- Пожалуйста, поговори со мной, - попросила я Севастьянова, как только наш самолёт взлетел, направляясь в Майями.

После того, как мы вчера занялись любовью, я практически сразу же отрубилась, слишком вымотавшись от необходимости изображать радость. Ночью я ненадолго проснулась и обнаружила, что он стоит у окна, уставившись в темноту. На его щеке дёргался мускул, и я готова была поклясться, что он был чем-то... уязвлён.

По-моему, он вообще не спал. Во время завтрака он испускал волны напряжения. Был отстранён и натянуто вежлив, в полной мере пользуясь той самой фальшивой улыбкой.

- Ты за весь день едва пару слов мне сказал, Максим.

- Мне нужно многое обдумать.

Зазвонил телефон, и, ни слова не говоря, он ответил на звонок. Я смотрела в иллюминатор, ожидая, когда снова представится возможность с ним поговорить. Один звонок превратился в два, затем - в пять. Я не понимала слов, но с беспокойством чувствовала, что речь шла обо мне.

Я ушла прилечь в отдельной кабине. Вместо того чтобы вновь заняться на этой кровати любовью, мы оказались по разные стороны нового барьера.

Я всё ещё чувствовала дикую усталость в теле и какое-то отупение в голове, и будто бы боролась с похмельем после каких-нибудь колёс Джесс.

Может, столько новых впечатлений - это для меня уже чересчур? Три года я жила практически отшельницей, а потом вдруг попала в толпу новых людей. От нищеты и необходимости считать каждую копейку я вдруг перешла к радостному транжирству полумиллиона. От воздержания я попала в изобилие секса. Я была убеждена, что могу не встретить своё тридцатилетие - что уж говорить о повторном браке - как вдруг я влюбляюсь в человека, которому нужно от меня всё.

Сбитая с толку, я провалилась в сон. Полный кошмаров об Эдварде.

В одном сне он был покрыт кровью - моей - и подкрадывался поближе. Я стояла, замерев на месте, не в силах заставить себя бежать - единственный путь к спасению. Я слышала эти кошмарные хлюпающие звуки, издаваемые Джулией, теряющей кровь. Снова и снова я пыталась бежать, умоляя Эдварда оставить меня в покое, но он подходил всё ближе, обещая "Я ВЫПОТРОШУ тебя! Живую покромсаю на куски!" Моё тело в кровати сотряслось. Я вскочила, тяжело дыша. Мы уже приземлились? Почему Максим меня не разбудил?

Когда самолёт по лётному полю направился к месту парковки, я пошла в туалет. Никогда ещё кошмары об Эдварде не были такими жуткими. Словно я вернулась к нему обратно.

Умывшись, я уставилась на своё отражение. Расслабленная женщина, которую я могла видеть несколько дней назад, исчезла, из зеркала на меня смотрела привычная Кэт, которую я знала долгие годы.

Когда я присоединилась к Севастьянову в салоне, выражение его лица заставило меня отступить. Напряжение превратилось в нескрываемый гнев.

Я никогда не видела его в такой ярости.

- Что происходит? Что случилось?

Максим едва мог на меня смотреть. Это я его разозлила?

Я так любила его, а он даже не мог на меня смотреть.

Он опрокинул рюмку водки, ничего не сказав. Костяшки пальцев, сжимающих рюмку, побелели от напряжения, на щеке по-прежнему дёргался мускул.

Как в тумане, я сошла по трапу следом за ним и села в лимузин, хотя он вёл себя так, будто собирался бросить меня прямо на взлётном поле.

Машина ещё не успела тронуться, как он уже налил рюмку из автомобильного бара. Ну, вот мы и здесь - в солнечном Майями - но казалось, что вокруг царит арктический холод. Максим резко ответил на очередной звонок, а закончил разговор тогда, когда мы уже приближались к отелю.

- Максим, не знаю, что между нами происходит, но ты должен мне всё объяснить, - сказала я. Разделительное стекло оставалось приоткрытым, и Василий мог всё слышать, но мне было всё равно.

- Я сказал, что мне нужно многое обдумать. Обсудим всё позже. - Его поведение говорило мне: отвали.

- Ты воздвигаешь между нами стену. Пожалуйста, не надо так. Поговори со мной.

- Прекрасно. - Он плеснул себе ещё водки. - Выходи за меня замуж.

- Qué? - Мне стало трудно дышать.

- Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Сегодня.

Я думала, что меня сейчас вырвет. Это всё не по-настоящему.

- Я так понимаю, это означает да. Мы отправимся прямо в аэропорт и оттуда полетим в Лас Вегас. - Он сказал что-то Василию, и тот принялся снижать скорость.

Чтобы развернуться.

Я помотала головой.

- Едем в отель.

- Назови причину.

- Я знаю тебя всего две недели.

- Ты уверена, что другой причины нет? - спросил он.

- Почему ты так себя ведёшь?

Он рявкнул что-то Василию, и мы снова направились в отель.

Севастьянов перевёл на меня разъярённый взгляд.

- Ты даже не допускаешь возможности выйти за меня замуж. Ни на секунду, правда? Вчера, поймав букет, ты расстроилась. А когда я надевал на тебя подвязку, твоё тело будто окаменело. Этого никогда не случалось раньше.

- Всё слишком... за выходные столько всего случилось. В Рождество я думала, что двадцать восьмого мы расстанемся.

Он горько усмехнулся.

- Ты запустила в меня коготки, а сама только и думала, как бы сбежать! Ты даже не рассматривала возможность совместного будущего.

- Нет, я не это имела в виду. - Как же объяснить? Я знала, что разговор о прошлом будет непростым. Но сейчас, напуганная, на эмоциях, я едва могла найти нужные слова. - Всё... очень сложно.

- Да уж, наверное.

- Что это значит?

Он лишь отмахнулся.

- Я только что сказал, что собираюсь на тебе жениться. Заманчиво для девушки в твоём положении.

- В моём положении. - Той, которая продаёт секс.

- Но проблема с моим богатством в том, что к нему прилагаюсь я!

Этот аргумент сделал меня совершенно беззащитной. Потому что с ним я растеряла всю свою защиту.

- О чём я, блядь, думал? Сказал, что никого больше не будет. Что ты - со мной. Доверил тебе то, чего не доверял никому. - Боль в его глазах меня просто потрясла. - А я даже не знаю твоего настоящего имени. Ожидал от тебя того, чего не должен был. Я не могу заставить тебя измениться.

- Ты хочешь, чтобы я изменилась? - Мне не удалось скрыть обиду в голосе. - Как?

- Например, когда я сказал, что я бывший постоянный клиент, ты могла бы ответить, что и ты - бывшая эскорт-девушка. Просто как вариант.

Я потёрла виски.

- Я ничего не понимаю. Не знаю, что вдруг произошло. - Возможно, он пожалел, что рассказал о своём прошлом. Мне казалось, что разговор со мной пошёл ему на пользу - но боль внутри всё ещё осталась, не давая покоя. И теперь я получаю ответную реакцию? - Почему ты так со мной поступаешь?

- Ты не должна была давать мне понять, что всё возможно. Ты позволила мне верить, что тебя можно завоевать.

- О чём ты вообще говоришь?

- Ты лгала об этом и о многом другом. Ты смотрела людям в глаза, и слова у тебя лились сами собой. Врёшь ты почище любого политика.

Моя растерянность превращалась в гнев, затуманенный рассудок прояснялся.

- Я понимаю твоё недоверие. У меня тоже есть причины не доверять людям. Но ты должен кое-что понять.

Он осушил рюмку.

- Жду не дождусь, чтобы это услышать.

- Я ни разу - с самой первой произнесённой мною фразы - тебе не солгала.

Ярость в его глазах почти заставила меня вжаться в сиденье.

- Я говорил, чтобы ты никогда мне не врала! Я объяснил, почему терпеть этого не могу. И всё равно ты продолжаешь.

- Когда? Приведи пример!

- Я почти поверил, когда ты сказала, что никакого другого мужчины нет! Ты смотрела мне в глаза, и уверяла, что никого нет - но своей подруге ты сказала, что связана с другим.

- Какой подруге? - Может, он что-то неправильно понял из того, что я болтала в выходные?

- На прошлой неделе перед деловой встречей я установил в номере прослушку. И получил истинное наслаждение от твоего разговора с Иванной.

Я ахнула, пытаясь вспомнить, о чём говорила тогда. Я рассказывала ей о поясе, о том, что всё время нахожусь, словно в тумане от желания, фантазируя о его теле. Разговор был приватным - и унизительным! Лицо вспыхнуло от стыда, что только подогрело мой гнев.

- Думаешь, я не позаботился о телефоне, прежде чем ты его получила? Это случилось с моего разрешения. Потом вечером я прослушал запись.

- Так ты знал, что я и не пыталась заарканить тебя, забеременев! А мне не сказал? Я так и думала! Ты хотел, чтобы я осталась - чтобы обращаться со мной так, словно я какая-то лживая prostitutka! Чтобы ты мог получить всё, что только заблагорассудится. Ты забавлялся. Развлекался со мной. И с моей жизнью.

Мы остановились около отеля. Василий поспешно подскочил к пассажирской двери, но так и остался стоять.

- Так ведь и ты играла со мной! - рявкнул Севастьянов. - Заставила меня поверить, что чувствуешь что-то ко мне! И я решил, что отвоюю тебя у него - буду холить и лелеять, погружу в свой мир, забрав из его. И уж было решил, что преуспел, пока вчера не заметил твою реакцию. Теперь я понимаю, что просто не могу ничего сделать. Твоё сердце занято. Эдвардом. Ты любишь его.

Я почувствовала, как от моего лица отлила вся кровь. Севастьянов произнёс имя Эдварда вслух. Я подавила желание перекреститься.

- К-как?

- В самолёте ты произнесла его имя во сне! Простонала! - Он проглотил очередную порцию водки. - И теперь я знаю, как ты стонешь, трахаясь с тем, на кого тебе не наплевать.

Что я ещё сказала? Я чувствовала невероятное желание бежать. Глаза метнулись к ручке двери.

- Даже до того, как запись разговора всё подтвердила, я знал, что у тебя есть другой. Я знал, что каждый раз, уставившись в никуда, ты думала о нём. И когда сделали ту злосчастную фотографию для сайта - ты тоже думала о нём.

Севастьянов был прав. Думала.

- Ты была со мной - и стонала, думая о нём. - Он был готов разбить рюмку вдребезги. - Но ведь ты предупреждала меня, верно? Говорила, что я хочу тебя больше, чем ты меня.

Он выдохнул, пытаясь умерить свой гнев.

- Всё это бессмысленно. Я не должен тебе доверять или завоёвывать. Я всего лишь должен тебе платить. Может, стоит уладить финансовые вопросы, прежде чем ты поднимешься?

- Не делай этого. - Он разбивал мне сердце.

- Не делать чего? Взнос в сумме пятнадцати тысяч в день будет достаточным? Или двадцати? - Он щёлкнул замком дипломата, в котором лежали банковские пачки сотенных купюр. Спросил с ехидным выражением на лице, - наверное, Эдвард ждёт, что ты вернёшься с баблом? У вас есть на этот счёт договорённость?

Какая-то невидимая сила, будто кулак, ударила меня в живот. Должно быть, так и было, потому что я не могла дышать.

- Ну, давай, спроси меня об оплате, малышка.

Когда я представила, как близко подошла к тому, чтобы раскрыться перед ним - нарушив правила, сохраняющие мою жизнь - меня затошнило. Уроки, за которые я заплатила такой ценой, так ничему меня не научили.

- Сегодня я хотела тебе всё рассказать, довериться! Gracias a Dios, ты явил свою истинную сущность - в который раз - прежде чем я успела произнести хоть слово. Здесь только ты предаёшь доверие! Вали и переслушай свои поганые записи. Я - ни разу - не солгала!

Дрожа от ярости, по силе равной гневу Севастьянова, я сорвала нитку жемчуга, и швырнула в него.

- Я нужна тебе не сильнее старых привычек. Ты не готов их бросить ради меня. Так что я не собираюсь тратить на тебя время. Я ухожу, и на этот раз ты меня не остановишь.

Он лениво заметил:

- Достаточно драматизма. Ты не уйдёшь.

- Да, не уйду? - Я чуть не порвала мочки, снимая серьги. - Ты всегда насчёт меня ошибался. И знаешь, почему? Потому что ни разу не истолковал сомнения в мою пользу. С самой первой минуты. Ты всегда думал обо мне самое худшее. ВСЕГДА. - Бросив серьги, я почти запустила в него сумочкой, но в последний момент умудрилась сдержаться. Остаток денег "на булавки" понадобиться, чтобы добраться домой на такси.

Возьму семь штук, спрятанные в квартире и свалю из города, как и планировала. Завтра, после экзамена, сяду в первый же автобус на запад. Оставлю этого мужчину позади - как оставила своего мужа. Я потянулась к двери.

Моё намерение уйти его обеспокоило.

- Всё, что надо сделать - это попросить у меня свои подарки. Ценой в сотни долларов. Никто из эскорта не оставит такое.

- Тогда смотри и поражайся, cabrón. - Я вышла из машины.

- Блядь, просто попроси, Katya, и они твои. - Как и в первую ночь, он продолжал говорить, лишь подзадоривая меня. - Что, гордость не позволяет?

Я злобно посмотрела на Василия, стоящего рядом с машиной, затем нагнулась к двери.

- О моей гордости ты и понятия не имеешь, русский. Она пылает так, что, надеюсь, ослепит тебя к ебеням. - Жахнув дверью, я пошла прочь. И с каждым шагом мои плечи расправлялись, а подбородок поднимался всё выше.

Что дальше? Правило номер семь: никогда не влюбляться.