Кэбот медленно открыл глаза, испытывая острую боль, отдающую в висок. Молочно-белый свет приникал в комнату, начинало светать. Он моргнул и повернул голову, пытаясь понять, где находится. Боль пронзила голову. Кэбот закрыл глаза на секунду, пока острая боль не стала ноющей.

Он был в своей комнате, в своей постели. Что происходит? Как вспышки пронеслись в его сознании воспоминания о случившемся: он повалил Ли на землю, ужасный удар бревна ему по голове, док Уоррен. Поднеся руку к виску, он нащупал повязку и твердую шишку.

Кэбот лежал, не шевелясь, ощущая, как часто бьется у него сердце, вероятно от резких приступов боли. Он вдруг подумал о Ли. Краешком глаза он увидел, что она лежит рядом с ним на кровати. Он немного повернул голову в ее сторону.

Ли лежала на своей половине постели, повернувшись к нему лицом. Ее спутанные волосы разметались по щекам, шее, губам. Одна рука, сжатая в кулак, была протянула к нему. Она всю ночь спала рядом?

Да, она была рядом. Кэбот припоминал, что несколько раз просыпался и однажды проглотил полную ложку какой-то горькой жидкости. Каждый раз, когда он просыпался, Ли забрасывала его глупыми вопросами: как его зовут, сколько ему лет, где он живет.

Черные круги обрамляли ее глаза. Несмотря на спокойный сон, она выглядела уставшей. Ли спала в том же голубом шерстяном платье, в котором приехала вчера на лесопильню. Нога в чулке высовывалась из-под юбки. Она наблюдала за ним, пока сама не заснула. Потеряла чувство бдительности.

Пока Кэбот смотрел на нее, незнакомая доселе теплота, как мед, разлилась у него в груди. Особое, ободряющее чувство. Он потянулся и поправил ее покрывало.

Вчерашний день помнился какими-то кусками. Ли была на лесопильне? Почему? Кэбот попытался вспомнить. Усилие стоило ему еще одного приступа боли.

Сказывалось действие лекарства. Он был в сознании, но составить общую картину случившегося не мог. Он очнулся один раз в конторе, затем здесь. Кто-то — Джек? — раздел его.

Но Ли была с ним всю ночь, держа его руку, предлагая воды, укрывая его, когда ему становилось холодно. Опять это странное чувство теплоты охватило его, растапливая зеледенелые уголки его сердца. Кэбот пытался понять свои чувства. Благодарность? Покровительство? Любовь?

Любовь?

Он отверг эту мысль. А что вообще он знал о любви? Разве не сказал он ей, что хочет от нее только ребенка, ничего больше?

А как объяснить ее страстное желание смотреть на него томными глаами, ласкать, приговаривая сладким голосом? Он жаждал ее, жаждал ее ласк, — он, который не любил чужих прикосновений, если он сам их не вызывал.

Кэбот недоумевал: уголки души, которые, казалось, навсегда закрытыми в нем, вдруг открылись снова. Внезапно он вспомнил, почему Ли пришла на лесопильню вчера. Починить судно для Роберта. Все время — Роберт. Мысль о любовных отношениях с Ли показалась ему смехотворной.

Потому что она уже любила другого. Мертвого.

Он закрыл глаза. В голове застучало: Кэбот, Роберт, Ли — снова и снова, как молитва, и Роберт всегда оказывался между ними.

— Кэбот! — Холодная рука дотронулась до его мокрого от пОта плеча.

Он напрягся, пытаясь скрыть дрожь от ее прикосновения. Он не хотел этой любви так же, как она. Кэбот открыл глаза, посмотрел на Ли и поразился участливому и нежному выражению её лица.

— Я в порядке, — сказал он, осознавая вдруг, что уже пытается ободрить ее.

Она приподнялась и прижалась к нему, всматриваясь в повязку на голове.

— Кажется, опухоль немного спала.

— Я хорошо себя чувствую, — коротко отозвался он. Прядь каштановых волос упала ему на щеку. Он чувствовал запах теплой кожи и лимона. Пульсация в висках опустилась ниже живота. — Я бы хотел встать.

— О нет, — Ли отодвинулась от него, становясь на колени. — Доктор Уоррен сказал, что тебе лучше быть в постели, пока он не приедет.

— Я вряд ли смогу лежать в кровати и ждать, когда у него найдется время заехать. — Кэбот избегал встречаться с ней взглядом, чтобы она не прочла желания в его глазах.

— Ты сильно пострадал вчера, Кэбот. Пожалуйста, скажи, что будешь в постели, пока он не приедет, — мягко и терпеливо повторяла она.

«Интересно, это Джек снял с меня ботинки и носки». Кэбот не помнил. Раздражение вспыхнуло в нем. Кэбот внимательно посмотрел на Ли.

«Она видела шрамы».

Он понял это по мягкости и жалости в ее серых глазах, по тому, как она отпрянула от него, боясь причинить ему лишнюю боль.

Кэбот был в ярости. Он смотрел на Ли, ожидая, что она откажется от своих чувств. Этого не происходило, но произойдет. Так было всегда.

— Хорошо, я останусь в кровати, пока доктор Уоррен не придет сюда, — согласился он скрепя сердце.

«Почему она не слезает с кровати, а продолжает смотреть на меня, как на уродца в цирке-шапито?» — подумал он и согнув ноги, попытался хотя бы сесть.

— Который сейчас час?

Казалось, Ли удивилась его вопросу, потом слезла с кровати и обошла ее с другой стороны. Одежда Кэбота была перекинута через высокую спинку кресла-качалки, и она вытянула оттуда его брюки. Сунув руку в карман. Ли достала часы, взглянула на них и, секунду помедлив, протянула ему:

— Они сломались. Наверное, вчера, когда ты упал. Услышав неподдельное огорчение в ее голосе, ему захотелось бросить что-нибудь с размаху. Его подтолкнул немой вопрос в. ее глазах. Она хочет узнать, откуда у него эти шрамы, но он не скажет. Кэбот провел последние двадцать лет, стараясь забыть об этом. Он потряс головой:

— Одно с другим не связано.

— Я могу спуститься вниз и посмотреть, , на больших часах.

— Это не так важно, — Кэбот приподнялся, опираясь на локоть.

— Что ты делаешь? — закричала Ли, кидаясь к нему.

— Могу я в конце концов штаны надеть? — — Он скривился от нового удара боли.

Кэбот опустил ноги на пол, отдавая себе отчет в том, что одеялом он укрыт от живота до бедер.

Ли скользнула взглядом по его ногам, затем посмотрела в лицо с немым вопросом в глазах.

— Пожалуйста, Кэбот. Доктор Уоррен не хотел, чтобы ты вставал с кровати, пока он не осмотрит тебя, — просила она с мольбой в голосе, и Кэбот почувствовал, что у него нет сил сопротивляться. Он откинулся на кровать, засунув ноги — под простыню и натянув на себя одеяло. Комната пошатнулась на секунду, затем снова вернулась на место. Голова кружилась.

— Хочешь поесть что-нибудь? — Ли стояла на достаточном расстоянии от кровати, как будто знала, что Кэбот не хочет, чтобы она дотрагивалась до него. Или, возможно, она сама этого не хотела?

— Нет, ничего не надо.

Они услышали, как внизу остановилась повозка, и Ли выглянула в окно.

— Приехал доктор Уоррен. Пойду открою ему. — Она поспешила к двери, бросив на ходу: — Пожалуйста, не вставай. ,

Кэбот еле заметно кивнул, опасаясь новой вспышки головной боли. Когда Ли вышла из комнаты, он немного расслабился. Только что она смотрела на него с любопытством и жалостью, а он не мог выносить ее жалостливого взгляда. Ничего, скоро все изменится.

У него разболелись ступни, и он подвигал пальцами, чтобы боль утихла. Ему бы хотелось, чтобы его новые чувства к Ли также утихли.

Через четверть часа доктор Уоррен закончил осмотр.

— Весь день вам надо оставаться дома.

— Как дома? — Кэбот повысил голос и сразу же пожалел об этом. — Я не могу…

— Я оставлю еще опиума, — продолжал доктор. — Я говорю очень серьезно. Вы можете передвигаться по дому сколько захотите, но я попрошу Ли приглядывать за вами.

— Но она не сможет сидеть со мной весь день. У нее дела на работе, такие же как и у меня, — пробормотал Кэбот. Боль вспыхнула где-то в середине черепа такая сильная, что ему было больно смотреть.

Ли поднялась с кресла-качалки, на котором она сидела все время осмотра.

— Я побуду с ним, доктор, не волнуйтесь. Что — нибудь еще нужно?

— Если у него начнется головокружение, немедленно уложите его в постель.

— Я прослежу за этим. — Ли многозначительно посмотрела на Кэбота.

Странное чувство нежности возникло опять. Он вдруг испытал острое желание подойти к ней, схватить за плечи и засмеяться.

Ли с доктором вышли из комнаты, были слышны их шаги вниз по лестнице. Кэбот нахмурился. Ему не хотелось лежать весь день в кровати и быть в постоянной близости к Ли. Если судить по сегодняшнему дню, то новые чувства к ней будут одолевать его.

На самом деле Кэбот не любил Ли Беккер. Он просто хотел ее с той же силой, с какой когда-то хотел иметь лесопильню, потом собственный дом. Нет, он не любил Ли. Ожидая ее в гостиной в рождественское утро, Кэбот повторял себе это снова и снова. Он стоял между диваном и елью, купаясь в лучах утреннего солнца.

Возможно, он путал любовь со смешанным чувством желания и благодарности? Ли мужественно выхаживала его последние два дня.

Кэбот посмотрел на дерево, украшенное белыми и красными ленточками, на свечки, стоявшие на каминной полке. Запах хвои витал в комнате.

Он не мог не оценить ее нежности по отношению к себе. Он же будет с ней вежлив, но не более того. Ли ведь и не намекала на возможность чего-либо большего с его стороны. После несчастного случая она была сама любезность, сама предупредительность, — вела себя как человек, увидевший какую-то несправедливость и пытающийся взять всю вину на себя. Она всегда была рядом, всегда была готова помочь, но ее незаданные вопросы по поводу шрамов создавали между ними пропасть.

Кэбот не винил ее в этом. Ему и раньше приходилось быть объектом такой жалости. Он всегда сопротивлялся этому и никогда никому не рассказывал о своих шрамах. Никому, кроме Джека. Не потому, что они были уродливы, а потому, что напоминали о человеке, которого больше не существовало. К сожалению, теперь, зная о том, что Ли видела шрамы, Кэбот стал вспоминать свои старые, почти забытые тайны. Последние два дня он все время старался подавить в себе чувство дискомфорта и одиночества.

Кэбот глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от воспоминаний. Он подошел к окну и посмотрел вниз, на свой подарок Ли. У крыльца стояла повозка — черная, сверкающая. Это был вариант английской коляски с сиденьем для двоих. Понравится ли ей? Ей, несомненно, нужно было что-то, чтобы ездить в контору, нечто более удобное и надежное, чем ее старая коляска.

Послышалось шуршание юбок, и Кэбот обернулся. Сердце его замерло, грудь сжалась от волнения. Ли стояла в дверях в темно-вишневом платье с низким вырезом, оголявшим плечи и налитые груди; ее кожа, гладкая и нежная, как жемчуг, сверкала в золотых солнечных лучах, льющихся через окно в комнату.

Ее распущенные волосы спускались на плечи и струились вниз по спине. Он блуждал по ней взглядом, отмечая каждую деталь: от тонкой талии до черных туфелек, видневшихся из-под платья.

— С Рождеством! — сказала она. Краска залила ее шею и грудь.

Кэбот, еле переводя дух, сосредоточился на одной детали: ее глаза по-прежнему излучали нежность и теплоту.

— Доброе утро, — ответил он, не отводя глаз от нее… Ли еще гуще покраснела и сделала шаг к нему:

— У меня есть кое-что для тебя. — В руке она держала завязанный платочек с инициалами: «Л.Э.М».

Ли Элизабет Монтгомери. Ему было приятно это увидеть. Она протянула ему что-то, но он перевел взгляд на ее лицо.

— Ты сказала, что у тебя есть что-то для меня? Кэбот и не думал, что она сделает ему подарок. Он посмотрел на платочек, чистенький и аккуратно завязанный. Чувство неловкости сковало его, но он превозмог себя и взял подарок. В платочек были завязаны новые часы — взамен тех, которые разбились во время несчастного случая на лесопильне. Кэбот улыбнулся:

— Спасибо. Они замечательные, просто прекрасные. — Он взглянул на нее, поглаживая позолоченный футляр.

Ли подошла к нему, и он остро почувствовал запах лимона и вербены, исходивший от нее.

— Тебе нравится? Я подумала, что тебе понадобятся новые, после несчастного случая. Я… сделала там надпись.

Он удивленно вскинул брови и поднял крышечку часов, чтобы прочесть: «К.А.М., Рождество, 1873». Он еще раз улыбнулся:

— Откуда ты знаешь мое второе имя?

— Джек сказал мне. Аарон, правильно?

— Да. — Кэбот провел пальцем по гравировке.

— Ну, слава Богу, с Джеком ведь никогда не знаешь наверняка.

Он снова стал изучать часы, поворачивая их на ладони, и вдруг испытал некоторое замешательство по поводу этого подарка.

Часы были прекрасной ювелирной работы и очень нужны ему. Кэбот зажал их в руке и встретился взглядом с Ли. Она глядела на него неуверенно, как будто . боясь, что ему не понравится подарок.

— Спасибо. Я их все время буду носить.

— Хорошо. — Она натянуто улыбнулась. — Сейчас я накину плащ и буду готова ехать.

— Подожди, у меня тоже есть для тебя подарок. — Кэбот положил часы в карман брюк вместе с платком.

— Для меня? — Ли оглядела гостиную.

— Это — на улице.

«Понравится ли ей? Может, лучше было бы подарить какое-нибудь украшение?» — вдруг заволновался Кэбот. У него разболелись ноги.

— Пойдем?

— Давай, — Ли прошла с ним до входной двери и вышла на крыльцо. У нее перехватило дыхание от восторга. — Это мне?

Она постояла секунду, потом кинулась осматривать повозку. Серый стоял спокойно, помахивая хвостом, пока Ли рассматривала упряжь.

— Восхитительно! Почти как экипаж, только я сама буду им управлять! Ой, Кэбот, это замечательно! — Она продолжала восхищаться большими деревянными колесами, съемным верхом.

— Тебе, действительно, нравится?

Кэбот увидел, как изменилось ее лицо: впервые за два дня Ли смотрела на него без жалости во взгляде, как на мужчину, которого она выбрала и за которого вышла замуж.

— Мне очень нравится повозка. И ты уже запряг ее, так что мы сможем поехать к родителям на ней.

— Да. — Кэбот снова почувствовал к ней непреодолимую нежность, которую впервые испытал, проснувшись на следующй день после аварии и увидев ее рядом в кровати. Он старался прогнать, затушевать это чувство.

— Если ты готова, то поедем скорее.

— Я только возьму плащ. — Она еще раз взглянула на повозку, затем подбежала к крыльцу и остановилась перед Кэботом. — Мне очень, очень нравится. Спасибо.

— Не за что. Я рад, что она тебе понравилась. — У Ли спутались волосы на плече, и он пересилил себя, чтобы не дотронуться и не распутать их. — Иди скорее, а то замерзнешь на улице.

— Да-да. — Ли поторопилась внутрь, чтобы снять свой плащ с вешалки.

Кэбот смотрел на Ли, страстно желая прикоснуться к ней.

— Давай, я помогу тебе надеть.

Она повернулась спиной к нему, ее шелковистые волосы манили его, он хотел погладить их. Вместо этого Кэбот взял у нее плащ, отороченный мехом, и накинул ей на плечи.

Они одновременно дотронулись до застежки, ее пальцы коснулись руки Кэбота, и он вздрогнул. Ли в смущении отдернула руку.

Сглотнув, Кэбот убрал руку, предоставляя ей возможность самой застегнуть плащ. Пытаясь скрыть свое расстройство, он снял с вешалки пальто, быстро надел и отошел к двери, чтобы подождать ее.

Ли покорно подошла к нему, снова с тем же выражением на лице, которое было у нее все последние дни. Кэбот тихо выругался. Значит, они опять вернулись к тому, с чего начали? А ему-то что до этого? Он вел себя, как будто был влюблен в нее, а это было смешным. Он просто хотел спать с ней. И хотел, чтобы она этого хотела.

Он дотронулся до часов, лежащих у него в кармане: что-то его беспокоило в связи с этим подарком. Но что, он не мог понять. Или Ли его беспокоила?

Кэбот помог Ли забраться в коляску, отпустив ее руку, как только она устроилась на сиденье. Он сел с другой стороны, взял в руки поводья и тронул серого. Кэбот не представлял себе, как он сможет провести целый день в компании Ли и всех Веллингтонов.

За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, находясь в постоянном напряжении. «Так же будет и у Веллингтонов, — подумал Кэбот. — И кто-нибудь обязательно помянет Роберта Беккера».

С другой стороны, день, проведенный с Веллинг-тонами, мог стать прекрасной возможностью, чтобы разобраться в своих чувствах к Ли. Ее семья прекрасно знала, что они женились без любви и что Ли до сих пор любит своего первого мужа. Да, это могло прояснить чувства Кэбота.

Но все получилось по-другому. Они были встречены очень радушно и тепло, и так продолжалось весь день. И хотя Кэбот не мот утверждать, что Гейдж был дружелюбен, все же он вел себя прилично. Единственный напряженный момент возник, когда они встали около стола, чтобы произнести молитву перед едой. Ли стояла рядом с отцом, и Гейдж занял место рядом с ней с другой стороны, но их мать выразительно посмотрела на него, Гейдж перешел на другое место, и тогда Кэбот встал между Ли и ее матерью.

Остаток дня дом был наполнен шумом и гамом детей Эммета — Ли и Селинды. В общем Кэбот был доволен собой. Только иногда он вновь со смутным беспокойством вспоминал о часах, а в остальном чувствовал себя принадлежащим этой семье. Беда была в том, что он не принадлежал Ли.

Когда они уже попрощались и сели в коляску, Кэбот вдруг понял, что его беспокоило в ее подарке. На нем не было написано ни слова о ней. Ничего, что бы говорило, кто подарил ему эти часы.

Пока они ехали в сумерках, мысли роились в его голове. Этот подарок прекрасно соответствовал их отношениям. Ли не принадлежала ему — ни физически, ни духовно. И будет ли принадлежать когда-нибудь?

Кэбот старался сдержать свое расстройство и быть терпеливым. Но такая близость к ней невольно лишала его самообладания. Он хотел заставить ее забыть Роберта Беккера и думал, что смог бы это сделать, если бы знал, с чего начать.

Ли неуверенно окликнула его, прервав его мысли:

— Кэбот?

— Да? — Он посмотрел на нее, отметив, как луна озаряет ее волосы и плащ серебряным светом.

Ли облизала губы и встревоженно посмотрела на него:

— Я хочу спросить тебя о чем-то. Ты, конечно, имеешь полное право мне не говорить, но я надеюсь, что скажешь. Я ждала, что…

— Что? — Кэбот открыто посмотрел на нее, ожидая, что она наконец спросит его о шрамах.

Она глубоко вздохнула и, откинувшись в угол сиденья, села так, чтобы видеть его лицо.

— Я видела твои ноги и не могу себе представить, как можно жить с этим…

— Ты к этому привыкнешь, — прорычал Кэбот. Он ожидал, что Ли будет испытывать отвращение, он знал, что так и случится. — Скоро ты забудешь об этом.

— Я не имела в виду себя. Я имела в виду тебя. — Голос ее задрожал, и Кэбот бросил взгляд на нее.

В глазах ее блестели слезы. Ему не нужна была ее жалеть. Он старался подавить в себе злость и говорить более сдержанно.

— Ли, прекрати так смотреть на меня. Я не чудовище!

— Я так и не думаю. — Она с трудом дышала. — Мне очень жаль тебя из-за этих шрамов. Они не отвращают меня от тебя. Я просто хочу знать, откуда они у тебя?

— Что это значит, что они не отвращают тебя от меня? — Кэбот пытался не повышать голос. — Конечно, отвращают. Ты стараешься не смотреть мне в глаза с тех пор, как увидела шрамы.

— Это неправда.

— Да? Ты обращаешься со мной, как с бродягой, о которого можешь испачкаться, если подойдешь ближе. Ты не причинишь мне боли, Ли. Шрамы давно зажили.

Но не все. Она нанесла ему сегодня новые раны. Она обиделась, возразила:

— Но ведь это смешно! Я просто старалась быть заботливой по отношению к твоим ранам. Я хотела спросить тебя раньше, но доктор Уоррен предупредил меня, что не надо тебя волновать. Я не хотела пробудить неприятные воспоминания.

Значит, она ждала, когда он выздоровеет? Это звучало резонно. Разве она не пыталась вести себя безупречно?

— Извини меня. Я не хотел быть грубым с тобой.

— Все в порядке, Кэбот. — Ли тронула его за руку, пытаясь привлечь к себе его внимание. — Ты расскажешь мне, как ты получил эти шрамы? И шрам на груди?

Его рука напряглась, держа вожжи. Кэбот не боялся воспоминаний, он колебался, говорить или нет.

В нем есть нечто такое, чего он предпочитал ей не открывать, что похоронил много лет назад. Но внезапно он осознал, что хочет поделиться этим с ней.

Кэбот понял, — что влюблен в нее. Этого нельзя больше отрицать. Полюбит ли она его или нет, он хочет — нет, он нуждается в том, чтобы Ли знала все о нем и приняла его прошлое. До сих пор она так и делала. Что будет дальше?

Она тихо сидела возле него, засунув руки в карманы плаща. Коляска ехала рядом с лунной дорожкой. Было холодно, но верх коляски защищал их от ветра.

Кэбот глубоко вздохнул и начал рассказ:

— Мне было двенадцать лет, когда я впервые решил сбежать из приюта. Джон Бутчер был нашим наставником, и он со всеми очень жестоко обращался. — Слова получались какими-то неестественными, высокопарными, но какое-то ощущение свободы заставляло его продолжать: — Как бы то ни было, я планировал свой побег в течение трех дней. Как один из старших мальчиков, я должен был браться за всякую случайную работу в городе. Я отдавал Бутчеру все деньги, которые зарабатывал, и он всегда после этого напивался. Я дождался, пока он ушел, а потом убежал. Я успел добежать до Миссисипи, прежде чем он пой-„ мал меня. Уж не знаю, как он узнал о моем побеге, но узнал. Всю обратную дорогу он избивал меня.

Обжигающая боль и отвратительный запах горящей плоти вспомнились ему. Кэбот запнулся. Он крепко сжимал в руках поводья, чтобы сдержать дрожь в руках.

— Я думал, что он посадит меня в ящик на четыре — пять дней, как он обычно делал, когда я злил его. Он поступил со мной так и на этот раз, только прежде опалил мне ноги горящей лучиной. Он не очень крепко связал меня, и я смог отпихнуть его. Тогда он уронил лучину мне на грудь.

Кэбот смотрел прямо перед собой, его ноги пылали от боли воспоминаний. Если бы Ли вдруг заплакала и сказала, что «ей очень жаль», он был сломался и не стал продолжать дальше. Несмотря на то, что он сам хотел поведать ей о своем прошлом, его история вызвала в нем бурю разнообразных чувств — ярость, отвращение к себе, отчаяние, одиночество. Спазмом сжало горло, капли пота стекали по рукам, пока он ждал каких-нибудь слов от нее.

Дрожащим голосом она спросила:

— Ты пытался убежать еще раз?

— Да, еще один раз. Мне было уже пятнадцать, когда я повторил свой побег и добежал до Мыса Жирардо. Там я и встретил Джека и твоего дядю Эндрю. — Он не мог поднять на нее глаз.

— Кэбот, я хочу узнать больше, но, если ты не захочешь ничего говорить, я пойму тебя.

Он помолчал минуту, наблюдая за ритмичными движениями лошадиного хвоста. Дрожь пронзала его, сердце билось так, как будто он бежал всю дорогу. Тихое спокойствие ночи, равномерное поскрипывание колес постепенно успокоили его нервы. Он с удивлением обнаружил, что наряду с неприятными чувствами пришли и другие — обновления, очищения души.

— Если хочешь спросить меня еще о чем-нибудь, давай. Хотя не знаю, что еще я могу добавить.

— Ч-что значит: он сажал тебя в ящик?

Кэбот смотрел на нее, и выражение сострадания на ее лице больше не раздражало его: Ли переживала его боль как свою.

— Когда мы злили его, он запирал нас в ящик с маленьким отверстием для воздуха и не давал ни еды, ни питья. — Кэбот бросил настороженный взгляд на нее, ожидая увидеть отвращение на ее лице. — Мы не могли ни помыться, ни сходить по нужде, пока не заканчивалось время наказания.

Боль переживаний заострила черты ее лица. Некоторое время Ли молчала, затем мягко спросила:

— Поэтому ты теперь так часто принимаешь ванну?

— Думаю, что да. — Вопрос смутил его. «Хотя, — отметил он про себя, — если она что-то замечает во мне, то, значит, я ей небезразличен».

Он посмотрел вперед на дорогу, ведущую к их дому. За этот короткий остаток пути Ли задала ему еще десяток вопросов, и он говорил, говорил, говорил… Он рассказал ей, как тетя Лу отослала его назад в приют, к женщине по имени Констанс Прайс. Он рассказал ей то, чего она не знала о его пребывании с Джеком и Эндрю.

Когда они подъехали к дому, Кэбот был возбужден и полон надежд. Откровенный разговор с Ли необычайно сблизил их и дал ему надежду на то, что она испытывает к нему какие-то новые чувства.

Может быть, Ли сама еще этого не понимала или не хотела замечать, но он видел, как она слушала его, как говорила с ним, как дотрагивалась до него. И хотя призрак Роберта Беккера по-прежнему присутствовал в их отношениях, теперь Кэбот был готов к борьбе с ним.

Коляска подкатила к крыльцу, Кэбот спрыгнул вниз и подошел к Ли, чтобы помочь ей сойти. Он провел ее под руку по ступенькам крыльца, удивляясь тому, как приятно ему было дотрагиваться до нее — не для удовольствия, а для того, чтобы поддержать ее, защитить, убедиться, что она рядом.

Кэбот открыл дверь, и Ли вошла в дом.

— Я пойду поставлю коляску и поднимусь наверх.

— Кэбот, -т тронула она его за рукав. Он повернулся лицом к ней. — Спасибо за то, что рассказал мне о себе. Я знаю, что это было нелегко.

Он отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз. Ее теплый, спокойный взгляд ободрил его. Ему захотелось поцеловать ее в губы так сильно, чтобы она забыла о Роберте Беккере.

Кэбот осторожно дотронулся до нее, давай ей путь к отступлению. Он устал контролировать каждый свой импульс по отношению к ней. Она была его женой. Его, а не Роберта Беккера. Ли позволила ему притянуть себя ближе.

Нежный запах ее тела подействовал на него, как стакан хорошего виски. «Будь осторожен!» — предупредил он себя. Глаза их встретились. Кэбот легко держал Ли за талию, не желая создавать для нее ловушку. Он наклонил голову и слегка коснулся губами ее рта, затем поцеловал сильнее.

Пальцы его крепче сжали ее талию. Ли раскрыла свои мягкие влажные губы навстречу его губам. Его яэык прошелся по линии ее рта, затем скользнул внутрь.

Он нащупал бархатную влажность ее языка, постепенно высвобождая свой пыл. Кэбот затрепетал от прикосновения ее рук, которые теперь лежали на его груди. Он ощущал биение ее сердца, дыхание его смешалось с ее дыханием.

Она открыла рот шире, чтобы дать волю своему языку ласкать его рот, лицо. Руки ее сжались в кулаки, и он отпрянул, давая ей возможность овладеть собой, не желая принуждать ее.

Ли открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взором. Ее глаза желали, звали его. Но доля сомнения тоже была в ее взгляде.

Кэбот осознавал, что сегодня они добились многого. Он отинулся назад, пытаясь овладеть собой. Одна мысль удерживала его на расстоянии: он ответила ему. Сама, без принуждения, открыто, свободно. Скоро она придет к нему.

Хриплым, низким голосом он сказал:

— Пойду лучше поставлю коляску.

— Да, — прошептала Ли.

Ее руки спокойно лежали на его груди. Он чувствовал на своей щеке ее неровное быстрое дыхание. Трясущимися руками он убрал ее руки. Она вся дрожала, так же как и он.

— Спасибо. За коляску. — Ли, не отрывая от него затуманенных серых глаз, сделала шаг назад, затем другой.

Ему было жарко. Он кое-как улыбнулся ей и мягко сказал:

— С Рождеством!

Кэбот смотрел, как она поднималась вверх по лестнице, пожирая взглядом ее оголившееся плечо.

Огонь желания в его членах постепенно угасал. Чувство разочарования брало верх, затуманивая то наслаждение, которое он испытал от ее поцелуев. И сегодня, рядом с этой прекрасной женщиной, он должен будет просто спать…