К утру Софи сформулировала план, который по своей гениальности мог бы посоперничать с любыми происками Евы.

Она последует совету Джейка и будет с Луисом сама любезность. План примитивный, но он срабатывал каждый раз, когда бы она ни пыталась подцепить неподдающегося клиента. Она была безупречно вежлива и ни в чем не противоречила, и клиент постепенно терял бдительность. Когда же он расслабится и начнет ей доверять, тогда-то она и узнает, что он в точности из себя представляет. А когда наступит подходящий момент, она наконец-то сможет спросить, что же у них с Кэрри произошло?

Софи считала, что она мало знает про взаимоотношения Кэрри с Луисом и про ее чувства к нему. Только краткие описания самого общего характера мелькали в их редко происходивших разговорах в последние годы, и, кажется, даже после того, как он ее бросил. Но чем дольше Софи про это думала, тем яснее понимала, что на самом деле знает больше, чем думает, и может вытащить из своих воспоминаний какие-то ниточки, за которые решила потянуть только теперь. Пока она формулировала свой план, в ее памяти всплыла еще одна часть этой головоломки.

После свадьбы Кэрри присылала ей кое-какие фотографии. Софи вспомнила, что, по всей видимости, фотографировались они редко, потому что все фотографии представляли собой развитие их взаимоотношений с Луисом, начиная с самых ранних стадий и заканчивая так называемым медовым месяцем, когда она была запечатлена на пляже в Сент-Ивзе, «больше похожая на огромного жирного кита» (по словам самой Кэрри, которая подписывала каждую фотографию на обороте).

Софи потянулась и включила лампу рядом с диваном. Посмотрела на часы на видеомагнитофоне. Почти семь тридцать. Да, она заспалась, учитывая присутствие в ее доме Беллы и Иззи; должно быть, их утомили волнения и драма вчерашнего дня. Она встала, чтобы отыскать фотографии — она точно знала, где они находятся: в коробке из-под туфель на одном из кухонных шкафчиков. Софи принесла коробку и села на край дивана, моля Бога, чтобы девочки еще хоть немного не просыпались. Она не хотела, чтобы они расстроились, увидев Кэрри на фотографиях.

Первые четыре или пять снимков были сделаны все на том же пляже. Наверное, это было самое начало их романа. Кэрри улыбалась и сияла, ее каштановые локоны раздувал морской бриз. Они с Луисом фотографировали друг друга. На своих фотографиях Кэрри протягивала руки, как будто напрашивалась в чьи-то объятия, а на другой посылала фотографу воздушный поцелуй. Луис выглядел менее непринужденно: руки в карманах, робкая улыбка, поеживается от холода. Но один снимок Кэрри явно сделала без предупреждения: он смотрел на горизонт, выглядел привлекательно, хотя был неопрятен и взлохмачен. Софи перевернула фотографию и улыбнулась. «Мой, только мой!» — прочитала она триумфальную надпись Кэрри. На последнем снимке из этой партии они были изображены вдвоем. Наверное, Кэрри держала фотоаппарат в вытянутых руках, чтобы они оба вошли в кадр, потому что снимок был размытый и нечеткий. Тем не менее нетрудно было догадаться, что оба улыбаются во весь рот, хотя волосы Кэрри и закрыли почти целиком лицо Луиса.

Было несколько фотографий, где была запечатлена корнуоллская природа. На каждой из них значились местоположение, время дня и дата. На еще двух изображалось то, что в конце концов стало домом Кэрри. Крошечная терраса, казалось, опасно взгромоздилась над одной из крутых тропинок, ведущих с пляжа. Она называлась Вирджин-стрит. Кэрри умирала со смеху, когда назвала Софи свой новый адрес, в восторге оттого, что она — кто бы мог подумать! — будет жить в таком целомудренном месте. Дом был им не по средствам, поэтому Кэрри проглотила свою гордость и попросила мать внести задаток, а Луис устроился на вторую работу, чтобы они могли выплачивать деньги по закладной. Но Кэрри поняла, что будет жить в этом маленьком домике на склоне в тот самый момент, как увидела его, поэтому она его и получила. В этом и была вся Кэрри, подумала Софи: она всегда добивалась того, чего хотела.

Далее шли свадебные фотографии. Кто бы ни делал эти снимки, он явно был нетрезв, потому что изображение на каждом фото было перекошенным, как будто фотографировали во время землетрясения. В основном на них были изображены Кэрри с Луисом: они держались за руки и смеялись. У Луиса был румянец на щеках, и Софи вспомнила, что он был здорово пьян и с трудом произносил клятвы. Кэрри, чья беременность к тому времени была уже довольно заметна, выглядела такой счастливой, у нее был почти победоносный вид. А потом Софи увидела себя — точнее, часть себя, потому что ее лицо было закрыто волосами. Кэрри протянула руку, чтобы подтащить ее поближе, и, рассматривая это фото, Софи внезапно вспомнила, что в этот момент прошептала ей Кэрри, вспомнила так живо, будто ее дыхание заново опалило ей шею: «Я добилась своего, Софи. Я получила все, что хотела. Я свободна».

Софи вспомнила, как еще подумала тогда, что вряд ли можно назвать свободой брак с серфингистом-алкоголиком и рождение ребенка в неполные двадцать три года, но Кэрри, видимо, действительно так считала. И она перешла к последним фотографиям: Кэрри на пляже в большой просторной белой хлопковой рубашке, опирается на локти, поддерживая своим животом тарелку с сандвичами. И тут на заднем плане Софи увидела то, чего раньше не замечала. Она-то всегда думала, что эти несколько снимков, которые Кэрри окрестила «Домашний медовый месяц семейства Грегори», сделал Луис, но он не мог их сделать, потому что он сам был на них запечатлен. Не на переднем плане, правда, а гораздо дальше, как раз за левым плечом Кэрри.

Софи всмотрелась в фотографию: точно, это Луис, флиртует с какой-то девицей. Со стройной блондинкой. Он обнимал ее за талию, а она улыбалась ему, откинув назад голову. Софи закусила губу. Лично она пришла бы в ярость, если бы сидела вот так на пляже, будучи на сносях, а ее новоиспеченный муж резвился бы с какой-то потаскушкой всего в нескольких футах от нее. А Кэрри? Вряд ли она разъярилась бы, пришла к выводу Софи. Кэрри обладала изумляющим самообладанием и самоуверенностью. Она бы ни за что не поверила, что Луис пойдет дальше флирта, потому что любит он, несомненно, только ее. Кэрри часто говорила об этом Софи еще до рождения Иззи. Наверное, его уход был для нее катастрофой, она была к этому абсолютно не готова. Ее гордость должна быть задета не меньше, чем сердце. Может, поэтому она и не стала ничего рассказывать Софи.

Софи обвела большим пальцем контуры лица Кэрри и с удивлением обнаружила, что на глаза набежали слезы. Девушка закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она еще ни разу не плакала с тех пор как узнала про Кэрри, у нее не было на это времени. Посреди всего этого хаоса, в который превратилась ее жизнь, она почти забыла, что любила ее когда-то. И несмотря на то, что они отдалились друг от друга, Софи знала, что, если бы она сейчас вошла в комнату и увидела Кэрри, они не только обрадовались бы друг другу, они бы болтали и хохотали без умолку, пока не пришло бы время уходить. Софи принимала их дружбу как должное, но только сейчас она поняла, что больше никогда не увидит Кэрри, зайдя в комнату.

— Мамочка! — Софи резко дернула головой и увидела, что из-за диванного подлокотника выглядывает Иззи.

— Это мамочка! — сказала Иззи, восторженно тыча пальчиком в разложенные на диване фотографии. Она обежала вокруг дивана и села рядом с Софи, которая сгребла фотографии в одну кучу. Она посмотрела на выжидательное личико Иззи и, не будучи точно уверена в правильности своих действий, вручила ей первую фотографию из этой кучи, на которой Кэрри посылала воздушный поцелуй.

— О, мамочка, — сказала Иззи, задохнувшись от нежности, и поцеловала фотографию.

Софи молча передавала ей одну фотографию за другой, и каждая завораживала Иззи сильнее предыдущей.

— А это — человек, который мой папа! — воскликнула она при виде первого снимка с Луисом. — С моей мамочкой! — Видимо, ей казалось невероятным, что они могли оказаться вдвоем, и тут Софи поняла, что Иззи, по всей видимости, даже не догадывается, что они были когда-то знакомы. Она поворковала при виде свадебных фотографий и засмеялась, увидев маму с сандвичами на животе.

— Мамочка. — И в точности как до этого Софи, нежно провела пальчиком по щеке Кэрри. — Мамочка, — сказала она, на этот раз с удвоенной нежностью.

Софи обняла Иззи, загнав глубоко внутрь собственные эмоции.

— Если хочешь, можешь оставить их себе, — сказала она. — И смотреть на маму, когда захочешь.

Иззи кивнула, сгребла фотографии и прижала их к себе.

— А где же мамочка? — спросила она немного погодя.

— Она на небе, Иззи, где звезды и солнце, ответила Софи, изо всех сил стараясь говорить ровным голосом.

— А еще — луна, деревья, фонари и… и… дома?

— Да, мама всегда рядом с тобой. Наблюдает за тобой, любит тебя и бережет. — Более всего на свете Софи хотелось бы сейчас поверить в собственные слова.

— Но я хочу увидеть мамочку по-настоящему, — сказала Иззи очень тихо, и ее глазки наполнились слезами. — Я хочу ее обнять.

И в этот момент с другой стороны дивана возникла Белла, уже умытая и одетая, и, взобравшись на диван, тоже обняла одной рукой Иззи так, что ее рука легла поверх руки Софи.

— Видишь вот эту шишку? — спросила она, показывая на фотографию. Иззи кивнула, ее нижняя губа слегка дрожала. — Это я, я — там, внутри.

— Тебя там нет, — возразила Иззи, едва заметно улыбнувшись. — Ты не могла туда забраться!

— Могла, когда была совсем крошечным младенцем и даже еще не родилась.

Иззи снова внимательно вгляделась в фотографию.

— А где я? — требовательно спросила она с долей свойственной ей царственности. — А где я в шишке… я же тоже была в шишке, да? — По счастью, у Софи была фотография, которую Кэрри прислала ей незадолго до рождения Иззи. Она прибыла в конверте с одной-единственной надписью, нацарапанной с обратной стороны: «Хоть ты и рада будешь увидеть, как я разжирела!»

Софи быстро перебрала остальное содержимое коробки и нашла эту фотографию. Кэрри улыбалась, хотя лицо у нее слегка похудело и побледнело. И теперь, сравнив ее с другими фотографиями, Софи увидела, что то внутреннее сияние, которое источала Кэрри, сошло на нет. Но она все равно протянула ее Иззи.

— Вот, — сказала Софи. — Вот эта шишка — ты.

Иззи снова рассмеялась, невзирая на засыхавшие на щеках слезки, и Софи вздохнула свободно, обнаружив, что все это время сидела, затаив дыхание. Она украдкой взглянула на Беллу, которая рассматривала последний снимок Кэрри, сжав губы в тоненькую линию, а руки сложив на коленках.

— Белла, ты в порядке? — спросила Софи. Она спрашивала ее об этом постоянно, но никогда не получала удовлетворительного ответа. Если Иззи была вся на виду, то ее сестра походила на плотно закрытую книгу.

Белла кивнула и соскочила с дивана.

— Пойду поем «Чириос», — сказала она, заковыляв в кухню.

— И я, и я тоже! — завопила Иззи и умчалась вслед за ней, рассыпав по дивану фотографии. Софи подобрала их и положила обратно в бумажник.

— Я оставлю их на столе, — крикнула она девочкам, которые от души разбрасывали по полу хлопья. — И поторопитесь, потому что Луис может прийти в любую минуту. — И как раз в эту секунду раздался звонок в дверь. Софи посмотрела на часы. Ровно восемь.

Если Софи и решила не делать больше чего-то никогда и ни за что в жизни, так это в пижаме с мультяшками открывать дверь красивому мужчине.

— Вы же сказали — в восемь, разве не так? — были первые слова Луиса, когда она вела его вверх по лестнице, надеясь, что ее длинные волосы хоть как-то смогут скрыть и изображенного во весь рост Снупи, и ее пылающие щеки.

— Да-да, конечно, — сказала она, пытаясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче, и помня про «План оставаться самой любезностью». — Просто мы тут нашли кое-какие старые фотографии и рассматривали их.

Луис вошел в квартиру вслед за Софи.

— Вам идет, — сухо сказал он, улыбнувшись. — Я про Снупи.

— Ха-ха, — безрадостно засмеялась Софи, прищурившись. Когда она вошла в гостиную, Белла ела «Чириос», устроившись в кресле Артемиды, и смотрела что-то по «GMTV», а Иззи лежала на полу и делала все то же самое, только гораздо более неряшливо.

— Привет, человек, который мой папочка! — сказала Иззи, помахав Луису ложкой. — А я тебя сегодня видела!

Белла ничего не сказала, лишь мельком взглянула на Луиса, который возвышался в углу комнаты, как небоскреб.

— Послушайте, — сказала Софи. — Если хотите, налейте себе чего-нибудь выпить. Мне нужно одеться.

Луис снова улыбнулся.

— Что? — требовательно сказала Софи.

— Просто… ну, понимаете, в пижаме вы не такая грозная, — быстро проговорил он, спасаясь бегством в кухню.

Проглотив досаду, Софи стала переводить взгляд с Беллы на Иззи.

— Ведите себя хорошо, — сказала она. — Я вернусь через десять минут. — На самом деле, у нее ушло минимум вдвое больше времени, потому что она чувствовала себя обязанной принять душ, наскоро вымыть голову, наложить тональный крем и накрасить ресницы, чтобы хоть как-то компенсировать инцидент с пижамой. Конечно, ей совершенно безразлично, что подумает о ней Луис, но пижама со Снупи представила ее не в самом выгодном свете. Если он решит, что она — из тех людей, которые ложатся спать, натянув на себя хлопковую пижаму с мультяшками, то ей будет трудно заставить его воспринимать себя всерьез. Да, ей будет значительно легче привести в действие «План оставаться самой любезностью», но зачем же облегчать Луису задачу? Он же кругом виноват. Для того чтобы он тут же позабыл, что это он — во всяком случае, отчасти — виновен во всей этой трагедии? Эта мысль взвинтила Софи.

Когда она наконец вернулась в гостиную с завивающимися в кольца влажными волосами, Луис протянул ей чашку кофе.

— Прекрасно выглядите, — сказал он с безупречной легкостью и непринужденностью.

— Э-э-э, спасибо, — ответила Софи, снова сбитая с толку его небрежной ловкостью.

Она посмотрела на детей. Белла, казалось, ушла с головой в передачу о том, как какой-то женщине халтурно сделали гистерэктомию, а Иззи бросила свои хлопья и теперь показывала Луису фотографии. Он разглядывал их в точности как Белла, не выражая ни малейших эмоций.

— А это — ты! — сказала Иззи, показав на него в случае, если он не поймет.

— Да, — и Луис улыбнулся Иззи, смотревшей на него снизу вверх. — Это я. — Он повернулся к Софи. — Я тут подумал, не сводить ли их в Лондонский зоопарк, сегодня довольно тепло и сухо. — И он стал выкладывать содержимое принесенного с собой полиэтиленового пакета: два комплекта, состоявших из шапочки, шарфа и перчаток, один — розовый с прикрепленными к шапочке перчатками, другой — сиреневый, с варежками. — Я купил это на случай, если похолодает.

— Варежки! — закричала Иззи, заграбастав сиреневый комплект и тут же попытавшись его на себя надеть несмотря на то, что все вещи были скреплены друг с другом пластиковыми ниточками.

Софи, вообще-то, не рассчитывала вести девочек на прогулку, но она вспомнила свой план и то, что по оценке Тесс, Луис — не из тех людей, которые воруют детей. В этом ее убедил долгий телефонный разговор с Тесс, состоявшийся накануне вечером. Она объяснила Софи, что Луис согласен на сотрудничество и, судя по всему, по-настоящему любит своих дочек. Софи решила, что девочкам неплохо подышать свежим воздухом.

— О’кей, только… э-э-э… можно, я тоже пойду? — спросила она, вспомнив про условие Тесс?

Луис был явно ошарашен.

— Зачем? Я хотел сказать — прекрасно, я буду только рад, если вы пойдете, но я все равно не собирался переправлять их за границу или что-нибудь в этом роде.

Софи кивнула.

— Я знаю, но просто они вас не знают, разве не так? — Она пожала плечами. — Слушайте, мне очень жаль, но Тесс велела, чтобы первые несколько посещений происходили в моем присутствии. Если вас это не устраивает, то созванивайтесь с ней.

Луис вздохнул.

— Нет-нет, раз уж так хочет Тесс. Ладно уж. — И он подмигнул Иззи. — Иззи, ты хочешь пойти в зоопарк?

— Да, я хочу пойти в зоопарк! Я хочу увидеть пингвинов и пауков, — завопила Иззи, нахлобучив на голову шапку так, что варежки болтались по бокам, как рога у обезумевшего оленя. Луис и Иззи засмеялись, поблескивая своими темными глазами.

— Я не пойду, — бесцветным голосом сказала Белла, не отрывая взгляда от экрана.

Луис тихонько сел, встревожено глядя на Беллу.

— Пойдешь, — сказала Иззи. — Ты пойдешь со мной, чтобы посмотреть на пингвинов и пауков, ведь правда?

Белла покачала головой, злобно впившись в Иззи взглядом.

— Нет, — выразительно ответила она.

Софи заметила, как у Иззи задрожала нижняя губа, и быстро опустилась подле нее на колени.

— Все нормально, дорогая, — сказала она, обняв ее одной рукой. — Подожди минутку. — Она ущипнула Иззи и на коленках подползла к Белле. — Белла, я знаю, что тебе это очень тяжело, но, пожалуйста, не усложняй все для Иззи. Она хочет пойти в зоопарк. Готова поспорить, ты тоже хочешь, ведь правда? Я тоже пойду, но если ты не пойдешь, тогда мы все не пойдем. — Белла осталась глуха.

Подошла Иззи и положила руку Белле на коленку. Она рыдала, издавая глубокие сухие прерывистые дыхания, от которых разрывалось сердце.

— Пожалуйста, Белла, — умоляла она. — Развеселись!

— Ну же, Белла, — настаивала Софи. — Покажи Иззи, что ты — ее взрослая старшая сестра.

Белла вздохнула и посмотрела на Софи.

— Вообще-то, мне всего только шесть лет, — угрюмо ответила она, и Софи пришла в ужас.

— Я знаю, — сказала она. — Просто ты такая умная, что я постоянно забываю о том, что ты еще очень маленькая девочка.

— О’кей, наверное, я тоже пойду в зоопарк, но мне это будет не в радость, — неохотно согласилась Белла.