Глава 1

1950 год

– Что же вы так долго, черт побери?

Доктор Мартин О'Рейли уставился на мальчика, потом произнес со вздохом:

– У меня еще был пациент. Ну, а где твоя матушка?

– В постели, где же еще?

Мальчик отошел и присоединился к сидевшим на ступеньках братьям. Младшему было не более трех лет, старшему не меньше четырнадцати. Доктор зажег сигару, постоял в холле, раскуривая ее, и подумал, что запах, исходивший от этого скопления Райанов, мог бы вывернуть наизнанку самый крепкий желудок. Впрочем, трущобная вонь, казалось, пронизала все существо доктора, пропитала одежду и саму кожу. Он поднимался по лестнице очень осторожно, стараясь не наступить ненароком на чьи-нибудь маленькие пальцы. Дети ерзали кто вправо, кто влево, пропуская его. Но больше всего доктор остерегался касаться стен: вонь – не самое страшное, от нее можно спастись дымом сигары, куда хуже тараканы, каким-то непостижимым образом ползавшие по стенам, опровергая закон тяготения.

Взобравшись на площадку, он распахнул ближайшую дверь, которая вела в спальню, и увидел Сару Райан собственной персоной. Она лежала на широченной кровати, и ее живот вздымался огромной горой. Сердце доктора наполнилось нежностью, и он улыбнулся. Саре Райан было тридцать четыре года, но все в этой молодой еще женщине казалось безжизненным: и выцветшие светлые волосы, гладко зачесанные и собранные на затылке в пучок, и сухая бледная кожа. Только глаза излучали какое-то удивительное сияние.

Доктор вспомнил, как пятнадцать лет назад пришел в этот дом, чтобы помочь Саре произвести на свет первенца. Трудно поверить, что эта заплывшая жиром женщина, со следами многочисленных родов на теле и преждевременными морщинами на лице, была когда-то весьма привлекательной.

– Ну что, все в порядке? – Голос у Сары был нежный. Она попыталась сесть повыше в постели, при этом слышно было, как рвутся газеты, на которых она лежала. – Вот здорово, что вы пришли, Мартин. Мои маленькие паршивцы так и не отыскали папашу. Неизвестно, где его носит. Как всегда!

Снова начались схватки, и женщина судорожно вцепилась руками в живот.

– Ох как он хочет на свет! – Сара едва заметно улыбнулась, но тотчас улыбка сбежала с лица, а глаза округлились от страха, стоило ей увидеть, что доктор из саквояжа вытаскивает шприц. – Нет-нет, не надо втыкать в меня эту иглу! Ведь мы еще в прошлый раз договорились! Родила же я без этих чертовых уколов дюжину младенцев, и живых, и мертвых, и тринадцатого рожу!

– Спокойнее, Сара, так вам будет легче!

– Нет-нет, это куда больнее, чем рожать, – замахала руками Сара. – Рожать – сущий пустяк!

Мартин положил шприц на столик у изголовья, не переставая вздыхать, сбросил одеяло с ее ног, ощупал через влагалище плод и сказал:

– Кажется, девочка, и, к сожалению, идет ножками.

Сара пожала плечами.

– Такого со мной еще не случалось. Бен говорит, что скоро они станут вываливаться из меня на ходу. – Сара рассмеялась.

– Тогда я останусь без работы, – в тон ей произнес доктор, тоже рассмеявшись. – Вы пока отдохните, а я отлучусь ненадолго. Попрошу кого-нибудь из мальчиков кое-куда сбегать. – Доктор вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Ну что, разродилась она? – спросил восьмилетний Лесли, тот, что впускал его в дом.

– Пока нет, наберись терпения, юный таракан!

И доктор повернулся к Майклу, самому старшему из братьев. В свои неполные пятнадцать лет он был уже более шести футов ростом и буквально нависал над маленьким ирландцем-доктором.

– Сбегай за матушкой Дженкинс, – сказал доктор Майклу. – На сей раз мне без нее не обойтись.

Майкл пристально посмотрел на доктора.

– С матерью все в порядке? – тихо и очень серьезно спросил он.

Доктор кивнул:

– Конечно.

Юноша, однако, не двигался с места. Потом спросил:

– Зачем же тогда старуха Дженкинс?

– Мне некогда с тобой болтать, – нетерпеливо ответил доктор. – Если хочешь, чтобы мать скорее родила, приведи госпожу Дженкинс. Времени мало!

Майкл неторопливо отошел от доктора и, держась одной рукой за перила лестницы, а другой за стену, соскочил вниз, перепрыгнув прямо через головы братьев.

Доктор крикнул ему вдогонку:

– Скажи госпоже Дженкинс, что она получит от меня десять шиллингов, а то не придет!

Майкл махнул рукой, дав понять, что слышал его слова, и выскочил на улицу.

Доктор задумчиво смотрел на детей, все сильнее сжимая зубами кончик сигары. Прыгая вниз, Майкл переполошил тараканов, и они попадали со стен. Младший, Бенни, был ими буквально обсыпан, и они копошились в его одежде. А один таракан, самый ловкий, полз по лицу. Малыш осторожно его смахнул, и доктор подумал, что надо бы переговорить с домовладельцем о дезинфекции. Избавиться навсегда от этих проклятых тварей вряд ли удастся, но пусть Райаны хоть немного передохнут. Тут доктор вспомнил о том, что необходимо найти отца семейства, и попросил мальчиков сделать это. Джоффри, Антони и Лесли сразу вскочили с места.

– Ты, Джоффри, беги к "Латимер Армс", ты, Антони, – к Круглому дому, а ты, Лесли, – в гостиницу "Кенсингтон-парк". Еще можно поискать возле "Брэмли Армс". Если найдете, скажите, пусть поспешит домой. Запомнили, что я сказал?

Мальчики кивнули и убежали, а Мартин вернулся в спальню.

– Мне кажется, неплохие у вас ребята, – сказал он.

– Не уверена в этом, доктор. – В голосе Сары звучало сомнение. – Временами они становятся прямо-таки бешеными. И все из-за старика. Он то хватается за ремень, то гоняет их в лавку или еще куда-нибудь. Передохнуть не дает бедняжкам.

Сара выгнулась, превозмогая очередной приступ боли.

– Постарайтесь расслабиться, Сара! – Доктор убрал с ее лба прядь соломинок-волос, подошел к окну, задернул занавески и включил верхний свет: начинало темнеть. Заменив старую сигару новой, доктор опять стал осматривать роженицу. Вдруг лицо его, принявшее было озабоченное выражение, прояснилось. Из холла донеслись голоса, и через несколько секунд всей своей стокилограммовой массой в дверях появилась Матильда Дженкинс.

– Порядок, доктор? – это был не вопрос, а форма обращения. – Порядок, а, Сара? Я едва забралась на эту чертову лестницу, а твоим сорванцам хоть бы что! – Матильда приветственно помахала Саре. – Попросила дать мне дорогу, так их оттуда словно ветром сдуло. Умчались как ненормальные! – И Матильда так захохотала, что стены, казалось, заходили ходуном. Она могла позволить себе быть приветливой: ведь доктор пообещал ей десять шиллингов.

– Роскошная вы женщина, Матильда! Такие габариты! И все же придется сгонять вас вниз, мне нужен кипяток, и побольше, чтобы простерилизовать инструменты и все остальное. Дело в том, что малыш идет ножками.

Матильда с готовностью кивнула:

– Отлично, док! Сейчас поставлю кипятить воду и сбегаю к соседям, пусть тоже вскипятят, сколько могут.

Едва только она вывалилась из комнаты, Сара взглянула на доктора.

– Что ей тут делать? У меня нет десяти шиллингов, а были бы, отдала бы лучше детям. Они со вчерашнего дня ничего не ели. Пока муженек не заявится, так и будут сидеть голодными. А он наверняка закрутился с какой-нибудь старой дрянью и раньше утра не вернется!

В глазах у женщины стояли слезы.

– Успокойтесь, Сара, я сам заплачу акушерке. – Он взял ее за руку. – Одному мне не справиться. Не волнуйтесь, поберегите силы. Расслабьтесь.

Сара послушно легла на подушки. По лицу ее струился пот, губы запеклись и потрескались. Тяжело повернувшись, она взяла со столика стакан и стала с удовольствием пить теплую воду. Через несколько минут появилась Матильда с ведром кипятка, и доктор принялся стерилизовать инструменты, в том числе и пару больших ножниц.

К девяти вечера страдания Сары усилились. Жизнь ребенка была в опасности. Попытки доктора перевернуть его через влагалище не увенчались успехом, хотя он делал их дважды. Принесенным с собой полотенцем Мартин тщательно вытер руки.

Малыш должен родиться живым и побыстрее, иначе доктор потеряет своих клиентов. Чертов Бенджамин Райан! Вечно одно и то же: каждый год делает Саре по ребенку, а когда наступают роды, исчезает.

Мальчики между тем дежурили на лестнице, усталые и голодные. Майкл смотрел на них с верхней площадки и мысленно честил родителя на чем свет стоит. Маленький Бенни сосал рукав свитера.

Внезапно раздался громкий стук в дверь. Шестилетний Гарри пошел открывать и тут же отлетел в сторону, сбитый с ног двумя полицейскими. Майкл, чертыхаясь, шмыгнул в спальню. Лестница огласилась воплями мальчишек, когда полицейские, расшвыривая их, принялись прокладывать себе путь на площадку. Наконец им все же удалось ворваться в спальню, но Майкл уже наполовину высунулся в окно. В этот момент в комнате стало темно.

– Кто выключил свет, маленькие ублюдки?

– Никто его не выключал, этот паршивый свет, – раздался слабый голос Сары, – просто электрик ушел домой.

Полицейские зажгли карманные фонарики.

– Пройдите сюда! Жизнь этой женщины в опасности! – Доктор произнес это таким тоном, что полицейские не посмели ослушаться и приблизились к постели. А Майкл в это время был уже далеко. И доктор, и Сара хорошо это знали.

– Убить вас мало, – сквозь слезы произнесла женщина. – Мой мальчик ничего не сделал.

– Нет ли у кого-нибудь шиллинга, чтобы опустить в счетчик? – подала голос Матильда.

– У меня есть, – выуживая из кармана мелочь, ответил полицейский, что был пониже ростом. Он стал осторожно спускаться с лестницы, в то время как его товарищ остался в спальне помогать врачу. Пробравшись между ребятишками, полицейский направился к стенному шкафу под лестницей и, нащупав счетчик, сунул в него шиллинг, потом еще один и, погасив фонарик, отошел от шкафа. Семь пар глаз взирали на него с нескрываемой враждебностью, даже глаза самого младшего, которому не было и четырех. Полицейский задумчиво смотрел на детей, словно видел их впервые. Коротко остриженные волосы, чтобы легче было ловить вшей, латаные-перелатаные джемпера с порванными локтями. Интересно, как чувствовал бы он себя, окажись на их месте? Никогда еще подобные мысли не приходили в голову блюстителю закона, и он с тоской подумал о том, что напрасно они заявились сюда.

– Сгоняй-ка к Мессеру, купи немного рыбы и картофельных чипсов! – обратился полицейский к Джоффри, который был постарше других, протягивая ему десятишиллинговую банкноту.

– Не нужно нам денег "старины Билла"!

– Ах ты, паршивец, башка деревянная! Бери, тебе говорят. Твои братья хотят жрать!

Он с силой сунул деньги в руку Джоффри. Всем своим существом мальчик чувствовал, что должен швырнуть деньги назад полицейскому, заклятому врагу, но братья так на него смотрели, что он не устоял. Уже почти два дня у детей не было ни крошки во рту. И Джоффри с угрюмым видом направился к двери. Полицейский схватил его за руку:

– Скажи своему брату, пусть явится к нам с повинной, мы все равно его поймаем!

Джоффри выдернул руку и, глянув на полицейского со всем презрением, на какое только был способен, вышел на улицу. А констебль, укоризненно покачав головой, вернулся в спальню.

Между тем в комнате Сара вела отчаянное сражение за то, чтобы младенец появился на свет. Пока доктор делал кесарево сечение, полицейский поддерживал Сару. И вот на свет, наконец, появился младенец. Доктор отделил плаценту и всмотрелся в маленькое голубое личико. Он очистил ребенку нос и осторожно вдул ему в рот воздух, одновременно слегка нажимая на ребра. Ребенок кашлянул, издал негромкий крик, набрал в легкие воздуха и принялся вращать головой. Доктор вмиг перерезал пуповину, отдал ребенка Матильде Дженкинс и стал накладывать швы с такой быстротой, словно от этого зависела его собственная жизнь.

Женщина неподвижно лежала, откинувшись на подушки, и мысленно давала себе обещание никогда больше не рожать.

– Это у вас первая девочка, Сара! – сказала Матильда. И столько было в ее голосе доброты.

Пораженная, Сара ни слова не могла вымолвить, только приподнялась, и лицо ее засияло, словно освещенное изнутри.

– Вы шутите? – Женщина улыбнулась, показав крупные, уже начинающие желтеть зубы. – А я думала, опять парень! Девочка! Неужели правда?

Глядя на счастливую Сару, не сдержал улыбки и полицейский.

– Ой, дайте-ка мне ее подержать! Наконец-то дочка, слава тебе Господи! – лепетала потрясенная Сара.

Матильда, уже успев искупать младенца, положила его Саре на руки, и та залюбовалась глазками, самыми голубыми на свете.

– Да она красавица, Сара! – произнесла Матильда.

Мать не в силах была отвести взгляд от девочки. Первой после двенадцати парней. Усталость как рукой сняло. Сара огляделась: вокруг были улыбающиеся лица. Радость омрачили только полицейские. Один из них наведывался к ним вот уже пятнадцать лет. Бен знал его со времен войны.

– Что, по-вашему, натворил мой Мики в этот раз? – Голос Сары звучал глухо.

– Он снова работает на букмекера. Я дважды его предупреждал. А теперь наколю. Так что передайте ему, пусть зайдет!

Сара снова взглянула на малышку. Доктор между тем, успешно завершив дело, вытащил из-под Сары газеты и прикрыл ее простыней.

– Я передам, Фрэнк. – Сара повернулась к полицейскому. – Но Мики – вылитый отец, у него своя дорога в жизни. – Голос ее стал глуше.

Матильда Дженкинс приоткрыла дверь и позвала мальчиков. Они гурьбой ввалились в спальню, уплетая рыбу с картофельными чипсами, и столпились вокруг кровати. Бенни ничего не было видно, и он дернул врача за полу.

– Что тебе, малыш?

Мальчик поднял свою обезьянью мордочку и снизу вверх смотрел на доктора. Рот его был набит едой.

– Это – "Ховис"? – спросил он.

– "Ховис"? – удивился доктор. – О чем ты?

– Ну, "Ховис"... знаете, бурый хлеб. Это он?

Доктор огляделся по сторонам, ища кого-нибудь, кто просветил бы его.

– Бурый хлеб? Да у тебя горячка, что ли, малыш?

– Он спрашивает: не мертвый ли младенец. Бурый хлеб... мертвый. Поняли? – объяснил Антони, причем тоном, указывавшим на то, что, если кто и глупец, так уж, во всяком случае, не его брат.

– Бурый хлеб, Господи помилуй! Нет, вовсе нет. Наоборот, ребенок вполне здоровый. Доедай свои чипсы, маленький варвар! Надо же! Бурый хлеб!

Полицейские покатывались со смеху.

– Сколько лет вы уже живете в Лондоне, док? – спросил старший. – Не меньше двадцати, а? И не знаете, что значит бурый хлеб на жаргоне? – Полицейским все это казалось очень забавным. – Ладно, сэр, мы, пожалуй, отчалим. Так не забудьте, Сара: как только Майкл объявится, передайте, чтобы зашел!

– Не забуду, Фрэнк. Но он все равно не придет, вы же знаете.

– Попытайтесь его уговорить. Ладно, примите поздравления с новорожденной! Счастливо! – Полицейские вышли.

– Это – девочка! – радостно произнесла Сара, обводя взглядом сыновей. Губы мальчишек растянулись в улыбке.

– Да, на старости лет я вдруг родила дочь. – Женщина придвинула ребенка к себе. – И назову ее Морой. Мора Райан. Красиво звучит.

– Не пойти ли мне за Мики, мама? Я сберег для него немного чипсов.

– Давай, Джофф. Скажи, чтоб подгребал – уже виден берег.

Доктор, укладывавший инструменты, оторвался от своего занятия и сурово посмотрел на Сару.

– Значит, вы знаете, где он?

Она усмехнулась:

– Ясное дело, знаю. Он у Андерсенов, в сто девятнадцатом. Он всегда там прячется.

Мартину О'Рейли показалось забавным то, что сказала Сара, и, запрокинув голову, он залился громким смехом. Семь ртов немедленно перестали жевать, и семь пар мальчишеских глаз уставились на него.

– Ну и ночка! Хорошенькое время выбрала ваша девчонка, чтобы появиться на свет. Зато она здорово выручила Майкла, это факт!

Сара, очень довольная, фыркнула:

– Да, она проделала это как надо!

Вскоре на пороге появилась Пэт Джонстон, лучшая подруга Сары, жившая по соседству, с подносом, на котором стояли чайник и чашки. Выпроводив мальчишек, она налила Саре чашку крепкого чая.

– Держи, подруга. Можешь окунуть в чашку свою счастливую физиономию. А вы, док? Не желаете выпить чайку?

– С удовольствием. Я чертовски устал.

Пэт налила еще одну чашку и поставила на столик возле кровати. Потом она села на край постели, разглядывая малышку.

– Черт побери, да это девчонка! – Пэт подскочила от удивления. От ее громкого голоса, казалось, задрожали стены.

– Я так мечтала о девочке, Пэт! – Сара прижала ребенка к себе и отпила из чашки.

– А это правда, что свет погас, когда за твоим Мики приплыло это дерьмо? Я чуть не обмочилась от смеха, миссис Дженкинс мне рассказала. Вот потеха!

Сара закатила глаза:

– Умоляю, Пэт, не напоминай мне об этом!

Доктор наконец уложил свои инструменты и допил чай.

– Чай просто чудесный, – сказал Мартин О'Рейли. – Попал в самую точку! А теперь я пошел, Сара. Не вставайте с постели, пока не разрешу. Пришлось наложить уйму швов. Если начнется кровотечение, пошлите за мной кого-нибудь из ребят. Ладно?

– Конечно, Мартин. Спасибо за все.

– Не стоит благодарности. Итак, до утра!

В холле доктора ждала Матильда Дженкинс, и он положил ей в протянутую руку десятишиллинговую бумажку.

– Спасибо, Матильда. До свидания.

– До свидания, доктор О'Рейли.

Женщина закрыла за ним дверь. Спускаясь по ступенькам прохода, который вел к проезжей части, доктор бросил взгляд на свою машину "Ровер-90". Она была его гордостью и источником радости. "Дворник" с лобового стекла исчез. Надо было предвидеть это: на Ланкастер-роуд такое часто случается.

– Маленькие тараканы!

Мартин О'Рейли сел в машину и тронул с места. Итак, 2 мая 1950 года доктор ввел в этот мир Мору Райан.

 

Глава 2

1953 год

Сара Райан обвела взглядом кухню. Чувство удовлетворения всецело овладело ею: все выглядело прекрасно. Она облегченно вздохнула. Давно уже не чувствовала она себя такой счастливой.

Стол ломился от еды: индейка, окорок, большой кусок говядины – все тщательно разделано и готово отправиться в духовку. В кухне аппетитно пахло пирожками с мясом и сосисками в тесте, которые жарились в плите и уже покрылись золотистой корочкой.

Вдруг наверху что-то грохнуло. Сара строго поджала губы, подошла к двери и, распахнув ее, заорала:

– Эй, вы, там! Предупреждаю: еще разок стукнете, выпорю так, что кожу с ваших задниц сдеру!

Она постояла, прислушиваясь, сдерживая смех, и, уверившись, что дети разошлись по постелям, вернулась к своим занятиям, мурлыча знакомый мотив.

Оставалось еще украсить индейку толстыми полосками бекона. Справившись и с этим, женщина отошла от стола, любуясь произведением своих рук. Потом, вытащив из-под плиты кочергу, трижды постучала ею по заднику топки. В ответ раздались два резких удара.

Сара налила в чайник воды и поставила кипятить. Только он закипел, как послышался шум открываемой двери, и, выглянув в окошечко над мойкой, Сара увидела свою подругу Пэт Джон-стон, сметавшую снег с башмаков.

– Давай, Пэт, двигай сюда, чайник уже готов.

– Ох, Сар, ну и погодка, черт бы ее побрал, – входя в кухню, сказала Пэт и плюхнулась на стоявшую у огня табуретку. – Клянусь Христосом-Спасителем, – воскликнула она, оглядев не без зависти стол, – ты все великолепно устроила!

Заваривая чай, Сара ответила:

– Это Майкл все притащил. Еще утром. Я собственным глазам не поверила! Тут и сладости, и бисквиты, и орехи, и фрукты! Отличный парень, этот Майкл.

Пэт понимающе кивнула, прикинув в уме, сколько могло стоить все это изобилие. Как ни трудись, к примеру, в булочной Лайонса или на фабрике "Черный кот", такого богатства на честно заработанные денежки не купишь. Но стоило посмотреть на стол, и становилось ясно, что цель оправдывает средства.

– А сколько подарков он принес малышам! – продолжала хвалиться счастливая Сара, не подозревая о шевельнувшемся в душе Пэт недобром чувстве. Наполнив чаем две белые чашки из толстого фаянса, Сара одну подала подруге, затем, обернув руку краем скатерти, открыла духовку, достала пирожки и сосиски, чтобы немного остыли, а в духовку отправила индейку. Движения ее были четкими и быстрыми. Она распрямилась, вытерла подолом фартука пот с лица и подошла к кухонному столу.

– Чуть не забыла! Счастливого Рождества! – Сара вытащила из шкафа сверток и передала подруге.

– Но, Сар, у меня ничего нет для тебя... Совсем без денег сижу! – растерялась Пэт.

Пропустив эти слова мимо ушей, Сара бросила:

– Ладно тебе! Закрой глаза и разверни!

Пэт неспешно разорвала коричневую бумажную обертку и прикрыла рот рукой.

– О, Сар, это восхитительно! – только и могла произнести она дрожащим голосом.

Сара ласково потрепала подругу по плечу:

– Я знала, что тебе понравится!

Пэт вытащила из пакета белую блузку и потерла о щеку.

– Шелковая?

– Да, шелковая. Я сразу ее углядела. Словно для тебя сшита.

В голове Пэт вихрем пронеслось все, что произошло за последние три месяца.

В один прекрасный день Майкл нанял людей, чтобы вывели тараканов и других насекомых. Несколько дней подряд в доме чадили источавшие серный дым свечи. Затем все заново покрасили, и наверху, и внизу. Как и остальные соседки, Пэт Джон-стон пришла в ярость. Что они о себе возомнили, эти Райаны? Вышвырнуть бы их вон с Ланкастер-роуд, но с Майклом теперь нельзя было не считаться.

Пэт вдруг испытала стыд. Ведь они с Сарой вместе ходили в школу, всегда помогали друг другу. Сара это помнит, вот и подарок подарила. А Пэт? Нет, она не заслужила такого внимания!

– Это роскошно, Сар!

Очень довольная, Сара уселась напротив Пэт, сняла с каминной полки небольшую бутылку "Блэк-энд-Уайт", налила в каждую чашку с чаем изрядную порцию виски и сказала:

– Давай согреемся, Пэт! Видит Бог, как нам это нужно!

Пэт поднесла чашку ко рту:

– Счастливого тебе Рождества, Сара! И еще многих, многих счастливых праздников.

Усевшись поудобнее и ощутив, как разливается по телу приятное тепло, подруги принялись судачить: дело для женщин сугубо важное и серьезное. Особенно днем.

* * *

Майкл Райан шел по Бейсуотер-роуд, высоко подняв голову, словно был здесь хозяином. В свои восемнадцать лет Майкл выглядел просто великолепно. Более шести футов ростом, атлетического сложения. Темно-коричневое пальто безукоризненно сидело на нем, подчеркивая ширину плеч. Волосы, черные и густые, были подстрижены а-ля "Ди-Эй". Глубоко посаженные, ярко-голубые глаза, казалось, впитывали в себя все, что видели. Полные, чувственные, как у женщины, губы временами придавали его обветренному лицу выражение свирепости.

К Майклу влекло и мужчин, и женщин. И он умел извлекать из этого выгоду, впрочем, как и из всего остального.

В данный момент он наблюдал за женщинами, расположившимися на лужайке за забором Гайд-парка. Даже в предрождественский снегопад шлюхи торчали на улице.

Несколько совсем еще юных девочек, новых в этой компании, с любопытством смотрели на Майкла. Одна из них распахнула пальто, продемонстрировав далеко не шикарное платье, плотно облегавшее ее фигуру. Майкл оглядел ее с головы до пят, презрительно скривил губы: на такую лодку багра жалко. Наблюдавшая за этой сценой женщина постарше расхохоталась:

– Запахни пальто, красотка! А то отморозишь все свои прелести!

Девушка засмеялась, радуясь, что обошлось без скандала. Задержавшись на несколько секунд, Майкл пошел дальше. Он не имел ничего против проституток. Напротив, обожал их. У каждого свой спрос и предложение, свой бизнес. Зря только они на него таращатся, как на какого-нибудь Джона. Это Майклу совсем не нравилось. Он привык к тому, что его ставили выше других.

Ловко лавируя между машинами, парень перебрался на другую сторону улицы. Снег стал слабее, и Портобелло-роуд кишела людьми – лавчонки здесь не закрывались до последней минуты.

Окунувшись в волны тепла, Майкл вошел в "Брэмли Армс" и, прокладывая себе путь в толпе посетителей, направился к стойке, приветливо кивая знакомым. Весь последний год он усердно трудился над тем, чтобы создать свой собственный имидж. Теперь это стало приносить дивиденды. Он завоевал уважение.

Щелкнув пальцами, Майкл заказал девушке за стойкой порцию бренди. Нельзя сказать, чтобы он любил бренди, но это было частью его имиджа и давало некоторые преимущества. Мужчины подвинулись, дав ему место.

Потягивая бренди и оглядывая переполненный бар, Майкл остановил взгляд на молодых людях у окна и, взяв стакан, направился к ним. Один из парней, заметив его, судорожно глотнул раз, другой из стакана.

Это был Голубой Томми. Он сразу ощутил, как где-то внизу затягивается в тугой узел страх. Его состояние передалось и тем четверым, что сидели с ним за столиком.

Прервав разговор, они не сводили глаз с приближавшегося к ним с наглой ухмылкой Майкла и, слегка ссутилившись, сдвинулись поплотнее.

Наслаждаясь произведенным впечатлением, Майкл залпом допил свой бренди, вытер ладонью рот и осторожно поставил стакан на столик.

– Я искал тебя, Томми, – произнес он спокойно.

Душа у Томми ушла в пятки. Он попробовал улыбнуться, но губы дрожали.

– Не мешало бы нам прогуляться вдвоем, – обведя парней взглядом, Майкл ткнул пальцем в Томми. – Ну так я жду тебя!

Очутившись на улице, Майкл прислонился к стене и закусил губу, сердце его учащенно билось от возбуждения, кровь, пульсируя, эхом отдавалась в ушах.

По мостовой шли с женами люди из Армии Спасения. "Вперед, Христово воинство!" – слышалось все ближе и ближе.

Майкл достал из кармана пачку "Стрэндз", закурил, крепко сжал сигарету в зубах. Ладно, пять минут он подождет Томми, а потом вызовет его.

Томми между тем сидел на своем стуле словно пришитый.

– Сколько ты должен, Томми? – спросил Дэйли Мусорный Ящик, прилипала из "Шефердз-Буша".

– Сорок пять штук, – ответил глухим голосом Томми.

Один из парней присвистнул.

– Пожалуй, я лучше пойду, а то он придет за мной.

Томми поднялся и, пошатываясь, направился к выходу.

– Спятил он, что ли, – покачал головой Дэйли Мусорный Ящик.

Остальные думали так же. Они явно скисли, эти парни, как только за Томми закрылась дверь.

Выйдя на холод, Томми начал дрожать в своей тонкой, порванной куртке – не спасал и толстый шарф.

Майкл швырнул окурок на замусоренный тротуар, раздавил носком ботинка, взял Томми за грудки и потащил к дороге. Люди из Армии Спасения уже поравнялись с ними. Совсем юная девушка протянула им пустую консервную банку, позвякивая лежавшей в ней мелочью, и, с нескрываемым восхищением глядя на Майкла, произнесла:

– Счастливого Рождества, сэр!

Распахнув пальто, Майкл запустил руку в карман брюк, извлек две монеты по полкроны и бросил в банку.

– Спасибо, сэр, счастливого вам Рождества! – повторила девушка, сияя улыбкой.

Кивнув ей, Майкл вновь потащил Голубого Томми вдоль тротуара. Звуки тамбуринов и пение теперь уже доносились издалека. Минут пять парни молчали. Голубой Томми больше не чувствовал холода, он вообще ничего не чувствовал, только страх и тяжесть в желудке от пива, которое весь день поглощал в неимоверных количествах.

Когда дошли до прачечной на Тредголд-стрит, Майкл замедлил шаги. Голубой Томми был как самолет на автопилоте: ему оставалось только ждать. Следует сказать, что прачечная пользовалась у жителей большой популярностью: здесь принимали в стирку белье в сетках. Майкл сам не раз притаскивал сюда мешок с приготовленным матерью бельем.

Сейчас прачечная была заперта на замок по случаю рождественских праздников. Майкл открыл ее, вынув из кармана ключ, втолкнул Томми внутрь и включил свет. Томми не шелохнулся.

Майкл опять закурил и выдохнул сигаретный дым прямо в лицо Томми.

– Ты здорово меня разозлил, – спокойно, как всегда, сказал Майкл.

Томми, казалось, оживился и часто-часто заморгал глазами.

– Послушай, Майкл, я... Ну, я пробовал раздобыть денег. Клянусь!

– Заткнись, Томми! Ты начинаешь действовать мне на нервы.

Отшвырнув сигарету, Майкл сгреб Томми, и тот, невольно отступая назад, очутился рядом с большой стиральной машиной. Тогда Майкл ударил Томми по лицу, причем с такой силой, что тот рухнул на грязный пол и свернулся клубком, прикрывая ладонями голову. Не обращая внимания на жалобные стоны своей жертвы, Майкл пнул Томми в спину, и тот отлетел к противоположной стене. Подобрав с пола деревянную жердь, которой сетки с бельем заталкивают в машину, Майкл ткнул ею Томми в плечо.

– Протяни руку, – приказал Майкл бесстрастным голосом.

– Пожалуйста... пожалуйста, Майкл, ну прошу тебя!

Томми умоляюще смотрел на Майкла, лицо его было залито кровью, нос расплющен, голос дрожал от слез.

– Не делай этого! Клянусь, я раздобуду денег!

– Не вытянешь руку – перебью позвоночник!

Голос Майкла разносился эхом по прачечной. Томми медленно вытянул руку, содрогаясь от страха. Шест дважды опустился на его локоть, разбивая сустав. Томми завопил от боли и едва не потерял сознание, в то время как к горлу горячей волной подступила тошнота. Его вырвало прямо на пол, и вокруг распространился запах пива и желчи.

– Вставай, Томми, – приказал Майкл.

Томми с трудом поднялся. Перебитая рука плетью висела вдоль тела, розовое пятно на рукаве все увеличивалось. Кровь текла по пальцам и каплями падала на пол. Бедняга прислонился к стиральной машине и тихо всхлипывал.

– У тебя, Томми, неделя, ни дня больше. Так что ищи деньги! А теперь проваливай.

Майкл проводил взглядом Томми, который, шатаясь, выбрался из прачечной, оглядел себя с головы до ног: нет ли на одежде крови, тихонько насвистывая отмыл и поставил на место шест. Затем выключил свет, вышел и запер дверь.

* * *

Джо Рыба с интересом слушал рассказ Майкла, то и дело кивал головой и время от времени бормотал: "Здорово... здорово..." Когда Майкл кончил, Джо улыбнулся:

– Значит, рука была в порядке, а ты ее сломал?

– Еще как сломал! Живого места не осталось.

Джо Рыба вздохнул. Он не любил насилия, но в его деле оно просто необходимо. Джо нравился Майкл. В нем он видел себя самого: та же неукротимая потребность в самоутверждении. Как и Майкла, Джо вначале использовали в качестве "кувалды", до тех пор, пока он не обзавелся своим делом. Зато теперь он вполне уважаемый человек. Владелец магазинов, клубов, торговых точек на всем пространстве от Петтикоут-лейн до Портобелло-роуд. Но самое доходное для него дело – скачки. Уже более двадцати лет Джо служит букмекером и постепенно приобщается к ростовщичеству. Взяв Майкла в дело, Джо сразу понял, что оба они похожи друг на друга так же, как две птицы с одинаковым оперением. Майкл был честным малым. Даст ему игрок полсотни штук, он ничего себе не оставит, не в пример другим, которые полагают, что тот, кому не повезло, все равно отдаст эту свою заначку. У Майкла Райана были собственные принципы. Избить кого-нибудь – это пожалуйста. Не один бедняга побывал из-за него в больнице. А вот утаить маленькую сумму для Майкла – все равно что украсть. Такие принципы были по душе Джо. Так же, как и сам Майкл. Ему нравилось, что этот парень уважает его, болеет за его дело.

Джо кашлянул и сплюнул прямо в огонь, слушая, как шипит на горячих углях слюна.

– С января поставлю тебя на "взлом". Скажу мужикам, чтобы заказы получали у тебя.

Майкл растерянно уставился на Джо. Но в следующий момент его губы растянулись в широкой улыбке и он тряхнул головой.

– Спасибо, Джо! Черт побери!

Как и большинство тех, кому приходилось общаться с Майклом, Джо почувствовал себя счастливым от той улыбки. Как будто из-за тучи выглянуло яркое солнце. Никто не мог устоять перед обаянием Майкла. Каждый старался ему угодить, даже стать его должником, чтобы доставить ему удовольствие. И Джо почувствовал прилив нежности к этому парню. Он обучит Майкла всем тонкостям дела, и они отлично поладят.

Он с головы до ног осмотрел Майкла. Нет сомнений, парень – что надо!

Майкл с опаской следил за взглядом Джо.

Джо Рыбе было около пятидесяти. Насколько Майкл знал, он никогда не состоял в связи ни с одной женщиной и любил окружать себя молодыми людьми. В последние несколько месяцев Майкл старался завоевать расположение Джо и всячески ему льстил, пусть Джо знает, что Майкл ему благодарен: не очень-то просто получить такую хорошую работу. Майкл улыбнулся, и в его голубых глазах отразился восторг. В следующий момент, когда Джо поднимал свою тушу со стула, на лицо Майкла набежала тень отвращения, но ее прогнала ослепительная улыбка, которая так нравилась Джо.

Джо достал из ящика бюро коробочку и протянул парню.

– Это – лишь маленький знак моего расположения, – хриплым голосом произнес он, следя за выражением лица Майкла, в то время как тот открывал коробку. Наконец Майкл глубоко вздохнул, к великой радости Джо. Нет, он не станет торопить мальчишку, пусть тот придет сам.

Майкл между тем не мог отвести взгляд от булавки для галстука, сверкавшей на красном бархатном ложе. Золотая, инкрустированная бриллиантами, она была сделана в форме буквы "М".

Заглянув в лицо своего патрона, Майкл на миг ощутил ужас перед тем, что ему предстояло совершить, и, заметив блеск в глазах Джо, судорожно сглотнул. Сейчас или никогда.

Рука Майкла легла на толстую ляжку Джо и скользнула к паху. Патрон, словно завороженный, смотрел на эту большую, грубую руку, так нежно массировавшую его.

Закрыв глаза, он ощутил экстатическую пульсацию во всем теле, после чего остановил взгляд на лице Майкла. В отблесках каминного пламени юноша был подобен темному ангелу. Его голубые глаза излучали ласковое сияние, заставлявшее трепетать сердце Джо.

Тяжело опустившись на колени, патрон принялся поглаживать и ласкать бедра Майкла и нервно облизнул выступивший на губе пот. Майклу стало смешно: до чего же он забавный, этот Джо! Того и гляди задохнется.

Но когда патрон начал возиться с его брюками, Майкл с трудом сдержался, чтобы не ударить его кулаком по голове. Нет, отступать нельзя, иначе усилия нескольких последних месяцев пропадут даром, рухнут все его планы. Джо был его билетом на выезд из Ноттинг-Хилла, его паспортом в мир настоящей подлости. Стиснув зубы, Майкл откинулся в кресле и заставил себя успокоиться. Откуда-то с улицы, из грязноснежной тишины, донесся одинокий голос, распевающий "Спящую ночь". Разглядывая лысину Джо, Майкл прислушивался к этому удалявшемуся детскому голосу, и ему хотелось плакать.

* * *

Сара поливала индейку, когда грохот входной двери заставил ее вздрогнуть. Это пришел Бенджамин. Засунув индейку обратно-в духовку, Сара села и стала ждать. Муж ворвался на кухню, весь запорошенный снегом, и широко улыбнулся своим беззубым ртом.

– Привет, Сара, дорогуша! – Он направился к ней неверными шагами.

Он говорил так громко, словно Сара находилась на противоположном конце улицы.

– Потише не можешь? Всех чертенят перебудишь.

Еле держась на ногах, Бенджамин уставился на жену, но вместо одной Сары перед ним были две. В конце концов он плюхнулся на стул, на котором не более часа назад сидела Пэт Джонстон, поднял ногу, точнее, ножищу и испортил воздух. Сара ничего не сказала, только поджала губы. Муж ласково смотрел на нее, окутанный облаком пара – от жары в кухне снег на одежде таял.

Сара, по-прежнему храня молчание, стала делать ему бутерброды с ветчиной и, взглянув на часы, увидела, что уже двадцать минут второго. Куда же подевался Майкл?

Сара до смерти устала. Еще бы! С семи утра на ногах!

Женщина накинула старенькое пальто и вышла в маленький садик на заднем дворе, где еще раньше поставила прямо в снег стеклянную кружку с желе. Сара опустилась на корточки, сняла с кружки тарелку, вытерла снег, потрогала зеленоватую массу в кружке и улыбнулась. Малыши обожали желе. Единственное достоинство снега – это его способность делать все с виду приятным и свежим. Вернув тарелку на место, Сара пошла к дому и прежде, чем войти, постучала тапками друг о друга, стряхивая снег.

Кухню буквально сотрясал могучий храп мужа. Он развалился на стуле, вытянув длинные ноги и держа в руке тарелку с бутербродами. Сара тихонько взяла у него тарелку, поставила в мойку, заглянула в духовку, где стояла индейка, подвернула газовый регулятор и поднялась в спальню.

Тут она увидела, что дочь перебралась в их супружескую постель. Это было первое настоящее Рождество в жизни Моры. Скользнув в постель, Сара бросила взгляд на белокурую головку и почувствовала, как сладко заныло сердце. Малышка пошевелилась, зарылась поглубже в простыни, сунув в рот большой палец, яростно пососала его и снова крепко заснула.

Не дай ей Бенджамин в жизни ничего, кроме этого ребенка, Сара все равно готова была простить ему все, что угодно.

* * *

Майкл проснулся и взглянул на часы. Они показывали четверть четвертого. Он тряхнул головой, прогоняя сон, и заметил толстую руку, обхватившую его талию. При неровном свете догорающего камина Майкл посмотрел на спящего Джо Рыбу и, содрогнувшись от отвращения, вспомнил все, что произошло несколько часов назад. В памяти осталось все до мельчайших подробностей.

Теперь Джо Рыба в его власти, возбужденно думал юноша. Все случилось именно так, как он задумал когда-то. Губы Майкла кривились в жестокой усмешке. Он будет играть на Джо, как на музыкальном инструменте. Станет смыслом всей его жизни. А когда Джо отслужит свое, избавится от него. Он знает, как это сделать.

Он осторожно придвинулся к Джо и поцеловал его в губы. Джо открыл глаза и улыбнулся, обнажив бесцветные зубы.

– Мне пора, Джо.

Лениво позевывая, патрон вытянул над головой Майкла свои пухлые руки.

– Хорошо, Майкл, любовь моя. Постарайся завтра прийти. Мне так одиноко бывает в день Рождества. В голосе его звучала печаль.

– Непременно приду. Не беспокойся.

Джо наблюдал за тем, как Майкл одевается при свете камина, и сердце его громко стучало.

Он вновь представил себе близость с юношей, все, что недавно произошло прямо здесь, у камина, и все еще не верил, что сможет теперь обладать столь прекрасным животным. Так не хочется с ним расставаться!

Одиночество волной накатило на Джо.

– Ладно, до завтра. – Голос Майкла был полон нежности. Он одарил Джо своей ослепительной улыбкой. Потянувшись, Джо поднялся с пола и встал перед гаснущим камином. Его короткие толстые ноги и огромное брюхо вызвали у Майкла приступ тошноты.

– Ты ничего не забыл? – спросил Джо каким-то визгливым, неприятным голосом. Нахмурившись, Майкл глянул на него в изумлении. Потом увидел, как Джо шевелит губами, вернулся и обнял его. Джо поцеловал Майкла взасос. Это испугало парня, и он, мягко отстранив патрона, с улыбкой вышел из комнаты.

По дороге Майкл все время видел перед собой рыхлое белое тело и радовался обжигающему холоду, проникавшему, казалось, в самые легкие.

Падал легкий снежок, и Майкл задрал голову, подставил лицо мягким хлопьям. Единственное, чего он сейчас желал, – это избавиться от отвращения, охватившего все его существо.

Уличные фонари бросали мерцающий свет на тротуар, и Майклу казалось, будто путь его усыпан тысячами алмазов. Он все ускорял шаг, на губах блуждала улыбка. Какая тихая, какая спокойная ночь! Майкл покачал головой. Теперь худшее позади. Юноша знал, ради чего пошел на такую жертву. Пусть Джо пользуется его телом. Зато у них на столе всегда будет еда, а у малышей одежда.

В конечном счете он непременно разбогатеет и никогда не пожалеет о содеянном.

Майкл поглядел на темное небо и погрозил кулаком звездам. Да, теперь Райаны начнут новую жизнь. Он вытащит их из дерьма, откроет им путь в мир денег. Они должны быть богаты. Майкл в этом уверен. Сунув руки в карманы пальто, юноша нащупал маленькую коробочку и усмехнулся. Сразу после праздника, как только откроются магазины, он купит себе галстук!

Счастливые лица домашних в день Рождества, обилие еды на столе, радость при виде подарков окончательно успокоили Майкла. Значит, жертва его не напрасна.

После веселого рождественского обеда Майкл сидел, держа на коленях сестренку, которая крепко спала. Глядя на ее прелестное личико, на пальчик, который она то и дело принималась сосать, Майкл мысленно поклялся, что не остановится ни перед чем, даже перед убийством, если это принесет счастье его семье.

Эту клятву Майкл выполнил. И не раз.

 

Глава 3

1955 год

Гарри и Бенни Райаны играли на разбомбленной в войну Тестертон-стрит.

Накануне, возвращаясь из школы, они обнаружили там целую гору песка. Это могло означать лишь две вещи: либо разрушенные дома снова начнут подлатывать, либо снесут, а на их место поставят сборные строения. В любом случае детям было ясно, что площадка для игр вскоре исчезнет.

Мальчики вставали рано и выкатывались из дому ровно в шесть тридцать. Если бы удалось точно рассчитать время, они могли бы подзаработать на уборке мусора, занимаясь этим несколько часов, прежде чем отправиться в "Роялти" на Лендбруг-Гроув, где проходили дополнительные воскресные уроки.

Истинный Райан, Бенни в свои девять лет уже возвышался над Гарри, которому исполнилось одиннадцать. Гарри тоже был рослым и очень худым и смахивал на беспризорника. В семье он единственный носил очки, которые то и дело поправлял. Очки были с толстыми линзами и придавали Гарри сходство с совой. Если Бенни был темноволосым, с характерными для Райанов темно-синими глазами и пухлым ртом, то русоволосый Гарри являлся полной его противоположностью. Было в его облике что-то такое, что заставляло окружающих ему подчиняться. В семье он был признанным гением и много времени проводил за книгами и газетами, которыми буквально завалил свою комнату. Еще Гарри вообразил себя изобретателем, и это его хобби, с одной стороны, вызывало у Сары гордость, а с другой – безотчетное желание прикончить его.

Июньское солнце возбуждало детей, придавая их играм дополнительный импульс. Окружающий мир был наполнен ощущением жизни. Гул городского транспорта становился все громче. От проносившихся с грохотом поездов дрожала земля. Справа от песчаного холма громоздились руины домов на Тестертон-стрит. После бомбежки уцелело лишь несколько строений в конце улицы, но в них не осталось фронтонов. Бывшие комнаты напоминали сейчас огромные зияющие каверны, где каким-то непостижимым образом сохранились обрывки обоев и остатки сломанной мебели.

Каждый уголок там был досконально изучен мальчиками. С крыши одного из уцелевших строений свешивались их "дворовые" качели. Теперь, с наступлением лета, эти качели будут привлекать к себе всю окрестную ребятню, даже из таких отдаленных мест, как Шефердз-Буш или Бейсуотер. Мальчики не поленятся сюда прийти, чтобы в промежутках между сражениями соперничающих банд покачаться в свое удовольствие. Если строительные работы начнутся не скоро, лето обещает быть совсем не плохим.

Скатившись с холма, Гарри, с желтыми от песка руками и коленками, направился к дому. Бенни поспешил за ним, на ходу обтирая о шорты руки, и, запыхавшись, догнал его наконец.

– А теперь во что будем играть? – спросил, как обычно, Бенни.

Последнее слово всегда было за Гарри.

Гарри посмотрел на брата, на его лицо, покрытое изрядным слоем грязи, и ответил:

– Мы же пришли искать бомбы и всякие такие штуки. Ли припрятал немного пороху, который он спер из подвалов Арчского суда, а я хочу стырить его!

Бенни нахмурился. Ли в свои тринадцать лет был таким же здоровенным, как и семнадцатилетний Рой: ростом почти в шесть футов, и к тому же отличался дурным нравом.

– Ли нас размажет по стенке!

Гарри улыбнулся и по привычке поправил очки.

– Пусть-ка сперва нас поймает!

Бенни рассмеялся, хотя ему было не до смеху. Ли, конечно же, их поймает, ему не впервой, но Бенни предпочел держать свое мнение при себе, иначе Гарри взорвется и отправит его домой играть с сестренкой. Рассудив так, Бенни поплелся за Гарри к последнему дому. В нем еще уцелели лестницы, и мальчики поднялись на верхний этаж. Стоя в опасной близости к разрушенному карнизу, они принялись обозревать Лондон. За последние годы ландшафт изменился. С их наблюдательного пункта все было видно, как на ладони. Гарри смог разглядеть, что в парке Вормвуд-Скрабс уже открылась ярмарка, и, ткнув Бенни в бок, указал вдаль рукой. Чувство радостного ожидания охватило обоих.

– Попрошу у Мики немного денег! Двинем туда и поглядим, что за скачки! – возбужденно произнес Бенни. Он отскочил назад и, зацепившись за кучу хлама, растянулся на полу.

– Сюда, Гал, посмотри сколько их тут!

Но Гарри стоял, рассматривая то, что лежало под ногой его братца.

– Интересно, как они попали сюда?

Покачивая головой, Гарри опустился на пол и подобрал пустую гильзу из-под патрона. Их валялось там больше дюжины.

– Думаю, кто-то их стырил, а потом спрятал здесь!

Поправляя очки, Гарри ответил:

– Это – сущая правда, черт побери, патроны спрятала одна маленькая контора, и я, кажется, знаю чья!

Бенни с трудом поднялся с пола. Ранки в тех местах, где он ободрал на руках кожу, кровоточили.

– Кто же, по-твоему, их припрятал?

– Держу пари, это те, из банды с Элгин-авеню, – торжествующе заявил Гарри.

– Давай побыстрее утащим их, пока никто не приперся!

Мальчики принялись набивать карманы гильзами. А покончив с этим, помчались вниз по лестнице с быстротой, на какую только были способны. Но едва выскочив из дома на солнцепек, остановились как вкопанные. К ним направлялись Лесли, Ли и Рой. Гарри с тревогой взглянул на Бенни.

– Что бы ни случилось – ни слова о находке! – Гарри разгладил на себе рубашку. А Бенни осторожно вытирал рубашкой разбитые до крови руки, в то время как глаза его стали наливаться слезами.

– Зачем вы там торчите? Опять что-то натворили? – крикнул Рой.

Ответил, разумеется, Гарри:

– Ничего мы не натворили. Просто думали, что ты нас ищешь.

– С какой стати мы станем вас искать? – В голосе Роя звучало презрение. – Вы нам и дома осточертели. Ну-ка, валяйте отсюда, вы оба!

Повторять приказ не понадобилось. Мальчиков как ветром сдуло. Добежав до спасительной кучи песка, они уселись на самой верхушке и стали наблюдать за братьями. Те закурили и продолжали стоять у входа в дом.

– Учуял, чем от них несет? Наверняка сходили в бани на Силхестер-роуд. Там их побрызгали этой пахучей дрянью. – Бенни произнес это с нескрываемым отвращением. По его понятиям, любой, кто добровольно соглашался мыться, как умалишенный нуждался в лечении. Сам Бенни посещал баню раз в полмесяца – ту, шестипенсовую, где давали и мыло, и полотенца. Он ее ненавидел. Если бы мать не торчала у входа, поджидая его, он бы потратил деньги на что-нибудь лучшее, скажем на пистоны для игрушечного револьвера или на комиксы.

Немного погодя к братьям подошли три девицы, две блондинки и одна рыжая. Гарри захохотал.

– Грязные подонки! Так вот зачем они поперлись в баню. Трахаться собрались!

Между тем девицы и братья разбились на пары и разошлись в разные стороны. Презрение Бенни не знало границ. Он поднялся на ноги.

– Пошли домой. Жрать охота!

И мальчики побрели к дому в полном молчании.

Было три часа пополудни, когда Рой привел Джэнайн к себе. Никогда раньше он не водил домой девушек и сейчас очень волновался.

Джэнайн тоже было не по себе. Сжав ее руку в прихожей, Рой улыбнулся:

– Все будет в порядке, не бойся!

Он заглянул в зеленые глаза Джэнайн и испытал, как всегда, острое желание ее поцеловать. У девушки была молочно-белая кожа и длинные рыжие волосы, необычайно густые. Рою очень нравилась Джэнайн. Классная подружка! Что и говорить. Высокая – пять футов восемь дюймов. В какой-то степени Рой даже был рад, что у него появились "сложности". Теперь, по крайней мере, не надо будет больше скрываться, тайное станет явным.

Рой за руку повел Джэнайн на кухню, к матери. Сара, как обычно, готовила. Даже в такую жару, как сегодня, когда плавится асфальт, она не могла отойти от плиты. Когда надо накормить такую ораву, стряпня превращается в главное дело жизни.

При виде Роя и этой девушки лицо Сары выразило удивление. Рой переминался с ноги на ногу, все еще сжимая руку подружки, и улыбался.

– Ма, позволь представить тебе Джэнайн... Джэнайн Гриерсон.

Девушка протянула свободную руку и кивнула:

– Искренне рада познакомиться с вами.

Говорила она тихо, но внятно.

– Я тоже очень рада, милочка. – Сара пожала протянутую ей руку. – Присядьте, пожалуйста. Я сварила имбирного пива. Не желаете ли стаканчик?

Не дожидаясь ответа, она прошла к мойке и взяла со стола большой кувшин с пивом. Ей нужно было подумать. Гриерсон? Гриерсон? Где-то она слышала эту фамилию. Сара вернулась на кухню с кувшином в руках. Рой усадил Джэнайн за столик, а сам остался стоять. Тут Сара вспомнила, и будто гром грянул среди ясного неба. Ну конечно же, Джэнайн Гриерсон. Сердце у Сары заныло. Дочь владельца мясной лавки на Портобелло-роуд. Того самого, у которого собственный дом в районе Риллинггон-Плейс, рядом с "Кристис". Что, черт побери, общего у Джэнайн с ее Роем? Нет, она не считает, что сын ее недостаточно хорош для такой девушки, как Джэнайн. Но ее мать, Элайза Гриерсон, прочит своей единственной дочери блестящее будущее. Уж это-то Саре известно.

Через силу улыбнувшись, Сара налила два стакана пива, и, как только поставила их на столик, Рой сказал:

– Джэнайн беременна, ма. От меня.

* * *

В садике за домом Мора наблюдала за Гарри и Бенни. Бенни держал гильзы, а Гарри набивал их порохом. После того как Гарри во время дополнительных воскресных занятий посмотрел грозный боевик "Одинокий рыцарь", в нем пробудился особый интерес к боеприпасам. Прежде чем взять из рук Бенни набитую порохом гильзу, Гарри вогнал в нее пыж, поставил гильзу на забор и чуть-чуть отошел, чтобы полюбоваться делом своих рук.

Это была последняя гильза.

Мора сидела на деревянном ящике. Ее длинные светлые волосы казались живыми при свете солнца, придававшего им золотистый блеск. Синие глаза внимательно следили за каждым движением братьев. Пятилетняя Мора усвоила, что мешать братьям нельзя, надо сидеть тихо и смотреть, иначе мальчики убегут и оставят ее одну.

Вот Гарри подал Бенни большой молоток. Потом осторожно взял набитую гильзу и положил на траву. Пришлось раз, другой подавить на нее, чтобы не падала набок. По знаку Гарри, Бенни ухватил молоток и занес над головой, чтобы в нужный момент опустить на гильзу. Гарри поправил очки и, подняв руку, резко опустил ее вниз, словно стартер на гонках...

* * *

Сара тихонько уговаривала плачущую Джэнайн:

– Мы не против, милая, но подумай, что скажет твой отец. Да он просто взбесится, когда узнает. Есть ребенок, нет ребенка – не важно. Он все равно никогда не позволит тебе выйти за Роя. Поверь мне. – Сара говорила так убедительно, что у Роя кровь в жилах застыла. Женщины ждали, что он скажет, как вдруг увидели, что глаза его округлились и, казалось, сейчас вылезут из орбит.

– Бенни, Бенни, не вздумай, чертов выродок! – заорал Рой так, что Джэнайн и Сара подскочили на своих стульях. И тотчас же из садика донесся отрывистый хлопок, а вслед за ним слабый вопль Моры, Все трое выскочили на задний двор с такой скоростью, словно их катапультировали.

Мора видела, как молоток опустился на гильзу, и слышала донесшийся из дома голос Роя. Затем ее ослепила яркая вспышка голубого света, за которой последовал хлопок. Как при замедленной киносъемке, Бенни отлетел назад и тяжело рухнул в кучу мусора на дальнем конце дворика. Как раз в этот момент девочка и закричала. Сквозь застилавшие глаза слезы она смогла разглядеть, как Гарри добежал до забора и перемахнул на другую сторону.

С сильно бьющимся сердцем, Рой помчался к тому месту, где лежал Бенни. Сомнений нет: Гарри убил брата.

Рой осторожно приподнял голову Бенни, прижал к себе, в то же время не спуская глаз с матери, в ужасе зажавшей себе рот рукой.

Бенни был весь вымазан сажей, над его головой еще не рассеялось вонючее облако от сгоревшего пороха.

Всматриваясь в лицо брата, Рой не мог сдержать слез.

– Бенни... Бенни! – повторял он глухим голосом, обратив взор к небесам. Джэнайн, потрясенная, подошла к Море, привлекла девочку к себе и стала перебирать ее длинные золотистые волосы.

Вдруг Бенни открыл глаза и посмотрел в залитое слезами лицо брата.

– Что случилось? – Детский голосок Бенни вывел всех из мрачной задумчивости. – Кажется, я разок ударил молотком, а затем взорвался!

Бенни огляделся с обалделым видом и спросил:

– А где Гарри?

Помогая Бенни подняться, Рой чувствовал, как страх постепенно покидает его.

– Когда этот ублюдок вернется домой, я уж точно прикончу его. Пусть это будет последнее, что я сделаю в этой жизни...

Мора прижалась к Джэнайн, с наслаждением вдыхая исходивший от нее цветочный аромат, и тихонько всхлипывала. Сара позволила Рою отнести Бенни в дом, и, когда увидела, как Джэнайн ласкает ее единственную дочку, лед в ее сердце растаял. Она подошла к девушке, обняла ее:

– Этот Гарри убьет меня! Что ж, если у тебя хватит терпения выдержать то, что происходит в нашей семье, добро пожаловать! – Добрая по натуре. Сара с жалостью смотрела на побледневшую Джэнайн. – Я просто предупреждаю тебя, хотя... такое у нас довольно часто случается. – Сара ласково убрала с лица девушки прядь густых рыжих волос.

– Ох, миссис Райан, мой отец и в самом деле взбесится!

– Ничего. Он это переживет, милочка. Переживет. – Сара постаралась придать своему голосу уверенность, но ее мучили сомнения.

* * *

Джеймс Гриерсон бродил по собственному дому в припадке ярости, столь явственной, что он почти ощущал ее на вкус. В отличие от жены, которая просто слегла в постель, подобно героине из дешевой пьесы, он, Джеймс Гриерсон, намеревался что-то предпринять. Что именно, он еще не знал, но бездействовать не собирался. Спотыкаясь, он поднялся по ступенькам в их общую с Элайзой спальню.

– Моя дочь спуталась с этим паршивым подонком! Как она могла? Грязные, вонючие Райаны! – Джеймс Гриерсон потрясал поднятыми вверх кулаками. – Я мог бы вышвырнуть вон эту сучку. О Боже, моя матушка всегда говорила: "Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты". До чего же это справедливо!

Элайза прикрыла глаза и застонала. Когда утром Джэнайн сообщила им, что беременна, Элайза поняла, что все кончено. Всего неделю назад, находясь в лавке, Элайза вконец испортила репутацию Кэрри Дэвидсон, по той же причине вынужденной выйти замуж. С кем только она не обсуждала эту бесстыжую потаскуху. А теперь вот ее собственная дочь попала в такое положение. И Элайзе это очень не нравилось! Ни капельки! Элайза Гриерсон слыла сплетницей грандиозных масштабов и очень этим гордилась. Никто, как она, не умел передергивать самые невинные разговоры, превращать их в скандальные. Представив себе, как будут злорадствовать ее враги, узнав о постигшем ее несчастье, Элайза взвыла и зарылась в подушку. Кто угодно, только не Райан...

Элайза впала в отчаяние и не могла сдержать слез. С каким удовольствием она задушила бы собственными руками эту негодяйку Джэнайн!

Громкий стук в дверь отвлек супругов от их кровожадных замыслов. Отодвинув занавеску, Джеймс Гриерсон выглянул в сад и испустил стон. Да, денек не из лучших, но худшее еще впереди. В этом Джеймс был уверен.

* * *

На лужайке перед домом стояли Майкл и Джоффри. Лужайка была "классной", по определению самой Элайзы Гриерсон, как и все остальное, что ей принадлежало. Она отличалась буквально стерильной чистотой, так же, как занавески на окнах и сверкавший медный молоток на двери. Дверь открыл сам хозяин, уже основательно поостывший.

– Заходите, что здесь торчать! – буркнул он.

Майкл и Джоффри вошли в роскошную прихожую с видом хозяев.

Джеймс пригласил их в гостиную.

– Что вам нужно? – Голос его звучал глухо.

Майкл развалился в кресле и не спеша оглядел комнату. Джоффри устроился на довольно жестком канапе, набитом конским волосом.

Вытащив из кармана пачку "Стрэндз" Майкл предложил сигарету Джоффри, потом протянул пачку Джеймсу, который отказался, и долго зажигал сигарету, зная, что его медлительность раздражает Джеймса Гриерсона.

Это был рассчитанный ход. Глубоко затянувшись, Майкл откинулся в кресле и выпустил два больших кольца дыма. Затем посмотрел на Джеймса с улыбкой.

– Я так понимаю, мистер Гриерсон, что мой братец Рой подцепил на крючок вашу дочку.

Джоффри наблюдал за тем, как медленно багровеет Джеймс, от шеи до самых волос, уже основательно поредевших.

Джеймс нетвердыми шагами двинулся было через всю комнату к Майклу, намереваясь схватить того за ворот. Поймав руку Гриерсона и сжав ее будто тисками, юноша рассмеялся:

– Ах ты, гад!

Он с силой оттолкнул Джеймса и выпрямился в кресле, в то время как Гриерсон растянулся на ковре собственной гостиной, дрожа от бессильной ярости.

Майкл устремил в его сторону палец в облачке сигаретного дыма.

– Через три недели, мистер Гриерсон, мой братец намерен обвенчаться с вашей дочкой, хотите вы этого или нет. Лично я посоветовал бы вам дать им ваше отцовское благословение, а то ребенок и все такое... Новый маленький Райан... Райан, которого ваша дочь носит под сердцем.

Джеймс Гриерсон с трудом поднялся с пола, отстранив руку Джоффри, который хотел помочь ему, и опустился в кресло напротив Майкла.

И тут у Майкла, как это часто с ним случалось, мгновенно переменилось настроение, куда девались его гнев и враждебность.

В какие-то доли секунды он превратился в доброго, заботливого брата, явившегося в этот дом с самыми благими намерениями. От неприязни и раздражения не осталось и следа. Подавшись всем телом вперед, он улыбнулся своей чарующей улыбкой, которая одним мазком стерла с его лица выражение жестокости, и заговорил с Джеймсом Гриерсоном доверительно, как мужчина с мужчиной.

– Послушайте, Джеймс, можно мне вас так называть?

Джеймс кивнул, не выразив особого восторга от происшедшей в его противнике разительной перемены.

– Вот что я обо всем этом думаю. Мой брат обрюхатил вашу дочь. – Майкл развел руками, мол, ничего не поделаешь. – Они любят друг друга и хотят пожениться. Роя, учтите, никто не заставляет. Он сам полон решимости поступить, как положено человеку порядочному. Вы, конечно, потрясены. Я это хорошо понимаю. Какой отец может смириться с мыслью, что его дочь... Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Единственное, что необходимо сделать в сложившейся ситуации, это позволить им пожениться. Надеюсь, вы смените гнев на милость?

В этих словах не содержалась прямая угроза Джеймсу Гриерсону. Скорее призыв спасти репутацию дочери и собственную честь. И Джеймс это понял. Майкл предлагал ему сыграть роль любящего отца, готового на все ради своего чада. Он должен принять избранного ею супруга с распростертыми объятиями и не считать этот брак ударом судьбы.

Впервые в жизни Джеймс Гриерсон ощутил что-то вроде уважения к Райану.

Он не мог не сознавать, что им манипулируют, но отдавал себе отчет в том, что другого выхода нет. Он был немало наслышан о Майкле Райане. Не все было с ним ладно, как и с той злополучной бумажкой в девять шиллингов. Он заполучил от Джо Рыбы его бизнес и приобрел огромную популярность среди подонков. В свои девятнадцать лет Майкл Райан стал в их округе живой легендой. О нем говорили: жесток, но справедлив. Как же можно позволить своей единственной дочери войти в такую семью? Задав себе такой вопрос, Джеймс Гриерсон тотчас же понял всю его бессмысленность. Пойти против этого парня – значит вырыть себе могилу.

Все равно Джэнайн выйдет за Роя Райана. Так не лучше ли с этим смириться и пожать протянутую руку дружбы. Джеймс тяжело вздохнул и срывающимся от волнения голосом произнес:

– Ты прав, если они в самом деле любят друг друга...

Джеймс судорожно сглотнул. Майкл схватил его руку и стиснул до боли. "Ну и силища, как у зверя", – отметил про себя Джеймс и с горечью подумал о том, что это по милости своей любимой дочери он пал так низко, что это она привела в его дом Майкла Райана.

* * *

Тремя неделями позже, в первую субботу июля, Джеймс Гриерсон отдал свою единственную дочь в жены Рою Райану.

Только после свадьбы, лежа у себя в постели, несчастный отец дал наконец волю слезам. У него было такое чувство, будто он отправил свое единственное дитя на заклание, как ягненка.

Но понадобится еще добрых два десятка лет, чтобы Джеймс убедился в собственной правоте.

 

Глава 4

1957 год

Майкл бы в ярости, его синие глаза потемнели от гнева. Он провел рукой по лицу и мрачно уставился на Джо.

– Слушай, Майкл, ты не имел никакого права тайком от меня давать эти деньги взаймы. Это мой бизнес. – Джо Рыба ткнул Майкла пальцем в грудь.

Майкл сжал кулак и с такой силой грохнул по серванту, что кофейные чашки запрыгали в блюдечках.

– Значит, это твой бизнес? – В голосе Майкла звучала горечь. – И офис тоже твой, да? В таком случае, забудь о деньгах, которые добыл я...

Джо тяжело вздохнул и заговорил с Майклом, будто с малым ребенком:

– Ну, ради Христа, Майкл. Никто же не спорит, ты поступил правильно. Но не надо было скрывать от меня, что ты дал пять "больших". – В голосе Джо звучали умоляющие нотки. В душе он побаивался Майкла, этих его мгновенных вспышек. – Пойми же, сынок... поставь себя на мое место.

Майкл взял с конторки пачку "Стрэндз", закурил и, свесив голову на грудь, стал часто, часто затягиваться. Джо видел, как дрожат у юноши руки. Майкл никак не мог успокоиться.

"Трудный парень, – подумал Джо, усаживаясь в кресло напротив. – За какой-то миг восторг у него сменяется отчаянием. И тогда он становится опасным".

Обычно Джо позволял Майклу поработать головой, парень неплохо разбирался в бизнесе, но вот последний случай вывел Джо из себя. Майкл дал взаймы пять тысяч фунтов некоему Филипу Реку, проходимцу из проходимцев. Теперь, полагал Джо, у Майкла больше шансов снять мерку с ноги Папы, чем заполучить эти денежки обратно.

Майкл погасил сигарету и принялся с такой силой ввинчивать ее в пепельницу, что казалось, пепельница не выдержит и разлетится на куски. Наконец юноша, плотно сжав губы, посмотрел на Джо. В тишине комнаты было слышно его тяжелое дыхание.

– Предупреждаю, Джо... На этот раз только предупреждаю: не мешай мне. Я знаю, что делаю. Я верну эти деньги и проценты заполучу. Наберись терпения, сам увидишь.

Глаза юноши наполнились слезами. "Он как малое дитя, у которого отняли игрушку, – подумал Джо. – Плохо только, что после такого состояния Майкл обычно впадает в ярость".

Хорошо знакомое чувство страха охватило Джо.

Уже дважды Майкл жестоко порол его, но тотчас же каялся и клялся в любви. Джо не пытался анализировать их отношения, но в глубине души знал, что именно своей эксцентричностью и непредсказуемостью Майкл влечет его к себе.

– Ладно, Майкл, – произнес Джо примирительно. – На сей раз пусть будет по-твоему. Но впредь ничего не скрывай от меня.

Лицо Майкла озарила торжествующая улыбка. Джо почувствовал облегчение.

Глядя на своего патрона, на его толстое уродливое лицо и ухмылку, как у Чеширского Кота, Майкл чувствовал неодолимое желание дать ему в зубы. Но вместо этого продолжал улыбаться. Джо не знал, что дни его сочтены. Скоро он перестанет путаться под ногами Майкла, и тот сможет жить, как захочет.

Джо поднялся с кресла, обошел конторку, стал позади Майкла и принялся массировать его широкие мускулистые плечи. Ощутив пальцами упругую плоть, Джо успокоился, не подозревая, что Майкл обдумывает, как бы с ним покончить.

* * *

Рой сидел в мясной лавке на Портобелло-роуд. Тесть больше не докучал ему разговорами о всевозможных способах разделки туш. Этим делом парень стал заниматься после трех послесвадебных недель, ненавидел его и чувствовал себя узником.

Мистер Гриерсон видел, что зять не справляется с работой, но это не имело значения. Главное – осуществить план, именуемый "Как удержать дочь дома". Молодые жили у родителей жены, вместе питались и со стороны наблюдали за тем, как мистер и миссис Гриерсон растили их дочь Карлу. Уже через несколько месяцев Рой понял, что женился на девушке, которую, по определению его матери, можно было назвать "ленивой сукой". Джэнайн вполне устраивало, что Элайза взяла на себя все заботы о малышке, о готовке, и вообще обо всем. У молодой женщины оставалась масса времени для игры в замужнюю даму и "мать года". Джэнайн пополнела, все время прихорашивалась и весь день ездила с визитами, хвастаясь подругам своей чистенькой, ухоженной дочкой, которую то и дело вынимала из коляски.

При мысли о Джэнайн Рой поморщился. Неужели это та самая девушка, веселая, жизнерадостная, в которую он когда-то влюбился?

Конечно, они совсем еще молоды, размышлял Рой, но должно же в семейной жизни быть что-то важное, значительное! Стоило ему заикнуться о том, чтобы переехать от родителей, как Джэнайн пускала слезу. Та ночь была последней каплей, переполнившей чашу терпения Роя. Когда он рассказал жене, что на Вестборн-парке сдается квартира, с ней случилась истерика.

– Как же я справлюсь с ребенком? – закричала она.

– Надо же когда-нибудь попробовать! – вышел из себя Рой. – Видит Бог, Джэнайн, с тех пор, как появилась на свет эта чертова кроха, ты ни часа не присматривала за ней.

Тут вспальню ввалилась миссис Гриерсон и увела Джэнайн к себе. А утром заявила Рою, что Джэнайн слабенькая и нуждается в постоянной материнской заботе. Рой ушам своим не поверил. Ему так хотелось иметь собственное гнездышко, чтобы Джэнайн днем возилась с ребенком, а вечером готовила ужин. Но жена его, никчемная и капризная, интересовалась только губной помадой и кино, а ребенок для нее был просто забавой. Видимо, Сара об этом догадывалась и как-то спросила сына, все ли у них в порядке. Первым побуждением Роя было рассказать матери все начистоту, но не хватило духу. Он даже не знал, как начать.

– Привет, братишка! – Голос Майкла вывел Роя из задумчивости.

– Привет, Майкл! – Трудно передать, как обрадовался Рой брату.

– Как насчет того, чтобы слинять на пару часов? Есть одно дельце, надо бы обсудить.

Рой вытер выпачканные в крови руки о фартук.

– Подожди минутку, я сейчас. – Он прошел к лестнице, которая вела в квартиру, и позвал тестя. Джеймс Гриерсон не замедлил явиться.

– В чем дело? – громко и раздраженно спросил он. – Даже за этой чертовой лавкой не можешь присмотреть? Хочешь, чтобы я водил тебя за руку? – Рой похолодел. Наверняка Майкл слышал каждое слово.

– Придется мне закрыть на часок-другой лавку.

– Только этого не хватало, – презрительно отозвался Гриерсон. – Здесь тебе не бордель, где ты привык проводить время.

Тут Гриерсон заметил Майкла и побледнел.

– С кем это ты так разговариваешь? – ледяным тоном произнес Майкл, ткнув пальцем в Гриерсона. – Эй, я к тебе обращаюсь! На кого орешь?

Стоило Майклу шагнуть вперед, как Гриерсон попятился, заслонившись руками, словно от удара.

– Одевайся! – приказал Майкл брату и, подойдя к Гриерсону, прислонившемуся к стене, схватил того за горло. – Не знаю, что тут у вас стряслось, но, если ты еще когда-нибудь вздумаешь орать на моего брата, я тебе мозги вышибу и засуну их тебе в глотку. Понял?

Гриерсон не переставал кивать.

Рой осторожно оттащил Майкла от тестя и вывел его через парадную дверь. Ему было стыдно перед братом.

– Пойдем скорее в "Кенсингтон-парк", – заторопил Майкл брата. – В гостинице удобнее беседовать.

Они шли, не произнося ни слова. Был солнечный октябрьский день, но ветер дул холодный. От Роя не ускользнуло, что по пути многие узнавали Майкла и заискивающе с ним здоровались.

В зависимости от того, насколько внимательным был тот или иной встречный, Майкл либо просто кивал, либо очень сердечно отвечал на приветствие. На Роя это произвело впечатление. Майкл приобрел теперь такую же популярность, как Крейс и Ричардсоны, главари двух наиболее известных молодежных банд. Рой знал, что Майкл был с ними в дружбе. А кто однажды имел дело с Майклом, предпочитал и дальше не ссориться с ним, для собственной же пользы.

Они вошли в красноватый полумрак "Кенсингтон-парка", расположились в баре, и Майкл заказал два пунша.

Достав пачку сигарет из кармана пальто, соскользнувшего с плеч, Майкл тщательно его сложил и положил на свободный стул. Каждое его движение было исполнено врожденной грации. Рой тоже сбросил пальто, и оно так и осталось висеть на спинке стула. Аккуратно подтянув брюки, Майкл сел. Он придвинул поближе пепельницу, закурил, послал через стол пачку сигарет Рою и наконец заговорил:

– Давно он позволяет себе разговаривать с тобой таким тоном? – Голос у Майкла был тихим.

Рой понурил голову:

– Тебе это не нравится, Мики, но ведь он – мой тесть...

– Знаю, что тесть, мать твою, а не Дева Мария! Что-то тут не то. Рой, которого я знал, никогда не потерпел бы подобного обращения! – Он перешел на шепот. – Давай, братишка, выкладывай, что случилось?

Бармен принес пунш, и Рой обрадовался, что можно перевести дух. Он кожей чувствовал, как Майкл сверлит его взглядом. Когда Майкл, наконец, отвел глаза, Рой начал:

– Не понимаю, Мики, в чем дело, но с того самого дня, как родилась Карла, я для них вообще не существую. Даже Джэнайн ведет себя так, будто и не выходила замуж. Я в доме просто квартирант: ем их еду, сплю в их постели, а иногда еще трахаю их дочку. – Вся горечь минувших двух лет, переполнявшая Роя, выплеснулась наружу. – Да, да, именно это я и хотел сказать: иногда. Точнее – раз в три недели, когда папаша с мамашей отправляются в Бетнал-Грин навестить их чертову бабку. Джэнайн говорит, что не может заниматься любовью, если мамочка дома. Что же до папочки, то я для него просто идиот, деревенщина. Конечно, Мики, какой из меня мясник? На эти туши мне и смотреть противно, не то что разделывать их! – Рой заикался от волнения.

– Ну и что ты думаешь делать?

Рой пожал плечами и глотнул из стакана.

– Сам не знаю...

– Не знаешь? Так в этом все дело, да? – В голосе Майкла звучало раздражение. – А почему бы тебе не вразумить жену? Покажи ей, кто хозяин в доме. А папаше скажи: пусть закроет свою паршивую лавку на Джекси. Так я и знал, что из-за нее будут проблемы... Знал, черт ее побери!

– Ну ладно, Мики, успокойся...

– Может, поработаешь на меня? Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.

В глазах Роя блеснула искорка надежды.

– Да я хоть сейчас, ты же знаешь!

Майкл усмехнулся. Нет, этот Рой бывает настоящим младенцем. Глядя в открытое лицо брата, Майкл думал о том, что надо все рассказать матери, она так беспокоится о Рое!

– Значит, договорились? – Майкл посмотрел на часы. – Итак, с сегодняшнего дня, с двух двадцати пяти ты являешься исполнительным лицом династии Райан. – Братья засмеялись. Антони и Джоффри уже работали с Майклом, теперь к ним присоединился и Рой.

– А сколько будешь платить, Мики? – нерешительно спросил Рой.

– Не волнуйся, не обижу, это не проблема.

– Я бы не спрашивал, Майкл, но ребенок... и все остальное...

– Говорю тебе, не волнуйся! Для начала положу тридцать штук в неделю. Это побольше, чем у остальных, так что не проболтайся. – Майкл потер кончик носа указательным пальцем.

Рой был восхищен. Он сейчас же пойдет за Джэнайн и ребенком и, если придется, силой притащит ее в квартиру на Вестборн-парке. Они начнут новую жизнь. Майкл прав: надо ее вразумить. А тесть получит сполна! Пусть только попробует вмешаться!

Рой допил пунш и почувствовал, как разливается по телу тепло. Но не только от пунша. Его согревало сознание, что наконец-то он перестанет бездействовать и попробует изменить свою жизнь. Тревога в его душе сменилась ощущением радости. И ему кое-что перепадет от Майкла! В общем, надо действовать без лишних рассуждений!

По выражению лица Роя, Майкл догадался, что у него на душе, и подал знак бармену снова наполнить стаканы. Майкл любил Роя так же, как Бенни. Но слишком уж хороши были оба для этой жизни. Надо сделать Роя пожестче. Пусть станет настоящим человеком. Когда, наконец, они уберут с дороги Джо Рыбу, бизнес окажется целиком в руках Райанов. Майкл поднял стакан и чокнулся с братом.

– За Райанов!

– За Райанов!

* * *

Джоффри и Антони торчали в том дальнем конце Пэнзэнс-Гарденс, где она пересекалась с Принсдейл-роуд. Было четверть третьего ночи. Они сидели в черном автомобиле "хамбер-снайп", мерзли и нервничали, особенно Джоффри. Парни очень походили друг на друга: райановские темные волосы, жесткие подбородки. В Антони было больше суровости, и этим он напоминал Майкла, черты лица Джоффри отличались мягкостью, как у женщины.

– Долго еще мы будем торчать здесь? – вдруг спросил Антони, и Джоффри подскочил от неожиданности.

– Откуда, черт побери, мне знать? Думаешь, я оракул?

– Как остроумно. Ты действуешь мне на нервы. Ясно? – Давала себя знать присущая Антони враждебность ко всем и вся. Главным оружием Антони Райана были ногти, и он великолепно пользовался ими в драке. Только к Майклу Антони питал уважение.

– Прочитал две паршивые книжонки и решил, что знаешь все на свете?

– Прошу тебя, Антони. – Джоффри закатил глаза. – Прибереги-ка лучше свой пыл на то дело, которое нам предстоит сегодня ночью. Я почему-то не в настроении.

Снова наступило молчание. Антони не умел соображать так быстро, как Джоффри, в спорах обычно терпел поражение, и это его угнетало. Но не останавливало. Вот и сейчас он попытался зайти с другой стороны.

– Видел я вчера вечером эту, с которой ты хороводишься. Охотно трахнул бы ее. – Зная, что такое заявление заденет Джоффри за живое, Антони приготовил заранее один сногсшибательный аргумент. Но вместо того чтобы вступать в спор, Джоффри зажал брату рот ладонью. Они прислушались. Кто-то приближался к машине. Братья замерли в напряженном ожидании. Лицо Антони, казалось, окаменело, он судорожно вцепился в руль.

При свете уличного фонаря они разглядели направлявшегося к машине Джо Рыбу. Он шел по проезжей части, пошатываясь, видимо, был здорово пьян. Джоффри кивнул, и Антони тронул с места. Передние фары он не стал включать. Отъехав немного назад, подождал, пока Джо дойдет до перекрестка, с силой нажал на газ и погнал машину вперед.

Джо обернулся и, как бы защищаясь, поднял руку, но в этот момент мчавшаяся на полной скорости машина сбила его с ног. Джо подбросило вверх, и он плюхнулся на капот, ударившись головой о переднее стекло. Антони нажал на тормоз. Машина на миг остановилась, и Джо рухнул на дорогу. Прежде чем дать полный газ, Антони еще разок проехался по нему. Вся операция заняла не больше трех минут. На шум прибежала какая-то женщина и, глянув на Джо, завопила. На всем протяжении Принсдейл-роуд в домах стали загораться огни.

Антони и Джоффри отогнали машину от Холланд-парка на Маскоу-роуд в районе Бейсуотер. На улицах было пустынно. Припарковав машину, они оставили ее на стоянке и направились к Порчестер-Террас, зашвырнув по дороге ключи от "хамбер-снайпа" за водосточную решетку.

У Порчестер-Террас они сели в голубой "марк-1-зефир" и спокойно покатили домой на Ланкастер-роуд. Было три часа ночи.

* * *

В частном доме на Бошамп-Плейс в районе Найтсбридж Майкл внимательно осмотрел сданные ему карты, нынче ночью ему везло: три туза и два короля. С Джо покончено час назад. Их общий приятель Дерек О'Коннор подбросит его до Бейсуотер-роуд. Если задуманный план удался, Джо уже сейчас навсегда сошел с дистанции, а у него, у Майкла, отменное алиби. Майкл поднял ставку еще на пятьдесят фунтов и усмехнулся. Если Джоффри и Антони подпортили дело, он собственноручно вышибет им мозги.

* * *

Сара проснулась от громкого стука в дверь и взглянула на часы. Было пять утра. С трудом продрав глаза, она поднялась с постели. Бенджамин лежал, запрокинув, как обычно, голову, и храпел. Значит, пришла не полиция. Иначе муж не спал бы так крепко. Зевая, Сара спустилась вниз и отперла парадную дверь. Там стояли двое из Центра по расследованию преступлений. Сара их сразу узнала.

– Майкл дома, дорогуша?

Часто моргая и стараясь сосредоточиться, Сара произнесла:

– Заходите, сейчас посмотрю.

Мужчины вошли в холл.

Сара поднялась наверх и заглянула в комнату Майкла. Постель была нетронута. Когда она возвращалась к лестнице, из своей комнаты вышел Джоффри.

– Кто пришел, мама?

– "Старина Билл". Они ищут Майкла. Что случилось?

Она хорошо знала своих сыновей и готова была держать пари на последний фунт стерлингов, что Джоффри не спал и что приход полицейских не был для него неожиданностью.

– Иди ложись, мам. Я сам выпровожу эту падаль.

Скрипнула дверь, и на пороге своей комнаты появилась Мора, прижимая к себе куклу. Сара подскочила к ней, подхватила на руки. Джоффри спустился вниз.

– Мики нет.

– Где же он? – спросил старший полицейский.

– В Западном Лондоне. В доме в Найтсбридже. А что вам от него нужно? – Джоффри зевал, потягивался, потом принялся почесывать живот.

Полицейский помоложе заметил, что пижама на Джоффри совсем не измята. Значит, он не спал. Но как это доказать?

– Кто-то пытался только что убить Джо Рыбу.

Джоффри показалось, будто его окатили ушатом холодной воды.

– Убить Джо Рыбу? Что вы хотите этим сказать?

– То, что сказал. Ведь они с Мики были близки, вот я и подумал, что хорошо бы его известить. – Старший полицейский рассчитывал выудить что-нибудь у парня.

Но не в пример Антони, Джоффри не отличался экспансивностью. Печально покачав головой, он сказал:

– Мики для Джо был все равно что сын. Брат очень расстроится. Но что все-таки произошло? – Кто-кто, а Джоффри это хорошо знал и горячо молился в душе. Ведь они бросили Джо мертвым!

– Несколько часов тому назад кто-то попытался наехать на Джо. Сейчас он в госпитале Святого Чарльза. Состояние тяжелое. Врачи велели разыскать его близких. Вот мы и пришли к Майклу. Последние несколько лет никого ближе у Джо не было. Прекрасная парочка, верно? – Полицейский многозначительно вскинул брови, а его напарник захохотал.

Не успел Джоффри ответить, как появилась Сара с Морой на руках. Она слышала слова полицейского.

– На что, на что, а на грязные выдумки все вы горазды, уж я-то вас знаю! – Сара посадила дочку на плечо, осторожно придерживая ее одной рукой, а другой – судорожно вцепилась в перила лестницы, даже костяшки пальцев побелели. – Мой Майкл – порядочный парень и ведет себя безупречно. А сейчас убирайтесь, пожалуйста, из моего дома.

Сара спустилась с последних ступеней, и Джоффри, пряча усмешку, взял Мору у матери. Малышка уже стала тяжелой. В свои семь лет девочка хорошо знала, что такое полиция, и сейчас личико ее выражало живейший интерес.

Маленькая, хрупкая Сара бросала злобные взгляды на здоровенных полицейских, и это выглядело так забавно, что Джоффри не выдержал и расхохотался.

– Молодец, мама. Скажи этим ублюдкам, пусть валят отсюда!

Сара открыла парадную дверь и выпроводила блюстителей закона. Она вся пылала от ярости. Как они смеют болтать такое о Майкле! Однако в душе Сара подозревала, что полицейские сказали чистую правду, и еще больше разъярилась. Захлопнув дверь за полицейскими, она заорала на Джоффри:

– Изображаешь тут из себя невинного агнца! Живо оденься и ступай отыщи Майкла!

Бережно опустив Мору на пол, Джоффри помчался наверх, а девочка пошла на кухню за матерью и свернулась калачиком на стоявшей у плиты скамеечке.

– Мам, я хочу яичко!

– Сейчас сварю, если ты действительно хочешь, – кивнула Сара. Она стала наливать воду в чайник, ломая голову над случившимся. Если Джо Рыба мертв, кого-то подозревают в убийстве? Неужели Майкла?

Она постаралась прогнать эту мысль. Можно думать о ее ребятах все, что угодно. Но они – не убийцы. Они просто добытчики. Да, добронравные добытчики. По крайней мере, ей хотелось бы на это надеяться. Поставив чайник на плиту, Сара придвинулась к дочери и крепко ее обняла.

* * *

Джо лежал на больничной койке. Сестра Уолтон внимательно посмотрела на его изуродованное лицо, покачала головой и повернулась к полицейскому, который ей подмигивал.

– Кто бы это мог совершить такое? – со вздохом спросила сестра, голос у нее был молодой, звонкий.

Констебль полиции Бленкинсон выпятил грудь и с видом умудренного опытом бывалого офицера ответил:

– Вы не поверите, до чего обнаглели преступники в наше время. Вы видите в нем старика, по которому несколько раз проехала машина, но для меня... – констебль еще больше напыжился, – он – закоренелый преступник.

Эти слова, видимо, произвели впечатление на сестру Уолтон.

– Подождите, я сообщу матушке!

Констебль Бленкинсон водворил плечи под мундиром на прежнее место, вздернул подбородок и улыбнулся.

В этот момент Джо застонал:

– Мики... Мики...

Констебль вооружился огрызком карандаша, послюнил его и, выжидательно глядя на Джо, принялся записывать.

* * *

Майкл остановился в дверях палаты. Он знал, что застанет в госпитале полицейского, и сейчас, гордо выпрямившись, направился к постели Джо. За хлипкими ширмами он увидел молоденького констебля и медсестру.

Со скорбной миной Майкл подошел к Джо.

Констебль заметил, что молодой человек произвел на сестру Уолтон впечатление, и не мог скрыть своей досады, обиженно надув губы совсем как школьник.

– Кто вы такой? – Констебль вскочил и стал раскачиваться будто в танце. Майкл обжег его взглядом. Подняв забинтованную руку Джо, он повернулся к сестре с печальной улыбкой и голосом, полным сострадания, спросил:

– Он что, очень плох?

Сестра Уолтон посмотрела Майклу в глаза, и ей стало жаль парня.

– Да, очень. Доктор сказал, что вряд ли он протянет до вечера.

Знай сестра Майкла поближе, она не смогла бы не заметить мелькнувшего в его взгляде чувства облегчения.

– Он что-нибудь говорил?

Тут вмешался констебль.

– Он все время звал... – полицейский с важностью заглянул в свой блокнот, – звал какого-то Мики.

Майкл кивнул:

– Это я и есть.

Молоденькая сестра подала Майклу стул. Он сел, взял руку Джо и время от времени ее поглаживал. Полицейский не сводил с Майкла глаз: так это и есть Майкл Райан! Ему не терпелось вернуться в участок и похвастаться ребятам своей неожиданной встречей.

Сестра принесла Майклу чай, за что была вознаграждена ослепительной улыбкой. Констебль чуть не плакал – девушка совсем перестала его замечать.

Около семи вечера Джо наконец открыл глаза и сразу узнал Майкла. Он облизнул запекшиеся губы, хотел что-то сказать, попытался даже подняться в постели. По выражению его глаз Майкл понял, что Джо все знает.

– Мики... Мики... ты... – Голова Джо упала на подушку, и он скончался.

Майкл прикрыл глаза, с трудом сдерживая радость: с Джо покончено! Но, как это с ним нередко бывало, радость сменилась глубокой подавленностью. Глаза наполнились слезами, и они текли по щекам. Как ни парадоксально, он будет скучать по Джо. Ведь старик, можно сказать, дал ему путевку в настоящую жизнь, и Майкл этого никогда не забудет. Он устроит Джо Рыбе такие похороны, каких никто не видел!

Полицейский констебль выглядел смущенным и, когда, вернувшись в участок, пошел в буфет, твердил всем и каждому:

– Поверьте! Это было так трогательно: Майкл Райан рыдал как младенец. Впрочем, ничего удивительного! Ведь старик скончался с его именем на устах.

Неделей позже на похоронах Джо полицейские заметили, что главари бандитских шаек очень почтительно раскланиваются с Майклом Райаном. Теперь он прочно и надежно утвердился в преступном мире. К тому же ему досталось по завещанию все, чем владел Джо. Так что у Майкла были все основания чувствовать себя необычайно счастливым.

 

Глава 5

1960 год

Сестра Розарио не могла без жалости смотреть на измученное лицо Моры Райан. Еще раньше она заметила, что девочку во время обеда целый час безжалостно дразнили и все потому, что ее брата Бенджамина третьего дня исключили из школы.

Теперь, когда у Моры не осталось защитника, дети спешили наверстать упущенное. Маргарет перегнулась через стол и стала изо всех сил дергать Мору за косичку. Сестре Розарио не нравилась Маргарет Лейси. Она вообще не терпела всех Лейси с их рыжими, как морковка, волосами и злыми зелеными глазами. А эта Маргарет была самой бесстыжей из всех детей, с которыми ее когда-либо сводила жизнь. Монахиня вскочила, отшвырнув в сторону стул. Тридцать пар глаз уставились на нее.

– Маргарет Лейси, немедленно подойди сюда! – Голос монахини звучал гулко, как эхо. Маргарет побледнела от страха и пошла к монахине.

Несомненно, сестра Розарио была самой строгой: сколько ни лей слез – не поможет.

Когда Маргарет, трепеща, подошла, сестра Розарио, постукивая по ладони линейкой, несколько секунд пристально на нее смотрела.

Из своего тридцатилетнего опыта она знала, что задиры – существа особого рода. Как правило, они трусливы и пристают только к тем, кто слабее.

– Ты дергала Мору Райан за косичку, или мне померещилось? – В темно-карих, посаженных близко к носу глазах монахини был вызов, в то время как большие зеленые глаза Маргарет округлились от ужаса и наполнились слезами, а крошечные розовые губки дрожали.

– Н...Н...Н... нет, мисс, извините, я хотела сказать: сестра. Девочка заикалась, к великому удовольствию остальных детей, зажимавших рты, чтобы не рассмеяться.

Маргарет Лейси слыла в классе задирой, так что поделом ей, будет знать, как дразниться.

– По-твоему, я лгу? – Глаза монахини сузились.

– Нет, сестра! – уже громче ответила Маргарет. Да разве посмела бы она назвать монахиню лгуньей? Подумать и то страшно.

Родная мать убила бы ее, случись такое. Говоря это, Маргарет не сводила глаз с линейки в руке сестры Розарио. Ох как больно она бьет!

Сестра Розарио между тем наслаждалась испугом Маргарет и, проводя языком по кончикам зубов, продолжала на нее пристально смотреть. Белый платок, покрывавший почти всю голову сестры Розарио, оставлял открытой лишь часть желтого морщинистого лица. За желтую кожу и темные глаза монахиню прозвали "ящерицей".

– Значит... Значит, ты признаешься, что дергала Мору Райан за косу?

Маргарет уже была доведена до отчаяния. Мора, с пылавшим лицом, наблюдала за происходящим. Зачем сестра Розарио это делает? Ведь, если Маргарет будет наказана, она жестоко отомстит Море.

Между тем Маргарет произнесла:

– Да, сестра, я дергала за косу Мору Райан, – она сказала это так тихо, что никто ничего не услышал.

– Погромче!

– Да, сестра. Я дергала Мору Райан за косу. – Тоненький голосок девочки дрожал от страха.

Торжествующе улыбаясь, Розарио подняла линейку.

– В таком случае давай сюда твою руку.

Маргарет покорно вытянула свою тонкую маленькую руку и зажмурилась, в то время как линейка шесть раз кряду с силой опустилась на ее пальцы. Горячие слезы брызнули из глаз Маргарет. Она прижала руку к груди, словно придерживала, чтобы не отвалилась, и, по знаку сестры Розарио, вернулась на место.

Круглые глаза-бусинки сестры Розарио почти минуту рассматривали класс, после чего она произнесла:

– Пусть это послужит уроком всем, кто вздумает стать задирой. В другой раз, Маргарет, получишь двенадцать ударов, и во время мессы будет названа твоя фамилия.

Тридцать пар глаз выразили смятение при мысли о том, что их фамилии могут быть названы отцом Маккормаком. А монахиня, водворив на место упавший стул, принялась как ни в чем не бывало писать на доске.

Воспользовавшись случаем, Маргарет прошипела Море:

– Считай себя мертвой, Райан! Как только выйдешь из школы, я прикончу тебя!

У Моры с перепугу засосало под ложечкой, и она прикрыла глаза. Все боялись Маргарет Лейси, даже мальчишки, несмотря на то, что она, пожалуй, была самой маленькой в классе. Впрочем, это не имело никакого значения. Драться она умела. И это главное. Мора откинулась на стуле и посмотрела в окно. Там младшие школьники играли в лапту, и снаружи доносился голос учительницы физкультуры. Она никогда не ругала детей, напротив, подбадривала. Наблюдая за танцующими в луче июньского солнца пылинками, Мора ничего так не желала, как очутиться сейчас на дворе вместе с младшими детьми. И вообще, где угодно, только вдалеке от Маргарет и ее закадычных подружек, которые, несомненно, станут поджидать Мору у школы. Как быстро бежит время! Особенно когда ты этого не хочешь! Вот и звонок, возвестивший конец уроков.

Мора не спеша направилась за пальто в раздевалку, надеясь в душе, что Маргарет надоест ждать, если она там задержится.

Выйдя из школы, Мора медленно пересекла площадку для игр, миновала ворота и оказалась на Латимер-роуд. Ну, конечно, Маргарет была тут как тут, поджидая ее всего метрах в двадцати от школьных ворот, а с ней – ее три подружки: Дженнифер Ховард, Бетти Лидс и Ванесса Рауз. Мора приближалась к ним, как смертник к виселице. Она вся вспотела и закусила губу.

Вдруг она заметила, что Дженнифер и Ванесса смеются и догадалась: это они над ней. Все существо Моры восстало. Сколько Мора помнит себя, с ней рядом всегда был кто-то из братьев. Сейчас впервые в жизни ей предстояло самой постоять за себя. Она сглотнула слюну. Сердце забилось так гулко, что стук его отдавался в ушах. Нет! Она не уступит! Дралась же она с братьями, а их у нее восемь: Мора вскинула голову и ускорила шаг, угрожающе размахивая ранцем.

Девочки удивленно переглянулись. Они-то собирались заставить Мору поваляться в ногах, прежде чем Маргарет задаст ей хорошую трепку... И вдруг на тебе! Бетти Лидс стала переминаться с ноги на ногу, не в силах скрыть своего волнения, Ванесса и Дженнифер спрятались за спину Маргарет.

Наконец, Мора подошла к ним, все еще размахивая ранцем.

– Ну, что надо? – Надменный тон Моры немало удивил девочек, и они уставились на нее. Но к Маргарет Лейси быстро вернулось самообладание.

– Сейчас я тебя "отнукаю". Сука несчастная! Уродина! Разобью тебе морду!

Ее подружки ухмыльнулись: вот это деловой разговор!

– Хватит болтать! Давай действуй!

Взгляды девочек были прикованы к вращающемуся ранцу Моры. Маргарет вдруг умолкла. Она чувствовала, что у подружек сдают нервы. Надо что-то немедленно предпринять, иначе они ее бросят. Маргарет презрительно сплюнула.

– Когда захочу, тогда и врежу!

Тревога нарастала с каждым мгновением. Она рассчитывала сперва оттаскать Мору за ее длинные светлые косы, затем поцарапать ей физиономию и под восторженные возгласы подружек отправиться домой пить чай. Но сейчас уверенность ее поколебалась. Как бы ей самой не досталось! И она решила потянуть время: наклонилась, сделав вид, будто завязывает на туфле шнурок.

В следующее мгновение она уже валялась на тротуаре. Мора огрела ее ранцем по голове и вцепилась ей в волосы с такой силой, что чуть с корнем не вырвала их.

В следующий момент Маргарет получила такой удар по коленке, что завопила на всю улицу. Пораженная случившимся, забияка Маргарет лежала поверженная, уставясь на свою обидчицу. Подружки ее давно слиняли: чего доброго Мора и им врежет по башке.

Глядя на распростертую у ее ног Маргарет, Мора никак не могла прийти в себя. Неужели она победила саму Маргарет Лейси! Мору просто распирало от радости. Она сумела постоять за себя! Обошлась без помощи братьев!

Маргарет попыталась подняться, и тут врожденная доброта Моры взяла верх над прочими чувствами. Завтра об этом будет болтать вся школа. Мора нерешительно протянула Маргарет руку, но та, прежде чем принять помощь, смерила ее долгим, тяжелым взглядом.

Наконец Мора помогла подняться своей противнице и принялась счищать пыль с ее формы. Все происходило в полном молчании. Коленка у Маргарет вспухла, и Мора, заметив это, ощутила стыд. Она била Маргарет не стесняясь, а та была меньше ее. Так же молча девочки пошли рядом по Латимер-роуд, затем по Брэмли-роуд и, наконец, по Ланкастер-роуд, где они обе жили. Когда они дошли до дома Маргарет, та небрежно сказала:

– Можешь зайти, мать на работе.

Мора не отвергла протянутую ей руку дружбы и пожала плечами:

– Ладно, пошли.

Они стали подниматься по лестнице, дом был точно такой же, как у Моры, только разделен на квартиры. Маргарет жила на самом верху. Это были большие городские дома, трехэтажные, с вместительными подвалами. В каждом доме – не меньше пяти семей. Чем выше, тем резче пахло стряпней и мочой. Квартира, где жила Маргарет, оказалась открытой. Замок здесь был ни к чему – нечего было красть.

– Раздевайся, я быстренько сооружу сандвичи с повидлом.

– Чудесно! Повидло я очень люблю.

Пока Маргарет делала сандвичи и разливала жиденький чай, Мора осматривала комнату. Везде беспорядок, платья и газеты свалены в кучу. У Моры дома регулярно морили тараканов, здесь же их было полно. Один, шевеля усиками-антенами, тонул в растаявшем маргарине без всякой надежды выбраться. Море стало не по себе. Последние годы Сара вела настоящую войну со всей этой нечистью, включая клопов. Денежки у них в доме теперь водились. Майкл взял в свой бизнес братьев. Но в большинстве своем обитатели Ланкастер-роуд жили не лучше, чем до войны.

Мать Маргарет работала на новой сигаретной фабрике "Черный кот" в Харлоу, отец – в булочной Лайонсов. Мора с отвращением наблюдала за тем, как Маргарет кончиком ножа выковыривает таракана из маргарина. Очутившись на полу, таракан делал отчаянные усилия, чтобы перевернуться и встать на лапки. Поморщившись, Маргарет придавила его ногой. Таракан хрустнул, будто выстрел прогремел.

– Ненавижу этих сволочей!

– Я тоже, – тихо отозвалась Мора.

Вскоре обе девочки уплетали сандвичи, запивая их чаем. О случившемся не вспоминали. И никогда не вспомнят.

В комнате было душно. Со двора доносились звуки игры в крикет.

Допив чай, Мора собралась уходить. Смущенно улыбаясь, Маргарет протянула ей мизинец. Мора сцепила его со своим. Это была клятва в вечной дружбе, но без крови, не в пример мальчишкам. Девочки предпочитали не резать себе пальцы.

Маргарет проводила Мору до самого выхода.

– Завтра утром буду ждать тебя здесь, – сказала Мора, – пойдем вместе в школу. О'кей?

Маргарет усиленно закивала:

– До завтра, Мора.

– Пока! – Мора направилась к своему дому. На душе было легко и радостно. Как плохо начался этот день и как неожиданно хорошо закончился!

Мальчишки с самодельными битами в руках перестали играть и во все глаза уставились на Мору. Новости распространяются быстро. Динни О'Брайен, дружок Гарри, с улыбкой спросил:

– Это правда, Мо, что ты отлупила Маргарет Лейси?

Девочка кивнула, чувствуя, что краснеет.

– Мы теперь с ней подруги, Динни.

Динни с презрением отвернулся. Вот и доверяй после этого девчонкам! Все у них шиворот-навыворот! Вместо того чтобы устроить этой Маргарет кислую жизнь... Мора не нашла ничего лучшего, как с ней подружиться.

* * *

– Это ты, Мора? – донесся из кухни голос матери, едва Мора ступила на порог.

– Да, мама.

Она прошла на кухню. Сара стояла подбоченясь, с лицом мрачнее тучи.

– Где тебя, дрянь паршивая, носит? Я чуть с ума не сошла от волнения.

Мора, закусив губу, смотрела на мать. Ее редко ругали – не было причин. Но уж если такое случалось, девочка тяжело переживала.

– Отвечай, где была, телка ты этакая!

– Зашла к подруге выпить чаю. – Слезы наполнили огромные голубые глаза Моры и засверкали на ресницах.

Увидев, что дочь вот-вот расплачется, Сара не выдержала и привлекла ее к себе.

– Прости, доченька, но ты так меня напугала. Ты ведь никогда не задерживаешься, первая приходишь домой. Вот я и беспокоилась.

– Извини, мама, это больше не повторится, обещаю. – Она попыталась улыбнуться, искренне раскаиваясь, что заставила мать волноваться.

– Бенни, Гарри и Ли пошли тебя поискать. – Не успела Сара заговорить, как все трое, легкие на помине, влетели в кухню.

– Мам... мам, ты только послушай!

– Ни за что не угадаешь, что произошло!

– Ради Бога, не все сразу, по одному, – взмолилась Сара, воздев руки, и сделала знак Гарри, самому правдивому из троих. – Расскажи, что случилось, Гарри:

Гарри ткнул пальцем в перепуганную насмерть Мору:

– Это все она.

– Мора? А что такого она сделала? – Сара, нахмурившись, поглядела на дочь.

– Набила Маргарет Лейси морду!

Глаза Сары поползли на лоб.

– Что? Что ты сказал?

Вне себя от страха Мора вцепилась в материнский передник.

– Мам, я не могла иначе поступить. Она грозилась меня прикончить, потому что сестра Розарио отходила ее линейкой за то, что она таскала меня за косы, – говоря это, Мора умоляюще смотрела на мать.

– Не ослышалась ли я? Ты... – Сара ткнула пальцем в Мору. – Ты дралась с Маргарет Лейси? – Она закатила глаза.

Мору била дрожь.

– Я врезала ей ранцем, но теперь мы с ней друзья. У нее как раз я и была.

Сара сокрушенно покачала головой. Значит, и Мора пошла по той же дорожке. Мало в семье драчунов.

– Убирайтесь отсюда, идите играть на улицу! Скоро заявится ваш папаша, а мне кормить его нечем.

Она подтолкнула детей к дверям.

Мальчики выбежала на улицу, а Мора на миг задержалась.

– Прости меня, мам...

– Иди погуляй, Мо, – устало ответила Сара.

Когда Мора ушла, Сара налила себе большую кружку крепкого черного чая, положила четыре ложки сахару, добавила немного сгущенки и села к столу. Она потягивала свой чай и вся как-то обмякла на стуле, но мысли стремительно мчались вперед.

Лесли уже исполнилось двадцать, и он сейчас отбывал свои три года за ограбление. Антони, на два года старше, был там же, где брат, получив пять лет за ограбление и нанесение увечий.

Майкла боялись в округе, как настоящего мафиози. Теперь все старшие мальчики работали на него. Многие годы она гнала от себя эти мысли. Что поделаешь, если сыновья все в отца. Но ее единственная дочка, ее сокровище! Как могла она ввязаться в драку! Нет, жизнь несправедлива! Впрочем, ее мать всегда говорила: каковы родители, таковы и дети. И была права.

О, теперь у Сары полно денег и дом как дом. Столько лет они бедствовали, а сейчас сыновья буквально осыпают ее деньгами. Откуда они, Сара ни разу не спрашивала, хотя и догадывалась. Но если братья и Мору потащат за собой, Сара их лучше прикончит. Дочь должна жить по-другому. Пусть хоть она в этом мире чего-то достигнет. И тут Сара была настроена весьма решительно.

На улице Мора была в тот летний вечер центром внимания.

– Недурно сработано, Мо, – говорил Гарри, души не чаявший в сестре.

– Я ей как врежу ранцем, она и свалилась.

В это время с противоположной стороны улицы донесся голос отца. Сверкая глазами от радости, Мора помчалась навстречу родителю. Бенджамин Райан основательно поднабрался, широкое лицо и толстая шея заметно побагровели.

Большая коробка с хрустящим картофелем и бутылка "Тайзера" были зажаты под мышкой. Он протянул коробку подбежавшему вслед за Морой Ли и подхватил на руки дочь. Старик – так называли дети отца – обожал Мору, впрочем, в семье все ее обожали.

Мора потерлась щекой о щеку отца, ощутив, как царапает ее нежную кожу его щетина, вдохнула исходивший от него знакомый запах лучшей из горьких настоек "Вудбайнс" и прильнула к нему, почувствовав себя в полной безопасности.

– Ну как поживает самая лучшая дочка на свете?

– Прекрасно, папа. Ты выиграл?

Он рассмеялся.

– Откуда ты знаешь?

– Сразу видно: коробка с картофелем, "Тайзер" и еще от тебя несет пивом.

Бенджамин обвел взглядом сыновей и притворился рассерженным.

– Слыхали, ребята? Мора – настоящая женщина! Она с удовольствием выпьет "Тайзер" и съест картофель, но все равно будет выражать недовольство: зачем, мол, играл.

Бенни и Мора засмеялись, но Гарри и Ли только кисло улыбнулись. Они никак не могли забыть о том, что остались голодными, когда их папаша проиграл все, что им причиталось по линии "Национальной Помощи".

За ужином Сара не обращала на мужа никакого внимания. Когда же он захрапел на своем стуле, растолкала его и потащила по лестнице в спальню, не переставая ругаться. Бенджамин не оставался в долгу. Дети уже привыкли к вечным крикам и перебранкам и оставались равнодушными. Полчаса спустя все, кроме главы семейства, снова сидели за столом и как ни в чем не бывало пили чай. Радостное возбуждение не покидало Mopv. Неожиданно в дверь громко постучали. Гарри пошел открывать и вернулся с двумя полицейскими.

– Поднимитесь-ка наверх и разбудите отца! – глухим голосом приказала Сара.

Старший полицейский улыбнулся женщине, но та опустила глаза и стала возиться у мойки. Нервы ее натянулись как струны. Всякий раз при появлении полицейских тяжелый ком подкатывал к горлу.

Бенджамин Райан ввалился на кухню в брюках с болтающимися подтяжками и полосатой нижней сорочке.

– Какого дьявола вам здесь нужно? – с угрозой в голосе спросил он.

Старший полицейский посмотрел в сторону детей.

– Не обращайте внимания, рано или поздно они все равно узнают, что вы собираетесь нам сказать. Давай выкладывай живо! Не буду же я стоять здесь весь день!

– У нас дурные вести, ваш сын Антони...

– Что с моим Антони? – В голосе Бенджамина звучала надежда.

– Да нет, не сбежал. Вы уж нас простите, мистер Райан, но ваш сын мертв.

– Что вы сказали? – Рука Сары потянулась к груди, она задыхалась.

Подошел Ли, обнял мать. Младшие дети стояли бледные, молчаливые.

– Его утром убили ударом ножа в пентонвилльской тюрьме. В душевой. Мы делаем все, чтобы найти убийцу.

Рыдания Сары становились все громче. Ее горе тронуло младшего полицейского, и он сочувственно посмотрел на нее.

– Господи Иисусе! – Бенджамин пытался прогнать из головы хмель. – Кому понадобилось убивать моего Антони? Все его любили...

– Выходит не все, – возразил младший полицейский, – раз пырнули ножом.

– Ну ты, грязный ублюдок! – обозлился Бенджамин.

Тут вмешался второй полицейский, и всякие формальности были забыты:

– Остынь, Бенни! А ты, Браун, заткни свою паршивую глотку. Он подтолкнул Бенджамина к стене.

– Слушай, Бен, мы долго допрашивали Лесли, но он молчит, хотя наверняка знает, кто это сделал.

Бенджамин оттолкнул полицейского.

– Если даже и знает – не скажет, он не стукач.

– Стукач не стукач, но ведь прикончили его брата!

– Убийца за это заплатит. Спасибо, что пришел, Билл. А теперь вали отсюда. Мне надо потолковать с женой.

Это было сказано тоном, не терпящим возражений, и полицейские покинули дом.

Бенджамин ткнул пальцем в Ли и сказал:

– Отправляйся в Западный Лондон к Майклу, расскажи, что случилось, и передай, пусть он и Джоффри возвращаются домой. Ну, живо!

Ли кивнул и подвел мать к отцу. Когда же Бенджамин попытался ее успокоить, она яростно оттолкнула его.

– Не трогай меня! Все несчастья из-за тебя, старый ублюдок. Ты во всем потакал сыновьям.

Мора бросилась к матери, и они крепко прижались друг к другу.

Сквозившая в голосе жены ненависть потрясла Бенджамина.

– Гарри, беги за доктором, твоя мать не в себе!

Перепуганный мальчик выскочил из комнаты, подгоняемый причитаниями Сары.

Мора тоже дрожала от страха. По лицу ее текли слезы. Антони больше нет... того самого Антони, который, хоть и дразнил ее, но был таким заботливым, а теперь лежит где-то мертвый и никогда не придет домой. Что драка с Маргарет Лейси в сравнении со случившимся? Почему плохое приходит непременно тогда, когда чувствуешь себя счастливой?

Всю ночь Мора не могла уснуть. Мать тихонько похрапывала рядом, и девочка осторожно выскользнула из постели. Приходил доктор, дал матери снотворное. Хотел сделать укол, но с ней случилась истерика. Натянув одеяло на плечи матери, Мора прокралась в коридор и спустилась вниз.

Дверь в гостиную была приоткрыта, и Мора увидела Мики. Мрачный, расхаживал он по комнате и что-то говорил. Мики был самым любимым из братьев и, пожалуй, самым красивым, по мнению Моры. У остальных мальчиков волосы тоже были темные, а голубые глаза глубоко посажены, но Мики был просто великолепен. Что-то влекло к нему и мужчин и женщин. Мора обожала его. Но сейчас это был совсем другой Мики, со стиснутыми зубами и темными тенями под глазами, злой и взбешенный.

– Клянусь, я убью ублюдков! Господи, помоги мне с ними расправиться!

– Успокойся, Мики, остынь, – сказал Джоффри.

– Остынь, говоришь? И это, когда ублюдки зарезали нашего брата?

Джоффри глотнул из стакана виски.

– Остынь и все хорошенько обдумай – вот что я тебе говорю! Поработай башкой, а не сердцем!

Майкл внезапно остановился и забарабанил кулаками о стену.

– Лучше бы я отдал ублюдкам эти стоянки такси, чем видеть Антони мертвым!

Джоффри вздохнул:

– Что делать, братишка, теперь уже ничего не поправишь. Единственное, что мы можем, – это отомстить.

– Мы разнесем на куски этих сукиных детей, чтобы и следа от них на земле не осталось!

– Вот, вот, об этом как раз я и думал. – Все уставились на Джерри Джексона, ближайшего друга Майкла, и он слегка покраснел.

– Итак, насколько мне известно, у них стоянка в Илфорде, верно? На Хай-стрит?

Все согласно кивнули.

– Прекрасно! В субботу вечером Ли со своими ребятами может отправиться к Илфорд-Пале, с тем, чтобы потом завалиться на стоянку такси к этим греческим ублюдкам и взять машину, скажем... до Уанстэда. В общем, не важно куда. Главное – везде порыскать. Если этот негодяй будет на месте, кто-нибудь из ребят отвалит и даст нам знать, тогда мы хиляем туда и бомбим их бензинкой. В ожидании сигнала можно собраться на Грин-лейн. Только должен быть кто-то, кого они не знают. Так мы проучим этих сопливых подонков!

Мики кивнул:

– Отлично, Джерри, кое-что я возьму на заметку. А тем временем мы с Джоффри и Роем, чтобы не вызвать подозрений, устроим еще где-нибудь заварушку.

– Прекрасно! Значит, договорились?

Мора слушала, затаив дыхание. Ей было страшно. Братья собираются кого-то взорвать! Девочка и прежде слышала от людей, что они грабители и способны на все. Почти все обитатели Ланкастер-роуд были такого мнения. Но никогда его не высказывали, напротив, даже симпатизировали парням, особенно Мики. Недели две назад Мора и Мики гуляли в субботу по Портобелло-роуд и остановились купить для нее фруктов. Так уличный разносчик ни за что не хотел брать у Майкла деньги, говоря, что это подарок, словно отдавать свой товар за так было для него делом обычным. Только сейчас Мора поняла, что разносчик просто боялся Майкла.

Охваченная страхом, девочка переминалась с ноги на ногу. Антони убили, а теперь братья в отместку собираются кого-то взорвать.

Внезапно входная дверь распахнулась, и на пороге появился Рой. Он был очень бледен.

– Что с тобой, принцесса? Не спится? – неестественно громко спросил он и на руках внес сестренку в гостиную. Мора сразу закашлялась, так там было накурено. Майкл протянул к ней руки, но она отстранила его и прижалась к Рою. Она не привыкла видеть Майкла таким, и он путал ее.

Неужели брат, который балует ее, дарит подарки, может взорвать человека? Она с тревогой вглядывалась в его лицо. Майкл это заметил и едва не плакал от обиды. После того, что случилось с Антони, он был сам не свой. Мора скорее это почувствовала, чем поняла, выскользнула из рук Роя и кинулась к Майклу, из груди ее вырвались рыдания. Но глаза оставались сухими.

Майкл схватил ее на руки и крепко прижал к себе, зарылся лицом в ее мягкие, сладко пахнущие волосы.

– Я хочу, чтобы Антони вернулся домой... вернулся домой! – кричала она каким-то не своим голосом, громко всхлипывая. – Взорви негодяя, Мики, чтобы от него клочья летели!

Майкл обвел взглядом собравшихся в комнате мужчин, и глаза его задержались на отце. Кто-то пробормотал: "Господи Иисусе".

Майкл прижимал сестренку к себе, пока она не успокоилась. Потом заглянул ей в лицо и с тревогой произнес:

– Послушай, принцесса, о том, что ты здесь слышала, никому ни слова! Никогда! Поняла? Даже другу! Иначе нас заметет полиция! Всех! И папу тоже.

Она мрачно кивнула:

– Я никому не скажу, Мики, даже маме.

Мора чувствовала, что именно это хотел услышать от нее Мики, и прочла в его глазах облегчение.

– Ты – хорошая девочка, очень хорошая. Ну а теперь пусть папа отнесет тебя в постельку. – Майкл нежно поцеловал Мору в лоб, потом в губы и спустил на пол. – Спокойной ночи, принцесса.

Отец взял Мору за руку, но, прежде чем выйти с ним из комнаты, она оглянулась и очень серьезно посмотрела на брата:

– Помни же, что я тебе сказала, Мики. Отомсти за нашего Антони! – В белой ночной сорочке, с золотистыми волосами, Мора была настоящим ангелочком.

Бенджамин с грустью взглянул на дочь. Слишком рано пришлось ей познать не самые лучшие стороны жизни.

* * *

Двадцатого июля 1960 года хоронили Антони Райана. Погребальная процессия проследовала мимо тюрьмы "Вормвуд-Скрабс", затем мимо ремонтных мастерских и дальше – к католическому кладбищу Святой Девы Марии в конце Скрабс-лейн. За гробом ехали пять автомобилей похоронного бюро и дюжины две машин с друзьями и родными. Завершала процессию полицейская машина. В ней ехал Лесли. На нем был его самый лучший костюм и, на всякий случай, наручники.

В первой машине сидела Сара, глаза ее без слез были устремлены в окно на мелькавшие мимо улицы. Они миновали Дю Кейн-роуд, с которой был вход в тюрьму "Вормвуд-Скрабс" Сколько раз Сара навещала здесь либо мужа, либо кого-нибудь из старших мальчиков. Муж ее часто с гордостью заявлял: "Чем только я не промышлял в жизни". Сыновья пошли по той же дорожке. И вот результат: ее дорогой мальчик мертв. Комок подступил к горлу.

Бенджамин участливо посмотрел на жену и ласково взял ее за руку. Она отняла руку. Это он во всем виноват, с малолетства учил детей только плохому. Поколотят их, а он еще добавит, чтобы дрались как следует.

– Среди моих сыновей нет этаких Нэнси! – любил говорить Бенджамин, что означало: "Мои ребята – крутые парни". Он таскал мальчиков по собачьим бегам, пивным, кулачным боям. Учил взламывать замки, угонять машины, воровать в магазинах... И все в таком духе.

"Что он натворил", – без конца повторяла про себя Сара. Ей нестерпимо хотелось свалить его на пол машины, надавать пощечин, причинить такую же боль, какую испытывала она сама. О, как она его сейчас ненавидела, этого здоровенного мужика, своего мужа!

Она изо всех сил сцепила на груди руки. Но тут взгляд Сары остановился на их единственной дочери и глаза ее ласково засветились. Эту он не посмеет тронуть. Ее Мора такая красавица! Сару распирало от гордости. Светло-русые волосы, синие глаза. Само совершенство.

Сейчас, не заплетенные в косы, ее волосы волнами падали на плечи. В затуманенных печалью глазах сверкали слезинки. Бедняжка! Как она страдает из-за случившегося! Сара перегнулась через сиденье, взяла Мору за руку и заставила себя подмигнуть ей. Наконец машины остановились и все вышли, тихо переговариваясь.

С Лесли сняли наручники.

Братья подняли гроб с телом Антони и понесли на кладбище. Главная служба и погребальная месса были совершены еще раньше в католической церкви Ее Величества в Ноттинг-Хилле. Оставалось только похоронить мальчика. Самый младший из братьев, Бенни, нес гроб вместе со старшими, а Мора, одетая во все белое, шла впереди процессии, направлявшейся к кладбищу. Так распорядился Майкл.

Отец Маккормак молча стоял у вырытой могилы. Солнце уже высоко поднялось и немилосердно жгло.

В тисовых деревьях пели птицы, но они не могли заглушить шум городского транспорта. Сильно пахло выхлопными газами. За кладбищенской оградой стояли повозки. Это приехали старьевщики из Шефердз-Буша. Суровые, молчаливые. Иными и не могли быть люди, сделавшие своей профессией сбор тряпок и костей. За главного у них был старший брат Бенджамина Райана.

Головы лошадей украшали старомодные черные султаны из перьев, возвышавшиеся над упряжью. Повозки, соответственно случаю, вычистили и вымыли.

Когда гроб с телом племянника стали опускать в могилу, Пэдди Райан смахнул слезу.

Только пчелы спокойно занимались своим делом, перелетая с цветка на цветок, – они не могли усидеть в ульях в такой замечательный летний день. Монотонно звучал голос священника.

На Лесли снова надели наручники. Мора, бледная и взволнованная, крепко держала за руку Майкла.

Полицейский, соединенный с Лесли наручником, был потрясен: подумать только, здесь были и Крейсы, и Ричардсоны, и еще много других мафиозных семейств. Они прибыли отдать последний долг брату Майкла, к которому питали особое уважение.

Заглянув в могилу, Майкл словно оцепенел. На крышке дубового гроба было большое бронзовое распятие, и надпись "I H R I" над головой Христа сверкала в солнечных лучах. Майкл пытался представить себе лицо Антони, теперь уже погруженное в вечную тьму. Он стиснул зубы, чтобы сдержать готовое вырваться рыдание. Впервые за последние несколько лет он принялся горячо молиться Святому Духу, чтобы явился и забрал душу брата, чтобы заботился о нем и защищал его. Он молился Непорочному Зачатию и Святому Антонию, покровителю всего чудесного. Молился всем святым и мученикам, которых помнил еще с тех пор, как учился в католической школе. Сегодня, каким-то непостижимым образом, он вдруг ощутил всю важность существования Бога.

Краешком глаза Майкл заметил движение в толпе и повернул голову. Возвышаясь над всеми из-за своего роста, он устремил взгляд на кого-то, стоявшего слева, метрах в десяти от столпившихся у самой могилы людей. Это не ускользнуло от Моры, и она внимательно осмотрела того, кто привлек внимание Майкла.

Мужчина был темноволосым, как и ее братья, и смуглым. Море он напомнил безумного профессора из ее комиксов. Жесткие волосы окружали плешь, сверкающую на солнце. Она инстинктивно почувствовала, что это Ставрос, грек, тот самый, о котором после смерти Антони все время говорили братья. Едва заметная улыбка блуждала по его губам.

Увидев, что Майкл, работая плечами, пробирается сквозь толпу со своим обычным небрежным видом, она дернула брата за руку. Тот взглянул на нее, а когда, секунду спустя, оба обернулись, мужчины уже не было. Мора хорошо запомнила его лицо. Она чувствовала, как наполняются глаза горячими, жгучими слезами, как они катятся по щекам и проникают в рот, она ощущала их соленый вкус. Вдруг откуда-то издалека донесся крик. Мора не сразу поняла, что это она закричала.

Майкл взял ее на руки, крепко обнял и стал успокаивать, гладя ее волосы, ее спину, пока девочка не затихла. Через минуту, показавшуюся вечностью, Мора уже только всхлипывала. Даже самые суровые мужчины не могли без слез смотреть на малышку.

Регги Крейс, глубоко тронутый, наблюдал за тем, как Майкл успокаивает сестренку. Для большинства лондонцев из рабочих низов семья была превыше всего. Ради близких, какими бы они ни были, они готовы были на все.

Чуть погодя, все еще не спуская Мору с рук, Майкл швырнул на гроб горсть грязной земли. А когда служба кончилась, осторожно поставил сестру рядом с матерью, взял лопату и вместе с Джоффри и Роем стал забрасывать могилу землей. Пока гроб закапывали, жена одного из старьевщиков, Лилли Маккамару, пела. Она славилась своим пением во всем Кенгсингтоне и прилегающих к нему районах. В тишине, нарушаемой только стуком лопат и мягкими ударами комков глины о гроб, звучала песня "Потрясающая Милость". Людям не посвященным все это могло показаться весьма странным: мужчины, в черных костюмах, с прическами а-ля "хобот слона", закапывали могилу в окружении целой толпы людей в черном.

Шляпки и яркий макияж делали женщин похожими на каких-то экзотических птиц. И сами Райаны, и все, кто пришел, считали, что похоронная церемония прошла с подобающей пышностью.

Сара стояла исполненная достоинства, гордо выпрямившись. Здесь она плакать не будет, подождет, пока это кончится и она останется одна. Такая жара, что умереть можно. И вообще Саре хочется умереть, чтобы ничего не видеть: ни этих похорон, ни мертвого сына.

Сара прикрыла глаза и принялась ерошить мягкие, податливые волосы дочери.

После похорон все по очереди подходили к Райанам с соболезнованиями.

Дайана Дорс, тайная страсть молодого полицейского, крепко обняла Майкла и долго не выпускала его из объятий. Все любили эту добрую, щедрую женщину, которая никогда не злословила. Фредди Миллс и его дружок Майкл Холлидей тоже обнялись с Майклом. В детстве Майкл считал Фредди героем. Именно он пробудил в Майкле интерес к боксу. Сегодня Майкл держался с Фредди как с равным. За несколько дней до гибели Антони они встретились в банях на Ланкастер-роуд и вместе глазели на местных полупрофессиональных боксеров.

Сара заметила, что к Майклу относятся как к главе семейства, а муж ее как бы отошел на второй план. Что ж, так и должно быть. В конце концов, Майкл главный добытчик в семье. Благодаря ему у Сары денег даже больше, чем нужно.

Собравшиеся на похоронах друзья Майкла не внушали ей особого уважения. Виолета Крейса Сара знала много лет. Молодых Ричардсонов – тоже. Они бывали у Майкла дома. Многие из парней выросли с ее сыновьями. В большинстве своем это были мелкие преступники, но все равно славные ребята.

Жена Роя выглядела, как всегда, удрученной. Но не из-за похорон, Сара это хорошо понимала, у них с Роем проблемы. У сына тоже озабоченный вид. Глядя же на пятилетнюю Карлу, можно подумать, что ее давно не умывали. "Надо непременно навестить Джэнайн", – подумала Сара, которой даже горе не могло помешать заботиться о детях.

Наконец все стали расходиться по машинам. Рой попытался взять Джэнайн за руку, но та отдернула ее. Это не ускользнуло от Сары, и женщина нахмурилась: даже на кладбище не могут угомониться, как будто и так мало горя.

Бенни, не отрываясь, смотрел на свежую могилу, поглотившую его брата. К нему подошел отец, осунувшийся и постаревший. Он пил с самого утра.

– Пошли, сынок! – Голос был глухим, но в нем звучала нежность.

В комке вывернутой земли копошился большой червяк, и Бенни, представив себе, как этот червяк доберется до брата, до его щек и глаз, закрыл лицо руками и затрясся в беззвучных рыданиях.

Бенни уже догнал ростом отца, и Бенджамин, обняв сына, ощутил в нем недюжинную силу.

Сара наблюдала за ними. В первый раз за все эти дни она начала понимать, что должен испытывать сейчас Бенджамин. Ведь Антони и его сын.

Куда девалась враждебность к мужу? По телу искрой пробежало давно забытое чувство. Сару снова влекло к Бенджамину.

Нельзя винить в случившемся только его. Дети сами выбирают себе путь. А мир, в котором они живут, толкает их на преступления. Конечно, зарабатывай Бенджамин побольше, он вытащил бы их из этого преступного мира. Сара тяжело вздохнула. Но у него никогда не было никаких шансов.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове. Она огляделась. Сияющее солнце, казалось, смеялось над ней. В такой лучезарный день хоронить молодую жизнь! Уж лучше было бы холодно и дождливо. Сара смотрела на слегка покачивавшиеся на ласковом ветерке цветы, на покрытые лишайником могильные плиты, хранившие тайну смерти, и чувствовала, как душу обволакивает печаль. Слушая пение птиц, Сара медленно шла к веренице машин. Она как-то вся сжалась под тяжестью горя и выглядела старухой, хотя ей не было и сорока пяти.

* * *

Вернувшись домой, все принялись пить вино. Мора пробралась в гостиную и села поближе к столу, ломившемуся от всевозможной снеди. Рядом с ней была Маргарет Лейси. Они договорились еще накануне. Утром Маргарет пожаловалась на плохое самочувствие, и мать, торопясь на работу, разрешила ей не идти в школу. Сейчас Маргарет была в полном порядке и держала за руку свою новую и самую близкую подругу. Подумать только! Брата Моры убили! Ей трудно было себе такое представить. Последние дни отец с матерью только об этом и говорили. Удивлялись, как Антони не прикончили раньше. Однако у Маргарет хватило ума не рассказывать об этом Море.

Пришел Майкл и отвел девочек в садик на заднем дворе. Сегодня он ни минуты не мог находиться без Моры: она так чиста, так доверчива! Она любит его и не винит в смерти Антони, как другие, хотя никто не осмелился сказать ему об этом открыто.

Майкл опустился на старый шезлонг, девочки сели рядом, прямо на землю. Майкл уже успел основательно набраться. Солнце слепило глаза и немилосердно жгло. Майкла в конце концов разморило, и он уснул. Он проспал несколько часов, а девочки так и сидели возле него. Дружбе, которая завязалась между ними в тот день, суждено было длиться всю жизнь. Разлучить их могла только смерть.

В ту ночь Море привиделся страшный сон. Какой-то человек гнался за ней по кладбищу с кухонным ножом ее матери. Этот кошмар потом повторялся время от времени на протяжении всей ее жизни.

 

Глава 6

Карла Райан открыла глаза. В окно уже заглядывало солнце. Несколько минут она лежала, разглядывая солнечные блики на потолке. Влетевший в комнату ветерок ласкал ее маленькое худенькое тело. Карла потерла ушибленную руку в том месте, где повыше локтя был синяк. Прошлой ночью мать потащила девочку в ее комнату и швырнула на кровать. Карла ушибла руку о стоявший рядом секретер. От боли у нее перехватило дыхание. Не успокоившись на этом, Джэнайн задрала дочке рубашку и отколотила ее, затем повернула Карлу лицом к себе и заявила, что с нее хватит. От матери несло винным перегаром.

Что подразумевала мать под этим "хватит", было неясно. Вся вина Карлы заключалась в том, что она позволила себе съесть кусок хлеба, посыпанный сахаром. Причем после того, как много раз просила у матери есть. Видимо, мать вывел из терпения рассыпанный по столу и по полу песок.

Карла села, спустив с постели ноги, и стала ими болтать. Потом зевнула и потянулась, при этом длинные каштановые волосы упали ей на лицо. Случайно задев больную руку, Карла поморщилась. Наверняка будет кровоподтек. Такой же, как па ноге несколько недель тому назад. Выскользнув из постели, девочка пробежала через комнату, бесшумно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Прямо напротив ее спальни была кухня. Несколько мгновений Карла стояла, прислушиваясь, стараясь ничем не выдать своего присутствия.

Все тихо, значит, матери на кухне нет. Карла шмыгнула туда. К босым ногам прилипал рассыпанный ею прошлой ночью сахар. Карла снова ощутила голод, залезла на стул, нашла хлеб и маргарин и, касаясь его своими длинными волосами, принялась делать себе сандвич. Вдруг раздались тяжелые шаги. Это встала мать. Карла замерла. Сердце, казалось, сейчас выскочит из груди, дыхание стало прерывистым. Она отшвырнула прочь нож, словно он был раскаленным, и попыталась засунуть намазанный маргарином хлеб под хлебницу, но вместо этого второпях сбросила его, а заодно и весь батон на скользкий от сахара пол.

Глаза застлали слезы отчаяния. Еще не обернувшись, она почувствовала, что мать рядом, и стала судорожно сжимать и разжимать свои маленькие огрубевшие кулачки.

Джэнайн холодно разглядывала Карлу. Даже сейчас, искаженное страхом, лицо дочери было прелестным. Ее синие глаза, округлившиеся от ужаса, светились умом.

Длинные темно-каштановые волосы и высокие скулы делали Карлу похожей на маленькую женщину. Она убрала с лица непокорную прядь жестом, скорее подходившим сексапильной кинозвезде, чем пятилетней девочке, и сразу открылась ее длинная шея и выдающийся вперед подбородок.

Джэнайн, закусив губу, презрительно уставилась на собственную дочь, не произнося ни слова. Она знала: Карла долго не выдержит и первая заговорит.

Случайно взгляд ее упал на кровоподтек на руке дочери, и в глазах зажегся зловещий огонек. Надо как-то закрыть девочке руки, чтобы Рой не заметил. А то взбесится. Как же! Его любимого ангелочка поколотили!

Джэнайн, скрипнув зубами, театральным жестом отбросила с лица свои рыжие волосы, точь-в-точь как это только что сделала Карла. Она была похожа сейчас на кошку, подстерегающую мышь. Карла вся напряглась, не сводя взгляда с матери. Что бы она ни делала, все раздражало Джэнайн. Каждое движение: как она сидела, как стояла, как ела, как разговаривала. Даже как убирала с лица волосы. Недаром мать се передразнила.

Отец почти не бывал дома, а когда приходил, мать затевала скандал. Вся сжавшись в его объятиях, Карла в отчаянии сжимала руки, пытаясь хоть как-то унять родителей. Она любила отца и скучала, когда его не бывало дома. В ее представлении он походил на большое ветвистое дерево, и она карабкалась по нему вверх, а он придерживал ее за руки. Добравшись до плеч, Карла прыгала вниз и "приземлялась", взвизгивая от смеха. Будь сейчас отец дома, мать не посмела бы ее тронуть. Между тем атмосфера на кухне все больше накалялась. Наконец, заикаясь от страха, Карла заговорила:

– Где мой папа? – Стоило ей это спросить, как внутри у нее все задрожало. И зачем только она вспомнила об отце? Карла зажмурилась: а может быть, она ничего не спросила, только хотела спросить? Эту надежду разрушили приближавшиеся шаги матери, под ее шлепанцами громко хрустел рассыпанный по полу песок. Карла еще сильнее зажмурилась. И вдруг, ощутив острую боль, завопила. Мать схватила ее за волосы, встряхивая, как тряпичную куклу.

– К папочке захотела? Ах ты, паршивка! Твой папочка, как всегда, завалился с какой-нибудь бабенкой, а до тебя ему дела нет!

Карла в отчаянии громко плакала, пытаясь оторвать пальцы матери от своих волос, и в испуге кричала:

– Мамочка, пожалуйста!.. Прошу тебя... Отпусти! Мне больно!

Ее крики Сара услыхала еще из холла, куда выходило несколько квартир. Схватив за руку Мору, она помчалась с ней вверх по лестнице и забарабанила в дверь кулаками. Джэнайн похолодела от страха. Она оттолкнула Карлу и стала озираться, как попавший в западню зверь. Вид кухни не оставлял сомнений в том, что здесь происходило.

Карла, рыдая, валялась на полу, держась руками за голову. Громкий стук в дверь показался ей в этот момент самой прекрасной музыкой.

Плохо соображая, девочка проследила взглядом за матерью, которая вышла из кухни, и уже через несколько секунд очутилась в объятиях бабушки. Та покрыла нежными поцелуями ее мокрые от слез щеки, шепча что-то ласковое и поглаживая ее по спине. Постепенно ребенок успокоился. На полу валялась целая прядь ее волос.

Джэнайн села к столу, закурила.

Мора как бы вобрала в себя взглядом и грязный пол, и рассыпанный сахар, и разбросанные куски нарезанного батона, и захламленный стол, и груду грязных тарелок и с отвращением отвела глаза, чтобы не видеть всего этого. Она терпеть не могла Джэнайн. Унося все еще всхлипывающую Карлу из кухни, Сара кивком головы велела Море следовать за ней в комнату Карлы. Там она положила девочку на кровать и, чертыхаясь и сокрушенно качая головой, с ног до головы осмотрела ее. Затем повернулась к молча наблюдавшей за ней дочери:

– Побудь пока с Карлой. Найди какое-нибудь хоть мало-мальски приличное платье и переодень ее. Я позову, если понадобишься, хорошо? – Голос ее стал низким от боли и возмущения. Мора послушно кивнула.

Когда Сара вернулась на кухню, Джэнайн продолжала сидеть за столом, куря сигарету за сигаретой. Сара выпрямилась и пристально посмотрела на невестку.

– Вот что, Джэнайн. В твоих же интересах рассказать мне начистоту все, что здесь у вас происходит. – В голосе ее звучала решимость.

Джэнайн вдруг как-то сникла и со слезами на глазах посмотрела на Сару. Куда девалась ее злость? Стеная, словно от боли, она раскачивалась на своем стуле, приоткрыв рот и обнажив зубы, словно в улыбке. Сара не сводила с нее глаз. Где, черт возьми, та красивая, веселая девушка, которую когда-то взял в жены ее сын? Нечесаная, неряшливая, жалкая! А ей всего двадцать два! Сара обвела взглядом кухню. Везде грязь. Вонь! Сквозь запыленные стекла с трудом пробивались солнечные лучи. Сара ни разу не переступила порога этого дома. Зачем, думала она, если даже мать Джэнайн здесь не бывает?

Можно всякое говорить об Элайзе Гриерсон, но хозяйкой она была отменной. Почему же тогда ее дочь так запустила квартиру? Сара только и могла, что качать головой. Хотелось бы знать, давно ли Джэнайн избивает ребенка? Карла такая худенькая! Наверно, ее плохо кормят.

"Давно надо было прийти, – стала упрекать себя Сара. – Поговорить с Роем". Но как, скажите, расспрашивать взрослого мужчину о его семейной жизни? Ведь дети, едва покинув родительский дом, идут своим путем. Еще ее мать говорила об этом. Сара не видела выхода из создавшегося положения, чувствовала себя подавленной и молчала.

Первой заговорила Джэнайн:

– Кто мог подумать, что все так обернется? Ненавижу все это... И стряпню, и уборку, и эту грязь, и стирку, и рваную одежду, которую надо чинить! Ненавижу эту квартиру – она как тюрьма для меня. Целыми неделями никого не вижу. Я так одинока!

Эта тирада не разжалобила Сару.

Выплеснув наружу все, что накопилось на душе, Джэнайн тяжело вздохнула. Нарыв наконец лопнул.

– Рой целые дни где-то пропадает. А Карла... эта проклятая Карла постоянно напоминает мне о моей треклятой ошибке! Не будь ее, ни минуты бы здесь не осталась. Ни минуты!

Она снова заплакала, горько, безутешно.

Поколебавшись, Сара подошла к ней, обняла за худые плечи.

– А где твоя мама, Джэнайн? Я думала, она навещает вас.

Джэнайн горько усмехнулась:

– Нет, миссис Райан, ошибаетесь. Моя мама... моя дорогая мамочка... она знать меня больше не хочет.

– Но почему, Джэнайн? Что случилось?

– Ах, это долгая история. Она уговаривала меня бросить Роя и вернуться в родительский дом. Тогда она простит мне и Карлу, и все... даже то, что я опозорила их, выйдя замуж за громилу, бандита. Так она называет Роя. Временами я ненавижу Роя... – она запнулась, мешали говорить слезы. – Но если брошу его, никогда не буду счастливой. Я жить не могу без него, миссис Райан! Я так люблю его, но не в силах дать ему счастье! Вечно скандалю. Он и бежит из дому. Он не хочет меня, я знаю, не хочет...

– Боже милосердный, Джэнайн! Что с тобой происходит? Посмотри вокруг себя, Христа ради! Кому охота приходить в такой дом? Ведь это свинарник какой-то, черт его побери! – "Главное Джэнайн любит Роя, – думала Сара, смягчившись. – Надо помочь ей сохранить семью". – Полюбуйся-ка на себя! Ты похожа на павшую Венеру! Домашняя работа никому не нравится, но приходится ее делать. В твоем возрасте у меня уже было пятеро детей, не считая тех, что родились мертвыми, и никакой надежды на мало-мальски обеспеченную жизнь. Подумай над моими словами, и все наладится! – Сара принялась засучивать рукава своего лучшего платья. – Так вот, для начала мы сейчас выпьем по чашечке чаю, придем в себя, успокоимся. А потом все здесь вычистим, как слабительное – кишки! Выскоблим от пола до потолка. Поработаем вдвоем, как негры, и в два счета наведем порядок. Что ты на это скажешь?

Джэнайн кивнула, но Сара видела, что ее план не очень-то по душе невестке, и решила сменить тактику.

– А хочешь, причеши свои дивные волосы, а я пока кое-что приготовлю. Представь себе лицо Роя, когда он вернется домой и увидит, что везде чистота и уют! Малышку я заберу на несколько дней к себе, чтобы ты могла передохнуть. Согласна?

Лицо Джэнайн прояснилось, Сара тоже улыбнулась, но где-то в глубине души испытывала тревогу: Джэнайн обрадовалась, что хоть на несколько дней избавится от ребенка. Ведь даже взрослые дети требуют внимания. Вконец расстроенная, Сара поставила на плиту чайник. Она чувствовала себя усталой, а еще надо было убрать квартиру. Хватит ли сил? Везде такой беспорядок. Ладно, как говорила ее мать: глаза страшатся, руки – делают. Сара заварила чай.

Тем временем Мора переодела Карлу в чистое платье с передником. Носочки пришлось вывернуть наизнанку – такими они были грязными. Мора сидела на кровати, крепко прижав к себе малышку, когда в комнату вошла Сара. Она велела дочери взять Карлу и пойти в магазин купить кое-чего из еды и две большие порции мороженого: одну для самой Моры, вторую – для внучки.

Услышав о мороженом, девочка развеселилась и стала прыгать на кровати, забыв все свои горести. Мора смотрела на нее с удивлением и жалостью. До чего она худенькая! Руки, как спички. А на синяк смотреть страшно. Не то что потрогать его. И все-таки Карла выглядела сейчас вполне счастливой.

В глазах матери Мора прочла острую жалость к девочке, и еще больше возненавидела Джэнайн. Будь она совсем взрослой, разорвала бы эту дрянь на куски. Прямо сейчас.

Но вместо этого Мора взяла у матери денег и как ни в чем не бывало отправилась с Карлой по магазинам, играя с ней по дороге. Ночью она непременно возьмет малышку к себе в постель. В конце концов, она ее тетя.

Через три часа маленькая квартирка сверкала чистотой. Джэнайн несколько оживилась, слушая болтовню свекрови, которая рассказывала ей о своей нелегкой супружеской жизни и такой же трудной молодости.

Впервые за все это время у Джэнайн появился союзник, а это было немаловажно. Сара старалась всячески ободрить невестку, говоря умышленно то, что Джэнайн хотелось услышать. Джэнайн, доверившись Саре, пожаловалась на свое одиночество и несчастливую жизнь, заставив испытать угрызения совести. Надо было проявлять побольше внимания к Джэнайн и ее проблемам. Ну ничего, пусть только ей встретится эта сука Элайза Гриерсон. Она все ей выскажет. Старая корова! Сколько в ней гонору. О, Сара ей покажет "громилу"! А потом выдаст сыну, чтобы не шлялся. Довести жену до такого состояния, не заботиться о собственном ребенке! Да она его по стенке размажет! Только бы добраться до паршивца! Появится в доме и тут же исчезнет, как чертово привидение. Когда хочет, тогда и приходит.

Сара поджала губы.

"Пусть воображает, сколько хочет, сопляк, а по уху я ему дам!"

Прежде чем идти в парикмахерскую, Джэнайн заглянула на кухню.

– Ну, дорогуша, ты прямо как с картинки, – улыбнулась Сара, – с модной рекламы. Ладно, отправляйся, а я пока приготовлю что-нибудь на обед.

Джэнайн смущенно улыбнулась. Впервые за долгое время она заметно повеселела.

– Спасибо, миссис Райан. Вы так добры! – Голос молодой женщины дрожал от радостного возбуждения.

Сара нетерпеливо помахала рукой.

– Не думаешь ли ты, что уже пора называть меня просто Сарой? А что касается благодарности, то она ни к чему. Наоборот. Мне стыдно, что только сейчас к вам пришла.

Джэнайн поцеловала свекровь.

– Спасибо... Сара, – не без робости произнесла она. Ощущая необычность подобного обращения.

– Ступай, – усмехнулась Сара, – я приготовлю к твоему приходу шикарный обед, о'кей?

Джэнайн кивнула и вышла из дому с чувством огромного облегчения. Сара посмотрела ей вслед и вытерла со лба градом катившийся пот. Все лето стояла жара.

В каком-то смысле Сара была благодарна Джэнайн: сегодня впервые она перестала терзаться мыслью о смерти Антони. Высунувшись из засверкавшего чистотой окна, женщина вдохнула воздух полной грудью и принялась за готовку, нет-нет да и вспоминая о том, как там дома справляются без нее. "Наверняка Бенджамин ждет, что еда сама выпрыгнет из шкафа прямо на сковородку". Ему и в голову не придет что-либо себе приготовить. Что ж, пусть подождет, она тут занята делами поважнее.

Только она потушила овощи, как хлопнула парадная дверь.

– Я здесь, дорогие мои! – крикнула Сара, полагая, что это вернулись Мора и Карла.

– Что ты тут делаешь, мама? – Рой с порога оглядывал кухню с таким видом, словно попал в чужой дом.

Сара недобро усмехнулась:

– Так, так! Вечный жид наконец заявился домой!

Вид у Роя был какой-то помятый, на челюсти темнел синяк.

– Видно, не очень-то хорошо о тебе заботится новая зазноба!

Сара с грохотом поставила кастрюлю с картошкой на мойку. Рой настороженно глядел на нее. Со стороны это выглядело довольно забавно.

– Ну и что ты сейчас собираешься делать? Останешься дома или сменишь двигатель и снова отвалишь?

Сара угрожающе взялась за кастрюлю.

Рой ошарашенно смотрел на нее.

– Хватит шутить! Скажи лучше, куда подевались Джэнайн и малышка? – Не успел Рой опомниться, как в него полетела кастрюля с картошкой и за ворот полилась вода.

Сара набросилась на сына, едва не упав на скользком полу, но тут же выпрямилась и влепила ему оплеуху выпачканной в муке рукой, отчего на щеке у Роя остался белый след.

– Я тебе покажу "малышка"... она – твоя дочь, Рой Райан, вспомни, как ты зубами и когтями сражался за то, чтобы жениться на ее матери. Сколько бед натворил, кобель паршивый! А теперь довел эту несчастную девушку до отчаяния!

– Да что я такого сделал? Угомонишься ты хоть на минуту?

– Нет, черт тебя побери, – заорала Сара, – не угомонюсь! Джэнайн ничего не умела, когда спуталась с тобой, разве что принарядиться и пойти в церковь. Не для того ее растили, чтобы заниматься всем этим. – Сара обвела жестом кухню. – А она целыми днями торчит здесь одна взаперти, с ума сходит. Но тебе до этого нет дела, будь ты проклят! Мне стыдно, что ты мой сын! А как страдает эта невинная кроха! У нее вон какой синяк на руке! Как будто она провела десять раундов боя с Демпси... И все из-за тебя!

Рой рот разинул от удивления.

– Закрой свою поганую варежку! А то совсем как придурок!

– Но Джэнайн ни разу здесь не убрала, – попробовал возразить Рой.

– Говорят тебе, заткни помойку, а то врежу еще раз. Ты хоть и вырос, а от меня не спрячешься!

Роя разбирал смех. Он был на целую голову выше матери, но так же, как в детстве, питал к ней нежные чувства. А она палила, как говорится, изо всех пушек. И где-то в глубине души Роя шевельнулся червячок сомнения. Что и говорить, он даже не пытался понять Джэнайн. Сара не спеша подобрала с пола кастрюлю и заметила, что на ней появилась вмятина.

Она с удовольствием стукнула бы Роя кастрюлей по голове, но вместо этого поставила ее на мойку. Не сговариваясь, в полном молчании мать и сын принялись "расчищать местность". Картошка раскатилась по углам, пол весь был в лужах.

Когда был наконец наведен порядок, Сара толкнула Роя, и он плюхнулся на стул. Сара торжествовала в душе, хотя виду не подавала. Впервые с того дня, как похоронили Антони, Сара получила такое удовольствие, можно сказать, развлеклась.

Она заварила чай, налила Рою чашку и сказала:

– Еще на похоронах я поняла, что у вас что-то неладно. На ребенка жалко было смотреть, да и Джэнайн выглядела ужасно. В этом есть и доля моей вины. Я ни разу не заглянула к Джэнайн, думала, ее мать здесь торчит, и не хотела мешать. Нынче утром наконец собралась. Прихожу, а Джэнайн таскает ребенка за волосы.

Рой сурово сжал губы. Это не ускользнуло от Сары.

– И ничего мне не говори, потаскун! Выполняй ты свой долг, как положено приличному мужу, все было бы хорошо. – Сара ткнула сына в грудь: – Придется тебе, дорогой, взяться за ум и ночевать дома. Когда вы были совсем еще маленькими, я не одну ночь провела одна, дожидаясь, когда явится ваш вонючий папаша. Хотя точно знала, что он на Бейсуотер-роуд проматывает денежки со старыми потаскухами. А мы так нуждались. До сих пор не пойму, как это я умудрилась не подхватить от него триппер! Так вот, я не потерплю, чтобы мои сыновья шли по той же дорожке.

Рой во все глаза смотрел на мать. Как и братья, он понимал, что матери не сладко живется с отцом. Но она никогда об этом не говорила. А сейчас пытается помочь ему сохранить семью, и где-то в самой глубине своего "я" Рой признавал ее правоту. Он бросил Джэнайн, предоставив ее самой себе. Предпочел не замечать, что все ее срывы связаны с Карлой. Рой попросту не знал, что делать. Сейчас он испытывал стыд. Мать знала, где он проводит ночи.

С тех пор как Майкл открыл "клуб хозяек" в Вест-Энде, у Роя не было недостатка в женщинах. Куда приятнее проводить время с ними, чем возвращаться в неприбранный дом к жене, которая вечно скандалит.

Но Рой все еще любил Джэнайн. Рассорив жену с ее матерью, Рой надеялся, что Джэнайн станет самостоятельной. Но вместо этого, все бремя забот она переложила на мужа. И он нашел самый легкий выход из положения: поменьше находиться дома. Как после этого смотреть в глаза Джэнайн, маленькой Карле, наконец, собственной матери.

Хлопнула входная дверь. Рой посмотрел на мать, ища поддержки. Сара поднялась навстречу вошедшей Джэнайн.

– Ты выглядишь сущим ангелом, правда, Рой? – Сара изо всех сил толкнула сына в плечо, широко улыбаясь при этом. Джэнайн робко взглянула на мужа. Напряжение достигло предела: словно электрический ток пробежал по кухне. Джэнайн и в самом деле выглядела великолепно. Зачесанные назад волосы подчеркивали изящество ее длинной шеи. Веки и ресницы были подкрашены и оттеняли глубоко посаженные зеленоватые глаза. Во взгляде ее была мечтательность, и это поразило Роя в самое сердце. "Да она просто конфетка", – подумал он. Мама права, его жена романтична и нуждается в заботе и ласке. Рой поднялся, протянул руки Джэнайн. Та секунду помедлила и скользнула к нему в объятия.

Сара наблюдала за ними с явным удовольствием. Прямо отсюда она пойдет к отцу Маккормаку, попросит наставить на путь истинный ее Майкла, и тогда успокоится и будет счастлива. Полчаса спустя она уже покинула двух воркующих голубков и ушла вместе с Морой, ведя на буксире Карлу. Следующей остановкой на ее пути будет церковь. Сара взглянула на часы. Если поспешить, она еще застанет отца Маккормака, который как раз закончит шестичасовую службу.

Сидя в буфете за стаканом вина, Сара изливала душу священнику.

– Стыдно рассказывать, святой отец, но Майкл купил еще один клуб, на сей раз бордель. – Она пригубила для храбрости вина. – Мужики туда ходят... Ну, мне, наверное, не надо все подробно расписывать?

Отец Маккормак внимательно на нее смотрел своими проницательными глазами. Ему было шестьдесят, и более тридцати из них он служил приходским священником.

Его уже побелевшие волосы были подстрижены по-американски, "ежиком". Тяжелые с проседью брови придавали святому отцу глубокомысленный вид. К религии он относился так, как иные мужчины к браку, считая ее неотъемлемой частью жизни и стараясь самым добросовестным образом выполнять свой долг.

– Да, да, понимаю, – сложив свои большие мягкие руки, сказал священник с заметным ирландским акцентом, хотя Ирландию он покинул более сорока лет назад. – С Майклом всегда было нелегко, так что могу понять ваше беспокойство.

– Если бы вы, святой отец, с ним переговорили... – она осеклась.

– Хорошо, Сара, я сделаю все, что в моих силах. Но ведь ваш Майкл – парень своевольный, ему может не понравиться, что я вмешиваюсь.

Сара решила, что не уйдет отсюда, пока не договорится о спасении души своего сына, и попробовала зайти с другой стороны.

– Чего только не болтают о моем Мики, святой отец, но ведь многое просто сплетни. Такого замечательного человека, как вы, он послушается, я уверена. Он всегда уважал вас, еще с тех пор, как мальчиком помогал вам во время службы.

Брови священника взметнулись вверх. Он хорошо помнил, как Майкл, помогая при алтаре, спер свинцовое покрытие с крыши! Но ему было жаль несчастную мать, и он решил утешить ее, поговорить с Майклом.

– Так вы говорите "клуб хозяек"? Что же, попробую сказать вашему сыну несколько слов, как вы просите.

Опасаясь, как бы священник не передумал, Сара быстро проговорила:

– Если завтра в одиннадцать утра вы сможете зайти к нам, я позабочусь, чтобы Мики был дома.

Священник улыбнулся, обнажив желтые от табака зубы.

– Ладно, значит, в одиннадцать. А теперь скажите: как остальные дети? Говорят, ваши старшие сыновья разъезжают в дорогих машинах и ведут роскошный образ жизни. Видимо, работают на Майкла?

Сара опустила глаза.

– Да, святой отец, это так. Но если вы наставите на путь истинный Майкла, они непременно последуют за ним.

– Что же, Сара, положимся на Господа нашего. – Говоря это, священник поднял глаза к потолку, словно надеясь увидеть там Бога. – Как это сказано в Библии: "Ибо нет лицеприятия у Бога", "Послание к римлянам, 2-11". На земле Майкл Райан может быть большим человеком, но на небе он всего-навсего один из сыновей Господа.

Сара улыбнулась. Что может быть лучше, чем услышать библейское изречение из уст истинно верующего. Она посидела еще немного и простилась со священником. Давно уже Сара не чувствовала себя такой счастливой. На протяжении многих лет вера была для нее утешением. Какие бы ни возникали проблемы: нужда в деньгах, очередные роды, преследование сыновей полицией – Сара неизменно обращалась к церкви. Бенджамин никогда не был ей опорой. В любом деле мог только подвести, даже в присмотре за домом.

Майкл, да хранит его Господь, к семье относится неплохо. Заботится о младших братьях, о сестре, обеспечивает мать деньгами, но Сара не может оставаться равнодушной к тому, что о нем говорят люди. А тут еще смерть Антони. Она знала, что сын связан с преступным бизнесом и его считают гангстером или еще кем-то в этом роде. Было над чем задуматься. Каждый ловчит, старается побольше урвать, без этого не проживешь, думала Сара, но ее сыновьям этого мало, они стремятся к совсем другой жизни, очень опасной.

Достаточно было увидеть, какой эффект производит появление Майкла, скажем, на улице, да и ее, Сары, тоже. К ней относились как к королеве.

В общем-то она склонна была понять стремление Майкла к самоутверждению, особенно если вспомнить, как обращались с ним в детстве. Желание жить лучше было вполне естественно. Но проституция, по понятиям Сары, находилась за гранью дозволенного. Наживаться на ней мог только самый последний мужик. И теперь Сара страстно надеялась, что отец Маккормак сумеет вразумить сына.

Во всяких там финансовых махинациях тоже мало хорошего, но, в конце концов, страховые компании могут позволить себе убытки, у денег души нет. А вот развращать юные души – это совсем другое. Сара была потрясена, прочитав в "Ньюс оф зе уорлд", что наркотики теперь доступны даже подросткам. Куда же, черт возьми, катится мир? Молодые девчонки готовы продавать свое тело ради наркотиков!

Во время войны и в послевоенные годы женщины торговали собой, чтобы прокормить детей. Это вполне соответствовало понятиям Сары о морали. Ради семьи, ради детей можно пойти на все, даже себя продать. Это заслуживает только уважения. Но лишь в том случае, если в доме нет мужчины и некому заботиться.

Сара знала таких женщин. Они фланировали в лунные ночи по Бейсуотер-роуд в надежде что-то заработать к своим скудным военным пенсиям или пособиям от "Национальной Помощи". То же, что творил Майкл, было отвратительно. Всем этим дамочкам и девушкам он сулил легкий заработок, вовлекая в такие игры, о которых в те далекие времена и речи быть не могло. Тогда это был единственный источник существования для женщины.

Сара наблюдала за шедшими вприпрыжку Морой и Карлой. Рядом с крохотной Карлой Мора казалась огромной. Милая Мора, она приняла эту несчастную малышку под свое крылышко. Дай Бог, чтобы Джэнайн как-то наладила отношения с Роем. Ей и сейчас не поздно заняться дочерью. Ох уж эти дети! Еще до войны одна еврейка, с которой Сара была дружна, говорила: "Маленькие детки наступают нам на ноги, а взрослые – на сердце!" Как она была права! Несчастная женщина погибла во время бомбежки. Прямое попадание. Слишком много хороших людей погибло или пострадало в войну. Сара вздохнула. Она чувствовала себя смертельно усталой. А ей еще предстоит варить и убирать у себя дома. Утешала мысль о том, что утром придет отец Маккормак и все образуется.

* * *

Отец Маккормак внимательно смотрел на сидящего перед ним Майкла. Было в этом парне что-то внушающее страх.

Он был типичным представителем современных молодых людей, начиная от темных, модно подстриженных волос и кончая туфлями на заказ и однобортным чистошерстяным костюмом. Наманикюренными ногтями он изящным движением стряхивал пепел с брюк. Его тщательно выбритое лицо было напряженным, чувственные губы плотно сжаты. Нетрудно было догадаться, что Майклу хорошо известна цель визита святого отца.

Сара заварила чай и оставила их вдвоем в заставленной мебелью комнате. После долгих лет нужды, когда в доме вообще не было никакой мебели, Сара теперь просто помешалась на убранстве комнат. Всевозможные столики, шкатулки, стулья, посредине – гарнитур из трех предметов. На стенах картины на религиозные сюжеты. И Святое Сердце, и Тайная Вечеря, и Распятие, и Богоматерь Лурдская, устремившая исполненный мольбы взор на дверной проем. На громоздком буфете, почти целиком закрывавшем одну стену, расположились статуи Девы Марии с младенцем и изображение Святого семейства. Одна зловещего вида статуя, изображавшая Святого Себастьяна, утыканного стрелами, была помещена в самом центре. Священник с трудом оторвал от нее глаза, взял чашку с чаем и посмотрел на Майкла.

– Надеюсь, тебе известно, зачем я здесь?

Майкл хмыкнул и снял ногу с колена.

– Да. – В голосе его была настороженность.

Священник понимающе кивнул:

– Ну и прекрасно. Раз ты все знаешь, постараюсь быть кратким.

– Именно. – Это было сказано вызывающе: Майкл давно уже не боялся ни священников, ни монахов.

Отец Маккормак уселся поудобнее в кресле и поставил чашку на стол. Лицо его посуровело, и, понизив голос, он произнес:

– Итак, я пришел по делу особого рода. Я не удивился тому, что мне сообщила вчера твоя матушка, добрая женщина, которая пришла повидаться со мной. Ты же знаешь, я не дурак, и давно догадался, что ты не в ладах с законом. Но не в этом дело. Я хочу побеседовать с тобой, как мирянин.

Майкл скептически уставился на священника своими голубыми глазами.

– В общем, я пришел попросить небольшое пожертвование.

Ошеломленный, Майкл привстал в кресле:

– Что-что?

– Тише, тише! – взволнованно произнес священник. – Не то твоя мать ворвется сюда. Тебе должно быть известно, – продолжал он, – что я очень сочувствую землякам. В Лондоне полно бедных Пэдди, да сохрани их Бог, изгнанных из собственных домов преуспевающими Продди. Долг всякого ирландца помогать этим несчастным.

– Но, святой отец, я вовсе не ирландец, хотя и ношу фамилию Райан.

Священник стукнул кулаком по столу так, что чашки запрыгали в блюдечках.

– Послушай, ты! С тысяча девятьсот двадцатого года католики подвергаются в Ольстере, в Белфасте, вообще по всему Северу дискриминации. Они даже не могут добиться там помещения для своего совета! Проклятые протестанты прибрали к рукам все заморские банки! Я собираю деньги на нужды ИРА, мы должны иметь свою армию и сражаться с ублюдками по их же правилам. Придет день, мой мальчик, и они будут изгнаны отсюда так же, как с Юга, раздавлены, словно тараканы. Необходимо создать Свободное Ирландское Государство, в которое войдет вся Ирландия.

Глаза священника горели. Майкл смотрел на него как на сумасшедшего. Рассказы об Ирландии он слышал с колыбели, как и большинство католических детей. Он до сих пор помнит, как бабушка ему пела "Кевин Бэрри" в День Святого Патрика, и не забыл рассказы о Пасхальном восстании и великом голоде. О том, как присланное королевой Викторией мясо валялось на улицах, ибо ирландцы решили: пусть лучше мясо сгниет, чем они примут помощь от англичан. Но сейчас, Господи Иисусе, уже шестидесятые годы двадцатого века! Кому какое дело до того, что происходит в Ирландии?

Отец Маккормак долил свой чай, вытер ладонью рот и продолжал:

– Я знаю о тебе все, Майкл Райан. Нет того, чего я не сумел бы выведать, если захочу. Единственное, о чем я прошу, – это о небольших пожертвованиях время от времени. Ты и представить себе не можешь, сколько у нас пожертвователей. Американцы постоянно собирают деньги в барах и церквях. Ирландия – страна бедная и нуждается в любой помощи.

– Допустим, я соглашусь давать вам, время от времени, немного денег, – рассмеялся Майкл, – а что получу взамен?

Священник достал из кармана платок, вытер лоб.

– Взамен я сообщу твоей матери то, что она хочет услышать. И она мне поверит. Я умею убеждать.

Майкл облизнул губы и покачал головой:

– А как же бедные сиротки и голодающие негры? – В голосе его звучала ирония.

– Можешь не сомневаться, кое-что и им перепадет, Господь их любит. Хотя, я полагаю, большинство черных – в Ноттинг-Хилле.

Майкл расхохотался:

– Тогда все в порядке, святой отец. Считайте, что вы меня купили. Но предупреждаю: отныне вы должны говорить обо мне маме только хорошее.

Отец Маккормак улыбнулся:

– Так и будет, Майкл, сынок! – Он тяжело вздохнул. – Мы живем в ужасном мире. Но с деньгами намного легче! Помню, когда в этой самой комнате ничего не было, кроме детей конечно. В них твоя мать, кажется, никогда не нуждалась. Ну ладно, мне пора. Рад был с тобой поболтать, Майкл. Так я жду тебя через несколько дней в приходской церкви. – Священник протянул руку. – Благословения я тебе не дам, да оно тебе и не нужно!

Майкл пожал ему руку:

– Я чувствую себя обманутым, святой отец. Северная Ирландия принадлежит ирландским католикам? Пожертвования в пользу ИРА?.. – Он улыбнулся: – Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я вышвырнул бы его за дверь пинком под зад.

Лицо священника сделалось серьезным, и он выразительно посмотрел на Майкла.

– Не смейся над тем, чего не понимаешь. Твоя вера – самая могущественная в мире. Ты помнишь это: "Доминус иллуминатио меа, ет салус меа, квем тимебо?"?

Майкл с улыбкой перевел: "Господь – свет очей моих и спокойствие мое, так кого мне бояться?"

– Способен ли ты это воспринять? Ты помнишь латынь!

– Да, я хорошо ее помню. И никого не боюсь, никого, даже Бога. Вам не следует об этом забывать.

Отец Маккормак милостиво проглотил эту скрытую угрозу.

– Как же я могу забыть? На прощание скажу тебе одну вещь. Настанет день, и весь мир заговорит о беспорядках в Северной Ирландии. Тогда британцам придется с нами считаться. И ты, Майкл, вспомнишь мои слова, потому что мы не забываем друзей, какими бы они ни были.

Священник взял шляпу и вышел из комнаты.

Майкл проводил его взглядом и едва не расхохотался. Старик, похоже, подрастерял шарики! Впрочем, Майклу все равно. Главное, чтобы мать не мешала. Майкл отнес на кухню поднос с чашками и посмотрел на часы. Если удастся вздремнуть часок-другой, к вечеру он будет в прекрасной форме. Его новый клуб приносит кучу денег. После всех этих постных военных лет люди жаждут веселья и развлечений. И уж он позаботится о том, чтобы его клиенты получали максимум удовольствия.

 

Глава 7

1966 год

– Прекрасно выглядишь, Мо. Куда это ты собралась? – Голос Сары звучал резко.

– Мы с ребятами идем к "Тиффани".

– "Тиффани"? А где это?

Вместо Моры ответил Гарри:

– В Илфорде. Раньше это называлось "Олли Полли".

– Зачем ей туда тащиться? Разве "Хаммерсмит Пале" плохо?

Зачесывая назад волосы, Мора произнесла со вздохом:

– Ничего нет дурного, мама, в том, что я там побуду немного. Туда придут девочки с работы, вот и все. – Мора с трудом сдерживала раздражение.

Сара вытерла руки о фартук и пристально посмотрела на дочь, по лицу пробежали морщинки.

– Позволь тебе заметить, что это у черта на куличках.

– Пусть так, но я не спрашиваю тебя, мам. Мне скоро семнадцать, и я вправе делать то, что мне нравится.

Сара шагнула к дочери. Гарри придержал ее за руку.

– Позвольте-ка, мадам, вам кое-что сообщить. Ты вовсе не вправе, паршивка, делать то, что тебе нравится.

Не успела Сара договорить, как в кухню вошел Майкл. Постоянные стычки между Морой и матерью уже изрядно всем надоели в семье.

– Ради Христа, мама, перестань! Пусть девушка развлечется. В любом случае... – он обнял мать за плечи, – Гарри вечером поедет туда. Он мог бы ее подбросить на багажнике своего мотороллера.

– И не подумаю лезть на багажник во всех своих новых тряпках! – ошарашенно возразила Мора.

– Кстати, я в "Пале" не собирался, – заявил Гарри.

– Не в "Пале", а в "Тиффани".

– Пусть в "Тиффани". Я иду с ребятами в кино.

Мора торжествующе улыбнулась:

– Прекрасно, теперь все в порядке!

Она подхватила свой школьный портфель.

– Боже милосердный! Да здесь хуже, чем в Скотленд-Ярде! Только и слышишь: где была? что делала? о чем говорила? с кем целовалась? Ведь нельзя, черт побери, даже парня себе завести! Как только узнают, что я из семьи Райанов, тут же сматываются! Ты что – сестра Мики Райана? – спрашивают.

Ну да, отвечаю и вижу, как они отваливают. Так что не бойся, мама, я не загремлю в клуб, – у меня нет ни малейшего распроклятого шанса!

Мора схватила валявшееся на кухонном столе пальто и с шумом выкатилась из кухни, крикнув на прощание:

– Если мне вдруг понадобится провожатый, я найду кого-нибудь получше моего чертова братца! Вот так-то!

Она выскочила на улицу через парадную дверь, не отказав себе в удовольствии с грохотом захлопнуть ее за собой. Майкл и Сара в изумлении уставились друг на друга. Гарри подошел к раковине вымыть руки. Где-то в глубине души он аплодировал Море.

– Ты только подумай, Майкл! Слышал, как она разговаривает?

Майкл ответил со вздохом:

– Думаю, это слышал весь Ноттинг-Хилл.

Гарри вытер руки и посмотрел на брата.

– Но ведь она права, а, Майкл?

Майкл поглядел на Гарри – тот был его копией, только в миниатюре.

– Что ты хочешь этим сказать? – холодно спросил Майкл.

Собравшись с духом, Гарри объяснил:

– Что все к ней пристают. Будь я на ее месте, давно полез бы на стену!

– Будь ты на ее месте, к тебе тоже приставали бы. Она наша сестра, и мы за нее в ответе. Так что заткнись, Гарри, и пораскинь хорошенько мозгами. Недаром Джофф говорит, что сколько-нибудь разумная мысль у тебя в башке умрет от одиночества. Послушал я, что ты тут мелешь, и готов с ним согласиться.

Лицо Гарри пылало от смущения.

– Ладно, хватит вам, двигайте живее, а то опоздаете! – Сара опасалась, как бы Майкл не поколотил Гарри. Он терпеть не мог, когда ему возражали, воспринимая это как бунт.

Майкл вытащил из кармана расческу и подошел к раковине. Глядясь в зеркало на подоконнике, он зачесал назад падавшие на глаза волосы, повернулся к Гарри и погрозил ему длинной стальной расческой.

– Вперед, братишка, не суй свой нос в то, что тебя не касается!

Майкл нежно поцеловал мать и вышел из кухни. Гарри весь кипел. Сара шагнула к сыну, коснулась его рукой.

Гарри отстранил ее руку и надел свой защитный шлем.

– Присматривать – вовсе не значит давить, мама. А именно это мы и делаем.

– Он не хотел тебя обидеть, Гал. Но что до Моры, то он прав, сам знаешь. Все вы должны присматривать за сестрой.

После его ухода Сара принялась за домашние дела, но слова Гарри весь вечер звучали у нее в ушах.

Мора между тем, захлопнув за собой дверь, с облегчением вздохнула. Сидение целыми днями дома вызывало в ней еще большую тоску. Если бы не Маргарет, она просто сошла бы с ума. Они работали, вместе ходили на ленч, вместе гуляли по Лэйн в воскресные дни, а по пятницам – по Роман-роуд. Единственным облачком на горизонте их дружбы был парень по имени Деннис Досон. Маргарет встречалась с ним уже почти год, и Мора опасалась, как бы они не поженились. Впрочем, утешала она себя, Маргарет всегда останется ее подругой.

Нынешним вечером девушкам предстояло встретиться с Деннисом и одним из его приятелей в "Тиффани". Мора чуть в обморок не упала при мысли о том, что туда собирается Гарри. Только этого ей не хватало! Ведь они решили отправиться в "Тиффани", надеясь на то, что братья Моры туда не заявятся, и она сможет чувствовать себя свободно. Девушка ненавидела эту опеку братьев, одобряемую матерью. И уже относилась к матери без прежней любви. Последние два года мать прямо-таки угнетала свою единственную дочь. Встретить бы кого-нибудь, разумеется посимпатичней, и освободиться ото всего этого! Выйдя замуж, она, по крайней мере, могла бы жить, как захочется, подальше от любопытных глаз. Хорошо бы снять маленькую квартирку, мечтала Мора, прекрасно зная, что ее мечтам не суждено сбыться. Разве позволят ей жить одной или хотя бы на время уходить из дому?

На улице Мору ждала Маргарет, которая помахала ей рукой. Рядом они выглядели очень забавно. Мора – высокая, почти пяти футов десяти дюймов ростом, широкая в кости, большегрудая, с широкими бедрами. Таких женщин ее отец в шутку называл "усладой для взора". Ее длинные светлые волосы были уложены в виде улья и скреплены подслащенной водой. Такая прическа делала Мору еще выше и придавала ей сходство с амазонкой. Ее глаза, пронзительно голубые, были сильно подведены, накрашенные веки оттеняли белизну белков, а накладные ресницы придавали сходство с испуганной газелью. Одета Мора была по последней моде: короткое, спортивное платье, белые лодочки.

Маргарет была ниже ростом. Со своими огненно-рыжими волосами, торчащими во все стороны, и накрашенными оранжевой помадой губами, она очень походила на маленького клоуна. Грудь у нее была совсем плоская, ноги большие и здоровенный зад. Когда они были поменьше и прогуливались по улице, мальчишки насвистывали им вслед мелодию из "Лорел и Харди". Теперь, если на них пялились, они просто не обращали внимания.

– Тебе все же удалось смыться?

– Ой, не напоминай мне об этом, Мардж!

Маргарет рассмеялась, словно заблеяла точь-в-точь как коза.

– Проверь хорошенько портфель. Не подсунули ли тебе подслушивающее устройство?

– Не надо так шутить, Мардж, я не позволила бы этого сделать.

Они направились к автобусной остановке.

– А что собой представляет приятель Денниса?

– Высокий, очень недурен с виду. Ему уже двадцать четыре.

– А чем занимается?

– Не знаю, – мотнула головой Маргарет, – Деннис что-то говорил мне, но ты же знаешь, он вечно занят...

– Ничего я не знаю, а вот ты знаешь. Говори же, как это было?

Маргарет поджала свои ярко-оранжевые губки.

– Что "это"? – с невинным видом спросила она.

– Ты все понимаешь, Мардж. То самое, а?

– Мора Райан! Я не намерена обсуждать свою интимную жизнь на автобусной остановке!

– Отчего же? – расхохоталась Мора. – Раньше тебе это не мешало.

Девушки, смеясь, принялись толкать друг друга.

– Ну давай, выкладывай! – Мора теперь уже серьезно посмотрела на подругу. Лицо выражало крайнее любопытство.

– Это было всего раз или два, я же тебе говорила, мне понравилось! Приятно, хотя чувствуешь себя как-то неловко. Деннис сказал, что я понемногу привыкну. И еще он сказал, что я очень естественна! – Маргарет тряхнула головой.

– Ой, вы только послушайте эту герцогиню с Герцогской улицы!

Девушки снова стали хихикать. Подошел автобус, Мора с Маргарет вскочили в него и поднялись наверх, где можно было курить.

– Пожалуйста, два до Холборна!

Стоило им закурить свои сигареты, как на Мору снова накатила волна уже знакомого ей раздражения. Еще "одна тайна". Все ее братья курили, но когда Мики увидел курящей Мору, он вырвал у нее сигарету, растоптал и стал кричать, что курят только шлюхи. И это на улице при соседях. Мора чуть не умерла со стыда. С тех пор она курила лишь тогда, когда братьев не было поблизости.

Девушки сошли с автобуса в Холборне, сели на поезд до Майл-Энда, а потом еще на один, до Илфорда. К "Тиффани" они попали без четверти десять. До десяти билет стоил дешевле, всего фунт. В туалете они еще немного подкрасились и привели в порядок прически, а когда вошли в бар, сердце у Моры бешено заколотилось. Рядом с Деннисом стоял такой красавец, каких она в жизни не видела! Она вопросительно взглянула на Маргарет и, когда та кивнула, почувствовала себя счастливой, как никогда.

– Привет, дорогая! – Деннис поцеловал Маргарет в щеку. – Знакомься, Мора: мой однокашник Терри. Терри, это – Мора.

Мора робко протянула руку молодому человеку. Терри Пезерик был шести с лишним футов ростом, и Мора смотрела на него снизу вверх, что казалось ей непривычным. У него были темно-русые волосы, а глаза светло-карие. Стоило Терри улыбнуться, и голова у Моры закружилась.

– Выпьете чего-нибудь? – Голос у него был низким и заставлял сердце биться сильнее.

– Да, пожалуйста, – в горле у нее пересохло от волнения, – шотландского виски, без содовой.

Мора сама удивилась своим словам. Как только ее угораздило? Ведь ничего, кроме тоника, да и то полстакана, она никогда не пила. Но не признаваться же в этом. Еще сочтет ее несовременной!

– Виски со льдом?

Она кивнула. Пока Терри обсуждал с Маргарет и Деннисом заказы. Мора наблюдала за ним. Когда же он направился к стойке бара, прошептала в самое ухо Маргарет:

– Он просто великолепен!

Терри Пезерик, в свою очередь, думал о Море. До чего она рослая! И до чего сексапильная! Она просто сводит с ума, сама того не понимая. При одном взгляде на девушку у него заныло внизу живота. Она как роскошный, дорогой подарок, который только и ждет, чтобы с него сняли обертку. Терри расплатился и понес напитки к столику.

Мора залпом осушила бокал. Ей вдруг показалось, что пластинка из репертуара "Битлз" "Люби меня" звучит слишком громко, как эхо.

Она видела только, как Терри шевелит губами, но не могла произнести ни слова и показала ему жестом, что ничего не слышит.

Он рассмеялся, обнажив ровные белые зубы, и, наклонившись к ней совсем близко, крикнул:

– Хотите еще выпить?

Мора заглянула в свой бокал и, поразившись тому, что он пуст, с улыбкой кивнула.

Терри принес еще виски и, придвинувшись к ней, попытался завести разговор:

– Вы часто здесь бываете?

– Нет, только во время случки.

В этот момент музыка прекратилась, и все головы повернулись к Море. Брови Терри поползли вверх, и девушка почувствовала, как краска заливает лицо. Зачем она так сказала? Только потому, что слышала эту глупость от Маргарет? Наверняка Терри принял ее за гулящую девку. Мора готова была отлупить себя и, чтобы скрыть смущение, сосредоточила все внимание на своем бокале, подумав, что виски – то, что надо. Почти как имбирное пиво.

Вдруг Мору бросило в жар.

– Еще выпьете? – с виноватой улыбкой спросил Терри.

Несмотря на шум в зале, Мора уловила в его голосе нотку сомнения. Он принес еще порцию виски, девушка отпила немного. Начался медленный танец, и Мора пошла танцевать с Терри. Музыка стала тише, и он завел с ней разговор.

– Я подумал, что лучше потанцевать, чем все время пить, – насмешливо произнес он.

– Со мной такое не часто случается.

– Так я и думал. Вы, видимо, нервничаете? Или еще что-нибудь?

– Да... да, вы угадали.

Он усмехнулся одним уголком губ и привлек Мору к себе. Она почувствовала у своей груди биение его сердца, и в ней вспыхнуло еще неведомое ей страстное желание. Она прикрыла глаза.

– А где вы работаете? – спросил Терри.

– Мы работаем вместе с Мардж машинистками в фирме, занимающейся отчетностью, на Черинг-Кросс.

– Да, да, Деннис мне говорил. А я – полицейский.

Он сразу почувствовал перемену в девушке.

– Кто? – Мора не могла скрыть своего изумления.

– Я же сказал: полицейский. А что? – Он был смущен. Мора поняла это по его тону.

– Да нет, ничего! Просто я никогда не встречалась с полицейскими. – "Прости мне, Господи, эту ложь", – подумала она.

Терри успокоился:

– Не бойтесь, я не на дежурстве, так что не арестую вас. Во всяком случае, сегодня.

Мора попыталась улыбнуться. В это время Бобби Дарен вполголоса напевал "Любимую моей мечты", и Мора слегка отстранилась от Терри. Они закончили танец в полном молчании, и, когда вернулись к столику, Мора схватила свой бокал и залпом осушила его, затем сделала знак Маргарет, и вместе с ней пошла в туалет.

Там она сказала подруге:

– Да он оказывается всего лишь "старина Билл"!

– Нет, он не такой! – ошеломленно воскликнула Маргарет.

– Именно такой, Мардж. Просто я не знаю, что делать?

Маргарет поднесла палец к губам и задумалась. При этом ее маленькое личико в форме сердечка сморщилось.

– Он тебе нравится, Мо? – спросила она немного погодя, снизу вверх посмотрев на Мору.

– Да, Мардж, но вся эта грязь... Господи Иисусе! – Мора чуть не плакала.

– Да это пустяки: ничего не говори ему о братьях. И все.

– Думаешь, это возможно?

Маргарет усмехнулась:

– Задачка не из легких. – Ее зеленые глаза вдруг стали круглыми: она придумала план действий. – Слушай-ка! Деннис наверняка ничего не говорил ему о твоей семье, а я скажу, чтобы был поумнее и не трепался. И вообще, не так-то часто он видится с этим Терри. Веди себя как ни в чем не бывало. Сама подумай: твои братья играют на скачках там, у себя, а здесь их не так уж и знают. В любом случае, ты за них не в ответе. Верно?

– Да, Мардж... Это понятно. Но разве не подло отказываться от собственных братьев?

Маргарет закатила глаза.

– Послушай, дурья башка, ничего ты не отказываешься, просто не вспоминаешь о них. А это не одно и то же! Вот как на исповеди. Когда я признаюсь отцу Маккормаку, что согрешила, то не говорю, что больше не буду грешить, не так ли? Главное – не болтать. И все.

Маргарет не убедила Мору.

– Ну, тебе решать, Мо, – сказала она со вздохом. – Но он красавчик, и сразу видно, что от тебя без ума. Ладно, давай вернемся, а то они начнут поиски.

В тот же вечер, немного позже, Мора сидела с Терри в маленьком китайском ресторане и без конца вспоминала сказанное Маргарет. Она снова и снова спрашивала себя: можно ли ей встречаться с полицейским? Потом, вконец запутавшись, тряхнула головой, чтобы обрести ясность мысли. Все из-за этого виски. Нечего было напиваться.

– А семья у вас большая, Мора?

– Как у всех, Терри. Несколько братьев и все. А у вас?

– Я теперь единственный сын. Был у меня брат, но умер.

Море стало его жаль.

– Ой... извините! У меня тоже умер брат, так что я вас хорошо понимаю.

– Джой скончался от рака, ему было двенадцать лет, а мне тогда – шестнадцать. Это может показаться смешным, но мне до сих пор его не хватает.

Мора опустила глаза.

– Моего сбила машина. Я была совсем еще маленькой и плохо помню его. – Еще одна ложь, подумала Мора. Не было дня, чтобы она не вспоминала Антони, его лицо, которое тотчас же заслоняла ухмыляющаяся физиономия Ставроса, как тогда на кладбище.

Ни для кого из семьи Райанов смерть Антони не прошла бесследно. Буквально за одну ночь состарились отец с матерью. Майкл и остальные братья ожесточились. Что же до Моры, то ей не хватало Антони. Даже праздники, Рождество или Пасха, бывали омрачены воспоминаниями об его смерти.

Принесли закуски на маленьких блюдцах. Мора положила немного на тарелку себе и поухаживала за Терри.

Молодой человек нравился ей все больше и больше, и это пугало девушку. Завтра она покажет этой Маргарет! Слиняла с Деннисом и оставила ее вдвоем с Терри. Придется ему теперь провожать Мору. Хочет он того или нет.

– Вы не едите, Мора, – сказал Терри. Мора сразу повеселела. Она, конечно, ему понравилась, иначе он не пригласил бы ее поужинать.

– Извините, я задумалась.

– Мора? – Терри вопросительно посмотрел на девушку.

– Да?

– Могу я вас увидеть снова? Давно мне не было так приятно, как с вами.

Он улыбался, как и раньше, одним лишь краешком губ, и Мора почувствовала себя в его власти. Она вся напряглась в ожидании. Нет сомнений, она ему нравится!

– Конечно, можете. Когда захотите.

Мора отправила в рот шарик из креветки, а когда надкусила, брызнувший из него кисло-сладкий соус попал на Терри.

– Ой, простите!

Перегнувшись через столик, она попыталась вытереть ему лицо носовым платком и опрокинула ему на колени его стакан. Насмерть перепуганная, Мора вскочила на ноги, но тут налетела на официанта. Блюдо жареного риса, с яйцами, которое он нес, взлетело вверх и шлепнулось на пол, а Мора осталась стоять, прижав руку ко рту, чуть не плача.

Терри расхохотался так громко, что посетители оторвали глаза от девушки и уставились на него. Он даже закашлялся, на глазах выступили слезы.

Молодой человек поднялся, небрежно бросил на стол несколько ассигнаций и увел пунцово-красную и униженную Мору на ночную улицу.

– Надеюсь, вы не собьете колеса с моей машины, не разнесете приемник? – шутливо спросил он девушку.

Это было уже чересчур. Виски, жара, китайская еда, унижение и, наконец, прохладный ночной воздух сделали свое дело. Мору стошнило в придорожную канаву.

Терри тихонько потирал ей спину. Она жадно глотала воздух, прислонившись к машине. На лбу, при свете ночных фонарей, сверкали капельки пота. Тушь на ресницах размазалась. Одна ресничка выпала, и Терри осторожно убрал ее с века. Дав Море свой носовой платок, он вернулся в ресторан и вскоре появился со стаканом ледяной воды.

Она стояла на том же месте с подавленным видом. Уж теперь-то он и смотреть на нее не захочет. На брюках у Терри она заметила большое красное пятно и, почувствовав, как глаза наполняются слезами, яростно стряхнула их с ресниц.

– Теперь полегче? – мягко спросил Терри, подавая ей стакан с водой. – Выпейте, вам станет лучше, поверьте.

Она замотала головой.

– Пейте, пейте! – В голосе его звучали властные нотки. Мора удивилась, но воду выпила. В горле перестало саднить. Пока Терри ходил относить стакан, девушка глубоко дышала, стараясь унять волнение.

Вернувшись, молодой человек отпер машину, усадил Мору рядом с собой и, тронув с места, сказал:

– Вы слишком много выпили.

– Это все виски. Я никогда его не пила. Только тоник, и то полрюмки.

Она взглянула на Терри. От него исходила какая-то сила, но не физическая, а скорее духовная.

– Такое со всеми случается, – с улыбкой произнес Терри, – если, конечно, это может служить вам утешением. Помню, как я впервые упился шотландским виски. Меня вытошнило прямо на мамины шлепанцы! С тех пор я не прикасаюсь к этому чертову зелью, так что вы оказались в хорошей компании. – Он ткнул себя пальцем в грудь.

– Я тоже не могу пить.

Пошарив в кармане, он достал пачку жевательной резинки.

– Возьмите, хорошо освежает рот.

Она благодарно взглянула на него и взяла жвачку.

– Куда вас подбросить? Вы ведь живете в Ноттинг-Хилле?

– Знаете, где "Брэмли Армс"?

Он кивнул.

– Так вот, подбросьте меня туда. Там мне недалеко.

– Я довезу вас до самого дома.

– О нет!.. Спасибо, не нужно. Ну, это из-за отца. Вы же знаете.

Он усмехнулся:

– Понимаю. Дома полагают, что вы вернетесь вместе с Маргарет.

– Точно. Просто отец немного старомоден.

Так болтая, они доехали до ресторана "Брэмли Армс". После выпитой ледяной воды и жвачки Мора чувствовала себя великолепно, а присутствие Терри вызывало восторг. Он остановил машину.

– Когда я вас снова увижу?

– Я же сказала, когда захотите.

Это было сказано так простодушно, что Терри не мог сдержать улыбки.

– Давайте подумаем. – Он склонил голову, размышляя.

– Завтра воскресенье. Как насчет понедельника? Я вас подхвачу здесь примерно в половине восьмого. Устраивает?

Она кивнула, а он обнял ее, привлек к себе, поцеловал и, помахав пальцем у нее перед носом, сказал:

– И больше, чтобы никакого виски!

Она улыбнулась и вылезла из машины. Было два часа ночи.

– До скорого, Мора.

– Пока. – Она проводила взглядом машину. Он хочет с ней снова увидеться! У Моры словно выросли крылья, и она готова была взлететь прямо в звездное небо. Будто по воздуху, девушка преодолела небольшое расстояние до дома. Он хочет с ней встретиться! Она просто не верила своему счастью!

Мысль о Майкле не давала покоя, но Мора ее гнала.

Маргарет права. Если Майкл ничего не узнает, все будет в порядке. В конце концов, и сам Майкл, и остальные мальчики не так уж и плохи, просто сорванцы.

Вставляя ключ в замочную скважину, Мора услышала шум в доме. Она вошла в кухню в ту самую минуту, когда Бенни заехал Гарри по физиономии. Девушка стала между ними:

– Что, черт побери, происходит?

– Проваливай с дороги, Мо. Я прикончу этого ублюдка.

– Успокойся, Бенни. Что он такое сделал?

– Успокойся? Ах ты, корова сонная! Он потоптал курочку, которую я трахаю, вот что он сделал! Паршивый грязный сутенер!

Гарри отстранил Мору и встал перед братом.

– Вовсе она не твоя курочка. Она тебя терпеть не может, сама сказала!

Бенни бросился на Гарри, но тут в кухню вбежали отец с матерью, а с ними Лесли и Ли, которые разняли братьев.

– Какого дьявола тут весь этот шум? – Бенджамин едва ворочал языком, еще не протрезвел.

– Этот блядун помял мою курочку!

– В последний раз говорю тебе, Бенни: она не твоя курочка!

Лесли так толкнул Гарри, что тот, пролетев через всю кухню, приземлился возле камина. А когда стал медленно подниматься, Лесли его спросил:

– Что за курочка?

– Мэнди Уаткинс.

Лесли и Ли, переглянувшись, расхохотались:

– Что? Надеюсь, не та Мэнди Уаткинс, что с Блетчедон-стрит?

Бенни и Гарри, озадаченные, кивнули. Что-то тут не так.

– Здорово, да, Лес?

– Она, видно, карьеру решила сделать на Райанах.

Ли и Лесли заикались от смеха...

– Что ты хочешь этим сказать? – мрачно спросил Бени.

– Я и Ли поимели ее, и Джоффри тоже. Мы с Ли трахали ее по очереди. Она – сука.

– Врешь ты, ты... – Гарри кинулся на Лесли, но тот схватил его за руки, со знанием дела вывернул их и завел за спину, крепко держа.

– Скажи, Ли, поимели мы ее?

Ли кивнул, все еще улыбаясь, затем взял со стола сигареты и закурил.

– Богом клянусь, мы ее поимели. Да в нее втыкали все, кому не лень, как стрелы в мишень.

– Ладно, хватит! – глухим, словно эхо, голосом крикнула Сара. – Я не потерплю подобных разговоров. Если не уважаете меня, свою мать, так хоть сестры постыдитесь!

Парни стали красными от смущения.

Первым заговорил Лесли:

– Прости меня, мам. Мы слишком далеко зашли.

– Кто хочет чаю? – Попыталась разрядить обстановку Мора. Все согласно кивнули, только Сара с Бенджамином вернулись в спальню. Мора поставила чайник.

– Ну как, сеструха, хорошо повеселилась?

– Надеюсь, Гарри, все в порядке.

Заваривая чай, Мора размышляла над тем, как ее братья отзывались о Мэнди Уаткинс. Мэнди она знала с детства. Сколько бы ни писали газеты о молодых людях шестидесятых – горячих поклонниках свинга, ровесницы Моры походили на них только в покрое платьев. Узнай ее братья, что она была с парнем, разразился бы грандиозный скандал. Когда сели пить чай, Бенни и Гарри уже забыли о своей ссоре. Перецеловав всех братьев, Мора пошла пить свой чай к себе. Уснула она с мыслью о том, что было бы, пронюхай братья о том, что она провела вечер с парнем. Впрочем, это ее не особенно заботило. Мора с нетерпением ждала понедельника!

 

Глава 8

Подруги сидели у Моры в спальне и делали себе маникюр. Они действовали по строго разработанному плану: в те вечера, когда Мора встречалась с Терри, Маргарет приходила к ней, и обе делали вид, будто собираются куда-то вместе идти. На самом деле Мора встречалась с Терри, а Маргарет – с Деннисом. Вот уже пять месяцев Мора влюблена в Терри, но умудрилась сохранить это в тайне. Иногда, правда, ей становилось страшно. Она знала, что играет с огнем, но ничего не могла с собой поделать – Терри вскружил ей голову.

– Как у тебя дела с Денном, Мардж?

– Прекрасно! Скоро поженимся.

Глаза у Моры стали круглыми.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет! У нас все в порядке. Ден устроился на хорошую работу, я тоже зарабатываю. Мы хотим открыть счет и купить маленький домик.

На Мору эта новость произвела впечатление.

– Дай тебе Бог удачи, Мардж! Деннис – отличный парень и так о тебе заботится!

– Да, он – в полном порядке! – Маргарет выглядела смущенной.

– А как у вас с Терри? Трахались?

– Нет, нет, пока ничего не было, – с волнением ответила Мора, чувствуя, как дрожит голос. – Не думай, я не осуждаю тебя, но до замужества хочу себя сохранить. – Мора знала, что лицемерит, что больше всего на свете ей хочется познать "это".

– Меня не проведешь, Мо! – Рассмеялась Маргарет. – Ты просто боишься братьев. Сейчас уже тысяча девятьсот шестьдесят шестой год, Господи Боже мой, а она, видите ли, хочет сохранить себя до замужества! Скажите на милость, какая святоша выискалась!

Мора пропустила эту шпильку мимо ушей и принялась подкрашиваться.

– У меня вся жизнь впереди, успею еще!

– Ах вот оно что! Вся жизнь у тебя впереди? Как бы не так! В сорок хочешь этим заняться? – Девушки прыснули со смеху: сорокалетние им представлялись глубокими стариками.

– Я подумаю, Мардж, над тем, что ты сказала. А сейчас давай переменим тему.

– Сняла бы ты лучше штаны и раз и навсегда покончила с этим.

– Мардж! – В голосе Моры звучало раздражение. Веселости как не бывало.

– Ладно, ладно! Храни свою честь! Прошу прошения!

– Я, черт тебя побери, останусь при своем, и все тут! Ты чокнулась на этих делах.

Тут Маргарет взглянула на свои часики и соскочила с кровати.

– Торопись, Мо! Давай шевелись! Уже четверть восьмого!

Девушки набросили на себя пальто: наступил октябрь и ночи стали холодными. Подружки сбежали с лестницы и в холле увидели Майкла и Джоффри. Джоффри присвистнул, глядя на них.

– Выглядите вы обе шикарно. Кто же эти счастливые парни?

Мора чуть в обморок не упала от страха.

Мики оглядел Маргарет и ласково взял ее за подбородок.

– Ты, Мардж, хоть и кроха, но все у тебя на месте, и сверху, и снизу.

В это время раздался голос Сары:

– Оставь бедняжку в покое, Майкл! Не знаю, что порой на тебя находит. Неужели не видишь, что смутил девушку?

Майкл подхватил Маргарет и высоко поднял.

– Она же знает, что я шучу, правда, Мардж?

Маргарет застенчиво улыбнулась и кивнула. Майкл бережно поставил ее на пол и повернулся к Море:

– А ты, принцесса, просто великолепна! – Вдруг он нахмурился. – Вот только краситься ни к чему.

Мора закатила глаза.

– Но, Мики, все девушки красятся! Это модно. – В голосе ее звучало волнение, как всегда, когда она разговаривала с Майклом.

– А по-моему, макияж Море очень к лицу, – сказал, входя в дом, Гарри. – Не девочка, а конфетка!

– Спасибо, Гал, – улыбнулась ему Мора.

Гарри, единственный из братьев, не вмешивался в ее жизнь. Он тоже работал на Майкла, но не заискивал перед ним, как другие. И хотя Майкл делал вид будто недоволен, прямота Гарри ему нравилась, и Мора это знала.

Под мышкой у Гарри были книги, которые Джоффри тотчас же выхватил. Кроме Гарри и Джоффри, в семье никто не читал, и остальные братья их постоянно дразнили, впрочем вполне доброжелательно.

– Интересно, что ты читаешь на этой неделе? – спросил Майкл со всей любезностью, на какую был способен.

Гарри в ответ скорчил рожу.

– Я давно это прочел, Гал, – сказал Джоффри. – Очень даже неплохо. Сначала трудновато, но чем дальше, тем понятнее.

– Я тоже еще раньше читал Вольтера. Очень его люблю.

– А я люблю револьвер, – в тон Гарри заявил Майкл.

Все засмеялись, а Джоффри проговорил:

– Он пишет в "Кандиде": "Если мы не найдем ничего приятного, то, по крайней мере, отыщем что-то новое". В общем, в таком духе. Как мудро сказано! Недаром, Гал, люди, подобные нам, увлекаются чтением, верно?

– Ох, не болтай чепухи, ради Бога! – презрительно бросил Майкл. – За всю жизнь я прочел несколько книжонок и понял одну простую вещь: образованность и начитанность не одно и то же.

– Пошли, Мардж, а то как бы День Святого Робина не превратился в день споров!

– Ах ты, дерзкая телка! Кстати, куда вы собрались? Мы можем вас подбросить!

– Пока что мы собираемся поймать поезд на Холборн.

– Мы подвезем вас. Поехали, Джоффри.

Мора и Маргарет обменялись отчаянными взглядами.

– Не стоит, Мики. Мы не хотели бы тебя затруднять.

– А вы и не затрудняете. Ну, всем привет. – Майкл поцеловал мать, а проходя мимо Гарри, легонько толкнул его в плечо:

– До скорого, картинка из книжки!

– Пока, Мики! – сказал Гарри, забирая у Джоффри свои книги.

Маргарет и Мора скромно расположились на заднем сиденье "мерседеса". Мора была в отчаянии. Они назначили свидание с Терри в Холборне, и девушка молила Бога, чтобы братья его не заметили.

При одной мысли о том, что Терри может к ним подойти и ей придется его представить, девушку охватил ужас.

Спортивный "Мерседес-280" рванул с Ланкастер-роуд и выехал на Брэмли-стрит. Едва они повернули за угол, как впереди появился полицейский автомобиль. Майкл резко затормозил.

Братья поняли, что полицейские их поджидали. Полисмен сделал Майклу знак подъехать. Лицо Майкла потемнело от гнева.

Одетый в штатское полицейский не спеша вылез из своей "панды", пересек улицу и направился к ним. Он поглядел на кружок лицензии, прикрепленный к ветровому стеклу, и жестом приказал Майклу опустить стекло рядом с собой:

– Вашу страховку, пожалуйста!

Квитанция была уже у Майкла в руке.

Полицейский взял ее и принялся изучать.

– Хорошо, просто прекрасно. Никогда не думал, что встречу кого-то из Райанов за рулем новенького "мерса" да еще с квитанцией об уплате всех налогов.

– Что ж, офицер, учимся жить, не правда ли? А теперь отвали!

– Не очень-то это вежливо, Мики. Следовало бы тебе хоть чуть-чуть уважать парней в голубой форме. Кажется, – продолжал он, – сводничество в Вест-Энде дает неплохой доходец, а? Кто это там, на заднем сиденье? Новые девочки?

Майкл выскочил из машины и вмиг сбил полицейского с ног.

Джоффри схватил брата за пальто, пытаясь втащить обратно в машину. Он понял замысел полицейских: вывести Майкла из себя, а потом наколоть.

– Паршивый сутенеришка, – заорал Майкл, – в машине сидит моя сестра!

Еще двое полицейских вылезли из "панды" и присоединились к шефу. Джоффри, стараясь урезонить брата, тоже вышел из машины и встал перед ним. Если Мики даст волю ярости, добром это не кончится: слишком много свидетелей.

Майкл отодвинул Джоффри в сторону.

– Никто не смеет оскорблять членов моей семьи! Понятно?

Двое блюстителей закона заслонили собой шефа, испытывая страх. Не зря о Майкле Райане говорили, что он псих. "Сумасшедший Мики" называли его между собой полицейские. С тех пор как избавились от Крейсов, Мики Райан остался за главного в округе, последний из всех этих мошенников старых времен. Но в отличие от Крейсов или Ричардсонов Майкл Райан был хитер как лиса!

– Значит, это твоя сестра? В таком случае извини, Майкл. Не трудно было ошибиться, но мне следовало подумать о том, что не так уж много времени у тебя на девчонок. Верно? – Полицейский не переставал подначивать Мики. Вдруг он заметил, что на лбу у того вздулись жилы, и почуял опасность.

Джоффри схватил Майкла за руку.

– Плюнь, они хотят тебя завести, а потом посадить!

Майкл понемногу успокоился и стал ровнее дышать. Джоффри оглядел офицера в штатском:

– Послушайте, чего вы от нас хотите?

Тот, не обращая внимания на Джоффри, продолжал разговор с Майклом:

– А твой клуб не мог бы обойтись без тебя, если ты загремишь? Я слышал, у тебя превосходный швейцар. Некто Джерри Джексон. Еще один безмозглый Мик...

Майкл, не веря своим ушам, покачал головой.

– Если не ошибаюсь, вы – Мерфи, детектив-инспектор, не так ли? И вам известно все о безмозглых Мики? А?

Полицейские рассмеялись, а инспектор сказал с раздражением:

– Я родился не в Ирландии, Райан.

– Я – тоже, как и мои братья. И между прочим, как Джерри Джексон. А сейчас почему бы вам не отвезти этих сопляков домой? Им давно пора спать.

Полицейские, видя, что Майкл успокоился, мгновенно приободрились.

Мора вылезла из машины и подошла к брату.

– Мы можем, наконец, ехать, скажите, пожалуйста? – обратилась она к полицейским.

А те оценивающе уставились на нее, один даже улыбнулся.

– Ты кому улыбаешься? – грозно спросил Майкл. Полицейский не имел ни малейшего желания связываться с Майклом, но в то же время не хотел выглядеть трусом. Его выручил детектив-инспектор.

– Очень привлекательная девушка, Майкл! – Он улыбнулся Море, чувствуя перед ней некоторую неловкость, и бросил взгляд на ее ноги: в лодочках на высоких каблуках они казались большими. – А что, не хлюпают у вас ноги в этих штуках? – Он пытался острить.

Мора была совсем еще ребенком, ровесницей его дочери. Девушка с дерзостью, свойственной молодым, оглядела его.

– А у них головы в шлемах не хлюпают? – она небрежно кивнула в сторону полицейских.

Все посмотрели на нее с изумлением. Майкл и Джоффри рассмеялись. До чего смелая! Такой сестрой можно гордиться!

– Ну что, мистер Мерфи, мы можем ехать? Или вы еще не все выяснили? Не знаю, как полицейские, а мы люди занятые. – Мора сама удивилась собственной дерзости, не говоря уже об остальных. Она была возмущена. По какому праву этот полицейский пристает к людям? Она готова спорить на последний фунт, что ее Терри не стал бы себя вести подобным образом. Она снова села в машину, и, когда возбуждение улеглось, ее стала бить дрожь.

Она слышала, как инспектор сказал:

– Я намерен достать тебя, Райан.

Майкл мягко засмеялся:

– Угу, Мерфи, попробуй.

На этом разговор прекратился, и Майкл с Джоффри снова сели в машину. Полицейские не спускали с них глаз. Мерфи знал, что на сей раз потерпел поражение, и решил пока отступить. Надо будет собрать сведения о Море Райан. Она хоть совсем юная, но выросла на улице, как и ее братья. Только что она сделала из него дурака, но он так этого не оставит.

Он долго смеялся, когда младшие полицейские излагали ему свою версию.

Тем временем все поздравляли Мору.

– Ох, Мора, и как это ты могла? – с благоговейным трепетом произнесла Маргарет.

– Она ведь Райан, Марджи, и нынче это доказала! Я думал, обмочусь! Видели вы физиономию Мерфи? – Майкл хохотал до упаду. – Но должен тебе сказать, Джофф, что когда-нибудь я этого ублюдка уделаю. Даю слово. Он меня доведет.

– А ты не заводись! Ничего они нам не сделают, братишка, нет доказательств! – Джоффри сделал ударение на последних словах.

– Я думала, они нас всех упекут! – Голос у Маргарет все еще дрожал.

Майкл увидел в зеркале ее глаза.

– Мардж, я прямо-таки вижу тебя в тюрьме "Холлоуэй". Все эти здоровенные мясники – надзиратели станут тащиться от такой малявки, как ты!

– Перестань! – Маргарет прикрыла ладошкой рот.

– Не говори сальностей, Мики. Мардж, он же подначивает тебя. Ну скажи, за каким чертом они стали бы нас накалывать?

– Этот Мерфи просто болтун! Лучше наколол бы себя, когда бреется!

Они смеялись и шутили до самого Холборна. Мора в душе молилась, чтобы Терри не оказалось на месте и братья его не увидели. Молитвы ее были услышаны. Едва подруги вышли из машины, Майкл и Джоффри уехали.

– Черт бы их побрал, Мора, я думала, они попрутся с нами!

– Я сама боюсь Мики, когда он в ярости, хоть он и мой брат.

– Не кажется ли тебе, что он малость того? То рот весь в пене от бешенства, а то... смеется и шутит. – Такая смена настроений у Майкла действовала Маргарет на нервы.

– Нет, Марджи, ты не права, – с раздражением возразила Мора.

– Я не осуждаю его, Мо...

– Ты ему нравишься, Мардж, он всегда так радушно тебя принимает! Нет, Мики в полном порядке. Просто... он очень нервный.

В душе Мора согласна была с Маргарет, но ни за что не призналась бы в этом. Она и не представляла себе, как похожа на своих братьев. Все Райаны горой стояли друг за друга, чего не понимали, точнее, не могли понять посторонние.

Маргарет уже пожалела о сказанном и попыталась разрядить атмосферу:

– Прости, Мо... Ты только подумай! Этот "старина Билл" принял нас за старых шлюх!

Мора хихикнула:

– Чертов нахал!

Пришел Деннис и увел Маргарет.

А Мора стала размышлять о случившемся.

Все, что она сказала полицейским, вырвалось у нее само собой, помимо ее воли. Такого она за собой прежде не замечала. Мора повела плечами и потуже запахнула пальто: становилось холодно. Появился Терри. Девушка улыбнулась ему и почувствовала покалывание в груди, как всегда при его приближении, дыхание перехватило. Она кинулась к нему в объятия, подставив губы для поцелуев.

– Привет, принцесса!

Мора замерла и отстранилась от него.

– Пожалуйста, Терри, никогда больше не называй меня так, – произнесла она ледяным голосом.

Терри никак не мог понять происшедшую в ней внезапную перемену.

– Извини, Мора. Я... – Он протянул к ней руки, моля о прощении. Мора видела, что он подавлен.

– Ладно, это все пустяки. Просто я терпеть не могу, когда меня называют принцессой. – В голосе Моры звучали высокие нотки.

– Ладно, не лезь в бутылку! – Он был раздражен, и Мора поняла это.

– Терри, – нежно произнесла она, осторожно взяв его под руку.

– Ну что? – спросил он безразличным тоном. Он с нетерпением ждал встречи, а Море все не так. Затеяла ссору.

– Прости меня, Терри, – тихо сказала девушка.

– Давай забудем об этом! Я заказал столик в чудесном ресторанчике в дальнем конце Веста. – От него не ускользнуло, что Мора нахмурилась. Что же ей на этот раз не понравилось?

Мора между тем была сама не своя. Как может она отправиться с Терри в тот конец Веста? А если Мики ее там увидит? Или кто-нибудь из ее братьев? Не говоря уже о тех, кто на них работает. Все они знают Мору. Чего доброго, Майкл явится в ресторан поприветствовать их! Ей стало нехорошо.

– Ты в порядке? – заботливо спросил Терри. – На тебе лица нет.

Мысли вихрем закружились в голове Моры.

– Это погода на меня действует. Я весь день ничего не ела. Не могли бы мы перекусить где-нибудь здесь? – Это была соломинка, за которую ухватилась Мора, ничто не заставило бы ее отправиться в Вест-Энд.

– Но я заказал столик, кое-что надо отпраздновать.

– Что именно?

– Не важно. Расскажу в ресторане.

"Боже всемогущий, помоги!"

– Нет, давай останемся здесь... Ну пожалуйста! Просто не представляю себе, как мы потащимся на другой конец Веста. – В голосе ее звучала мольба.

Он не мог сдержать улыбки. Ну что за девушка! Не успели встретиться, а она уже норовит откусить ему башку. Почему-то не желает ехать в дорогой ресторан Вест-Энда. Терри покачал головой:

– Ладно. Ты, как всегда, победила. В какой ресторан пойдешь? Индийский, греческий? Говори!

Мора почувствовала, как спадает с нее напряжение, и крепко поцеловала его в губы.

– Пойдем в греческий, хорошо? Обожаю салат "тарама".

Она взяла его под руку. Через двадцать минут они уже сидели в маленьком ресторанчике, потягивая "рецину".

– Итак, что мы празднуем?

– Меня наконец-то перевели. Сообщили сегодня, что просьба моя удовлетворена. Целых полгода прошло. Со следующего месяца буду работать на Вайн-стрит! Поэтому я и хотел побывать на Весте: почувствовать, что это за место. – Он усмехнулся.

Мора через силу улыбнулась:

– Ну и что ты там будешь делать?

– Честно говоря, трудно объяснить. Там много подпольных игорных притонов, проституция, торговля наркотиками.

Официант принес два бокала с муссака.

– Кое-какие фирмы, попросту говоря шайки, используют так называемые "клубы хозяек" для прикрытия торговли оружием, шантажа и многого другого. Так вот, я буду крохотной спицей в том самом колесе, которое раздавит все это.

– А, понятно, – сказала Мора, судорожно сглотнув.

– Ничего тебе непонятно, но это не важно, любовь моя. Тебя это никак не касается. А может, ты – тайная преступница? – рассмеялся он.

Мора тоже рассмеялась, удивляясь собственной выдержке, но внутри у нее черти отплясывали твист!

– Что же, выпьем за твою новую работу!

– С удовольствием, Мора.

Они чокнулись, и Терри продолжал:

– Это так здорово! Знаешь, там есть мужики, содержатели клубов, так для них убить кого-нибудь вроде меня или тебя – все равно что выпить чашку чая. Даже трудно поверить.

Она уставилась в бокал с вином. Да о чем, собственно, ей беспокоиться? Майкл такими делам и не занимается. А наркотики? Да никогда в жизни!

Тут внутренний голос напомнил Море о том, как Майкл взорвал стоянку такси после смерти Антони, и едва слышно шепнул: "Теперь все они работают на Майкла".

Девушка прогнала эти мысли и стала внимательно слушать Терри. Но время от времени, кто-то невидимый, касался ледяными пальцами ее затылка, напоминая о прошлом. Когда они вышли из ресторана, Мору стала бить дрожь.

Терри привлек ее к себе:

– Я хочу тебя, Мора.

– И я хочу тебя, Терри, – ответила Мора и удивилась собственным словам. Но это была правда. Мора ничего сейчас не хотела так, как близости с ним.

– В самом деле? – хриплым от сдерживаемого желания голосом спросил Терри.

– Да.

– Ох, Мора, ты не знаешь, как мне хотелось это услышать. – Он схватил ее за руку и повлек к своей машине.

– Садись скорее, пока не передумала.

– Куда мы едем?

– Увидишь.

Волна страстного ожидания захлестнула ее, заставив забыть обо всем.

В машине он долго целовал ее, потом порылся в кармане и вытащил ключ.

– Видишь? – Мора кивнула. – Так вот, это – ключ от квартиры в Ислингтоне. Я снял ее сегодня. Но не для этого, Мора, клянусь тебе. Просто, чтобы быть поближе к работе. Там ничего нет, только кровать и переносной камин, но для нас это дом... если ты действительно хочешь.

Мора готова была любить его за одни эти слова: он не принуждал ее, а просил.

– Я хочу поехать на твою квартиру в Ислингтоне, Терри.

Он снова поцеловал ее и тронул с места. Это была ночь удачи для Терри.

По дороге Терри остановился и купил бутылку вина. Когда вошли в квартиру, Мора, нервничая, села на краешек огромной супружеской постели и сидела так, пока он открывал бутылку и ходил за стаканами.

Окна в комнате были большие, затянутые грязной сеткой. Грантбридж-стрит находилась в центре района квартир-спален. Даже сейчас откуда-то доносились звуки проигрывателей и радиоприемников. Время от времени мрачную тишину нарушал чей-то крик или громкий смех.

Спальню освещали только луна да слабый свет уличных фонарей за окном. Мора была этому рада. Она допила вино и поставила стакан на пол. Терри пошел на кухню, продолжая с ней разговаривать.

– Сейчас, конечно, квартира выглядит не ахти как, но подожди, я приведу ее в порядок. Послушай, а почему бы тебе не помочь мне? Мы могли бы вместе поехать на Кэмденский рынок, подобрать кое-какую мебель. – Он вернулся из кухни с бутылкой вина.

– Согласна? – нетерпеливо спросил Терри.

– С удовольствием, – поспешно ответила Мора.

Он наполнил стакан и протянул ей.

– Слушай, Мора, ты вовсе не обязана спать со мной, понимаешь? – Он сказал это с лаской в голосе. – Я пойму, если ты не готова.

Она посмотрела на него снизу вверх. В полумраке он выглядел совсем мальчиком. Мора провела пальцем по его лицу.

– Нет, Терри, я все решила!

Он сел рядом и нежно ее поцеловал.

– Ну, раз ты решила, тогда конечно.

Он встал, снял рубашку. Мора, как завороженная, наблюдала за ним. Мускулы на его руках и груди подрагивали при каждом движении, и она почувствовала, как все ее тело захлестнула горячая волна. Она вздохнула, сбросила пальто. В комнате было прохладно, кожа сразу стала гусиной. Девушка принялась расстегивать пуговицы, чувствуя на себе его взгляд и робея. Никогда в своей жизни она не раздевалась при мужчине – даже при враче. Дойдя до последней пуговицы, застежка была до самого верха, она набралась храбрости, сбросила платье с плеч и позволила ему упасть на пол.

Терри смотрел на нее, чувствуя, как пересохло в горле, и тяжело дыша. В одном белье, освещенная лунным светом, Мора выглядела потрясающе. Большие округлые груди, похожие на перезрелые дыни, рвались из бюстгальтера. До чего же ему повезло! Даже не верится. Эта девушка – просто мечта. Да что мечта – сама жизнь. Его взгляд соскользнул с грудей Моры на ее длинные ноги, потом на удивительно тонкую талию. Казалось, девушка сошла с картины Тициана. Терри весь напрягся.

Он снял брюки и шагнул к ней, обнял, расстегнул бюстгальтер, бросил его на пол. Мора инстинктивно прикрыла грудь руками. Он мягко отстранил их и принялся разглядывать ее тело.

– О, Мора, ты прекрасна... ты так прекрасна!

Он прижался губами к ее соскам, и она почувствовала, как они наливаются и твердеют.

Мору томило желание, дыхание стало прерывистым и отдавалось в ушах. Он сжал ее груди, щекотал их языком, покусывал соски, от чего Мора испытывала острое наслаждение. Наконец Терри легонько подтолкнул ее к кровати. Оба упали на нее, и тела их сплелись.

– Я люблю тебя, Мора. Боже, как я тебя люблю!

Но слова сейчас были излишни, то, что он делал, было красноречивее всяких объяснений в любви, ей хватило бы этого на всю оставшуюся жизнь. Когда он снимал с нее трусики, она прикрыла глаза. Наконец-то свершилось: сейчас ей откроется тайна мужчины и женщины. В экстазе она прикусила губу – природная застенчивость боролась в ней с вдруг вспыхнувшим очень сильным чувством.

Мора инстинктивно раздвинула ноги и, когда Терри провел языком по ее бедрам, громко застонала. Он осторожно ввел и ее лоно палец, и ему показалось, будто он коснулся сочного персика.

Возбуждение Терри достигло предела. Кто мог подумать, что в первый свой раз Мора окажется такой страстной. Она открывала ему себя, как настоящая женщина. Ему нравилось в Море все: и ее взгляд, и каждое движение, и особенно запах ее тела.

Терри привстал на руках, стараясь овладеть ею, но мешали мужские достоинства, они были чересчур велики. Мора округлила глаза и попыталась приподняться, но в этот момент почувствовала острую боль, а затем головокружение. Мора отвечала на каждое движение Терри, сжимая и разжимая бедра, и оба закружились в водовороте эмоций и ощущений. Эти ощущения были похожи на спазмы, они шли откуда-то с самого низа живота в пах, а потом устремились вверх. Мора выгнула спину, отключилась и почувствовала, как Терри кусает ей грудь. Она вскрикнула... и полностью отдалась этому, вытеснившему все остальные, чувству. Она всхлипывала, стонала, но ей было все равно. Чувство было слишком приятным, слишком волнующим, чтобы позволить ему пропасть, и она обхватила ногами бедра Терри, отчаянно стараясь втянуть его поглубже в себя. Терри в восхищении наблюдал за ней, а когда почувствовал, что наступает оргазм, вошел глубоко в лоно Моры, извергнув наконец семя, словно прорванная плотина воду.

Потом они долго лежали, и тела их купались в поту, а сердца бились в унисон. Терри покрывал нежными поцелуями ее лицо и шею, ощущая соленый вкус на губах.

– Это было потрясающе, Мора.

Она лежала рядом, смущенная, под впечатлением собственных ощущений.

– Спасибо, Мора, за то, что позволила мне быть первым. Я очень хочу быть последним, если ты, конечно, не против. Ты теперь – моя девушка. И так будет всегда.

Он снова поцеловал ее и заметил, что она плачет.

– Надеюсь, тебе не было очень больно, а?

– Нет. Я плачу от счастья. Вот и все.

Терри заключил ее в объятия и крепко прижал к себе.

Пусть лучше ему перережут глотку, чем он расстанется с Морой. Он уже забыл, что обещал себе не слишком увлекаться ею.

Наконец Мора поняла, что значит заниматься любовью. Теперь она сама испытала то, ни с чем не сравнимое, чувство, которое бросает любовников в объятия друг другу.

Она поняла, что сожгла за собой все мосты, что отныне принадлежит лежащему с ней рядом мужчине. Что семья отступила на второй план. В то же время она не могла не осознавать, что семья этого не допустит, не поймет ее чувств. Уже одного того, что Терри полицейский, для Майкла достаточно. Он никогда не смирится с этим и будет считать себя оскорбленным.

Мора почувствовала, как рука Терри скользит по ее телу, ласкает ее груди и плечи, и ее охватило дурное предчувствие. Любовь их обречена, нет сомнений. Она плотно закрыла глаза, моля Бога, чтобы сжалился над ними. Помог им выбраться из трясины, в которую они ринулись очертя голову. Она всей душой желала, чтобы ничто не помешало им быть вместе, чтобы ничто их не разлучало. И в глубине души знала, что все мольбы напрасны. И все-таки, со свойственной молодости беспечностью, Мора надеялась, что все как-то образуется.

Она снова отдалась ему, и лунные блики играли на их телах, когда они слились с силой, удивляющей их самих. Их страстный шепот и вздохи эхом отдавались в пустой квартире, а их тени плясали на потолке, словно призраки.

Даже в мечтах Мора не могла представить себе этого всепоглощающего, удивительного чувства.

 

Глава 9

Бенджамин Райан оттолкнул жену. Напившись, как обычно, он сегодня не просто шумел, а был агрессивен.

Сара настороженно наблюдала за ним. После смерти Антони такие приступы случались с мужем часто. Лицо у Бенджамина обрюзгло и покрылось красными прожилками. Крупный нос приобрел форму луковицы и стал багровым. Синие глаза, унаследованные от него всеми детьми, казались безжизненными, белки – словно подернулись паутиной, как старая фотография. Когда-то темные, а теперь седые волосы падали на лицо неряшливыми прядями. Кожа приобрела землистый оттенок, а полнота, которой он некогда так гордился, пропала, остался только живот, похожий на пивной бочонок, нависавший над брюками. Словом, выглядел он ужасно. Глядя на него, Сара сокрушенно покачала головой. Бенджамин проковылял к ней через всю спальню. Наученная долгими годами совместной жизни, Сара прикрыла руками лицо – ее ждала хорошая взбучка, и женщина вся напряглась.

– Сара, мне нужно немного денег... Предупреждаю тебя!

Изо рта у него шел отвратительный запах, и Сара отвернулась. Он с силой повернул ее лицом к себе и ухмыльнулся, обнажив свои желтые зубы.

– В чем дело, Сара? Что-то ты от меня отворачиваешься? Бенджамин так стиснул ее подбородок, что она вздрогнула от боли.

– Все в порядке, любовь моя... Ты просто не хочешь дать мне немного денег из тех, что у тебя в загашнике. Ну, ничего! Сейчас я тебя хорошенько вздую! Прямо здесь. Ну что, дашь деньги?

Сара отчаянно пыталась высвободиться от него. Но он ударил ее в живот с такой силой, что она упала на колени, корчась от боли.

Он схватил ее за волосы и заставил поднять голову.

– Это только начало, Сара.

Она смотрела на него, чувствуя дурноту и поглаживая ушибленный живот, а потом плюнула ему в лицо.

– Ах ты, старая сука! – Он снова обнажил зубы в ухмылке. – Сейчас я тебя прикончу, чертовка!

Он уже занес над ее головой кулак. Сара вскрикнула, прикрыв голову руками, и удар пришелся по запястью. Сара взвыла. Вдруг наверху что-то грохнуло, дверь в спальню распахнулась, и Сара почувствовала, как Бенджамина оттаскивают от нее. Это ворвались Гарри и Ли.

Когда Ли увидел, что отец избивает стоящую на коленях мать, он пришел в такую ярость, какой еще никогда не испытывал, и потерял контроль над собой. Он принялся бить и пинать отца, ощущая, как кипит кровь, когда руки и ноги касаются тела Бенджамина. Он легко мог убить этого человека, давшего ему жизнь. Но Гарри оттащил его и силой усадил на кровать. Ли был в полном изнеможении и шумно дышал. Вдруг он почувствовал на своем плече грубую, натруженную руку матери и порывисто схватил ее. Из костяшек его пальцев сочилась кровь.

Бенджамин был до того пьян, что даже не почувствовал побоев. Он валялся на полу, уставясь на картину "Богоматерь, возносящаяся в небеса". Светло-голубые с золотой отделкой одежды Богоматери плыли у него перед глазами. Во рту был вкус крови. Один зуб из нескольких еще сохранившихся шатался. Это он обнаружил, проведя языком по деснам.

Гарри смотрел на отца, испытывая отвращение, смешанное с жалостью. Скорбное лицо старика, лежащего перед ним, было как открытая книга. На нем запечатлелись удары судьбы, беды, унижения, горечь. Только никто никогда этого не замечал, не хотел замечать. Даже собственные сыновья. Они постоянно насмехались на ним, а любили скорее из чувства долга, чем по велению сердца. Гарри вздохнул.

– Давай-ка, сынок, положим его на кровать, пусть проспится! В безжизненном голосе Сары звучали нотки раскаяния. Пока дети не подросли, она перенесла много побоев и по опыту знала, что лучше не отказывать мужу в деньгах.

Гарри и Ли успокоились и положили отца на кровать. Бенджамин не сопротивлялся. Он позволил раздеть себя и засунуть под одеяло. А через минуту-другую уже храпел. Сара с сыновьями спустилась в кухню. Ли попытался осмотреть руки и лицо матери, но она оттолкнула его:

– Со мной все в порядке, Ли. Бога ради, умерь на минутку свой пыл. – Она налила себе очередную чашку чая.

Гарри взял свой чай и поднялся к себе. Поставив чашку на туалетный столик, он вернулся к прерванному занятию: перед тем как раздался вопль матери, он делал бомбу для взрыва автомобиля. Основная работа была проделана в одном из гаражей Майкла, теперь оставалось только усовершенствовать взрыватель. Он взял с постели очки и напялил их на нос.

Усилия Гарри по части изобретательства принесли наконец-то плоды: Майкл направил его деятельность и познания в нужное ему русло. Гарри изготовлял все, начиная от бутылок с зажигательной смесью и кончая взрывными устройствами с часовым механизмом, используемыми при ограблениях, а также при личной мести. Врожденная мизантропия и полное равнодушие к любой собственности были идеальными качествами для специалиста по подрывным работам. Черного или белого для Гарри не существовало, только серое, расплывчатое, что можно толковать по собственному усмотрению. Как и Майкл, он был психопатом, и если доказывал что-то, то непременно с пеной у рта, к немалому удивлению окружающих. Кроме того, он в любом аргументе мог уловить противоречия, умел прослеживать ходы в споре и мог предсказать, чем закончится то или иное дело. Было у него и еще одно качество, которое даже его собственные братья еще не до конца осознали: ни при каких обстоятельствах он никому не позволил бы встать у себя на пути. Он никого не любил, кроме Моры. Просто был не способен на глубокое чувство или переживание. На девушку, с которой встречался, смотрел как на собственность. Был ревнив и капризен, но не из-за сильной любви, как это казалось девушке. Такие же чувства он питал к своей машине или проигрывателю: они принадлежали ему. А когда надоедали, Гарри бросал их.

Дверь открылась и вошел Ли:

– Звонил Мики, сегодня встречаемся в клубе, в девять тридцать, идет?

– Хорошо, Ли, спасибо. – Ли ушел, а Гарри вернулся к своему занятию.

О случившемся никто больше не вспоминал – так было заведено у Райанов. Бенджамин проспится, снова войдет в их мир, и отношение к нему не изменится.

Гарри закончил работу над детонатором, улыбнулся, очень довольный, и принялся убирать.

В комнате у него были чистота и порядок, каждая вещь лежала на своем месте, и он всегда замечал, если кто-то заходил в его отсутствие.

Как и в остальных комнатах, в этой тоже висела на стене олеография на религиозный сюжет, а над дверью небольшое распятие. На олеографии изображено было появление Христа в Иерусалиме в Вербное воскресенье. Иисус сидел на осле, со стигматами на руках и затуманенным печалью строгим лицом. Его окружала толпа восторженных людей с пальмовыми ветвями в руках. Олеография была выполнена в прекрасных пастельных тонах – голубом и розовом. Гарри взял детонатор и приблизился к олеографии. Подведя детонатор под изображение ослика, на котором ехал Христос, он тихо засмеялся:

– Бум! Вот уж вы, трахальщики, порадуетесь!

Христос все так же спокойно сидел, печальный и строгий, на золотой нимб над его головой падала тень Гарри.

* * *

Мики, Джоффри и Рой сидели в служебном помещении над клубом "Ле Бюзом" на Дин-стрит. Все трое были, как обычно, в темных костюмах, ослепительно белых рубашках и узких черных галстуках. Это стало их формой. По галстуку Майкла проходила серая поперечная полоска: его отличительный знак. Он закурил сигарету и с шумом выпустил дым.

– Ты что-нибудь выяснил? – спросил он, глядя на Джоффри.

– Да. И довольно много. Наш старина Хенли нечист на руку. Он любит стартующих лошадок и не прочь поволочиться за юбками. Старине Биллу это было не по карману. Еще Хенли навещает жен осужденных преступников и предлагает им маленькое утешение.

Майкл засмеялся:

– В обмен на такое же небольшое с их стороны?

– Именно так. На сегодняшний день он задолжал нам около трехсот кусков. Делал весьма солидные ставки в наших заведениях в Южном Лондоне. Я сказал парням, чтобы дали ему хапнуть, сколько захочет, они сделали все, как надо. Теперь он у нас на крючке, ему не выкрутиться.

– Прекрасно сработано, Джофф. Скажи ему, чтобы на следующей неделе пришел повидаться со мной. Еще одна задница нам не помешает. Особенно такая, как этот Хенли.

– Может, устроим ему здесь бесплатную ночку перед тем, как ты примешь его? Пусть трахнет одну из здешних девиц. По крайней мере, станет добрее. А потом выложишь ему все, как есть.

– Именно так мы и сделаем. В наши дни такое продажное дерьмо идет по десять штук за пенни. Только выбирать надо тех, из кого можно выжать максимум пользы. Хенли, как я понял, занимается Вайн-стрит. И наверняка связан с остальными фараонами. Думаю, мы его приручим.

Джоффри и Рой кивнули.

– А теперь об этом поганом ростовщике. Знаете, кто сегодня у меня был? Старый Мозес Мабеле. Помните?

– Это тот тип из Вест-Индии, что жил на нашей улице? – спросил Рой.

– Он самый. Его жена Вербина дружила с нашей мамашей, часто выручала ее деньгами. А сам Мозес обычно трудился в порту.

– Припоминаю. И что с ними стало? – не без любопытства спросил Джоффри.

– Потом они перебрались в Плейстаун. И заполучили там один из старых домиков для докеров – Мозес работал в "Доках Восточной Индии". Ладно, не буду распространяться, скажу только, что Мозес дал дуба.

– А нам что до этого? – бросил Рой.

– Выслушай до конца, тогда, может быть, поймешь. Так вот, на чем я остановился?

– На том, что Мозес дал дуба.

– Спасибо, Джоффри. Случилось это немножко некстати, у Вербины не оказалось денег на приличные похороны. И пришлось ей обратиться к одному парню, который охотно дает взаймы, нетрудно догадаться к кому.

– Неужели к Джорджу Денеллану?! – простонал Джоффри.

Майкл усмехнулся:

– Именно к нему. Короче говоря, штука тут в том, что вдова не смогла в срок вернуть долг, и Джорджи пустил в ход тяжелую артиллерию...

– Шутишь!

– К сожалению, нет, Рой. Я ей послал пару подарков и велел передать, что долг ее аннулирован. Теперь я хочу, чтобы вы повидались с Денелланом. Растолкуйте ему что да как. Она, Господи наш Иисусе, дама почтенного возраста, и самое малое, что вы должны сделать, – это сломать ему руку. Пусть поймет, наконец, что работает на меня, а не на правительство. Нечего пускать в ход кулаки, особенно если речь идет о старых симпатиях, точнее, нечего им давать деньги, не посоветовавшись с нами. Слишком много он берет на себя, это действует на нервы.

– Я схожу, Мики. Я вообще не люблю Денеллана, он паршивый сводник.

– Ну и хорошо, Рой. Тебе представляется возможность его проучить. Что это еще за дела – избивать старушек!

Все трое расхохотались.

Джоффри вскочил и разлил по стаканам бренди.

– А что со Смитсоном. Мики?

Майкл взял стакан и пригубил.

– Наш Гарри приготовил ему небольшой сюрприз. Где-то к концу недели он его получит.

– Так ты решил с ним покончить?

– Именно, Джофф, я этого не люблю, но он сам напросился, грязный таракан. Никто не смеет подставлять меня, а потом жить как ни в чем не бывало. Пусть это послужит уроком всем, кто на нас работает. – Майкл погрозил пальцем кому-то невидимому.

– А сколько все-таки он у нас слимонил?

– Не меньше, чем пару "больших".

Рой тихо свистнул:

– Так много?

– Дело даже не столько в деньгах, сколько в сути дела. Один малый задолжал нам пятьсот монет, целую "мартышку". Выплатил три сотни, потом еще две плюс пятьдесят фунтов процентов. Утром, собираясь на работу, он обнаружил трех урок, поджидающих его у дома. Они увели его мотор. – Майкл усмехнулся. – После чего сообщили этому несчастному ублюдку, что он все еще должен три сотни баксов. Ну, он, конечно, заплатил... а потом пришел к нашему Ли, а Ли все рассказал мне – так мы и вывели на чистую воду этого подонка. Трахни меня Господь! Как будто мы мало ему платим! Для урки, родившегося в трущобах Южного Лондона, он, черт возьми, неплохо живет. Отдал своих ребят в частную школу! Вы же знаете!

– Меня это не удивляет, Мики, он всегда воображал о себе невесть что. До сих пор болтает в пивных, как работал на Ричардсонов.

Майкл презрительно фыркнул.

– Что о нем говорить! Он теперь весь в прошлом.

Они помолчали. Потом Джоффри, поднявшись со стула, спросил:

– Может, привести наших? Узнать, что делают их люди?

– Давай. Действуй! Который час?

– Тридцать пять двенадцатого.

– Бьюсь об заклад, Бенни уже торчит в клубе и пялится на стриптизную девицу, она как раз приходит в половине двенадцатого.

Братья засмеялись.

– Он просто помешался на сексе. Девицам незачем теперь путаться с урками. Они могут идти с Бенни прямо домой!

Все еще смеясь, Джоффри стал спускаться с лестницы в фойе клуба.

Джерри Джексон, привратник, кивнул ему:

– Сегодня у нас почти что аншлаг, все больше американцы. Должно быть, где-то неподалеку остановились.

– Значит, приличный доход?

Джерри кивнул:

– Зазывалы говорят, улицы просто кишат ими. Бьюсь об заклад, нескольких непременно окрутят, как ты думаешь?

– Думаю, да – куда им деваться? Идиоты! Швыряют деньги направо и налево, будто они могут выйти из моды. Должен же их кто-то остановить!

Джоффри пошел дальше, в помещение клуба. Воздух был спертым, пахло сигаретным дымом и дешевыми духами. Возле бара к стенам были прикреплены ряды кресел, обитых красным бархатом. На них расположились женщины с разными фигурами и разным цветом кожи и волос. Джентльмены удачи могли сразу обозреть всю эту ярмарку, выбрать себе девицу, поразившую их воображение, и увести к столику. "Хозяйкам" дозволено было пить только шампанское, которое они украдкой от кавалеров выливали под ковер. Сделать это было нетрудно, если учесть, что стриптизные девицы сменялись каждые двадцать минут.

В данный момент под звуки "Красавчика фламинго" на эстраде танцевала высокая полуобнаженная блондинка лет тридцати. Она перегнулась почти пополам, и ее длинные светлые волосы касались пола. Зазывающе повиляв бедрами, женщина стала медленно снимать трусики с блестками, вынимая из них свои длинные ноги.

Джоффри улыбнулся. Конечно же, Бенни был тут. Он сидел на краешке стула, приоткрыв рот и чуть высунув язык, зачарованно наблюдая за женщиной.

Когда трусики упали на пол, блондинка повернулась лицом к публике, и все увидели, что волосы у нее на лобке темного цвета. Она закинула руки за голову, отчего кисточки на лифчике, едва прикрывавшем ее маленькие груди, пришли в движение.

Музыка стихла, а женщина, не очень изящно подобрав с пола предметы своего туалета, сошла с эстрады. За один вечер она успевала выступить в нескольких клубах.

Когда она проходила мимо Бенни, Джоффри заметил, что тот ущипнул ее за зад.

Женщина отбросила его руку и, тараща глаза, заорала:

– Пора повзрослеть, малыш!

Бенни добродушно рассмеялся и подошел к Джоффри, который его позвал. Круглое, как луна, лицо Бенни сияло улыбкой.

– Похоже, Бен, ты никогда не сдаешься, а?

Бенни ухмыльнулся:

– Старая шлюха! Морда у нее – будто гвоздями истыкана. Сам понимаешь, я не собираюсь на ней жениться, а трахнуть – не прочь!

– Но она-то с тобой не желает трахаться, это ясно!

Бенни вытер пальцами нос и недвусмысленно подмигнул.

– Ничего, пожелает. Главное – ее завалить!

– Смотри, не затупи своего копья, – рассмеялся Джоффри и спросил: – А где все?

– Как всегда, в дальнем баре. Они держатся подальше от деревенщины, ты же знаешь!

– Двигай наверх, сутенер: Мики ждет тебя. А я пойду за остальными.

Джоффри пересек танцевальный зал. Здесь висели на стенах фотографии обнаженных и полуобнаженных женщин. Подойдя к столику, за которым сидел маленький лысый мужчина с двумя девушками, Джоффри дружески улыбнулся девушкам и пожал руку мужчине.

– Все в порядке, сэр? – Джоффри был сама любезность. Мужчина ухмыльнулся, показав ряд золотых зубов.

– Конечно, сынок. Лучших девушек и желать нечего, – он говорил с южным акцентом.

Девушки захихикали. Джоффри заметил, что одна из них очень высокого роста.

– Прекрасно, сэр, мы рады, когда наши гости получают полный кайф. – Он кивнул мужчине и отошел от столика, вбирая в себя взглядом все, что видел вокруг. Одна из "хозяек", называвшая себя Ширелл, положила голову на колени партнеру. Джоффри раздраженно вздохнул и, откинув занавеску, вошел в дальний бар.

– Что тут, черт побери, творится? – громко спросил он.

За столиком сидели две девицы, Джоффри сразу узнал в них "близнецов из Ливерпуля". Дениз, старшая над девушками, приняла их на работу всего несколько дней назад. Они были хрупкие, невысокого роста, с большими карими глазами и волосами, похожими на шерсть белых мышей. Привлекало в них лишь то, что работали они всегда вместе, на пару. Груди у них только начали формироваться, и с виду им было не больше пятнадцати лет.

Из собранных сведений Джоффри узнал, что они давно занимаются проституцией и что девицы эти отпетые. Судя по виду, их недавно поколотили.

– Мы застукали эту пару, когда они "делали куклу", – сказал Гарри.

– Ты шутишь! – удивился Джоффри.

– Не шучу! Мы с Ли шли в бар, и я все хорошо видел. Пока одна обнималась и целовалась с партнером, вторая вытащила у него из кармана бумажник и передала подруге. Все это они проделали за какие-то доли секунды, видимо, опыт богатый. Моргни я в этот момент, ничего не заметил бы. Вот потаскухи!

Девушки испуганно смотрели на Джоффри.

Из клуба в квартале Сохо их выгнали бы даже за мелкое воровство, не то что за бумажник! Обворовывать посетителей – последнее дело. Чего доброго, заинтересуется полиция, а "клубу хозяек" это меньше всего нужно.

– У кого сейчас бумажник?

– У меня, Джофф. В нем больше трехсот бумаг.

Джоффри присвистнул.

– Вот что, Ли, иди в зал и скажи клиенту, что девушкам пришлось отлучиться по делу, а к нему притащи Монику и Синтию. Они все еще сидят в креслах для рандеву. Они девушки приличные. А потом сделай вид, будто нашел бумажник под столом. Постарайся разыграть грандиозный спектакль. Ну, ты знаешь, что делать.

– А этих двух куда? – Гарри кивнул на девиц.

– Вздуй их как следует и вышвырни вон. Только не переусердствуй, понял?

Гарри кивнул.

– После этого двигайте наверх. Мики ждет.

Раздосадованный, он покинул бар и направился туда, где находилась Дениз. Ей было под пятьдесят, и весила она больше центнера. Густо размалеванная, она была буквально увешана украшениями из фальшивых бриллиантов. Более тридцати лет занималась проституцией. На голове ее красовалась копна высоко взбитых ярко-рыжих волос. Вечернее платье с люрексом, натянутое на ее телеса, казалось вот-вот лопнет. Огромные отвислые груди вываливались из декольте. От женщины пахло джином и пармскими фиалками.

– Я хотел бы переговорить с тобой, Дениз. Гарри и Ли только что накрыли тех двух курочек, они "делали куклу".

– Послушай, сынок, у меня, как ты понимаешь, глаз на заднице нет. Тут больше тридцати потаскушек, разве уследишь за всеми?

– Ну так вот, Дениз, мой тебе совет: обзаведись глазами там, где ты сказала! И на затылке тоже! Эта шлюха Ширелл только что обчистила клиента. Так что либо управляйся с ними, либо ищи себе другую работу! Это мое последнее предупреждение!

И, не дождавшись ответа, Джоффри, разъяренный, удалился.

Пожав плечами, Дениз про себя обматерила его.

Одна из девушек, сидевших в креслах для рандеву, слышала этот разговор и крикнула Дениз:

– Что там у тебя случилось? Нашалила девочка?

Остальные девицы прыснули со смеху.

Дениз слегка скривила губы, стараясь не показывать сломанный зуб:

– Ох, шла бы ты жарить свое дерьмо!

Девица скорчила ей рожу и обратилась к подругам:

– У этой бляди серебряный язычок, а, девушки?

Дениз взяла из пепельницы свою сигарету "Собрейни" и снова сунула в рот, борясь с искушением размазать ее по физиономии девицы. Она бы убила эту паршивку Ширелл!

* * *

Детектив-инспектор Мерфи ехал домой на своем "патни". Он кое-что разнюхал о Море Райан, и теперь ему было о чем поразмыслить. Мора, конечно, чиста, как свисток, не имеет ни единого предупреждения, но у нее есть уязвимое место. И Мерфи его обнаружил. Завтра утром один полицейский-констебль будет в шоке. Мерфи про себя улыбнулся, хотя к молодому Пезерику относился по-дружески. Он стал потихоньку насвистывать знакомый мотив. Мерфи преподаст Море Райан такой урок, которого она никогда не забудет. Больше всего на свете он ненавидел языкастых бабенок!

* * *

Мора поднялась с постели и стала одеваться. Терри наблюдал за ней. Она была самой сексуальной девушкой из всех, с которыми его когда-либо сводила судьба, но даже не подозревала об этом, что еще больше влекло к ней.

Она села на край кровати и принялась надевать чулки. Терри придвинул ее к себе и стал целовать, лаская ее грудь.

– Она стала у тебя еще больше, да?

Мора высвободилась из его объятий.

– И не стыдно тебе? – Она поджала губки. – Ну, давай, Тел, одевайся. Отвезешь меня домой.

Он встал, потянулся.

– Так не хочется, чтобы ты уезжала, – произнес он тоном капризного ребенка.

– Мне пора! Поторопись!

Она запустила в Терри подушкой. Терри поймал подушку и бросил в Мору. Началось сражение. Через пять минут оба лежали полураздетые на постели, прерывисто дыша.

– Я люблю тебя. Терри, – шепнула Мора.

– И я люблю тебя, Мора. Сильнее, чем ты думаешь.

Она улыбнулась. Хотелось верить, что он сказал правду. На следующий день ей предстояло выяснить, беременна ли она. Она закусила губу. Как бы не случилось убийства. Она нутром чуяла недоброе.

* * *

Майкл позвал к себе Ли, и сейчас тот, бледный, стоял перед ним, хотя не чувствовал за собой никакой вины.

– Это правда, что ты нынче отделал нашего старика?

Ли судорожно сглотнул.

– Да, он колотил мать.

Майкл улыбнулся своей сверкающей улыбкой, озарявшей, казалось, лицо изнутри.

– Ты правильно поступил, Ли. Впредь всегда вступайся за женщин. Никому не позволяй причинять им боль, никому! Я горжусь тобой, Ли!

Ли почувствовал облегчение и улыбнулся.

– Завтра я тоже влеплю старику пару горячих. Станет как шелковый. А сейчас вали домой!

Ли вышел из тесного офиса, и сердце его пылало. В это время до него донеслись звуки "Тюремного рока", и он поспешил назад в клуб. Девушка, раздевавшаяся под эту музыку, была амазонкой, шести футов ростом, с оливковым цветом кожи, агатово-черными волосами, большими карими глазами и такими пышными грудями, каких Ли еще не доводилось видеть. Он сел рядом с Бенни, предусмотрительно занявшим для него местечко.

 

Глава 10

– Детектив-констебль Пезерик, с вами желает говорить важный босс!

Это сообщила служащая полиции в чине констебля, улыбаясь во весь рот, но тут же спохватилась. Глянув через стол на сержанта Джонса, она скорчила серьезную мину. Сержанту было не до шуток. Он посмотрел на Терри и покачал головой:

– Ты, парень, малость чокнулся, если надеялся, что это так тебе сойдет.

– О чем ты? – невозмутимо спросил Терри, но в голосе его звучала тревога.

Джонс взял лежавшую перед ним пачку бумаг и сделал вид, что собирается их раскладывать.

– Ступай-ка лучше к начальству, сынок, – сказал он. – Старший инспектор терпеть не может, когда его заставляют ждать.

Терри встал и, заметив, что служащая с подружкой смеются, решил, что это они над ним. Что он натворил?

Нет сомнения, что его отчеты начальству в полном порядке. За последние несколько недель он вел дела "двух воротничков", но в них не было ничего особенного. В общем, непонятно, зачем его вызывает старший инспектор.

Он прошел через весь офис к стеклянной загородке. Этот уголок служил старшему инспектору кабинетом, когда он снисходил до общения с подчиненными.

Инспектор, занятый разговором с Добином, сделал Терри рукой знак войти. Тот робко вошел, осторожно прикрыв за собой дверь. С появлением Терри разговор прекратился и шеф предложил ему сесть. Оба инспектора с каменными лицами уставились на своего подчиненного. По спине Терри побежали ручейки пота. Вспотели даже ладони, которые он машинально вытер о брюки. Терри в отчаянии силился вспомнить, какую он совершил ошибку, но тут инспектор сказал:

– Ну и кашу ты заварил, Пезерик! – В голосе его звучали жесткие нотки. Никогда еще Терри так не отчитывали, даже в тот раз, когда он неправильно записал данные подозреваемого, из-за чего сыщики отправились не к нему, а к весьма уважаемому судье.

– Извините, сэр, – прочистив горло, произнес Терри, – я не совсем вас понимаю.

Терри следил за выражением лица начальника. Подчиненные его не любили, но уважали, и это было главное, по мнению Терри. Старший инспектор Харрис, человек независимый, не управлял своим подразделением, а скорее командовал, как армейским взводом.

В свое время он был полковником улан. Он все еще холил свои длинные бакенбарды, за которые его прозвали "воздушным змеем". Это был крупный мужчина, очень заботившийся о блеске своего мундира, что придавало ему плутовской вид. Но при всем этом он был умен. Очень умен.

– Прошу прощения, сэр, но я решительно не понимаю, о чем вы говорите.

Шеф взглянул на инспектора Добина, и на его потрепанной красной физиономии появилась ухмылка.

– Вы слышали, Добин? Этот розовощекий юный нахал просит у меня прощения.

Добин кивнул. Дело в том, что он считал шефа абсолютной задницей, сам он ни за что не стал бы слушать Мерфи, но шеф есть шеф, и если он придает значение словам Мерфи, то... Добин мысленно пожал плечами: тут уж ничего не поделаешь. Ему стало жаль парня – тот явно стал жертвой маленькой вендетты Мерфи. Добин слышал, как болтали в буфете о Морс Райан, о том, как она приложила инспектора Мерфи. Добин тогда смеялся вместе со всеми. Похоже, Мерфи все-таки пронюхал о связи этого бедняги Пезерика с девушкой. Копал, копал и докопался. И теперь Пезерик стал козлом отпущения для Мерфи.

Почти все полицейские в штатском заводили шашни с родственницами преступников. В том, что местные казановы иногда отвлекались от дел, не было ничего необычного, особенно если женщина выглядела привлекательной, а они почти все были красотками. И Добин сочувствовал парню.

– Много времени проводишь со своей подружкой, а, Пезерик? – Голос шефа дрожал от сарказма.

– Мы виделись вчера вечером, сэр.

Добин зажмурился, ему очень не хотелось быть свидетелем этой сцены. Шеф сцепил пальцы рук и наклонился над столом:

– И давно ты встречаешься с этой мисс Райан? – Он сделал ударение на последнем слове.

Терри почувствовал, как внутри у него все сжалось. Голос разума требовал, чтобы он крикнул "Нет!", но к его ужасу все было ясно.

Райан... Райан... Райан... – слова кружились у него в голове, словно готовящаяся к нападению акула.

Он облизнул губы.

– Мы встречаемся месяцев девять, сэр.

– Девять? И что же, она водила тебя к себе домой, знакомила с мамочкой и папочкой, с братьями, а? В особенности с Майклом... Бьюсь об заклад, он сразу тебя полюбил, не так ли?

– Нет, сэр, она этого не делала. – Он посмотрел прямо в глаза шефу. Ведь он стал теперь чем-то вроде отверженного Лимбо: начальники про себя уже вынесли ему приговор. Терри охватило тихое бешенство.

Уловив новые нотки в голосе Терри, шеф продолжал, перейдя на фальцет:

– Так, молодой человек! Тебе предстоит принять решение. Надеюсь, ты знаешь, что члены ее семейки отсидели все вместе по тюрьмам срок больший, чем настучал паршивый "Биг Бен"?

– Нет! Нет, сэр... я не знал.

Голос шефа приобрел мощь громовых раскатов. И Терри, и Добин понимали, что за стенами кабинета все замолкли и прислушиваются к происходящему.

– Не выжимай из меня мочу, сынок. Я занимался этой работой еще в те времена, когда твой пьяный папаша только собирался зачать тебя!

Это уже было слишком! Чудовищность только что сделанного открытия и публичное унижение лишили Терри самообладания. Он вскочил и, опершись ладонями о конторку, заорал в лицо старшему инспектору:

– Говоришь, я из тебя мочу выжимаю... Но разве выжмешь ее из кучи дерьма! Значит, тебе все было известно? Тебе ведь всегда все известно. А что до Моры Райан, то мне просто в голову не приходило пропускать ее досье через Интерпол. Да если каждую юбку, которая спит с нашими ребятами, проверять на благонадежность, не останется времени ловить преступников. И еще: Мора Райан – девушка порядочная и законопослушная, а о своей семье она даже не упоминала. Теперь я, черт побери, понимаю почему!

Терри смотрел на шефа в упор, в уголках губ запеклась пена. В этот момент кто-то зааплодировал. Терри подумал, что это наверняка его напарник Джонс, и оказался прав. Совершенно ясно, что в свидетелях случившегося не было недостатка. Терри опустил голову. Только что он вышвырнул за борт свою карьеру, все, ради чего столько работал в прошлом. И ему безумно захотелось биться головой о конторку.

Детектив-инспектор Добин с трудом сдерживался, но аплодировать у него не хватило смелости. Никто ни разу не отважился дать этому ублюдку, этому старому ханже попробовать, каково на вкус его собственное лекарство! Но тут, к изумлению всех собравшихся, на лице старшего инспектора появилось некое подобие улыбки. Его большие усы поползли вверх, чуть ли не к глазам, и он продемонстрировал свои мелкие, ровные, белые зубы.

– Отлично, парень! Раз ты взорвался, значит – не виноват. Сам понимаешь, нам меньше всего нужны полицейские, которых можно купить. Таких немало, но я не хотел бы иметь их в своем подразделении, Боже меня сохрани!

Он откинулся в кресле, сцепив пальцы рук и опершись о подлокотники, и изучающе смотрел на Терри. Наконец он снова заговорил низким, приятным голосом:

– Так вот: либо она, либо полиция. Надеюсь, ты это понимаешь? Я не могу допустить, чтобы мой подчиненный водился с сестрой отъявленнейшего из мерзавцев, каких только когда-либо знал Лондон. Это бросило бы тень не только на твою собственную репутацию, но и на репутацию твоих коллег.

Боевое настроение полностью покинуло Терри. Сраженный, он обмяк в своем кресле и кивнул шефу. Добин подал ему сигарету, и он с благодарностью принял ее. Вынимая из кармана спички и закуривая, Терри чувствовал, как дрожат руки.

Тут заговорил до этого все время молчавший Добин.

– Интересовалась ли она когда-нибудь вашей работой, Терри? – спросил он очень спокойно.

– Никогда, сэр. По правде говоря, она терпеть не могла, когда я даже упоминал об этом. Теперь-то я понимаю почему. Все постепенно становится на свои места: она не разрешала заходить за ней домой... даже звонить по телефону, и еще многое!

Шеф почувствовал жалость к Терри:

– Ладно, парень. Даю тебе сутки на размышления. Надеюсь, ты останешься с нами. – Он махнул рукой, дав понять, что аудиенция окончена. Терри пожал обоим полицейским руки и вышел из кабинета.

Сослуживцы оживленно обсуждали случившееся. Некоторые улыбались и дружески похлопывали его по спине.

Ломакс – та самая, что позвала его к шефу, – развязно подмигнула Терри. Ни на кого не обращая внимания, он прошел к своему столу, взял куртку и сказал:

– Пойду домой, Джонси: паршиво себя чувствую.

– Иди, а завтра приходи. Он ведь тебе предъявил ультиматум, да?

– Да. – В голосе Терри звучала усталость. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. Но не здесь.

– Что ж, если это может тебе послужить утешением, сынок, думаю, у тебя есть шансы стать хорошим полицейским. Не жертвуй карьерой ради юбки: они этого не стоят!

Жена Джонси, обреченная, как и все жены полицейских, на одиночество, нашла себе дополнительный приработок. Джонси все еще питал к ней какие-то чувства, но ни за что не признался бы в этом. Джонси была нужна поддержка в тот момент.

– Этот подонок Мерфи, еще до того, как переговорил с шефом, разболтал тут все. Мне никогда не представлялось случая уесть этого ублюдка.

Несколько лет назад ходили слухи, что он замешан в ограблении поезда. Том самом, помнишь? Прямых улик не было, но, поверь мне, потом у него возникло много осложнений. А что представляет собой эта Мора Райан?

– Это одна из самых замечательных девушек, которых мне когда-либо приходилось встречать! Просто не верится, что она хоть как-то причастна ко всей этой грязи.

– Ты же знаешь, что в таких случаях говорят: выбирают друзей, родных не выбирают. Бьюсь об заклад, тот, кто это сказал, никогда не служил в полиции!

Терри попытался улыбнуться.

– Ладно, до завтра. – Он накинул на плечи куртку и вышел на улицу. До того как тронуть с места, просидел минут десять в машине. Мозг сверлила мысль: "За что?"

* * *

Маргарет и Мора вошли в крохотную лабораторию. У них сегодня был выходной, и все утро девушки бесцельно слонялись по магазинам. Целых двадцать минут они стояли возле лаборатории, не решаясь войти, ждали, чтобы стало поменьше народу. Когда же, наконец, вошли, Мора едва не вскрикнула. За конторкой стоял невысокий мужчина азиатского типа.

– Я хотела бы получить результаты своего анализа, будьте любезны.

Мужчина усмехнулся, показав ряд гнилых зубов.

– Конечно, конечно, мадам. Как ваша фамилия? – Он произнес это с вежливостью, свойственной выходцам из Пакистана.

– Мисс... я хотела сказать: Райан, миссис Райан.

Он ухмыльнулся, подумав: "Все они тут, в этой стране, "миссис". Даже те, кто еще не "миссис"!" Мужчина прошел в заднее помещение и взглянул на поступившие утром результаты проверки. Затем вернулся в лабораторию и с жалостью оглядел Мору.

– Рад сообщить вам, мадам, что результат положительный. – Это был обычный ответ, который редкая женщина хотела услышать. – Вы на третьем месяце беременности.

Лицо у Моры вытянулось. При иных обстоятельствах девушки не упустили бы случая посмеяться над этим типом из Азии. Стали бы передразнивать его речь, гнилые зубы, как водится, сравнили бы с червяками. Но сейчас Море было не до смеху. Неизвестно, сможет ли она вообще когда-нибудь смеяться. Ее бросило в жар, от которого, казалось, сейчас лопнет голова. Спину и шею покалывало, будто иголками. Мора хотела расстегнуть блузку и упала в обморок. Последнее, что она слышала, был пронзительно-звонкий голос Маргарет, донесшийся как будто издалека:

– Боже милостивый! Эта проклятая новость убила ее! Она концы отдает!

Очнулась Мора на маленькой кушетке в заднем помещении лаборатории, глубоко вздохнула и открыла глаза. Возле кушетки стояли двое мужчин небольшого роста, выжидательно глядя на нее. Первое, что пришло в голову Море, это, как такие коротышки смогли перетащить ее на кушетку. По лицу Маргарет текли слезы, краска размазалась.

– Ой, Мо, как ты меня напугала... Я думала, ты уже справилась с этим.

Служащий показал на чашку горячего сладкого чая, стоявшую рядом с кушеткой:

– Выпейте, мадам, и вы почувствуете себя много лучше. Очень помогает при шоке. А у вас, я полагаю, был шок. – И он пристально посмотрел на девушек.

Мора поднялась, взяла чашку с чаем, при этом платье ее немного задралось. Она заметила, как служащий уставился на ее ноги, и принялась поспешно одергивать платье, пролив чай.

– Один мой друг охотно помогает таким дамам, как вы... молодым, которые не могут рассказать правду своим мамочке и папочке. Я напишу вам его фамилию и адрес. Скажете, что вы – от мистера Пателя. Это вам обойдется всего в восемьдесят фунтов. Совсем дешево.

И он вышел из лаборатории. Девушки смотрели ему вслед. Море все это казалось кошмаром, который никак не кончится, она словно попала в ловушку. Комната была забита коробками, ящиками с шампунем, средствами против насекомых, хлоркой и множеством инструментов самой причудливой формы. Единственное, что здесь нравилось Море, – это запах духов, как от кубиков для ванны.

Вскоре служащий вернулся с листком бумаги в руках.

– Это замечательный человек, мадам! Просто чудесный!

Мора взяла записку и, не зная, что с нею делать, сунула в сумку.

Мужчина продолжал болтать. Мора наконец поставила чашку на столик и встала. Состояние у нее было ужасное, и служащий, словно прочитав ее мысли, указал на маленькую дверь в углу комнаты. Войдя в крохотную уборную, Мора почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, из-за годами лежавшего здесь линолеума, от которого отвратительно пахло сыростью и мочой. Этот запах буквально пропитал Мору насквозь. Она вытерла со лба капельки холодного пота и поспешила выйти, чтобы вновь ощутить запах хвойных кубиков.

– Пошли, Мо! – Маргарет взяла подругу под руку, и, поблагодарив служащего, они покинули лабораторию. Некоторое время шли молча, потом Маргарет сказала:

– Посмотрела бы ты, как этот хлюпик, кожа да кости, втаскивал тебя на кушетку... Если бы не твой обморок, я просто обмочилась бы со смеху!

Представив себе, как это было, Мора рассмеялась, а следом за ней и Маргарет. Они так заразительно хохотали, что прохожие, глядя на них, не могли сдержать улыбки.

Девушки тряслись от смеха, поддерживая друг друга. Мора была близка к истерике, и в конце концов ее смех перешел в сдавленные рыдания:

– О, Мардж, что же мне делать?

Маргарет повела Мору в небольшое кафе и усадила за столик. Она подошла к толстой официантке, едва державшейся на ногах от усталости, заказала кофе и вернулась к подруге.

– Что же мне, черт побери, делать? – повторила Мора. – Боюсь, как бы из-за этого не пролилась кровь!

– Не так-то уж много ты можешь, Мо, разве что признаться во всем. Забавные бывают случаи. Помнишь Джину Бленкинсон? Ее затащил в клуб один тип. Ему, видите ли, приспичило. Ну и что? Родила она свою малышку, и теперь папаша с мамашей не нарадуются на кроху.

– Напрасно ты так думаешь! – резко оборвала подругу Мора. – Я прямо-таки вижу Мики, а ты? Вот уж и ребеночка крестят: половина церкви заполнена лондонскими урками, половина – лучшими представителями фараонов с Вайн-стрит. Ну-ка пораскинь своими чертовыми мозгами, Мардж! Ведь к этому ребенку отнесутся так, как к свиной отбивной в синагоге!

Принесли кофе. Маргарет заказала целый кофейник. Пока официантка расставляла на столике чашки, девушки молчали, ожидая, когда она уйдет. Потом Маргарет возобновила прерванный разговор:

– Никак не пойму, почему ты не пользовалась таблетками?

Мора отпила немного кофе из чашки и с шумом поставила ее на блюдечко.

– Не смеши меня! Обратись я к доктору О'Рейли, он тут же понесся бы к моей мамуле.

Маргарет нечего было сказать. "Море просто не по себе, – думала она, – как будто туфель надела не на ту ногу". Она вздохнула.

– Я же тебе говорила: сходи к моему доктору в Хэмпстеде. Он выписал бы тебе таблетки для похудания... и вообще все, что хочешь, только плати!

Мора уставилась на Маргарет. Ее вес был темой щекотливой.

– Ты что, разыгрываешь меня?

– Разумеется, нет! Впрочем, пилюли для похудания в настоящий момент – напрасная трата времени. Верно?

Она выразительно посмотрела на талию Моры.

– Ох, Мардж, как же мне быть?! – жалобно произнесла Мора. Она положила руки на живот. Где-то там внутри есть маленькое существо. Эта мысль приносила радость. Мора любила детей. Племянницу Карлу считала младшей сестренкой и никогда не возмущалась тем, что девочка почти все время находится у них дома. Мора знала, что Джэнайн не любит свою единственную дочку, зато сама она и ее братья обожали малышку. А вот ее ребенка все возненавидят, потому что отец у него – полицейский.

В сложившейся ситуации Мору пугал не столько Терри, сколько Мики – он был черной тучей на ее горизонте. Он убьет Терри, если узнает, что тот спал с его сестрой и что к тому же он полицейский... – Подумав об этом. Мора едва не упала в обморок от страха. Мики воспримет это как личное оскорбление и убьет сначала Терри, а потом и ее. Девушка зажмурилась, стараясь прогнать образ брата.

– Знаешь, что я сделаю, Мардж? Пойду к Терри и все ему расскажу: о ребенке... о братьях... обо всем. Он меня любит, я знаю. Мы могли бы уехать куда-нибудь. Уверена, он будет рядом со мной. Должен быть рядом! – Голос Моры дрожал, и Маргарет недоумевала: кто поверит в эту болтовню об отъезде?

– Конечно же, он будет с тобой, Мо, – насмешливо произнесла Мардж.

– Хватит смеяться надо мной, – простонала Мора. – Мне и без того тошно!

Маргарет перегнулась через стол, сжала руку Моры и улыбнулась. Они были неразлучны с тех самых пор, как подрались тогда, возле школы. Прошли вместе долгий путь. И Маргарет хотелось верить в Терри так же, как она верила в Мору. Терри – неплохой парень, но Море он не пара. Маргарет еще не имела опыта в жизни, но была достаточно умна от природы, чтобы понять, что Терри Пезерик, по роду своей работы, не захочет породниться с такими, как Райаны. И девушка, как она часто делала в детстве, быстро прочла про себя "Аве Мария" и помолилась за то, чтобы Мора окончательно не расклеилась. Но голос разума ей шепнул: "Она уже расклеилась".

* * *

Терри сидел в своей квартире в Ислингтоне, в кресле, подаренном ему Морой. Они увидели его на Кэмден-Маркет, когда гуляли. Массивное, с высокой спинкой, оно было обито зеленой кожей. Оба положили на него глаз, думая об одном и том же: это кресло вполне заменит им гарнитур, они будут сидеть в нем и прижиматься друг к другу. Так оно потом и было. И не один раз. Смеясь и шутя, они поторговались с хозяином лавки и за шесть фунтов – немалую сумму – приобрели наконец свое "кресло любви". Потом Мора купила кусок зелено-голубой парчи и сделала занавески на окна. Терри вспомнил, как она их шила, а он наблюдал за ней. Девушка была прекрасной хозяйкой.

За те месяцы, что они были вместе, Терри по уши влюбился в нее. Ее улыбка, ямочки на щеках, длинные ноги и совершенно невероятные груди... Теперь ему предстояло решить, насколько сильной была эта любовь. Весь день кто-то невидимый нашептывал ему, что люби он Мору по-настоящему, послал бы к черту свою карьеру... прямо там, в кабинете у шефа. Он, правда, пытался защитить Мору, но не хватило решимости объяснить шефу, куда тот может идти со своей работой. Значит, он недостаточно ее любит!

Терри подошел к окну. На улице было холодно, какой-то мальчишка у дороги в одиночестве гонял мяч. Он резко повернулся, пошел в спальню, и взгляд его остановился на кровати. На ней Мора забывала обо всем на свете. Порой она просто поражала его силой своей страсти. Нет, она не из тех, что легко отдаются. Может быть, поэтому он чувствует себя таким ублюдком? В глубине души он знал, что никаких конкуренток у Моры Райан нет. Он была "первой с конца".

Он вернулся в гостиную и откупорил бутылку "Тичер", которую купил по дороге домой. Ему сейчас просто необходимо было напиться, и он налил себе изрядную порцию шотландского виски. Чтобы осуществить то, что он задумал, нужно отключить рассудок.

А что, собственно, он задумал? В общем-то он знал что, но не до конца осознал.

Он глотнул виски, с наслаждением ощущая, как обожгло горло.

Всю жизнь он страстно мечтал стать полицейским. Долго и трудно учился, упорно стремясь к своей цели. А теперь вот вынужден выбирать между любимой работой и любимой женщиной, и женщина явно проигрывает. Он не мог в этом себе не признаться. О Боже!

Была бы она чьей угодно сестрой, только не Майкла Райана! При мысли о Майкле учащенно забилось сердце. Он выпил еще виски и снова опустился в кресло. Кто не знал Майкла Райана и его братьев – они были настоящими знаменитостями. Ходили слухи об их причастности не только к наркотикам и проституции, но и к торговле оружием. Не списанном, нет. Торговали скорострельными винтовками, установками для запуска ракет и многим другим, чего Британские Вооруженные Силы вовсе не намерены были терять. Господи Иисусе, угораздило же его вляпаться в эту историю! Терри прошиб пот. Перед ним стояла задача, которая могла повергнуть в трепет кого угодно: показать фигу родной сестре Майкла Райана! Он прижал стакан ко лбу. Дикость случившегося сводила Терри с ума!

Весь день он с беспокойством думал о Море... о ее реакции. Как бы это помягче ей преподнести. Ни о чем другом он думать не мог. Но сейчас мыслями его завладел Майкл. Терри стал катать стакан по лбу, наслаждаясь его прохладой, пока стакан не нагрелся.

Он опять откинулся в кресле. Все вещи в комнате, казалось, смеялись над ним. Даже телевизор в углу. Его вновь охватило страшное предчувствие. Нет сомнений, что Майкл Райан не будет в восторге, узнай он, что его сестра связалась с полицейским!

Он снова прикрыл глаза и увидел перед собой Майкла, тот угрожал ему. Терри весь напрягся. Вдруг он услышал, как в замочной скважине повернулся ключ. Наверняка это Майкл рвется к нему в квартиру, – мелькнула мысль. С перепугу Терри не мог двинуться с места. Пальцы, державшие стакан, побелели.

Дверь распахнулась со знакомым скрипом. Нервы Терри, казалось, отплясывали какой-то безумный танец. Впервые в жизни он почувствовал запах страха. Он бил прямо в нос: всепоглощающий запах горячего, липкого, вонючего пота. Не исключено, что Райан отобрал ключ у Моры. Их могли увидеть вдвоем. Мысли, одна невероятнее другой, вихрем проносились у него в мозгу, мешая дышать, вызывая дурноту...

Но в следующий момент, вместо тяжелых мужских шагов, Терри услышал, как застучали по старому линолеуму в прихожей каблучки Моры. Он сразу обмяк, словно тряпичная кукла. Пот со лба тонким ручейком стекал на щеку.

Восторг охватил Терри. Это Мора... Мора... Ее имя мелькало у него в голове, словно в калейдоскопе.

Мора вошла и спросила с улыбкой:

– С тобой все в порядке? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение!

Он тяжело поднялся, поставил на столик стакан и пошел к ней навстречу. Мора как раз собиралась положить ключ назад в сумочку, когда Терри взял его у нее и сунул в карман.

– Что это значит? – В больших лучистых глазах Моры мелькнул страх. Он попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса.

Он смотрел на девушку, но ее прекрасное, исполненное доверия лицо заволокло гневное лицо Майкла Райана.

– Знаешь, дорогая, наши отношения становятся чересчур серьезными. – Фальшь этих слов была очевидна даже для Терри. – Надо немного поостыть. Мы оба молоды... – Голос его дрогнул. Он не мог смотреть Море в глаза и чувствовал себя прескверно. А Мора, будто пораженная громом, стояла, не двигаясь с места.

– Что? Извини... – глухо, с болью в голосе произнесла она.

Терри не мог заставить себя смотреть ей в лицо и отошел к окну.

– Все очень просто, Мора... Мне не хотелось бы сейчас связывать себя по рукам и ногам. Я должен иметь возможность встречаться с другими женщинами.

– Понятно, – сказала Мора совершенно бесстрастно. Гордость в ней взяла верх. – И когда, интересно, ты пришел к такому сногсшибательному выводу? Я, например, считала тебя своим мужиком, или парнем, если тебе так больше нравится. Ну а сейчас я поняла, что была для тебя просто блядью. – Она подбежала к нему и с силой повернула лицом к себе: – Позволь мне тебе кое-что сказать, сукин ты сын! Значит, Терри Пезерику надо встречаться с другими женщинами! Я...

Мора осеклась. Нет, она не скажет ему о ребенке! Глаза ее блуждали по комнате, не зная, на чем остановиться. Все шло отвратительно. Слова, которые она приготовила, пока шла сюда, вылетели из головы. А она-то представляла себе, как Терри возьмет ее на руки и будет шептать, что они никогда не расстанутся, что бы ни случилось. Эта картинка, нарисованная ее воображением, расплывалась сейчас у нее перед глазами, будто размытая дождем. Он гонит ее. Позабавился и вышвырнул. Она теперь для него история.

Воинственность покинула Мору мгновенно, так же, как явилась. Желание разодрать ему лицо ногтями улетучилось вместе со всеми ее мечтами и надеждами. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, и смахнула их. Раз уж надо уйти, она уйдет с достоинством. Она обвела взглядом комнату. Сколько наслаждения испытала она в этой маленькой квартирке, и носит сейчас под сердцем плод их любви. Может, сказать ему? Крикнуть прямо в лицо? Заставить взять на себя ответственность?

Слова уже готовы были сорваться у нее с языка, но она сдержалась. Она ничего ему не скажет. Никогда! Ей не нужна жалость! Лучше она потеряет его!

Она не заметила, что уронила сумку, и сейчас устало наклонилась, чтобы поднять ее.

– Поверь, Мо, мне очень жаль.

Голос его звучал так искренне, что она с горечью рассмеялась. У Терри был просто талант говорить искренне. Прошлой ночью в постели он говорил, что любит ее, и это тоже звучало искренне. Лживый, двуличный ублюдок!

Не глядя на него, она сказала:

– Терри.

– Да? – Сердце его взволнованно билось.

Собрав всю свою силу и ненависть, Мора бросилась на Терри. Она сдирала ногтями кожу с его лица, ей доставляло удовольствие причинять ему боль, при этом она тоже страдала. Этот внезапный порыв полностью опустошил Мору и кончился так же внезапно, как начался.

– Иди, трахайся, Пезерик, ступай! – Она видела, как он поднес руку к лицу и потрогал четыре глубокие царапины, из которых сочилась кровь. Она улыбнулась ему – гадкой, злобной улыбкой, и ткнула в него пальцем. Ее длинные, покрытые красным лаком ногти заставили его отшатнуться.

– Никогда не думала, что придется сказать тебе это, Терри, но ты – грязная, вонючая свинья! Ты просто попользовался мной. А я тебе верила. – Голос ее дрогнул. – Только запомни, парень. Придет день, и ты захочешь меня... Я буду тебе нужна. И ты доживешь до этого дня, и пожалеешь о сегодняшнем, потому что никто никогда не будет любить тебя так, как я, если даже ты доживешь до ста лет.

Она повернулась и ушла, хлопнув дверью.

Терри проводил ее взглядом. Она сказала ему всю правду, и он это знал. Она заслужила лучшего отношения. Мора была его первой любовью, первой женщиной, с которой они встречались на равных, и он погубил ее несколькими словами. Он заплакал и не удивился этому. Слезы катились по его исцарапанным щекам, причиняя боль. Ему казалось, что, погубив Мору, он погубил и себя. И это было ужасно. Вдруг он заметил, что кровь капает ему на рубашку, расплываясь темно-розовыми пятнами.

Нет, он не может позволить ей уйти. Терри подбежал к окну и, сорвав сетку, выглянул на улицу. Она шла по противоположной стороне, кутаясь в воротник пальто. Он знал, что она тоже плачет. Справившись, наконец, с запором на окне, он распахнул его и как мог громко крикнул:

– Мора... Мора... вернись!

Ветер донес его голос к ней.

Он знал, что Мора его услышала, – она замедлила шаг, но потом снова пошла быстрее, и ее светлых волос совсем почти не стало видно из воротника. Он следил за ней, пока она не скрылась за углом, и гул транспорта действовал ему на нервы...

Наконец он закрыл окно. Еще недавно уютная квартирка показалась чужой и враждебной. Повсюду он видел Мору Райан... Вот она ходит по комнате, отдергивает занавески, готовит сандвичи или сидит, тесно прижавшись к нему, в их любимом кресле. Ему чудился аромат ее духов и вкус ее мускусного тела.

Он опустился в кресло и просидел в нем всю ночь, думая о ней. Он выпил целую бутылку виски.

* * *

Мора чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы ей сказали, что Терри способен порвать с ней, она посмеялась бы. "Я должен иметь возможность встречаться с другими женщинами". Эти слова эхом отдавались в мозгу Моры. Она будет их помнить до конца своих дней! Лучше бы он сказал, что ненавидит ее, и то было бы легче. Что ж, пусть встречается с другими женщинами! Даст Бог, подцепит от них какую-нибудь заразу.

Она миновала Площадь Ангела и пошла дальше, по Пентонвилль-роуд. Мысль о беременности не шла из головы. "Может быть, утопиться?" Но она прогнала эту мысль. Становилось темно, а она бесцельно бродила по улицам, размышляя над тем, что ей делать. На глаза попадались влюбленные парочки, они шли, держась за руки, целовались, смеялись. Мора засунула руки поглубже в карманы и шла куда глаза глядят. Ноги сами ее несли. Перед ней неотступно стоял образ Терри. Она вспоминала его ласку и нежность, а в лицо дул холодный вечерний ветер.

Лишь очутившись на Кингз-Стейшен, Мора огляделась. Как далеко она забрела! Она взяла проезжавшее мимо черное такси и попросила водителя отвезти ее в Ноттинг-Хилл. Усевшись на заднее сиденье, Мора свернулась в комочек и смотрела в окно на мелькавшие мимо улицы. Одинокая слезинка выкатилась из глаза, но она быстро смахнула ее. Со слезами покончено, надо как-то решать возникшую перед ней непростую проблему.

Водитель через плечо глянул на нее и бодро спросил:

– А куда именно в Ноттинг-Хилле, милочка?

– Ланкастер-роуд, будьте добры. – Домой она сейчас не пойдет, она пойдет к Маргарет. Та что-нибудь придумает. Мора прислонилась головой к стеклу, и от ее частого дыхания на нем оседал пар.

Мора чувствовала себя такой одинокой, такой растерянной. Губы ее дрожали – она с трудом сдерживала готовые хлынуть слезы ярости и отчаяния. Она так сильно любила его!

– У вас все в порядке, милочка? – с тревогой спросил водитель.

Она выпрямилась и увидела, что он наблюдает за ней в зеркало над передним стеклом.

Она слабо улыбнулась, совсем как ребенок:

– Нет, вообще-то нет.

У водителя было широкое добродушное лицо.

– Послушай-ка меня, девочка. Если царапина на борту твоей лодки появилась из-за какого-нибудь приятеля, то запомни: мы, мужики, этого не стоим! – И он засмеялся, очень довольный собственной мудростью.

Мора снова поглядела в окно и растянула губы в улыбке:

– Разве, черт побери, я этого не знаю?!

 

Глава 11

Майкл Райан сидел в ночном клубе "Валбонн" на Кингли-стрит. Он зашел туда выпить со своим дружком Джонни Фенвиком. Все хорошо знали, что Майкл Райан чокнутый, но не осмелились бы сказать ему это в лицо. Репутация Майкла, однако, нисколько не страдала от этого. Напротив.

Гомосеков считали ублюдками, жестокими от природы, и предпочитали не ссориться с ними. Стоило Майклу Райану появиться на улице, как гомосеки переставали безобразничать. Кроме того, время от времени Майкл заводил себе женщину, что удивляло и его дружков, и просто приятелей. Это было еще одним доказательством его непостоянства. С друзьями он обходился так же, как с любовниками и любовницами, в зависимости от настроения.

В данный момент Майкл был без ума от Джонни Фенвика. Красивого парня с копной светлых вьющихся волос и большими, широко поставленными серыми глазами. Мики снял для него квартиру и содержал его. Джонни Фенвик стал теперь Джонни Райаном и безраздельной собственностью Майкла. Джонни это вполне устраивало, ему нравилось появляться на людях с Майклом. Но сегодня он был в растерянности: сказать или нет Майклу то, что он слышал о его сестре? Ведь если это окажется ложью, Майкл вряд ли его поблагодарит. Но Майкл был этой ночью в хорошем расположении духа, без конца шутил и смеялся, и Джонни решил рискнуть. Дело было еще и в том, что этот сукин сын Томми прямо-таки пожирал Майкла своими липкими глазами, и Майклу это нравилось. Так что Джонни под предлогом предстоящего разговора собирался увести Майкла из бара, подальше от Томми! Он похлопал Майкла по руке.

– Ну что, дружок? – ласково спросил Майкл.

– Так, Мики, кое-что личное. Сегодня до меня дошел один слушок. Но мне не хотелось бы говорить об этом здесь. – Он выразительно посмотрел на Томми и поджал губы.

Майкл понимающе кивнул:

– Пойдем тогда вон туда.

Он захватил стаканы с тоником и отвел Джонни к пустому столику, чтобы их никто не мог слышать. Джонни скрестил ноги, положил на колени руки и театрально наклонился к Майклу.

– Дело касается кое-кого из твоей семьи. Но сперва поклянись, что не будешь скандалить тут, как дерьмовая обезьяна.

Глаза Майкла сузились.

– Нет, не буду. Говори же, в чем дело.

Джонни точь-в-точь как это делают девушки стряхнул с глаза ресницу и сказал:

– Нет, Майкл, ты поклянись!

Майкл стиснул зубы:

– Пусть меня трахнут, Джонни, давай выкладывай, что у тебя там! Не могу же я всю ночь тебя слушать!

Джонни нервно облизнул губы. Может, не стоило затевать этот разговор? Майкл считал сестру чуть ли не Девой Марией или, на худой конец, королевой, в общем святой.

– Речь идет о твоей сестре... У нее появился дружок.

Майкл с облегчением вздохнул:

– И это все? Кто же он?

Прежде чем ответить, Джонни глотнул джина с тоником.

– Он – полицейский с Вайн-стрит.

– Что? – заорал Майкл так, будто на него наехал автобус.

– Тише, ты! Хочешь, чтобы об этом узнал весь Лондон? Да, он – детектив-констебль. Помнишь маленького Моу, моего дружка, эту толстую королеву с Кенсингтона?

Майкл кивнул.

– Так вот, у Моу наверняка есть друзья на Вайн-стрит, точнее, клиенты, и один из них все ему рассказал. Похоже, какая-то большая шишка там... какой-то тип по фамилии Мерфи... сегодня дал подножку молодому констеблю, рассказал старшему инспектору, что видел ее... твою сестру. И вроде бы у них была по этому поводу большая свара. В общем, маленький Моу позвонил мне. А я, мальчик-паинька, подумал, что тебе следует это знать.

Майкл невидящими глазами смотрел на Джонни, лицо его потемнело от бешенства. Потаскуха! Маленькая сучка! Она шлялась с этим дерьмом под самым его носом! Пойти бы и свернуть ей шею! Прямо сейчас, немедленно!

– Позвони этому Моу и выясни, кто его клиенты и чем занимаются. Скажи, если он вздумал скурвиться, я сломаю ему хребет.

Джонни кивнул:

– Хорошо, Мики. С самого утра позвоню ему!

Майкла терзала дикая ярость. Мора ни разу не приводила парня домой. Но где-то в самой глубине его сознания мелькнула разумная мысль: разве могла она это сделать? Конечно же нет! У нее хватило ума не приводить "старину Билла" в семейство уголовников! Он мог бы прямо сейчас выйти из клуба и размазать ее по стенке. Единственное, что утешало Майкла, – это возможность пошантажировать теперь кое-кого из полицейских проституток!

– Слушай, Джон, мне сейчас надо зайти к себе в клуб. Попозже вечерком увидимся.

– Хорошо, Мики, любовь моя. – Веки Джонни трепетали, словно у женщины, и, наблюдая за ним, Майкл почувствовал, как мгновенно у него изменилось настроение. Он ласково усмехнулся, угадав мысли своего дружка, и, поводя пальцем перед его носом, сказал:

– Смотри, веди себя хорошо!

На что Джонни очень серьезно ответил:

– У меня просто нет выбора, а?

Майкл нежно потрепал его по плечу и ушел.

Направляясь в сторону Дин-стрит, Майкл обдумывал то, что сказал ему Джонни. Привратник у двери "Розовой кошки" помахал ему рукой в знак приветствия, и Майкл небрежно махнул в ответ. В Сохо хорошо знали его уверенную походку и смуглое лицо.

В отличие от себе подобных, Майкл никогда не ощущал потребности в телохранителях. Его огромный рост и то, что он таскал с собой оружие, отпугивали любого убийцу. Ничто не угрожало Майклу. С тех пор как он стал бароном Вест-Энда, он был средоточием Дела, независимо от намерений и целей, и это было самое большее, чего мог удостоиться урка. По пути в клуб Майкла приветствовали зазывалы, проститутки, сутенеры и сводники. Он пересек Шафтсбери-авеню и, углубившись в Дин-стрит, замедлил шаг. Если Мора и в самом деле путается с этим дерьмом, он ее прикончит. С тех пор как ему исполнилось семнадцать, его маленькая сестренка, без особых усилий с его стороны, рассказывала ему все без утайки. Майкл в ярости стиснул зубы: он ее обожал, пожелай она, он всю землю ей подарил бы. Но позволить ей путаться с этим типом – нет, никогда! Он соберет сведения об этом полицейском и покончит с этим раз и навсегда.

В четверть одиннадцатого Майкл в состоянии сильного раздражения вошел в свой "Ле Бюзом".

Посетители в клубе только-только начали собираться. У стойки сидело несколько клиентов, которых называли "воинами уик-энда". Это были служащие или банковские клерки. Скопив немного денег, они раз в месяц заявлялись в Вест, чтобы выпить и поразвлечься с девицами, словом, малость встряхнуться. Опытный глаз зазывалы распознавал их за милю по костюмам из магазинов готового платья или по ботинкам "Фриман", "Харди" или "Виллис". К ним тянулись женщины постарше в надежде на легкий заработок. Мужчины эти слишком боялись своих жен и полиции, чтобы создавать проблемы. Обычно они вели себя тихо, поскольку скопили деньги не без труда, не привередничали. Заказывали они, как правило, всего одну бутылку шампанского, которую пили всю ночь, пока последняя девица не покидала эстраду. Разумеется, это не очень нравилось владельцам клуба. "Воины уик-энда" были единственными клиентами, при которых женщины не стеснялись выпить в свое удовольствие.

Майкл огляделся. Клуб был полупустым.

За одним из столиков сидел Бенни с молоденькой девицей, прозванной "Кошечкой". Она была недурна собой, как говорится, лакомый кусочек. Несмотря на кипевший в нем гнев, Майкл улыбнулся.

Бенни был готов. Как только появлялась новая "хозяйка", он начинал вертеться возле нее этаким петушком, стремясь привлечь к себе внимание. В клубах-соперниках давно в шутку говорили, что без Бенни "Ле Бюзом" разорился бы.

Майкл постоял у кресел для рандеву. Девушки сразу сомлели – так Майкл действовал на них. Сами они редко с ним заговаривали, предпочитали отвечать на его вопросы. Запах дешевых духов бил в нос. Майкл кивнул девушкам и пошел в фойе, а оттуда поднялся в офис.

Там в это время выпивали Джоффри, Лесли и Гарри. Поприветствовав их, Майкл налил себе изрядную порцию бренди и, сидя за конторкой, пристально посмотрел на Гарри: если кто-то и знал что-нибудь о похождениях Моры, так это, конечно, Гарри.

– Тебе известно, что у нашей Моры появился дружок? – спросил Майкл.

Гарри с удивлением посмотрел на брата:

– Ну и что из того? Это нас не касается!

Майкл вскочил со стула и, стремительно обогнув конторку, вышиб из кресла Лесли, который пытался его задержать. Он ухватил Гарри за воротник и с завидной силой приподнял с кресла.

– Не касается, говоришь? Мне сегодня шепнули, что наша сестрица путается с дерьмом!

Майкл швырнул Гарри обратно в кресло. Ярость переполняла его. Если ему не ответить, он может взорваться...

Лесли бросил взгляд на переводившего дух Гарри. "Нет сомнений... Мики – ублюдок, к тому же опасный. Лучше его не трогать. Он – само Дело – и все!"

– Кто это тебе наплел, Мик? – Попытался разрядить обстановку Джоффри.

– Не твое собачье дело, черт побери! Достаточно того, что я это слышал. Вы, – он ткнул пальцем в Лесли и Гарри, – должны выяснить, правда это или нет.

– Так это еще не точно? Я хотел сказать... – снова вмешался Джоффри.

Майкл сердито его оборвал:

– Ох, Джоффри, мать твою... Мне не требуется в данном случае правительственная Белая книга. Мне нужны только факты! А теперь, дьявол вас побери, делайте, что я велел!

Лесли и Гарри поспешно ретировались: когда Майкл в дурном настроении, лучше не возражать.

Джоффри налил себе бренди. Да, когда Майкл такой, не стоит раскачивать лодку.

Майкл выпил стакан бренди и поморщился.

– А ты Джоффри, что об этом думаешь? – Голос Майкла вновь стал спокойным.

– Кто тебе сказал? – вопросом на вопрос ответил Джоффри.

– Ну, в общем, Джонни, – глухо произнес Майкл.

– В таком случае... это липа. Ничего подобного с нашей Мо не могло случиться, – он заявил это решительным тоном.

Джоффри терпеть не мог Джонни. И ему не нравилось, что Майкл – гомосек, но он ни за что не сказал бы ему об этом.

Майкл с максимальной точностью вычислил его мысли.

– Я знаю, ты не любишь Джонни. Очень не любишь. Но вот что я тебе скажу: у него много недостатков, однако он не трепач. И еще ты забыл... мало кто знает, что у нас есть сестра.

"Логично", – подумал Джоффри, переваривая слова Майкла, глядя, как тот, сидя за конторкой, грызет ноготь большого пальца. Джоффри знал по опыту, что Майкл способен сидеть вот так часами. Вздохнув, он налил себе еще бренди, в душе надеясь, что, к счастью Моры, то, что о ней болтают, окажется неправдой.

Спустившись вниз, Лесли и Гарри сообщили новость Бенни. Он продолжал сидеть с Кошечкой, но вечер уже был испорчен. Заметив, что Бенни чем-то озабочен и не обращает на нее внимания, девушка погладила его по ноге и капризно надула губки. Он улыбнулся ей той обезоруживающей легкой усмешкой, которая способна растопить даже ледяное сердце.

– Кошечка, – ласково произнес он.

– Ну что? – Она заглянула ему в глаза: в их синей глубине отражалось ее лицо.

– Пойдем, ладно?

– Пойдем.

Они встали. Бенни старался побыстрее убраться отсюда, пока Майкл не заарканил его для разбирательства этого дела. Он на все был готов ради Майкла, но охотиться за родной сестрой!..

Взяв сумки, они вышли из клуба. Бенни остановил такси, вскочил в него и втащил за собой Кошечку. Неподалеку от Лайсестер-сквер находилась небольшая гостиница, куда можно было закатиться на всю ночь. На это Бенни и рассчитывал. Он подумал было, что надо бы позвонить домой, предупредить сестру, но тотчас же отказался от своего намерения: лучше не впутываться в эту историю.

Девушка прижалась к нему, и впервые в жизни Бенни почувствовал, что его мужские достоинства могут нынче его подвести. Уж не понадобится ли ему допинг?

* * *

Гарри и Лесли вылезли из машины. Им надо было повидаться еще с одним полицейским, уже вторым за последние два часа. Первый полицейский, совсем юный констебль, ничего не знал и очень удивился, как и они. Так что братья ушли от него ни с чем и вдобавок заплатили двадцать бумаг, чтобы помалкивал. Но дело того стоило: констебль обещал, как говорится, рыть носом землю. Сейчас они направлялись к сержанту из полицейского участка на Ноттинг-Дейл. Вот уже пять лет Райаны оплачивали его услуги, так что теперь ему представился хороший случай отработать денежки.

Небольшой домик с террасой затаился во тьме. Было уже почти половина первого ночи. Они постучали в парадную дверь. Наверху появился свет, и из окошка высунулась седая голова сержанта Поттера.

– Кого, черт побери, принесло?

Он с неприязнью посмотрел на них сверху.

– Я – Лесли Райан. Хотел бы потолковать с вами, сардж, – прошептал Лесли театральным шепотом.

Ворча и чертыхаясь, старик отошел от окна, и было слышно, как он топает по ступеням. В холле зажегся свет, и дверь открылась.

– Что за дьявольские игры у вас, а? Подумать только! Припереться в дом среди ночи!

Гарри и Лесли прошли в прихожую.

– Нам необходимо кое-что выяснить.

Старик злобно посмотрел на них. Он догадывался, о чем именно они хотят его спросить.

– Уж не о вашей ли сестрице пойдет речь?

– Так точно, сардж. И что ты про нее знаешь? – В голосе Гарри звучала угроза, и старик мгновенно сообразил, что забыл, с кем имеет дело. Он облизнул губы и заговорил, будто оправдываясь:

– Послушайте... До сегодняшнего дня я ничего не знал об этом деле, клянусь вам. Мне позвонил на Ноттинг-Дейл приятель с Вайн-стрит и рассказал, что у них была какая-то заваруха с одним из полицейских в штатском – его там зацепили, я хотел сказать, застукали с вашей сестрой.

Говоря это, он теребил пояс своего халата из шотландки короткими толстыми пальцами, желтыми от табака. Лесли и Гарри спокойно смотрели на него.

– Ей-Богу, ребята, – бормотал полицейский, – я и не думал, что вас это заинтересует. Я имел в виду... Мне казалось, вы уже все знаете. – Им овладело отчаяние.

– А как зовут этого типа?

– Моего приятеля или дружка вашей сестрицы? Я имел в виду ее дружка.

Гарри устало прикрыл глаза. Потом спросил медленно, с расстановкой:

– Что за мужик тебе звонил?

– А, один старый друг.

– Слушай-ка, ты! – Гарри так ткнул полицейского, что тот перелетел через всю прихожую. – Мне нужна только его фамилия, к черту биографию! Как его фамилия? Говори!

Старик свалился на стул и сидел, наблюдая за парнями. Он слышал, как встает с постели жена. Ее высокий, гнусавый голос поплыл сверху вниз:

– Кто это там, Альберт? Такой шум, будто ввалилось стадо слонов!

Полицейский усмехнулся. Только этого ему не хватало. Вечно жена сует свой нос, куда не надо.

– Ничего особенного, дорогая. Одно дельце по линии полиции. Ложись и спи.

– Ладно, только скажи им, чтобы не колотили своими копытами в мою чистую дверь.

– Непременно, дорогая!

Лесли с трудом сдерживал смех.

– Имя твоего приятеля?

– Ну, один тип по фамилии Джонс... Детектив-сержант из участка на Вайн-стрит.

– Надежный? Я хочу сказать, можно верить тому, что он говорит?

– О да! Такого, как Джонси, редко встретишь. Скажи он, что видел самого сатану, я поверил бы. Он не трепач.

Гарри фыркнул:

– Это что-то новое! Я-то думал, что при поступлении на службу в полицию требуют диплом лживого ублюдка!

Альберт поджал губы: он хоть и брал на лапу, но гордился своим статусом полицейского.

– А как фамилия дружка моей сестры?

– Пезерик. Детектив-констебль Теренс Пезерик.

– Вот и все, что мы хотели узнать. Теперь можешь идти в постель к своей жене с кислыми сиськами!

Перед уходом Лесли сунул полицейскому десятифунтовую купюру.

– Послушай, сардж, нам нужен его адрес. Сумеешь узнать – получишь четвертак, понял?

– О'кей, сынок! – Неприязнь полицейского как рукой сняло. Чего только не провернешь за двадцать пять фунтов! Они и без него раздобыли бы нужные сведения, так что можно считать, ему повезло: в его гнездышке, как говорится, прибавилось перьев. – Сделаю все, что в моих силах. Не беспокойтесь! – И он затворил за ними дверь.

– Аль...берт! – Снова донеслось сверху. Когда жена звала его, ее было слышно по крайней мере за три мили.

– Ой, да заткни ты свою помойку, старая сука!

Жена села в постели, лицо ее, покрытое кремом "Понд", выражало явное недоверие. Бигуди, в соответствии с определенным стратегическим планом, были размещены таким образом, что напоминали военный шлем. Она поправила свою пышную грудь и поджала губы. В глазах появился злой огонек. Женщина сбросила с себя простыни, спустила ноги прямо в тапочки и вытащила из-под кровати тяжелый ночной горшок. Потом вышла на лестницу и, как только муж поднялся, выплеснула содержимое горшка прямо ему в лицо... Пусть знает, как хамить ей!

Женщина бросилась назад в спальню, оставив мужа с намоченной десятифунтовой купюрой, которую он комкал в руке. Только у его Глэдис могло хватить духу сделать такое, сплюнув, подумал полицейский. Будь прокляты, эти Райаны! Не вытащи они его из постели, ничего не случилось бы!

Когда Гарри и Лесли вернулись на Дин-стрит, был уже второй час ночи. Только они доехали до клуба, как лопнула шина.

* * *

Мора никак не могла уснуть и ворочалась в постели. Она легла в девять вечера, а сейчас уже был третий час утра, но спать совсем не хотелось. Мысли ее вертелись вокруг все той же проблемы, но когда она пыталась найти выход из положения, разбредались в разные стороны. Выхода просто не было.

Маргарет тоже не знала, как быть. А проблема для Моры становилась с каждой секундой все более неразрешимой.

Девушка была в смятении. Если она расскажет близким, кто отец ребенка, без убийства не обойдется. Тем более, что он ее бросил. Пусть Терри причинил ей боль, но она не желает становиться причиной его смерти. А Мики непременно его убьет. Мора хорошо знает своего брата. Она положила руки на живот. Крохотное существо, которое она носит под сердцем, ждет, что она введет его в этот мир! Мора повернулась в постели, сбив в комок одеяло и простыню.

Как он мог с ней так обойтись? Мора все еще не могла прийти в себя после шока.

Она думала, что, узнав о ребенке, Терри на радостях возьмет ее на руки, зацелует и все ее страхи рассеются. Что он будет говорить о любви, увезет ее подальше от братьев в Шотландию или еще куда-нибудь, и там они поженятся. Сейчас она поняла, что все это – детские фантазии! Она была для Терри все равно что его автомобиль или, например, шляпа. Ее поносят, поносят и меняют на новую!

Она почувствовала на губах соленый вкус слез. Нет, Терри не должен знать о ребенке. Она не станет унижаться. Раз не нужна она, значит, не нужен и ребенок. А ей-то что делать с малышом? Не будет же она с ним разгуливать, как все эти одинокие матери, о которых злословят соседи, что у них ни стыда, ни совести. Будь на месте Терри другой, братья подстерегли бы его у дома, задали хорошую трепку и не замедлили бы сыграть пышную свадьбу. Но сейчас все гораздо сложнее. Майкл скорее перевернет небо и землю, чем согласится на брак сестры с полицейским, если бы даже Терри захотел этого. Мору бросило в жар, и она скинула одеяло. Она и представить себе не могла, как соблазнительно выглядит в своей короткой нейлоновой рубашке, открывавшей ее длинные стройные ноги.

Она лежала, обхватив руками груди, ее длинные волосы, расчесанные перед сном, образовали нимб вокруг головы и придавали девушке вид павшего ангела.

Мора переместилась с одного края подушки на другой. Ну за что ей такие мучения? Беременность и без того не большое удовольствие. Она снова повернулась на другой бок и стала смотреть в окно, за ним было темно, только свет уличных фонарей освещал комнату. Мора уже помолилась: Непорочному Зачатию и Святому Иуде, покровителю всех отчаявшихся. Над ее постелью висело изображение Святого Сердца – огромного золотого сосуда, пульсирующего вне тела Христова. На протяжении всех этих лет Христос благосклонно взирал на нее. Она опять начала молиться. В полутьме можно было различить сияние его золотого сердца. Она начала читать евхаристическую молитву:

– Отче наш, ты воистину свят для нас, и все сущее справедливо воздает тебе хвалу...

Вдруг Мора услышала шум подъезжающей машины. На потолке появились длинные тени, вызванные к жизни светом автомобильных фар, потом двигатель затих, и девушка догадалась, что это приехали ее братья. Продолжая молиться, она слышала, как они вошли в дом.

– Вся жизнь, вся святость исходят от тебя...

По лестнице застучали их башмаки.

– Через твоего сына, Иисуса Христа, Спасителя нашего.

Кто-то с силой распахнул дверь ее спальни и зажег верхний свет. Мора приподнялась на постели и заслонила рукой глаза.

У постели стояли Майкл и Джоффри в позе карающих ангелов.

– Что происходит? – раздраженно спросила Мора.

– Я как раз собирался спросить о том же тебя.

– Не знаю, о чем ты, Мики. Я ничего такого не сделала! – В голосе ее был испуг.

Майкл бросился к ней, схватил за волосы, оттянул назад голову.

– Ах ты, чертова потаскуха! С дерьмом спуталась? Да?

– Нет... Мики, клянусь тебе! – она уже визжала от страха.

– Не лги, шлендра!

Он приблизил ее лицо к своему, и она почувствовала его дыхание, когда он крикнул:

– Сегодня, Мора, твоему любовнику поставили ультиматум: либо юбка, либо работа. И, насколько мне известно, он выбрал работу.

Голова у Моры кружилась. Так вот почему он порвал с ней! Вот почему забрал ключ! Он узнал, кто она!

– Его вызвали к шефу и рассказали, из какой ты семейки. Ты сделала меня посмешищем в глазах всей лондонской полиции, черт тебя побери! Теперь надо мной будет потешаться каждый подонок от Лондона до Ливерпуля. Я мог бы ухандакать тебя к чертовой матери!

Мора его не слушала. Она ни о чем не могла сейчас думать, только о том, что Терри все о ней знал, когда она пришла к нему. Фамилия "Райан" стала между ними стеной. И где-то в самой глубине души в ней зрело зернышко презрения к нему. Значит, это не она, а ее семейство ему не нравилось. И значит, не она воздвигла стену между ними. Но это нисколько не утешало Мору. Напротив, чувство отвращения к Терри стало столь острым, что она ощущала его на вкус! Трусливый ублюдок! Грязный, трусливый ублюдок...

У него даже не хватило мужества сказать ей, почему он ее бросает. Врал, что хочет встречаться с другими женщинами, а на самом деле просто испугался ее братьев. Он ее уничтожил и не счел нужным объяснить, в чем дело. А она носит под сердцем его ребенка. Плод их так называемой "любви". Появись он сейчас здесь, Мора растерзала бы его на куски, не дожидаясь, пока это сделает Майкл. Да, она собственными руками убила бы этого презренного труса – Терри Пезерика. Она сама, а не ее братья.

Майкл и Джоффри как зачарованные смотрели на все время меняющееся лицо Моры.

– Оставьте меня одну! – заорала она на Майкла. Весь страх ее испарился при мысли о том, что сделал с ней Терри. Майкл замахнулся было на нее кулаком, но тут услышал голос Сары:

– Что, черт побери, здесь творится? Просто удивительно, как это вы не перебудили всех на этой проклятой улице! – Оценив ситуацию, Сара кинулась к сыну. Встав на цыпочки, она схватила его за волосы и принялась трясти, будто провинившегося пса. – Не смей поднимать руку на свою сестру, ты, безмозглый ублюдок! Оставь ее в покое, пока не вырвал ей все волосы. – Она колотила Майкла в грудь кулаками, а он даже пальцем ее не тронул, что говорило о его чувствах к матери, отпустил Мору и швырнул ее на подушки.

– Иди-ка к себе, мам, и спи. Я тут сам разберусь.

– Ну уж нет, черт побери! – заявила Сара и обернулась к мужу, который следом за ней вошел в спальню: – Скажи ему, пусть оставит сестру в покое!

И она заключила дочь в объятия.

Бенджамин, как всегда, был в подпитии. Он обвел всех мутными глазами и, с трудом соображая, махнул рукой жене:

– Оставь Мики в покое. Он знает, что делает.

Сара взорвалась:

– Прекрасно, Бен! Давай действуй, как всегда! Вали все на других! На этот раз – на сына. Пьяный ублюдок! Убирайся с глаз моих!

И она повернулась к Майклу:

– Ну, а теперь расскажи мне, что тут происходит. Твой папаша, видно, боится тебя, а я нисколько! Тех, кого я произвела на свет, я никогда не буду бояться! Запомни это! Давай говори, я слушаю. Выкладывай, что здесь происходит?

За Майкла ответил Джоффри:

– Она завела шашни со "стариной Биллом".

В наступившей тишине было слышно, как плачет Мора.

Сара ласково погладила дочь по голове и села к ней на постель:

– Ну и что? Почему это так беспокоит вас? Кем, дьявол вас побери, вы себя возомнили... Крейсами, что ли? Да вы полные ничтожества! Слышите? Ничтожества!

Там, на улице, вы, может, и крутые ребята, но здесь... – она жестом обвела комнату, – здесь вы всего-навсего мои дети. И все. Я никогда не думала, что доживу до такого дня, когда вы поднимете руку на собственную сестру!

Сара знала, что говорит все это, чтобы произвести впечатление. Она была хорошо осведомлена о жизни своих парней, о том, что их здорово боятся. Она не раз находила в сарае для угля оружие, не раз присутствовала вместе с сыновьями в суде. Даже читала о них в газетах. Несколько недель назад в "Ньюс оф зе уорлд" была большая статья о "клубах хозяек" в Сохо, один из упомянутых там клубов как раз принадлежал ее взрослому красивому сыну. Сыну, которого ей было все труднее и труднее любить. И вот теперь дело дошло до того, что ее единственную дочь, ее гордость и радость, собирались избить прямо здесь, в доме! И все из-за того, что она встречалась с полицейским. Наверняка приличным человеком. И все же Сара знала, что в личной жизни ее дочь не будет счастлива.

Она посмотрела в заплаканное лице Моры:

– Это правда, Мо?

Матери Мора лгать не могла и кивнула.

Бенджамин, уже слегка протрезвев, воскликнул:

– О Господи!

Сара набросилась на него, как бешеная собака:

– Я тебе покажу "О Господи". Твоя дочь – приличная девушка. Клянусь Спасителем, просто чудо, что, подрастая в компании таких, как вы, она давно не превратилась в шлюху. Вы все хозяева борделей, все до одного! – В голосе ее звучали слезы. – Я головы не могу поднять на улице, потому что каждый вас знает, знает, что мои сыновья – знаменитые сводники!

Она повернулась к Майклу:

– Вот что, парень: ты получаешь в этой жизни то, что заслужил. Платишь за все, что натворил. И за невинно загубленные жизни, и за смерть моего Антони. Это из-за тебя он погиб. Не работай он на тебя, был бы сейчас дома, со мной.

И еще, Майкл Райан, говорят – ты "голубой". И еще говорят, что "голубые" очень добры к своим матерям. Сделай же меня счастливой, уберись навсегда из этого дома! Давно пора. Тебе ведь уже тридцать один! Ступай же и живи со своим дружком, да еще прихвати с собой это маленькое ничтожество! – Она указала на Джоффри. – Да, да, тебя! Ты всегда тащишься за ним следом, стараешься во всем ему подражать. Вот и уходи вместе с ним, прямо сейчас! Уматывайте! Пошли вон, вы оба!

Майкл во все глаза смотрел на мать с таким выражением, будто у нее выросла еще одна голова. Он ее боготворил, жил ради нее. И если она от него отвернется, у него ничего не останется. Майкл шагнул к матери и заговорил прерывающимся от волнения голосом:

– Мам! Не глупи, мам... Я не хочу покидать тебя.

Сара оборвала его:

– Вот, Бенджамин, прекрасное существо мы с тобой воспитали: жестокого садиста и маменькиного сынка! – Она отстранила Майкла рукой. – Убирайся с глаз моих, Мики. Ты все нутро мне перевернул! Покуда ты творил насилие за стенами этого дома, я еще терпела, но видеть, как ты набрасываешься на собственную сестру... Она ведь еще ребенок! Нет, Мики, ты конченый человек, я в этом убеждена! А сейчас – убирайся вон!

Сара отвернулась от сына и прижала Мору к груди. Майкл, не двигаясь, тупо смотрел на нее. К нему подошел Джоффри, мягко взял за руку и вывел из комнаты. На Бенджамина никто не обращал внимания. А он уставился на жену так, словно видел ее впервые. Надо же, как разговорилась! За всю их совместную жизнь такого ни разу с ней не бывало.

Внизу хлопнула входная дверь. Бенджамин повернулся и медленно пошел в спальню.

Мора и Сара плакали.

– Ох, мам... Бедный Мики! – Даже после того, что произошло, Мора не могла не жалеть брата. Она знала, что для Майкла нет ничего важнее на свете, чем мать. Как только он не умер, выслушав все, что она сказала!

– Он не стоит жалости, Мо, – промолвила Сара. – Он хуже скота. Как вспомню, что он спит с мужиками, все нутро выворачивается.

Сара уселась поудобнее на постели и убрала с лица дочери растрепавшиеся волосы. Она любила Мору. И может быть, поэтому так опекала ее и позволила Майклу и остальным мальчикам вмешиваться в ее жизнь. Но когда она увидела, как Майкл колотит Мору, внутри у нее словно что-то оборвалось. Прав был Гарри, когда сказал, что она пыталась полностью подчинить себе Мору. И вот результат: дочь нашла себе парня, наверняка достойного человека, а братья хотели это все поломать.

И Сара ласково спросила:

– Кто же этот счастливчик?

Мора шмыгнула носом, вытерла слезы:

– Самое смешное, мам, что он меня сегодня отшил. Мы больше не увидимся.

Сара про себя улыбнулась:

– Послушай, девочка, ты еще встретишь много парней и каждый раз будешь думать, что влюбилась. Ты просто становишься взрослой. Не повтори моей ошибки, не выходи замуж за первого встречного, чтобы потом, как я, всю жизнь об этом жалеть. Найди себе человека порядочного, с приличным занятием. А с твоими братьями я разберусь.

Мора в голос заплакала:

– Пойми, мам. Терри... он был для меня единственным. Я по-настоящему любила его и, когда мы расстались, хотела умереть.

Сара не сдержала улыбки: до чего еще Мора молода и наивна!

– Это пройдет. Через несколько месяцев кто-нибудь еще станет "единственным". Говорю же тебе: ты становишься взрослой!

Мать разговаривала с ней, как с маленькой, и это вывело Мору из себя. Приподнявшись на локтях, она крикнула:

– Да через несколько месяцев вон что будет! – И она показала рукой на живот. – Я беременна.

Увидев ужас в глазах матери, Мора втайне торжествовала.

– Ох нет, Мо! Только не это! Так вот почему Майкл?..

Мора упала на подушки:

– Нет, мам. Он не знает. Я сама об этом узнала только сегодня. – Голос ее дрожал: – Я собиралась сказать ему... сказать Терри обо всем. О ребенке, о Мики... Но не успела, он выставил меня. Сказал, что не хочет быть связанным, что хочет встречаться с другими женщинами! – Лицо Моры исказило страдание. – Ой, мама! Что же мне делать?

Сара была сражена наповал. Она вглядывалась в лицо дочери. Беременна! Это слово эхом отдавалось в мозгу. Сара вся внутренне сжалась. Она сама забеременела в пятнадцать лет. Ее отец пошел к Бенджамину и задал ему "трепку на всю жизнь", как сам потом хвастался. Сыграли свадьбу, и с того дня вся ее жизнь пошла насмарку из-за этого дурацкого приключения в конце темной аллеи. Нет, с ее Морой такого не должно случиться! Боже упаси! Ее единственная дочь должна жить пристойно. Сара об этом позаботится!

– Придется избавиться от ребенка, – решительно заявила Сара.

– Что? – Море показалось, что она ослышалась.

– Я сказала, что избавишься от него!

– Но, мам! – Мора была в смятении. – Я не могу этого сделать. Это грех.

На тонких губах Сары появилась мрачная улыбка:

– Надо было об этом подумать, когда ты валялась, раздвинув ноги. Это ведь тоже грех! Словом, от ребенка надо избавиться. Поверь, Мо. – При виде печального лица Моры голос Сары стал мягче. – Настанет день, и ты мне скажешь "спасибо". Ты только представь, что будет, когда Майкл узнает! Полицейский обрюхатил его сестру, а потом бросил! Тут без убийства не обойдется!

Мора была вне себя от отчаяния.

– Потому он меня и бросил, мам... Потому, что я из семьи Райанов. Сам он мне не сказал об этом ни слова – я узнала от Мики: каким-то образом ему это стало известно.

Сара нежно поцеловала Мору в лоб. Она вдруг почувствовала себя измученной и совсем старой.

– Ладно, ты сейчас спи. А утром все обсудим.

После ухода матери Мора еще некоторое время продолжала лежать в темноте. Все, все у нее плохо! Мало того, что она забеременела, так теперь еще по ее милости Майкла и Джоффри вышвырнули из дому. Она чувствовала, как по щекам катятся непрошеные слезы. "Разве смогу я теперь когда-нибудь уснуть?" – подумала Мора. Но она уснула. И снова ее мучил виденный много раз кошмар...

Спустившись вниз, Сара согрела себе чаю и пила уже вторую чашку. Она знала, что предстоит бессонная ночь. Покончив с чаем, женщина принялась молиться Богородице-Заступнице:

– О ты, Пресвятая Дева Мария, вселяющая безграничную веру, ты, счастливо принявшая сладчайшее из имен – имя Матери-Заступницы... – Губы Сары едва шевелились в темноте кухни. – Молю тебя, помоги мне...

 

Глава 12

Обсудив все с матерью, Мора решила пойти по адресу, который ей дал служащий лаборатории, тот самый коротышка.

При других обстоятельствах можно было бы прибегнуть к помощи матушки Дженкинс, но, во-первых, она была слишком стара, а во-вторых – слишком болтлива. И Сара наотрез отказалась от этой мысли. Обращаться в местную больницу тоже не хотелось – семья Райанов была слишком известна. И вот, уже на четвертом месяце беременности, Мора в сопровождении матери отправилась на крохотную квартирку в районе Пэкхем. Доктор Патель жил на десятом этаже нового высокого дома. Сара еще раньше побывала здесь, чтобы обо всем договориться. После долгого подъема на лифте она постучалась в парадную дверь квартиры.

Всю дорогу от Ноттинг-Хилла женщины хранили молчание. Нервы у Моры были вконец расшатаны. Все ее существо восставало против того, на что она решилась, но стоило подумать о Мики и о неизбежном убийстве, как протест исчезал сам собой.

Дверь открыла женщина, типичная азиатка, в сари канареечного цвета. Она не переставала вежливо улыбаться, словно стараясь восполнить таким образом незнание английского. А Мора и Сара вдруг обнаружили, что непрерывно кивают ей головой, будто марионетки. Женщина провела их в гостиную. За всю свою жизнь Мора ни разу не видела такого разнообразия оттенков зеленого, голубого и красного цвета. Стены были увешаны, будто картинами, яркими коврами. Мора поймала взгляд матери и едва не прыснула со смеху. Неизвестно, кто из них нервничал больше.

В комнату вошел небольшого роста, неряшливо одетый мужчина, тоже азиатского происхождения:

– Как поживаете, мадам? – на ломаном английском спросил он.

Он поздоровался с ними за руку, и все повторилось сначала: мужчина без конца улыбался, а Мора и Сара, словно марионетки, кивали головами.

– Будьте добры, пройдите за мной. – Через маленькую дверь мужчина провел их на кухню, где все пропиталось запахом карри и еще каким-то, вызывающим отвращение, происхождение которого Мора не смогла бы определить. Ей казалось, что это запах крови. Как бы то ни было, запах этот проникал в самое горло, обжигая его. Кухня была крохотной, посредине стоял большой стол, покрытый желтой с черным узором клеенкой. Мора в страхе уставилась на него. Справа, на подставке, стоял поднос с инструментами из нержавеющей стали. Девушку прошиб пот. Мать в это время стала снимать с нее пальто, и оно, соскользнув с плеч Моры, упало матери на руки.

– Простите, вы уверены, что ваш мочевой пузырь пуст?

– Да... я... он пуст. – От страха Мора начала заикаться.

– Прекрасно. Тогда разденьтесь, пожалуйста, и ложитесь на стол.

– Что? Вы собираетесь делать это здесь?

Мужчина ошарашенно посмотрел на нее:

– Конечно.

– Давай же, Мо, снимай штаны.

Сгорая от смущения, Мора выскользнула из трусов и с помощью матери вскарабкалась на стол. Под ее тяжестью стол зашатался, и Море показалось, что он сейчас рухнет. Она зажмурилась и снова открыла глаза. На потолке, прямо над ее головой, висела лампочка без абажура. Шнур был опоясан копотью и загажен мухами. Мора снова зажмурилась. Нет, надо быть сумасшедшей, чтобы прийти сюда.

– Мам... мам! Я передумала!

– Сейчас... сейчас. Успокойтесь. Скоро все кончится.

Мора приподнялась, но Сара заставила ее лечь обратно.

– Ради всего святого, Мора! Веди себя, как полагается!

Мора чувствовала себя, словно в детстве, на приеме у зубного или какого-то другого врача. Только речь шла не о больном зубе или наложении шва, а об убийстве ее еще не рожденного ребенка.

– Деньги, пожалуйста. – Мужчина протянул руку.

Сара достала из сумки конверт и подала ему. Он вынул деньги, пересчитал и сунул обратно в конверт, после чего попытался запихнуть конверт в карман джемпера, сильно растянув его при этом.

"Какие у него грязные ногти", – подумала Сара и со страхом взглянула на дочь. Мора лежала вцепившись в края стола, ее длинные волосы почти касались пола.

Мистер Патель улыбнулся жене. Теперь он чувствовал себя вполне счастливым: пусть даже эта глупая девица передумает, деньги уже у него.

– Раздвиньте ноги!

Мора исполнила его приказание, и ее все сильнее охватывал ужас. Мистер Патель долго осматривал Мору, даже вспотел и вытер влажные ладони о джемпер. Затем он раздвинул волосы на лобке Моры и облизнулся. Сара с отвращением отвернулась, чувствуя, как закипает в ней желчь. Взяв с подноса инструмент, азиат ввел его в лоно Моры. Та, ощутив холод стали, вся напряглась.

– Расслабьтесь, мадам, скоро все кончится.

Мора почувствовала жгучую боль – врач стал открывать шейку матки. Мора задыхалась от все нарастающей боли. Теперь врач орудовал длинным металлическим стержнем с какой-то странной петлей на конце. И Саре казалось, что это не Мора стонет, а воет какой-то зверь, на лбу у дочери выступили крупные капли пота.

Врач работал быстро, вводя инструмент все глубже, буквально вгрызаясь в живую ткань, что-то бормотал на своем языке, когда Мора делала отчаянные попытки сесть.

– Ой, мама... пожалуйста... больно! Я не могу больше терпеть! – Это был вопль ужаса. В следующее мгновение она завизжала, будто попавшая в капкан собака. Жена врача попыталась зажать ей рот рукой. Мора не переставала плакать и, когда поворачивала голову, ощущала, что вокруг все мокро от слез. А врач продолжал делать свое дело.

Его жена и Сара держали Мору, чтобы она не свалилась со стола. Саре казалось, что она все это видит в кошмарном сне.

– Ну расслабься, Мо... расслабься же!

В соседней квартире кто-то включил радио, чтобы заглушить крики. Маленькую кухню заполнили звуки песни "Дай руку подержать".

Чтобы Мора не сжимала ног, мистер Патель удерживал их плечами.

– Бога ради, мадам! Не дергайтесь!

– Мам, останови его, мам!.. Я не могу больше! Пожалуйста!

Мора почувствовала, что из нее льется моча, словно лопнул мочевой пузырь, моча, смешанная с кровью, она ощущала их тепло.

Мистер Патель, держа в руке инструмент, крикнул что-то жене на своем языке. Миссис Патель вынула из стоявшего в раковине таза грязные чашки и поднесла его к столу. Затем они с мужем каким-то непостижимым образом усадили Мору над тазом.

Мора почувствовала, как из нее что-то вывалилось, и когда сквозь слипшиеся волосы посмотрела в ярко-оранжевый таз, то увидела там в слизи и крови младенца размером дюйма в четыре. Он уже сформировался! Плечи Моры стали вздрагивать, волна отчаяния захлестнула ее, она была близка к истерике. Это ее ребенок! Она еще сильнее заплакала, жалобные стоны перешли в рыдания.

Мора перевела взгляд с оранжевого гроба, где лежал ее младенец, на свои испачканные кровью бедра и потеряла сознание. Таз выскользнул из-под нее и вместе со всем содержимым грохнулся на пол. Сара смотрела на крохотного младенца, своего внука или внучку, и чувствовала, как жгучий стыд откуда-то снизу поднимается к сердцу.

Боже милосердный! Что она натворила?!

Миссис Патель несколько раз дернула Сару за руку, вернув ее к реальности. Сара отвела глаза от крохотного тельца и вместе с супружеской четой стала убирать с пола.

Когда Мора очнулась, на ней уже были ее трусы, а между ног – стерилизующая салфетка. Чувствовала она себя прескверно. Где она? Что за кровать? Что за комната? Она обвела все вокруг затуманенным взглядом, вспомнила, где находится, и как бы вновь ощутила где-то внутри холод стального инструмента и магический страх. Перед глазами неотступно стоял образ ее малыша, и Мора снова заплакала.

В комнату вошла Сара, обняла Мору. Сердце матери разрывалось от горя: недаром церковь запрещает аборты, считая это грехом! Это она толкнула дочь на такое ужасное дело, заставила ее страдать, мучиться от боли. Она нежно поцеловала Мору.

– Все позади, милая моя! – Она помогла Море сесть.

– Ох, мам, мне так плохо!

Море казалось, будто ей вспороли живот. Ведь аборт был сделан без всякой анестезии. Ни мать, ни Мора еще не знали, что после случившегося Мора уже никогда не будет такой, как была!

Через полчаса женщины сидели в такси, возвращаясь назад в Ноттинг-Хилл. До самого дома они хранили молчание.

И только очутившись в собственной постели, Мора сказала:

– Жаль, что у меня не хватило смелости оставить его, мама. Стоит мне вспомнить, как он лежал там... – Голос ее дрогнул, и, рыдая, она зарылась в подушки.

Сара не могла смотреть дочери в глаза и вышла из комнаты. Она спустилась вниз, прошла в гостиную и налила себе изрядную порцию виски. Несмотря ни на что, она должна сделать все домашние дела.

Когда вечером Сара поднялась к Море, та уже спала, на ее длинных ресницах блестели слезы. Сара подоткнула одеяло, поплотнее укрыв плечи дочери, и помолилась Богу, чтобы послал Море успокоение и бодрость. Она знала, что еще не скоро все станет по-прежнему, если вообще это когда-нибудь возможно.

Только на следующее утро Сара поняла, почему дочь спала так мирно и так долго. Не добудившись Моры, Сара, встревоженная ее бледностью, сдернула с нее одеяло и увидела, что дочь лежит в луже крови, промочившей простыни и даже матрас. Мора Райан истекала кровью!

На крик Сары примчалась ее подруга Пэт Джонстон, взглянула на Мору и немедленно вызвала "скорую помощь". Мору увезли в больницу, и, пока ее оперировали, Сара и Пэт сидели рядом, охваченные тревогой и горем.

Пэт сразу поняла, что случилось, и поклялась, что тайна умрет вместе с нею. Вызывая "скорую помощь", она позвонила также и Майклу, не зная, что еще предпринять. А теперь она сидела рядом с подругой, держа ее за руку. Напряжение Сары достигло предела: она ждала, когда кончится операция. До своего смертного часа Сара не перестанет раскаиваться в том, что отвела дочь в ту маленькую квартирку в Пэкхеме. Пусть лучше родила бы ребенка здесь, в больнице Святого Чарльза, где врачи сейчас отчаянно борются за ее жизнь. Сара крепко зажмурилась, стараясь вытравить из памяти страшные видения...

Сара услышала, как открылись двери операционной и обернулась. Появился хирург. Халат его был забрызган кровью, лицо мрачно.

"Неужели дочь умерла?" – подумала Сара, но тут раздался голос хирурга:

– Миссис Райан, самое худшее позади.

– Слава Богу! Ох, слава Богу! – услышала Сара свой собственный голос.

– На вашем месте, я не спешил бы благодарить Господа, миссис Райан! Вашу дочь всю изрезали и пришлось удалить оба яичника, к тому же внутрь попала инфекция, а больная не в силах была с ней бороться. Тот, кто делал аборт вашей дочери, заслуживает пожизненного заключения. – Врач покачал головой. – Она чудом осталась жива, только она не сможет больше иметь детей. Пока она еще под наркозом. Но повторяю: худшее позади. Впрочем, трудно сказать, что будет с ее рассудком после всего случившегося.

– Благодарю вас, доктор. Спасибо, – глухо произнесла Сара, испытывая стыд.

– Тот, кто искалечил вашу дочь, должен понести наказание. За все годы моей практики я ничего подобного не видел! Такое ощущение, что внутрь к ней лезли домкратом! Настоятельно прошу вас сообщить мне адрес этого человека. Я ничего не скажу полиции о вашей дочери, она и так жестоко наказана. Но нельзя допустить, чтобы такое когда-нибудь повторилось с другой женщиной.

Сара кивнула, достала из сумки тот самый клочок бумаги, который Море дали в лаборатории, и подала хирургу. Он похлопал Сару по плечу и сказал:

– Конечно, простой выход из положения иногда кажется соблазнительным, но, поверьте, это никогда не срабатывает. В результате приходится платить за это дорогую цену. Ваша дочь сейчас в палате интенсивного ухода, можете ее повидать. – И он вышел, сжимая в руке бумажку с адресом.

У входа в палату Сара и Пэт увидели Майкла. Он только что приехал в больницу. Забыв обо всем, Сара бросилась в его объятия. Майкл прижал к себе мать, в глазах его стояли слезы. Весь персонал смотрел, как высокий красивый мужчина успокаивает свою мать. А в это самое время Терри Пезерика безжалостно избивали двое наемных головорезов. Три месяца пролежит Терри в больнице и только год спустя сможет снова выйти на работу.

Усадив мать, Майкл попросил медсестру принести ей чаю, вытер ей своим носовым платком слезы и прошел в маленькую палату взглянуть на сестру. Он пристально смотрел на нее, пораженный увиденным. Казалось, прошла не ночь, а годы, обрушившиеся на нее всей своей тяжестью. Мора лежала бледная, с заострившимися скулами и ввалившимися щеками.

И Майкл дал себе страшную клятву: что бы с Морой ни случилось, что бы она ни совершила, он всегда придет ей на помощь. Ведь это из-за него она здесь лежит. Из-за него Пезерик ее бросил. Он виновник ее страданий. Он сделает все, что в его силах, чтобы Мора никогда не испытывала боли. И пока Майкл здесь, Пезерик получает свое, его изобьют так, что живого места не останется, он за все заплатит. И это справедливо!

"Надо заботиться о наших женщинах!" – сказал однажды Майкл Бенни.

Он ласково взял руку сестры в свою, и она пришла в себя. Пристально вглядываясь в лицо Майкла, Мора силилась что-то сказать и провела языком по растрескавшимся губам. Он склонился над ней и не сдержал рыданий, уткнувшись ей в плечо, когда она сказала:

– Мой ребенок, Мики. Мой бедный, невинный ребенок!

Майкл ласково обнял ее, и их слезы смешались. Он жизни не пожалеет, только бы Мора никогда больше не знала печали.

Неделю спустя полиция сообщила хирургу, мистеру Бернарду Фробишеру, что три дня тому назад в интересующую его квартиру бросили зажигательную бомбу. Ахман Патель, его жена и их старшая дочь Найма были найдены убитыми.

Полиция считала, что, скорее всего, это дело рук расистов, виновник обнаружен не был. Мистер Фробишер, поразмыслив, предпочел не высказывать своего мнения: он вовсе не собирался подвергать риску свою собственную семью. Тем более из-за какого-то лекаришки, промышлявшего незаконными абортами.

 

Глава 13

Через шесть недель Мора выписалась из больницы, и все родные единодушно решили, что она изменилась до неузнаваемости. Платье буквально болталось на ней, так она исхудала, и Бенни стал в шутку звать ее "гороховым стручком". Высокая и очень тонкая, она теперь походила на манекенщицу. Только груди, хоть и стали поменьше, по-прежнему были тяжелыми. Она улыбалась, когда Бенни шутил, но в глубине души понимала, какой дорогой ценой заплатила за свое похудание.

Сидя у себя в спальне, Мора наблюдала в окно за ребятишками на улице. Когда-то они с Маргарет играли в те же игры: "штрандер", "классы", "пять шариков". Мора с тоской вспоминала тот прекрасный и спокойный мир, в котором единственной ее заботой было вовремя вернуться домой. Профиль Моры, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее римский нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Синие глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Мора не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности. После больницы прежняя Мора Райан как бы перестала существовать.

Ее теперь можно было сравнить с раковиной – очень красивой снаружи и пустой внутри. Она была ко всему безразличной до того дня, когда в голове у нее созрел некий план. И осуществить его она могла только с помощью Майкла.

Один из ребятишек внизу вскрикнул, указав на что-то пальцем, и Мора улыбнулась, сразу догадавшись, что он увидел на тротуаре насекомое. Откуда-то из самых глубин подсознания всплыло воспоминание, и Мора кожей ощутила сырость каморки, где моют посуду, сырость, пронизывающую до мозга костей. Однажды Антони ее там запер, когда она была совсем еще ребенком, и погасил свет, оставив ее в кромешной тьме. Дотянуться до выключателя Мора не могла и, обреченная Антони пребывать в сырости и мраке, так и стояла там, зная, что под ногами у нее копошится целая армия тараканов. Это воспоминание заставило Мору вздрогнуть. На нее волной накатил страх, как в тот далекий день. Ей казалось тогда, что тараканы ползут по ее пухлым ножкам прямо в шорты. И вдруг почувствовала, что обмочилась, залив носки и башмаки. В тот же самый момент Мора так завизжала, что тотчас же прибежали мать с отцом и Майкл... Майкл снял с себя ремень и стал хлестать Антони, его крики смешались с ее собственными.

И снова мысли ее вернулись к ребенку, ее ребенку, который лежал в тазу для мытья посуды. Мора тряхнула головой, чтобы прогнать видение. Она никого не винила в случившемся. Только себя. "Да, да, я одна виновата, – без конца повторяла она. – Ни мама, ни Майкл, только я. И Терри".

Семя ненависти к нему попало ей в душу в тот страшный день, и Мора пестовала его и питала, пока оно не проросло, как гороховый стручок из сказки. Сообщение в "Дейли миррор" о том, что Терри избили, оставило ее равнодушной. Она не почувствовала ни жалости, ни боли. Ничего, кроме пустоты. Так же она относилась ко всему, что касалось ее. Презрение к Терри заглушило воспоминания о том хорошем, что между ними было: о близости и наслаждениях, о всяких приятных мелочах – словом, обо всем, что связано с Терри.

Не прогони он ее тогда, она оставила бы ребенка, как-то решила бы эту проблему. Не испугалась бы Майкла и перспективы стать матерью-одиночкой. Терри Пезерик стал для нее идеальным козлом отпущения. Она знала, что полиции известно, по чьему наущению он избит, но доказательств не было, как обычно, когда дело касалось Райанов.

Мора улыбнулась про себя. Что ж, если план ее осуществится, она станет настоящей представительницей семьи Райанов, притом весьма активной.

Она надеялась, что Терри при смерти, что после побоев его красивое лицо так изуродовано, что никто не захочет смотреть на него, и молила об этом Бога.

Единственным утешением в этой печальной истории было то, что Майкл вернул себе расположение матери. И хотя он по-прежнему не жил дома, зато часто навещал их. Вслед за Майклом тогда выехали Джоффри, Лесли, Ли и Гарри. Остались только Бенни и Мора. Ли с Гарри сняли себе жилье неподалеку от Эдгвар-роуд. Джоффри купил квартиру в Найтсбридже, поблизости от Майкла. Теперь в доме тихо, не то что в старые добрые времена, когда они были совсем еще юными и куролесили с утра до поздней ночи. Как ни странно, Мора не могла вспоминать об этом без сожаления.

Ее мысли прервал легкий стук в дверь.

Вошел Майкл, с большой коробкой шоколадных конфет. Она с нежностью посмотрела на брата. Все-таки он чертовски красивый мужчина!

– Ты все время мне покупаешь конфеты, Мики, а я их не ем.

– Зато я ем! – Он лукаво улыбнулся, бросился на кровать, потом покатался по полу и, наконец, стал перед ней на колени, возведя глаза к потолку и с мольбой протягивая ей коробку конфет. В этой позе он очень напоминал японскую гейшу!

– Я знаю, что дама любит "Молочный Поднос"!

Мора засмеялась:

– Возможно, но это – "Черная Магия"!

– Ладно, ладно, я жизнь готов отдать за тебя, а ты надо мной насмехаешься!

Наконец Майкл сел и внимательно взглянул на Мору:

– Как ты себя чувствуешь?

Мора вздохнула:

– Прекрасно, черт побери! Но я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы меня об этом не спрашивали. Мне хочется обо всем забыть. – Она свернулась в кресле комочком, и лицо ее снова приняло отчужденное выражение. Она настороженно поглядела на брата.

– Знаешь, Мики, у меня к тебе просьба.

Он пожал плечами:

– Давай, принцесса. Получишь все, что захочешь.

– Честно, Мики? Все?

Он положил руку на сердце:

– Клянусь вам, как говорят по телеку.

Мора подалась вперед и с усмешкой сказала:

– Дай мне работу!

Майкл растерянно уставился на нее:

– Насчет этого, Мора, ничего не могу сказать!

– Ты же обещал, Мики! – В голосе ее зазвучали резкие нотки. – Ты же обещал все. Верно?!

– Да, но только не это. Этого я просто не ожидал.

– Послушай, Мики, – Мора перешла на просительный тон. – Я долго думала и... Я бы хотела заняться мороженым и хот-догами.

– Ты? – крикнул Майкл так, словно его ударили топором.

– А почему бы и нет? Еще ребенком я довольно часто делала их.

Он усадил сестру поглубже в кресло.

– Ты просто не понимаешь, принцесса...

Мора снова подалась вперед и произнесла с отчаянием в голосе:

– Ох, Мики, я все понимаю! Это ты не понимаешь! Я прекрасно знаю, как с ними обращаться. Любой ребенок знает. Не бойся, я справлюсь. А не справлюсь – уволишь меня. Но я думаю, что справлюсь. Да еще как! Ты себе не представляешь! Лучшую часть своей жизни я присматривалась к тому, как вы строите свои планы! Дай мне шанс, Мики! И ты увидишь, что все будет в порядке!

– Послушай, Мо, даже для урки это опасное занятие, не говоря уже о такой птичке, как ты!

– Я знаю, Майкл, но я – твоя сестра, а вовсе не глупенькая птичка. Я стала бы это делать под собственную ответственность, как твои "хозяйки". Не отказывай мне, я не подведу. Поначалу со мной будут считаться, как с твоей младшей сестрой, но через несколько месяцев – уже со мной самой.

– Ты не понимаешь, Мо...

– Я все понимаю! И попробую это тебе объяснить, если только ты соблаговолишь меня выслушать! Я знаю, что, если кто-то пригоняет палатку на колесах на одно из наших полей, не важно с лицензией или нет, его либо предупреждают, либо стараются купить, все зависит от обстоятельств. А кто не желает играть по твоим правилам, получает пластиковую бомбу, и тогда ему становится ясно. В том случае, если парни тебе знакомы и нравятся, да к тому же участок не очень важный, ты разрешаешь им остаться под небольшие проценты. Боже всемогущий, Мики, мы же все из одного стручка! Уж если не мне, то кому вообще ты можешь доверять?!

Майкл принялся переваривать эту порцию логики:

– Ну, я не знаю, Мо...

Она почувствовала, что он сдается, и выставила свой козырь:

– Клянусь, Мики, ты будешь мной гордиться! Никто не сможет справиться с этим делом, как я. С участками все будет в порядке!

Лицо Моры светилось надеждой, и Майкл не в силах был ей отказать. Пусть это будет ей небольшой наградой за пережитые страдания.

– Ладно! Твоя взяла! – Он усмехнулся.

Мора бросилась в его объятия, и они оба свалились на пол. Она запечатлела на его губах долгий поцелуй.

– Ой, Мики, спасибо! Спасибо тебе! Обещаю работать на тебя, как ниггер! Ты не пожалеешь!

"Я таки заполучила мороженое и хот-доги", – подумала она, несколько озадаченная тем, что этот паинька Терри Пезерик, полицейский сапог, жаждет ловить преступников... Ладно, пусть попробует поймать ее!

– Обещаю, Мики, ты никогда не пожалеешь об этом!

И он не пожалел.

* * *

Мора пересекла Ярд и направилась к группе мужчин. Они все уставились на нее. Одни враждебно, другие с любопытством. Она стала их боссом, и, подобно большинству подчиненных, они ждали, что из этого получится. Всем было известно, что она – сестра Майкла Райана и что ей всего семнадцать. Ее наружность поразила мужчин: она была выше многих из них. Она улыбалась, скрывая за этой дружеской улыбкой свою нервозность.

– Ладно, думаю, все вы меня знаете, а через несколько недель я узнаю вас. Конечно, в этом деле я новичок, и буду рада любому дружескому совету. Но предупреждаю: окончательное решение за мной. Ну а теперь, джентльмены, если для кого-то из вас мои условия неприемлемы, давайте поговорим после того, как я определюсь с дежурствами. О'кей?

Она обвела взглядом лица мужчин, но ни на одном не заметила недовольства. Все они были бесстрастны. "Для начала неплохо", – подумала Мора.

– А теперь я хотела бы повидаться с "водителями" и "работниками". "Гонцы" могут отойти в сторону.

Через несколько минут образовалась группа поменьше. В обязанности "гонцов" входила слежка за полицией, они находились в стратегических точках неподалеку от фургона и наблюдали не только за обычными полицейскими, но и за машинами "панда". Еще они брали на заметку любое проявление соперничества и сообщали о нем водителям, которые были становым хребтом всего дела. Сплошь и рядом можно было наблюдать, как медленно отъезжает фургон с мороженым, а "гонцы" становятся на свою "вахту", особенно в тех случаях, когда речь шла о таких полицейских маршрутах, как Вестминстер, Парламент, Найтсбридж, а также улочки, прилегающие к Хэрродж и Бейкер-стрит, где находился "Музей мадам Тюссо", привлекавший к себе толпы туристов.

"Водители" и "работники" стояли спокойно. Они нанимали своих собственных "гонцов" и содержали их, а сами получали плату от Райанов. Если "гонцы" обнаруживали свою пригодность, им давали новые рабочие места, в зависимости от того, как они справились со своими обязанностями. Все эти мужчины были объединены в одну общину и крепко спаяны между собой. Если кто-то попадал в полицию на Боу-стрит, то называл не свою, а придуманную фамилию, а Майкл потом оплачивал их штрафы. Такая система устраивала всех. Можно было заколотить большие деньги, в особенности летом. И к этому прибыльному делу, как это бывает, тянулись многие, жаждущие подработать.

– Порядок дежурств пока сохраним прежний, – откашлявшись, сказала Мора. – Так что отправляйтесь на свои рабочие места. А я буду наблюдать за тем, как идет дело. Она снова улыбнулась. – Надеюсь, мы сработаемся.

Мужчины дружно закивали: теперь они чувствовали себя более уверенно – порядок дежурств остался прежним. Почти все знали свои участки с точностью до деталей: каждый проезд, каждый поворот аллеи, все обходные пути.

– Ладно, а теперь отправляйтесь! Возникнут трудности – звоните! Если не окажусь на месте, меня разыщут!

Она повернулась и пошла к машине типа "караван", служившей ей офисом. Майкл наблюдал за ней из окна. Он слышал ее разговор с "работниками" и остался доволен. Он больше не думал, что Мора не сможет справиться с работой.

Мужчины стали расходиться по своим фургонам. Им было как-то не по себе. Никто из них прежде не работал на женщину. Все это были мелкие грабители, угонщики машин или "запускатели воздушных змеев". Последние скупали украденные чековые книжки и приобретали на них товары, чтобы потом перепродать барыгам. Вторжение Моры в их чисто мужской мир было для них настоящим шоком. Но она – сестра Майкла Райана, поэтому они дадут ей испытательный срок. Не сработается с ними, а это наверняка так и будет, Майкл "отправит" ее, потому что прежде всего он – человек дела, и все останется как было.

Мора вошла в "караван", охваченная дурными предчувствиями, хотя все шло лучше, чем она ожидала.

Майкл засмеялся и покачал головой:

– Ну что, принцесса, ты еще не передумала? Тебе нужно это болото?

– Да, Майкл, нужно. А теперь, если не возражаешь, я хотела бы заглянуть в кое-какие книги.

– О, конечно. Прошу прошения за то, что дышу здесь!

Мора засмеялась:

– Выпей-ка на дорогу чашечку кофе. Знаешь, кое в чем я пока не уверена.

– Ладно, заметано. Но вот что я хочу сказать тебе, Мо: ты все провернула неплохо. Все эти парни, конечно, отбросы общества, но работают отлично. Только, ради Бога, не спускай с них глаз! Если они поцелуют тебе руку, не забудь пересчитать пальцы. А если кто-нибудь из этих мальчиков начнет шалить, дай мне знать. Они ведь родную бабушку пошлют на улицу, если только сочтут, что она может вытянуть из кого-нибудь пару монет. Давай, любовь моя, начинай делать дело так, как замыслила. Будь честной, но жестокой. Это – единственный закон, который они признают. Покажи, что ты сильнее их, и приобретешь друзей на всю жизнь. А проявишь слабину, говоря грубо, затрахают.

– Я это запомню, Мики. А как быть с книгами?

– Сама с ними разбирайся, Мо, я ни черта в них не смыслю. Велел Бенни прийти нынче утром и объяснить тебе, что он тут делал. Мое дело – забирать выручку. И все. Как Бенни ее добывал – понятия не имею. В общем, вникай во все сама.

– Ладно. Придет Бенни, спрошу у него.

– Так и сделай. И вот еще что, Мо: в ящике твоей конторки, справа, лежит пистолет.

– Пистолет?

– Да-да, пистолет. Я же говорил тебе, что это опасный бизнес. Но не бойся: я поставил снаружи одного из лучших ребят. Никто тебя не тронет, пока он здесь. Но на всякий случай ты должна знать, где находится пистолет. Если припрется какое-нибудь дерьмо, скажи, что вам, мол, заплачено за месяц вперед. Они могут попробовать тебя надуть. Поэтому, ни в коем случае, не расставайся с пистолетом, поняла?

Мора кивнула. Она выглядела озабоченной, и Майкл засмеялся:

– Ну что, не раздумала, сумеешь это провернуть?

Мора выпрямилась на стуле:

– Да, черт возьми, сумею. А теперь скажи: ты будешь пить кофе или нет?

Подходя к плитке, чтобы поставить чайник. Мора на миг засомневалась: под силу ли ей это дело? Но она тут же прогнала сомнение прочь. Она войдет в мир Райанов и преуспеет на этом поприще, навсегда свяжет себя с криминалом. И если уж она взялась за это дело, то обойдется без Майкла.

Денни Форстер, "гонец", уже почти два года работал на Мак-Эвана, по прозвищу Большой Билл, – рослого, общительного шотландца. Он стоял неподалеку от станции метро на Бейкер-стрит, наблюдая за патрулирующими полицейскими машинами "панда". Выдался славный весенний денек, и число туристов заметно увеличилось. Вдруг Денни увидел, что поблизости, на дороге, припарковался какой-то странный фургон. Он принадлежал братьям Милано, которые торговали мороженым. Денни нахмурился, направился к фургону и быстро прошел мимо. Внутри он заметил четверых мужчин. "Гонцов" среди них не было, и двоих из них Денни принял за "громил". Он медленно пошел в сторону "Музея мадам Тюссо" и рассказал шотландцу о том, что видел.

Большой Билл был далеко не кроткого нрава: как-то один из судей заявил, что Мак-Эван отвратительнейший тип, который не должен разгуливать по улицам рядом с порядочными людьми. Большой Билл воспринял эти слова как комплимент. Он считал себя человеком незаурядным и был благодарен судье за то, что тот разделял его мнение. Как-никак, судья имеет образование.

Мак-Эван, получавший немалую долю ренты с фургонов, торгующих мороженым, поспешил к конкурентам и сразу понял, что его ждали.

– Это – моя территория, так что сматывайтесь отсюда и поживее! – заявил он, тряся своим большим животом, нависшим над брюками.

Весьма приятной наружности итальянец улыбнулся в ответ, демонстрируя идеальные зубы:

– У нас есть лицензия, и мы не нарушаем закона. Думаю, вы сами... как это говорится?.. ошибаетесь.

Большой Билл уставился на итальянца своими свиными глазками. Он решил, что тот просто дебил. Каждый, работавший в "мороженом" бизнесе, знал, кто такой Мак-Эван. Именно поэтому он и заполучил работу на "Мече", одном из лучших участков Лондона.

– Вы сматываетесь или нет? – спросил он тоном, не терпящим возражений.

К тому времени собралась толпа любопытных понаблюдать за матчем. И туристы и лондонцы чувствовали, что без драки не обойдется, и болтались там, чтобы увидеть, кто победит.

– Нет...

Не дослушав итальянца, Большой Билл поспешил прочь и ввалился в собственный фургон, выкрашенный в ярко-розовые и желтые тона, с зелеными надписями: "Мороженое "Дингли Деллс".

Ни слова не сказав своему слуге, Мак-Эван тронул фургон с места и вырулил со стоянки, в то время как слуга делал отчаянные попытки накрыть крышкой горячую сковородку, полную нарезанного лука и недожарившихся гамбургеров. Он погасил газ и отключил аппаратуру для изготовления мороженого, не желая рисковать.

Большой Билл погнал свой фургон прямо на фургон братьев Милано. И не успели итальянцы опомниться, как очутились на полу. Большой Билл с такой силой врезался в заднюю часть фургона соперников, что коробка с хлопьями в его собственном фургоне перелетела с задней полки на переднее сиденье и ее содержимое высыпалось прямо на брюки Большого Билла.

Он снова подал назад и еще раз протаранил фургон итальянцев. А те, чтобы их не швыряло из стороны в сторону, хватались за что могли. Наконец, подогнав свой фургон к итальянскому, Большой Билл крикнул:

– Завтра утром притащу с собой "стрелков", и вас заставят убраться. Это мое первое и последнее предупреждение.

После этого шотландец медленно отъехал.

Началась "хот-договая" война 1967 года.

* * *

Мора очень внимательно выслушала Большого Билла. Буквально за несколько недель она научилась разбираться в бизнесе "мороженщиков".

– И что вы теперь намерены предпринять, миссис? – спросил шотландец.

Мора вздохнула: если он еще раз назовет ее "миссис", она его просто задушит!

– Ладно, Билл, пока точно не знаю, но обещаю тебе в течение двадцати четырех часов разобраться с этим, устраивает?

– Непременно разберитесь, миссис. Я сегодня потерял целую кучу денег.

Мора прервала его:

– Это мне хорошо известно, Билл. А теперь мотай домой и предоставь все мне. – Он повернулся, чтобы уйти, но Мора его вернула. – Вот еще что. Зови меня либо Мора, либо мисс Райан. Как тебе больше нравится. Только не "миссис"! – И она холодно улыбнулась ему.

– Все понял, миссис! Я вам скажу позже, как я решил вас называть.

Мора мысленно поставила Большому Биллу "отлично".

Оставшись одна, она стала обдумывать то, что узнала от Билла. Вот и шанс, которого она так ждала! Сумеет справиться с этим одна, без братьев, упрочит свое положение. Мора позвала своего секретаря, Тони Дули, рослого темнокожего мужчину, унаследовавшего свою фамилию от дедушки, ирландца, женившегося на женщине из Вест-Индии. Тони выслушал Мору, изложившую ему свой план, и улыбнулся. Мора вытащила из ящика пистолет и сунула в сумку. Сейчас самое время пойти повидаться с братьями Милано.

* * *

Джордж Милано окинул оценивающим взглядом сидевшую напротив девчонку и пришел к выводу, что груди у нее в полном порядке. Майкл Райан его разочаровал. Итальянец уважал Майкла как хорошего бизнесмена. И вдруг на тебе! Всю улицу насмешил! Передал младшей сестре мороженое и хот-доги. А теперь вот она сидит здесь, у него в офисе, и, кажется, грозит ему. Правда не в открытую, намеками. Просто забавно!

Джордж улыбнулся.

– Послушайте-ка, мисс Райан. Мне очень лестно, что вы удостоили меня своим посещением, но зачем зря терять время? На каждый фургон я получил лицензию. Поговорите лучше со старшим братом... а может, остальной бизнес он отдал в руки вашей мамаши?

Это было сказано с таким ехидством, что Мора в бешенстве сжала зубы, но голос ее звучал мягко, когда она спросила:

– Значит, вы отказываетесь выслушать меня?

Он покачал головой, все еще улыбаясь этой своей, бесившей ее, улыбкой. Мора встала и тут заметила, что он разглядывает ее ноги.

– Прекрасно, мистер Милано. Тогда нам придется как-нибудь по-другому договориться.

И она вышла из офиса с высоко поднятой головой, сопровождаемая Тони Дули. Это первое сражение, возможно, Милано и выиграл, но Мора полна была решимости выиграть всю войну. Прямо от братьев Милано на Олдгейт-Ист она отправилась в Брикстон к одному из братьев Тони Дули и через два часа ушла от него улыбающаяся. Только она вернулась в свой "караван", как позвонил Майкл. Она заверила его, что все участки под контролем и он может не беспокоиться. Тони приготовил кофе, и они, как добрые друзья, выпили по чашечке. С участков все время поступали сообщения.

– Отправляйся домой, – говорила Мора "водителям", – до завтра!

Джоффри был раздражен, и Майкл это знал.

– Ну не справится она одна с этим делом, – твердил Джоффри.

– Посмотрим, Джофф, как у нее пойдет дальше. Я думаю, она еще нас удивит.

– Ну а если с ней что-нибудь случится? Что тогда?

Майкл засмеялся:

– Ничего с ней не случится. Зачем, по-твоему, при ней Тони Дули? Надо дать ей свободу действий, Джофф. Если она напорет, мы сразу вмешаемся. А если добьется успеха, это ей прибавит уверенности. В общем, давай пока забудем об этом.

Но Джоффри был зол на Майкла. Как может молоденькая девушка справиться с такими типами, как братья Милано? Об этом и речи быть не может.

– Ты хоть представляешь себе, как она станет со всем этим разбираться?

Майкл вышел из себя. Этот Джоффри – ну просто старая баба!

– Нет, не представляю. И хватит об этом, мать твою! Она просила дать ей сутки, и она их получит, понял?

– Ну понял... понял, не кипятись!

Наступило молчание. Майкл надеялся, что Мора его не подведет. Он знал, какой поднялся на улице шум, когда стало известно, что Мора поставлена во главе "мороженщиков". Над Майклом потешались не только конкуренты-уголовники, но и свои собственные "работники". Правда, сказать ему об этом открыто боялись. В представлении этих людей женщина могла быть либо женой, либо любовницей. Но чтобы заниматься бизнесом! Бывало, конечно, что женщина торговала своим телом – единственным имуществом, которым владела, но это уже была шлюха. И то в девяти случаях из десяти за ее спиной стоял мужчина – сутенер или дружок.

Размышляя таким образом, Майкл сцепил пальцы. Многое, очень многое зависело от того, как поступит Мора в ближайшие сутки. Хотелось думать, что он не ошибся в ней.

* * *

Сорокапятилетний Джордж Милано был уже второй год женат на женщине вдвое моложе его. Она прилетела из Палермо за неделю до свадьбы.

Она родила ему двоих сыновей и сейчас была совершенно равнодушна к его ласкам. Джордж как раз из кожи вон лез, демонстрируя свои мужские способности, пыхтел и сопел, когда зазвонил телефон, стоявший у самой кровати. Джордж посмотрел на часы. Было два часа ночи. Он снял трубку, не сочтя нужным прерывать столь приятное занятие. Жена с неприязнью наблюдала за его лицом. Она давно поняла, что, если лежать не двигаясь, его ненадолго хватит. И хотя она не испытывала к этому толстому, уже немолодому мужчине никаких чувств, ее женское самолюбие было задето: лежа на ней, он позволил себе говорить по телефону.

– Да? – произнес он каким-то неестественным, прерывающимся голосом.

– Это Джордж Милано?

Звонила Мора Райан! Он так удивился, что на какой-то момент замер, не двигаясь.

– Что вам угодно?

– Ничего. Просто хочу сообщить вам, что пять минут тому назад ваш гараж взлетел на воздух. Я случайно там оказалась и видела, как он горел. – Трубка умолкла и не подавала больше признаков жизни. Так же, как и сам Джордж. Он лежал разинув рот, с телефонной трубкой в руке, забыв о своей молодой жене.

Магдалена своей изящной ручкой закрыла ему рот.

С его ночными приставаниями она еще как-то мирилась, но вовсе не собиралась любоваться его искусственными зубами и желтым языком.

Ее прикосновение вернуло его к действительности. Он соскочил с кровати и, выкрикивая ругательства, стал одеваться. Магдалена повернулась на другой бок и прикрыла глаза, испытывая благодарность к тому, кто своим телефонным звонком поумерил сексуальные аппетиты супруга. Когда через пять минут Джордж выскочил из дому, она уже спала.

К тому времени, как Джордж добрался до своего гаража на Олдгейт-Ист, самый большой пожар был уже потушен. Он заметил полицейскую машину и направился прямо к стоявшим возле нее офицерам.

– Я знаю, кто это сделал! Райаны! Они мне позвонили, чтобы сообщить... – голос его замер: в полицейской машине сидела Мора Райан.

Она с самым невинным видом поглядела на него:

– Прошу прощения, в чем дело?

И Джордж Милано вдруг понял, с кем хотел тягаться. Он больше не думал, как захватит позиции Райанов в Лондоне, а представил себе, что тело его плывет по Темзе. Отвернувшись от ухмылявшихся офицеров, он направился к тому, что некогда было его гаражом. Почти все фургоны сгорели. Джордж как-то сразу весь сник, и Море на миг даже стало жаль его. Но стоило ей вспомнить о том, что одержи он верх, игра шла бы на другой половине поля, как жалость вмиг испарилась. Она погубила весь его бизнес.

Мора вышла из машины. Офицеры в этом районе уже все были куплены ее братом. Мора подошла к Джорджу Милано и положила руку ему на плечо.

– Я ведь вас предупреждала, мистер Милано.

Он беззвучно кивнул:

– Да, конечно.

– Прошу прощения за случившееся и очень сожалею, что до этого дошло.

Джордж снова кивнул.

Мора отошла от него и вместе с Тони Дули на собственной машине отправилась к себе в гараж, намереваясь пробыть там всю ночь в компании Тони и двух его приятелей. В случае, если им попытаются отомстить, Мора и с этим справится.

* * *

В половине шестого Тони купил "Дейли миррор" с сообщением о взрыве гаража на средней полосе газеты. Там говорилось, что после столкновения соперничающих фургонов с мороженым на Бейкер-стрит был взорван гараж известного итальянского торговца. По мнению полиции, это дело рук еще одного итальянского клана. Как известно, итальянцы – главные поставщики мороженого в Лондоне и прилегающих к нему районах. Далее шла история о том, каким образом разбогател отец Джорджа Милано: из уличного торговца, развозившего мороженое на тележке допоздна за каких-нибудь семнадцать сотен, он превратился в создателя империи бизнеса "Братья Милано".

Мора, Тони и остальные весело смеялись. Все-таки они сделали это!

В четверг, в девять пятнадцать утра. Джордж позвонил Майклу.

– Алло! Майкл Райан на проводе.

– Хэлло, Майкл. Это Джордж... Джордж Милано. Как поживаете?

– Прекрасно, Джордж. Чего, видимо, нельзя сказать о вас, а?

– Я не ожидал, что ваша сестра пользуется вашей поддержкой... – В голосе Милано звучало отчаяние, и Майкл перебил его:

– Джордж, я оказываю ей поддержку лишь тогда, когда она об этом просит. Тот, кто провернул это дельце, работает на нее, а не на меня. Так что ее и ублажайте.

Ответа не последовало.

– Я знаю, о чем вы подумали, Джордж. Сплетни обычно возвращаются к тому, о ком сплетничают. А я знаю, что болтают на улице. Что, мол, Майкл рехнулся, поставив сестру во главе "мороженщиков". Но в данном случае игра стоит свеч, малышка просто наплевала на все ваши фейерверки! Поэтому повторяю вам: если хотите торговаться, торгуйтесь с нею.

Майкл положил трубку и расхохотался. Затем поглядел на Джоффри и, указывая на лежавшую на конторке газету, сказал:

– Отличная она у нас девочка, мать ее!

* * *

В половине седьмого утра все "работники" Моры собрались для получения нарядов и тепло ее приветствовали. Она завоевала не только их уважение, но и дружбу. И это был для Моры еще один плюс. Наблюдая за тем, как они расходятся по своим фургонам и залезают в них, она вдруг почувствовала гордость. Она смогла, она справилась. Только фургоны, словно сговорившись, завернули за угол, как водители включили музыкальные сирены. Загремела музыка "Дингли Деллса", являвшаяся клаксонным переложением некогда популярной в музыкальных салонах мелодии: "Сколько стоит песик, что смотрит из окна?"

Заткнув уши, Мора громко расхохоталась. Потом весь день ловила себя на том, что напевает этот мотивчик. Этот день в ее жизни стал переломным. Пройдет полтора года, и Мора будет держать под контролем все сферы влияния в Лондоне.

Врожденная благожелательность Моры в сочетании с беспощадной жестокостью, когда в ход шло все, начиная от палок и кончая мускульной силой, приведет Мору Райан на желанный путь.