– Освободи меня от моей клятвы, Эммалайн!

Она не отозвалась, не пожелала его освободить. И будь он проклят, если ему не стало необходимо держать данное ей слово! Единственное, что она сделала, – это раздвинула колени еще сильнее, а потом медленно, чувственно придвинулась теснее, так что их теперь разделяли только брюки Лахлана – и шелк ее трусиков.

– О Боже! Да, Эмма, да! – хрипло воскликнул он, содрогаясь от желания, не веря тому, что она действительно добровольно стала это делать.

Несмотря на путающиеся мысли, он решил, что сможет использовать это против нее. Если вкус его крови вынуждает ее настолько потерять контроль над собой, он заставит ее пить до тех пор, пока она не сдастся полностью и окончательно…

Он собирается заставить вампира пить свою кровь! Что с ним происходит?

Эмма прижала ладони к изголовью кровати и с силой прижалась к Лахлану, так что его голова откинулась назад. Аромат ее волос, струящихся прямо перед ним, ощущение ее укуса и ее нескрываемое наслаждение стремительно несли его к вершине.

– Я могу кончить. Если ты не остановишься…

Она не остановилась и продолжила тереться об него. Такого мощного неутоленного желания Лахлан еще никогда не испытывал. Не иметь возможности прикоснуться к ней, прижаться губами к ее телу… Эмма провела набухшими сосками по его груди – и… отодвинулась. Под его руками изголовье начало трещать и ломаться.

Пульсирующее наслаждение нарастало внутри. Оно копилось всю ночь, с того момента, как Эмма первый раз попробовала его кровь. Его дыхание стало неровным – а она двигалась быстрее, сидя верхом на нем. В тот момент, когда Лахлан почувствовал, что Эмма прекратила пить, она прошептала ему на ухо:

– Я могла бы пить тебя вечно. «И будешь», – подумал он.

– Вкус такой сладкий! – проговорила она, завершив свои слова стоном.

– Ты сводишь меня с ума! – прохрипел Лахлан и, откинув голову назад, закричал, жарко кончая и едва удержавшись, чтобы не вздыбиться под ней. Дерево под его руками распалось в щепки и пыль.

Когда Лахлан наконец перестал содрогаться, он сжал свои исцарапанные кулаки, с силой вжимая в кровать рядом со своими бедрами. Эмма упала ему на грудь, цепляясь за него. Ее тело дрожало.

– Эмма, посмотри мне в глаза.

Она подняла голову. Взгляд ее серебристых глаз завораживал. Лахлан знал ее, она ощущалась как нечто близкое и знакомое – и в то же время он знал, что никогда не видел ничего похожего на это потрясающее создание. Эмма чуть запрокинула голову и смотрела на него немного встревожено.

– Я хочу тебя ласкать. Я хочу помочь тебе кончить. – Она выразительно посмотрела на его изодранные руки.

– Мне тоже до боли хочется доставить тебе наслаждение. Лахлан увидел, как ее взгляд смягчается – а потом она прижалась лбом к его лбу. Словно вопреки собственной воле она придвинулась ближе, чтобы лизать и покусывать его губы. Ее волосы упали вперед, щекоча ему шею. Дивный аромат ее тела окутал его – и он почувствовал, что снова наливается желанием.

Улучив краткий перерыв между ее поцелуями, Лахлан глухо спросил:

– Почему мы не можем пойти дальше?

– Это – не я, – пробормотала Эмма. – Я не такая. Я ведь с тобой едва знакома!

Острая досада поднялась в нем при этом нелепом заявлении, сделанном в промежутке между дразнящими поцелуями. Ему казалось, что ей следовало бы выражать совершенно другие чувства.

– Но ты пила мою кровь. Более интимного акта между двоими быть не может!

Эмма моментально напряглась и отстранилась.

– Это так – и это очень печально. Но я не могу отдаться настолько полно тому, кому не доверяю. – Она встала и пересела в кресло.

– Эмма, я…

– Всего три ночи назад ты напугал меня так, как я никогда в жизни не пугалась. А теперь ты чего-то от меня хочешь? – Она начала дрожать. – Просто уйди! Пожалуйста! Хоть один раз…

Лахлан бессильно зарычал – но пошел к двери. Выйдя в I коридор между их комнатами, он повернулся и сказал:

– Ты добилась для себя отсрочки в несколько часов. Когда ты будешь пить в следующий раз, ты станешь моей – и мы оба это знаем.

Дверь за ним шумно захлопнулась.

Эмма лежала в своем гнездышке, закутанная в одеяла, и беспокойно металась. В какой момент ее одежда стала такой неудобной? Ей казалось, что ее ставшие невероятно чувствительными груди и живот ощущают каждый шов и складку! А ведь на ней было шелковое белье!

При одной мысли о том, что она творила с Лахланом, ее бедра начинали раскачиваться, словно она по-прежнему ощущала его под собой. Она заставила Лахлана… испытать оргазм.

У нее загорелись щеки. Неужели она начала превращаться в Эмму Распутницу?

И она сама была на грани оргазма. Принимая душ, она обнаружила, что такой влажной никогда раньше не бывала. Она начала подозревать, что для нее кровавая жажда выражалась не в потребности пить – она была плотским вожделением из-за питья.

Лахлан был прав: когда она в следующий раз станет пить его кровь, он сможет сделать ее своей – потому что этой ночью она на какое-то время лишилась разума, забыла о том, что ей нельзя с ним спать. Как бы сильно ей ни хотелось убедить себя в обратном, она все-таки не из тех, кто способен отдаться без каких-либо уз и обязательств.

Она не считала себя консервативной или старомодной в отношении секса – ведь она не случайно была знакома с эротическими каналами! – и у нее было вполне здоровое отношение к этим вопросам, хоть она и ни разу не испытывала оргазма. Однако она была совершенно уверена в том, что ей необходимо нечто надежное и длительное, а с Лахланом такого быть просто не могло.

Мало того, что он – грубый и опасный оборотень, которому приятно ее смущать: она просто не может представить себе его среди ее друзей. Он не сможет войти в ее семью, потому что им будет тошно от одного вида того, животного. И потому что они станут придумывать, как его убить…

Не говоря уже о том, что, помимо всех их различий, его ждет другая женщина, которая предназначена ему судьбой.

Эмма не возражала против здоровой конкуренции, но конкурировать с подругой оборотня…

Ну вот. Она просто дурочка…

Лахлан постучал в дверь между их номерами и открыл ее, не выжидая, сколько положено. К счастью, Эмма уже успела прекратить нежиться и поглаживать свои груди.

Волосы у него были мокрыми после душа. Он прислонился к дверному косяку, одетый только в джинсы. Одна рука оказалась замотана какой-то тряпицей. Эмма судорожно сглотнула: он повредил руку, когда сломал изголовье кровати во время оргазма.

– Расскажи мне о себе. Может, я чего-то не знаю? – потребовал Лахлан.

Эмма немного поколебалась, но в конце концов ответила:

– Я окончила университет. У меня диплом по поп-культуре.

Похоже, Лахлана это впечатлило, но, конечно, он долго был вне жизни и потому не знал, что большинство считают, что диплом по поп-культуре стоит не больше гамбургера. Он кивнул и повернулся, чтобы уйти обратно. Именно потому, что он этого не ждал, она попросила:

– А теперь расскажи о себе.

Когда он снова повернулся к ней, то ей показалось, что он действительно удивлен ее вопросом. Чуть хриплым голосом он ответил:

– Я считаю, что прекраснее тебя никогда никого не видел.

Она была уверена, что, закрывая за собой дверь, Лахлан успел услышать ее изумленный вскрик. Он назвал ее прекрасной!

До этого она испытывала только тоскливую безнадежность, а теперь буквально опьянела от радости. Да, плохо дело. Ее эмоции стали похожи на сломавшийся компас, стрелка которого стремительно вращается…

Может, она подсела на этого оборотня?

Нет, только не это! И слава Богу, что она не его подруга. Если бы она оказалась его, это стало бы пожизненным приговором. Лахлан никогда бы ее не отпустил, она была бы забитой и несчастной, а если бы ей удалось сбежать, он попытался бы ее вернуть, и в конце концов ее тетки его бы прикончили.

Члены ее ковена был бы счастливы это сделать. Если они узнают, что он ее целовал и касался интимных мест, они устроят настоящий ад и ему самому, и его родичам. Насколько ей было известно – в ковене не было никого, к кому бы еще прикасался оборотень.

А ее мать была единственной, кто отдался вампиру.

Эмма проснулась на закате – и что-то почувствовала.

Она осмотрела затемненную комнату, подняв голову и выглянув из-за кровати, но ничего не увидела. Она попыталась убедить себя в том, что ничего и не было, но тем не менее поспешно оделась, собрала вещи – и бросилась в номер к Лахлану.

Она обнаружила его спящим. Он по-прежнему был одет лишь в джинсы и спал без одеяла, так как занавесил им ее окно. Прямо на ее глазах он вдруг начал содрогаться, словно находился во власти кошмара. Он забормотал что-то по-гэльски, а его кожа стала влажной от пота. Все мышцы напряглись, словно от сильнейшей боли.

– Лахлан… – шепотом позвала Эмма.

Не колеблясь, она подбежала к нему и коснулась ладонью его щеки, а следом густых волос, пытаясь его успокоить.

И он действительно успокоился.

– Эммалайн! – пробормотал он, не просыпаясь. Неужели она присутствовала в его сне?

Ей самой приснился гадкий сон – такой реальный, каких у нее никогда раньше не было.

Рассеянно поглаживая его лоб, она стала вспоминать, что ей снилось. Казалось, она смотрела его глазами Лахлана: видела то, что видит он, ощущала запахи так, как их ощущает он.

Он находился в магазине под навесом. Перед ним были разложены драгоценные камни, а с ним стояла прекрасная женщина с длинными волосами кофейного цвета и яркими зелеными глазами.

Он выбрал колье из чеканного золота и сапфиров и заплатил за него владельцу магазина. По фасону украшения и деньгам, которыми Лахлан пользовался, Эмма поняла, что это происходило когда-то давно.

Женщина вздохнула и проговорила:

– Опять подарки.

– Да.

Лахлан чувствовал раздражение, потому что прекрасно знал, что она будет говорить дальше.

Женщина, которую, как почему-то знала Эмма, звали Кассандрой, сказала:

– Ты ждешь уже девятьсот лет. И я жду почти столько же. Может, мы могли бы?..

– Нет! – резко оборвал ее Лахлан.

«Сколько раз она будет об этом говорить?» – подумал он. Пусть Кассандра не верит – он веры не потерял.

– Я бы согласилась на ночь с тобой.

– Я вижу в тебе только друга. Знай, что это может закончиться. – Его гнев усиливался. – Ты – член клана и встретишься с ней. Неужели ты думаешь, что я поставлю ее в такое неловкое положение?

Эмма тряхнула головой, отгоняя воспоминания о столь странном сне и не переставая удивляться тому, насколько реальным он ей показался. Достаточно было Лахлану просто упомянуть о драгоценностях – и она начала видеть эти идиотские сны!

Она опустила глаза и, покраснев, обнаружила, что начала гладить Лахлана по груди. Она не останавливалась, изумляясь тому, насколько роскошное у него тело, – как и тому, что ему хотелось заняться с ней любовью…

Его рука стремительно метнулась к ее горлу и сжалась, не дав ей возможности даже вскрикнуть.

Когда он открыл глаза, они оказались ярко-синими.