Леон с интересом наблюдал, как глаза Ариэл расширились от удивления. Неужели она действительно думает, что он настолько глуп, чтобы не заметить ее раболепного отношения к этому дураку-коротышке?

— Пенроуз? — переспросила Ариэл. — Вы имеете в виду мистера Пенроуза?

— Естественно, мистера Пенроуза, — фыркнул Леон. — Вы что, знаете еще одного Пенроуза? Может, вы предпочитаете, чтобы я называл его более фамильярно — Нос? Разве он не ваш возлюбленный?

— Мой возлюбленный? — Ариэл бросила на Леона такой изумленный взгляд, будто у него были две головы и обе пустые. — Вы, наверное, сошли с ума? — предположила она.

Пожалуй, подумал Леон, иначе как оправдать мое поведение сегодня вечером?

После вчерашнего неожиданного визита Пенроуза Леон был полон решимости до конца играть роль дикаря и устроить им такой бедлам, который бы они помнили всю оставшуюся жизнь. Он пообещал себе, что преподаст ей хороший урок, однако, когда увидел Ариэл сегодня утром, на ее лице отразилась такая душевная мука, что он в одно мгновение изменил свой план. Не важно, что причиной ее страданий был Пенроуз, он сделает все, чтобы стереть с ее лица это выражение муки.

Вот почему он обедал с Каслтоном, вместо того чтобы проломить ему голову. И вот теперь, разозленный, он стоял перед женщиной, которая не должна его интересовать, и был готов лезть в драку за нее только потому, что она предпочла ему другого мужчину.

— Сошел ли я с ума? — переспросил Леон с надменным высокомерием. — Как раз наоборот. Ваша ситуация абсолютно ясна для меня.

— О чем вы?

— О том, что вы ослеплены этим дураком.

Леон заметил, как Ариэл побледнела, и утвердился в правильности своей догадки, что привело его в уныние. Он продолжал внимательно следить за выражением ее лица. Постепенно краски возвращались: оно стало розовым, затем пунцовым. Испуг сменился возмущением.

— Как вы смеете обвинять меня в том, что я влюблена в Филипа Пенроуза?

— Я вас ни в чем не обвиняю, а просто констатирую факт. Заметьте: я сказал — ослеплены. Итак, вы хотите спросить меня, как я осмелился сказать вам правду?

— Правду? Ха! Вы никогда не узнаете ее, даже в том случае, если эта правда свалится на вас с небес и растроит вас… — Ариэл сжала кулаки, подыскивая подходящее слово, — …до самых пяток.

— В самом деле? Не припомню, чтобы нечто подобное случилось со мной вчера, когда я наблюдал за вами и вашим начальником.

— Вчера, когда вы вели себя как последний дурак, вцепившись в этого глупого кролика? — спросила Ариэл, стараясь казаться спокойной.

Леон изобразил неподдельное удивление:

— Неужели вы это заметили? Мне казалось, что вы так увлечены разговором с Пенроузом и так лебезили перед ним, что вообще забыли о моем присутствии.

— Лебезила? — голосом, холодным как лед, переспросила Ариэл.

— До отвращения, если пользоваться вашей терминологией. Улыбались, как глупая влюбленная корова, умоляли его остаться, чтобы послушать новую музыкальную пьесу, а ваши ресницы хлопали, как хлопает крыльями стая взбесившихся гусей. Сказать откровенно — зрелище было очень впечатляющим.

— Взбесившихся гусей?

— Вот именно. Посторонний наблюдатель, глядя на вас, непременно решил бы, что у вас приступ эпилепсии.

— Приступ эпилепсии?

Леон с удовольствием отметил, что чувство вины заставляет Ариэл растерянно повторять обрывки его фраз.

— У меня есть некоторый опыт в сердечных делах, и должен сказать, что, сколько вы ни стараетесь флиртовать с ним, он все равно ничего не замечает.

— Флиртовать?

— Вы это отрицаете?

Рот Ариэл то открывался, то закрывался; она силилась что-то сказать, но не могла. Плечи ее подергивались, лицо мрачнело.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу этого отрицать, — сказала она наконец с таким видом, будто он виноват в ее недальновидности. — Вы прекрасно знаете, что я… Я хочу сказать, что вы сами видите… О Господи, вы и без меня все прекрасно понимаете, — выдавила Ариэл из себя и приложила ладони к пылающим щекам. Вид у нее был несчастный.

Минуту спустя она бессильно уронила руки и посмотрела Леону в глаза.

— Хорошо, — сказала она тихим голосом, — это действительно так. Короче говоря, я должна признаться, что я…

Леон заметил, как Ариэл вздрогнула.

— …что я… флиртовала, — закончила она. Леон саркастически поднял брови.

— Но это вовсе не потому, что он мне нравится, — продолжала Ариэл более уверенно. — И уж конечно, я не ослепла, как вы изволили выразиться. Он мне ни капельки не нравится. Я его с трудом выношу. Скажу вам больше: он самый одиозный, самовлюбленный, презренный тип из всех, кого я знаю.

Подавив в себе самодовольную улыбку, Леон внимательно посмотрел на нее:

— Теперь моя очередь задать вам тот же вопрос, что вы задавали мне раньше: зачем весь этот спектакль?

— Потому что, — ответила она, потупив взор, — я задумала выйти за него замуж.

Заявление Ариэл отдалось болью в сердце Леона. Он почувствовал себя так же плохо, как в тот раз, когда она ударила его кулаком в грудь. Нет, хуже, гораздо хуже. Он сделал большой глоток бренди, стараясь не подавать вида, что очень расстроен. Расстроен? Нет, черт возьми, сражен наповал. С бокалом виски он подошел к камину и небрежно опустился в удобное кресло с высокой спинкой. Сердце его бешено стучало, голова шла кругом. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел взять себя в руки и спокойно посмотреть на Ариэл.

— Тот же вопрос, — сказал он, — почему?

— Я должна, — последовал ответ.

Ее виноватый вид и робкий голос произвели на него ошеломляющее впечатление. Прищуренным взглядом он посмотрел на ее живот:

— Вы должны? Уж не хотите ли вы сказать, что… Ариэл прикрыла руками живот. Глаза ее вспыхнули гневом.

— Да как вам могло прийти такое в голову? Как вы смеете думать…

— Давайте решим с вами раз и навсегда, — прервал ее Леон, чувствуя, как успокаивается его сердце, — у меня есть странная привычка говорить то, что я хочу и когда хочу. Вы уже утомили меня своими повторными вопросами. В конце концов, это скучно, и мы только напрасно тратим время. Вам это понятно?

— Понимание еще не значит согласие, — ответила Ариэл.

— Мне не надо вашего согласия.

— В таком случае мне все понятно, — ответила Ариэл, безразлично пожав плечами.

— Отлично. Идите сюда и сядьте.

Леон указал на стоявшее напротив него кресло. Немного поколебавшись, Ариэл повиновалась.

— Давайте начнем сначала, — сказал Леон. — Если у вас нет особой причины, то почему вы должны выходить замуж за Пенроуза?

— Мне кажется, было бы лучше сказать — вынуждена. Я считаю, что мистер Пенроуз вполне подходящий жених.

Положив локти на подлокотники и чуть прикрыв лицо руками, Леон внимательно смотрел на Ариэл. Наступило неловкое молчание.

— Ну хорошо, — смущенно сказала Ариэл, — он единственный мужчина, которого я знаю. Других кандидатов в женихи у меня нет.

— Ясно. И все же мне не совсем понятно, к чему такая спешка.

— Почему спешка? Может, это мой последний шанс. Большинство женщин моего возраста уже давно замужем и имеют кучу детишек мал мала меньше.

Ариэл жестом продемонстрировала в воздухе эту кучу детишек.

— Ну что же, им повезло, — сказал Леон, натянуто улыбаясь. — Скажите мне, а что это за возраст, когда остается последний шанс?

Он оценивающе посмотрел на Ариэл, пытаясь угадать, сколько ей лет.

— Двадцать пять, — ответила она, гордо вскинув голову.

— Ах, двадцать пять. Значит, вы считаете себя старой, не так ли?

— Да, я такая же старая, как и вы.

— Однако с возрастом вы не стали более сдержанной на язык. Советую поменьше болтать, если хотите подцепить мужа.

Ариэл подалась вперед, и Леону показалось, что она опять ударит его, но девушка снова откинулась в кресле и внезапно рассмеялась, проглотив и это его замечание.

— Вам бы все шутить, — сказала она, устраиваясь поудобнее. — Слышала бы вас моя мать. Для нее отсутствие мужа и детей — дело нешуточное.

— Ваша мать? Так вот в чем секрет.

— Это вовсе не секрет. Дело в том, что я должна выйти замуж по финансовым соображениям. Я здесь ни при чем, — поспешила добавить Ариэл, заметив на лице Леона насмешливую улыбку.

— Тогда кто же? Пенроуз? — спросил Леон с разочарованием, решив, что она одна из тех женщин, которые охотятся за большими деньгами.

— Конечно, нет. — Ариэл тяжело вздохнула, немного помолчала и, наконец, решившись, добавила: — Ладно. Я это делаю исключительно для своих родителей. Мне надо обеспечить их будущее.

Возможно, она и не охотница за деньгами, а просто немного легкомысленна.

— Понятно, — сказал он. — Они не удосужились накопить денег, чтобы обеспечить себе старость, и сейчас вы играете роль жертвенной овцы, чтобы помочь им. И вы хотите, чтобы я в это поверил?

— Вовсе нет! — воскликнула Ариэл с обиженным видом. — Вы должны мне верить. Я говорю правду. Мой отец — баронет, и он был известным преуспевающим врачом. Он всю жизнь заботился о семье, откладывая деньги на черный день и занимаясь инвестициями. Он бы продолжал делать это и дальше, если бы…

— Если бы что? — поинтересовался Леон.

— Если бы судьба не распорядилась иначе.

— Звучит впечатляюще, — заметил Леон. — Мне бы хотелось знать все в подробностях.

Ариэл сделала попытку подняться.

— Боюсь, это долгая и скучная история, — сказала она. Ариэл выглядела очень подавленной, и Леон отбросил мысль о том, что она притворяется и сочиняет жалобную историю в оправдание своего желания выйти повыгоднее замуж. Глядя на нее, такую несчастную, сидящую на краешке кресла и готовую в любой момент сорваться с него и убежать, Леон почувствовал сострадание — чувство, раньше ему не ведомое. Она была не только несчастной, но и одинокой. Все это ему хорошо знакомо, и он знал, что слова здесь бессильны. Чем он может помочь ей?

Леон плеснул в бокал немного виски и протянул его Ариэл, но она рукой оттолкнула.

— Сделайте хотя бы глоток, — приказал он. — Вам необходимо подкрепиться.

— Спасибо, — ответила Ариэл, взяв бокал.

Она сделала маленький глоточек, по-прежнему сидя на краешке кресла, готовая ринуться прочь, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Леон решил, что не будет давить на нее, во всяком случае, попытается этого не делать. Подавив желание узнать подробности ее печальной истории, Леон оглядел комнату, ему захотелось сделать для нее что-нибудь приятное. На глаза попалась расшитая гарусом скамейка для ног. Он принес ее и поставил перед Ариэл.

Она не обратила на нее ни малейшего внимания.

— Не вынуждайте меня самого поднимать ваши ноги, — сказал он почти сердито.

— Вам незачем… — начала Ариэл, но, заметив, как нахмурились его брови, быстро поставила ноги на скамеечку.

Леон опустился в кресло:

— А теперь расскажите мне об этих превратностях судьбы. Ариэл заерзала в кресле, ее рассеянный взгляд перебегал с одной веши на другую: на писанную маслом картину за его спиной, на горящие в камине дрова. Она старательно избегала его внимательного взгляда.

— Это нелегко, — сказала она наконец. — Ни одной живой душе я не рассказывала эту историю. Только с матерью мы иногда говорим на эту тему, и то я стараюсь не называть вещи своими именами.

— Я ненавижу подробности, и вы можете рассказывать мне все в общих чертах, Ариэл. Кто знает, может, я смогу помочь вам.

Ариэл с удивлением посмотрела на него.

Леон пожал плечами, удивляясь своему предложению.

— Иногда случаются странные вещи, — сказал он.

— Уж можете быть в этом уверены. — На губах Ариэл появилась слабая улыбка. У Леона отлегло от сердца.

— Совсем недавно в этой комнате случилось нечто подобное, — продолжала она.

Леон улыбнулся, но не сказал ни слова. Ему не хотелось торопить ее, и он терпеливо ждал.

— Как я вам уже сказала, мой отец был врачом, — начала Ариэл. — И очень хорошим. — Ее тихий голос звучал неуверенно. — Среди его пациентов были не только благородные, но и простые люди, и он не делал между ними различия, чем очень гордился. Примерно года полтора назад моя мать начала замечать за ним некоторые странности, хотя поначалу они нас не беспокоили. Он мог вернуться домой без пальто или, например, в пятницу надеть воскресный костюм. Мы иногда даже подшучивали над ним. — Ариэл грустно улыбнулась и продолжала: — Со временем эти странности стали повторяться все чаще и перешли уже в более серьезные вещи. У него на работе случилось несколько неприятных инцидентов. Слава Богу, ничего серьезного, и от этого никто не пострадал, но моя мать по-настоящему встревожилась и решила проконсультироваться у специалиста.

— А ваш отец сам замечал изменения в своем поведении? — спросил Леон.

Ариэл кивнула:

— Временами, но потом… — Она задумчиво посмотрела на пылающий в камине огонь. — Он согласился, чтобы его осмотрел старый друг и коллега, который, в свою очередь, направил его к другому врачу. К тому времени, когда были сделаны все анализы и вынесено заключение, он совсем ушел в себя. Мне даже кажется, что он так и не понял, какой диагноз ему поставили, но может, это к лучшему. Диагноз был старческое слабоумие. Его друзья-врачи сказали, что ему надо немедленно оставить практику, пока не случилось чего-нибудь трагического, что навсегда погубило бы его доброе имя.

— И он согласился? — спросил Леон, с трудом сдерживая желание взять Ариэл за руку.

— Да. Хотя случаются дни, когда он встает, одевается, берет свой саквояж и говорит, что ему нужно срочно осмотреть пациента, который на самом деле уже давно умер. Нужно видеть его лицо, когда мы удерживаем его от визита. Здесь не выдержит даже черствое сердце.

— Теперь мне все понятно, — тихо сказал Леон. — Вам не надо вдаваться в подробности. Я вижу, вам тяжело вспоминать все это.

— Мне будет легче, если я наконец выскажусь, — ответила Ариэл. — Моя мать решила и наказала всем держать все в секрете. Никто из посторонних не должен знать, что случилось с отцом. Поэтому мы продолжаем делать вид, что ничего не случилось, во всяком случае, пытаемся. Последнее время становится труднее хранить все в тайне.

— Из-за того, что здоровье вашего отца становится хуже?

— Из-за этого и из-за материальных затруднений.

Леон нахмурился, вспомнив, что именно финансовые трудности вынуждают Ариэл искать себе мужа в лице Пенроуза.

— Но мне кажется, что у преуспевающего врача должны быть сбережения, — сказал он. — Вы что-то говорили о его инвестициях.

Ариэл тяжело вздохнула:

— Да, были и сбережения, и инвестиции. Отец был очень бережливым и всегда с уважением относился к деньгам, и это еще более усугубляет нашу трагедию. Так случилось, что в первые дни его болезни, когда мы подшучивали над тем, что он многое забывает и может пройти мимо собственного дома, мы не заметили, что он зачастил в клуб, где наделал карточных долгов на тысячи и тысячи фунтов. Не проходит дня, чтобы мы не платили кому-нибудь. Я не вижу этому конца. Каждую неделю к нам кто-нибудь приходит или присылает своего представителя, чтобы получить от отца джентльменский должок. Иногда к нам приходят и говорят, что нужны деньги, чтобы разгрузить судно, в котором якобы долевое участие моего отца. Не говоря уже о бирже, где акции постоянно падают. Некоторые претензии настолько абсурдны, что мне с трудом в них верится, но карточные долги зафиксированы в клубном журнале.

Леона просто ошарашило это известие.

— Подождите, давайте уточним некоторые детали. Вы хотите сказать, что все эти люди приходят к вам и говорят, что отец им должен, и вы тотчас же выплачиваете его долги? Я вас правильно понял?

— Мама настаивает на этом. Она говорит, что отец никогда не укрывался от долгов и она не может позволить, чтобы он оставался кому-нибудь должен.

— Просто восхитительно! Но он же был не в своем уме, когда наделал эти долги и…

— Как вы не понимаете, — перебила его Ариэл, — мама скрывает от всех, что он болен. Моя мать очень гордая женщина. Она больше всех страдает от его недуга, и, боюсь, общественное осуждение или жалость скажутся на ее здоровье. Она будет не в силах все это вынести.

Запустив пальцы в волосы, Леон сокрушенно покачал головой.

— Вот тебе плоды цивилизации, — сказал он с горечью. — Где это видано, чтобы болезнь считалась позором.

— Не болезнь отца страшит мою мать. Она готова денно и нощно ухаживать за ним, но страдает из-за долгов, которые совершенно разорили нас.

— Но если ваша мать откажется их выплачивать и скажет всем правду…

— Она этого не сделает.

— Потому что очень гордая, — съязвил Леон.

— Нет, потому что любит, — поправила его Ариэл. — Она любит отца и защищает его как умеет.

— Что за глупость! — Леон поморщился от возмущения. — Только женщина может рисковать материальным положением своей семьи, основываясь на сиюминутных эмоциях.

— Не думаю, что сорок лет брака можно назвать сиюминутными эмоциями, — возразила Ариэл.

— И все же это не что иное, как эмоции. Чистейшей воды ерунда. А вы своим желанием принести себя в жертву, выйдя замуж за Носа, только помогаете ей в ее безумии.

— Вы так резки, что можно подумать, вас просят уплатить наши долги, — заметила Ариэл.

— Всякое может быть, — ответил Леон. — Неужели у вас в доме нет мужчины, который бы помог вашей матери? Может, братья? Дядя, в конце концов?

В ответ на его вопрос Ариэл только качала головой.

— У меня только младшая сестра, — сказала она, — но она замужем и живет в Дерби.

— Но ведь у нее есть муж. Почему бы ему не вмешаться и не прекратить раз и навсегда эти поборы?

— Гарри не из тех людей, чтобы вмешиваться в чужие дела.

— Он не может помочь вам деньгами?

— Они никогда не предлагали, а мы не просили. Пусть все остается, как есть.

Леон с возмущением покачал головой. Ситуация плачевная, но не безнадежная. Все дело в матери, которая не без помощи Ариэл сама создает для себя трудности. Леон не сомневался, что без особых затрат уладил бы дело в течение часа, но тогда бы ему пришлось поссориться с матерью, которая изо всех сил старалась соблюсти приличия.

Он посмотрел на огонь, догорающий в камине, и встал, чтобы подбросить туда поленьев. Он так и думал: в Лондоне полно негодяев, которые могут лишить последних денег хорошего человека.

Но больше всего беспокоило и возмущало, что Ариэл приносит себя в жертву, обрекая свою жизнь на безрадостное существование, так как жизнь с Пенроузом будет именно такой.

Леон тяжело опустился в свое кресло.

— А как же любовь? — спросил он так резко, что Ариэл вздрогнула.

— Любовь?

— Да, любовь. Разве не надо иметь хоть капельку счастья, выходя замуж? Мне кажется, это важно для женщины.

— Возможно, со временем я научусь любить мистера Пенроуза. — Ариэл тяжело вздохнула и повторила: — Со временем.

Леон бросил на нее насмешливый взгляд.

— Будьте серьезны, — сказал он. — Иногда и вечности не хватает, чтобы познать это чувство.

Ариэл засмеялась и согласно кивнула головой:

— Вы правы. Возможно, я никогда не полюблю его, но постараюсь быть ему хорошей женой. Я буду продолжать вести бухгалтерию, помогать ему в школе, как и сейчас это делаю. — Ариэл смутилась. — Я хотела сказать, что он все делает сам, а я лишь немножко помогаю ему, — поправилась она.

— Не оправдывайте его, — сказал Леон. — Я видел все ваши книги и знаю, кто на что способен. Все идет хорошо только благодаря вам.

— У меня к этому есть способности, — весело ответила Ариэл. — Вот они-то и будут моим приданым.

— Какое изумительное нововведение! Догадываюсь, что ваше настоящее приданое тоже ушло на оплату долгов вашего отца.

— Не совсем так. Я сама настояла, чтобы мы продали его. Мама и слышать об этом не хотела. Она очень переживает, что я лишилась наследства.

— После этого вам пришла в голову мысль выгодно выйти замуж, чтобы спасти ваше бедственное положение?

— Да, — согласилась Ариэл, и в ее глазах появилось выражение обиды и негодования. — Тогда я не знала, что долги будут расти с каждым днем и превысят наши возможности постоянно оплачивать их. Теперь вы понимаете, почему я считаю мистера Пенроуза подходящей для себя кандидатурой. У меня ведь нет никакого титула, — добавила она, гордо вздернув подбородок, как бы тем самым бросая вызов обществу с его классовыми различиями.

Заинтересованный, Леон задумался. Лично ему было наплевать на общество с его условностями и глупыми ограничениями, ведь он вырос там, где они не душили свободу человека, Ариэл же воспитывалась именно в такой стране.

— Короче говоря, — продолжала Ариэл, — я сделаю все, чтобы его жизнь была спокойной и устроенной, и твердо верю: он тоже позаботится обо мне.

Леон презрительно фыркнул.

— От вашей романтики меня тошнит, — сказал он.

— Романтика меня совершенно не интересует.

— Нет? — с явным недоверием спросил Леон. — В таком случае вы единственная женщина на свете, которую не интересует романтика.

— Значит, это так, — кивнула Ариэл в знак согласия. — Должна вам откровенно сказать, что романтика меня совершенно не интересует. Ни в малейшей степени.

Заявление Ариэл вызвало у Леона еще больший интерес к ней, хотя он и не поверил ее словам. Ну какую женщину не интересует романтика? Они руководствуются ею во всем. Леон распрямился в кресле и задумчиво посмотрел на нее.

— Это опять возвращает нас к вопросу о любви, — сказал он. — Если вас не интересует романтика, то напрашивается невольный вывод, что вас не интересует и сама любовь. Если быть точным, любовь в ее телесном воплощении.

Ариэл ничуть не смутилась.

— Ах, это! — воскликнула она беззаботно, играя кистями, свисающими с подлокотников. — Возможно, у меня будут любовники. И конечно, я буду соблюдать меры предосторожности.

— Конечно, — с сарказмом подтвердил Леон.

— Но клянусь, я никогда не позволю мужчине завладеть моими чувствами.

— Понимаю. И вы твердо верите, что сможете контролировать себя?

— Абсолютно уверена. Мне это не совсем удавалось, когда я была моложе, но теперь я научилась держать себя в руках.

— Значит, вы никогда не полюбите ваших предполагаемых любовников?

— Никогда. Любовь мешает женскому счастью, не говоря уже о том, что отнимает у нее последнюю свободу. Я насмотрелась на своих мать и сестру и не желаю повторять их судьбу. Женщина должна планировать свой брак как с материальной, так и с духовной стороны.

— Именно так, как вы спланировали свой брак с Пенроузом?

— Совершенно верно. Это не совсем то, что я бы хотела для себя, но тем не менее это план.

— О да, вне всякого сомнения, вы все хорошо спланировали, — согласился Леон.

Почувствовав иронию в его голосе, Ариэл забеспокоилась.

— Вы считаете, что он невыполним? — спросила она.

— Я, будучи человеком, не проявляющим к браку ни малейшего интереса, не имею права быть судьей в данном вопросе.

— Понимаю. Тогда, возможно, вы осуждаете меня за то, что я разработала определенную стратегию и следую ей?

— Совсем наоборот. Приятно встретить женщину, которая имеет трезвую голову и не руководствуется эмоциями, как это делают все другие представительницы прекрасного пола.

Ариэл разгладила на коленях юбку и улыбнулась:

— Приятно встретить человека, которого не отпугивает такая женщина.

— Отпугивает? Меня? Что за глупость? Наоборот, мне так нравится ваш рациональный подход к браку, что я готов вам во всем помогать.

— Вы? — спросила с удивлением Ариэл, но, заметив его насмешливую улыбку, с подозрением спросила: — Каким образом?

— Как я уже успел заметить, вы совершенно неискусны во флирте.

— Мне кажется, я уже призналась в этом.

— На ваше счастье, я обладаю этим искусством в совершенстве.

— Прекрасно! — воскликнула Ариэл с язвительной улыбкой. — Но я пока не вижу, каким образом ваш флирт с мистером Пенроузом может помочь мне завоевать его.

— Скоро увидите, — заверил ее Леон, вставая с кресла. — Начиная с завтрашнего утра мы поменяемся ролями. Я буду давать вам уроки, а вы, дорогая учительница, будете моей ученицей.

— Вы будете учить меня флирту? — спросила Ариэл, глядя на Леона с недоверием. — Каким образом?

Леон подошел к ней и легко поднял с кресла.

— Вот каким, — ответил он.

Глядя Ариэл в глаза, он ухватился за концы ее бархатного пояса и стал медленно наматывать их на кулак. Один оборот, второй, и вот они уже стоят, тесно прижавшись друг к другу. Ее настороженный взгляд сказал Леону, что она догадывается о его намерениях.

— Бедная учительница, — пробормотал он, — вы действительно так невинны, как хотите казаться?

В глазах Ариэл появился испуг. Вот уж чего он меньше всего ожидал увидеть. Любопытство — да. Любопытство могло привести их обоих к приятным удовольствиям.

— Право же, я не заслуживаю, чтобы вы обо мне так думали, — тихо сказала Ариэл.

Леон рассмеялся, и его смех был мягким и приятным.

— Расслабьтесь, — сказал он, — и я научу вас всему, что вам положено знать.

— А что мне положено знать?

Леон почувствовал неуверенность, прозвучавшую в её голосе, и притянул ее к себе еще ближе. Теперь между их телами был только его кулак. Его рот почти касался ее щеки, и он всей грудью вдыхал ее запах. Вид ее голых плеч и округлой нежной груди приводил в трепет.

— Для начала, — ответил он, — вам положено знать вот это.

Неделями он мечтал, что наступит время и он будет держать ее в своих объятиях. Просыпаясь ночью, он фантазировал, как это будет выглядеть. Сколько раз он пытался убедить себя, что его ждет разочарование, что в действительности все будет не так, как ему мечтается.

Поддерживая одной рукой спину Ариэл, он другой рукой поднял ей голову и приблизил ее лицо к своему. На долю секунды их взгляды встретились. В ее глазах он увидел смесь страха и любопытства. Одному Богу известно, что прочитала она в его глазах. Буря чувств бушевала в его душе, и он не знал, какому из них отдать предпочтение. Он только старался, чтобы инстинктивная страсть не выплеснулась из него и не испортила все дело.

Его рот жадно прижался к ее губам, и в этом поцелуе было все: его долгое воздержание, желание ее все эти тягостные шесть недель, бесконечное томление за обедом, когда она сидела напротив него в этом чудесном, мерцающем как лунный свет платье, и он, глядя на нее, думал, какова на ощупь материя да и сама хозяйка. Теперь он знал, что и то, и другое были нежными и бесконечно влекущими.

Ему не раз говорили, что среди прочих его достоинств главное, что он терпеливый любовник, но сегодня это терпение куда-то улетучилось и осталась только голая, не подвластная ему страсть. Он языком раздвинул ее губы и проник в теплую влажную глубину ее рта.

Ариэл стояла неподвижно в его объятиях. Кончиками пальцев Леон водил по ее спине, ощущая шелковистость кожи и тонкий костяк ее позвоночника.

Его рука переместилась ей на шею, туда, где росли мягкие завитки волос, и эта ласка отдалась в нем такой страстью, что он, на миг переведя дыхание, приник к ее губам еще более жарким, требовательным поцелуем.

Ариэл вся подалась ему навстречу, и из его груди вырвался стон, когда ее крепкие груди прижались к его груди. Он почувствовал, как она положила руки ему на плечи и, сжавшись, ждал, что она вот-вот оттолкнет его. Однако, к его удивлению, ее пальцы вцепились в его плечи, сжимая в кулаке мягкую шерсть его пиджака.

Он ожидал, что ее нежное тело вызовет в нем бурю чувств. Он ожидал, что ее запах, сравнимый разве только с запахом небес, заставит его целовать ее снова и снова, что он будет на краю неземного блаженства. Но он никак не ожидал, что она ответит на его поцелуи.

Конечно, в мечтах он представлял себе именно это. В них она всегда отвечала страстью на его страсть, со стоном подчинялась его воле и шептала такие нежные слова, за которые любой мужчина готов заплатить куртизанке самую высокую цену. Правда, сейчас она молчала, но все же отвечала на его поцелуи. В этом не было ни малейшего сомнения, и Леон почувствовал, как страсть с новой силой охватывает его.

Ее язык осторожно и неуверенно касался его языка, пробуждая в нем самые разные эротические видения, связанные с ее несомненным природным талантом. Леон прервал поцелуй и кончиком языка очертил ее припухшие розовые губки. Ариэл сделала то же самое с его губами.

Все идет великолепно. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце и из-под ног уплывает земля.

Леон снова притянул к себе Ариэл, пытаясь размотать с руки пояс, чтобы их охваченные страстью тела соприкоснулись. Он обнимал и целовал ее снова и снова. Его руки распустили ей волосы, и они мягкими кольцами упали ей на плечи.

Он посмотрел на нее, такую взъерошенную, с расширенными от возбуждения глазами, с распухшими влажными губами, и остатки здравого смысла покинули его. Его самообладание лопнуло, как растянутая пружина. Ничего не соображая, горя лишь одним желанием почувствовать ее тело, Леон просунул руку за корсаж ее платья, и она наполнилась нежной округлостью ее груди.

Ариэл рванулась назад и уперлась ладонями в его вздымавшуюся грудь:

— Пожалуйста, милорд, вы не должны…

— Нет, — резко возразил он, притягивая ее за плечи к себе. — Это вы не должны. Вы не должны говорить нет маркизу. Таков закон, не так ли?

Щеки Ариэл горели, она покачала головой.

— Нет, — ответила она.

— Тогда какой смысл быть маркизом? — прошептал он, почесывая большим пальцем у нее за ухом и глядя голодным взглядом на ее рот.

— Я уверена, вы найдете достойную женщину среди людей своего круга, — ответила Ариэл.

— Я уже нашел женщину, которая меня интересует, — последовал ответ. — Иди ко мне ближе, Ариэл.

Ариэл продолжала упираться ему в грудь.

— Право, сэр…

— Леон, — перебил он ее. — Я не привык, чтобы женщина называла меня сэром, когда я с ней занимаюсь любовью.

— Мы не занимаемся любовью, — ответила Ариэл, стараясь увернуться от его пальцев, которыми он нежно водил по ее шее.

— Но я добиваюсь этого, — возразил Леон.

— Возможно, — ответила Ариэл, — но продолжения не последует.

— Последует, — настаивал он, водя губами по ее шее и с восторгом сознавая, что она вздрагивает от его прикосновений. — Вы забыли, что в моих жилах течет благородная кровь? Насколько я понимаю, здесь, в Англии, это дает мне право делать все, что я захочу. А я хочу заниматься с тобой любовью всю ночь напролет, милая Ариэл.

Крепким поцелуем Леон снова прижался к ее губам, и на какую-то долю секунды ему показалось, что она застонала и стала мягкой как воск. Но внезапно, отвернув лицо, она стала твердой, как металл. Ее голос прозвучал громко и внятно:

— Прекратите. Прекратите немедленно. Леон с удивлением посмотрел на нее.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я не хочу.

Ее слова подействовали отрезвляюще. На миг ему показалось, что она просто дразнит его, он внимательно посмотрел ей в лицо. Ее глаза были холодными, лицо таким же серьезным, как в тот день, когда она требовала вернуть ей ножницы. Она была полна решимости, бесстрашия и необыкновенной гордости.

Леон улыбнулся.

— Я хочу… — начал он.

— Я не хочу, — прервала его Ариэл.

Леон выпрямился во весь рост и сверху вниз посмотрел на нее. Ни один мускул не дрогнул на лице Ариэл. Леон мог предположить десяток причин, по которым она могла заставить его прекратить ласки: мораль, неподходящая обстановка, мнение общества да все, что угодно, и ему на все это глубоко наплевать. Но она сказала совсем другое, и это больно задело его. Будь проклята ее откровенность.

Потому что я не хочу.

Его совершенно не интересовало, что скажут в обществе или что подумают слуги, застав их вместе, как расценит его поведение священник из соседнего прихода, но, оказывается, его волновало, что подумает о нем эта женщина.

Женщина, которая проявила к нему столько тепла и заботы, как больше никто на этой грешной земле. Гораздо больше, чем он заслуживает. Женщина, которая терпела все его выходки, его грубость, которая обладала необыкновенной способностью и злить, и утешать.

Леон попытался напомнить себе, что Ариэл в сговоре с его врагами. И не только в сговоре, но даже мечтает выйти замуж за одного из них, поэтому его не должно волновать, что она подумает, скажет или почувствует. Однако волновало. До настоящего момента он даже не знал, как сильно терзается из-за всего этого.

Не надо брать ее силой, думал Леон, не надо прибегать к таким уловкам, как наматывание пояса на руку, чтобы привлечь ее к себе, не надо искушать ее поцелуями и лаской.

Он не должен был этого делать, пусть даже его тело требовало удовлетворения страсти, охватившей его так сильно, что он потерял рассудок. Он должен признать поражение и возложить всю вину только на себя. Его тело стало его собственным врагом.

Но чем больше Леон думал, обвиняя себя, тем сильнее вскипали в нем злость и раздражение. Он резко оттолкнул Ариэл. Глаза его стали темными и недобрыми.

— Насколько я понимаю, вы готовы вовсю целоваться, а дальше ни-ни. Что это — эмоциональная закрепощенность?

Слова Леона так же холодны, как воздух в комнате, куда не доходило тепло камина.

— Я не давала повода думать обо мне иначе, милорд.

— Правильно, не давали, — ответил Леон с насмешливой улыбкой, четко чеканя каждое слово. — Уверяю вас, впредь я буду сдерживать свою любовь.

— Вы, наверное, шутите, милорд.

— Отнюдь. Никогда в жизни я еще не был так серьезен. Спокойной ночи, Ариэл. Вам надо хорошо выспаться.

Поднявшись наверх, Леон обнаружил у дверей своей комнаты Фаррела с ключами.

— Сегодня вы меня не запрете, мой жирный дружок, — сказал он твердо. — Отныне вам не придется сторожить мою клетку. — Протянув Фаррелу раскрытую ладонь, Леон потребовал: — Ключ.

Фаррел спрятал связку ключей за спину:

— Мисс Холлидей не приказывала мне давать вам ключ.

— Разве? Должно быть, она забыла. Как вам известно, у нее сегодня был очень напряженный день.

Фаррел недовольно засопел. Его маленькие глазки на жирном лице забегали.

— Мне все равно… — начал он.

— И мне все равно, — прервал его Леон. — Если вы сейчас же не отдадите мне ключ, я выбью из вас его силой. Может, вы в этом сомневаетесь? Кажется, у вас нет с собой ремня, чтобы проучить меня?

Толстяк нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Я только делаю свою работу, — захныкал он. — Вы не можете упрекать за это бедного парня.

— Не могу? Еще как могу. Вы будете удивлены, если узнаете, что я о вас думаю.

Фаррел стал беспокойно оглядываться назад.

— Я ничего не могу поделать, — сказал он. — Мне приказано запирать вас на ночь.

— Этот приказ был отдан до моего чудесного преображения. Тебе ведь приказали запирать лорда-дикаря, не так ли?

Фаррел нерешительно кивнул.

— Как тебе известно, — продолжал Леон, — ситуация резко изменилась. Теперь я Леон Дюванн, маркиз Сейдж. — Выговаривая свой титул, он удивился, как не подавился этими словами. — Ты и теперь будешь настаивать на том, чтобы запирать меня? Так ты дашь мне ключ или нет?

— Да, сэр, — ответил Фаррел, тряся от страха головой. — Я хотел сказать: да, милорд. Да, лорд Сейдж. Вот ключ. Возьмите его.

Ключ упал в протянутую ладонь Леона, и он с удивлением подумал, какое магическое действие оказал на Фаррела его титул. Неудивительно, что титулы так высоко ценятся в Британии, если даже этот жирный дурак при одном упоминании его имени задрожал от страха. Хотя для Леона титул Сейджа и все связанное с ним не больше, чем грязь под ногами, он решил, что в будущем будет прибегать к этой магической силе.

— Вам еще что-нибудь понадобится сегодня, милорд? — спросил все еще дрожавший Фаррел.

— Само собой разумеется, — ответил Леон. — Ты сделаешь мне большое одолжение…

— Готов служить, милорд.

— …если с этого момента раз и навсегда исчезнешь с моих глаз. Катись отсюда ко всем чертям.

Леон вошел в комнату и запер за собой дверь. Бросив ключ на серебряный поднос, стоявший на прикроватной тумбочке, он сорвал с шеи платок и бросился на кровать. Ему надо хорошо надо всем поразмыслить, что нелегко, так как все его мысли занимала Ариэл. Он все еще чувствовал запах ее волос, вкус губ и еще сильнее желал ее. Но к сожалению, приходилось признать, что он ничуть не взволновал ее.

Как смеет она говорить, что ни один мужчина не вызовет у нее ответного чувства? Ни один — это слабое для него утешение. Сколько бредовых мыслей в голове этой маленькой кокетки! Ни один. Так не бывает, и это ему хорошо известно. Разве он сам не думал, что обладает иммунитетом против любви? А ведь он мужчина. Сколько самых прекрасных, самых известных в мире прелестниц прошло через его руки, и ни одна не взволновала его. И надо же было такому случиться, чтобы упрямая школьная учительница с глазами, как безоблачное летнее небо, закралась в его сердце.

Ариэл — женщина, которая может любить и быть любима. Она еще не осознала этого. Надо что-то делать. Возможно, даже придется пойти на некоторые уступки Каслтону и его компании, лишь бы подольше подержать ее около себя. Ариэл Холлидей даже не понимает, какой вызов бросила ему, заявив, что не способна ни на какие чувства.

Леон продолжал строить планы, как покорить сердце Ариэл. Он будет помогать ей завоевывать сердце этого отвратительного коротышки Пенроуза и шаг за шагом срывать с нее оболочку неприступности. Он докажет ей да и себе самому, что она ничем не лучше других глупых и самоуверенных женщин. Он раскрепостит ее, и она даст волю чувствам. Но он будет делать это осторожно, день за днем продвигаясь к намеченной цели.

Если она хочет иметь любовника, то получит его.