— Ну, и кто твой лучший друг, mon grand[75]Мой милый (фр.)
? — проворковала Нaоми, демонстрируя вампиру две бутылки, зависшие в воздухе перед ней. — Кого Конрад любит больше всех?

Она объявилась в его комнате как раз тогда, когда Конрад, стоя на коленях перед камином, разводил огонь. Ночь выдалась ненастной, однако он позаботился, чтобы в доме было тепло и уютно.

— Что ты там принесла? — поинтересовался мужчина, вставая и вытирая руки о штаны. Усевшись в одно из кресел, расположенных напротив очага, вампир взглянул на Наоми.

— Подарок — для тебя.

— Подарок?… — повторил он, невольно отмечая, как ошеломлённо прозвучал его голос.

— Oui[76]Да (фр.)
. Также известный как дар. Или, как говорят французы — un présent.

Рос взял бутылки и, стерев пыль с одной из этикеток, в изумлении открыл рот.

— Это же «Глен Гери»[77]«Глен Гери» (англ. Glen Garioch) — марка элитного виски одной из старейших вискикурен Нагорья Шотландии, основанной в 1785 году (прим. пер.)
тысяча девятьсот двадцать пятого года! — воскликнул Конрад, опасаясь даже взглянуть на вторую бутылку. — Бог мой, — выдохнул мужчина. — «Макаллан»[78]«Макаллан» (англ. Macallan) — марка шотландского виски, считающегося одним лучших и самых почитаемых сортов элитного виски в категории single malt, выдержанного в хересных бочках (прим. пер.)
двадцать четвёртого. Нaоми, этот виски стоит около сотни тысяч долларов. Я не могу его выпить — ты могла бы его продать. Ну, или найти кого-то, кто продал бы его для тебя.

— Какой мне прок от денег? У меня и так полно их в сейфе. K тому же, я получу гораздо большее удовольствие, наблюдая, как ты станешь его пить, — Наоми зависла в воздухе у Конрада за спиной так, что её мягкий голос раздавался прямо над ухом мужчины. — А потом ты непременно опишешь мне его вкус, неторопливо, этим своим глубоким, рокочущим голосом. Какой он, с нотками дыма или древесными оттенками, словно настоянный на торфе? Как его вкус раскрывается на твоём языке? Как быстро после обжигающего глотка жар распространится по твоему телу?

Эта женщина могла бы читать вслух даже телефонную книгу, и сухие наборы цифр и имён звучали бы эротично.

— Ты уверена?

— Чин-чин! — воскликнула Наоми и одарила его загадочной улыбкой. — Á votre santé!

Это значило: «За ваше здоровье!»

— Тогда я хочу пить и смотреть, как ты танцуешь.

Наоми просияла от восторга — и Конрад подумал, что никогда не сможет насмотреться на это выражение её лица.

— А я хочу танцевать и смотреть на моего вампира, пока он будет пить.

Моего вампира… Чёрт возьми, ему нравилось, когда она так его называла. Конрад знал, что в лучшем случае это был всего лишь флирт, но не мог противиться окатившему его чувству удовлетворения.

Он открыл бутылку «Макаллана» и оставил его подышать. Аромат благородного напитка немедленно наполнил воздух, и губы Конрада довольно изогнулись. Он не станет пить этот виски так, как делал это в прошлом. Во-первых, ему больше не нужно глушить спиртным свою ярость. Однако главное, конечно, то, что подобному виски следовало отдать должное и наслаждаться им сполна.

— Я сейчас вернусь, — сообщила Наоми и исчезла.

Kонрад тут же напрягся, испытывая необъяснимую тревогу, как и всякий раз, когда она оставляла его одного, но Наоми вернулась буквально в считаные минуты, неся над одной из призрачных рук заводной граммофон, а над другой хрустальный бокал для виски. Подав Росу бокал, девушка установила граммофон на пол, завела его и опустила иглу. Зазвучала медленная джазовая баллада с характерным для старой пластинки потрескиванием.

— Итак, уважаемая публика! — произнесла Нaоми, подражая голосу конферансье. — Мы начинаем наше представление! Сегодня и только сегодня вам посчастливится увидеть выступление непревзойдённой мисс Ларесс! Эксклюзивное шоу для единственного зрителя, — Наоми кокетливо улыбнулась и добавила: — Я тут вспомнила один из танцев, который танцевала, когда была совсем юной. Думаю, он тебе понравится…

Конрад отставил свой редчайший виски, давая ему время подышать, и откинулся в кресле перед камином, приготовившись смотреть, как самая красивая женщина, которую он когда-либо видел, будет танцевать для него одного.

Несмотря на то, что образ Наоми был лишён красок, девушка казалась вампиру прелестной — особенно, когда двигалась. Это было гипнотизирующее зрелище. Она танцевала, словно безо всяких усилий, посылая Конраду улыбки и подмигивая во время сложнейших пируэтов или замерев с высоко поднятой ногой в арабеске[79]Арабеск (фр. Arabesque)  — одна из основных поз классического балета, в которой опорная нога стоит на целой ступне, на полупальцах или на пальцах (пуантах), а рабочая нога поднята на 30°, 45°, 90° или 120° вверх с вытянутым коленом (прим. пер.)
.

Наоми жила настоящим моментом, умела от души смеяться и без устали флиртовала. Она от природы была чрезвычайно жизнерадостна, и именно это в ней зачаровывало и притягивало Конрада. За всю свою долгую жизнь Рос никогда не знал подобного состояния души. Впрочем, у Наоми имелась теория по этому поводу, которой она как-то поделилась: «Многие думают, что счастье просто возьмёт и свалится им на голову. Однако счастья нужно добиваться. А порой надо вцепляться в него и держать изо всех сил, даже если оно вырывается, отбиваясь руками и ногами».

Наоми убили, она лишилась тела, но всё равно цеплялась за любую возможность получить удовольствие от жизни, которая ей представлялась. И это вызывало у вампира уважение.

А теперь она танцевала так, будто инстинктивно знала, что должно было понравиться именно ему, как именно этого мужчину она могла привлечь. Как стать для него неотразимой. Тогда зачем же ему сопротивляться своему влечению? Зачем бороться с самим собой?

Потому что, в конце концов, он всё равно её разочарует, даже если она ответит на его чувства взаимностью.

Конрад действительно поправлялся в Эланкуре, но в любом случае у него не всё было в порядке с головой, и он по-прежнему страдал от припадков ярости и мучительных кошмаров. Что будет, когда он вернётся в реальный мир за стенами поместья? Удастся ли ему сдерживать себя и отказаться от крови своих врагов? Ведь он, как наркоман, пристрастился к силе, вливавшейся в него с каждой обескровленной жертвой.

На протяжении целых столетий враги Роса настойчиво искали хоть что-то, что было ему дорого. Впрочем, это являлось неписаным правилом мира Ллора. Бессмертные относились к смерти довольно равнодушно, так как жили очень долго, поэтому лучшим способом давления на них могла стать лишь угроза расправы с семьёй или возлюбленными. Конраду все эти годы нечем было угрожать.

Теперь же всё изменилось. У Роса впервые появился кто-то, кто действительно был дорог ему, и он опрометчиво позволил себе увязнуть в этих чувствах.

Вампир встряхнулся. Нет, его враги не могли причинить вред Наоми, не могли её похитить или поранить. Возможно, отчасти ему было так легко и спокойно с этой девушкой, потому что он знал, что и сам не сможет ничего ужасного с ней сотворить. Даже когда он освободится и даже если утратит контроль над собой, он не сможет причинить ей вреда.

Вот только как ему освободиться? Ни один из его братьев так и не вернулся с того самого дня, как он пытался убедить их в существовании Наоми — дня, когда они отправились в замок Обуздавших жажду — «Горное Облако».

И это могло означать лишь одно из двух.

Возможно, Кристоф узнал, что они отыскали Конрада и держат его живым. А каков второй самый главный закон Обуздавших жажду? Убивать падших без суда и следствия. Уже одно то, что они оставили Конрада в живых, могло считаться изменой против их короля. Кристоф, скорее всего, бросил братьев в темницу, пообещав отпустить, лишь когда они выдадут ему место нахождения Конрада.

Чего они, конечно же, никогда не сделают. Несмотря на все свои недостатки, семейные узы между братьями были нерушимы.

Какой была вторая перспектива? Братья могли пасть в бою. И Конрад не был уверен, что он чувствовал по этому поводу. В течение минувшей недели вампир со всей ясностью осознал, что если бы не они, он никогда бы не познакомился с Наоми.

Теперь, когда его разум частично просветлел, и он научился справляться со своей агрессией, мысль о потере всех троих вызывала у него необъяснимую гнетущую тревогу.

Тот разговор с Наоми о его прошлом пробудил в Конраде воспоминания и о хороших временах. Он вспомнил, как Николай раз за разом выручал его из самых разных переделок. И тот день, когда четыре брата приняли судьбоносное решение взять в свои руки оборону страны. Они поняли тогда, что кроме них больше некому. Конрад вспомнил, как был горд, что ни один из них не колебался ни на секунду, возлагая на себя подобную ответственность.

Если его братья до сих пор живы, он, пожалуй, не сможет их уничтожить, как планировал изначально. Конрад по-прежнему не желал иметь ничего общего с ними, но знал, что убить у него не поднимется рука…

— Ты совсем не хочешь попробовать виски? — спросила Наоми, прекратив танцевать.

— Что? — задумавшись, Конрад даже не сразу понял, о чём она — А, хочу.

Он планировал дать напитку подышать по минуте на каждый год его выдержки, но Наоми с таким нетерпением ждала, когда же он приступит. Так что Рос решил, что получаса должно быть достаточно, а со временем его вкус ещё больше раскроется. Конрад наполнил бокал и всколыхнул его, наблюдая, как виски растекается по хрусталю.

Делая первый глоток, мужчина едва удержался, чтобы не закрыть глаза от удовольствия.

— Мой Бог, вот таким он и должен быть.

У «Макаллана» был яркий и в то же время мягкий вкус, в котором отчётливо угадывались все ноты по отдельности и при этом сливались в цельный и идеально уравновешенный букет.

— Это лучше того, что ты обычно пьёшь? — поинтересовалась Наоми.

— Ты имеешь в виду виски или кровь? — уточнил вампир.

— И то и другое.

— Этот виски затмевает все остальные — и он лучше крови, которую мне доводилось пить.

Однако Конрад инстинктивно чувствовал, что та кровь никогда бы не сравнилась с кровью Наоми.

— Bien[80]Хорошо (фр.)
, — сказала девушка и продолжила танцевать.

Наблюдая за движениями Наоми, Конрад невольно задумался, каково это было бы — пронзить клыками её бледную кожу? Если бы она была женщиной из плоти и крови, что бы он чувствовал, охватив её грудь двумя руками и одновременно высасывая кровь из её шеи?

Ещё никогда он не касался груди женщины. Временами Конрад пытался представить себе, какой могла бы быть на ощупь грудь Наоми, судя по тому, что он видел. Она, скорее всего, должна была мягко лечь в его загрубевшие ладони, так и напрашиваясь, чтобы он её сжал…

Конрад всегда страстно желал обрести женщину, которая бы принадлежала ему одному. Он мечтал, что не будет выпускать её целыми днями из кровати, пока не познает все возможные способы доставить ей удовольствие. Он хотел узнать, как заставить свою женщину тосковать по нему каждое мгновенье, пока его не будет рядом. И выкрикивать его имя, когда он, возвратившись, будет брать её тело.

Этим чувственным голосом с едва заметным французским акцентом.

Внезапно его разум заполонили фантазии — о том, как он мог бы сжимать её попку, одновременно посасывая её соски, или часами напролёт осыпать её тело ласками. А она бы снова и снова кончала для него…

— Ты выглядишь очень довольным, mon trésor[81]Моё сокровище, мой драгоценный (фр.)
.

Конрад откашлялся в кулак.

— Должен сказать, ни одна из тех тюрем, в которых я раньше бывал, с этой не сравнится.

Особенно учитывая, что сокамерницей тут была такая соблазнительная красотка. Несмотря на то, что в нём всё нестерпимее росло желание расквитаться с Тарутом и поохотиться в своё удовольствие, Конрад осознал, что даже мысль о том, чтобы оставить Наоми здесь одну, вызывала у него невероятный внутренний протест.

Внезапно Наоми развернулась и запечатлела на его щеке обжигающий электрическими разрядами поцелуй. Конрад подозрительно сощурил глаза, но Наоми лишь засмеялась.

— Это называется симпатия. Ну же, повторяй за мной — сим-па-ти-я.

Рос только недавно предположил, что она флиртовала с ним, потому что это было свойственно ей от природы. Но могла ли она… могла ли она действительно быть им увлечена? Могла ли испытывать настоящее влечение — к нему, красноглазому падшему вампиру, покрытому шрамами с ног до головы? Может быть, она хотела чего-то большего от их отношений так же, как и он?

Впрочем, помимо него здесь попросту не было никого другого, кто мог бы завладеть её вниманием. У Конрада не имелось соперников.

— Почему ты решила продемонстрировать мне свою симпатию?

— Может, потому…. что я испытываю это чувство?

— Но почему?

— Почему, почему, почему? — рассмеялась Наоми. — Ты всегда подвергаешь сомнению всё хорошее, что случается с тобой?

— Да, когда в этом нет логики. Ты ничего не знаешь обо мне…

— Я знаю о тебе больше, чем любая другая женщина, n’est-ce pas[82]Не так ли? (фр.)
? Тебе не нужно собираться с духом, прежде чем открыть мне все свои грязные секреты, опасаясь в тайне, что я в ужасе сбегу с воплями, узнав о них. Я и так всё знаю о тебе. И, как видишь, я до сих пор здесь, — её глаза сверкали, а губы украсила улыбка. — И уж вернее всего я знаю, что ты мой самый любимый мужчина. Dans le monde entier[83]Во всём мире (фр.)
.

— Потому что я один во всём свете, кто может тебя видеть и слышать.

Она снова только таинственно пожала плечами. Конрад знал, что Наоми могла всего лишь играть с ним, флиртуя и говоря ничего не значащую чепуху. Но, чёрт возьми, её слова задели его за самое сердце. Легче было притвориться, что он верит в искренность её чувств.

— А ведь ты даже понятия не имеешь, что нужно делать, когда кто-либо демонстрирует влечение к тебе, не так ли? — продолжила Наоми.

— Я… не знаю, — признался вампир. — Я не знаю, что должен делать. И я чувствую себя уязвимым. Порой ты заставляешь меня чувствовать себя слабым.

— Не представляю, как такой сильный мужчина, как ты, может чувствовать себя слабым? Меня это пугает. Что я должна делать по-другому, чтобы ты себя больше так не чувствовал?

Конрад провёл рукой по лицу и постарался найти правильные слова.

— Иногда я чувствую себя неуверенно в твоём обществе, потому что всё, что связано с тобой, и всё, что ты делаешь, столь чуждо для меня.

— Что, например?

— Твой смех. Порой мне кажется, что ты готова смеяться или дразнить меня каждое мгновенье своей жизни.

— Похоже, я просто très terrible[84]Невыносима (фр.)
. Как ты меня выносишь? Наверное, только благодаря твоему ангельскому терпению и невозмутимости, — изрекла Наоми и плеснула ему ещё виски в бокал.