Со мной что-то не так.

Проснувшись, Хлоя почувствовала слабость, как при простуде: боль, тошноту, озноб.

Кости ломило. Глубоко в матке адово тянуло, как при месячных.

Поднявшись и открыв глаза, она поискала взглядом Макрива, но его в комнате не оказалось. Она вспомнила, как он сидел с ней рядом. В полудрёме каждое его слово отзывалось в голове громким гонгом, лишь усиливая раскалывающую головную боль, и это её раздражало.

Он хотел ей что-то сказать? Из кровати она видела, как он стоял у большого окна, видела его напряжённые плечи. Но прежде, чем она успела спросить, что случилось, её вновь окутала дрёма.

Хлое приснилось, что она призналась ему в любви, но он ничего не ответил. Он не смотрел ей в лицо на протяжении стольких веков, что, в конце концов, она превратилась в невидимку…

Заставив себя встать на ноги, она подошла к тому же месту, где ранее стоял Макрив, вглядываясь в леса на юге. В день их прибытия он смотрел в том же направлении, сжимая кулаки и всем телом излучая напряжение.

Из самой чащи Мрачного леса над верхушками деревьев сейчас поднимался столп дыма

Пожар? Там Макрив? Ветер доносил до безразличных стенам особняка Коналл дым и даже жар. Её охватило нехорошее предчувствие; предчувствие, что МакРив в опасности.

Подавляя тошноту, она натянула джинсы, рубашку и обувь, потом с трудом спустилась вниз по лестнице. Каждый шаг новой волной боли отдавался в костях её ног.

Но она должна была найти его. Паника перекрывала её болезненное состояние, придавая достаточно сил, чтобы пересечь равнину гуляющих ветров. Когда она подошла к краю леса, уже сгустились сумерки.

Идти дальше в ночь?

Дурное предчувствие всё усиливалось, распространившись внутри вплоть до ноющих костей. Опасаясь за МакРива, она поплелась вглубь леса, ориентируясь на дым.

Не пройдя и расстояния, равного длине футбольного поля, она опёрлась о дерево, чтобы дать отдых ногам и перевести дух. Потом она снова отправилась в путь; запах дыма усиливался. Едкие клубы выжигали носоглотку.

Когда она подошла достаточно близко, чтобы расслышать треск огня, лес начал редеть. Впереди поляна? Она замедлила шаг…

От увиденной сцены у неё перехватило дыхание.

Хижина горела. В свете костра, уставившись в огонь, стоял МакРив. По его щекам скользил пепел. У ног стояла канистра с надписью "Бензин". Это он устроил пожар?

Очевидно, он не смог её учуять, потому что она подошла с подветренной стороны.

Хлоя смотрела, как он развернулся, полосуя когтями ближайшее дерево, потом ещё одно. Он издал сумасшедший рёв, вырывая на себе волосы. Его глаза были синими — тем не менее зверь не поднялся. Это был сам МакРив, мужчина, который, казалось, сходил с ума.

Что происходит? Что это за место? Она стояла в оцепенении, не в силах пошевелиться..

Когда он вернулся к своему занятию, в его глазах отразились языки пламени. Цвет льда слился с огнём. И ей показалась, что там… блеснулислёзы.

Да, сквозь сажу на его щеках бежали дорожки слёз.

Прежде чем она смогла его остановить, он направился к дому, впечатывая кулаки в горящую стену, словно огонь разрушал хижину недостаточно быстро. Пламя обхватило его руки. Он, казалось, этого не замечал.

— МакРив! — она рванулась вперед. — Твоя рубашка горит!

Он повернул голову.

— Зачем ты пришла сюда, Хлоя? — Без интереса, он снял рубашку с покрытой волдырями кожи, и отбросил её в сторону. Затем выражение его лица сделалось жёстким. — Как долго ты здесь?

Достаточно долго, чтобы увидеть его агонию, чтобы понять, что именно это — причина его боли, она лишь не знала, почему.

— Не очень долго.

— Тебе не следует здесь находиться. Я отведу тебя обратно. — Его тело тряслось.

То же самое было и с ней. Чувствуя, что ноги долго её не удержат, она всё равно сказала:

— Я никуда не уйду, пока ты не объяснишь, в чём дело.

— У тебя мертвенно бледное лицо. Ты должна вернуться в поместье.

— Это будет границей, МакРив. Расскажи мне всё, что я хочу знать, не то между нами всё кончено.

Он посмотрел в направлении Коналла.

— Дома я расскажу тебе обо всём.

— Бред собачий. Ты расскажешь мне сейчас.

— Если я это сделаю, ты позволишь мне отвести тебя обратно?

Она кивнула, понимая, что, наконец-то, узнает его тайну. Он готов рассказать, но будет ли она в силах выслушать? Хлоя обошла столп дыма, усевшись на свежесваленное дерево. Каждый шаг приносил невыносимую боль.

Когда она села, он начал расхаживать перед ней из стороны в сторону. Он открыл было рот, потом закрыл его, и процесс повторился ещё несколько раз.

— Пожалуйста, МакРив, — прошептала она.

Он с трудом сглотнул, его адамово яблоко подпрыгнуло. Наконец, он начал:

— Нам запрещали ходить в этот лес. Но я пошел на спор, и привлёк внимание суккуба, которая жила в этом доме. Её звали Руэлла. — Он выплюнул эти слова, словно они оскверняли его язык. — Она затащила меня в свою постель.

— Суккуб… изнасиловала тебя?

Он замахнулся кулаком на ближайшее дерево.

— Не говори так!

От его реакции она резко втянула воздух.

— Суккуб применила к тебе свою химию?

Резкий кивок.

— Я знал, что происходит, знал, кто она такая. Я думал, что люблю её. Когда она сказала, что является моей Подругой, я ей поверил. — Дыхание опять стало со свистом вырываться из его груди? — Я был… ещё мальчиком.

— Сколько тебе было?

Он не смотрел на неё, бормоча ответ.

Девять. Боже мой. Девять?

— Ей пришлось применить распыление. Для моего возраста это было… чересчур. Я чувствовал, будто задыхаюсь, будто умираю. — Его грудь вздувалась, словно он и сейчас задыхался. — Позже я узнал, что она могла убить меня, если б утянула слишком глубоко. Смертные мужчины едва выживают, а я ещё не вырос. Но каждый раз на защиту поднимался мой зверь.

Хлоя остолбенела. Он был просто маленьким мальчиком.

По-прежнему избегая её взгляда, он сказал:

— В первый раз я плакал. И во второй, и потом… Но похвала и подарки заставляли меня возвращаться. Не говоря уже о ядовитой связи. Иногда она наказывала меня болью.

Глаза Хлои увлажнились, но она изо всех сил сдерживала слёзы, зная, что он их возненавидит. Моего любимого мужчину насиловали подобным образом.

В промежутках между резкими вдохами он продолжал:

— В этом возрасте ликаны учатся контролировать своего зверя. Моя семья и члены моего клана обучали меня этому, но зверь поднимался каждый раз, когда я спал с Руэллой, так что любой прогресс сходил на нет. После четырех лет с ней я не мог вообразить себе секс без зверя. Это было всё, что я знал. Когда с Руэллой, наконец, всё закончилось, я был не… в порядке. До сорока лет я и помыслить не мог, чтобы переспать с кем-то снова. К тому времени шаблон зафиксировался, и я понял, что испорчен навечно.

Ей хотелось закричать, что он не был испорчен, что он теперь с ней, что она хочет его всей душой. Это и были те ворота, которых она никак не могла увидеть!

Но она понимала, что сейчас слишком неустойчивый момент. Самым ровным тоном, какой она только смогла изобразить, Хлоя спросила:

— Что с ней случилось? Как ты освободился от яда?

Как ему вообще пришла мысль о том, чтобы меня принять? Это стало для него наказанием.

В тот момент, когда он вновь заколебался — словно собираясь подтвердить самые худшие Хлоины ожидания — в её памяти всплыл один разговор. Ронан ведь сказал, что близнецы осиротели в тринадцать? Как раз к этому возрасту он провёл с Руэллой четыре года.

— Руэлла запретила мне приходить несколько дней подряд, и меня поразил её яд. Когда я пытался выскользнуть из дома, чтобы попасть к ней, меня перехватила мать. Боги, мама могла быть такой суровой. Они с отцом привели меня домой, где я во всём признался. — Он провёл рукой по лицу, размазывая сажу. — Словно это было вчера, я ясно помню, как был озадачен их явным отвращением. Я верил, что мы с Руэллой предназначены друг другу судьбой, что я поступал так, как было предначертано природой. — Он бросил на Хлою быстрый взгляд.

И по сей день МакРив этого стыдился.

— Когда моя родители стали обсуждать её убийство, я был озадачен. Мой па собирался покончить с Руэллой на рассвете. Но, как я уже говорил, мама была суровой и импульсивной. Она не могла выносить боль, которую я испытывал, так что тайно выскользнула в метель. И пришла сюда.

Хлоя понимала, к чему он клонит.

— Манро, па и я кинулись за ней, но было уже слишком поздно. Руэлла была не одна. К моему изумлению, у неё оказался другой любовник. Молодой вампир. Он убил мою мать.

— О, Боже, МакРив, мне так жаль.

Его взгляд был устремлён куда-то в пространство.

— Отец обезглавил и вампира, и Руэллу. На следующий день он последовал за своей Подругой.

Она поднесла ко лбу дрожащую руку. Ей почти хотелось, чтобы в желудке находилась еда, тогда её могло бы вырвать.

— В последнюю ночь своей жизни родители, должно быть, считали, что я — безвольный, бесхребетный тюфяк. Моя мать была беременна маленькой девочкой. — По его лицу скатилась очередная капля. — Из-за моей слабости была уничтожена вся моя семья.

— Ты не был слаб! Ты был ещё мальчиком! Обвиняй Руэллу, а не себя! Эта сука тебя обработала. Хотела бы я, чтобы она оказалась жива — тогда бы я сама могла её обезглавить. — По его взгляду, направленному на неё, она поняла, что её глаза от эмоций сверкают. — МакРив, ты был слишком мал.

— Может быть тогда. Но в последующие годы я был огорчен смертью Руэллы почти так же, как смертью матери. — Уставившись в землю, он прохрипел, — я знал, что так делать неправильно, презирал себя за это столько лет. Ненавидел себя так, как ты и представить себе не можешь. Потребовались века, но, в конце концов, я принял свою участь. В сексе я никогда не был правильным. Я никогда не спал ни с одной партнёршей дважды. Я никогда не знал женщину без выпущенного зверя. Так что я просто пережидал время до начала очередной войны. Войны мне подходили. На поле боя все с радостью принимали моего зверя; все, кроме врага. Я был… управляем.

— Затем ты попал в плен к Ордену, — глухо произнесла она. — Тебя пытали. Вскрыли заживо.

Он не спросил, откуда она узнала про последнюю часть, казалось, он просто не заметил.

— В тюрьме нас заставляли носить ошейники, которые крали нашу силу. Но во время побега члены Правуса от них избавились. За мной гнались пятеро суккубов. Они были так охрененно сильны.

Рот Хлои открылся.

— Они тоже…? — Пожалуйста, скажи нет.

— Нет. Мне помогли союзники. Но та ночь вскрыла затянувшийся шрам, воскресив всё, что со мной сотворила Руэлла.

— Как ты смог не убить меня в то утро? Когда учуял кто я?

Он, наконец, встретился с ней взглядом.

— Мой зверь никогда бы мне этого не позволил. Он принял тебя. Он тебя обожает. Чёрт побери, я хочу тебя обожать!

— Сможешь ли ты когда-нибудь?

— Я пытаюсь двигаться вперед, перестать жить прошлым. Но ты должна понять, я был марионеткой Руэллы. — Снова его дыхание стало прерываться. — Когда я чувствую твоё распыление, это дико выбивает меня из колеи. Нет ничего хуже, чем терять свободную волю.

Она не смогла сдержать слёз:

— Значит, я каждый раз буду причинять тебе боль. Я всегда буду вскрывать этот шрам! — Ещё один раз — и они будут связаны навечно. — МакРив, я не могу причинять тебе боль, не могу позволить тебе принять мой яд. Ты должен меня отпустить.

Он упал перед Хлоей на колени, совершенно её этим ошарашив.

— Не говори так! — Обняв девушку за талию, он лбом прижался к её груди. От этих жёстких объятий сквозь её тело пробежала новая волна боли. — Я знаю, что повредился головой! Я хочу быть… таким, как надо. Ради тебя. — Он уткнулся ей в шею, и она ощутила на коже его горячие слёзы — Я сохранил этот дом, чтобы помнить, что произошло с моей семьёй, со мной. Теперь я просто хочу забыть. Я думал, что огонь мне поможет. — Он задрожал, и эта дрожь отозвалась в её голове отбойным молотком. — Помоги мне стать для тебя тем, кем надо, Хлоя.

Боль становилась сокрушающей, в глазах темнело.

— Как? — спросила она. — Скажи, что мне делать.

— Я должен обрести контроль над своим разумом и телом. Ты сможешь меня освободить? Я вернусь к тебе, женщина! Только освободи меня. — Он поднял её на руки, прижимая лицом к груди. — Я хочу тебя навсегда. — Дыхание гремело в его груди. — Позволь мне сделать всё самому.

— Я не могу освободить тебя. Я не знаю как! Я бы сделала это! — Эти страстные слова истощили последние запасы энергии. На периферии зрения заплясали чёрные точки. — МакРив?

Он отодвинулся, чтобы посмотреть ей в лицо, его глаза округлились.

— Что случилось, Хлоя? Ты хочешь есть?

— Нет. Я-я не знаю, что случилось. Больно.

— Я был слишком груб с тобой вчера. — Он положил ладонь на её лоб, и его челюсть отвисла. — У тебя жар? Что с тобой случилось?

— Моя голова. Боже, всё тело болит. Даже… кости болят.

Его голос внезапно упал.

— Как будто они медленно разрушаются изнутри?

— Да.

— Всё так болит, что ты даже не можешь определить очаги. Головная боль ослепляет.

Она кивнула, и это движение вызвало новую волну головокружения.

— Пожалуйста… — Голос ей изменил, и она обмякла в его объятьях.

И прежде чем её веки сомкнулись, она увидела, как в огне обрушились стены дома. Над ними взметнулся столп искр.

Дома больше не было.