Как только экипаж тронулся с места, Шотландец задернул занавеску со своей стороны, а затем перегнулся через Мэдди и проделал ту же операцию с занавеской на окне с ее стороны. Погрузив их в темноту, он решительно подтянул ее к себе и усадил на колени.

— Подождите! Что вы?.. Вы не можете так… — Но он начал теребить языком мочку ее уха и прокатившееся по телу наслаждение отбило желание дистанцироваться от него. — О-о-о.

— Я выполнил то, что обещал, теперь очередь за тобой, — безапелляционно заявил он.

— Куда вы меня везете?

— К себе домой.

— К вам домой? — Мэдди передернула плечами. — Мне настолько не терпится стать одной из незнакомых женщин, развлекавшихся в ваших холостяцких апартаментах…

— Ты опять будешь первой, — прервал ее Шотландец.

— И я должна в это поверить?

— Хочешь — верь, хочешь — нет. Это правда.

— Что во мне такого, что вызвало такие перемены? Он откинулся назад с раздраженным видом.

— Хотелось бы мне знать.

Это не было притворством. Возможно, у него было такое же ощущение сродства, Непонятной близости в отношении ее, как у нее самой в отношении Шотландца. Влечение Мэдди к нему было спонтанным и яростным, настолько сильным, что ей казалось, будто ее сбила карета.

Мог ли он испытывать те же ощущения?

В любом случае все это было безумием. Она даже лица его не видела.

— Шотландец, если это послужит хоть каким-то утешением, я тоже веду себя совсем не так, как всегда.

— Тогда мы разберемся в этом потом, что скажешь? — Он подпер согнутым пальцем ее подбородок. — Не вижу никаких причин отказываться от желания прямо сейчас зацеловать тебя до бесчувствия.

До бесчувствия? Одна часть Мэдди хотела, чтобы он довел ее до бесчувствия, чтобы она задыхалась, в то время как другая не могла поверить в происходящее. Когда он прильнул к ее губам, она закрыла глаза.

Его губы были теплыми и плотными. Он водил ими по ее губам, и это нежное прикосновение вызвало горячую волну, прокатившуюся по всему ее телу. Она приоткрыла губы, и его язык проскользнул внутрь и начал медленно дразнить ее язык. Мэдди никогда не испытывала ничего более возбуждающего.

И хотя до этого не предполагала, сейчас у нее не было сомнений по поводу того, что подобные поцелуи являются прелюдией к соитию.

Она вдруг начала отвечать на ласку, что усилило ощущение. Он прижимал ее все сильнее, входя во вкус и углубляя поцелуй. Она стискивала его плечи, упиваясь мощью мускулов. Она жаждала этой мощи, томилась по этой силе, хотела, чтобы эти руки обнимали ее.

Их языки сплетались вновь и вновь, разжигая в ней такой огонь желания, который никогда не возникал даже в ее воображении. Он, должно быть, чувствовал то же самое. Он удобнее посадил ее на коленях и застонал, когда его восставший орган всей длиной впрессовался в ее зад. Мэдди могла поклясться, что чувствовала исходящий от него жар даже сквозь их одежду, и тут же представила себе, как поглаживает его ладонью. Во всех своих фантазиях она и представить себе не могла, какой он горячий. Она заерзала на его коленях…

Он чуть отстранился и уставился на нее, будто в шоке, с полуоткрытым ртом и неровным дыханием.

— Я… я никогда раньше особо не любила целоваться, — прошептала Мэдди с пришедшим осознанием того, что действительно задыхается.

— Да и я тоже, — прохрипел он.

Она захныкала, требуя еще. Он выругался в ответ. Они снова начали целоваться.

Он казался неутомимым и продолжал целовать ее с не меньшим пылом, чем в первый раз, пока она не почувствовала себя бесхребетной и беспечной. Бесчувственной… Застонала, не отрывая губ.

Но он с настороженным видом оторвался опять.

— Это было… это… — Он прищурился. — Ты так целуешь меня, а эта ночь закончится, не успев начаться.

Он был явно весьма опытным и искушенным и, тем не менее, наслаждался ею. Он по-прежнему доставлял удовольствие ей. Мэдди была возбуждена и в силу каких-то причин ощущала себя счастливой, чего не испытывала долгие месяцы.

— Шотландец, — проворковала она, запуская пальцы в его густую шевелюру, — я рада, что попросила тебя помочь мне в бегстве.

— Я очень рад быть с тобой здесь.

Мэдди вдруг испытала досаду, посчитала слишком несправедливым то, что ее муж не будет таким, как этот бог, который держал ее в объятиях, распалял каждым чутким прикосновением своего языка.

А что, если удастся женить его на себе?

Правда, она все еще не видела его лица и не знала его имени. Но если быть честной, она готова рискнуть и предположить, что Шотландец не троекратный вдовец. А если быть честной до конца, то она ведь видела лицо графа.

Страстные поцелуи этого мужчины, ее неодолимое влечение к нему и в немалой степени его незаурядная сила натолкнули Мэдди на отличную идею решения всех своих проблем.

— Шотландец, а может быть, ты богат и подыскиваешь себе жену?

— Только первое. Я никогда не женюсь.

— Никогда-никогда? Или ты имеешь в виду, что женишься через несколько лет, когда пресытишься холостяцкой жизнью?

— Никогда. — Он был категоричен, и, похоже, его раздражал сам предмет разговора.

— А… Что ж, я действительно не смогу пойти к тебе домой, — сказала Мэдди в тот момент, когда экипаж остановился. Он опустил ее на сиденье и открыл дверцу со своей стороны. Они стояли перед впечатляющим, выложенным красным кирпичом особняком.

— Где мы? — спросила она в замешательстве.

— На Гросвенор-сквер.

— Это твой дом? — Она рассматривала большое здание, превосходившее размерами даже дом Куина. По обе стороны широких мраморных ступеней величественно стояли в ряд белые колонны. Девственные сады были щедро подсвечены спрятанными газовыми фонарями.

— Да, мой дом.

Мэдди выгнула дугой бровь. Она легко могла представить себя хозяйкой всего этого. Он подал ей руку.

— Подожди! Я не могу просто так пойти с тобой! — Хотя на самом деле ей очень хотелось увидеть внутреннее убранство.

— У нас было соглашение.

— Но не идти же к тебе домой! — Они находились не так уж далеко от Уэйлендов. Вдруг кто-то заметил ее?

— Тебе действительно не нравится эта идея? — Она кивнула, и он, выглянув наружу, распорядился, чтобы кучер трогал. Экипаж опять покатил по дороге. — Не имеет значения. Я могу взять тебя и здесь, не обязательно это делать в постели.

— Взять меня? — У Мэдди округлились глаза. — Я думала, в наше соглашение входило только касание.

Он снова потянул ее к себе на колени и с небрежной фамильярностью будто они сидели так сотни раз, положил руку на бедро.

— Просто доверься мне. Я постараюсь, чтобы тебе было хорошо. У тебя будет много впечатлений для твоего дневника, — сказал он, изображая намек на усмешку.

— Ты можешь меня иметь, Шотландец. Всю, но только не раньше завтрашнего полудня. У меня будет достаточно времени, чтобы ознакомиться с твоими бухгалтерскими книгами, а у тебя — чтобы получить специальное разрешение. Нас смогут обвенчать до обеда.

Он слегка сжал ее подбородок.

— Пойми, девочка. Ничто на свете не подвигнет меня на женитьбу.

Когда до нее дошло, что он такой же, как Куин, у нее сжалось сердце.

— Я понимаю. — К сожалению, она действительно понимала, причем очень хорошо. Это был уже второй раз за день, когда ей говорили одно и то же, давали от ворот поворот. Некоторые мужчины просто не рождены для женитьбы независимо оттого, сколько они стоили.

А это означало, что девушки, подобные ей, могут довольствоваться только объедками — подагрическими старыми графами.

— Надеюсь, — сказал он с явной угрозой.

Она рассеянно кивнула. Сегодня каждая попытка Мэдди изменить жизнь подталкивала ее к решению выйти замуж за Ледо, но она содрогалась при мысли о том, что именно этот старый боров будет кряхтеть на ней, пытаясь лишить девственности. Нет, она, обожающая красивых мужчин, не позволит ему лишить ее невинности. Да, это было неправильно и неожиданно, но, может быть, после алкоголя и плотных губ Шотландца ей просто не терпелось.

С тех пор как застрелили ее отца, несчастья валились одно за другим, сыпались как из рога изобилия. Как пойманная в сети рыба, чем больше она боролась, тем хуже становилось. Она всегда очень мало ждала в ответ на постоянно приносимые жертвы, но уж эту сторону жизни могла контролировать сама — то есть решить, кто будет ее первым любовником. И внутренний голос кричал ей, что она могла доверять этому таинственному незнакомцу.

Мэдди покусала губу. Ледо можно обмануть, и он подумает, что она девственница. Ее домовладелица и лучшая подруга в Париже в каждый из своих трех браков вступала девственницей.

Шотландец сказал Мэдди, что овладеет ею сегодня же.

В этот момент она поняла, что он был прав.

— Очень хорошо.

— Очень хорошо что?

— Если ты хотел большего… — Она сразу почувствовала, что он стал сильнее пульсировать под ней.

— Ты… ты хочешь, чтобы я взял тебя, — отрывисто сказал он, но прозвучало это как вопрос.

— Да. Я хочу большего, чем было в нашем соглашении, — пробормотала Мэдди. — Я хочу тебя. — «Чтобы ты показал мне это… подарил мне эту ночь, открыл тайную сокровищницу».

— Что изменило твое отношение?

Она вздохнула:

— Мои мотивы тебе знать ни к чему, Шотландец. Тебе это нужно?

Он ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами:

— Совсем нет.

— Тогда… хм… в таком случае, не думаешь ли ты, что мы должны снять маски? — спросила Мэдди.

— Они добавляют ощущениям остроты, ты не находишь? — Он проскользнул кончиками пальцев под маску и провел по ее щеке.

Ее никак нельзя было назвать робкой, но это был ее первый настоящий физический контакт. А у нее самой были претензии к своей стройной фигуре, и она не была уверена, что будет достаточно желанной. Иначе говоря, у нее были маленькие груди. Маска могла бы скрыть горячий румянец, и это вполне устраивало Мэдди. Тем более что это должна была быть только одна ночь… единственная ночь тайны и желания. И на том конец.

— Да, полагаю, добавляют.

Но он не слушал, поскольку был занят тем, что обводил пальцами линию ее подбородка.

— Такой изящный, — рассеянно сказал он, по-видимому, даже не сознавая, что произнес это вслух. Мэдди каким-то образом поняла, что это было сказано не для обольщения. Он изучал ее, пытливо рассматривал.

— У меня никогда не было таких женщин, как ты. — Как я?

— Такая хрупкая. — Он обвел пальцем ее ушко, отчего ее бросило в дрожь. — Даже страшновато до тебя дотрагиваться.

— О, не говори так.

— Ничего, все в порядке. Ничто не сможет помешать мне взять тебя. — Он повел пальцы вниз по плечу над ключицей, затем скользнул ниже, и дыхание Мэдди тревожно участилось, грудь резко вздымалась и опускалась от его прикосновений. Затем он добрался до края тесного лифа, и его пальцы скользнули внутрь. Пальцы медленно продвигались все глубже и глубже… пока подушечка указательного пальца не нащупала ее пульсирующий сосок.

— О, мой Бог, — простонала она, вцепившись руками в его шею.

— Хрупкая… и чувственная. — Он медленно катал между пальцами набухший сосок. — Тебе нравится так?

Она кивнула. Глаза у нее были прикрыты, а веки подрагивали.

Когда он отнял руку, она чуть не издала вопль протеста, но успокоилась, увидев, что он предпринимает попытку расшнуровать ее лиф. Шнуровка, правда, была тонкой, и она сама с трудом справлялась с ней. Провозившись, некоторое время, он разочарованно чертыхнулся и сунул свои большие пальцы под ткань.

Поняв, что он сейчас порвет лиф, Мэдди открыла рот, чтобы выплеснуть свою злость — ведь она залезла в долги, чтобы купить это платье, — но он отпустил ее. Сосредоточенно, с нахмуренным видом он поправил лиф и снова обнял ее.

Она как-то сразу смягчилась.

— Позволь мне, Шотландец, — сказала она, убирая его руки и сопровождая это поцелуем в каждую ладонь.

Несколько раз за вечер она замечала, как он колебался и отстранялся на секунду-другую, как будто брал тайм-аут для обдумывания. Так же поступил и сейчас. Ее начали одолевать сомнения: может быть, она неправильно себя ведет — ведь это была ее первая любовная встреча, — или же то, что происходит между ними, совершенно не похоже на то, к чему он привык? Она склонна была отдать предпочтение второму объяснению.

Когда ей удалось справиться со шнурками, он распахнул ее платье до пояса. Она нервно сглотнула, когда он не спеша, стягивал чашки корсета из газовой ткани, оголяя ее груди. «Темно. Он не может видеть меня…» Когда ее груди окатила ласковая волна холодного воздуха, она заставила себя не отворачивать лицо и не прикрывать груди руками.

Он прошипел что-то на незнакомом ей языке — возможно, на гэльском.

— Что ты сказал? — нервно спросила Мэдди.

— Я сказал, что собираюсь целовать эти груди всю ночь. — Он гладил оба соска кончиками пальцев и вглядывался в ее лицо, пытаясь определить реакцию. Она втягивала воздух и чувствовала, что под его взглядом соски затвердели еще больше.

Потом он накрыл ее груди горячими шершавыми ладонями.

— Мягче не могло быть. — Его ладони полностью накрыли ее маленькие грудки. Он осторожно мял их, и у нее стало горячо и мокро между ног.

Как только она могла жить без этого?

Когда он отнял руки, чтобы стянуть с себя камзол, она невольно выгнулась вперед, вслед за руками. Он произвел скрежещущий звук, который был, надо полагать, смехом.

— Жадная девочка, — сказал он, но ей показалось, что он доволен. Затем он снова возложил руки на ее груди. — Тогда расстегни мою рубашку. — Наверное, он насмехался над ней, но ей было все равно. Желание затмевало все на свете.

Пока она сражалась с пуговицами его рубашки, он нагнулся и принялся водить носом по ее соскам. От его горячего дыхания они снова начали пульсировать, но он не сосал, а только дразнил так, что она корчилась и ерзала по его паху.

Наконец прильнул горячим ртом к ее груди.

— О, мой Бог, — прошептала она, когда он начал водить языком по твердому соску. Затем Мэдди, словно в тумане поняла, что его рука находится под ее юбками.

— Шотландец, я… пожалуйста, помедленнее. Я хочу тебя. О Боже! — вскричала она, когда он сомкнул губы на ноющем соске и начал интенсивно сосать его. — Н-но нельзя ли помедленнее?

Он поднял голову.

— Почему? — спросил он, похоже, с искренним недоумением.

— Я просто подумала… мне так не очень удобно.

— У меня давно не было женщин, — напряженным голосом сказал он, ссаживая ее с колен на сиденье. — Я буду делать это медленно потом, в остаток ночи. — Он свернул свой камзол и подложил под нее. — Но сейчас мне нужно вставить в тебя. — Опрокидывая ее на спину, он с той же силой впился во второй сосок.

— О Боже… какие ощущения. — Сейчас он вел себя с ней как собственник, будто она безраздельно принадлежала ему, и… несколько грубовато. Так отчего же она в наслаждении выгибалась? — Но, Шотландец… видишь ли…

Он снова поднял голову, чтобы заглянуть в ее глаза.

— В чем, собственно, дело? — Его рубашка была распахнута, и ее зачарованному взору предстал его рельефный торс. Мэдди тут же забыла все, что хотела ему сказать.

Она могла трогать его. Это было как раз то, что будоражило ее воображение, то, о чем она мечтала. Мэдди с остервенением сорвала перчатки, чтобы ласкать его. Она издавала вздох удовлетворения, когда мышцы его груди исправно, словно он годами тренировался, напрягались и прогибались, когда она касалась их.

Мэдди водила ладонями по твердым выступам и выемкам, получая чувственное наслаждение, отдававшееся покалыванием в подушечках пальцев от каждого прикосновения к новому участку тела. Его упругая, гладкая кожа… начинавшаяся у пупка полоска с завитками волос. Она наслаждалась его реакцией: тем, как он закрывал глаза, как у него расслаблялась и чуть отваливалась челюсть.

От удовольствия, почти потеряв голову, Мэдди даже не заметила, что ее юбки оказались вдруг задранными до пояса.