Понедельник, 21 декабря 2015 года,

11 часов 20 минут вечера

Руш припарковал «Ауди» Бакстер у дома 56 – зеленовато-голубого таунхауса на боковой улочке в престижном районе. Рождественские венки на дверях походили скорее на дизайнерский изыск, чем на банальное украшение. Снаружи на домах переливались бело-золотистыми огнями праздничные гирлянды, радуясь отсутствию в поле зрения пластмассовых Санта-Клаусов. Старомодные фонарные столбы – нерушимые черные башни на белом снегу – подобно городским маякам предупреждали о скрытых опасностях. Их теплое рыжее сияние было поистине очаровательно, но вместе с тем объясняло, почему все остальные кварталы города определились в пользу более современных, хотя и более уродливых вариантов, дававших хоть немного света.

Руш вышел из машины, прошлепал по грязи и распахнул пассажирскую дверцу. Из салона вывалилась Бакстер. Успев подхватить ее в последний момент, он потащил коллегу по тротуару к лестнице, упиравшейся во входную дверь. Потом подхватил ее на руки, отчего раны под повязкой тут же заныли, поднялся по ступенькам и, аккуратно прицелившись, нажал на звонок носком ее сапога.

Через сорок секунд, высосавших из него последний запас жизненных сил, Руш услышал внутри торопливые шаги. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, в проем выглянул мужчина, явно решивший прямо в пижаме сыграть в бадминтон, после чего дверь широко распахнулась.

– О боже, она умерла! – ахнул Томас, глядя на безжизненное тело Эмили.

– А? Господи, конечно, нет! Просто напилась, – объяснил Руш и повернулся, чтобы в качестве доказательства предъявить Томасу Эмили с фасада.

Ее голова безвольно болталась, рот был приоткрыт. Имея все основания считать, что она не отправилась на тот свет, Руш слегка ее встряхнул. В ответ она застонала.

– В стельку, – добавил он.

– Э-э-э… понятно… – ответил Томас в равной степени облегченно и удивленно. – Боже мой, что это я? Входите! Как это невежливо с моей стороны. Хм-м-м… Может, тогда отнесем ее в спальню?

– Лучше в ванную, – предложил Дамьен, прилагая немалые усилия, чтобы не уронить свою ношу и испытывая нехорошее подозрение, что «мы» в интерпретации Томаса означало только одно – помогать ему он не намерен.

– Да-да, конечно, лучше в ванную, – кивнул Томас и запер входную дверь, – она у нас наверху.

– Чудесно, – ответил Руш и направился через прихожую к лестнице, пошатываясь и тяжело отдуваясь.

Томас его немного удивил. Он, конечно же, был красив, как с журнальной картинки, но Руш ожидал увидеть кого-то… Немного подумав, Дамьен осознал, что вообще непонятно, чего он ожидал.

Он последовал за Томасом через спальню в примыкавшую к ней ванную и наконец опустил Бакстер на пол. Почти в то же мгновение она ожила и подползла к унитазу. Пока ее тошнило, Дамьен держал ее за волосы, в то время как Томас присел с другой стороны со стаканом воды.

– Кстати, я Томас, – представился он и автоматически протянул руку, которую агент был не в состоянии пожать, – ах да, извините, – спохватился он и убрал ее.

– Руш.

– А, так вы Руш, – улыбнулся он и озабоченно опустил глаза, когда Бакстер заерзала на полу, – первый раз вижу ее в таком состоянии, – признал он и спустил воду.

Дамьену удалось скрыть свое удивление тем фактом, что коллега рассказала о своей проблеме с алкоголем ему, а не своему бойфренду, с которым она уже восемь месяцев, – а кроме того, тем, что Томас настолько ненаблюдателен.

Пришла очередь Томаса схватить Бакстер за волосы – она снова потянулась к унитазу.

– Что случилось? – спросил он.

Руш подумал, что ему на эту тему распространяться не стоит. Что там Бакстер решит ему рассказать, ее дело. Поэтому он лишь пожал плечами, будто извиняясь, и ответил:

– Нераскрытое преступление… сами знаете, как это бывает.

Томас кивнул, вспомнив, что слышал этот аргумент и раньше, после чего сменил тему:

– Вы с Эмили, должно быть, очень близки.

– С кем?

Бакстер вскинула вялую руку.

– А, с Бакстер! Полагаю… Да! – решительно ответил Руш, когда осознал, сколько они пережили за короткий период сотрудничества, сколько ужасов насмотрелись. – Да, она для меня очень, очень много значит.

Бакстер звучно стошнило.

Обязанность держать ее за волосы опять перешла к Рушу.

Когда она полностью выплеснула содержимое желудка, он поднялся на ноги.

– Похоже, у вас здесь все под контролем, – сказал Руш Томасу, – поэтому я могу уйти.

Тут он кое-что вспомнил:

– У меня там для нее… маленький подарок. В машине лежит.

– Буду только рад, если вы положите его под елку вместе с остальными, – ответил Томас, – да, прошу вас, возьмите сегодня машину. Я сам завтра отвезу Эмили на работу.

Руш признательно кивнул и повернулся, чтобы уйти.

– Руш!

Тот обернулся.

– Она не особенно посвящает меня в свои дела. – Томас как будто решил подать заявку на конкурс «Преуменьшение года». – Поэтому… по возможности… в общем… приглядите за ней.

Руш застыл в нерешительности, не желая давать Томасу обещаний, которые ему не удастся сдержать.

– Остался всего один день, – уклончиво ответил он и вышел.

Бакстер пришла в себя в объятиях Томаса. К ногам прижималась холодная плитка, и она тут же ощутила свой шрам на бедре, даже не глядя на него. Ее брюки комом валялись в углу, но пропитанная потом рубашка все еще была на ней. Закутавшись вместе с Эмили в банное полотенце, Томас сидел в узком неудобном проеме между унитазом и стеной.

– Черт, – прошептала она, злясь на себя.

Она отстранилась от него, медленно встала, пошатнулась, приноравливаясь к вертикальному положению, и осторожно спустилась вниз.

Нарядная елка мигала огоньками – единственный источник света и тепла в темном доме. Бакстер прошла по комнате, опустилась перед елкой на пол и стала смотреть, как перенимают друг у друга эстафету цветные лампочки. Просидев так, будто под гипнозом, несколько минут, она заметила ангелочка, взиравшего на нее с верхушки. У нее в голове незваным гостем вновь зазвучал голос Леннокс, прошептав «утешительные» слова: «Богу просто понадобился еще один ангел».

Бакстер встала, сняла хрупкую игрушку и швырнула ее на диван. Почувствовав себя лучше, она принялась разгребать груду подарков, к которой сама она ничего не добавила.

Раньше она обожала Рождество, но в последние годы все празднование для нее свелось к просмотру пяти праздничных фильмов и, порой, возможности испортить ужин тем, кто имел неосторожность ее пригласить, – если удавалось вовремя уйти с работы.

Она потянулась к пульту, включила телевизор и уменьшила громкость так, что из динамиков исходил лишь невнятный гул. Ее необъяснимо обрадовал приуроченный к празднику повтор сериала «Фрейзер», и, не в состоянии стереть с лица улыбку, она стала раскладывать подарки на три кучки. Большинство, конечно же, предназначались ей, кое-что досталось Эхо, а вот Томаса оставалось только пожалеть.

Эмили взяла в руки непонятную упаковку странной формы и прочла прикрепленный к ней ярлычок:

С Рождеством, Бакстер. Его зовут Фрэнки.

Руш

Заинтригованная, подогреваемая радостным волнением на праздновании этого персонального мини-Рождества, а кроме того, чувствуя необходимость прикинуть цену, чтобы купить в ответ подходящий подарок, она разорвала оберточную бумагу и обнаружила пингвина в оранжевой шапочке – ту самую игрушку, которая ее восхитила в доме Руша… и когда-то принадлежала его дочери.

Эмили уставилась на птицу с дурацкой физиономией. Она никак не могла поверить, что Руш захотел преподнести ей в дар столь важную для него вещь. Но было и более сильное чувство – тягостная тревога, подозрение, что он решил, будто ему самому эта игрушка больше не понадобится, что какое бы испытание ни было ему уготовано, он не надеется выйти из него живым.

Бакстер положила Фрэнки на колени и придвинула к себе пакет с подарками от Эдмундса и Тиа. Заглянула внутрь и увидела на самом верху неподписанный белый конверт.

Она о нем совершенно забыла.

Эмили взяла его в руки, держа прямо над Фрэнки, и стала вспоминать – как необоснованно подозревала Руша и как раздражалась на Эдмундса, лучшего друга, когда он уговаривал прекратить незаконную слежку за финансами Томаса. Представила Томаса в банном полотенце – по всей видимости, он всю ночь проторчал в ванной, хлопоча вокруг нее.

И осознала, что сама мысль о ее неуклюжем бойфренде вызывает у нее улыбку. Она разорвала конверт на несколько частей, бросила их в кучу смятой оберточной бумаги и продолжила разбирать подарки.