20. Наручники
— Мы вернулись!
Пожилая женщина в сувенирном магазине отеля Edgewater Inn в Сиэтле посмотрела на Бонзо.
— А вы кто? — спросила она.
— Мы были здесь в прошлом году, — ответил он. — Вы не помните? Мы — одни из ваших лучших рыболовов.
Мы спустились в магазин, чтобы прикупить удочек на вечер. Я немного напрягался из-за того, что слухи об акулах распространились по всему миру и могли дойти до самого отеля. Но эта женщина, видимо, имела другие интересы в жизни. Её внимание привлекла покосившаяся стойка для свечей рядом с кассовым аппаратом.
Через несколько минут мы сидели с закинутыми в воды Пьюджет Саунда удочками.
— Как хорошо быть дома, — сказал Роберт.
По странному совпадению, мы поселились там же, где и в прошлом году. Бонзо поймал пару пятнистых акул в первые полчаса. Джимми тоже поймал одну. Далее мы только успевали цеплять наживку, как старые профи.
— Кто-то пополнил запасы в океане, — предположил Бонзо.
Наступила ночь, но наша рыбацкая экспедиция продолжалась. Около трёх утра в дверь постучали три довольные милые девчушки — две блондинки и брюнетка. Они носили мини-юбки, груди выпадали из блузок, а на лице так и написано «Трахни меня». Кажется, было воскресенье, но собирались они вовсе не в церковь.
Однако, мы с Бонэмом сосредоточились на рыбалке. Посмотрев друг на друга, мы покачали головами.
— Извините, — ответил я им. — Сегодня мы ловим рыбу. Приходите завтра!
Звучит странно, но иногда групи нам докучали. С ростом славы и благосостояния, позволявших удовлетворять любые наши фантазии, мы постоянно искали новые способы развлечений. На тот момент нам нужна была только рыбалка. Те девушки выглядели соблазнительно, они, очевидно, очень хотели развлечься, но в других городах тоже были женщины, а рыбалка была «здесь и сейчас».
Ко времени данного посещения Сиэтла мы уже знали, что вонь от пойманных акул становится невыносимой через день-другой торчания в отеле.
— Невозможно пить в этом зловонии, рыбный запах повсюду, — пожаловался Бонэм.
— Может, и так, — ответил я. — Тебе потребуется дезодорант размером с город Шайенн, штат Вайоминг, чтобы освежить помещение.
И мы решили снять дополнительную «рыбацкую» комнату, куда складывали добычу. В тот приезд мы наловили около тридцати акул за две ночи и свалили их в кучу посредине комнаты.
— И что мы будем делать с этим добром? — спросил Бонзо.
— Не знаю, — сказал я. — Давай сложим их в туалет. Если мы закроем дверь, может, пахнуть будет не так сильно.
Очень даже аккуратно мы начали складывать одну акулу на другую в шкафу туалета, прерываясь каждую минуту на глоток спиртного. Когда мы закончили, то тихо закрыли дверь и пошли спать.
Утром нас разбудили вопли. Горничная в истерике бежала по коридору, видимо после посещения «рыбацкого» номера. Она убирала комнату, и её привлекло амбрэ из туалета. Когда она открыла дверь, на неё свалилась гора из тридцати акул, да так, что она упала на пол и ей пришлось бороться за жизнь. Может быть, ей показалось, что на неё напали пришельцы-монстры.
Потом в номер влетел менеджер отеля и осмотрел помещение. Глядя на бойню, он обхватил лысую голову руками, видимо, таким образом выражая своё отвращение. Если бы у него росли волосы, он их, наверное, вырвал одним махом.
— Парни, у вас есть чувство приличия? — негодовал он. — Вас учили уважать чужую собственность?
Я глянул на Джона Пола и прошептал:
— Думаю, мы ответим «нет» на оба вопроса.
Мы с Джоном Полом вернулись в свои номера, чтобы поспать.
— В Америке все потеряли чувство юмора? — бормотал Джон Пол.
В тот день мы выехали из отеля и нам выставили счёт в двести пятьдесят долларов за чистку ковров и уборку рыбных остатков из туалета.
Наша реакция на происшествие являлась классическим примером того, как группа чувствует свою власть и показывает превосходство, которое сопутствует успеху и богатству. Легко начать думать, что можно избежать ответственности за те вещи (особенно если ты их обычно и делаешь), о которых обычный человек даже побоится подумать. Двести пятьдесят долларов ничего не значили для нас. Всего лишь небольшая цена за маленькое веселье.
Как однажды сказал Бонзо: «Мы в том положении, когда не потерпим никакого дерьма от кого бы то ни было». Это означало прессовать людей, перебегающих нам дорожку. В туре семидесятого слова Бонзо подразумевали борьбу с бутлеггерами, особенно если нам удавалось их поймать за руку.
По мере роста популярности группы, рос спрос и на пиратские кассеты и пластинки с живых выступлений. Двух альбомов в магазинах было недостаточно. Множество поклонников хотели больше Led Zeppelin, чем мы им давали.
На каждом концерте североамериканского тура Питер и я всегда высматривали магнитофоны в толпе.
— Это деньги из нашего кармана, — жаловался Питер. — Ублюдки не уйдут просто так.
В начале концерта в Ванкувере Питер увидел человека недалеко от сцены, склонившегося над профессиональным магнитофоном и державшим микрофон над головой.
— Посмотри на этого урода с микрофоном и магнитофоном! — проревел Питер. — Он прямо на видном месте. Вот дурак!
Несколько членов техперсонала и я подбежали к нему, схватили парня за ворот рубашки, подняли над землёй и заорали:
— Ты не можешь этого делать, козёл! Если хочешь послушать, иди в магазин и купи пластинку, как все остальные люди!
Мужика мы бросили на пол, а магнитофон разбили об ограждение на тысячу мелких кусочков.
— Наслаждайся концертом! — скомандовал я ему, и мы проследовали в служебное помещение.
К сожалению, человек не записывал концерт на плёнку. И он не был ярым фанатом.
— Рабочий сцены мне сказал, что тот парень, которого мы побили — чиновник, — сказал я Питеру. — Он работает на власти города и замеряет уровень шума на концертах.
До окончания шоу приехала полиция и допрашивала нас целый час. К счастью, копы не желали заводить дело, которое могло потом просочиться в газеты. Мы согласились заплатить за магнитофон, и инцидент был исчерпан.
Покинув северо-запад, мы направились в Лос-Анджелес через Денвер. Как нам ни хотелось вернуться в «Шато Мармон», Питер настаивал, чтобы мы поселились в отеле «Континенталь Хайятт Хауз» на бульваре Сансет. Из-за убийства Шэрон Тейт и четырёх её друзей бандой Чарльза Мэнсона в 1969-м Питер превратился в параноика на почве безопасности. «Мармон» с его изолированными бунгало, разбросанными по участку земли, казался лёгкой мишенью для задумавших преступление. Питер считал, что самодостаточный многоэтажный отель предоставит нам большую защиту.
Плант и Бонэм прозвали отель «Хаос Хауз», по вполне определённым причинам. Девушки на цеппелиновском сафари толпились в холле и заполняли лифты, которые отвозили их до девятого этажа, где обитали мы. В отсутствие рыбалки было бы глупо отказываться от их предложений. Девушки были повсюду — в холле, в коридорах, и неизбежно в наших постелях. Иногда мы собирали девушек и усаживали в конец нашего неприлично длинного лимузина, который так нагружался, что цеплял днищем землю на выезде из отеля и его приходилось выталкивать на улицу. Чистое безумие целую неделю.
Однажды днём в холле ко мне подошла семнадцатилетняя девчонка.
— Мы слышали про хлысты Джимми, — сказала она. — Он на самом деле их использует?
— Тебе нравятся хлысты? — спросил я.
— Обожаю!
Я слышал про страсть Джимми к кнутам, но сам их никогда не видел. Он носил с собой маленький черный ящик, может быть, там он их хранил. Мисс Памела, одна из подружек Джимми в США в начале семидесятых, говорила, что другие девушки утверждали, что время от времени Джимми использовал хлысты, но не с ней.
Я так и не узнал, питал ли на самом деле слабость к хлыстам Джимми. Но мы брали и другие необычные атрибуты — чаще всего наручники!
Когда мы выезжали из отеля в лос-анджелесский Форум, Бонэм и я приковали наручниками двух девушек — маленькую хорошенькую брюнетку и высокую блондинку — к кроватям в номере. Мы хотели удостовериться, что они останутся там, когда мы вернёмся.
— Мы должны куда-нибудь нырнуть после дня тяжёлого труда! Эти девушки идеально годятся для работы, — сказал Бонзо.
Когда мы застегнули наручники, можно было ожидать истерическую реакцию девушек, они могли сопротивляться, молить о пощаде. Но этого не произошло. Они вообще не жаловались на временное заключение.
— Я уже позвонил в сервис, — сказал я девчонкам, покидая номер. — Служащий принесёт вам поесть в восемь вечера. Там лежат несколько косяков, если захочется. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в сервис! Приятного вечера!
Когда мы вернулись с концерта, девушки ожидали нас в номере. Они поужинали. Кроме небольшого раздражения на запястьях, других признаков нездоровья не наблюдалось.
— А теперь у нас будет вечеринка? — спросила одна из них.
— Почему бы и нет, — ответил Джимми, открывая бутылку шампанского.
Девчонки пробыли с нами целые сутки, наручников не потребовалось, чтобы удержать их с нами.
21. Друзья
К концу весеннего тура по Америке 1970-го мы изрядно подустали. Слишком много переездов, слишком мало сна, в избытке алкоголя и наркоты.
Больше других на грани срыва находился Роберт. Его замучила простуда, и голос сел. Он хрипел и свистел, едва мог говорить, не говоря уже о пении. Профессиональная гордость гнала его на сцену каждый вечер, он старался извлечь максимум из своего голоса.
— Так продолжаться не может, — проскрипел он на концерте в Солт-Лейк-Сити, на лице было написано разочарование. — Я теряю голос, не знаю, насколько его хватит.
Мы постоянно увлажняли номер Роберта, чтобы смягчить боль в горле. Но ничего не помогало. Каждый вечер ему приходилось тяжелее, чем в предыдущий.
В середине апреля мы приехали в Финикс и остановились в отеле «Балтимор».
— Может быть, если я немного расслаблюсь — выйду из отеля на пару часов — мне будет легче, — предположил он. Он попросил меня после обеда организовать прогулку на лошадях.
Через час Роберт и агент из Atlantic Records по имени Марио проезжали по ближайшей тропинке на паре арендованных лошадей. Роберт чувствовал себя прекрасно на свежем воздухе. Десять минут прогулки окончились, однако, внезапно. Марио свалился с лошади на кактус. Полчаса потребовалось доктору, чтобы вытащить все иголки.
Позже Роберт пошутил:
— Я даже почувствовал себя ещё лучше, из-за того, что не я, а Марио пришлось пройти через мучительную процедуру.
Физиотерапевт из Финикса осмотрел Роберта: ему не понравилось увиденное. Его беспокоили длительные поражения горла, и он настаивал, чтобы мы отменили последний концерт тура, запланированный в Лас-Вегасе в Конвеншн Центре. Но Роберт упрямился:
— Давайте я рискну. Всего один концерт. Стыдно подвести поклонников.
Как и остальные, Роберта передёргивало от мысли разочаровать аудиторию. Еле слышным голосом он произнёс:
— Я буду пить много чаю сегодня, мой голос, может быть, улучшится к последнему концерту.
На утро улучшений не наблюдалось. Вмешался Питер и взял ситуацию под контроль.
— Всё, Роберт, — сказал он. — Сегодня никакого шоу не будет. Ты пел двадцать девять концертов в течение месяца. Доктор говорит, если ты не дашь отдохнуть голосу достаточно долгое время, то рискуешь потерять его навсегда. Из-за одного концерта ты можешь разрушить карьеру. Я принял решение: мы едем домой.
Из Финикса мы полетели в Нью-Йорк, потом в Лондон. Следуя рекомендациям доктора, Роберт едва ли ни слова не произнёс по дороге домой.
Вернувшись в Англию, Роберт не смог долго сидеть без дела. Для парня, который часто жаловался, что группа мало отдыхает, через неделю пребывания дома он места себе не находил.
Роберт рассказал нам, что ссорится с Морин. Да, жизнь на гастролях сумасшедшая, но дома его ожидал ад, по крайней мере, на тот момент. Он решил, что им с Морин нужно куда-нибудь съездить, и взять с собой Джимми, чтобы поработать. Возможно, поездка сгладит острые углы.
Менее, чем через неделю после возвращения в Великобританию, Роберт позвонил Джимми:
— Я готов поработать. Давай напишем новые песни.
Через полтора года после создания Led Zeppelin, талант Роберта расцвёл до неузнаваемости, по сравнению с другими. Он не только пел более уверенно, но также поверил в себя в качестве автора. Нет, он не ставил себя на один уровень с Джимми, но у него был свой стиль. Он точно не чувствовал себя запуганным или беззащитным, хотя сочинял песни с одним из лучших в мире музыки.
Джимми с Робертом провели ревизию, что у них имелось на то момент. Вместе с семьёй Роберта и Шарлоттой, они поехали в Южный Уэльс и остановились в горном коттедже под названием Bron-Yr-Aur, что по-валлийски означает «Золотая грудь» («Привезите мне парочку золотых грудей», — попросил я их).
Коттедж располагался недалеко от реки Дови, удобств в нём практически не было: вместо электрического освещения пользовались газом. Роберт и Джимми смогли немного расслабиться: например, они гоняли на джипах по холмам. Но основной целью было написание новых песен для третьего альбома: «Out of the Tiles»… «Celebration Day»… «Bron-Yr-Aur Stomp». На прогулки они иногда брали с собой переносной магнитофон и гитару и возвращались с готовыми словами и мелодией. На одной из таких вылазок они устроились в маленькой долине, Джимми наиграл тему, а Роберт моментально набросал слова для куплета. Хорошо, что магнитофон работал. Песня быстро превратилась в «That's the Way».
Роберт взял инициативу на себя в некоторых песнях. Увлечение кельтскими легендами дало жизнь «Immigrant Song». Его собака по кличке Страйдер вдохновила на создание «Bron-Yr-Aur Stomp». Песни рождались быстро.
К середине мая Led Zeppelin были готовы к записи. Но никто не был заинтересован в работе на обычной студии звукозаписи.
— Какие варианты у нас есть? — спросил Бонзо.
— Давайте снимем какой-нибудь уединённый дом и притащим туда мобильную студию, — предложил Джимми. Никто не стал с ним спорить.
Кэрол Браун, наша секретарша, сделала несколько звонков и нашла большой деревенский дом под названием «Хэдли Грейндж» (что-то типа «Главная ферма» — прим. пер.), находившийся в шестидесяти километрах от Лондона. Я помог ребятам обосноваться там, открыл счёт в местном универмаге и привёз первичные запасы продовольствия и напитков. Пока группа записывалась, я иногда брал с собой пару роуди — Мика Хинтона и Клайва Кулсона в местный бар, где выпивку подавали бесконечно.
Третий альбом показал многогранность Led Zeppelin — та же знакомая цеппелиновская энергия, которая покорила Европу и Америку, — но более романтическая и нежная. Джимми впервые сыграл на банджо на «Gallows Pole», старой народной песне, аранжированной Пейджем и Плантом. Банджо принадлежало Джону Полу. Джимми увидел его в каком-то углу, поднял и начал дурачиться. «Мне нравится звук», — сказал он Джону Полу и в каждый перерыв играл на нём. В конце концов он начал подыскивать песню, чтобы сыграть на банджо. «Gallows Pole» подошла идеально.
На «That's the Way» первые дубли были записаны в электрическом варианте.
— Что-то не то, — повторял Джимми. — Не звучит.
И он предложил попробовать акустическую гитару. В яблочко! Песня получилась.
«Tangerine» датируется временами Yardbirds. Роберт вокальную партию записал дважды и наложил друг на друга. Пейджи добавил удивительную партию стил-гитары. Песня начала получаться с самого начала. На «Bron-Yr-Aur Stomp» Джимми продемонстрировал своё лучшее мастерство. В то же время, Бонзо также искал новые способы выражения своих идей и старался использовать в качестве музыкальных инструментов всё, что попадалось под руку, даже ложки.
«Friends» с добавлением струнных существенно изменилась. Джон Пол расширял собственные горизонты в студии и предложил написать аранжировку для струнных, которая получилась сказочной. Вдохновила ли Роберта перспектива сопровождения струнными или нет, но он брал такие высокие ноты, что разбивались стеклянные стаканы. С каждым дублем горизонты его голоса отодвигались чуть дальше. Возникли споры, как начать и закончить «Friends». В конце концов, обрывок разговора вставили во вступление, а в концовке использовали синтезатор Moog.
Каждый в группе чувствовал, что альбомы нужно записывать так, как третий: он был менее напряжённым предприятием, в отличие от второго альбома, написанного и записанного во время гастролей под давлением, которое не всегда подразумевает творческую обстановку.
С этих пор именно так мы будем работать, — настаивал Джимми как-то вечером, когда мы сидели у камина. — В таком ритме меня переполняет энергия.
Его беспокоило, что если группа не работала бы в более расслабленном окружении, они бы давно взорвались.
22. Водный жук
— Как ты думаешь, эта машина умеет плавать?
Я задал вопрос Джону Бонэму, напомнив ему про рекламу Фольксвагена, в которой утверждалось, что их жуки воздухонепроницаемые и могут плыть по воде не хуже самого Марка Спитца (семикратный олимпийский чемпион по плаванию — прим. мер.). Бонэм, Джон Пол, роуди Джим Добсон и я осматривали достопримечательности Исландии. Осушая бутылку шампанского за другой, мы пришли к заключению, что даже сам Ральф Нейдер (американский адвокат и политический активист — прим. пер.) не смог бы лучше нас протестировать возможности Фольксвагена.
— Я готов попробовать, — сказал Бонэм, он всегда был первым готов во что-либо ринуться, особенно под воздействием алкоголя. — Давайте найдём озеро или реку и сделаем это!
Мы приехали в Исландию в июне 1970-го по просьбе британского правительства. Джаспер Парротт, агент по работе со знаменитостями, больше привык работать с танцорами из балета, чем с рок-звёздами. Но его привлекли к организации фестиваля британской культуры в Исландии. Он попросил Led Zeppelin представить английскую поп-музыку на фестивале. Питер рассматривал выступление в качестве хорошего разогрева перед более важным фестивалем в Бате в Англии, который должен был состояться через неделю. Мы все сознавали престижность быть выбранными в качестве представителя родины за рубежом.
На второй день в Рейкьявике мы решили побыть в качестве туристов и, чтобы посмотреть достопримечательности, захотели взять в аренду Ленд Роверы. Однако, агентство Hertz оказалось не столь отзывчивым.
— Извините, — сказали нам в агентстве. — Я не думаю, что в стране вы найдете хоть один Ленд-Ровер. Как насчёт других машин?
Мы согласились на Фольксвагены — зелёный и белый. Добсон и я забрались в один из жуков, а Джон Пол и Бонзо уселись в другой.
Объезжая окрестности, мы подогревались парой бутылок «Дом Периньона». Через три часа осмотра ледников, гейзеров, горячих источников и вулканов, наступила скука. И тогда мы решили узнать, действительно ли Фольксвагены умеют плавать.
— Я поведу свой в воду, — вызвался Бонэм. — Давайте найдём озеро где-нибудь.
Нам по дороге попалась река, мы с Добсоном вылезли из своей тачки, чтобы посмотреть на шоу.
— Мы наблюдаем исторический момент, — сказал я Добсону. — Поплывёт или утонет?
Мы проверили, чтобы окна белой машины Бонэма были плотно задраены. Он сидел на месте водителя, а Джон Пол — на штурманском. Бонэм подъехал к краю воды и остановился, посмотрел на реку словно Ивел Канивел (известный гонщик — прим. пер.), концентрируясь на смертельном трюке, который должен был выполнить. Затем он дал задний ход и проехал метров пятнадцать. Напряжение нарастало. Наконец, он выжал первую скорость, дал газу и устремился к воде.
Фольксваген оторвался от земли и глухо шлёпнулся о воду. Он подпрыгивал и болтался на поверхности воды минуты две, а затем, мирно покачиваясь, впал в дрейф. Двигатель Бонзо выключил.
— Чёртова штука не тонет, — заорал Добсон. — Не могу поверить!
Добсону стоило повременить с выводами. Уровень воды достиг дверных уплотнителей, и вода просочилась внутрь. Мне вдруг стало страшно, по позвоночнику пробежал жуткий холодок. Перед глазами появились заголовки в газетах: «Рок-музыканты утонули, в то время как их тур-менеджер наблюдал со стороны».
Блин, нам стоит вытащить парней оттуда, — крикнул я Добсону. Мы оба кинулись в жутко холодную воду. Когда мы достигли машины, было неглубоко.
Добсон и я стояли по разные стороны машины. Невероятно, но Бонэм от души веселился, а лицо Джона Пола было мертвенно бледным. По какой-то причине Джонси решил на прогулку одеть костюм. Я подумал, что бедняга беспокоился больше о костюме, чем о чём-либо другом.
Добсон и я изо всех сил начали толкать тачку к берегу.
— Не забудь напомнить мне, чтобы я не сиганул на жуке с моста Золотые ворота! — прошипел я, стараясь не обращать внимание, что ноги начали неметь.
Через три минуты, благодаря нашим манёврам, машина добралась до берега. Бонзо повернул ключ зажигания, и двигатель завёлся мгновенно.
— Я бы сделал классный рекламный ролик, — сказал я Добсону по дороге в отель. — Нужно было снять на камеру. «От группы, написавшей «Dazed and Confused» и «Whole Lotta Love»… настало время плыть вместе со Свинцовым цеппелином!»
Позже Джон Пол объяснил, почему он так напрягся, когда Фольксваген начал тонуть.
— Дело вовсе не в костюме, — сказал он мне. — Прошлым вечером кто-то дал мне травы, которую я засунул в носки. Я просто не хотел её намочить.
Случай с Фольксвагенами был из ряда легкомысленных детских выходок. Но участников группы до сих пор привлекали подобного рода проделки, так они избавлялись от давления, или просто рассматривали их в качестве средства от скуки. Исландские приключения относились ко второй категории.
Несколько дней в Рейкьявике прошли, мы обрадовались, что фестиваль закончился и можно было лететь домой. Питер не уставал напоминать, что впереди нас ждёт фестиваль в Бате — поворотный пункт в карьере группы. Как обычно, его планы на счет группы были тщательно продуманы.
Если в Бате всё пройдёт хорошо, — говорил он, — дома мы будем не менее значимыми, чем в Штатах. Поэтому этот концерт стоит того, чтобы чем-то пожертвовать.
Чем пожертвовать? Питер отклонил несколько предложений из Штатов, включая двести тысяч долларов за два концерта в Йейл Боул и в Бостоне. Вместо этого всего за шестьдесят тысяч мы сыграем в Бате 28 июля. Питеру решение далось проще, чем может показаться. Фредди Баннистер, организатор концерта на открытом воздухе, пообещал Питеру толпу в двести тысяч человек. Вы не можете собрать столько людей, только если вы не Папа Римский.
Led Zeppelin были не единственной большой группой, заявленной на фестиваль. The Byrds, Jefferson Airplane, Доктор Джон, Country Joe and the Fish, Santana, The Flock, Frank Zappa and the Mothers of Invention также должны были выступать. Moody Blues тоже присутствовали в списке, но из-за неожиданного ливня в середине дня им пришлось покинуть сцену.
Как бы страстно ни желал Питер увидеть группу в Бате, тем не менее, он выставил несколько жёстких требований. Он беспокоился о мелочах больше, чем о крупных деталях. Это для него было важнее денег и прочих обещаний. Разговаривая с Баннистером, Питер сказал:
— Led Zeppelin должны закрыть фестиваль в воскресенье вечером. Всё, что я хочу — это выйти на сцену во время заката. Если быть точным — в восемь часов. Не позднее.
— Почему в восемь? — Баннистер был озадачен.
— Именно в этом время солнце заходит, — объяснил Питер. — Если группа выйдет на сцену в восемь, мы можем включить освещение, чтобы создать создать особую ауру группе, когда солнце будет исчезать за их спинами.
Баннистер согласился на условия Питера, и мы начали готовиться к мероприятию. Джимми настаивал на том, чтобы в сет-лист включить песни из нового альбома, не только, чтобы разрекламировать планируемую пластинку, но и сыграть песни в первый раз перед британской аудиторией. Группа заперлась на пару дней для репетиций. К 28 июня, в день фестиваля, они были во всеоружии.
The Flock предшествовали Led Zeppelin в тот вечер. Восемь вечера приближались, но Flock и не собирались оставлять сцену. Они сыграли раз на бис. Потом ещё. Минуты бежали. Нетерпение Питера переросло в ярость.
— Убери этих засранцев со сцены, — проревел он Баннистеру.
Фредди очень хотел угодить всем. Он оправдывался перед Питером:
— Они почти закончили. Я уверен, они вот-вот уйдут.
Но Питер не мог себя контролировать. Без десяти восемь он сказал:
— Позаботься об этих ублюдках, Коул! Ты же можешь?
Роль крутого парня я играл здорово. Я позвал с собой Хенри Смита и другого роуди, Сэнди МакГрегора. Втроём мы выглядели как головорезы, затеявшие серьёзно покалечить кого бы то ни было. У нас была репутация парней, с которыми не стоит связываться — мы её справедливо заработали.
Мы вышли на сцену и начали методично выключать аппаратуру The Flock. «Вечеринка окончилась», — крикнул я опешившей группе. Хенри и я стали вытаскивать со сцены барабаны, затем последовало другое оборудование. The Flock орали нам, чтобы мы остановились. Орал нам и Баннистер из-за кулис. Десять минут на сцене творился ад, но мы выполнили миссию. «Бекинс» (агентство по перевозкам — прим. пер.) вряд ли смогли бы сделать лучше.
Zeppelin начали свой сет с опозданием в менее, чем пять минут. Джимми надел пальто и дурацкую деревенскую шляпу. Роберт вырядился в толстовку с длинными рукавами и джинсы. Он отпустил бороду и теперь выглядел более неопрятно, чем обычно. Джон Пол был в кожаной куртке, как будто бы собирался вступить в группу Ангелов Ада. На Бонэме была обычная футболка, которую он стащил с себя ещё до окончания концерта, хотя ближе к ночи похолодало. Никто из них не обратил внимания на дурдом, творившийся на сцене перед их выходом.
Цеппелины начали сет с «Immigrant Song» и назад не оглядывались. «Immigrant Song» появится на альбоме «Led Zeppelin III», который должен был попасть в магазины позднее в этом году. С первой вещи до самого конца толпа реагировала необыкновенно. Когда группа играла новые песни, публика разрывалась между попыткой внимательно послушать тексты нового материала и возможностью хлопать и кричать в такт музыке.
Led Zeppelin сыграли «Since I've Been Loving You», потом «Celebration Day», затем более знакомые вещи с ранних альбомов — «Bring It On Home» и «Whole Lotta Love».
— Мы любим Led Zeppelin, — кто-то крикнул Роберту в перерыве между песнями.
— Мы тоже вас любим! — ответил Роберт в микрофон. — Мы здесь, чтобы помочь вам здорово провести время! Если так, дайте нам знать!
Led Zeppelin могли играть до рассвета. В последние минуты своего шоу они довели толпу до безумия. Последний выход на бис состоял из «Communication Breakdown», за которой последовало попурри из «Johnny B. Goode» и «Long Tall Sally». Когда они наконец закончили, ведущий и диск-жокей Мик Рейвен самозабвенно орал в микрофон:
— Невероятно… Led Zeppelin… Вы — просто фантассстика… Led Zeppelin… Англия боготворит вас!
Так и было на самом деле. Когда группа ушла со сцены, через три часа и пять вызовов на бис, они сами были не в себе. Роберт был убеждён, что они взяли большой шлем для соотечественников. На самом деле, им больше нечего было доказывать, и Led Zeppelin не будут выступать на родине целых девять месяцев.