«Уступи мне, Кира».

Голос Ивара продолжал звучать в моих ушах, пока я, поскальзываясь на плитках пола, выбежала в комнату. После горячей ванны воздух здесь показался просто ледяным. Я обхватила себя руками, чтобы согреться. С мокрых волос по спине текла вода, капли скользили по ногам, между бедер все предательски горело от прикосновений этого грязного лекхе, который посмел трогать меня в самом интимном месте!

И я, действительно, чуть не уступила. Его поцелуй поднял внутри целую волну странных ощущений. Мне не хотелось позволять рукам Ивара хозяйничать на моем теле, но вот его губы… только усилием воли я вышла из оцепенения и смогла воспользоваться тем, что он сам подставился.

Но как спастись от того, что похититель хочет со мной сделать? Взгляд упал на окно. Потом на дверь. Для верности я подбежала и подергала ручку, но, как и ожидала, там оказалось заперто. На глаза попалась тарелка с едой, стоявшая неподалеку на комоде из темного дерева. Возле нее лежала вилка с длинными зубцами. Из ванной комнаты послышался дикий рев Ивара. Времени не оставалось. Я схватила вилку и отпрыгнула подальше, за кровать. Подумала, что надо бы прикрыть наготу хотя бы покрывалом, но быстро отказалась от этой мысли. Если здоровенный мужчина набросится на меня, то не смогу отбиваться от него, путаясь ногами в длинной хламиде да еще придерживая ее на груди.

Пусть лучше пострадает моя гордость, чем мое тело.

Ивар возник в дверях, похожий на разъяренного быка. Он уставился на меня исподлобья, и его ноздри раздувались. Стало жутко. Может, не стоило с ним так? Теперь еще, чего доброго, убьет и в лесу закопает. Кто знает, на что он способен?!

— Ты обожгла меня! — прорычал Ивар, подступая все ближе и сжимая кулаки.

Я выставила вилку перед собой, понимая, как жалко выглядит это оружие против горы мышц, надвигающейся на меня. Неуязвимой горы мышц, к слову. Мокрые волосы Ивара были отброшены назад, открывая лоб. На скулах к вечеру начинала пробиваться щетина. Губы искривились в злобном оскале. Капельки воды длинными дорожками стекали по груди. Его соски казались крохотными светло-коричневыми комочками.

— Да у тебя уже все зажило! — воскликнула я, не решаясь посмотреть ниже, чтобы оценить свою правоту.

— Ты не поняла, женщина?! Это очень важное для меня место! Его нельзя жечь! И плевать, что оно заживает. Нельзя! Ты поняла?!

Я сглотнула. Наверно, если его член так дорог ему, то с этим лучше не спорить.

— Д-да.

— Хорошо, — взгляд Ивара переместился на вилку. — А теперь убери это и дай мне подойти.

Я схватилась за вилку обеими руками, как в прошлый раз в своей комнате хваталась за пистолет.

— Нет.

Он прищурился, но стало заметно, что злость уже прошла. Я порадовалась, что лекхе еще способен к диалогу.

— Почему нет, охотница? Ты же видишь, что тебе некуда деваться? Эта вилка даже не из особого железа!

Ивар был прав. Даже если я смогу воткнуть в него свое оружие, дырки зарастут быстрее, чем успею убежать. Оставался вариант воткнуть эту вилку ему пониже пояса, но что-то подсказывало, что второй раз шутить с его драгоценностью не стоит.

Я приставила вилку к собственному горлу, примерно там, где по моим ощущениям проходила сонная артерия. Невольно вздрогнула от прикосновения острых зубцов.

— Ты убьешь себя, чтобы не спать со мной? — на губах Ивара заиграла ухмылка.

— Да. Если понадобится.

— Почему? Я не понимаю тебя. Я же сказал, что буду осторожен. Я знаю, что ты девственница, и не буду причинять тебе лишней боли.

— Потому что я хочу сделать это по любви! — выкрикнула я. — С человеком, который будет любить меня, бесчувственное животное!

— Ага, я опять животное, — он уперся руками в бедра, и тем самым заставил меня посмотреть на них.

Проклятье! Ничего там не поменялось даже после ожога.

— Животное, потому что сам отказался вести себя как человек!

— Сейчас никто не спит по любви, Кира, — покачал он головой и сделал шаг вперед. — Времена не те.

Я сильнее воткнула вилку, ощутив резкую боль, когда зубцы прокололи кожу.

— Значит, я буду исключением.

Он сделал еще шаг, огибая кровать. Теперь между нами осталось совсем мало свободного пространства. Миролюбиво выставил руки.

— Я не хочу делать тебе больно, охотница. Говорил же.

— Я тоже не хочу делать тебе больно, — прошипела я, стараясь выглядеть угрожающе.

Ивар подкрадывался ко мне, словно это он был охотником, а я — диким зверем.

— Но я могу сделать тебе больно, если ты не расслабишься и будешь сопротивляться. Твое тело похоже на сплошной комок нервов. Когда я войду в него, ты должна быть мягкой и готовой.

— Ты не можешь решить за меня!

Он лишь фыркнул.

— А тебе не кажется, что подобный диалог уже происходил между нами ранее? И после этого ты решила все за меня.

— Ради твоего же блага!

— Я тоже стою тут на грани того, чтобы схватить тебя и вонзиться дальше некуда, и уговариваю тебя ради твоего же блага.

Я уставилась на него во все глаза. Да он еще благодетелем моим себя считает!

Ивар подождал ответа некоторое время, потом продолжил:

— Ты считаешь меня некрасивым?

Я невольно еще раз оглядела его с ног до головы. Похоже, он просто издевается.

— Н-нет.

— Это из-за того, что тебе с детства забивали голову предрассудками по поводу огромных различий между нашими видами?

Я покусала губы, обдумывая вопрос.

— Может быть, но не это главное.

Еще один шаг — и Ивар стоял совсем рядом. Его глаза неотрывно наблюдали за вилкой.

— А в чем же дело, охотница? — приглушенным голосом спросил он.

— Я совершенно тебя не знаю. Я ничего к тебе не чувствую. Я так не хочу.

— А что ты хочешь узнать? — рука Ивара подобно стреле взметнулась, дернула меня за запястья. Второй рукой он выхватил вилку и, казалось, не потратил на это ни грамма усилий. По полу что-то прозвенело и откатилось в дальний угол. — Давай я тебе расскажу.

Я снова оказалась перед ним, скованная и беззащитная. Закрыла глаза, чувствуя, как близко он стоит от меня. Между нами не было одежды, оружия или еще какого-либо препятствия. Только небольшая прослойка воздуха. Ивар подавлял меня своей властью. Не сдаваться, бороться — вот и все, что звучало в голове в тот момент. Я уцепилась за призрачную возможность.

— Расскажи мне о шрамах, которые не зажили. Почему так? — пробормотала я.

Ивар вздохнул, словно человек, обреченный делать то, что не хочется.

— Когда «красноповязочники» схватили меня… — он крепко сжал мои запястья у своей груди. Наверно, опасался, что проделаю фокус второй раз и опущу руки ниже, — …то знали, кто я такой.

Своей мощной грудью он закрывал теперь весь обзор, и мне не оставалось ничего другого, кроме как разглядывать его. Чем больше я старалась не думать о том, что вижу, тем настойчивее в голову приходили мысли, которых ни в коем случае нельзя было допускать. Что будет, если он снова меня поцелует? Что будет, если я не смогу сопротивляться и все зайдет дальше? Каково это — быть с мужчиной? Почему это так приятно, когда я чувствую прикосновение его обнаженной кожи к моей?

Сердце гулко застучало.

— Как же они поймали тебя? — произнесла я внезапно севшим голосом.

— Я был неосторожен, — Ивар поднял мое лицо к себе и в ответ на вопросительный взгляд добавил: — Я был пьяный. В клубе.

— В клубе?!

Его взгляд изменился и стал нежным.

— Я как-нибудь свожу тебя туда, маленькая охотница, — пробормотал он.

— Я знаю, что такое клуб! Как тебя туда пустили?

Ивар, который уже начала наклоняться к моим губам, отстранился.

— Серьезно? Мне объяснять по второму кругу?

— Ладно, и что дальше? — проворчала я.

Его хитрый вид мне не понравился.

— А дальше за поцелуй.

— Да ни за чт…

Ивар обхватил мое лицо ладонями и сделал то, что намеревался.

— …о-о-о… — только и выдохнула я в его рот окончание фразы.

Не прекращая поцелуя, он подхватил меня под бедра, поднял и повернулся, прижав к холодной стене прямо возле окна. Мокрые пряди тут же прилипли к моей спине, вызвав дрожь по всему телу. Ивар скользнул губами ниже и долгим порочным движением слизал кровь с моей шеи. Я отчаянно замотала головой.

— Нет! Не надо!

— Я всего лишь целую тебя, охотница, — пробормотал он, не спуская яростного взгляда с моего рта. — Ничего такого, чего бы мы не делали раньше.

Он снова сделал то, о чем говорил, на этот раз более грубо. Его язык играл с моим языком, лизал уголки моих губ. Зубы прихватывали нижнюю губу и отпускали. Я ощутила легкий металлический привкус собственной крови. Все тело обдало жаром.

— Обхвати меня ногами и положи руки мне на плечи, — прозвучал хриплый приказ.

Неизвестно почему, но я непреодолимо захотела его послушаться. Закинула руки, уронив цепь кандалов ему на спину. Ивар вздрогнул, как всегда делал это при соприкосновении с железом. По его шее текли капельки воды с кончиков волос. Ногами я обхватила крепкий торс. Почувствовала, как ладони Ивара придвигают меня еще ближе к сильному телу, заставляя бедра раскрыться шире.

Он потерся об меня животом. Волоски, растущие вокруг пупка и ниже, щекотно прошлись по моей коже. Я невольно впилась ногтями в его плечи.

— Так нечестно! Ты обещал рассказать, что дальше.

Мне нужно отвлечь его. Нужно сбить с толку. Вот только как, если мой собственный рассудок готов помутиться?

— Дальше… — Ивар недовольно поморщился, — …они знали, что я исцеляюсь быстро, и боль проходит. Поэтому по прутьям из особого железа, которые удерживали меня, пустили ток.

— Это было больно? — ахнула я.

— Нет. Щекотно, — ответил он строгим голосом и потянулся ко мне, но я вонзила ногти в его плечи.

— Я серьезно спрашиваю!

На его скулах заиграли желваки.

— Ты когда-нибудь резала палец?

— Конечно.

— Помнишь эту боль?

— Ну да.

— Представь, что ты засунула палец в мясорубку. Сравни.

Я похолодела.

— Все. Я рассказал все, что ты хотела знать, — Ивар нагнулся, чтобы дотянуться до моей груди.

Его язык по очереди чувственно увлажнил каждый сосок. Электрические токи простреливали от них до самого низа живота. Я никогда не испытывала подобного. Заерзала в его руках, чувствуя непривычный прилив крови к бедрам. Вцепилась в его шею, зарылась пальцами в волосы на затылке. С каждой минутой становилось все сложнее бороться не только с ним, но и с самой собой.

Если все ограничится только тем, что лекхе делает сейчас — пожалуй, я смогу с этим смириться. Да, на эту уступку можно пойти.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — со стоном выдавила я.

Ивар закрыл глаза, медленно смакуя каждый сантиметр моей кожи.

— Ты уже не такая сухая, как раньше, — его горячее дыхание опаляло, и он снова потерся об меня животом. — Я чувствую, что твой запах изменился. Это хорошо.

Да что он такое говорит? Я шевельнула бедрами в ответ на движения Ивара и тут же испугалась своей реакции.

— Расскажи не об этом!

Он прошелся зубами по моей груди. Это выгнуло меня дугой, заставило извиваться, касаясь стены лишь затылком. Руки блуждали по плечам Ивара, постоянно причиняя ему боль железными оковами. Я поняла это по его реакции на прикосновения.

Наконец, он осторожно поставил меня на ноги и снял мои руки со своей шеи.

— Вот что мы сделаем.

Ошеломленная, я осталась стоять у стены и смотреть, как Ивар развернулся и ушел в ванную. Его ласки настолько обездвижили меня, что даже не возникло мысли поискать вилку или другое оружие. Я просто ждала на том же месте.

Когда лекхе вернулся, в его руках я заметила ключ.

— Я сниму это с тебя ради сегодняшней ночи, — Ивар посмотрел мне в глаза и вставил ключ в замок оков. — Это будет мой жест доброй воли.

Железки с лязганьем упали на пол. Мои руки стали свободны! В тот же момент Ивар подхватил меня и перенес на кровать. Приподнявшись на локтях, я в изумлении наблюдала, как он опускается на колени передо мной. Что собирается делать? Неужели…

Ивар наклонился, лаская руками мои бедра. Его пробивающаяся щетина оцарапала внутреннюю поверхность моей правой ноги, когда он легонько коснулся губами кожи. Необычные ощущения. И приятно, и неприятно…

Я затаила дыхание. Где-то глубоко внутри шевелился страх, но в то же время казалось, что низ моего живота плавится, как лед на солнце, нагреваясь и истекая горячей влагой.

— Раздвинь свои ножки, — попросил Ивар, подбираясь губами все ближе к этому месту. — Сама… для меня… раздвинь…

Мне следовало прийти в еще больший ужас от этих слов, но я лишь помедлила в нерешительности.

— Тебе, правда, так приятно целовать меня?

— Конечно, — удивился он, — с чего бы я еще это делал? Особенно мне нравится, как ты жалобно постанываешь от моих поцелуев.

— Я не стонала!

Или…?

— Раздвинь ножки, Кира, — снова приглушенно произнес он. — Я все равно буду с тобой сегодня. Но ты получишь свое удовольствие первой.

Жар тут же отхлынул.

— Почему бы тебе не раздвинуть их силой, раз ты сам все решил? — процедила я.

Ухмылка Ивара стала дразняще-сексуальной, веки чуть опустились на глаза, делая взгляд глубоким и возбуждающим.

— Потому что удовольствие невозможно доставить силой. Ты должна о нем попросить. Или хотя бы не сопротивляться.

Я готовилась вырываться и кричать, но после этих слов остановилась. До сих пор мне ни разу не было больно. Только приятно, и ощущения становились все сильнее с каждым новым действием Ивара. Как и обещал, он действовал нежно. И у меня не оставалось другого выхода, как пережить ночь с ним. Возможно, если я немного уступлю, это удовлетворит его?

Я медленно отодвинула ногу в сторону. Коснувшись складок языком, Ивар сам застонал. Звук потряс меня до глубины души. Я вцепилась в его волосы, чтобы оттолкнуть, но рука так и осталась лежать неподвижно. Невидимая сила прижала меня к кровати, делая абсолютно беспомощной против этого мужчины — настолько острыми оказались ощущения.

Поглаживание… удар… сильнее… слабее… все быстрее и быстрее — и вдруг сногсшибательно медленно…

Я уже не могла сдержать стонов, цепляясь за покрывало. Весь мир вокруг перестал существовать. Волна за волной на меня накатывала жаркая истома, заставляя выкрикивать имя своего мучителя. Он словно только этого и ждал, с каждым моим криком удваивая старания. Мне стало все равно, кто он — враг или нет, и что ждет нас завтра. Вся прошлая жизнь, вплоть до сегодняшнего дня, казалась странным сновидением, от которого я вдруг проснулась и обнаружила себя в постели с мужчиной, который был создан для того, чтобы владеть моим телом.

— Я не знала… — прошептала я, заметавшись по постели, — не знала…

— Я тоже не представлял, что ты такая… — послышался шепот Ивара.

Его руки все сильнее сжимали мои бедра. Я раздвинула ноги, уже бесстыдно подставляясь ему. Его язык поиграл с узелком наверху, а потом проник глубоко внутрь меня. Совсем не больно. Совсем не то, чего я ожидала и боялась. Но к языку тут же добавился палец. Медленными круговыми движениями он принялся дразнить меня. Умопомрачительный тандем. Никогда даже представить себе не могла, что такое возможно.

Но когда я почувствовала, что палец скользит внутрь, а язык продолжает поигрывать узелком сверху, ощущения оказались совсем другими. Я охнула и напряглась.

— Ш-ш-ш… — Ивар поднял голову, его дыхание было сбившимся, а голос — очень хриплым. — Только не сжимайся опять. Я буду очень осторожен.

Продолжив ласкать меня, он понемногу проникал пальцем внутрь, то отступая, то возвращаясь. Потом повернул и медленно повел на себя…

— Да-а-а! — закричала я, выгибаясь немыслимой дугой.

Ивар поймал меня за шею, подтянул к себе, поцеловал в губы. Мой собственный вкус на его губах… его палец по-прежнему во мне…

— Скажи, я был жесток с тобой, охотница? — пробормотал он между поцелуями.

— Нет! — я захныкала как ребенок, ощущая, что внутри длятся и длятся отголоски того великолепного ощущения. — Мне было хорошо!

— Ты — умница. Красивая, нежная девочка. Но я хочу большего, — он облизнул губы, с трудом оторвавшись от меня. — Я хочу всю тебя.

Я не понимала, о чем он говорит.

— Твой палец… у меня снова подходит…

— Это были два пальца.

Два его пальца? Поместились в меня? Уже?

Ивар мягко толкнул меня на спину. Подтянулся на руках и навис сверху, заглядывая в глаза.

— Уступи мне, Кира. Будь моей.

Мои глаза распахнулись, когда я почувствовала, что его бедра прижимаются к моим, а ко входу толкается нечто твердое и большое. Вот теперь будет больно. Это то, о чем он говорил.

— Нет!

Неизвестно, откуда во мне взялось столько сил, чтобы оттолкнуть Ивара. Я скатилась с кровати, сама не зная, куда бежать. Реакция лекхе была быстрой. Он вскочил на ноги, резко толкнул меня в стену, возле которой совсем недавно мы стояли. Я больно ударилась плечом и вскрикнула. Ивар развернул меня к себе, впился в лицо полным безумной страсти взглядом.

— Нет, Кира. Пойми меня. Нет. Я не отпущу тебя. Не так скоро, как ты хочешь.

Я ахнула, когда Ивар поднял меня и закинул мои ноги себе на талию. Его руки проникли под мои бедра, раздвигая пальцами складки. Я закричала снова, чувствуя, как плотно он входит в меня.

И очень медленно. Безумно медленно.

Только спустя пару мгновений сообразила, что руки Ивара по-прежнему поддерживают меня снизу, а это я сама под воздействием веса опускаюсь на него.

— Тебе больно? — встревоженно спросил он, пытаясь что-то прочесть в выражении моего лица.

Я не знала, как описать это ощущение, и только пожала плечами. Решила приподняться, чтобы снизить давление. Ивар поморщился и прохрипел:

— Пожалуйста… не надо… двигаться. Ты такая… тесная.

— Пожалуйста… — эхом отозвалась я. — Отпусти…

— Не могу, — он коротко простонал сквозь зубы, — я безумно хочу тебя… хотел сразу, как увидел…

Ивар убрал руки, поддерживающие меня, и я плавно съехала по его стволу вниз.

До упора.

Внутри что-то щелкнуло. Я сжалась, ожидая ужасной разрывающей боли, но ее не было. Только стало горячо и мокро. Глаза у Ивара закатились. Вцепившись в его плечи, я оцепенела, разглядывая искаженное страстью лицо. Почувствовала, как он пульсирует во мне. Это ужасно заводило. Я стала сама не своя, вбирая в себя его экстаз.

Ивар приподнял меня и снова опустил на себя, издав глухое рычание. Я не чувствовала какого-то безумного удовольствия… вообще ничего не чувствовала, но он… его надо было видеть. В этот момент я казалась себе невероятно привлекательной и могущественной, потому что каждое, даже самое крохотное движение заставляло Ивара дрожать, рычать по-звериному и крепче сжимать мои бедра.

— Это то, чего ты так хотел? — решилась спросить я.

— О боже, Кира! — он выгнулся, откинув голову и вдавливая меня в стену. — Прости, малыш, я не могу уже сопротивляться.

Его разгоряченный вид сводил с ума. Ивар погружался в меня все быстрее и яростнее. Моя спина болела от ударов о стену, но это больше не волновало никого из нас. Поддавшись порыву, я обхватила его лицо ладонями и сама начала целовать. Так казалось правильным в тот момент. Ивар коротко стонал в мои губы, его веки дрожали, и под ними виднелись только белки глаз.

— Ты — лучшая… — бессвязно пробормотал он, — из всех… никогда…

По телу Ивара прошла судорога, и я ощутила, как он горячими толчками изливается в меня. Я вобрала в себя каждую секунду его невыносимого наслаждения. Смотрела в его глаза, пока он кончал. И поняла, что мы теперь неразрывно связаны. К лучшему или к худшему? Я не знала.

Сердце Ивара бешено колотилось, когда он осторожно спустил мои ноги на пол и выпрямился. Я едва могла стоять и прислонилась к стенке. Уперевшись руками по обе стороны от меня, Ивар продолжил поцелуи, но его губы то и дело растягивались в улыбке. Я пробежалась пальцами по волосам на его затылке, сама не зная, зачем дарю ему эту ласку.

— Ты устала, моя маленькая охотница?

В горле пересохло, и я только кивнула. Тогда Ивар подхватил меня на руки и бережно отнес на кровать. Я распласталась на прохладном покрывале, ощущая, как горит каждая клеточка тела. Закрыла глаза, слушая, как он пошел в ванную комнату, и незаметно начала проваливаться в сон. Вздрогнула, когда к горячей коже между бедер прикоснулось что-то мокрое и прохладное. Встрепенулась.

— Тише, — Ивар, склонившийся надо мной, усмехнулся, — я просто тебя вытру.

Я откинулась на постели, позволяя ему делать со мной то, что хочет. Какая уже разница? Все случилось, как он и планировал. Обо всех проблемах и своем бедственном положении я подумаю завтра. А пока… хотелось лишь, чтобы он лег рядом, обнял и прижал к себе.

Ивар так и сделал. Он выключил свет в комнате, заботливо укрыл нас и устроился, заключив меня в свои объятия.

Но перед этим он застегнул на моих запястьях кандалы.

Они по-прежнему оттягивали руки, когда кто-то грубо толкнул меня в плечо, а над ухом раздался громкий голос:

— Хватит валяться, как на курорте!

Я открыла глаза и рывком села, прижимая одеяло к груди. Надо мной, уперев руки в бока, стояла та самая девушка, о которой мы с Иваром говорили вчера. Мила, кажется. Теперь, с близкого расстояния, я обратила внимание, что разрезом и формой глаз она очень походит на Лекса. Кое-что стало понятнее.

Всем видом Мила показывала недружелюбие и даже враждебность. Ее брови были нахмурены, и вся она походила на разъяренную кошку, готовую броситься. В поисках защиты я повернула голову на ту сторону постели, где рядом со мной засыпал Ивар.

Пусто.

— Где Ивар?

— Он уехал, — прошипела Мила, — еще рано утром. И тебе хватит тут разлеживаться.

Уехал? И бросил одну в поселении, где каждый меня ненавидит? Оставил на растерзание моим врагам? Я почувствовала, что замерзаю, и этот холод идет изнутри. А что еще следовало ожидать? Что в благодарность за мою девственность он назначит меня почетной гостьей, а то и вовсе отвезет обратно к отцу с тысячей извинений?

Нет, лекхе не способны на благородство. А Ивар — тем более. Мне стоило выучить этот урок еще тогда, когда он похитил меня из дома отца. И вчера даже не скрывал своих намерений. Сразу сказал, что я — его добыча и военный трофей. Так и получилось. Он шептал ласковые слова, чтобы заставить расслабиться и поверить ему, а потом снова заковал мои руки, когда взял свое.

— Что? — язвительно протянула Мила, словно умела читать мои мысли. — Думала, он вокруг тебя на задних лапах скакать начнет? Видно, здорово Ивар тебя поимел, что мозги расплавились. А через тебя поимел и твоего папашу. — Она отступила на пару шагов и скомандовала: — Вставай! Мне некогда тут с тобой прохлаждаться.

Я скрипнула зубами. Ни за что и никогда не покажу никому из них как мне больно.

— Моя одежда грязная. Надо ее постирать.

— И что? Я, что ли, ее стирать должна? Сама это и сделаешь.

Я тряхнула головой, стараясь сохранять спокойствие.

— Дело не в этом. Мне нечего надеть.

Мила фыркнула и смерила меня взглядом.

— По-хорошему, тебе и не надо одеваться. Твоя польза лишь в том, чтобы лежать здесь и ждать с раздвинутыми ногами, пока Ивару снова станет скучно и захочется тебе всунуть. Охотничья шлюха, ты для него только игрушка! — она перевела дух и добавила более спокойно. — Но так и быть, я дам тебе что-то из своих вещей.

Мила вышла из комнаты и вернулась минут через пять с застиранной футболкой и женскими спортивными штанами, которые выглядели более прилично.

— Вот! — она бросила вещи на кровать. — Дарю. Все равно после тебя их уже не надену.

Я не могла понять причин ее ненависти. Только из-за того, что мы принадлежали к противоборствующим сторонам, Мила относилась ко мне, как к завшивленной попрошайке. Может, у них с Иваром что-то было? Или есть? Может, она ревнует?

Я опустила ноги из-под одеяла на пол и спохватилась.

— Со скованными руками не смогу одеться.

— Поэтому я и трачу на тебя свое время, — снова вышла из себя Мила. Она полезла в карман, вынула ключ и отомкнула один железный браслет. — Не вздумай наделать глупостей, охотница.

В груди кольнуло. Ивар оставил ей ключ от оков. То есть, право распоряжаться моей свободой.

С комода послышалось шипение. Толстая черная кошка сидела возле тарелки с едой и нервно виляла хвостом. Огромные зеленые глазищи нацелились на меня, а усы приподнялись, открывая крохотные белые клыки и изогнутый розовый язык.

— Это твой фамильяр?! — изумилась я.

— Ты не смотри, что это всего лишь кошка, — пригрозила Мила. — Морду тебе только так расцарапает, если дернешься!

— Я не… — потребовалось несколько мгновений, чтобы подобрать правильные слова. — Я просто не думала, что твой фамильяр — кошка.

Поднявшись с кровати, я принялась собирать разбросанное белье. Его придется надеть таким, как есть, а верхнюю одежду отправить в стирку. Краем глаза я заметила, что Мила тщательно изучает мое тело.

— А какого фамильяра ты ожидала? — поинтересовалась она.

— Думала, что медведь, как у Лекса.

— Если бы это был медведь! — с каким-то странным сожалением и болью воскликнула Мила. — Я бы с удовольствием рвала в клочья тебе подобных.

Как будто еще не понятно, что она меня ненавидит!

Я натянула трусики и поправила их, ощущая, как между ног все саднит.

— Сильно он тебя отымел? — показалось, что в голосе Милы послышались нотки сочувствия.

Я пожала плечами и продолжила одеваться, стараясь быстрее укрыться от ее пронзительного взгляда. Мне не с чем было сравнить то, что делал со мной Ивар, но я помнила, что в какой-то момент сама хотела, чтобы он не останавливался.

— Видимо, не сильно, — Мила подошла, чтобы застегнуть кандалы обратно. — Зря. Надо было так, чтоб ходить не смогла.

Сочувствие мне только показалось.

— Да что я тебе такого сделала? — не выдержала я, вырывая из ее рук уже скованные запястья. — Пальцем не тронула, слова не сказала!

Стоя со мной лицом к лицу, девушка прищурилась. Кошка снова зашипела с комода. Постояв так немного, Мила отвернулась и пошла к выходу. По пути прихватила тарелку и проворчала:

— Только еду на тебя переводить. Как будто мы тут золотые горы ворочаем!

Она ушла и оставила дверь приоткрытой. Я с удивлением огляделась. Меня не будут держать под замком? Я свободна идти, куда пожелаю? Сердце гулко забилось. Побег? Непременно! Не останусь здесь ждать Ивара. Ни за что. Отцу будет больно, когда он узнает, что со мной сделали. Но если удастся замять историю, если никто больше не узнает, что я опустилась столь низко, что лишилась девственности с лекхе, возможно, со временем вернусь к прежнему образу жизни. Я даже оплачу свою потерю невинности и то, что светлый момент произошел не с любимым человеком и не так, как представлялось во снах.

Но это потом.

Сначала я убегу.

Постирав одежду в ванной, я пристроила ее сушиться и вышла из комнаты. Бросилось в глаза, что вся мебель в доме добротная, хоть и не новая, а хозяйка явно старалась поддерживать чистоту и уют. Что ж, этого у Милы не отнять. Я приметила много женских вещей: цветы в красивых горшках, коврики на полу, картины на стенах. У нас в доме такого не водилось. Там все было сурово, минималистично, подчинено удобству, а не красоте. И часто попадалось на глаза оружие. Я точно знала, где найти его в каждой из комнат. У отца, вообще, оно украшало всю стену.

О, если бы в этом доме так было! Но лекхе, похоже, не являлись сторонниками ни холодного, ни огнестрельного оружия. Спохватившись, я напомнила себе, что им на это и разрешения бы никто не дал.

Я спустилась на первый этаж как раз в то время, когда Мила спешила на улицу с тазиком, полным свежевыстиранного белья. Мне достался еще один недобрый взгляд и ворчание:

— Если хочешь есть, иди на кухню, возьми нож и почисти картошки.

Нож! Меня как кипятком ошпарило. Она настолько глупа, что предлагает мне нож? Я ошарашено посмотрела вслед лекхе, за которой захлопнулась дверь. Похоже на то. Ивар не дал четких указаний? Или полагал, что я после ночи с ним растаю и передумаю убегать?

Если так, то он сильно себя переоценил.

Я бросилась на кухню. Здесь пахло выпечкой, сквозь цветастую штору на окне заглядывали солнечные лучи. Очень мило и по-домашнему. Я оглядела ряд шкафчиков с облупившейся краской на углах дверок. Выдвинула ящик со столовыми приборами. Потом сообразила и поискала на столешнице. Как и следовало ожидать, в деревянной подставке обнаружилось целых шесть ножей. Я выхватила самый большой. Сжала в кулаке до боли. Смогу ли я…? Дорогу к свободе, скорее всего, придется прокладывать путем кровопролития.

Я оперлась обеими руками на стол посередине кухни и прикрыла глаза. Вспомнила, как прошлым вечером на меня обрушился поток грязи в самом прямом смысле. Так ко мне никто не относился. Я думала, толпа меня растерзает. И они, правда, готовились сделать это, но не посмели при Иваре. А теперь Ивара нет. Я одна. И я буду защищаться…

— Здравствуйте! — пропищал детский голосок.

От неожиданности пальцы разжались, и нож зазвенел по столу. Мальчик лет четырех стоял на пороге и держался одной рукой за дверь. В темных глазенках, так похожих на Милу и Лекса вместе взятых, сквозило любопытство. Смазливое личико, нос-пуговка, взлохмаченные черные волосы. Тигр на полосатой футболке и пустая кружка в другой руке.

— А как вас зовут? — поинтересовался ребенок.

Я посмотрела на нож, которым совсем недавно собиралась орудовать, и сползла на стул.

— Кира.

— Тетя Кира, а ты нальешь мне воды? — мальчик протянул кружку.

Я потерла лоб. Никогда не видела детей лекхе. Или он не такой? Фамильяр нигде не появился. На вид ребенок выглядел совсем обычным.

— Нальешь? — нетерпеливо повторил он. — Мама пошла на двор белье вешать, а она не велит самому к чайнику лезть.

Мама. Мила — его мать? Кто тогда отец? Ивар? Лекс? Господи, Лекс, скорее, ее брат. Кто-то другой? Мне предстоит увидеть еще одного лекхе? Почему у Ивара тогда своя комната в этом доме?

Я поднялась, взяла у мальчика кружку и налила воды. Ребенок встал рядом, доверчиво поблескивая глазенками. Обеими руками схватил посудину и начал жадно пить.

— А как тебя зовут? — поинтересовалась я.

— Никита.

— А где твой папа?

— У меня нет папы, — беззаботно произнес он и поставил кружку на край стола, очень близко, и я машинально отодвинула ее подальше, чтобы не упала. — А где твой фамильяр?

Я слабо улыбнулась. Никита принял меня за свою.

— У меня нет фамильяра.

— Это потому что у тебя цепь? — он показал на кандалы.

— Нет, — я присела на корточки, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Это потому что я — охотник, а не лекхе.

Рот ребенка испуганно округлился. Он отступил на шаг назад, но увидев, что я не двигаюсь, осмелел.

— Ты обманываешь, тетя. Охотники не такие. У них большие клыки и огромные ноги, они волосатые и вонючие, у них много опасного оружия, и они убивают любого, кто попадется им на глаза. Они как злой волк из сказки про трех поросят, — Никита кокетливо похлопал длинными ресницами. — А ты — симпатичная, как принцесса.

Я горько усмехнулась.

— До недавних пор я то же самое думала про лекхе, малыш.

— Так где твой фамильяр? — упрямо повторил он.

Пришлось срочно придумывать что-то убедительное для детского разума.

— Он исчез, — пожала я плечами. — Просто испарился.

— Как у дяди Ивара?

— Да, — я погладила его по тонкой ручке. — А кем тебе приходится дядя Ивар?

Ребенок задумчиво почесал висок.

— Он — мой дядя. Но не такой, как дядя Леша. Дядя Леша — мне родной. А он — просто дядя. Он здесь как король. Все его слушаются. Только мама не слушается. Она кричит на него и называет идиотом. Как вчера.

Вчера? Что-то подсказывало мне, что Ивара назвали идиотом из-за меня. И правильно сделали.

— А дядя Ивар тоже кричит в ответ?

— Нет. Он сжимает кулак вот так, — Никита потряс кулачком перед моим носом. — И говорит: «Слушайся меня». И тогда мама слушается. Но потом, уже вдвоем с дядей Лешей, все равно называет его идиотом.

— А почему он живет в вашем доме?

Ребенок посмотрел на меня так, будто я спросила, не шел ли вчера дождь из лягушек.

— Потому что ему негде жить. Мы его приютили.

Король, которому негде жить. Я приложила руку к разгоряченному лбу. Что же мне со всем этим делать?

— Никита! Быстро отойди от нее!

Разъяренная Мила ворвалась на кухню, схватила сына и оттащила от меня, спрятав себе за спину. Ребенок испугался и захныкал, а его мать сверкнула глазами на нож, потом на меня.

— Я просто собиралась почистить картошку, как ты и сказала! — попыталась оправдаться я.

— Да что ты говоришь? Таким ножом ее не чистят!

И сразу же сзади в спину ударило мохнатое тело ее кошки. Раздалось шипение и угрожающее мяуканье. Острые когти впились в меня. Резкая боль. Я закричала. Закинула руки за голову. Схватила животное за шкирку и с размаху швырнула через себя в кухонный шкаф. Кошка плашмя впечаталась в дверку и грохнулась на пол. Удар получился такой силы, что будь она обычным зверем — наверняка переломала бы себе что-нибудь. Но фамильяр, как ни в чем не бывало, вскочил на ноги, готовый к новой атаке.

— Мила! Прекрати! — в дверях показался Лекс. Судя по одежде, он явился с улицы и, видимо, только вошел в дом и бросился на шум. — Вон отсюда! Я сам разберусь!

Никогда еще я не была так рада видеть этого лекхе. С облегчением выдохнула. Кошка успела здорово расцарапать меня, на спине чувствовалось невыносимое жжение.

Мила недовольно фыркнула на брата.

— Не смей приближаться к моему ребенку! — пригрозила она мне напоследок, а потом увела Никиту прочь.

Было слышно, как, удаляясь, Мила продолжает ругать плачущего сына и запугивать тем, что я хотела его убить. Кошка побежала за ними, победоносно подняв трубой хвост.

Лекс оглядел кухню, тоже задержался взглядом на ноже.

— Я не собиралась нападать на ребенка. За кого вы меня принимаете? — возмутилась я.

— Тише, охотница. Я верю. Чаю будешь? А бутерброды? — он спокойно взял нож со стола, убрал в подставку и поставил на огонь чайник. — Я вот точно буду.

Со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было, и я с благодарностью кивнула. Села на стул, наблюдая, как Лекс щедро, по-мужски, отрезает большие ломти хлеба, вынимает масло и сыр из холодильника. Орудовал он ловко, я даже залюбовалась.

— Почему ты так легко поверил мне? — я хотела добавить «в отличие от Милы», но сдержалась.

— Думаешь, не стоило? — намазывая кусок хлеба маслом, он обернулся через плечо, глянул лукаво.

Я пожала плечами.

— Мила права. Таким ножом не чистят картошку. Я специально выбрала самый большой.

Лекс отвернулся и продолжил занятие.

— Ты выпустила нас из клетки. Если бы не ты, у нас не было бы шансов выбраться. Ты не похожа на тех, кто убивает детей.

Он повернулся, выставил на стол чашки, бросил в каждую пакетик с чаем, налил кипятка и добавил:

— Кроме того, этот нож не из особого железа. Он безопасен.

— Даже для Никиты? — удивилась я.

— Мы же вроде решили, что на детей ты не нападаешь? — парировал Лекс, выставив еду.

Рука сама потянулась к бутербродам на тарелке. Я запихнула в рот большой кусок и прикрыла глаза от удовольствия, когда начала жевать. Лекс присел на соседний стул и наблюдал за мной с усмешкой.

— Голодная, значит? Ивар не покормил?

Я на миг перестала жевать, но голод пересилил все неприятные мысли.

— Не напоминай мне о нем, — пробубнила я с полным ртом. — Он сделал со мной кое-что ужасное. Я не хочу говорить что, но поверь, это так.

Лекс поднял брови, отпивая из чашки чай, но промолчал.

— Ты должен меня отпустить. Пока его нет. Вижу, что ты — единственный разумный человек здесь, — я мысленно посоветовала себе забыть, как он чуть не придушил меня в машине, — поэтому очень прошу, буквально умоляю: дай мне уйти. Ивар уехал, он сделал со мной все, что хотел, я больше ему не нужна. Мила меня ненавидит. Остальные — тоже. Я очень хочу домой!

Лекс отставил чашку, и я затаила дыхание в ожидании ответа.

— Нет, Кира, — спокойно и даже строго произнес он.

— Но почему нет?!

— Потому что ты принадлежишь Ивару. Только он может решить, что с тобой делать.

— Я никому не принадлежу! — в отчаянии я стукнула чашкой по столу. — Я принадлежу только себе! И своей семье! К которой я хочу вернуться!

Лекс сделал мне знак замолчать.

— Пойми, охотница. У Ивара нет обыкновения привозить сюда девушек и спать с ними. Особенно, если это — дочь его злейшего врага. Он всю свою жизнь держит под контролем, и вот так сорваться… — Лекс покачал головой. — Раз он так поступил, значит, ты важна для него. Ты — особенная. Поэтому тебя отсюда никто не выпустит.

Я вспыхнула. Значит, и этот в курсе ночных событий. Какой позор! С мучительным стоном я уронила лицо в ладони. Услышала, как Лекс поднимается со стула и обходит меня. Дернулась, когда почувствовала, что он прикасается к моей спине.

— Дай посмотрю, — миролюбивым тоном попросил Лекс. — Ивар сказал, что я должен заботиться о тебе.

Ивар сказал! Ивар сказал! А где сам Ивар?! Снял сливки и переложил заботу обо мне на других, как будто зверюшку на попечение соседям оставил!

Лекс, тем временем, успел задрать мою футболку до самых плеч и сочувственно поцокал языком.

— У тебя на позвоночнике две здоровые ссадины. И наверху несколько глубоких царапин от кошки. Тут фамильяра бы призвать… — он весело хмыкнул. — Или обработать йодом. Ты не против йода?

— Не против, — буркнула я.

Ну ладно, царапины от кошки, а ссадины-то откуда? И тут перед глазами всплыли картины прошлой ночи и то, с каким лицом Ивар вжимал меня в стену. В ушах зазвучали его глухие стоны, его шепот. Влажное скольжение между моих ног… его руки, удерживающие меня крепко и надежно, так, что я не боялась и забыла обо всем.

Я снова спрятала лицо в ладонях, с ужасом понимая, что внизу живота становится горячо и томно. Сумасшествие какое-то.

Лекс успел сходить за йодом и принялся бережно смазывать мои царапины, пока я придерживала футболку на плечах. Чем-то даже братьев напомнил. Они тоже вечно кудахтали над моими порезами. Сердце сжалось от тоски. Как там они? И отец? Когда я их увижу? И увижу ли вообще?

— Мила не тебя ненавидит, — вдруг сказал Лекс.

— Что? — удивилась я, отвлекаясь от раздумий.

— У нее нет к тебе личной вражды, говорю. Ты не думай. Ты просто напоминаешь ей…

Он замялся.

— О чем?

— Обо всем. О том, что есть охотники. О том, что есть внешний мир. Она давно уже не выходила за пределы поселения. Пыталась убедить себя, что больше ничего не существует. А ты ей напомнила, что это не так. Будь ты обычной девчонкой, вы бы, может, даже подружились. Но ты — охотница. И хоть я говорил ей, что ты не из местных, а из клана Хромого, который живет отсюда за тридевять земель, от этого не легче.

— А почему она ненавидит местных охотников?

— Видишь ли…

Лекс снова умолк. Он отошел, чтобы убрать баночку с йодом и выкинуть ватную палочку. Нехорошие подозрения начали шевелиться во мне. Может, с ней поступили так же, как Ивар — со мной? Какой-то охотник украл ее и держал у себя?

— А кто отец Никиты? — спросила я, когда Лекс вернулся и сел на свой стул, собираясь допить чай.

— Мы не знаем, кто его отец, — ответил он и встретился со мной взглядом.

Я поморгала в недоумении.

— То есть как? Мила не помнит, с кем у нее все было?

— Их было несколько, — он нахмурился, — мы подозреваем, что это были все, кто оказался поблизости в тот момент.

У меня открылся рот. Воображения не хватало, чтобы представить такое, но все равно стало страшно.

— Но… — я с трудом заставила себя говорить, — охотники дают клятву… они не могут причинять вред просто так… мы должны поступать справедливо… мы же не звери…

Лекс снова приподнял брови и посмотрел на меня с мрачной иронией.

— А Никита… — продолжила я.

— Мы все его любим. Он ни в чем не виноват.

— Но… он человек? То есть, он… обычный человек? Или лекхе?

— Мы пока не знаем. Ждем, появится ли у него фамильяр. Обычно это происходит годам к пяти, так что осталось недолго. Есть еще вариант раздобыть особого железа и приложить к его руке. Но, как ты понимаешь, никто не собирается этого делать. Мы просто ждем. Даже если он не такой, — Лекс развел руками, — что с того? Выгнать его на улицу?

— Нет… — я покачала головой. — Нет!

— Ну вот, охотница. Так и живем.

Я потерла виски. Лучше бы сидела в комнате. Чем больше узнавала, тем страшнее становилось от того, сколько утаил от меня отец.

— Ивар рассказывал мне… что девушек ловят патрули… Мила хотела убежать в город?

— Мила хотела убежать с Виктором. Был у нас такой один. Но ему не нравилось жить в Сопротивлении.

— В Сопротивлении?

— Так мы называем это место. Наше поселение. Мы — Сопротивленцы. Мы не живем в гетто, не подчиняемся законам и мечтаем, что когда-нибудь перемена законов случится в обратную сторону. Станет как раньше.

— Как вас до сих пор не нашли? — удивилась я.

— Этот кусок земли оформлен, как частное землевладение. Мы имеем право не открывать никому ворота. Все вопросы к владельцу земли.

— Но лекхе не имеют права владеть землей!

Мой собеседник рассмеялся.

— Ну естественно, земля не оформлена ни на кого из нас, охотница! Мы же не такие дураки, как ты считаешь. Слава Богу, есть люди среди Сочувствующих, которые готовы нам помочь. И их даже больше, чем ты думаешь.

— Сочувствующих?

— Это долго объяснять, — отмахнулся он, — и я не уверен, что Ивар будет рад, что мы уже с тобой так откровенничаем.

— Хорошо, расскажи мне про Виктора, — я уцепилась за любую возможность узнать больше о поселении, — почему ему не нравилось жить здесь?

— Он какой-то вечно скользкий был, — Лекс презрительно скривился, — гаденький. Но Милке нравился. Уж не знаю, чем вы, девчонки, себе предмет обожания выбираете. Но явно не головой. Виктор удрал от нас и стал «красноповязочником». Но Мила продолжала бегать к нему на свидания. А у них там свой кодекс есть. Типа проверки на профпригодность. И одним из пунктов кодекса является поимка кого-то из лекхе и передача его властям.

— И он выдал Милу? — поразилась я.

— Да. Пригласил ее на свидание в город. А сам договорился с соседним кланом.

— Это ужасно! Он предатель!

— Я рад, что ты тоже ненавидишь «красноповязочников», как мы, — улыбнулся Лекс.

— Но вы ее спасли? Милу?

— Позднее, чем хотелось бы. Да, спасли. Ивар через свои связи в городе узнал, где ее держали. Кое-как удалось выкупить. Все очень рисковали.

— А «красноповязочники»… Ивар говорил, что они ловили и его.

— Это было гораздо позже. Но без Виктора и тут не обошлось, — Лекс сжал кулаки. — Так бы башку этому гаду и оторвал. Вот только попадется он мне и Родиону!

— Так вот о чем Мила говорила, когда жалела, что у нее кошка, — сообразила я. — Она не смогла защититься. Она ведь твоя сестра, правильно?

— Мы с ней двойняшки, — кивнул Лекс. — Но я — все равно старший.

— А почему тогда у нее не медведь, как у тебя? Тем более, если вы родились в один день!

— Ох, охотница, — вздохнул он, — такое впечатление, что с другой планеты прилетела. Фамильяр дается нам как отражение нашей души. Это наш ментальный образ.

Я округлила глаза, показывая, что не совсем понимаю.

— Ну от характера зависит, какой у тебя будет фамильяр! — простонал Лекс, вынужденный втолковывать очевидные для него вещи.

— То есть… в другой жизни ты был бы медведем?

— Возможно, — он рассмеялся.

— А кошка Миле подходит… — задумчиво протянула я. — Она сразу показалась мне домашней, но очень уж своенравной. А Байрон… он слишком утонченный, чтобы иметь того же медведя.

— Только не спрашивай у меня, люблю ли я малину и мед, — с иронией произнес Лекс.

Я посмеялась вместе с ним, но потом закусила губу. Следующий вопрос так и вертелся на языке. Но стоит ли его задавать? Не воспримет ли мой собеседник простой интерес как нечто большее? В конце концов, чем больше информации соберу, тем лучше. Поколебавшись, я все-таки решилась.

— А какой фамильяр был у Ивара?

— Хочешь узнать о нем побольше? — хитро прищурился Лекс.

— Вовсе нет! — ответила я, пожалуй, чересчур поспешно.

Мысленно тут же одернула себя. Почему я должна испытывать стыд за то, что задаю вопросы о мужчине, который безжалостно лишил меня невинности? Имею право хотя бы знать, кто он такой.

— Тогда тебе с Ниной побеседовать надо, — продолжил мой собеседник, словно и не заметил смущения. — Она, кстати, тоже тобой интересовалась. Если хочешь, могу после завтрака тебя проводить. Наши уже успокоились немного, но одной тебе все равно на улице лучше не показываться.

— Кто такая Нина?

— Доедай, охотница. Увидишь. Если Ивар — это мозг нашей общины, то Нина — ее сердце.

С этими загадочными словами Лекс поторопился закончить завтрак. Я тоже проглотила бутерброды, почти не жуя. Вопросы только множились в голове. Но от общения с Ниной, кем бы она ни была, я не собиралась отказываться. К тому же, попутно нужно осмотреться. Прошлым вечером этого не удалось сделать, как следует. Должна же быть какая-то лазейка, через которую смогу ускользнуть!

Я помогла Лексу убрать со стола и даже сполоснула посуду. Почему-то история Милы кардинально поменяла мое к ней отношение. Вместо ответной злобы я чувствовала только жалость. Прошлой ночью Ивар все-таки подготовил меня, пусть и против воли. А если бы это была орава сбесившихся от похоти мужчин? Я поежилась и решила просто не давать Миле больше повода сцепиться со мной.

У дверей стоял большой брезентовый мешок, завязанный бечевкой. Лекс задержался возле него, крикнул куда-то в глубину дома:

— Мила! Гуманитарку разбери! Там шоколад сегодня!

Его сестра появилась в коридоре. Хмуро оглядела меня, потом мешок.

— Хорошо. Никитка будет рад. Соседям тоже раздам.

— Ты не замерзнешь? — озаботился Лекс, когда мы вышли на улицу. — Где твоя куртка?

Я оглядела свое нехитрое одеяние. Несмотря на солнечный день, на улице было свежо, и голые руки тут же покрылись мурашками.

— Моя одежда сушится.

Он тут же снял ветровку и накинул на меня. Окутавшая плечи ткань была теплой и мгновенно согрела. Неловко придерживая полы скованными руками, я с удивлением посмотрела на увальня, действительно, чем-то похожего на медведя. Лекс сам по себе такой добрый или это все тот же приказ Ивара заботиться обо мне так на него действует? Не думаю, что кто-то из моих братьев, например, стал бы по доброте душевной заботиться о пленнике.

Значит, приказ.

— Что за гуманитарка? — поинтересовалась я.

— Помощь от Сочувствующих, — пояснил Лекс. — Я с утра сходил на точку, где они раздают еду. Вообще, мы своим хозяйством живем. У каждого огород. Скотину держим. Что-то Ивар привозит из города. Но есть по-настоящему дефицитные продукты.

— Как шоколад?

— Угу. Шоколад, леденцы. То, чего сами не производим, но детям очень хочется.

Я кивнула в знак того, что понимаю их положение.

— Ходил на точку? Это в город? А далеко здесь до города?

Лекс рассмеялся.

— Может, тебе еще показать, в какую сторону идти? Нет, охотница. Даже не думай, что сможешь убежать.

Я насупилась и огляделась. При свете дня поселение выглядело немного иначе. За домами, как и говорил Лекс, виднелась черная земля возделанных огородов. У кое-кого под окнами был разбит цветник. Перед нами с веселым визгом пробежала стайка детишек и помчалась дальше. Поселенцы, увидев меня, останавливались и провожали недобрыми взглядами. Но хотя бы не кричали гадостей и больше не кидались грязью.

Мы подошли к одноэтажному дому, обнесенному по периметру невысоким, примерно по колено, заборчиком. Все его доски были выкрашены в разный цвет, что придавало жилищу забавный и несерьезный вид. На веранде я заметила пожилую женщину, которая сидела в кресле-качалке и почесывала шею вороны, примостившейся на сгибе локтя. Склонив седую голову с уложенными в высокую прическу волосами, женщина что-то нашептывала птице.

— Вот мы и пришли, — сообщил Лекс.

— Это Нина?! — удивилась я. — А как ее отчество?

— Просто Нина. Не вздумай выспрашивать про отчество или называть «тетя Нина» и «бабушка Нина», — склонился к моему уху и предупредил Лекс. — Она этого очень не любит. Тогда ее ворона выклюет тебе глаза.

Я охнула, а он рассмеялся.

— Охотница, ты такая доверчивая! Ворона тебя, может, и не тронет. Но насчет обращения я не пошутил.

Лекс подтолкнул меня вперед. Стараясь идти уверенным шагом, но уже не чувствуя прежней уверенности внутри, я поднялась на веранду. Женщина поправила на плечах серую пуховую шаль, чуть шевельнула локтем — и птица, захлопав крыльями, переместилась на перила веранды. Возле кресла хозяйки стоял низкий столик, на котором я заметила чашку с остатками кофе и пачку сигарет с зажигалкой. Тут же стоял стул с высокой спинкой, словно приготовленный для меня.

— Это она? Девочка из клана Хромого? — голос у Нины оказался прокуренным, хрипловатым.

— Да, — с каким-то благоговейным почтением ответил Лекс.

— Хорошо. Иди, сынок. Я за ней пригляжу.

Лекс бодренько покинул веранду и поспешил прочь, а мне снова пришла пора удивляться.

— Он ваш…

— Да не сын он мне, конечно! — женщина усмехнулась. — Но я люблю этого засранца, как родного. Да не стой, девочка, садись. В ногах правды нет.

Я опустилась на край стула, придерживая на плечах куртку Лекса. А старушка-то оказалась не промах! На моей памяти так любил выражаться кто-нибудь из наемников, да и у братьев нет-нет проскальзывало словцо, но мне отец категорически запрещал повторять за ними и вести себя развязно.

Нина взяла пачку, вынула сигарету и подкурила.

— Кто твой отец? — спросила она, поглядывая на меня сквозь облачка дыма, которые срывались с ее сморщенных губ, подкрашенных помадой.

— Меня зовут Кира…

— Я знаю, как тебя зовут, — перебила она. — Ты что, не слышишь? Я спрашиваю, кто твой отец?

— Григорий. Может, вы знаете и его? — я не удержалась и добавила в голос язвительные нотки.

Ворона хлопнула крыльями и каркнула на меня.

— Может, и знаю… — протянула старуха, прикрыв глаза. — Но не помню. Не могу вспомнить, как он выглядел. Их было два брата, кажется.

— Да, второй — мой дядя. Дмитрий.

— А кто твоя мать?

— Ее звали Майя, — я вздохнула, как выходило всегда, стоило завести разговор о маме. — Но она давно уже умерла. Ее убили…

— Я помню Майю, — снова перебила меня Нина. — Ты похожа на нее. Но не совсем. Она была просто картинка. Петер влюбился в нее с первого взгляда. И, мне кажется, так и не смог разлюбить.

Я впервые слышала о чем-то подобном. Отец мало рассказывал о прошлом, и любопытство загорелось во мне с новой силой.

— Вы знали мою маму?

— Я видела ее один раз. Тогда Петер привел ее к нам в общину, чтобы познакомить со своими родителями. Он был сыном нашего главы, а она — дочерью главного охотника из соседней деревни, — Нина покачала головой. — Мы все понимали, что такой союз обречен, но молчали. У Петера было право выбора.

— Мама? Встречалась с лекхе?! — круглыми глазами я посмотрела на собеседницу.

Всю жизнь считала, что мама встретила папу, влюбилась в него и вышла замуж. Теперь же словно слушала историю о какой-то другой, незнакомой мне женщине.

— Она не просто встречалась, — заметила Нина, стряхивая пепел, — они любили друг друга так сильно, что моя Инга рыдала ночами в подушку. Петер сильно нравился ей, но был увлечен другой. Мы все удивились, когда Майя вдруг отказала ему и запретила к себе приближаться. Видимо, что-то случилось у них там, в деревне. Может, ее отец узнал? Охотники нас недолюбливали, и это еще мягко сказано. Петер был сам не свой. Бродил по округе, как привидение. Взгляд стал пустым и мертвым. Инга поддерживала его, как могла, и постепенно у них все сложилось.

Я покачала головой. Сложно поверить, что у мамы мог быть в сердце кто-то еще. Скорее всего, она вовремя опомнилась.

— Наверно мама просто решила выйти замуж за моего отца? Поэтому отказала Петеру?

Нина рассмеялась, а ворона снова каркнула.

— Поверь мне, девочка, от такой любви просто так не отказываются. Инга не сразу уговорила Петера уехать из общины, построить дом. Сначала он отказывался, его тянуло к охотничьей деревне, как магнитом. Мы боялись, что рано или поздно его подстрелят. Инга убедила его, что жилу нужно охранять, а для этого стоит обосноваться где-то рядом. Мы все время ждали, что кто-нибудь еще случайно натолкнется на нее. Но настоящей причиной, все-таки, стало ее желание увезти мужа подальше от прошлой любви. И я ее в этом поддерживала.

— Значит, Инга…

— Была моей дочерью.

— А почему была?

Лицо моей собеседницы стало суровым.

— Потому что твой отец и его брат убили ее, Петера и трех детей в их же собственном доме.

— О боже… — я постепенно начинала понимать, — …то, что рассказывал Ивар… это был его отец… и мать… и это был он сам.

Нина кивнула и потушила окурок в пепельнице. Ворона прошлась по перилам туда и обратно, не сводя с меня черных блестящих бусин-глаз.

— Но вы говорите, что его убили, — продолжила я, — но его не убили. Он жив, он…

Я осеклась на полуслове.

— Да, ему повезло, — согласилась Нина, — даже два раза. Первый раз — когда выстрел пришелся в сердце, а не в голову. Уж не знаю, почему у убийцы дрогнула рука. А второй раз — когда этот убийца раскаялся и принес мне его.

— Как принес?

Нина пожала плечами.

— Я помню, это было раннее утро. В мою дверь затарабанили. Я испугалась, но открыла. Это оказался охотник. Молодой. Сейчас я уже не вспомню его лица. На руках он держал моего внука. Залитого кровью. Помню, как закружилась голова. Я села прямо на пороге, а охотник положил мне на руки Ивара и все втолковывал, что он дышит.

Я слушала, потеряв дар речи.

— Охотник сказал, что они захватили дом, и всем нам, всей общине лучше в ближайшее время убраться подобру-поздорову, потому что участь семьи Петера может постигнуть всех нас. Сказал, что он оставил тела на въезде в наше поселение, чтобы мы могли похоронить их. И еще сказал, что когда забирал Ивара, видел, что на его груди лежал львенок. Это подсказало охотнику, что ребенок еще жив, — она пожала плечами, — не знаю, почему не стал добивать. Наверно потому, что львенок не шевелился и тоже казался полумертвым. Так мне сказал охотник. Когда Ивара принесли мне, фамильяра уже не было.

— И куда же делся… львенок?

— Мы не знаем, — покачала Нина головой. — Мы можем только предполагать. Я слышала, что такое бывает. Но никто из знакомых, и знакомых моих знакомых, и их знакомых никогда не видел своими глазами, как фамильяр умирает, а его хозяин остается на этом свете. Видимо фамильяр так хотел спасти Ивара, что просто растворился в нем, передав все жизненные силы. Будь это взрослая особь, он мог бы просто излечить. Но что взять с львенка, который сам недавно только появился у малыша? Пуля прошла очень близко от сердца. Сколько я потом ни обращалась к врачам — все, как один, твердили, что без операции ребенок бы не выжил.

— Ого…

— Еще несколько дней Ивар находился между жизнью и смертью, а потом пошел на поправку. Отец Петера собрал мужчин и пошел, чтобы отвоевать жилу, но их тоже перестреляли. С новыми пулями у людей появилось преимущество. В тот же день мы собрались и всей общиной отправились куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих мест.

Я задумалась.

— Но мне говорили, что это лекхе нападали на людей. Что это один из них убил маму. Что это… был… Петер.

— Милое дитя, — снисходительно фыркнула Нина. — Среди лекхе тоже всякого сброда хватает. И чем тяжелее времена, тем его больше. Но за свою общину я могу поручиться. Сколько соседи не обвиняли нас в убийствах, кражах и прочем, точно могу сказать, что мы этого не делали.

Нина говорила убедительно, ее глаза блестели от влаги. По-человечески мне стало жаль собеседницу. Но здравый смысл подсказывал, что нельзя так легко верить в кардинально противоположную историю. Как я могу различить, где правда и где ложь?

— Все-таки, меня учили другому, — упрямо произнесла я. — И если все лекхе были такие хорошие, то почему люди вдруг решили их опасаться? Почему загнали в гетто? Почему дали определение «социально опасный субъект». Значит, вы, действительно, были опасны! Что мешало Петеру убить мою маму из ревности? Ведь вы сами говорите, что он страдал! Что мешало это сделать Инге? Она переживала из-за наличия соперницы. Когда мою маму нашли недалеко от дома, ее тело было истерзано так, что живого места не осталось. Кто мог это сделать? Конечно, чей-то фамильяр. Мой отец не смог оправиться от этого удара, а мне самой, как говорят, тогда едва исполнился год. Думаете, наш клан мог оставить подобное без ответа?!

Нина вздохнула.

— Человек — такое существо, что все, отличающееся от себя, считает опасным, — заявила она. — Ты знаешь, что у военных есть приказ открывать огонь по неопознанному объекту, если тот не отвечает в течение определенного времени? Не разбираться, почему не отвечает, а просто стрелять. Превентивные меры.

— Возможно… — протянула я, вспомнив, что того же Байрона сначала подстрелили, а потом стали разбираться, почему он нарушил границу.

— В древние времена люди считали лекхе божественными существами, созданными природой. Их считали высшими. Но по натуре лекхе — скорее земледельцы, чем воины. Фамильяр дан нам для защиты, а не для нападения. Крупные животные помогали охотиться. Мелкие — охраняли жилища от грызунов и прочей напасти, следили за детьми. В средние века все поменялось. Нас причислили к порождениям дьявола, особенно из-за нашей способности излечиваться. Стали избегать. Отсюда пошла привычка лекхе жить обособленно, общинами, сторониться людей. В то же время и возникли кланы охотников, в противовес лекхе. Твой клан наверняка тоже имеет свою не очень славную родословную.

— В учебниках написано по-другому, — возразила я, решив не реагировать на шпильку в адрес семьи.

— Учебники истории всегда переписываются в угоду власти, — презрительно фыркнула Нина. — Все учебники переписали после смены законов, когда люди поняли, что теперь они — самые сильные существа на планете, а не мы. Увы, но поработить нас оказалось легко. Возможно, где-то еще существуют подобные лагеря Сопротивления, но не думаю, что их много.

— Я поражаюсь, как вам вообще удалось тут продержаться!

— Не без помощи Сочувствующих, — улыбнулась Нина, — не без помощи. Мы обосновались в этих местах, но законы начали стремительно меняться. Это были страшные времена. У меня на руках осталось трое маленьких детей, а муж сгинул вместе с отцом Петера в бойне. Я хотела лечь и умереть, но удерживала мысль, что раз Ивар выжил, то и всем нам надо бороться.

— Трех? Выжил кто-то еще?

— Леша и Мила тоже остались на моем попечении. Их мать умерла родами, а отец…

— Погиб в той же перестрелке, что и отец Петера, — догадалась я.

— Соображаешь, — похвалила меня собеседница. — В то время и появились первые Сочувствующие. За мной начал ухаживать один, при погонах. Я не любила его, но пустила в свою постель ради детей.

— Он был обычным человеком?! И вы не были женаты?!

— А что такого? — оскорбилась она. — Мужчина в годах, уже вдовец, а я была красотка. Осуждаешь?

Я отвела взгляд и пожала плечами. После ночи, которую сама провела с лекхе, оставалось ли у меня право кого-то осуждать?

— За то, что я с ним спала, он все здесь устроил. Землю, дома. Создал для моих людей настоящий уголок рая. Все из любви ко мне, только бы я улыбалась. Иногда мужчины на многое готовы ради женщины, которую боготворят.

— Вам повезло…

— Повезло, — не стала спорить она, — насколько может повезти, если лежишь в постели с нелюбимым. Но я выкрутилась, закрывала глаза и представляла покойного муженька.

Нина хихикнула, как девчонка. Я только покосилась на нее, не зная, как реагировать.

— Но мне все равно казалось нестабильным положение. Что ждало нас после смерти моего покровителя? Мир вокруг ходил ходуном, я не знала, что будет завтра. Дети росли втроем, но для Ивара я всегда хотела другой судьбы. Он был особенным, отличался от всех нас. Он мог бы жить в городе. И тогда мой покровитель подыскал среди знакомых ему Сочувствующих бездетную семейную пару. Люди показались мне приличными. Они очень хотели ребенка, но им никак не могли организовать усыновление. Ивар им понравился, он уже тогда был смышленый малыш, и я его отдала. Но не просто отдала, а с условием, что от него не будут скрывать его прошлое и позволят навещать меня здесь.

— Значит, приемный отец Ивара… обычный человек? И поэтому сам Ивар живет в городе? — я хлопнула себя по лбу. — Паспорт, диплом, его машина… он на самом деле живет, как человек!

— Ну не без этого, — с довольной улыбкой согласилась Нина. — И я за него рада.

— Еще бы, — поддакнула я, — вот только… не понимаю, зачем вы так хотели меня видеть? Чтобы рассказать эту историю?

Она переглянулась со своей вороной.

— Видишь ли, девочка… я, конечно, не просто так рассказала тебе историю. Ивар не стал скрывать, где он тебя взял и при каких обстоятельствах. Он скрыл кое-что другое, но по его глазам я поняла все, что мне было нужно.

Я недоуменно приподняла брови, но Нина только отмахнулась. Этот жест мне не понравился. Неужели и старенькая бабушка в курсе наших отношений? Просто прелестно!

Нина подалась вперед и в упор уставилась на меня выцветшими от времени глазами.

— Я хочу, чтобы ты стала Сочувствующей, Кира. Если ею станет дочь убийцы моих родных, для меня это будет самая сладкая победа.