«С пациентом явно что-то происходит», — думала Наоми, зависнув в воздухе у изножья кровати и наблюдая за спящим Конрадом.

В течение последней недели Наоми начала замечать, как пустота в красных глазах вампира постепенно сменялась осознанным взглядом, от которого, однако, кровь стыла в жилах.

С ним действительно что-то происходило, и девушка, во что бы то ни стало, хотела выяснить, что именно. С момента его странного возвращения Наоми только и занималась тем, что изучала этого мужчину, лишь изредка возвращаясь в свои покои — потайную студию, расположенную на нижнем этаже. Вот и сейчас она несла добровольное дежурство подле уснувшего в очередной раз Конрада.

Вернувшись в то первое утро, он буйствовал и бился головой о стену, словно хотел заглушить, выбить из неё что-то, терзавшее его разум. Штукатурка сыпалась со стен, словно снежные хлопья, и налипала на его окровавленные скулы. Когда братья вновь заковали его — на этот раз ещё и привязав для верности к кровати — Конрад под воздействием введённого снадобья уже потерял связь с реальностью и лишь тихо, несвязно бормотал что-то на иностранном языке своим сорванным голосом.

Откровенно говоря, Наоми на его месте тоже была бы сбита с толку. Не каждый день увидишь, как кто-то бежит по подъездной аллее Эланкура прочь от поместья, а мгновенье спустя его ужасный рёв раздается со второго этажа дома.

Теперь Наоми была не единственной, запертой в ловушке в этом доме. По-видимому, ведьмы действительно наложили оградительное заклинание на Эланкур. Пока Конрад носил эти цепи, он не мог пересечь границу поместья. Цепи также лишили его возможности телепортироваться, или перемещаться, как они это называли.

Наоми не могла сказать точно, когда именно она впервые почувствовала перемены, произошедшие в его состоянии. Каждый раз, когда братья пытались с ним говорить, Конрад бормотал в ответ что-то бессвязное, и всё же, у неё появилось чувство, что… его сознание стало более ясным. По крайней мере, прояснялось время от времени.

Иногда казалось, что в голове у этого мужчины крутится миллион мыслей одновременно, и он безуспешно пытается остановиться хотя бы на одной из них. Вот почему ему так трудно было их формулировать и говорить нормально. Временами у него даже менялся акцент…

Конрад забился в цепях, прерывая размышления девушки, его голова заметалась из стороны в сторону. Без сомнений, в это мгновенье он был во власти вселяющих ужас кошмарных видений. Конрада постоянно мучили кошмары. Он корчился, оскаливая, казалось, ещё более заострявшиеся клыки, и напрягая мышцы, от чего цепи врезались в его кожу. Наоми неодобрительно хмурила брови. Ей не нравилось видеть это.

Несмотря на то, что всё в этом мужчине должно было вызывать у неё отвращение, Наоми обнаружила, что ей очень трудно заставить себя оставаться безразличной к его судьбе. Этот вампир разрушил пол её дома. Он был убийцей. У него постоянно случались приступы агрессии и жажды насилия. И он, ко всему прочему, был немытым. Грязь, кровь, и прилипшая к запёкшейся крови штукатурка по-прежнему покрывали его лицо, а волосы сбились в ужасные колтуны. Следы от огня чёрными пятнами расходились по его коже и жалким обрывкам одежды. Когда Себастьян попытался вытереть обгоревшее лицо брата, Конрад клацнул зубами так, что Себастьян едва не лишился пальцев.

Наоми следовало ненавидеть Конрада. Так почему же её так влекло к этому могучему мужчине, находившемуся во власти безумия?

Может быть, потому что он, как и она, познал ужас насильственной смерти? Возможно, он переживал его снова и снова, даже в это самое мгновенье, когда она смотрела на него спящего.

Не был ли Конрад просто заблудшей душой, достойной сожаления? Может, он стоил того, чтобы попытаться его спасти? Наоми никогда не интересовали «мужчины, которых нужно спасать». Вокруг всегда хватало женщин, готовых жертвовать собой, ради подобных мужчин…

Как всегда неожиданно Конрад, вскинувшись, проснулся. Он осмотрелся по сторонам, хотя взгляд его оставался пустым, и, выгнувшись, открыл рот и впился клыками в собственное запястье. Его напряжённо сдвинутые брови тут же расслабились, и он медленно, словно, чтобы успокоиться, принялся высасывать кровь из вены.

При виде этой картины сердце Наоми растаяло.

— Merde[15]Чёрт (фр.)
, — прошептала она.

Когда он коротко, сердито зарычал, не отрываясь от руки, она устроилась рядом с ним на кровати.

— Тише, вампир, — Наоми вздохнула, откидывая волосы со лба Конрада с помощью телекинеза. — Успокойся, ну же.

Он замер, медленно вынул клыки из запястья и откинулся назад, опять погружаясь в дремоту, будто она действительно успокоила его…

Каждую ночь, до самого рассвета, пока братья пытались достучаться до Конрада, Наоми парила под потолком и слушала их. И она не только получала удовольствие, прислушиваясь к тембру мужских голосов в то время, как они разговаривали друг с другом, но ей также многое удалось узнать об этих вампирах.

Они были из Эстонии, балтийской страны, граничившей с Россией, что объясняло их акцент. Мужчины с Севера. Их обратили в вампиров три сотни лет назад. Перед этим они сражались в Великой Северной Войне против России в ранге обычных офицеров из дворян, однако, в конечном счёте, взяли в свои руки бразды правления над выбивавшейся из последних сил армией Эстляндии. Каждый из братьев стал военачальником, возглавившим оборону своей части страны, под верховным командованием старшего — Николая.

Поначалу Наоми оставалась в комнате Конрада, потому что всё ещё лелеяла надежду, что он видит её. Теперь же она не уходила потому, что была заинтригована этим сумасшедшим вампиром.

Его история оказалась похожей на увлекательную головоломку, и с каждым добытым Наоми кусочком складывавшаяся картина становилась всё более и более захватывающей. Конрад был знатного происхождения, но в конечном итоге весь свой опыт военачальника и всю свою силу вампира он использовал для того, чтобы стать наёмным убийцей. Он планировал убить собственных братьев за какое-то деяние, совершённое ими, о котором Наоми пока ничего не удалось узнать.

Конрад веками был одинок, у него не было друзей.

Его прошлое разительно отличалось от прошлого Наоми — наполненного танцами, смехом и беззаботным, весёлым времяпрепровождением — оно было его полной противоположностью.

Впрочем, с каждым открытием, сделанным девушкой, у неё возникало всё больше вопросов. Конрад, очевидно, был могущественным человеком когда-то, что же могло произойти, чтобы его рассудок помутился до такой степени? И как он мог оставаться день за днём в кровати? Неужели у вампиров вообще не было никаких физиологических потребностей?

Каждую ночь братья приносили Конраду термос из нового холодильника, и Наоми прекрасно отдавала себе отчёт, какое содержимое он в себе заключал. Но где они его добывали? И, поскольку Конрад отказывался от предлагаемого питья, спустя какое время он мог умереть от голода?

Наоми наблюдала за тем, как он спит, несчётное количество времени, и у него ни разу не было эрекции, как это неосознанно случается с мужчинами во сне. Почему?

У неё была ещё тысяча вопросов, но когда начало смеркаться, и братья спустились вниз, Конрад тотчас распахнул глаза.

Наоми перелетела через комнату и высунулась сквозь закрытую дверь наружу так, что наполовину оказалась на лестничной площадке, а наполовину осталась внутри спальни Конрада. Однако и так она едва могла расслышать голоса братьев, доносившиеся с нижнего этажа дома. Тем не менее, девушка видела, как реагировал Конрад, и поняла, что он их, напротив, прекрасно слышал даже через закрытую массивную дверь.

— После того, как я увидел его в этом состоянии, — говорил Себастьян, — я начал понимать, почему ни один из падших не смог избавиться от жажды крови.

— Ни у кого ещё не было таких средств, какими располагаем мы, — ответил брату Николай. — Мы договорились, что на протяжении месяца будем пытаться его вылечить. Если по истечении этого срока никаких признаков улучшения не будет, тогда мы сделаем то, что должны сделать.

Конрад слушал их. И слушал сосредоточенно.

«Интересно, о чём он думает сейчас?» — гадала, глядя на него, Наоми.

— Это было до того, как я увидел его, Николай, — возразил Себастьян. — Возможно, мы должны… положить конец его страданиям.

« Он страдает ?» — подумала Наоми и заметила, как челюсти Конрада после этих слов Себастьяна сжались, и выражение лица сделалось убийственным. Однако затем его брови сошлись на переносице, будто он всё же обдумывал такую перспективу. Когда он нахмурился и закрыл глаза, у Наоми всё сжалось в груди.

Вампир действительно страдал. И он был в достаточно здравом уме, чтобы осознавать это.

« Страдания? Что, на хрен, они знают об этом? » — Конрад тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от этих мыслей.

Он прекрасно слышал, как Мёрдок там внизу объяснял своим братьям, что ему удалось узнать о падших вампирах, тех, которые убивают, выпивая кровь своих жертв.

— Их приводят в бешенство любые громкие звуки и крики. А также резкие движения, и не важно, насколько безобидными они являются — падшие реагируют на них, как на источник опасности. Они могут просто взбеситься, если их застать врасплох. И любой намёк, малейшее ощущение собственной физической уязвимости пробуждает в них ярость.

Почему бы тебе просто не объяснить, что не приводит их в ярость? — спросил Себастьян.

«Таких вещей не много», — подумал Конрад одновременно с Мёрдоком, сказавшим то же вслух:

— Этот список будет коротким.

Конрад перестал прислушиваться к их разговору и в очередной раз вернулся мыслями к загадочному существу, обитавшему в доме.

Это существо могло быть лишь одним из трёх: отголоском его обрывочных воспоминаний, галлюцинацией или призраком. И если с первыми двумя он регулярно сталкивался на протяжении почти трёх сотен лет, то опыта общения с последним у него не было. Первые два варианта могли с лёгкостью оказаться лишь порождением его помутившегося разума. Но если это было привидение — то оно не было плодом его воображения.

«Что из всего этого реально? Что лишь иллюзии?»

Всю последнюю неделю это существо день за днём возвращалась в его комнату. Конрад снова начал её видеть, но не так отчётливо, как в первую ночь. Только лишь бледные, мерцающие очертания. Тем не менее, он мог чувствовать её присутствие. Даже сейчас его окутывал аромат роз.

И каждый раз, когда она навещала его, сознание вампира прояснялось. Конрад не понимал, как это было с ней взаимосвязано, но эта призрачная женщина завладела всеми его помыслами, и он понял, что просто нуждается в ней.

Это было непостижимо. Как могло порождение его разума прояснять его же собственный рассудок? Обдумывая все за и против существования этой женщины, Конрад вдруг осознал, что что-то действительно заставляет проясняться его мысли, раз уж ему вообще достало этого самого долбанного рассудка, чтобы усомниться всё-таки в её реальности.

Может быть, уколы, которые братья продолжали ему делать, помогали?

Конрад мало что помнил из того, что произошло в то утро, когда он пытался сбежать. Однако ему казалось, что в тот день она пыталась раздеть его и, возможно, поцеловать — перед тем, как принялась швырять его об стены.

Впрочем, с тех пор это существо ни разу на него не нападало. Обычно она стояла у окна с низким подоконником, обустроенным как кушетка в проеме окна. Довольно часто вампир ощущал, как она приближалась к изножью кровати, что более чем нервировало его.

Годами напролёт Конрад чувствовал себя так, словно нечто незримое за ним наблюдало, сейчас же, вполне возможно, так действительно и было.

Нет. Он видел призрачные тени каждый день. Почему он должен был думать, что она отличалась от них? Потому что от неё исходил аромат? Потому что впервые ему хотелось, чтобы галлюцинация оказалась реальной?

Конрад знал, что видеть галлюцинации и общаться с ними — это совсем не одно и то же. Если с первым ещё можно жить, то стоило перейти эту грань и начать общаться с выдуманными существами, и тогда назад пути не было.

Всё последнее столетие он из последних сил хватался за остатки своего разума. Если он признает, что эта женщина существует на самом деле, это может стать последней каплей, тем самым камнем, который утянет его на дно.

И всё же, несмотря на то, что он это понимал, Конрад продолжал о ней думать. Если она действительно существовала, тогда она была призраком. Насколько он знал, призраки появлялись в результате насильственной смерти или убийства. Как в таком случае умерла эта женщина? И когда? Да и вообще, разумное ли она существо? Конрад видел её глаза и длинные волосы, и ему было интересно, как выглядело всё остальное?

«Почему мои проклятые мысли становятся такими связными, когда крутятся вокруг неё?»

Голоса его братьев раздались совсем близко, словно они вот-вот должны были войти в комнату. Конрад этого не хотел. С каждым днём, когда садилось солнце, и комната погружалась в полумрак, он видел это существо всё более отчётливо. Когда же являлись его братья, она становилась невидимой. Конрад понял, что новая лампочка над его головой была слишком яркой, и в искусственном свете призрачная женщина исчезала. Во тьме же становилась видна.

В ту первую ночь Конрад увидел её не в свете молний. Он увидел её в промежутках кромешной тьмы между их вспышками.

Сумерки сгущались. И это значило, что он с каждой минутой приближался к тому, чтобы узнать, как она выглядит. Только бы его браться задержались ещё немного. Он жаждал увидеть её, наконец. Руки сами собой сжимались в кулаки и разжимались у него за его спиной от нетерпения.