Наступил день, когда мы с Иваром произнесли брачные клятвы, и нашими свидетелями стала вся его община. Поселенцы собрались в плотный круг перед воротами, а в центре стояли мы и держались за руки. Вести церемонию на правах старейшины взялась Нина. Пожилая женщина тщательно подготовилась. Надела лучшее платье, подкрасила губы, а на шею своей вороне нацепила сложенную в несколько раз нитку бус.

Мила тоже прихорошилась. В свойственной ей грубоватой манере не стала отказываться, когда я подарила несколько своих новых платьев. Сошлись на том, что это — своеобразный возврат долга за одежду, которую она давала мне. Обмен, конечно, был неравноценный, потому что платья обошлись Ивару в немалую сумму по сравнению с растянутыми футболками и штанами Милы. Но, судя по тому, как загорелись глаза, у нее давненько, а может и никогда, не было ничего подобного.

Наряд глубокого винного цвета хорошо подошел Миле и выглядел празднично. Стоило ей вылезти из своих обычных домашних платьев и халатов, распустить и уложить волосы — как она мгновенно преобразилась. А бросив случайный взгляд в сторону, я вдруг заметила, что Байрон стоит и смотрит на нее, открыв рот…

Приятно было увидеть и спасенную Иваром от охотников Тину. Чуда пока не произошло, она выглядела робкой и запуганной, старалась держаться ближе к кому-нибудь из женщин и отчаянно сторонилась мужчин. Даже Ивар, к которому испытывала благоговение, вселял в нее легкий ужас, если подходил ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Раньше я могла только воображать, что творится в душе бывшей рабыни, но, побывав в гетто, начала более четко представлять ее состояние. Впереди Тину ждали еще долгие и долгие месяцы перед тем, как страхи, наконец, начали бы таять. Но пример Милы был перед глазами, а тихая и семейная обстановка поселения влияла только к лучшему.

Лекс, с таким торжественным выражением лица, как будто сам женился, вручил мне букет душистых лесных ромашек с крохотными белыми лепестками и пожелал самого лучшего своему другу. Теперь я со смехом вспоминала, как цапалась с ним в машине в день похищения. А ведь тогда по-настоящему его ненавидела и желала смерти! Оказалось, что нужно лишь узнать этого увальня поближе, чтобы понять — добрее вряд ли найдется кто-то из лекхе.

Больше всех празднику радовался Никитка. Его смех звонким колокольчиком переливался то с одной, то с другой стороны круга, а Мила не успевала ловить сына, чтобы одернуть и заставить вести себя тише. Поначалу мальчик искренне расстроился, когда ему сказали, что я стану женой Ивара. В его последних воспоминаниях Ивар обижал меня и заставлял плакать. То, что произошло позже, осталось за кадром. Но после двух бутербродов с вареньем и разговора по душам Никитка смирился и вынес вердикт:

— Все равно дядя Ивар уже старый, а я — молодой. Когда он уйдет на пенсию, настанет и моя очередь на тебе жениться!

Пришлось согласиться.

Сложнее всего оказалось переломить отношение со стороны прочих поселенцев. Мы не успели близко познакомиться, и все, что они знали — я уезжала пленницей, а вернулась почему-то невестой их обожаемого лидера. Я успевала только ловить на себе косые взгляды и слышать шепотки. Многие хмурились, что тоже не прибавляло радужного настроения. Хорошо, что Ивар успокаивал и поддерживал меня, иначе подобное отношение значительно омрачило бы наш день.

Когда все притихли, а Ивар встал напротив, сердце замерло при одном лишь взгляде на него. Я комкала в руках букет и буквально приказывала себе дышать ровно. Его глаза сияли. Непослушная прядь волос так и норовила упасть на лоб. Губы сами собой растягивались в нежной улыбке, хотя я видела, что он старается ее спрятать. Мы так отчаянно хотели быть вместе! И пусть эта церемония не считалась официальной для людей моего круга, на мне не было фаты, а платье цвета топленого молока можно было счесть скорее просто нарядным, чем свадебным. По злой иронии судьбы Ивар мог бы жениться на мне официально, но мой паспорт остался в заповеднике. Но так ли уж это было важно? Главное, что мой мужчина, мой обожаемый дикий зверь держал меня за руку и улыбался. В такой момент не хотелось думать о глупых законах. Впрочем, я все уже для себя решила.

— Я, Кира из клана охотников, — начала я дрожащим голосом и сразу же едва не сорвалась в слезы от волнения.

Вырвав одну руку из пальцев Ивара, принялась судорожно махать себе на лицо.

— Давай, малыш, давай… — с легкой улыбкой шепнул он, — у тебя все получится.

— Клянусь всю жизнь любить тебя, — продолжила я, справившись с эмоциями и вернув ему руку, — поддерживать все твои решения и подарить тебе наших детей. Клянусь разделить с тобой все тяготы и, что гораздо лучше, все радости.

Улыбка у Ивара становилась все шире.

— Я только не согласна, чтобы ты продолжал заглядываться на городских красоток! — нахмурилась я строго.

Лекс хрюкнул в кулак, но под строгим взглядом Нины снова натянул серьезную мину.

— И в знак своей любви и верности, Ивар, я хочу подарить тебе самое дорогое, что у меня есть, — я вздохнула, потому что принять это решение было очень непросто. — Всю жизнь я гордилась тем, в какой семье родилась. Моей детской мечтой было пойти по стопам отца и братьев и стать охотником, как они.

В толпе лекхе зафыркали, но примерно такой реакции я и ожидала.

— Я знаю, что мои родные очень страдают без меня. Но они нанесли непоправимый ущерб твоей семье, — я обвела взглядом поселенцев, — всем вашим семьям. Мой отец виноват в том, что началась перемена законов. Поэтому…

Я снова запнулась, и Ивар лишь крепче сжал мои пальцы в знак поддержки.

— Поэтому в знак любви к тебе, Ивар, я отрекаюсь от своей семьи. И от мечты стать охотником тоже. Меня больше ничего не связывает с кланом Хромого, — говорить такие слова было почти физически больно, — я не хочу идти с ними на контакт. Для них Кира из клана охотников умерла. Есть только Кира, жена Ивара из общины лекхе. У меня останется пуля… но как память о том, что моя семья натворила, не более того.

Нина вынула платочек и украдкой промокнула уголки глаз. Она должна была чувствовать себя счастливой, ведь именно о таком исходе событий и говорила, как о компенсации за прошлые страдания.

— Ну вот, ты отлично справилась! — шепнул Ивар тоном заговорщика, а потом продолжил более громко: — Я, Ивар из общины лекхе, клянусь всю жизнь любить тебя. — Он приподнял бровь. — Во всех смыслах…

На этот раз по толпе пробежали смешки. Я тоже улыбнулась. Шутка немного разрядила волнительную обстановку. Но улыбка с лица Ивара исчезла, и дальше он произнес абсолютно серьезно:

— Я всю жизнь буду любить тебя, малыш. Поддерживать все твои решения. И подарю тебе наших детей.

— Если уже не подарил, — скептически проворчала Мила.

Ивар нервно сглотнул и впился в меня взглядом.

— Клянусь разделить с тобой и трудности, и радости. У нас не разводятся, охотница. Ты, правда, для меня очень много значишь.

— Я больше не охотница… — пролепетала я, ощутив, что на глаза снова наворачиваются слезы.

Он покачал головой.

— Для меня ты навсегда останешься охотницей. Для остальных нет, а для меня — да. Моей маленькой охотницей. Потому что я полюбил тебя именно такой, какая ты есть. Со всей твоей чокнутой семейкой головорезов.

Я фыркнула сквозь слезы.

— Нам суждено быть вместе, Кира, — кивнул Ивар. — Потому что даже когда нас разлучают, мы все равно находим друг друга. Поэтому я подарил тебе самое дорогое, что у меня есть. Твою свободу. Никто и никогда больше не будет считать тебя пленницей. Ты вольна уйти, когда вздумается, и я лично придушу любого, кто встанет у тебя на пути. То же самое случится с любым, кто попробует тебя обидеть. Но все-таки… я надеюсь, что ты больше никуда от меня не денешься.

Ивар прижал меня к себе в чувственном поцелуе. Я закрыла глаза, встала на цыпочки и словно растворилась в собственном счастье. Превратилась в бесплотный дух, который развеялся легким облачком где-то в небе.

— Вот и славно! — с облегчением выдохнула Нина, а ее ворона громко каркнула.

Послышались аплодисменты. Нас закружил вихрь объятий, поздравлений и пожеланий.

С трудом отбившись, мы оставили поселенцев праздновать, а сами сбежали в дом. Не успела я поставить ногу на нижнюю ступеньку лестницы, как Ивар прижал меня к стене и принялся целовать. Я мгновенно потеряла способность ясно мыслить. Входная дверь оставалась приоткрытой, с улицы сюда доносилась музыка и смех.

Покусывая мочку моего уха, Ивар принялся поднимать подол платья.

— Нет… — слабо уперлась я в его грудь руками, — а вдруг кто-то зайдет… Никитка…

— Нам стоит обзавестись собственным жильем, — проворчал он с недовольным видом, но оставил платье в покое. — Построить еще дом, что ли?

— Не стоит, — я заглянула в глаза любимого, — мне будет скучно там одной, когда ты уедешь. Тебе ведь все равно придется уехать в город, там твоя семья и работа. А я останусь здесь. С Милой мы уже подружились. Мне будет веселее с ней.

— Но…

— Не спорь, — я приложила палец к губам Ивара, а он тут же поймал губами подушечку. — Все знают, что большая часть твоей жизни проходит там. А я сама решила больше не показываться на людях. Хочу жить в безопасности, среди своих.

Глаза Ивара сверкнули.

— Охотница… какая же ты у меня…

Он подхватил меня на руки и понес вверх по лестнице в свою комнату. В нашу комнату, мысленно поправила я себя. Входить в эту дверь в качестве жены Ивара было странно и удивительно. В последний раз он держал меня здесь на цепи. Приходил и занимался любовью, невзирая на согласие или несогласие. Теперь, похоже, снова будет появляться от случая к случаю. Только я буду его ждать совсем по-другому…

Ивар словно почувствовал перемену в моем настроении. Осторожно поставил на ноги и вгляделся в лицо. Провел пальцем по щеке.

— Все нормально, Кира?

— Да, — я глотнула воздуха, — мне просто нужно на минутку в ванную.

Его взгляд потеплел.

— Волнуешься?

— Как в первый раз…

Я не врала. Предвкушение страстного секса с сильным и желанным мужчиной наполняло меня трепетом.

— Иди. Я подожду. У нас вся ночь впереди. Некуда спешить.

Я с благодарностью кивнула. Сделала назад один шаг, другой, пока наши пальцы не разомкнулись. Оказавшись в ванной, я прикрыла за собой дверь и подошла к большому зеркалу над раковиной. Включила воду, собираясь умыться. Неужели я не сплю, и все это правда? Ивар теперь навсегда и безраздельно мой?! Мне так понравилось, как он клялся в любви. Только где-то в глубине души острой льдинкой кололо, что папа не присутствовал на свадьбе и не разделил этой радости. Я отреклась от семьи, но это не означало, что разлюбила кого-то из близких.

За спиной почудилось движение. Я вскинула голову и в зеркале встретилась взглядом с Иваром. Он наклонился и обнял меня сзади, пока капельки воды стекали по моему удивленному лицу.

— Ты скучаешь по ним, да? — его голос звучал не очень разборчиво на фоне шума воды, и я закрыла кран. — Скучаешь по своей семье.

Я нерешительно кивнула.

— Мне не нравится, когда ты грустишь.

— Без этого никак, — я пожала плечами. — Мы с тобой оба чем-то пожертвовали, но я не могу заставить себя ничего не чувствовать.

— Понимаю, охотница, — мягко произнес Ивар. — Тогда, может, тебя порадует другая новость? Виктор мертв.

Сильнее я бы удивилась, только если в комнату сейчас вошел бы мой отец.

— Мертв? Как?!

— Не могу понять: ты радуешься или возмущаешься? — хмыкнул Ивар, продолжая стоять за спиной и поглаживать мои бедра, бока и живот

Я и сама не могла точно определить, поэтому со вздохом придержала его руки.

— Просто у нас в клане, Ивар, за то, что он сделал, принято отплачивать лично. Я не чувствую себя до конца отмщенной, если Виктор сдох, например, от какой-то болезни или банально попал под автобус. Он же затащил меня в гетто!

Ивар слушал, не делая попытки перебить, и в его взгляде сквозило сочувствие. Я осеклась, переосмыслила собственные слова и поникла.

— М-да… "у нас в клане"… прости, это вырвалось. Я больше не в клане. Расскажи, как он умер?

— Мне Лекс сообщил. Сегодня утром он ходил в пункт раздачи питания и встретил кого-то из знакомых. Похоже, что Виктора застрелила полиция в тот самый день, когда я выкурил его из тайного убежища. Мне не хватило всего одной пули, чтобы покончить с ним! Но приехал наряд, пришлось свалить… я не знал, что за ним тоже погнались. Видимо, его застрелили при попытке бегства, не разбираясь, кто он. Возможно, в панике, Виктор применил своего фамильяра и сам спровоцировал свою смерть.

Я кивнула. Если лекхе только попробовал бы оказать сопротивление сотрудникам при исполнении, то его бы точно пристрелили на месте.

— Значит… все кончено? Его нападок можно не бояться?

— Да, охотница, — вкрадчиво произнес Ивар. Его руки возобновили движение по моему телу. — Одной проблемой стало меньше.

Я поежилась и отвела взгляд. Хотелось бы в это верить…

— Посмотри на меня, Кира.

Приказ прозвучал так резко, что я встрепенулась и посмотрела в отражение. Ивар нахмурился.

— Сегодня наша брачная ночь, — твердым голосом произнес он. — Не нужно больше ни о чем думать.

На этот раз я не стала сдерживать его. Кивнула и откинула голову на его плечо. Я так устала бояться, жить в постоянном напряжении. Как же не хватало прежней способности искренне радоваться каждому прожитому дню!

— Хочу забыть обо всех проблемах вообще, — тихонько призналась я.

Наши взгляды в зеркале снова встретились. На губах Ивара заиграла ленивая и торжествующая улыбка. В глазах полыхала любовь и настоящее мужское желание.

— Обещаю, что забудешь.

Ивар обхватил меня обеими руками и принялся слегка раскачиваться из стороны в сторону. Одновременно с этим нашел зубами мочку уха и легонько прикусил. Я судорожно выдохнула, запрещая себе думать о чем-либо еще помимо нас двоих и этой небольшой ванной комнаты в доме, затерянном на задворках мира. В конце концов, мне достался лучший мужчина на свете. Маленькой девочкой я мечтала о большой и всепоглощающей любви, такой, какую испытывал папа к маме. И нашла ее в объятиях Ивара. Я верила, когда он говорил, что для него наши отношения — на всю жизнь. Похоже, наступила пора утереть слезы ностальгии и гордо встретить новое будущее.

Ивар надавил своими бедрами на мои, заставляя прижиматься низом живота к холодному краю раковины, и от этого движения блаженный "белый шум", наконец-то, заполнил все мысли. Здесь и сейчас имело значение только тепло рук Ивара, звук его учащенного дыхания и реакция моего тела.

— Ты — моя любимая. Теперь и навсегда, — прошептал он, потираясь кончиком носа о мое ухо.

— Да…

Мои глаза закрылись сами собой. Я откинула голову чуть набок, позволяя Ивару ласкать шею долгими возбуждающими поцелуями. Завела руки за спину, чтобы справиться с ремнем его брюк. Он дернулся, поймал одно запястье и заставил вытянуть руку вперед. Я с удивлением приподняла веки, когда ладонь коснулась гладкой поверхности зеркала. То же самое произошло с другой рукой. Коленом Ивар раздвинул мне ноги.

— Стой так.

Он приказывал мне, как может это делать только очень влюбленный мужчина с женщиной, сгорающей от ответной любви. Мягко. С предвкушением. Закусив губу, я оставалась неподвижной, пока ладони Ивара смяли ткань платья и собрали ее между моих ног. В зеркальном отражении рассматривала его лицо и не могла наглядеться. Между бровей Ивара появилась крохотная вертикальная складка, когда твердый член уперся мне в поясницу.

Я ощущала обе руки Ивара внизу своего живота. Пальцы жадно терзали меня, сдвигали в сторону белье и тут же проникали еще глубже, погружаясь в мою влагу. То массировали, то жестко брали, имитируя проникновение его органа. Мои ладони начали сползать вниз по зеркалу, оставляя отпечатки на поверхности.

— Ивар… — взмолилась я.

— Сейчас, малыш, сейчас.

Он отступил на шаг, расстегивая рубашку, а я осталась задыхаться и наблюдать за ним в отражении. Хотела повернуться, чтобы поцеловать, но Ивар уже расправился с одеждой и принялся за мою. Нащупал подмышкой замочек и потянул вниз. Спустил с плеч ставшую свободной ткань. Плотным долгим движением сдвинул платье по бедрам, и оно благополучно приземлилось к ногам.

Глаза Ивара сверкнули, когда он разглядел на мне нежно-розовый комплект белья.

— Нравится? — изогнула бровь и поддразнила я.

Вместо ответа, он лишь покачал головой, как бы не находя слов для выражения чувств. Вдоволь наглядевшись, вдруг дернул меня на себя, заставил распластаться спиной на его груди. Лишившись опоры, я только судорожно схватилась за воздух. Не позволяя опомниться, ладони Ивара накрыли мою грудь, сминая и оттягивая нежное кружево и обнажая соски.

— Иди сюда…

Я повернула голову, и он поймал мои губы под синхронные движения наших двойников в зеркале. Прикосновение языка — как мягкий бархат. Сладко. Упоительно. Невероятно чувственно. Я принялась ерзать ягодицами по его бедрам, ощущая через ткань брюк напряжение. Та, другая Кира в отражении, наверняка выглядела как настоящая мартовская кошка, изнемогающая от желания, но мне это почему-то даже нравилось.

Пусть Ивар видит, как я хочу его, ведь он сам никогда не скрывал, как хочет меня.

Эта мысль завела меня еще больше. Оторвавшись от губ Ивара, я все-таки взглянула в зеркало и обнаружила там возбужденного мужчину с опьяненным взглядом и девушку, которая готова была пуститься во все тяжкие ради него.

Убедившись, что Ивар уловил мою игру, я опустила руки вниз, сняла с бедер трусики и принялась гладить себя так, как совсем недавно делал он. Медленными, круговыми, дразнящими движениями. Из-за бортика раковины мои действия оставались скрытыми, но я знала, что они прекрасно угадываются. Рот у Ивара приоткрылся, раздался судорожный выдох.

— Черт… о, черт… — прошептал он, буквально пожирая глазами зрелище в зеркале.

В тишине, нарушаемой лишь нашим дыханием, раздалось лязганье пряжки ремня и жужжание "молнии" брюк. Пальцы Ивара вцепились в мои бедра…

Я ощутила его так глубоко внутри, что на ум пришла только одна мысль: "доигралась". От очередного сильного толчка пришлось снова упереться ладонями в зеркало. В отражении я увидела свой бешеный взгляд, приоткрытые губы, разметавшиеся по плечам волосы. Ивар тоже изучал мое лицо.

— Ты… моя… жена… моя… жена… — повторял он с каждым проникновением, и эти хриплые звуки лились музыкой для моих ушей.

Окончательно сорвавшись с тормозов, я принялась подавать себя навстречу Ивару. Неужели это не сон? Неужели мы сможем сохранить чувства на всю жизнь?!

Наши тела все яростнее врезались друг в друга. Я ощутила, как судорога проходит по внутренним мышцам. Увидела, как лицо Ивара приобрело очень сосредоточенное выражение на несколько долгих секунд. Веки опустились, дрогнули от сладкого спазма, пробежавшего по телу, а затем его глаза широко распахнулись. Меня пронзил отрешенный "невидящий" взгляд мужчины, только что испытавшего невероятное удовольствие.

Прилив страсти оставил нас опустошенными, полураздетыми и задыхающимися в объятиях друг друга. В нелепой и весьма неудобной позе.

— Разве мы… не должны проводить брачную ночь в постели? — простонала я, ощущая, как все мышцы расслабляются и становятся ватными.

Ивар тихонько хмыкнул.

— Должны, конечно. Там мы ее и проведем. Ну, ее оставшееся время.

Вопреки опасениям, жизнь в поселении оказалась не так уж плоха. Ограниченное пространство, одни и те же лица — все это напоминало чем-то пребывание в заповеднике. Только если во владениях отца меня побаивались из-за репутации семьи, то здесь — терпели из уважения к Ивару. Я понимала, что со своим уставом в чужой монастырь лезть не стоит, поэтому при встрече с соседями предпочитала лишь здороваться и держаться скромно. Постепенно такая политика стала приносить плоды. На меня все меньше бросали косые взгляды, все охотнее здоровались и даже начали обращаться по имени.

Ивар тоже не пропадал надолго. По правде говоря, он приезжал каждый вечер, чтобы мы могли провести ночь вместе. Я видела, что ежедневные поездки из города и обратно выматывают его, и один раз даже сама попросила взять перерыв, но Ивар не захотел ничего и слушать.

Будучи оторванной от цивилизации, я опять потеряла счет времени. В какой-то момент поймала себя на мысли, что не могу точно определить, какой сейчас день и даже месяц. Но то, что воды утекло достаточно — ощущала. Дома меня наверняка уже объявили мертвой. Я думала, какую боль причинила папе, но не хотела показывать свои переживания кому-то еще. Ведь меня учили, что нужно уметь достойно принимать последствия каждого принятого решения.

Дело шло к зиме, и мы с Милой увлеченно занимались подготовкой запасов. В один из дней Лекс принес целый мешок орехов, которые насобирал в окрестностях. Погода выдалась теплой, и мы устроились перед домом, чтобы погреться на солнышке и почистить орехи, а затем выложить их для просушки. Никитка тоже не удержался, чтобы не сунуть любопытный нос, но строгая мать отсыпала ему горсть и отправила играть с другими детьми, чтобы не путался под ногами.

Заметив полный любви взгляд Милы, брошенный вдогонку сыну, я снова испытала укол совести. Ведь никто, кроме меня, не знал, что у мальчика никогда не появится фамильяр. Уехав из поселения, я позабыла об этой проблеме, но теперь обстоятельства изменились. Было трудно оставаться в стороне и просто наблюдать, как Никитка взрослеет, а родные все ждут чуда.

Машинально работая руками, я очищала ядра от скорлупы, но продолжала мысленно подбирать слова, чтобы рассказать Миле. Хотелось сделать это менее болезненно для подруги. Если бы Никитка был просто ее сыном от любимого человека — все решалось бы проще.

— Не налегай на орехи, — вдруг буркнула Мила, отвлекая меня от размышлений.

Я вздрогнула и удивленно посмотрела в наши ведерки, стоявшие у ног. В моем — между круглыми очищенными ядрышками проглядывало дно, тогда как у Милы уже накопилось приличное количество. Горки скорлупы высились примерно одинаковые. Я и сама не поняла, в какой момент начала закидывать очищенные орехи в рот.

— Извини, — пристыдилась я. — Наверно, плохо позавтракала.

Она скептически покосилась на меня.

— Ничего. Просто не надо съедать весь мешок. Оставь хоть ребенку.

Я пожала плечами, и мы вернулись к прежнему занятию. Я старалась работать быстрее, чтобы догнать Милу, но от монотонного дела опять погрузилась в размышления.

— Да ты что, глухая? — возмутилась она и повернулась ко мне, сверкая глазами. — Хватит жрать!

Я дожевала маслянистые кусочки во рту и сглотнула. Под пристальным взглядом Милы захотелось сглотнуть еще раз.

— Значит, это случилось, — вдруг тоном знатока протянула подруга.

— Что случилось?

— Он обрюхатил тебя.

— Обрюхатил?! — это слово мне не понравилось.

— Ивар. Ты беременна от него. Посмотри на свою грудь. И ты сегодня отлично позавтракала. Съела всю кашу, которую я Никитке с Лексом наварила, и еще яичницей закусила.

Я схватилась за грудь, действительно, ощущая, что в последнее время она стала пышнее. Вспомнилась Ирина из гетто. Ее непрекращающийся голод. Видимо, это был один из признаков. И я ведь так запуталась в днях, что не могла сообразить, когда в последний раз приходил мой цикл.

Губы сами собой начали растягиваться в улыбке. Я уже предвкушала, как расскажу Ивару радостную новость. Только Мила, похоже, не торопилась бросаться на меня с поздравлениями. Ее лицо оставалось серьезным.

— А у тебя так было? Ты хотела постоянно есть? — спросила я, почувствовав себя неловко.

Она покачала головой.

— Нет. Меня тошнило по утрам первые два месяца. Потом все прошло, и больше ничего не беспокоило. И это хорошо, потому что мне хватало других проблем помимо токсикоза.

Я отвела взгляд, уловив намек на ее грустную ситуацию. Возможно, неутолимый голод был признаком беременности от лекхе? А у Милы все протекало по-другому, потому что в ее организме зародился будущий обычный человек? Я могла только гадать.

— Я тебе завидую, — сердито произнесла Мила, и я удивленно уставилась на нее. Подруга открыто смотрела мне в глаза. — Да. Завидую. Тебе так повезло. Мне никогда не испытать того же.

Ее признание вызвало во мне волну сочувствия. Все-таки, несмотря на внешнюю колючесть, Мила оставалась искренним и честным человеком. Не каждому хватило бы духу вот так признаться.

— Чего не испытать? — осторожно спросила я. — Беременности? У тебя же есть Никитка…

Она фыркнула.

— Всего, Кира. Любви, как у вас с Иваром. Каждый вечер он приходит сюда, и я вижу, как горят его глаза, а ты светишься. И эти ваши стоны-вздохи на весь дом…

Я почувствовала, что краснею. Мы, вроде бы, старались вести себя потише. Неужели не получалось?

— Тебе ведь явно нравится делать это с ним, — утвердительно заявила Мила. — А меня при одной мысли о сексе воротит, а мужской член если представлю…

Ее передернуло.

— Ну… — я не знала, что и сказать, — Ивар говорит, что тут все зависит от мужчины. Может, просто нужно попробовать…

Мила рассмеялась натянутым и злым смехом.

— Да кто на меня посмотрит-то? С моей репутацией? С моим прошлым? Я опять доверюсь, а вдруг меня используют? — она отчаянно затрясла головой. — Нет. Я не верю ни одному мужику. Они все одинаковые. Им лишь бы свою палку присунуть. О наших чувствах они не думают.

В ее голосе сквозила обида и отчаяние. Я вздохнула. Бедная, ранимая, великодушная Мила! Мне стало страшно за нее.

— Ты даже про Лекса так думаешь?

— Он мой брат! Но да, даже про него.

— А про Ивара?

Она усмехнулась.

— Не хочу портить тебе настроение.

В этот момент я вдруг почувствовала, что на нас кто-то смотрит. Это оказался Байрон. Он остановился поодаль, очевидно, привлеченный эмоциональным всплеском Милы. Сообразив, что мы его заметили, тут же повернулся и поспешил дальше по улице.

Я прищурилась. Это был уже не первый случай, когда Байрон проявлял интерес… к моей подруге. Он и раньше крутился возле меня, бормотал что-то о неразделенной любви. Но только теперь я, кажется, начала догадываться, что к чему.

— А про него тоже так думаешь? — я указала в сторону почти что убегающего парня.

— Про этого шибздика?! — скривилась Мила и задумалась. — Нет… про него так не думаю. Он безобидный. С виду. Вроде бы. Мне кажется, он девственник.

— Ну, он не шибздик, — попробовала защитить Байрона я. — Ты знаешь, кто перестрелял всех охотников в клане Седого, когда Ивар пришел спасать меня?

Она изогнула бровь.

— Ивар с Лексом.

— Нет! Байрон! Он повел себя очень смело! — я помолчала и добавила. — И он сделал этого не для того, чтобы помочь Ивару спасти меня. Он мстил за тебя.

— Да? — на щеках Милы проступил легкий румянец.

— И даже если он — девственник… — я подбирала слова, очень опасаясь нарушить хрупкий мостик, который протягивался на моих глазах между двумя людьми, — это будет означать, что он никогда не делал ни одной девушке больно. И вы можете попробовать вдвоем, вдруг получится приятно?

Мила с недоверием покосилась на меня, потом глянула в сторону, куда ушел Байрон.

— Но он такой… придурочный.

— Он романтичный, — возразила я, — и пишет стихи. В нем нет мужской грубости и склонности к насилию. Но он может за тебя постоять.

— Но… моя репутация…

— Что-то мне подсказывает, что ему на нее плевать.

— Ох, Кира… я не знаю.

— Просто дай ему шанс! Не хмурься, когда он приходит в гости к Лексу. Улыбнись хоть разок. Попроси прочесть стихи. Его никто не воспринимает всерьез, но они, правда, получаются неплохие. Я слышала.

Несколько мгновений Мила колебалась. Потом деловито взялась за орехи, но мне показалось, что она прислушалась к доводам, просто не хочет этого показывать. Я тоже последовала ее примеру, не желая смущать.

— Ешь, не стесняйся. Я же вижу, что слюнки капают, — буркнула Мила. — Ивар мне не простит, если его ребенок родится тощим и слабым. А ведь еще неизвестно, что у вас за гибрид получится.

И она вдруг повернула голову и сама мне улыбнулась.