— Со сколькими мужчинами ты была? — в конце концов, всё же решился спросить вампир.

— Ты действительно хочешь это знать?

Конрад кивнул, несмотря на то, что абсолютной уверенности у него не было. Он до сих пор невольно скрежетал зубами, возвращаясь к мыслям о том, что она раздевалась перед толпами мужчин в двадцатые годы.

— Их было не так много, чтобы начинать вести счёт, но больше одного, — ответила девушка.

— Правдиво и без утаек, — напомнил он ей.

— Хорошо, к двадцати шести годам у меня было четверо любовников.

— Так много? — вампир нахмурился, внутренне негодуя, что четверо мужчин познали её тело, а он — нет.

— Увы, так мало. Хотя их мог быть целый легион, если бы в те времена средства контроля рождаемости были более надежными.

Она так открыто говорила об этом, даже, казалось, гордилась собственным опытом.

«По крайней мере, этот опыт у неё хотя бы имеется», — думал Конрад мрачно. У него же его не было вовсе, и что хуже всего — Наоми это знала.

Конраду едва исполнилось тринадцать, когда он принёс присягу Капслиге. И он был слишком молод, чтобы отдавать себе отчёт, на что именно его обрекали принесённые обеты.

К несчастью, в памяти вампира накопились воспоминания других мужчин о сексе. Однако ни одно из них не было похоже на то, что он сам хотел бы увидеть или испытать. А от некоторых и вовсе мурашки бежали по коже. Конрад старался блокировать эти воспоминания, едва они всплывали на поверхность его сознания…

— Именно поэтому ты разорвала отношения со своим женихом? Потому что тебе было мало одного любовника?

Наоми покачала головой.

— Я была до оскомины моногамной.

— Тогда почему?

— На самом деле Луис не сделал ничего такого, что я могла бы назвать непосредственной причиной нашего разрыва. Однако что-то в нём всегда меня подспудно тревожило. И, как ни прискорбно, я все же отмахнулась от предчувствий, потому что жажда обладать всем самым лучшим ослепляла меня. Я всегда стремилась добиться завидной участи и получить от жизни всё. Иной я свою жизнь и не представляла. А более завидного жениха, чем Луис, в то время было не сыскать во всей округе — такой чрезвычайно привлекательный, и у этого мужчины были деньги. Нефтяные деньги.

Конрад ощутил укол какого-то незнакомого обжигающего чувства, зародившегося внутри и скрутившего внутренности.

— Так что же, всё-таки, произошло с «нефтяным» женихом?

— Я знала, что слишком долго игнорировала то, что говорила моя интуиция в отношении Луиса. И, ко всему прочему, в конце концов, поняла, что не должна вообще выходить замуж. Ни за него, ни за кого-либо другого. Я вполне могла сама себя содержать и получала массу удовольствия от своей жизни, будучи абсолютно независимой ни от кого. Так что, после того, как я почти полгода прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, искушая Луиса, чтобы он женился на мне, я взяла и передумала. Луис так и не смог меня простить.

— И что именно обычно делают женщины, искушая мужчину, чтобы он согласился жениться? — спросил Рос, стараясь придать голосу обыденный тон и не выдать, насколько интересно ему было это узнать. Конрад представил, как Наоми использует свои уловки на нём, чтобы добиться чего-то от него… и эта мысль странным образом взволновала вампира. Всё, чего эта девушка могла от него хотеть, было для Конрада под запретом слишком долго — почти столько, сколько он вообще себя помнил.

— Я дразнила его, а затем оставляла без сладкого. Никакого бесплатного молока[63]Имеется в виду расхожее английское выражение: «Зачем покупать корову, когда можно напиться бесплатным молоком?» Зачастую это выражение используется, чтобы описать нежелание кого-либо из партнёров вступать в официальный брак по причине того, что между данными партнёрами уже существуют отношения, в том числе сексуальные, и мотивы для заключения официального брака утратили актуальность (прим. пер.)
, — улыбнулась Наоми.

«Молока?»

— А-а-а, понял.

По крайней мере, она не спала со своим «нефтяным» женихом.

— Vingt-et-un[64]Двадцать одно (фр.)
. Я выиграла, — сообщила между тем Наоми. — Теперь расскажи мне об этой ране у тебя на руке.

Заметив, что Конрад явно колеблется, она тут же добавила:

— Любой вопрос, о чём угодно. Правдиво и без утаек.

— Меня оцарапал Тарут, демон на службе Капслиги. И пока демон жив, эта рана не заживёт.

Конрад полагал, что Тарут вполне мог посетить субботнее собрание. Если бы вампиру удалось освободиться от своих оков, он мог бы первым перейти в наступление и устроить Таруту хорошенькую увеселительную прогулку.

— Зачем он это сделал с тобой? — поинтересовалась Наоми.

— Он считает, что мне следует сдохнуть — но я не согласен.

— Как ему удалось уцелеть после встречи с тобой? Должно быть, он очень силён.

— У Тарута целая банда, — это был инстинкт, характерный для многих демонов — охотиться стаей. Так что на собрании Конраду придётся держать ухо востро. — Кроме того, демоны в принципе один из самых сильных видов существ Ллора, а Тарут, к тому же, очень древний и могучий.

— Как ты стал наёмным убийцей? — спросила девушка, уже совсем позабыв об игре.

— Меня интересовал гонорар.

— Жадность, Конрад? — мягко ухмыльнулась она. — На тебя не похоже.

— Откуда тебе знать? — она пожала плечами, и тогда Конрад пояснил: — Мне нужны были средства к существованию. Когда Капслига отвернулась от меня, я не знал куда податься и как прокормить себя.

— И что было дальше?

— Мои бывшие братья по ордену охотились на меня, как на чёртова бешеного волка, а я даже представления ещё не имел, как вампиру выжить в этом мире, — таким обессиленным и загнанным в угол, как тогда, Конрад не чувствовал себя никогда в жизни. Половину семьи Конрада только что прибрала смерть, другая половина превратилась в его врагов, а сам он необратимо и навсегда изменился. — Я умирал от голода, а кровь была повсюду, куда бы я ни повернулся. Каждую ночь я боролся с собой, чтобы не утащить какого-нибудь человека и не вцепиться в его горло.

— А что случилось потом?

— Была ещё донорская кровь, которую можно было купить, но она дорого стоила. Поэтому, когда однажды мне подвернулся весьма выгодный заказ на одного оборотня, из тех, на которых никто не хотел охотиться, я взялся.

— Почему никто не хотел?

— Потому что охота на оборотня весьма сложная штука. К тому моменту, когда ты понимаешь, как справится с одной их формой, они перевоплощаются в другую. Я был истощён от голода, и тот ублюдок откровенно надрал мне задницу. Однако, когда я почти распрощался с жизнью, мои новые инстинкты самым ошеломляющим образом дали о себе знать.

Клыки Конрада словно по собственной воле вонзились в шею оборотня, и кровь брызнула фонтаном, заливая вампиру глаза и наполняя его рот…

Взгляд Конрада затуманился от нахлынувших воспоминаний, и Рос надолго замолчал.

— Конрад? Посмотри на меня, Конрад! — когда он, наконец, встретился с ней взглядом, Наоми напомнила: — Ты говорил об инстинктах.

Это были инстинкты вампира Они управляли мной. Я вернулся за наградой не только с головой оборотня в мешке, но и с его воспоминаниями в моей голове. Вскоре я стал весьма востребован.

— Скольких ты убил? — спросила Наоми и прикусила нижнюю губу.

— Бесчисленное множество. Включая тех, кого я лишил жизни, ещё будучи человеком. Мне было тринадцать, когда первый вампир пал от моей руки.

— Ты был таким молодым? Какой была твоя человеческая жизнь?

— По большей части наполненной ужасом, холодом и отчаяньем. Те, кто не становился добычей мародёров, попадали в цепкие лапы чумы. Люди боялись обнять любимого человека, возвратившегося домой, потому что не знали, не принёс ли он с собой смерть. Моя семья была богата, но мы не могли купить ни еды, ни каких других товаров, потому что их просто не было.

— Это так грустно. Мне очень жаль, что жизнь так сурово обошлась с тобой и с твоей семьёй.

— Ну, теперь это в прошлом. А как ты прожила свою?

— Моя жизнь была полной противоположностью твоей — наполненной чувственными удовольствиями, жаркой и страстной, — взгляд Наоми сделался мечтательным. — Я помню марево летней жары над Французским кварталом, когда с каждой улицы доносились мелодии каких-то песен. Я резвилась в фонтанах и была помешана на джазе — а это, между прочим, даже являлось смягчающим обстоятельством в судах в моё время, — Наоми склонилась к Росу, и её волосы разметались по бледным плечами девушки. — Я вот всё думаю, как бы тебе понравилось то время и Новый Орлеан, каким он был тогда?

— Я бы чувствовал себя чужим. Меня воспитывали в строгости и военной дисциплине.

— А в моём мире боготворили джаз и контрабандные алкогольные напитки, а погоня за удовольствиями была главным смыслом жизни. Военачальник и балерина, у кого может быть меньше общего, чему нас с тобой?

— Что значит быть настоящей балериной?

— Это значит давать представление за представлением. Даже возвращаясь из туров, я не могла позволить себе полностью расслабиться, хотя и любила развлекаться. Мне приходилось упражняться по шесть дней в неделю, без права на прогул.

— Представляю. Я видел, как ты танцуешь.

— Ах, да, правда. Ты видел это. Позавчерашний день весь пошёл наперекосяк для собачонки Наоми.

Конрад нахмурился, но всё же, спросил:

— Почему ты так… снисходительна ко мне? После всего, что я тебе наговорил?

— Потому что я знаю, что ты на самом деле так не думал. И потому что я не верю, что ты такой плохой, каким тебя считают другие.

Она и понятия не имела, каким злом он на самом деле являлся. Лучше было сразу пресечь её кокетство и заигрывающие взгляды.

— Наоми, у тебя сложилось слишком идеализированное представление обо мне. Давай проясним всё раз и навсегда. Менее двух недель назад я убил живое существо, и я пил кровь из его шеи, словно животное, которое лакает из канавы.

— Что ж, эта картина, действительно, способна подпортить твою привлекательность, — ответила девушка, широко распахнув глаза. — Но, по счастливой случайности, у тебя такой привлекательный низкий голос, который нравится мне значительно больше, чем следовало бы — и это уравновешивает все эти образы животного и канавы.

Когда она вела себя так, словно испытывала к нему влечение, Конрад то приходил в восторг, то едва ли не начинал ненавидеть Наоми.

— Ты поворачиваешь всё так, словно это легко выбросить из головы.

— Что было, то прошло, Конрад. Ты должен научиться на своих ошибках и двигаться дальше. Если бы я думала, как ты, я до конца своих дней осталась бы танцовщицей бурлеска. Я никогда не загорелась бы целью стать балериной, получить профессию, которая сделала меня счастливой. Только представь себе, сколько ты упускаешь в жизни — возможность быть со своей Невестой, завести семью, обрести покой. В отличие от меня, ты можешь иметь будущее. Оно совсем рядом, нужно лишь протянуть руку и взять то, что предлагает судьба. У тебя появится так много причин смотреть вперёд, если ты просто перестанешь оборачиваться на прошлое.

Вот именно это делало Наоми столь опасной для него. Она заставляла его мечтать о том, что могло бы быть. Например, если бы он смог сделать её своей Невестой.

Его мечта… её злой рок.

Конрад резко встряхнул головой. Это проклятье не могло её затронуть — даже если действительно имело силу. Наоми нельзя причинить физическую боль. Однако Конраду всё равно хотелось нанести удар Таруту первым.

— Наоми, когда мои братья вернутся, ты должна заполучить тот ключ.

Она таинственно пожала плечами, что могло значить всё и ничего.

— Я устала, mon grand[65]Мой милый ( фр .) — Здесь игра слов, и имеется в виду не прямое значение, а обычно используемое при обращении к ребенку в шутливой форме и означающее «мой взрослый мальчик» (прим. пер.)
. Пойду, пожалуй, спать.

Конрад бегло говорил по-французски. «Mon grand» означало «мой взрослый мальчик». Так матери, любя, дразнили малышей.

— Где ты обычно спишь? — спросил вампир. Когда Рос той злополучной ночью рыскал по дому в поисках девушки, он видел хозяйскую спальню. Там сохранилось несколько предметов мебели, но это явно не было то место, куда она удалялась, когда не желала быть с ним. Скорее всего, где-то в доме у Наоми было тайное убежище.

— О, то там, то здесь.

— Ты вернёшься завтра?

Наоми медленно подлетела к нему.

— Честное слово, вампир, — взмахом руки она откинула волосы со лба мужчины и заглянула ему в глаза, — если ты и дальше будешь таким же очаровательным, как сейчас, как я смогу удержаться от соблазна? — обронила Наоми и исчезла.

И, конечно же, она собиралась вернуться. Потому что просто не могла ничего с собой поделать.

Неожиданно Конрад осознал, что улыбается.