45. Легенды

Определённую категорию людей Led Zeppelin расценивали в качестве Богов. Элвис, скорее всего, возглавлял список. Но мы уважали и другие таланты. Боб Дилан был одним из них. Неудивительно, как мы разволновались, когда Дилан пришёл на приём, устроенный для журналистов и друзей в Лос-Анджелесе.

Группа сердечно приветствовала Дилана, но он вёл себя скромно и отстранённо, держался сам по себе, стоял возле столов с едой и вежливо пожимал руки любому, кто подходил к нему. Если это то, что с тобой происходит, когда ты знаменит, подумал Бонзо, я не хочу быть более знаменитым.

Тем же вечером, когда я болтал с Джимми и Робертом, к нам, пошатываясь, подошёл Ронни Вуд, истерически хохоча.

— Cейчас произошла такая хохма, — сказал он. — Вы тоже должны услышать.

— О’кей, Рон, — ответил Роберт. — Успокойся и расскажи, что произошло.

Ронни в конце концов успокоился:

— Питер только что подошёл к Бобу Дилану и представился. Он сказал: «Я Питер Грант, менеджер Led Zeppelin». А Дилан посмотрел на него и ответил: «Не грузи меня своими проблемами!».

Ронни был прав. Это была хохма. Вот так далеко распространилась наша репутация.

Перед отлётом из Лос-Анджелеса Джон Пол и я имели возможность встретиться с настоящим народным героем, Элвисом. Он снимал дом в Бел-Эйр, и когда я позвонил в надежде, что меня пригласят зайти, Джерри Шиллинг передал следующее сообщение от Короля: «Возьми Джона Пола Джонса с собой, потому что он такой тихий».

Мы взяли пару бутылок холодного шампанского, а я наполнил карманы героином на вечер. Когда мы приехали, Элвис сидел в гостиной в простой хлопчатобумажной пижаме в синюю полоску, халате и тапочках с синими помпончиками. Его окружало с десяток помощников и телохранителей, и никто не улыбнулся, когда мы подошли пожать руку Элвису.

После приветствия, мрачное настроение в комнате не изменилось. Я даже заметил:

— Мы чё, бля, в морге сидим, что ли?

Сразу же Элвис подался вперёд и схватил меня за лацканы. Я подумал, что он прикалывается, но ошибся.

— Не ругайтесь и не богохульствуйте, мистер Коул!

Он оттолкнул меня и встал в каратэшную стойку, выглядел при этом угрожающе. Я знал, что Элвис долгие годы занимался восточными единоборствами. Джон Пол, стоявший рядом, просто офигел от происходившего.

Я был худее и подвижнее Элвиса, но к тому времени, как мы приехали в нему, я уже обдолбался. Мне не хотелось, чтобы меня запомнили как тур-менеджера, убитого Элвисом.

Король поднял правую руку и нанёс удар. Мне удалось блокировать атаку левым предплечьем, но его рука нашла мои часы, да так нашла, что ремешок порвался. Я носил дорогие золотые часы от «Тиффани», которые подарил Ахмет Эртегюн. Они упали на белый пушистый ковёр.

— О, нет! — воскликнул Элвис, бросился на колено, забыв о том, что минуту назад собирался пустить мне кровь. Он подобрал часы и надел себе на запястье, сказав:

— У тебя широкое запястье, Ричард. А часы отличные! Очень клёвые!

Я и не знал, как себя вести и в конце концов сказал:

— Пожалуйста, прими их в качестве подарка от меня. Они твои, Элвис.

Элвис не мог отвести глаз от них. Он постоял так немного и, не говоря ни слова, исчез в коридоре. Минуту спустя он вернулся с классными часами в руке:

— Вот, здесь тридцать два бриллианта. На, бля, носи!

Он тоже матерился.

Обмен на этом не окончился.

Элвис повернулся к Джону Полу и спросил:

— А у тебя что есть?

Джонси расстегнул ремешок на дешёвых часах с Микки-Маусом и отдал их Элвису. Король рассмеялся и снова вышел из комнаты, а вернулся с «Baume & Mercier» с лазуритовым покрытием и передал их Джону Полу.

После этого вечер превратился в нечто похожее на родовой ритуал Новой Гвинеи, в котором каждый стремился показать свою мужественность — в нашем случае, кто подарит большую и лучшую вещь. Я спросил, какой у Элвиса знак Зодиака, и когда он назвал Скорпиона, я снял с пальца большое аметистовое кольцо, которое купил в Бразилии, когда был там в 1968 году с New Vaudeville Band.

— Бери, оно твоё.

Элвис снова покинул комнату и вернулся с золотым кольцом в форме ковбойской шляпы Джона Уэйна и с брильянтом в полтора карата в окружении маленьких брильянтиков. На нём было выгравировано: «С любовью, Линда». Элвис подарил его мне.

Вечер продолжался в том же духе, Элвис по-детски радовался оргии обмена подарками.

Когда мы с Джоном Полом выходили из дома, Элвис проводил нас до двери, сказав телохранителям:

— Я с этими парнями, Ричард позаботится обо мне.

Он даже открыл нам дверь лимузина. Лицо шофёра вытянулось от шока, моё тоже.

Месяц спустя в Англии меня ждала записка от Джерри Шиллинга: «Мы не видели босса в хорошем расположении духа очень давно».

До того, как мы покинули Лос-Анджелес, рыжая веснушчатая девушка в помятом миниплатье и с бусами на шее слонялась по холлу «Райот Хауза», докучая клеркам и посыльным настойчивыми просьбами о встрече с Led Zeppelin, в частности с Джимми. Менеджер отеля в конце концов вызвал Дэнни Голдберга, который догнал нас в Лос-Анджелесе. Он вышел поговорить с девушкой.

— Мне нужно видеть Джимми Пейджа, — сказала она высоким от волнения голосом. — Что-то ужасное случится с Джимми, может быть на концерте.

Она продолжала описывать видение, в котором жизнь Джимми была в опасности:

— Когда в прошлый раз меня посетило подобное видение, кого-то застрели прямо передо мной.

Дэнни слушал этот бред, но его терпение лопнуло, и он перебил её:

— Послушай, Джимми не может поговорить с тобой. Если хочешь написать ему записку, я постараюсь, чтобы он получил её.

Девушка уселась, накарябала несколько предложений на листе бумаги и передала его Дэнни. После этого она неохотя ушла, а Дэнни скомкал листок и выбросил в мусор.

Несколько месяцев спустя девушка снова объявилась — на этот раз на телевидении. Группа сняла дом на пляже в Малибу и работала над материалом для следующего альбома. Работал телевизор, и парни с ужасом смотрели новости о конопатой девушке по имени Линетт «Писклявая» Фромм, члена банды Чарльза Мэнсона. Её арестовали несколько дней назад за то, что она целилась заряженным пистолетом в президента Джеральда Форда в Сакраменто.

У Фромм явно на уме были жестокие планы. К счастью, её пути никогда не пересеклись с Led Zeppelin.

 

46. Налоговая эмиграция

В апреле 1975 года, вскоре по окончанию американских гастролей, Мэрилин и я решили попробовать укрепить наш брак. Я вовсю употреблял героин, что ей не нравилось, но она старалась меня понять. Мы решили провести отпуск на Канарах, чтобы побыть друг с другом.

Тем не менее, я регулярно звонил в офис. Моё двухнедельное отсутствие Питер вытерпел с трудом, так как он уже планировал следующий шаг.

— Вот что я думаю, — сказал он. — Я хочу, чтобы группа сыграла в Эрлс-корте. Я хочу как минимум три вечера, может и больше. Как скоро ты можешь вернуться и заняться концертами?

— Вообще-то я в отпуске, — ответил я. Я совсем не хотел возвращаться.

— Ричард, послушай меня, — возразил Питер. — Эрлс-корт — одна из крупнейших площадок в Англии. Это очень важно для меня. ОЧЕНЬ важно!

Следующим утром мы с Мэрилин сели на самолёт до Лондона. За время на Канарских островах нам удалось немного улучшить взаимоотношения.

— Посмотрим, как мы поведём себя в реальном мире, — сказал я Мэрилин в самолёте.

На следующий день я сидел в офисе Питера, работая над деталями выступлений в Эрлс-корте, начинавшихся 17 мая. Зал насчитывал семнадцать тысяч мест, и Питер не хотел халтурить:

— Я хочу полностью американское производство — лазеры, освещение, звуковое оборудование, плюс огромный видеоэкран. И чтобы цена билетов была невысокой.

Конечно же, мы могли зарядить любую цену и всё равно собрали бы полный зал. И хотя Питер отлично умел зарабатывать деньги для группы, он с трепетом относился к их имиджу. Это будут первые концерты в Англии за два года, и после некоторых размышлений он решил, что выгода от резонанса по поводу недорогих билетов перевесит финансовую прибыль в случае высокой цены. По его настоянию цена билетов была низкой — от одного до двух с половиной фунтов.

19 апреля билеты на три концерта поступили в продажу. За пять часов их раскупили подчистую. Добавили ещё два концерта, и тридцать четыре тысячи билетов разошлись мгновенно. Многие из купивших билеты, были фанатами группы с 1968 года. Других привлек «Physical Graffiti». Но восторженная толпа перед окнами кассы сама по себе напоминала фестиваль на открытом воздухе, праздник самой лучшей рок-группы мира.

Я заказал грузовой «Боинг-747» для техники американского тура, и мы привезли команду из «Showco» в Лондон. Видеоэкран размером шесть на девять метров установили высоко над сценой. Семидесятитысячеваттную звуковую систему аккуратно поставили на нужное место. Тем временем, поезда везли на пять концертов поклонников со всей страны.

Группа репетировала три дня, но после Америки они чётко знали, что хотели. С первых тактов «Rock and Rоll» Zeppelin выдали самые сильные и памятные шоу. Роберт в джинсах и с кудрями длиннее, чем когда-либо помнили фэны, сказал толпе, что группа предлагает больше, чем просто музыку.

— Это — путешествие через нашу жизнь за последние шесть лет, с позитивными моментами и негативными.

Группа показала аудитории за три часа ретроспективу песен каждого этапа карьеры, от ранних дней первого альбома до нежного акустического звука третьего альбома и до последних песен с «Physical Graffiti». В последний вечер, после последнего выхода на бис Роберт прокричал полному залу «Спасибо».

— Мы много играли для вас. Увидимся снова, может быть, в восьмидесятые.

На самом деле, группа сыграет в Великобритании только дважды — на фестивале в Небворте в Хертфордшире. Для многих, возможно для большинства из восьмидесяти пяти тысяч людей, посетивших Эрлс-корт, это был последний взгляд на живых Led Zeppelin.

Неделю спустя Питер рассказал о своих собственных резонах, связанных с концертами в Эрлс-корте. В каком-то смысле, он расценивал их как прощальный подарок стране.

— Мы уезжаем, — сказал он. — Налоговая служба заставляет нас покинуть Англию. Это будут последние концерты на какое-то время.

В самом деле, команда зарабатывала слишком много денег. И по финансовым причинам их бухгалтеры рекомендовали стать налоговыми изгоями. Другие рок-звёзды, вроде Роллингов, уже отправились за пределы Великобритании в поисках прибежища. Несмотря на финансовые причины, решение членам группы далось нелегко. Сперва они отказались. «Это дом, — сказал себе Бонзо. — Я никуда не поеду». Затем им на стол положили цифры. Было бы полной дуростью отдавать правительству всё, что они заработали.

Роберт пересмотрел своё решение. Только из-за денег покидать родину было бы неправильно. Но он и другие работали как проклятые, чтобы заработать богатство. И они решили сохранить как можно больше.

Все участники группы поддерживали дома в Англии, но были ограничены во времени пребывания в стране из-за свирепых налоговых ставок. Один за другим они начали перевозить семьи в Швейцарию или Францию.

Бонзо продержался дольше других. Пэт Бонэм была беременна вторым ребёнком, и Джон хотел остаться с ней до родов.

— К чёрту деньги, — сказал он. — Я буду рядом с женой, я ей нужен.

Но когда родилась дочь Зои, Бонзо образумился. У него оставалось время, чтобы уехать, и он перебрался в Европу.

В конце концов, группа собралась на острове Джерси, крупнейшем из Нормандских островов, к западу от Нормандии. Джерси — популярное туристическое место, но Бонэм считал, что «местные ничего не делают, только бухают и участвуют в свингерских вечеринках». Группа сняла большой дом, и мы убивали время в основном за «Пиммз» — обычным, тропическим, королевским. Пиво было лучшим после свингеров развлечением.

У Бонэма на острове выдалось больше времени на автомобили, в основном дорогие модели. Он купил десятки автомобилей за все годы — двадцать восемь за первые полтора года успеха группы. Потом перестал считать. Он никогда не держал их долго; он не рассматривал их в качестве инвестиций, просто ему нравилось ездить на быстрых тачках. Однако, нет ничего удивительного в том, что иногда он выбирал довольно странные транспортные средства. Как-то он приобрёл хлебовозку, просто потому что у него было такое настроение.

Фургон был самой ценной собственностью, пока он был у Бонэма. Когда группа репетировала в студии «Шеппертон», он припарковал машину перед зданием. Священник из церкви по соседству остановился возле хлебовозки.

— Машина выглядит очень опасно, — сказал он Бонзо и мне, в его словах проскользнули нотки юмора. — Лучше я благословлю машину и этого парня.

Бонэм вежливо улыбался, пока священник окроплял святой водой машину и его самого. Это был, пожалуй, самый большой религиозный опыт в жизни Бонзо.

На Джерси любимой тачкой у Бонзо был «Роллс-Ройс», на котором он ездил по острову. Как-то днём он припарковался у одного из любимых пабов. Одетый в джинсовые шорты и майку, он мыл машину губкой и мыльным раствором из ведра, которым сам весь вымочился.

Пожилой человек в пальто и галстуке шёл мимо и встал понаблюдать за действиями Бонзо. Его развеселила сцена. Наконец зевака сказал с язвительной ухмылкой:

— Ну-ну-ну… я впервые вижу, чтобы человек мыл свой «Роллс-Ройс»!

Замечание подействовало на Бонзо неожиданно. Он стиснул зубы, а потом заорал:

— Это правильно?

Затем он хлопнул дверью и начал неистово пинать крылья машины… удар за ударом он колотил по бокам «Ройса». Переведя дух, он продолжил сумасшедшую выходку. На дорогой тачке насчитывалось десяток вмятин.

И я, и пожилой человек стояли рядом, поведение Бонзо нас шокировало. Мы не знали, что ему ещё взбредёт в голову. Но, он успокоился так же быстро, как и разгневался. Бонэм повернулся к опешившему зрителю:

— Подозреваю, вы впервые видите, чтобы кто-то разбил свой хренов «Роллс-Ройс»! Почему бы вам не отвалить и заняться своим делом!

Бонзо зашёл в паб и заказал пива. Годы не оказали отрезвляющего эффекта на его эксцентричное поведение.

 

47. Кошмар на Родосе

— У меня жуткие новости, Ричард. Здесь произошла страшная авария, ужас просто.

Голос Шарлотты дрожал. Она звонила в цеппелиновский офис в Лондоне из Родоса, я слышал истеричные нотки, а у самого комок к горлу подкатился в ожидании дурных новостей, пока Шарлотта говорила сквозь треск телефонных проводов. Шарлотта всегда преувеличивала и паниковала по незначительному поводу. Но в этот раз она, кажется, была в состоянии шока.

— Машина Плантов съехала с дороги, — рассказывала она. — За рулём сидела Морин, и они врезались в дерево. Ужас! Все сильно поранились.

По словам Шарлотты Морин Плант вела взятую на прокат машину Остин Мини, а Роберт сидел рядом. Их дети сидели на заднем сиденье, с ними была Скарлет, дочь Шарлотты и Джимми. Сама Шарлотта ехала во второй машине вместе с сестрой Морин и её мужем, они не пострадали.

От удара у Роберта оказались сломанные правая лодыжка и правый локоть. Вообще правая нога была просто раздроблена. Четырёхлетний сын Карак сломал ногу, у семилетней Кармен — кисть. Скарлет отделалась синяками. Зато Морин пострадала очень серьёзно: у неё оказались сломанные таз, нога, скула; на лице были множественные порезы. Она потеряла много крови, а поскольку у неё была очень редкая группа крови, докторам пришлось полагаться на её сестру Ширли для переливания крови. Доктор сказал мне позднее, если бы Ширли не было с ними на Родосе, Морин могла бы не выжить.

— Ты можешь вылететь сюда как можно скорее? — просила Шарлотта. — И, Ричард, если можешь, возьми английских врачей. Я не уверена в местных докторах. У них проблема с кровью для Морин. Я выясню, какая группа у неё, может, тебе удастся найти такую в Англии.

— Я вылетаю первым рейсом, — ответил я.

— Ричард, мне очень страшно, — всхлипнула она перед тем, как повесить трубку. — Я не знаю, выживем ли мы тут.

В июле и августе 1975-го Джимми и Роберт взяли семьи в отпуск на Родос по пути из Швейцарии через Марокко. Джимми оставил всех острове и отправился в Италию, в основном чтобы посмотреть ферму на Сицилии, принадлежавшую Алистеру Кроули. Он планировал купить её. Оттуда он поехал в Лондон для работы над «Dazed and Confused» из сильно затянувшегося фильма, который получил название «The Song Remains the Same». Роберт и другие путешественники должны были приехать в конце недели, а группа собиралась на репетиции для американского турне в конце лета.

После разговора с Шарлоттой я не спал всю ночь, совершал звонки, чтобы вытащить лучших врачей из Лондона на Родос. Мне удалось убедить двух специалистов, один из них, Джон Баретта, принимавший на Харли-стрит, обслуживал греческое посольство. Он свободно говорил по-гречески, и я подумал, что пригодится не только его опыт, но и языковые навыки. Другого звали Майк Лоренс, один из лучших лондонских хирургов-ортопедов. Судя по данным об увечьях Плантов, я решил, что нам нужен специалист в операционную.

У доктора Баретты было ещё одно полезное качество. Он был личным врачом сэра Роберта МакЭлпайна, успешного инженера-строителя, владевшего несколькими частными самолётами, один из которых мог быть превращён в летающую амбулаторию со специальными держателями для носилок. Я уже пытался нанять частный самолёт, но бухгалтера группы отклонили идею.

— Вы просто уроды, — орал я на них. — Вы распоряжаетесь деньгами группы. Роберт с семьёй сильно пострадали, а вы мне говорите, что не дадите денег!

— Правильно, — ответил один из них. — Питера Гранта нет в городе, а у тебя нет полномочий.

Доктор Баретта быстро организовал полёт для нас троих на Родос на самолёте МакЭлпайна. Мы улетели поздно ночью. Мы наполнили холодильник самолёта восемью пинтами крови, совпадающей с группой Морин. Я так нервничал, что не спал всю ночь и даже не прикоснулся ни к алкоголю, ни к наркотикам.

Мы приехали в шесть утра и взяли такси до больницы, которая представляла из себя небольшую клинику скорой помощи.

— Не впечатляет, — заметил доктор Баретта, когда мы входили в больницу и заметили тараканов на полу. Два пациента без присмотра сидели в креслах-каталках, они выглядели так, словно им перестали давать какое-либо лечение.

Осмотрев состояние пациентов и условия содержания, доктор Баретта и доктор Лоренс сошлись на том, что нам нужно вывезти пострадавших в Англию как можно скорее. Они попытались урезонить греческих врачей — «Вы хорошо делаете своё дело, но пациентам нужно быть рядом с домом». В больнице отказались отпускать больных.

— Полиция расследует аварию на предмет алкоголя или наркотиков, — ответил администратор больницы, показывая столько же сострадания, сколько и берлинская стена. — Ваши друзья не могут выехать из страны, пока полиция не решит, будет ли она выдвигать обвинение или нет.

Мы были фактически заложниками.

— Персонал больницы ведёт себя, как толпа линчевателей, а не как эскулапы, — сказал я доктору Баретте. — И мне кажется, вам это не понравится.

Он воспротивился моему плану «киднэппинга», но я принял решение. Он описал мне, как следует установить ногу Роберта, и какая операция нужна Морин. Я хотел это сделать в Англии.

Я моментально нанял частную скорую помощь и два автомобиля-универсала, которые припарковал возле входа в больницу. В два утра Шарлотта и я покатили по коридору на креслах-каталках Морин, Роберта и их детей, вместе с системами переливания крови и прочим оборудованием до спасительных машин. Если кто-то нас и видел, то словом не обмолвился.

Вскоре наш самолёт находился в небе по пути в Лондон, с остановкой в Риме для дозаправки. Как хорошо было оказаться в воздухе.

Во время полёта нам с Робертом впервые удалось поговорить. Он рассказал, что они собирались навестить Фила Мэя из Pretty Things и его жену Электру. Они жили в доме на острове, принадлежавшему Роджеру Уотерсу из Pink Floyd.

— После того, как машина врезалась в дерево, — продолжал Роберт. — Я посмотрел на Морин и мне показалось, что она мертва.

Он замолк, борясь со слёзами.

— Морин лежала без сознания и вся истекала кровью, сзади кричали дети. Подошла Шарлотта, у неё началась истерика.

Роберт сказал, что скорую они ждали бесконечно, но никто так и не приехал.

— В конце концов, — объяснил он. — Водитель грузовика с фруктами посадил нас к себе в кузов. Он доставил нас в больницу, но нас так трясло, что я тащил ногу по дороге.

Слух распространился по острову быстро. Фил услышал об аварии с англичанами и подумал, что это Планты. Они с Электрой приехали в больницу и вместе с сестрой Морин ухаживали за Робертом и его семьёй.

— В греческих больницах даже не кормят, — говорил Роберт. — Если у тебя нет родственников или друзей, они тебя голодом заморят. Не могу этого понять!

Когда самолёт приближался к Лондону, я позвонил и подготовил две машины скорой помощи, ждавшие нас в Хитроу. И хотя Морин накачали обезболивающими, боль была адская. Плантов доставили до больницы Гая, где Морин немедленно прооперировали.

Нашему приземлению предшествовал странный поворот событий. Самолёт задержал посадку, пролетав лишних тридцать минут, и мы сели на землю сразу после полуночи, т. е. на следующий календарный день. Несмотря на воцарившийся хаос, бухгалтера сохранили трезвость ума и посоветовали нам с Робертом ограничить время пребывания в Британии из-за налогового статуса.

— Если у налоговой службы возникнут вопросы, они затребуют документы на полёт, — сказал один из бухгалтеров. — Если вы приземляетесь в одиннадцать тридцать вечера, это засчитается как полный день, что Роберт провёл в стране. Подумайте, как можно задержать посадку.

Меня злили финансовые соображения, преобладавшие над остальным.

— Забудьте, — ответил я. — Мы доставим людей в больницу как можно скорее.

Но по приближении к Лондону доктор Баретта убедил меня, что состояние у больных стабильное.

— Если вам нужно подождать полчаса, с ними ничего не случится, — сказал он.

Поэтому я разрешил пилоту покружить за пределами границы трёхмильной полосы до полуночи. Это сэкономит Роберту тысячи фунтов налогов, хотя я считал, что спасти жизнь важнее.

Как результат аварии, планы группы заморозили на несколько месяцев. Мини-тур по США по восьми городам в конце августа и начале сентября, а также гастроли по Европе и Дальнему Востоку в конце года были отменены. Всё внимание было приковано к Роберту и его семье.

Это было тяжёлое, нервное время для всех. Морин долго лежала в больнице. Роберта с детьми выписали через несколько дней, но доктора вылили на него ушат холодной воды:

— Возможно, вы не сможете ходить полгода, даже больше. И нет гарантии, что полностью восстановитесь.

Задним умом все понимали, что будущее Zeppelin было в опасности.

— Это может быть концом Led Zeppelin, — сказал Питер. — Мы ещё не знаем, но, возможно, мы подошли к краю линии.