Племя Хулиганов.
— Разве это не твой СЫН, Стоик, стоит рядом с маленьким неудачником? — не замедлил громко уточнить Прохиндей.
Иккинг и сам являл собой нелепое зрелище. С головы до ног в песке, он больше всего походил на тощую маленькую рыбёшку в панировочных сухарях, готовую к жарке на сковородке.
Стоик пытался перестать думать: «Ну почему Иккинг всегда должен выставить себя на посмешище? Почему он не может дружить с кем-нибудь подходяще крутым и нормальным? И почему он с головы до ног в песке?», прежде чем завопить громко и убедительно:
— Мой сын прав! Чудной маленький Воин одет в последнее изобретение: в надувную защитную одежду!
Но его заглушила толпа, скандировавшая:
— ХУЛИГАНЫ НОСЯТ НАРУКАВНИКИ! ХУЛИГАНЫ НОСЯТ НАРУКАВНИКИ!
А потом к огромному утешению Стоика:
— ППППППAAAAAAAAAPРРРРП! — раздался рёв рога, возвещающий о начале Заплыва, и Воины-Викинги тут же прекратили дразнить Хулиганов. Толпа взорвалась диким восторгом, когда Воины-Викинги, как стадо убегающих буйволов, ринулись сквозь ветер в воду. Потрясающее зрелище: косы наотлёт, животы колыхаются…
— ВПЕРЁД, БОЙ-БАБЫ, ВПЕРЁД!
— ДАЁШЬ СМЕРТОНОСНЫЕ!
— ХУЛИГАНАМ УРА!
Сопляк резво пробежал по мелководью, разминая мышцы и приветственно помахивая руками толпе, прежде чем причудливо нырнул ласточкой на небольшую глубину, и поплыл крайне умелым кролем.
Стоик очень старался овладеть собой и не выдать своего разочарования, он подошёл к Иккингу и сурово отчитал сына:
— Сейчас ты проходишь Воинскую Подготовку, Иккинг, и это НЕ подходящее время играть в песке.
— Но я не играю! — запротестовал Иккинг. — Я в песке потому, что… потому, что…
Но Стоик уже зашагал прочь.
— О, прыгающие медузы! — воскликнул Рыбьеног, беспокойно вертясь. — Я теперь ВООБЩЕ ничего не вижу в этих очках!
Липкий жир Толстокрыла, который Песьедух вылил на голову Рыбьенога, так прилепился к стеклу, что пытаться что-то увидеть в них было так же реально, как разглядеть что-либо в густом ярко-зелёном тумане. Бедный Рыбьеног нетвёрдой походкой двинулся вперёд, но в совершенно ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ от океана сторону.
— Подожди, — усмехнулась Камикадза, — разве вода не в другой стороне?
— Рыбьеног! — обеспокоенно прошипел Иккинг. — Ты идёшь не в ту сторону!
Толпа разделилась на тех, кто подбадривал Воинов, и тех, кто ржал, глядя на единственную троицу, которая ещё не стартовала, а это были Иккинг, Рыбьеног и Камикадза.
Рыбьеног бежал всё быстрее и быстрее в совершенно противоположном океану направлении, выставив перед собой руки и причитая:
— Я не вижу, я не вижу!
а Иккинг и Камикадза бежали за ним, крича:
— Сюда, Рыбьеног, сюда!
Зрители хохотали, расступаясь, а бедный слепой Рыбьеног метался по берегу.
В конце концов Иккинг догнал Рыбьенога, споткнувшегося о чьи-то брошенные брюки, и с помощью Камикадзы ему удалось направить своего друга обратно в сторону океана.
И таково было смущение Иккинга от всего этого, что он почти с ОБЛЕГЧЕНИЕМ вошёл в перехватывающую дыхание, обжигающую грудь ледяную воду.
Иккинг был настолько подавлен унизительностью случившегося, что не понял, что произошло с его отцом и Большегрудой Бертой.
А произошло вот что. Стоик Обширный, Большегрудая Берта и Кишкомот Смертоносный с важным видом, вальяжно, топали к воде. Каждый из троих был уверен в собственной победе. Стоик позабыл о своём разочаровании сыном, когда вспомнил кое-что забавное.
— Знаешь что, Берта, — прошептал Стоик, по-дружески огрев Берту по плечу, — давай договоримся, не зависимо от того, кто из нас победит, проучить этого Кишкомота. Мы потребуем, чтобы он грёб через Угрюмое Море в ванной, со своими трусами на голове!
Большегрудая Берта расхохоталась и смеялась, пока слёзы не потекли по её волосатым щекам.
— Впервые за твою жизнь, Стоик, старый кабан, — пророкотала она, — у тебя хорошая идея! Замётано…
Как только они вошли в воду, Кишкомот хрюкнул Прохиндею, хитро подмигнул, и Прохиндей лукаво произнёс:
— Кишкомот заметил, что на вас этот старомодный ЖИР ТОЛСТОКРЫЛА… Он и вполовину не защищает от холода так же хорошо, как Багровое Костное Масло, которым пользуется Кишкомот… Вы намазываетесь, и больше уже не мёрзнете никогда. Действует до следующей зимы.
— О, Обрезки Ногтей Ног Тора! — воскликнула Берта, разочарованно оглядывая своё светящееся зелёное тело. — Я думала, что заполучила самое свежее супер-бупер средство!
Стоик в восхищении и с завистью уставился на яркий фиолетовый торс Кишкомота. Кишкомоту было так тепло под слоем Багрового Костного Масла, что от его татуированной груди поднимался лёгкий пар и тут же сдувался ветром.
— Кишкомот хочет, чтобы была честная борьба, — подобострастно улыбнулся Прохиндей. — Почему бы вам не попробовать этой штуковины, чтобы уровнять шансы? Мы оставили горшок как раз за вами, на краю воды… Нам больше не нужно, потому что достаточно намазаться один раз…
— Ну, это весьма мило с твоей стороны, Кишкомот! — просиял Стоик. — Но подождите, разве мы можем вернуться туда? Ведь Заплыв уже начался?
Прохиндей небрежно отмахнулся.
— О, нет… — весело заверил он Вождей. — Нет, Заплыв не начнётся, пока вы не начнёте плыть… Разве вы этого не знали?
Стоик и Большегрудая Берта сказали:
— Ах, да, конечно, — и кивнули с умным видом, как будто они и в самом деле всё это знали, затем повернулись и с трудом выбрались из моря, чтобы поднять маленький чёрный горшочек Костного Масла, лежащий всего лишь в паре футов за кромкой воды…
— Лживый Кишкомот! — возмутился Стоик, сплюнув с отвращением. — Действительно справедливая борьба! Посмотри! Тут абсолютно ничего не осталось!
Разве что ничтожно крохотная фиолетовая капля на самом дне, вряд ли достаточная, чтобы намазать большой палец ноги Стоика.
Оказалось, что это не единственное, в чём Кишкомот провёл их.
Стоик вскинул глаза, когда понял, что вся толпа вокруг него онемела от изумления и разочарования. Хулиганы, в частности, в смятении рвали на себе бороды. А прямо перед Стоиком и Большегрудой Бертой стоял Главный Судья в очках на кончике носа, выглядя ещё более подавленным, чем когда-либо.
— Соболезную, — буркнул Главный Судья, угрюмо записывая их имена на пергаменте. — ВЫ Первые вернувшиеся Мужчина (и Женщина). У вас ничья. Как пишется «Берта»?
Стоик рассмеялся и похлопал Главного Судью по голове.
— О, нет! О нет, мой миленький Бани, я думаю, вы не понимаете Правила. Заплыв не начинается, пока ты фактически не начнёшь плыть…
— Конечно, я понимаю Правила, — спокойно произнёс Главный Судья. — Я Судья. Если ты выходишь из воды, ты закончил заплыв.
— Но… но… но… конечно, мы снова возвращаемся В ВОДУ! — в ужасе залепетала Большегрудая Берта.
— О нет, нет, — возразил Главный Судья. — Моё решение окончательно.
Стоик и Большегрудая Берта выглядели так, как будто вот-вот взорвутся.
— Старый Сморчок! — сумел наконец выдохнуть Стоик. — Скажи ему! Мы никак не можем ПРОИГРАТЬ Заплыв!
Старый Сморчок внимательно осмотрел двадцать песочных таймеров перед ним.
— Боюсь, вы проиграли, — печально подтвердил он. — И ровно за три минуты двадцать две секунды. Новый Рекорд Соревнования.
— Но я Чемпионка Архипелага по Плаванию! — заорала Большегрудая Берта, потрясая в воздухе огромным кулаком. — Берта Непотопляемая!
— НО КИШКОМОТ СМЕРТОНОСНЫЙ СКАЗАЛ, ЧТО ВСЁ БУДЕТ ОТЛИЧНО! — завопил Стоик. И только произнеся эти слова, до Стоика и Большегрудой Берты (которые, к слову, не были самыми сообразительными Вождями окрестностей), наконец-то дошло, что их одурачили.
Ещё две минуты назад Берта и Стоик вышагивали по песку, горделивые и напыщенные, как пара жирных петушков, настолько они были уверены в победе.
Теперь они выглядели, как пара спущенных огромных и красивых воздушных шаров. Груди Берты поникли, великолепные бицепсы Стоика обвисли.
— Мерзкий, бесчестный, подлый, Смертоносный вонючка! — выдавил Стоик сквозь стиснутые зубы. — Он подставил нас, чтобы мы проиграли Заплыв!