51. Начало конца

Джон Бонэм скучал. Гастроли по Северной Америке 1977 года едва начались, он сидел в одиночестве в номере отеля в Чикаго и размышлял, чего бы отмочить этакого, чтобы веселее было.

— Что тут делать, Коул? — жаловался он мне по телефону. — Не могу просто так сидеть. Что интересного есть в этом мудацком городе?

Одиннадцатый тур по Америке пошёл по-другому. С самого начала я почувствовал себя не в своей тарелке. Гастроли должны были быть лучшими за всю историю Led Zeppelin. Пятьдесят один концерт — это был крупнейший тур группы. Ожидалось миллион триста тысяч человек на концертах в тридцати городах. Группа впервые вернулась на сцену после аварии Роберта, который считал, что ему есть, что доказать аудитории.

Как бы то ни было, я сказал одному из роуди, что у меня есть ощущение, что это начало конца. Дух, направлявший группу с 1968 года, заметно ослаб, а наркотики стали играть слишком большую роль в жизни музыкантов. Не то, чтобы музыка стала хуже, толпы никогда не были разочарованы, по крайней, мне так казалось из-за сцены. Но я чувствовал, что страсть и братские отношения ослабли. К концу тура группа сыграла больше пятьсот пятидесяти концертов за девятилетнюю карьеру. Возможно, спад был неизбежным. Окружение группы выросло до неимоверных размеров, что тоже доставляло проблемы. У каждого музыканта был собственный ассистент: Денис Шихэн, бывший когда-то роуди Мэгги Белл, работал с Робертом, Дейв Нортовер, фармацевт и игрок в регби, помогал Джону Полу, Рекс Кинг, у которого был самый страшный хук в Англии, присматривал за Бонзо, и Рик Хоббс, водитель и управляющий Джимми, поехал на гастроли с ним. Даже у меня был помощник, Митчелл Фокс из нью-йоркского офиса, а Питеру помогал Джонни Биндон. В результате организация состояла из множественных подразделений, и мы все полагались друг на друга меньше, чем обычно, в плане поддержки и общения. Митчелл в основном контролировал других ассистентов, и я мог контактировать с самими парнями. Организация разбилась на коалиции.

Я всё так же старался сделать жизнь группы как можно более приятной. Например, я забронировал двухместный номер для Бонзо, как он и хотел — одна из спален превратилась в зал для бильярда, без мебели. Но часы, проведённые за бильярдным столом, в конце концов, утомили его.

— Мы вскоре уезжаем, — сказал я Бонзо. — Успокойся, мы свалим отсюда, пока ты будешь думать, чем заняться.

Бонзо труднее остальных в группе расслаблялся после концертов. Его переполняла энергия, он не мог усидеть на месте, ему требовалось приложиться к чему-нибудь, одних барабанов ему не хватало. В тот день, после того, как я вернулся к себе в номер, Бонзо решил расслабиться путём разрушения номера.

Стулья порхали по комнате. Диваны вылетали из окна. За ними последовали лампы и столы. Затем настала очередь телевизора, который взорвался о кондиционер и разлетелся на тысячи кусочков.

Услышав шум, я рванул через холл в сопровождении двух охранников. Дверь в номер Бонзо была приоткрыта. Когда мы к нему ворвались, он склонился над бильярдным столом, обдумывая следующий шаг.

— Не стойте там! — проревел он. — Этот стол тяжелый, как слон. Дай мне руку!

Какого чёрта! На тот момент мало что целого осталось. Мы вчетвером схватились за углы стола, подняли, наклонили на одну сторону, а потом торжественно бросили на пол. Щепки разлетелись во все стороны. Ухнуло не только в номере, но и во всём городе. От удара наверняка на озере Мичиган пошли волны.

— Время для выхода на «бис»? — спросил Бонзо, кивнув самому себе в знак согласия. Мы повторили варварский акт снова и снова — поднимали стол и роняли его на пол, пока он в дрова не превратился.

Раньше Бонзо тоже редко относился с уважением к собственности отелей. Возможно, скука всему была виной. Но в этот раз мне показалось, что что-то пошло под откос.

Вскоре после того, как бильярдный стол в последний раз рухнул на пол, в номер прибежал менеджер. От вида разрушений у него глаза на лоб полезли. Он поспешно схватил телефон и вызвал секретаршу, которая появилась с ручкой и тетрадкой. Он попросил её описать все повреждения, и пока она выполняла поручение, Бонзо стоял рядом и игриво помогал составлять реестр (Не забудьте испорченный пол!). Счет составил пять тысяч сто долларов.

Когда менеджер не мог уже сдерживать своё раздражение, то направил наше внимание на зеркало, случайным образом выжившее после атаки Бонзо. С сарказмом он произнёс:

— Боже мой, вы забыли про зеркало!

Бонзо усмехнулся:

— Не будь так уверен!

И прошествовал по комнате, снял зеркало со стены и швырнул на пол, от чего то разлетелось на тысячи осколков.

Несмотря на мои опасения, каждый концерт проходил при полных залах, перекупщики озолотились, продавая шестидолларовые билеты за семьдесят пять долларов. В Понтиаке, штат Мичиган, семьдесят шесть тысяч двести двадцать девять фэнов забили все щели стадиона, трёхчасовой концерт принёс феноменальные девятьсот тысяч долларов за единый вечер музыки. Мы также продали все билеты на четырёх концертах в Чикаго, четырёх в Лендовере, шести в Нью-Йорке и шести в Лос-Анджелесе. С апреля по июль цеппелины показали, что они — до сих пор самая козырная карта рок-музыки.

Питер не потерял уважения к поклонникам. Он вполне мог не напрягаться по поводу всего процесса, относясь к людям как Мария-Антуанетта (пусть едят пирожные). Он знал, что каждое шоу распродастся мгновенно, неважно, сколько усилий и таланта он приложит к организации. Но несмотря на семейные проблемы, он никогда не терял из виду тот факт, что без фанатов ничего бы не получилось. Когда мы планировали тур 1977 года, он был твёрдо уверен, что каждый поклонник должен получить за свои деньги сполна. Для концертов на больших площадках он настоял на видео экране, чтобы люди на галёрке почувствовали себя частью действа в той же степени, что и на переднем виду.

«Starship» получить нам не удалось, но мы не могли обойтись без привычных удобств. За десять дней до начала тура мне позвонили и сказали, что самолёт приземлился в Лонг-Бич, потому что один из двигателей едва не отказал во время полёта. Ребята и так не любили летать, и я решил, что новость о проблемах лайнера заставит их пользоваться железнодорожным транспортом. Поэтому без особых объяснений я организовал Ceasar’s Chariot, «Боинг 707» отеля «Ceasar’s Palace». Он ни в чём не уступал «Старшипу», разве что отсутствием органа.

По этому поводу никто не парился. Нас интересовала выпивка и наркотики. Мы пили пиво ящиками, а наркотики жрали словно сладкую вату.

Роберт также принимал обезболивающие. Его нога до сих пор восстановилась не полностью. Конечно, он проводил на ногах почти весь концерт, вышагивая, словно павлин под «Rock and Roll», «Whole Lotta Love» и «Stairway to Heaven». В отдельные периоды его тело принимало неуклюжие позы, совсем не те, что стали фирменным знаком Планта. Иногда я видел, как его лицо искажалось от боли. Пейджи пытался заполнить брешь сценического действа, и вполне с успехом.

Иногда нога Роберта буквально молила о пощаде от работы на износ. Акустические сеты приносили отдых, когда он мог сесть в центре сцены рядом с Бонзо, Джоном Полом и Джимми и вытянуть ногу, исполняя песни типа «Black Country Woman» и «Going to California».

— Иногда я завидую тебе, Бонзо, — сказал Роберт. — Ты сидишь на стульчике весь концерт. Скажи, если захочешь поменяться местами.

Однажды Роберт признался мне, что только толпа не заставляла его выбросить полотенце. Их возгласы побуждали его сжать зубы и терпеть боль, словно её нет. Фанаты были его поддержкой и вдохновением.

Хотя Роберт никогда не филонил, погода вмешалась в концерт в Тампе, который пришлось отменить, что не понравилось фэнам. Морин Плант и Мо Джонс приехали в Штаты с детьми, чтобы съездить в Диснейленд и побыть с группой. И мы полетели за ними в Орландо, а потом отправились в Тампу. Когда самолёт подлетал к городу, дождь шёл приличный. Питер озабоченно смотрел в иллюминатор. Я знал про его политику не пускать группу на сцену в дождь. Оставалось изменить дату концерта.

В 1972 году трагедия произошла с группой Stone the Crows, подопечными Питера. Мэгги Белл — была мощной певицей, пресса начала сравнивать её с Дженис Джоплин, а сама группа начала привлекать больше поклонников. Во время одного из концертов в Уэльсе гитарист Лес Харви получил удар током. Другие члены группы, клавишник Ронни Лейхи и басист Стив Томпсон пытались оживить его, но безуспешно. Stone the Crows так и не оправились от трагедии, как и Питер. В 1973 году группа распалась.

Расследование показало, что Харви умер из-за короткого замыкания в оборудовании. После этого Питер решил, что риски слишком высоки, чтобы выступать под дождём или в схожие обстоятельства из-за угрозы замыкания. Питер защищал своих музыкантов. Он тратил много денег на специальные трансформаторы, чтобы ток не причинил зло кому-нибудь из Led Zeppelin. При всём при этом, политика «никакого дождя» не подвергалась пересмотру никогда и ни для кого.

Через десять минут после приземления я разглядывал билеты на концерт.

— О, чёрт! — воскликнул я. — Питер, глянь на это. Тут написано, что концерт состоится в любую погоду. Кто напечатал это на билетах?

Питер разгневался. Он никогда не разрешал условия «при любой погоде» и не собирался менять планы. Терри Бассетт — один из организаторов, находился с нами в самолёте, и Питер высказался о своём недовольстве.

— Бассетт, — орал он. — Что вы тут натворили?

Терри потерял дар речи на секунду. В этот момент самолёт при посадке так тряхнуло, что все чуть с ума не посходили. Гнев Питера приутих, временно.

Дождь прекратился за час до концерта, а небо почти очистилось. Питер решил не отменять шоу. Группа открыла концерт с «The Song Remains the Same», вызвав бурные аплодисменты. Но через две вещи в середине «In My Time of Dying» в небе разразился гром. Затем хлынул ливень. Питер не сомневался. Он немедленно приказал музыкантам уходить со сцены, а оборудование накрыть брезентом.

— Если получится, переждем дождь, — сказал он.

Фэны не пошевелились. Некоторые взяли зонты, но остальные вымокли до нитки. Но никто не ныл.

Мы терпеливо ждали окончания дождя, который никак не хотел прекращаться. Наконец Питер проворчал:

— Убираемся отсюда.

Перед тем, как толпе сообщили об отмене, полицейский эскорт сопроводил нас при выезде со стадиона. Затем сделали объявление, попросив людей спокойно покинуть стадион, что вызвало тучу неодобрительных возгласов минут на десять. Некоторые не могли поверить, другие разгневались.

Несмотря на дождь основная толпа осталась на стадионе. Они скандировали: «Мы хотим Zeppelin! Мы хотим Zeppelin!». Они кидали на сцену бутылки, где наши роуди разбирали оборудование, пока стадион не превратится в озеро.

Затем началось настоящее безумие. В толпе начались драки, сорок полицейских в амуниции ворвались на стадион и стали усмирять толпу дубинками. Концерт превратился в полномасштабный мятеж. Кулаки летали направо и налево, кровь текла ручьями. Выли сирены полицейских машин и скорой помощи. Шестьдесят фанатов оказались в больнице. И с десяток копов.

Когда мы доехали до аэропорта и садились на самолёт, один из сотрудников службы безопасности услышал о беспорядках на стадионе. Всплыли воспоминания о Милане 1971 года. Все расстроились, но больше всего Роберт:

— Не могу поверить, люди пришли послушать музыку, а не подставлять под дубинки головы.

Наверно, что-то случилось в воздухе Флориды. Когда билеты поступили в продажу, сотни разгорячённых фанатов прорвались в «Орандж Боул», место, где шла продажа, и стали ломать сиденья, разбивать офисы и красть еду из киосков. Вызвали спецназ из Майами, и порядок удалось навести с помощью слезоточивого газа. «Майами Геральд» выдала такой заголовок: «Настоящее чёрное воскресенье в Орандж Боул. В прошлый раз полковник Блимп, теперь — Led Zeppelin».

К несчастью, беспорядки в Тампе оказались не единственными. После концерта в Хьюстоне буйные поклонники в порыве гнева нанесли ущерб на полмиллиона долларов. Сорок из них были арестованы за нарушение общественного порядка и хранение наркотиков.

 

52. Спиритический сеанс

Тур продолжался, а я всё больше тревожился за существование группы. На сцене музыка звучала так здорово, что страх за будущее группы немного отступал, но вне сцены мы проводили всё меньше времени друг с другом, как будто останавливались в разных отелях, а не в одном коридоре. Когда мы общались, временами вспыхивала злость и враждебность по отношению к кому-либо из участников группы.

Мы летели в Атланту. Моя тогдашняя подружка Ребекка путешествовала со мной. Ещё с нами была Линда, официантка из «Рэйнбоу». На Ребекке было красивое замшевое платье в индийском стиле. Кое-кто заприметил его, и он решил меня немного позлить и договорился с одним из охранников, чтобы порезать платье моей подруги. Ну, чтобы вывести меня из себя.

Я как раз нюхал с Джимми кокаин, когда охранник подошёл к нам, схватил платье Ребекки за воротник и дёрнул рукой вниз. Платье порвалось, и девушка осталась в лифчике и трусиках. Она плакала и пыталась прикрыться руками.

Пейджи засмеялся. Питер громыхнул хохотом с таким удовольствием, что его голос отдавался эхом от стенок фюзеляжа. Я же ничего смешного в этом не видел.

— Вы все мудаки! — выпалил я. Я отклонился, поднял ногу и пнул иллюминатор, разбив два из трех стекол. Кокаин с блюдца вследствие чего вихрем развеялся в воздухе. Джимми, который ненавидел летать больше всех, чуть в обморок не упал, Линда бросилась на пол, поняв, что разбитое окно вызовет изменение в давлении воздуха, а самолёт потеряет управляемость.

— Я покажу тебе, что со мной лучше не связываться, — орал я, ткнув пальцем в Джимми. По ошибке я решил, что это он придумал раздеть Ребекку. — Это имеет что-то общее с магическим дерьмом? Теперь ты мучаешь женщин?

Страсти поутихли немного к моменту заселения в отель, хотя я до конца не отошёл. Чуть спустя девушки, Джонси и я находились в номере Бонзо, сидели за столом и болтали. Я заметил, что к нижней части стола прикреплён рычаг, если его поворачивать коленом, стол будет вращаться.

— Давайте устроим сеанс магии, — предложил Бонзо. — Джимми не единственный, кто может заниматься сверхъестественным дерьмом!

Джимми ещё сильнее залез в дела Алистера Кроули. Он даже открыл книжный магазин в Лондоне, посвященный исключительно оккультизму. В целом, его интересы, какими бы странными они ни казались, не волновали остальных, так как Пейджи никогда не промывал мозги своими верованиями. Но потому, что мы периодически слышали истории про «дьявольскую» сторону группы, то не могли их полностью игнорировать.

Я решил отомстить Джимми.

— Давайте прикольнёмся над ним. Я хочу его до смерти напугать!

Номер Джимми граничил с Бонэмом, и дверь между ними была слегка приоткрыта. Я погасил свет, и, чтобы Джимми слышал, мы начали хором произносить «оооммм, оооммм, оооммм».

Взявшись за руки, мы закрыли глаза. Сдерживая смех, мы приготовились разговаривать с духами.

— Оооммм… оооммм… оооммм…

Бонзо прошептал:

— Полная чушь!

Украдкой я увидел приближающегося Джимми, а позади него Питера. Когда они подошли ближе, Линда тихонько нажала на рычаг коленом. Стол приподнялся.

Джимми с Питером офигели. Джимми вздрогнул и попятился назад. У обоих на лицах застыло выражение: «Черт, ну и чудеса!».

Стол опустился и ещё два раза приподнялся. Питер, в конце концов, заподозрил неладное. Он включил свет, опустился на четвереньки и увидел рычаг. Ни он, ни Джимми шутку не оценили.

Тур продолжался, мои отношения с Робертом не улучшались. Конечно, у него были проблемы — как вытерпеть боль от концерта к концерту. Он много времени проводил в номере, давая ноге покой — смотрел телевизор, употреблял алкоголь и наркотики. Но во время концертов он продолжал извлекать энергию, расцветая в свете всеобщего внимания.

Но при этом, он стал более раздражительным, чем обычно, из-за недолеченной ноги. За несколько минут до начала концерта в Лендовере Роберт отвёл нас с Джонни Биндоном в угол и стал отчитывать.

— За что вы получаете деньги, сволочи? — кричал он, по очереди ткнув пальцем в грудь сначала мне, а потом Джонни. — Пока я надрываю связки на сцене, вы тут валяете дурака.

Мне не понравился тон, ведь я посвятил группе девять лет жизни.

— Я собираю деньги, твою мать, — парировал я. — Если я этого не сделаю, вы уроды, будете такси ловить, а не разъезжать в лимузинах!

— Если вы хотите быть полезными, — добавил Роберт, — Пойдите в зал и достаньте мне хороших девочек.

Я охренел.

— Что за высокомерный сукин сын! — сказал я Биндону. Вскоре после начала концерта мы с Биндоном решили дать Роберту то, что он хочет — и немного его понервировать.

Мы пошли в зал и узрели пять роскошных юных девчонок в первом ряду.

— Как думаешь, сколько им? — я спросил Джонни.

— Кому какое дело? — ответил он. — Поскольку они вышли из пелёнок, для Роберта пойдёт.

Я наклонился к ним, представился и сказал:

— После концерта мы хотим вам пригласить покататься в лимузине и посидеть в самолёте группы. Они хотят познакомиться с вами, угостить выпивкой и дать автографы.

Девчонки захихикали. Сидевшая ближе всех ко мне, её брекеты вибрировали в такт музыке, ответила:

— Супер, чувак!

Я понял, что это не стипендиатки Оксфорда.

После концерта я помог девушкам залезть в лимузин. Когда дверь захлопнулась я обратился к ним:

— Я должен вам сказать одну вещь. Когда вы зайдёте в самолёт, не говорите с Робертом. Иногда он становится слишком темпераментным, и если вы ляпнете что-то не то, то можете пожалеть об этом. Так что если он попытается поговорить с вами, молчите. Просто смотрите на него, о’кей?

Они удивились, но кивнули в знак согласия.

Когда мы загрузились в Ceasars Chariot, Роберт посмотрел на девушек и с улыбкой на лице сказал мне:

— Бля, они хороши. Ричард, ты, наконец, стал отрабатывать свои деньги!

Роберт продолжил рисоваться перед подругами. Он снял рубашку и с улыбкой продефилировал по проходу.

Когда лайнер взлетел, я неожиданно забеспокоился. Я понял, что нам следовало высадить девчонок до отлёта, но я нюхал героин и заторчал. Было слишком поздно, они летели с нами в Нью-Йорк.

Одна из них выглядела напуганной и заплакала.

— Куда вы нас везёте? — всхлипывала она. — Отец убьёт меня.

Наверно, я слишком далеко зашёл в этот раз. Мне не хватило смелости сказать им, что они летят с нами в Большое яблоко.

Через двадцать минут одна из девушек, брюнетка с накладными ресницами, едва не достающими до кончика носа, когда моргала, подошла ко мне:

— Раз уж мы тут, мы можем взять у Роберта автограф или ещё что-нибудь?

Поскольку я вынашивал планы против Планта, то не видел причин что-либо менять.

— Послушай, — сказал я строго. — Я не хочу, чтобы вы с ним имели дело. Если заговорите с Робертом, я открою дверь и выброшу вас.

Она молча вернулась на место.

Конечно, я был с ними суров. Я даже подумал извиниться перед ними. Но тут подошёл Роберт и попробовал флиртовать с девушками. Они смотрели на меня, я погрозил пальцем, чтобы они вели себя тихо.

Перед приземлением в Нью-Йорке Роберт сдался.

— Это самые холодные сучки, которых я видел когда-либо. Я их пытаюсь развеселить, а они просто сидят. Кого ты нашёл — лесбиянок?

Когда мы вышли в аэропорт, передо мной встала другая дилемма — куда девать девушек. Они помогли мне отомстить Роберту, и я чувствовал себя виноватым перед ними за похищение. Им было лет тринадцать-четырнадцать, они были слишком маленькими даже на мой безумный вкус. Я снял им номер в отеле и отправил домой на следующее утро.

Несколько лет спустя красивая молодая женщина подошла ко мне в баре в Лос-Анджелесе.

— Привет, Ричард! Ты наверно не помнишь меня. Когда мне было четырнадцать, вы похитили меня и подружек и полетели в Нью-Йорк. У меня потом были серьёзные проблемы. Отец одной из девочек был конгрессменом. Все нас искали, даже вызвали полицию.

Мы с Робертом не ладили весь тур. Когда он был груб со мной, я старался изводить его как-нибудь. Такой шанс мне выпал во время шести концертов в Мэдисон Сквер Гарден. Девушка по имени Одри следовала за Робертом из города в город. Она немного достала нас, но была безвредной. Перед началом первого концерта я увидел её в зале, она сидела в проходе в двадцатом ряду. Одри, подумал я, может согласиться на что угодно, если ей удастся приблизиться к Роберту. Поговорив с ней и глянув на тонкое, почти прозрачное платье, я представил, что может получиться.

И сказал осветителям:

— Когда Роберт будет петь «Stairway to Heaven», я хочу, чтобы один из роуди отправил девушку по проходу. Когда я дам знак, направьте на неё прожектор. Думаю, всё будет видно сквозь платье.

После «Achilles Last Stand» группа заиграла «Stairway to Heaven». Когда Роберт начал петь, один из прожекторов освещал его, а другие четыре высветили Одри, марширующую по проходу, словно на собственной свадьбе. Она просто сияла. Я предупредил охрану, чтобы её пропустили на сцену. От света прожекторов платье просвечивало насквозь, было видно абсолютно всё.

На сцене все попадали от смеха, кроме Роберта. Бонзо так ржал, что едва мог играть. Пока девушка скромно стояла рядом с ним на сцене, Плант бросал на меня грозные взгляды, словно говоря: «Коул, твои дни сочтены».

По окончании шоу Плант был разъярён. Он гонялся за мной по гримёркам, чтобы надавать по роже, но так и не поймал. С больной ногой бегать резво он не мог.

Когда он успокоился, я спросил его:

— С чего ты решил, что это я?

— Я тебя хорошо знаю, Коул. Кто ещё мог?

Когда мы добрались до Лос-Анджелеса, я оказался вдруг в затруднительном положении из-за финансов группы. Сначала я решил, что Роберт мне отомстил. Но потом понял, что дела обстоят намного серьёзнее.

Я всегда отвечал за мелкие расходы группы, если их можно назвать мелкими. Но моя честность никогда не подвергалась сомнению, даже во время ограбления в Нью-Йорке в 1973 году. Но в 1977-ом Питер заподозрил неладное, и в Лос-Анджелесе ко мне в номер позвонила Шелли Кей, одна из коллег Стива Вайсса:

— Питер попросил меня провести полный аудит наличности, которая была у тебя во время турне.

Я был удивлен и озадачен, когда она вызвала меня в номер Питера, чтобы просмотреть все записи о расходах. Я знал, что мне нечего скрывать.

Мы прошлись по всем книгам, пункт за пунктом. Оказалось, что я запросил сто десять тысяч наличными у промоутеров. Но выяснилась недостача десяти тысяч четыреста шестидесяти долларов. Я не мог понять, куда девались деньги. «Только не это, — подумал я, на память пришёл инцидент в Нью-Йорке».

К нам присоединился Питер. Как и все остальные, он не был настроен валять дурака.

— Где деньги, Ричард?

— Не представляю. Я понятия не имею.

В то время из-за кокаина и героина я стал подозрительным и возможно совершил грубую ошибку, не подозревая об этом.

Мы с Шелли снова просмотрели все записи.

— Где-то закралась ошибка, — повторял я.

Наконец, мне показалось, что я её обнаружил.

— Погоди-ка! Здесь написано, что я взял десять тысяч триста долларов в Хьюстоне, но я не брал. Я помню, что изначально планировал получить деньги, а потом сказал промоутеру, что они мне не нужны. Можете спросить у Билла МакКензи из Concerts West.

Никогда бы я не украл деньги у группы. Шелли позвонила Биллу, бухгалтеру компании организатора концертов, и тот подтвердил мою версию. Учитывая эту ошибку, мы снова всё пересчитали. В этот раз недоставало сто шестьдесят долларов. Для Питера это была незначительная сумма, и он сказал:

— Забудь, Ричард. Полагаю, я должен перед тобой извиниться.

Мы пожали руки и забыли о случае навсегда.

В тот вечер, когда напряжение от финансовых разборок осталось позади, я решил расслабиться. После концерта группа, Джонни Биндон и я решили пойти в клуб. Через два часа ко мне подошёл один из помощников Рода Стюарта:

— Род устроил дома вечеринку. Почему бы вам не заехать? Я уверен, он будет рад вас встретить.

Я не видел Рода несколько лет и подумал, что неплохо бы вспомнить былое. Но что более важно, я знал, что его бар полон выпивки. Да так, что можно довести до цирроза печени половину Калифорнии. Мы забрались в лимузины и поехали к Роду. Однако, когда мы оказались там и позвонили в железные ворота, нас встретили достаточно прохладно:

— Мистер Стюарт предпочел бы, чтобы вы уехали.

Я уже был достаточно пьян после клуба и не желал получить отказ. Разозлившись, я с помощью одного из охранников стал лупить по воротам, которые соскочили с петель и рухнули на землю. Мы проехали по ним к входной двери.

На звонок никто не ответил.

— Негостеприимные козлы, правда ведь? — сказал я Джонси и полез по водосточной трубе, подумав, что на каждой вечеринке должна быть парочка незваных гостей. Но Род не был согласен с этим. Он так не открыл дверь, но я слышал, как он орал изнутри:

— Коул, я вызову полицию, если ты и твои уродские друзья не уберутся из этого дома через минуту!

Обычно я бы рискнул вломиться в дверь. Но в конце тура, после стольких проблем я посчитал, что не стоит упорствовать. Мы развернулись и вернулись в клуб.

На последний концерт в Лос-Анджелесе группа пригласила Кита Муна выйти с ними на бис. Толпа чуть с ума не сошла, когда Муни заиграл на конгах и литаврах в «Whole Lotta Love». В столь восхитительный момент все забыли, что Кит стоял на месте, где пиротехники расставили дымовые бомбы, которые должны сработать в конце песни. С последней нотой бомбы взорвались, почти как на салюте четвёртого июля — прямо под задницей Кита. Бедный Муни подпрыгнул на метр в воздух и с воплями выбежал со сцены. На его лице был написан дикий ужас.

— Суки! — орал он на нас. — Вы знали об этом! Вы хотели напугать меня до усрачки, не так ли?

Во время трёхнедельного перерыва большинство полетело в Лондон. Но Джимми планировал съездить в Каир с Миком Хинтоном, видимо, чтобы раскопать египетские дела Алистера Кроули.

По дороге домой Бонзо спросил меня:

— Ты знаешь, почему Джимми взял Мика, а не тебя? Потому что знает, если нужно принести кого-то в жертву, то тебя будет уговорить труднее, чем Мика!

Без проблем! У меня были другие планы в Англии, включая пополнение запасов героина. В тот период жизни наркотики были важны для меня не меньше всего остального. Так далеко я зашёл.

Бонзо посмотрел в иллюминатор и сказал:

— Чем больше ты гастролируешь, чем более успешным становишься, тем больше туры становятся рутиной. Просто работа. Мы зарабатываем кучу денег, но у нас нет жизни. Мы заперты собственным успехом и своей охраной. Иногда мне кажется, что я живу в кошмаре.