Суббота, 12 декабря 2015 года,

7 часов 2 минуты утра

Бакстер пять раз сбрасывала будильник, прежде чем ей удалось кое-как подняться с постели. Душ она принимать не стала, лишь почистила зубы, побросала в чемодан вещи и кое-как накрасилась. Ей удалось отделаться двухминутным опозданием и выглядеть при этом сравнительно прилично, но в коридоре она никого не обнаружила.

Меньше чем через минуту из номера Руша донесся тихий стон. Громко щелкнул замок, и на пороге вырос сам агент, не в лучшем виде. Бакстер заподозрила, что он всю ночь проспал, не снимая костюма. Он явно (но безрезультатно) попытался пригладить непослушные волосы и, несмотря на солнцезащитные очки, закрывался рукой от света коридорных ламп.

– Доброе утро, – прохрипел Руш, принюхиваясь к подмышке пиджака.

Судя по выражению его лица, обниматься с ним на прощание не стоило.

– Как вам удается выглядеть так?.. – агент на мгновение умолк, опасаясь произнести какую-нибудь бестактность.

– Как «так»? – шепотом спросила Бакстер, понимая, что постояльцы соседних номеров все еще могут спать; он тоже, казалось, спал на ходу, спрятав глаза за солнцезащитными очками.

– …хорошо, – сформулировал он наконец.

Семинары на тему сексуальных домогательств на работе, куда их силком гоняли всем отделом, не пропали даром.

– Годы практики, – ответила Бакстер, – очень много практики. Что же касается ваших темных очков, то штришок милый… я бы даже сказала, тонкий.

– Я тоже так подумал, – кивнул Руш и тут же понял, что об этом жесте до конца дня придется забыть.

– Зачем вы вообще взяли темные очки? Тут на улице минус пять.

– Отражения, – бросился защищаться Руш, – чтобы за рулем не болели от яркого света глаза.

– Вот оно что, – скептично протянула Бакстер.

В этот момент распахнулась дверь еще одного номера, и из него, безупречная как всегда, вышла Кертис, прижимая к уху телефон. Неизменно оставаясь профессионалом, она весь вечер никак не могла допить одну бутылку пива и в девять часов ушла из бара. Перед тем как покинуть бар, она извинилась перед коллегами и подошла к Бакстер и Рушу, которые сидели в укромном месте за небольшим столиком у окна. К сожалению, каждый из них допивал уже третий бокал, они только что заказали еды и уходить никуда не собирались.

Теперь безукоризненная Кертис кивнула Бакстер и окинула расхристанного коллегу долгим, сердитым, осуждающим взглядом. Покачала головой и направилась к лифту.

Руш с невинным видом посмотрел на Бакстер.

– Ну что, помогли очки? – с ухмылкой спросила та и покатила по коридору свой чемодан на колесиках.

Было решено, что за руль лучше всего сесть Кертис. Бакстер устроилась сзади, а Руш открыл окно со стороны пассажирского сиденья и направил на себя струю обогревателя. Едва черный автомобиль ФБР отъехал от отеля, как их тут же поглотило море почти неподвижных такси, напоминавших свежую полосу желтой краски.

В салоне журчала полицейская рация, диспетчер переговаривался с патрульными на дорогах, перед каждым новым сообщением звучал веселенький сигнал. Насколько Бакстер могла понять, прошедшая ночь в городе, который никогда не спит, выдалась особенно бурной. Правда, о многом она могла только догадываться, так как не была знакома с принятыми в Департаменте полиции Нью-Йорка кодами оповещения об инцидентах. Кертис была столь любезна, что разъяснила ей значение самых интересных вызовов.

В Лондоне уже наступило время обеда. Утро команда столичной полиции провела с пользой. Бакстер прислали новые подробности из жизни последнего убийцы, Патрика Питера Фергюса, которые она не преминула зачитать Кертис и Рушу:

– Шестьдесят один год. В последние два года работал уборщиком в компании с туманным названием «Консьюмер Кеа Солюшнз Лимитед». С полицией сталкивался лишь однажды, когда тридцать с чем-то лет назад был арестован за драку в пабе. Из близких только мать, страдающая деменцией… О боже!

– Что такое?

– Он подрабатывал Санта-Клаусом и именно на эту работу направлялся, когда походя решил убить ни в чем не повинную женщину-полицейского.

Руш, казалось, вмиг протрезвел, повернулся, посмотрел на Бакстер и спросил:

– Вы серьезно?

– Пожалуйста, только бы об этом не прознала Андреа, – простонала Эмили, не обращаясь ни к кому конкретно, – я даже с другого конца Атлантики вижу огромный заголовок: «Санта-убийца».

Они медленно тащились мимо Сити-холл-парк. Эмили выглянула в окно. Темно-серое небо над головой было готово в любой момент выполнить свою угрозу и разразиться снегопадом. Судя по вывеске, они приближались к Бруклинскому мосту.

Тут пришло эсэмэс от Томаса. Она недовольно воскликнула:

– Ну что там еще?

В котором часу ты возвращаешься?

Купил все необходимое для позднего ужина.

Бакстер задумалась, что написать в ответ, но в этот момент ее отвлекло сообщение по радиосвязи. Ее заинтересовал не столько смысл переговоров патрульных с базой, который напрочь от нее ускользал, – а изменившийся голос диспетчера. За те полчаса, что Эмили вполуха слушала рацию, женщина-диспетчер профессионально поставленным голосом сообщила оперативным группам о вызове по поводу серьезного насилия в семье, об умершем от героина наркомане и о мужчине, угрожавшем покончить с собой. При этом неизменно демонстрировала спокойствие и собранность… до настоящего момента.

– И что вы планируете сделать, когда… – начал Руш, не обращая внимания на переговоры, в которые вслушивались женщины.

– Тс-с! – цыкнула на него Кертис и сделала радио громче. В этот момент они как раз свернули и стали подниматься на мост.

– Десять-пять, – донесся из динамика немного искаженный мужской голос.

– Он просит ее повторить, – специально для Бакстер перевела Кертис.

Опять прозвучал веселый звуковой сигнал, никак не вязавшийся с тоном диспетчера, в котором явственно пробивалась тревога.

– Сорок два Чарли. Десять-десять Эф.

– Возможно, перестрелка, – прошептала Кертис.

– …Главный зал Центрального вокзала Нью-Йорка. Сообщение о стрельбе… Десять-шесть.

– Она просит его ничего пока не предпринимать, – сказала Кертис. Их машина подползла чуточку ближе к первой каменной опоре на въезде в город, той самой, с которой за несколько дней до этого сняли труп.

Вновь вернулся женский голос, напряженный и торопливый:

– Сорок два Чарли. Тридцать четыре Бой. Тридцать четыре Давид. Десять-тридцать девять Кью…

– Что это? – спросила Бакстер.

– Насколько я понимаю, диспетчер, не зная в точности, что происходит, снаряжает подмогу.

– Центральный вокзал, главный зал. Вооруженный преступник взял заложника… возможно, убил.

– Что, черт возьми, происходит?

– Десять-пять, – произнес какой-то полицейский, выражая то же чувство в цифрах.

– Мертвый заложник уже не заложник, – сказал Руш, – а труп.

Из слов диспетчера ничего понять было нельзя. Она явно хотела сообщить патрульным подробности, но не могла сделать этого по открытому каналу, который мог прослушать любой владелец рации за каких-то тридцать долларов.

– Десять-шесть… Центральный вокзал. Десять тридцать девять Кью… Десять-десять Эф… Десять-тринадцать Эф… Десять-одиннадцать Си…

– Объявляет тревогу, – прокомментировала Кертис, – объявляет боевую готовность агентам в штатском.

– Вооруженный преступник. Применение огнестрельного оружия! – продолжала диспетчер без всякой на то необходимости.

Потом приняла еще одно сообщение, передатчик уловил несколько резких щелчков в ее наушниках и послал их в эфир.

– Подтверждаю: десять-десять Эс. Преступник привязал себя к трупу.

– Привязал себя к трупу? Может, это один из наших, а?

Кертис включила сирену.

– Прошу прощения, Бакстер, но у меня такое ощущение, что вам придется задержаться здесь с нами подольше, – сказал Руш и повернулся обратно к Кертис, – поехали через мост, а потом… что вы делаете?!

Кертис резко вывернула руль, выехала на встречку и стала лавировать среди двигавшихся по трем полосам машин, ныряя в крохотные промежутки между ними. Потом покатила по пешеходной зоне у Сити-Холл-парк, распугав торговцев и туристов, которые отвечали ей неприличными жестами, отпрыгивая с дороги. Завизжали шины, машина резко взяла влево, потом крутанулась вправо, пахнув облачком горелой резины, и рванула к Бродвею.

Даже Бакстер дважды проверила, надежно ли она пристегнута. Она закрыла сообщение от Томаса, спрятала телефон и стала смотреть на проносившийся за тонированными стеклами город. О том, что она не вернется домой, ему можно будет сказать и потом.

Из-за бесконечного потока людей, выплескивавшегося через главный вход на улицу, Кертис пришлось остановить машину, не доехав до места назначения метров двести. Они зигзагами промчались мимо намертво застрявших в пробке на 42-й улице автомобилей и рванули в сторону динамиков, без конца объявлявших об эвакуации. Миновали три патрульных автомобиля, брошенных на подходах к вокзалу, и через вход с Вандербильт-авеню ворвались внутрь.

Процессию возглавлял Руш, прокладывая дорогу среди перепуганных лиц и все явственнее с тревогой осознавая, что все вокруг хранят гробовое молчание. Завидев сотрудника Департамента полиции Нью-Йорка, выставленного у входа в главный зал, он подошел к нему сквозь плотный поток эвакуируемых пассажиров, вытащил удостоверение и сказал:

– Руш, Центральное разведывательное управление.

Молодой человек поднес к губам палец, махнул в сторону сводчатого прохода и едва слышно прошептал:

– Он там.

Руш кивнул и так же тихо спросил:

– Кто у вас старший?

– Плант, – ответил парень и показал на коридор, – восточный балкон.

Троица двинулась в обход, зашла с другой стороны и увидела взволнованного полицейского, разговаривавшего по рации с диспетчерской. Его седеющие усы шевелились в такт словам, которые он произносил тихим, злым голосом.

– Держите меня в курсе, – сказал он, дал отбой и поднял глаза на вновь прибывших.

– Плант? – Полицейский кивнул. – Специальный агент Руш, ЦРУ. Это Кертис, ФБР, это Бакстер, э-э-э… в общем, нет времени объяснять. Что мы имеем?

Бакстер быстро окинула взглядом внушительный главный зал – от лазурного потолка до мраморного пола, необъятного и от того еще более пустынного. Потом подняла глаза выше, на последний пролет лестницы западного балкона, упиравшейся в три огромных арочных окна.

Взгляд Бакстер упал на обязательные бронзовые часы над справочным бюро в центре помещения. В этот момент внутри будки мелькнул искаженный оконными стеклами фрагмент обнаженного человеческого тела – и тут же исчез из виду. Детектив отступила на шаг назад и спряталась за стену; сердце бешено стучало, глаза широко распахнулись, все чувства обострились – то, что она увидела, было по-настоящему страшно.

– Было четыре выстрела, – сообщил им Плант, – все в потолок, в нас не стреляли. Он… – полицейский на несколько мгновений умолк, уставившись невидящим взглядом в пространство, – у него там… мужчина, который… в общем, он его к себе пришил.

Стало тихо.

– Вы не могли бы рассказать подробнее? – спросил Руш.

Он не выказывал никаких эмоций, будто всего лишь просил коллегу описать подозреваемого.

– К его спине пришит труп белого мужчины.

– С высеченным на груди словом «Наживка»?

Плант кивнул.

Руш машинально посмотрел на Бакстер.

– Преступник что-нибудь говорил? – спросил он полицейского.

– Когда мы приехали, он был в шоке, – плакал, кричал, что-то бормотал, – а потом стал палить в потолок, и нам пришлось отойти.

– Известно, каким образом он ухитрился оказаться здесь… в таком состоянии?

– Свидетели видели, как он выбрался из фургона у главного входа. О подробностях я сообщил диспетчеру.

– Хорошо, – кивнул Руш, – где ваши люди?

– Один в западном крыле, один этажом выше, двое на платформах – не выпускают пассажиров из поездов.

– О’кей, – решительно произнес Руш, несколько секунд подумал, снял мятый пиджак и вытащил пистолет. – Поступим следующим образом: вы прикажете своим людям ни при каких обстоятельствах не открывать огонь по подозреваемому.

– Но если он… – начал было Плант.

– Ни при каких обстоятельствах, вам понятно? – повторил Руш. – Он для нас слишком важен.

– Руш, черт возьми, что вы задумали? – спросила Кертис.

В ответ он лишь вытащил наручники и сомкнул их на своих запястьях, чем и вовсе привел ее в ужас.

– Выполнять, – велел Руш Планту, не обращая на нее никакого внимания.

– Я вас не пущу, – запротестовала Кертис.

– Поверьте, – прошептал Руш, – этот план нравится мне еще меньше, чем вам, но мы ведь не можем без конца ловить только мертвецов, когда-то надо поймать и живого преступника. Может случиться так, что другого шанса разобраться в происходящем у нас просто не будет. Кто-то должен пойти к нему и поговорить.

Кертис посмотрела на Бакстер в надежде, что та ее поддержит.

– Он может застрелить вас, даже не дав открыть рот, – сказала Эмили.

– Верно подмечено, – ответил Руш, прикинул имеющиеся в наличии варианты, кое-как достал руками в наручниках телефон, набрал номер Кертис, активировал блютус и сунул аппарат в карман рубашки, – не отключайтесь.

– Выдвигайтесь, – сказал Плант в ответ на раздавшийся у него в наушнике голос, – десять-четыре.

Потом повернулся к Рушу и добавил:

– Через три минуты здесь будет группа быстрого реагирования в полной боевой экипировке.

– Значит, через четыре он будет мертв, – ответил Руш, – все, я пошел.

– Нет! – яростно прошептала Кертис и потянулась к нему, но он уже вышел в огромный зал, и ее пальцы лишь схватили воздух.

Руш поднял над головой скованные наручниками руки и очень медленно направился к часам. Если не считать приказа об эвакуации, автоматически повторяющегося каждые тридцать секунд, единственным звуком, который можно было различить в повисшей тишине, было эхо его шагов.

Только оно и больше ничего.

Чтобы не напугать человека, в ответах которого они так отчаянно нуждались, он принялся насвистывать первую пришедшую в голову мелодию.

Кертис держала в руке телефон, чтобы они все могли его слышать. Из крохотного динамика доносился стук каблуков Руша по мраморному полу. Она с трепетом ждала оглушительного выстрела.

– Он что, насвистывает песню Шакиры? – спросил Плант, всерьез сомневаясь в душевном равновесии человека, приказу которого ему только что пришлось подчиниться.

Кертис с Бакстер предпочли промолчать.

Руш был на полпути к часам. Окружавшее его пространство из сияющего мрамора становилось все шире, будто он выходил в открытое море. До него вдруг дошло, что до справочного бюро, выглядевшего этаким островком безопасности, было совсем недалеко. В боковом крыле он увидел еще одного полицейского, в ужасе взиравшего на него, – полицейский не предпринимал ни малейших попыток успокоиться, в то время как сам Руш медленно шел вперед, даже не догадываясь, какой ужас может его может поджидать.

Когда до справочной оставалось совсем чуть-чуть, он перестал свистеть и чуть не споткнулся… в двадцати шагах перед ним стоял мертвец. Совершенно нагой, с кровавой надписью «Наживка» на груди. Его голова склонилась вниз, будто пытаясь разобрать небрежно нанесенную татуировку. Невидимый ему убийца заплакал, отчего труп пришел в движение, подрагивая плечами в такт всхлипываниям.

Это, без сомнения, было самое ужасное зрелище из всех, которые Рушу приходилось видеть в жизни.

– Ну уж нет, спасибо, – пробормотал он, внезапно передумав.

Он повернулся, собираясь уйти, но в этот момент услышал отчаянный голос, обращенный к нему:

– Кто вы?

Агент вздрогнул, тяжело вздохнул, медленно повернулся, опять взглянул на мертвеца и ответил:

– Дамьен.

И приблизился еще немного – медленно и осторожно.

– Вы полицейский?

– В некотором роде. Я не вооружен, а руки у меня скованы наручниками.

Руш опасливо подходил все ближе, не понимая, почему убийца не оборачивается проверить его слова. Но тот стоял, задрав голову вверх, и не сводил глаз с ночного неба в сорока метрах над ними. Проследив за его взглядом, Руш и сам был заворожен: на изумительном сверкающем потолке были нарисованы золотые созвездия: Орион, Телец, Весы… Близнецы.

Близнецы сидели совсем близко друг к другу, их тела почти переплетались. Четыре ноги будто были общим достоянием братьев – неразлучных, неделимых, единых.

Руш в ужасе понял, что наблюдает почти такую же картину в нескольких шагах перед собой. А когда увидел, что «мертвец» всхлипнул в перерыве между двумя судорожными вздохами, почувствовал, как к горлу подкатила желчь.

– Боже праведный… Заложник жив! – прошептал он насколько смог громко, моля Бога, чтобы коллеги его услышали. – Повторяю: заложник жив!

Кертис повернулась к Планту, руки ее дрожали:

– Нам нужен врач. Что касается группы быстрого реагирования, введите их в курс дела перед тем как они пойдут на штурм.

Плант ушел выполнять приказание.

– Мы слишком далеко, – сказала Бакстер, испытывая в душе такое же потрясение, как и Кертис, – если что-то пойдет не так… Надо подойти ближе.

– Давайте за мной, – кивнула Кертис.

Руш подошел к «сиамским близнецам» почти вплотную. Их натянутая кожа была сшита огромными черными стежками, вдоль которых тянулся тонкий слой темной, запекшейся крови, словно служивший дополнительной спайкой. Сделав над собой усилие и приняв невозмутимый вид, агент наконец посмотрел на того, кто стоял за всем этим ужасом.

Обнаженная кожа преступника была сухой и бледной. Несмотря на холод, на ней проступил обильный пот, к которому примешивались слезы. Он был чуть полноват, выглядел не старше восемнадцати, его всклокоченные вихры напоминали волосы Близнецов на потолке. Раны от высеченного на груди слова, казалось, затянулись, и теперь оно стало его неотъемлемой частью. Взгляд красных от недосыпа глаз спустился с небес и остановился на Руше. Несмотря на заряженный пистолет в руке, парень мило улыбался.

– Ничего, если я сяду? – спросил агент, всем своим видом стараясь показать, что его нечего бояться.

Не получив ответа, он медленно опустился на холодный пол и скрестил ноги.

– Зачем задавать вопрос и не дожидаться ответа?

Агент инстинктивно глянул на пистолет в дрожащей руке парня.

– Я не могу с вами говорить. Мне… нельзя, – взбудораженно продолжал тот.

Он поднес к уху руку и оглядел зал, будто что-то услышав.

– Я веду себя невежливо, – с извиняющейся улыбкой произнес Руш, – вы пожелали узнать мое имя, в то время как я так и не удосужился спросить о вашем.

И стал терпеливо ждать. Парня явно разрывали противоречия. Он поднес к голове руку, будто мучаясь от боли:

– Гленн. – И зарыдал.

Руш продолжал ждать.

– Арнольдс.

– Гленн Арнольдс, – повторил агент для коллег, понятия не имея, слышат ли они их разговор.

Потом поднял глаза на потолок и непринужденно сказал:

– Близнецы…

Он понимал, что страшно рискует, затрагивая эту тему, но чувствовал, что время на исходе.

– Да, – ответил Гленн, улыбаясь сквозь слезы и тоже посмотрел вверх, – меня всегда окружает ночь.

– Что для тебя значат Близнецы?

– Все.

– В каком смысле? – заинтересованно спросил Руш. – Ты хочешь быть таким?

– Я и есть такой. Таким меня сделал он.

Обращенный к пустому залу «мертвец» страдальчески застонал. Руш мысленно пожелал жертве не приходить в сознание: он не мог даже вообразить, как потом оправиться от душевной травмы, очнувшись и обнаружив, что ты пришит к другому человеку.

– Он? – спросил агент. – Кто такой он?

Гленн затряс головой, ему было тяжело дышать. Стиснул зубы и поднес ко лбу руку.

– Ты что, не слышишь? – заорал он на Руша; Руш не отвечал, не понимая, какой ответ в глазах парня будет правильным.

Наконец охватившее парня неистовство пошло на спад.

– Нет, я не могу с вами на эту тему говорить. Особенно о нем. Какой же я дурак! Вот почему он велел мне просто прийти сюда и сразу все сделать!

– Не волнуйся, все в порядке, – мягко произнес Руш. До имени кукловода ему оставался всего один шаг, но он боялся сказать неверное слово из опасений получить пулю в лоб. – Забудь, считай, что я тебя ни о чем не спрашивал.

В дверях по периметру зала возникли бойцы группы быстрого реагирования.

– Ты сказал, что, придя сюда, должен был что-то сделать… Что именно?

Гленн даже не услышал вопроса. Он опять заплакал, а потом машинально поднял и опустил пистолет, словно проклиная себя за слабость.

Ситуация явно выходила из-под контроля.

– Это твой брат? – в отчаянии спросил Руш и показал на жертву, все громче заявлявшую о себе.

– Нет, пока еще нет, – ответил Гленн, – но скоро им будет.

– Когда?

– Когда нас освободят полицейские.

– Освободят? – переспросил агент. – Ты имеешь в виду убьют?

Парень кивнул. На его груди появилась красная точка. Глаза Руша проследили, как она переместилась на лоб.

– Вас никто не собирается убивать, Гленн, – солгал он.

– Нет, он сказал, что нас убьют. Им придется… после того, как мы убьем кого-то из ваших.

Агент вновь перевел взгляд на пистолет.

– Я не верю, что ты готов причинить кому-то вред, – сказал он обезумевшему парню. – Знаешь почему? Потому что у тебя для этого были все возможности, но ты так ничего и не сделал. Наоборот, стал стрелять в потолок, чтобы отпугнуть окружающих… и тем самым их спасти. Я прав?

Гленн кивнул и опять заплакал.

– Все в порядке. Я прослежу за тем, чтобы с вами ничего не случилось. Положи пистолет на землю.

Гленн на мгновение задумался и наклонился вперед, чтобы опуститься на колени, но в ту же секунду дико закричал, вырвав из кожи глубокий стежок. Пришитая к его спине жертва от боли пришла в себя, завопила от ужаса и заметалась, от чего соединявшие их швы натянулись еще больше. По их барахтающимся телам заскользила красная точка.

Гленн увидел на груди перекрестье лазерного прицела и понял, что его предали.

Он знал, что сейчас произойдет.

– Не стрелять! Не стрелять! – заорал Руш, вскочил на ноги, сделал шаг к «сиамским близнецам» и поднял руку, перекрывая спецназовцу линию огня.

Красная точка уперлась в его плечо.

Гленн поднял глаза, чтобы в последний раз посмотреть на Близнецов над головой, к которым ему вскоре предстояло вознестись, и навел на Руша пистолет.

– Не стрелять! – опять завопил тот: информация, которую мог предоставить парень, была гораздо ценнее его жизни.

«Брат» Гленна задергался, увлек его за собой, и резкий хлопок превратил красную точку на шее парня в зияющую кровавую рану. Выстрел цели не достиг, Руш услышал звук передергиваемого затвора, но было слишком поздно – умирающий уже взял его на мушку.

Дамьен закрыл глаза и задержал дыхание, на его лице отразилось слабое подобие улыбки.

Грянул оглушительный выстрел.