Огромная рыбина в три фута длиной шлепнулась на палубу перед Гарретом и Дамиано. Из головы торчала стрела с привязанной к ней веревкой. Лучная рыбалка.

Сзади раздался голос Люсии:

— Хватит джентльмены спорить, чей член длиннее. Обед добыт. Женщиной.

Гаррет повернулся, обнаружив валькирию, отряхивающую свои незапачканные руки, с луком, висящим за спиной. Двинувшись прогулочным шагом в другую сторону, девушка бросила через плечо:

— Я поймала, вы, мальчики, можете почистить.

Боги, что за женщина. Сводит меня с ума. Гаррет оглянулся и заметил, что Дамиано тоже не отрывает от нее горящего взора.

— Взгляни так на нее снова, Дамиано! — Он встал напротив человека. — Взгляни, и мы покончим со всем этим здесь и сейчас.

Глаза мужчины полыхнули ярко-зеленым.

Гаррет низко выдохнул:

— Ты — чертов перевертыш!

— А ты — escoc?s пёс.

МакРив ощетинился.

— Шотландский пёс?

Приоткрыв достаточно, чтобы дать рассмотреть облик зверя внутри него, Гаррет прорычал:

— Мне известны все твои трюки, перевертыш. Так что, во имя ада, не стой у меня на пути.

В свою очередь Дамиано также мельком показал тень собственного животного — черного ягуара, чьи клыки были длиной с пальцы Гаррета.

— А ты у меня, escoc?s.

Не боится меня — интересно.

— Тебе лучше заниматься здесь исключительно докторской практикой, и никакой другой.

По слухам, ягуары-перевертыши необыкновенно сильны. Вполне вероятно, он может оказаться достойным противником.

— Я здесь, чтобы защищать Амазонку. Никогда не забывай об этом.

— А я здесь, чтобы охранять свою подругу. И сделаю это — до последней капли крови. Считай, что я тебя предупредил. А пока, займись чисткой рыбы, gato — бросил Гаррет, уходя, чтобы найти Люсию.

Ну и что интересного тут происходит?

Валькирия перегнулась через хрупкие перила, наблюдая за розовыми дельфинами, плывущими рядом с судном. Ее короткие шорты задрались так, что ликану почти стала видна расселина ее восхитительной задницы. От этого зрелища Гаррет издал низкий рык. Затем его взгляд упал на ее стройную шею. Рот мгновенно наполнился слюной, клыки заныли от желания отметить ее плоть в этом месте.

Теперь понимаю, почему мой брат так сильно заклеймил свою пару. Когда Гаррет наконец сделает это с Люсией… Я отмечу ее так, что мало не покажется.

Он доставлял ей удовольствие — настойчиво и непрерывно, — но так ничего и не добился, не продвинулся ни на пядь к тому, чтобы сделать своей. Валькирия не просила, чтобы он взял ее полностью. Во всяком случае, вне кровати.

А сегодня полнолуние. Он надеялся убедить Люсию отказаться от обета до этого момента. Тогда бы он содрал чертов браслет и предъявил на нее права.

Вдобавок ко всему, оборотень не мог отделаться от ощущения некой нависшей над ними угрозы. Нечто большее, чем приближающийся апокалипсис и полная луна. Гаррет чувствовал, будто его время истекает по всем фронтам…

Фыркнувший фонтаном брызг дельфин, рассмешил Люсию. Теперь она чаще смеется. Всякий раз, когда Гаррет позволял себе думать, что главная причина этого — он сам, то расправлял плечи от гордости.

Подарить бабочку было гениальной идеей.

— Ты назвал ее в мою честь? — спросила она, и выражение лица Люсии стало нежным, а глаза замерцали серебром.

Именно этого жаждал его зверь. Ее одобрения, ее восхищения. Он упивался этим. Словно опьяненный любовью идиот, Гаррет заботился об этой чертовой бабочке, кормя утром и вечером с помощью губки, пропитанной сладкой водой.

А «позаимствованный» у фей колчан? Гаррет мысленно усмехнулся. И то и другое было оценено по достоинству.

В течение почти двух недель МакРив внимательно изучал Люсию, продолжая углубляться в ее прошлое. И каждый день приносил что-то новое и удивительное.

Она подробнее рассказала ему о противнике, которого Никс послала ее убить, Кроме Круахе.

— Зараженные Круахом испытывают непреодолимое желание самыми ужасными способами принести в жертву тех, кого любят. И чем сильнее чувство, тем больше они хотят уничтожить предмет своей любви. Круах может управлять разумом, вынуждая других видеть то, что он хочет им показать. Их глаза становятся молочно-белыми — так можно понять, что они потеряны.

— Как он это делает?

— У него сила бога. И с каждой жертвой в его честь он становится могущественнее. Всякий раз, когда кромиты — человеческие приверженцы Культа Смерти — призывают его, они молятся со словами: «Ему мы жертвуем, его мы восхваляем».

Люсия заметила, что в жизни не смогла бы вообразить худший апокалипсис — потому что насланное богом безумие обрушится на мир, извращая самую чистую любовь и переиначивая ее во зло и смерть.

Валькирия полагала, что dieumort — это стрела. Теперь Гаррет считал так же. Если Круах может заразить любого, то имеет смысл нанести ему смертельный удар издалека.

Это ликан и планировал сделать. Один. Чем больше она рассказывала ему о Круахе, тем больше Гаррет убеждался в своем решении: ни за что не позволять Люсии приблизиться к нему. Но она все еще должна открыть ему, где найти бога.

Как-то ночью после долгих уговоров Гаррет вытащил из Люсии признание, что она спала только с одним мужчиной.

— Если у тебя за все это время был секс только с одним парнем, — сказал он, — тогда ты, должно быть, сильно любила его.

Валькирия отвернулась с внезапно побледневшим лицом.

Так вот в чем дело. Мужчина причинил ей боль.

— Или секс вызвал у тебя такое отвращение, что ты предпочла присоединиться к ордену скадианок и воздерживалась от близости более тысячи лет.

Люсия вздохнула, выглядя утомленной с бледными тенями под глазами. Между продолжающимися кошмарами и ухаживаниями Гаррета, у нее не оставалось возможности полноценно выспаться. Фактически только к рассвету, когда мучительные сновидения ослабевали, она впадала в глубокую, почти коматозную дрему.

— МакРив, не можешь просто оставить все как есть?

Он пообещал закрыть эту тему, но, естественно, не смог. Зверь в нем должен знать наверняка, насколько плохо все обернулось для Люсии. И кем был тот мужчина.

Чтобы я изничтожил его…

Телефонный звонок прервал мысли Гаррета. Лаклейн. Наверняка хочет узнать, каких успехов добился брат в преддверии полнолуния. Одним словом: никаких. Однако вызов послужил долгожданной отдушиной.

Гаррет произнес в трубку:

— Что новенького у вас с королевой?

— Вчера взяла меня с собой в торговый центр, — отозвался Лаклейн, явно сдерживая дрожь в голосе. — Указала на мальчика со словами: «Думаю, что хочу такого». Так непринужденно, что я уже начал гадать, где мне достать маленького смертного? Но она подразумевала… имела в виду ребенка — нашего ребенка.

— Ты все еще боишься сделать малыша своей подруге? Подумай, брат, как можно считать ее хрупкой, если она снесла голову Деместриу?

— Ар-р-р! Нет. И ты туда же!

Если честно, Гаррет не имел права так подшучивать над братом. Он сам, до того пока не узнал, что валькирии не беременеют, если только регулярно не употребляют обычную пищу, собирался принимать необходимые меры предосторожности.

— В любом случае я звоню не для того, чтобы говорить обо мне. Как у тебя дела с Лучницей?

Гаррет потер затылок.

— Я был так занят, гоняясь за ней, что ни разу не остановился, чтобы подумать, нравится ли она мне на самом деле, не имел ни малейшей возможности выяснить это.

— Ну, а теперь, когда у тебя появилась возможность?

Секундное колебание. Затем Гаррет признался, понизив голос:

— Она нравится мне.

Все в ней. С каждым днем Гаррет тонул все глубже, очарованный своей прекрасной, совершенной подругой с темными сверкающими глазами.

— Она умна. — Скорость, с которой Люсия изучала гаэльский, выходила за рамки обычного. — И мне нравится, что она так горда.

Он никогда не думал, что будет желать настолько независимую женщину, но теперь, поближе узнав Люсию, Гаррет никогда бы не согласился на меньшее.

— И она… страстная, — добавил он, значительно преуменьшив действительность.

Люсия лучшая любовница, о которой Гаррет мог только мечтать — а ведь у них даже не было полноценного секса. Валькирия дарила ему больше наслаждения, чем он когда-либо знал, но освобождала только от насущного напряжения в чреслах, так как, доставляя такое удовольствие, словно подливала масла в огонь его воображения, разжигая тем самым желание перейти пределы дозволенного.

— А Лучница отвечает взаимностью? — поинтересовался Лаклейн.

— Я хочу ее сильнее, чем все когда-либо желаемое мной, но я знаю — она не принадлежит мне. Люсия держит меня на расстоянии, скрывает тайны. И боюсь, что так будет всегда.

Гаррет предлагал ей:

— Давай поговорим о том, что произойдет, когда мы закончим эту миссию.

Люсия взглянула на него и уклончиво ответила:

— А мы не можем пока сосредоточиться на чем-то одном?

Он уговаривал валькирию довериться и рассказать, что ей снится в кошмарах. Но она отказалась.

— Предоставь ей свободу действий, — посоветовал Лаклейн. — Она более тысячелетия в одиночку решала свои проблемы — её не заставишь благосклонно принять главенство мужчины.

— Да, я заметил, — вздохнул Гаррет. — Если мы предназначены друг другу судьбой, то почему все настолько сложно?

— Большинство называют появление подруги необыкновенным чудом, считая, что соединиться с ней легче легкого. По моему мнению, это обычно приносит страдания, по крайней мере, сначала. Особенно, если пара принадлежит к другому виду. Бауэн и я не смогли бы быть более счастливы, чем с нашими сужеными, но каждый из нас прошел через ад, чтобы добиться своей женщины.

Ад. Я сейчас в нем. Беспокойство снедало Гаррета. Он не бегал по ночам, не обеспечивал свою подругу необходимым и не мог обнаружить угрозу, от которой ее необходимо защитить.

— Ты все еще не сделал ее своей? — спросил Лаклейн.

— Нет, — ответил Гаррет, затем добавил шепотом: — Все, кроме этого.

Во время каждого шторма ликан уводил Люсию в каюту. Но даже когда не шел дождь, он едва сдерживался от искушения, с трудом заставляя себя остановиться.

Безрассудство Гаррета дошло до того, что ему было бы наплевать, если бы молнии Люсии засверкали везде и всюду в безоблачный день.

И находясь вместе с ней в кровати, он только и делал, что старался не нарушить своего обещания. Борозды следов от когтей испещряли стены каюты изо дня в день — так Гаррет боролся с желанием не взять ее, когда его член толкался прямо в центр ее тесной пещерки, — и вместо того, чтобы сопротивляться ему, Люсия стонала: «Пожалуйста…»

Каждый раз, каким-то чудом находя в себе силы для отказа, он все больше негодовал на данные ею клятвы.

— Я пытаюсь быть терпеливым, — сказал он Лаклейну, — уважать ее убеждения, но не знаю, на сколько меня хватит.

— Что произойдет сегодня ночью?

— Если не смогу убедить Люсию принять меня, то буду молиться, чтобы браслет удержал истинную сущ… — Гаррет умолк. Он почуял ее желание. И запах дождя в воздухе. Ликан повернулся к валькирии и обнаружил, что она выжидательно смотрит на него.

— Я должен идти!

— Почему, что случилось?

Гаррет ответил:

— Ах, брат, гроза начинается!

В полдень, когда оба выдохлись, Гаррет лежа перебирал волосы Люсии, нежно просеивая их сквозь пальцы и зачарованно наблюдая, как свет лампы играет на локонах.

— Твои глаза стали полностью синими, — сонно произнесла она. — Это из-за сегодняшнего полнолуния?

Когда он кивнул, Люсия спросила:

— Браслет сработает?

— Да. Он действует.

Поскольку его реакция была бы уже намного сильнее.

— Расскажи мне о внутреннем звере, о превращении.

— Это такое чувство, как будто что-то в себе хранишь. Когда мы обращаемся, называем трансформацию «saorachadh ainmhidh bho а cliabhan» — выпустить зверя из клетки. Считается, что есть четыре стадии превращения. Скажем, я ввязался бы в горячий спор. И почувствовал бы, как животное шевелится во мне, как оно просыпается. Если бы ощутил гнев, то выпустил бы когти, и мои клыки заострились. А что касается страсти к подруге? — Гаррет окинул Люсию жарким взглядом. — Зверь завладел бы моим телом. Я находился бы в сознании, понимая все, но животное определенно управляло бы мною. Чтобы бороться с этим, нужно иметь неимоверную силу воли, коей немногие обладают.

— А четвертая?

— Это наихудшая стадия обращения, из которой нет пути назад. Если с кем-нибудь из нашего вида случится нечто такое, с чем невозможно справиться, зверь восстанет слишком сильно и навсегда сведет с ума своего хозяина-ликана. Человек никогда не вернется из своей животной ипостаси.

— Что случится тогда?

— Его придется держать под замком в наших подземных темницах, — вздохнул Гаррет.

Им следовало догадаться, что они ошиблись с первой «подругой» Бауэна — ведь он остался прежним после того, как она умерла…

— Именно поэтому мы не обращаем других в наш вид — любой недавно измененный должен научиться управлять зверем. Этот процесс занимает десятилетия, если вообще пройдет успешно. Нам бы пришлось держать новообращенного в подземелье до тех пор, пока мы не решили бы, что пришло время освободить его.

— Обратить других. Таких, как Росситер.

— Точно, — подтвердил Гаррет, оставшись абсолютно равнодушным к тяжелому положению смертного. — Он еще не выбыл из игры. Возможно, найдет свою орхидею или симпатичную бессмертную, которой плевать на законы Ллора…

Снаружи продолжал лить дождь, Люсия и Гаррет разговаривали о разных вещах, пытаясь предугадать, с чем столкнутся завтра ночью, когда достигнут Рио Лабиринто. С каждым поглаживанием волос, веки Люсии наливались свинцом, лицо постепенно расслаблялось, пока она, наконец, не погрузилась в сон.

Подперев голову рукой, Гаррет лежал возле нее, нежно водя пальцами по ее гладкой спине вверх и вниз. Он вздыхал, наслаждаясь осознанием того, что она рядом с ним, в его кровати, в его жизни.

Но Люсия не доверяла ему. И это изводило его.

Когда валькирия всхлипнула, брови ликана сдвинулись. Снова ее мучили кошмары, от ее невнятной мольбы, набирал силу бушевавший снаружи шторм.

Люсия принадлежала к роду воительниц и все же была испугана, бормоча во сне на древнеисландском языке, который он не понимал.

Кто же, во имя ада, доставил столько страданий его женщине? Почему она отказывается рассказать ему? Когти ликана вонзились в ладони, пока он старался справиться со своим внутренним зверем — зверем, жаждущим наказать любого, кем бы ни был тот гребаный ублюдок, который осмелился причинить ей боль.