Дорогая Роза!

Фрейзер

Пусть наша недавняя встреча была такой краткой, но след, оставленный ею в моей душе, неизгладим. И мне захотелось написать Вам и поблагодарить за гостеприимство, что Вы проявили ко мне – а ведь могли и не уделять столько внимания незнакомцу, явившемуся к Вам в дом без всякого приглашения. Однако Вы были радушны и предупредительны, и за это я Вам крайне признателен. Да, помочь мне в поисках картины не удалось, но все, что Вы рассказали мне о своем отце, чрезвычайно интересно и вместе с тем очень грустно. Почему так происходит? Художники создают такую красоту – и при этом могут причинить столько зла себе и окружающим их людям… От всей души надеюсь, что в один прекрасный день Вы и отец Ваш все же сумеете понять друг друга и найти ответы на все вопросы.

Надеюсь, Вы простите мне мою откровенность, если я скажу, что считаю Вас исключительной женщиной, достойной всяческого счастья и настоящей любви. Честно признаюсь, я еще не встречал такой женщины, как Вы.

С уважением,

 

1

– Вы на часы смотрели? – недовольно спросил из-за двери приглушенный, хриплый со сна женский голос. Даме явно пришлось мучительно вырывать себя из объятий Морфея, и она не пыталась скрыть раздражения.

– Я… понимаю, да… Но вы же пускаете на ночлег постояльцев, я ничего не путаю? – робко отвечала Роза, почти взмолившись. Ее семилетняя дочка Мэдди повисла на ней, уцепившись за шею. Их поливал дождь, такой холодный для не окончившегося еще лета, его колкие струи заливали одежду, так что обе – и мать, и дочь – стучали зубами, дрожа. Роза не успела собраться, не прихватила даже пальтишко для дочери. Впрочем, времени на сборы у нее не было. Какое уж там пальто! Успела лишь схватить из корзины на кухне кое-что из белья, еще влажного, не совсем просохшего после стирки, да замотанный в тряпку сверток, припрятанный много лет тому назад, который наконец-то дождался своего часа. И бежать!

– Мы закрываемся ровно в девять часов вечера! – глухо выговорила ей женщина по ту сторону двери. – И так везде, во всех гостиницах! Извольте читать проспекты. А вы ломитесь в дверь в три часа ночи. Пожалуй, стоит позвонить в полицию.

Роза стиснула зубы. Главное – не расплакаться. Пока ей это удавалось. Так неужели эта сварливая дама, кичащаяся своей законопослушностью и говорящая с нею с таким назиданием, доведет ее сейчас до слез? Ну уж нет…

– Понимаю! – отвечала она как можно более дружелюбно. И дала себе секундную передышку перед следующей фразой, которая должна стать первой ступенькой в наведении моста этикета, коли уж она пренебрегла фактом неурочного появления у дверей гостиницы. – Да… вы правы… – еще одна драгоценная секунда, вторая ступенька на шаткой лестнице этикета и правил приличия – есть ли таковые относительно того, как вторгаться ночью к спящим людям и бесцеремонно вырывать их из неги сна… – Но, пожалуйста! Я проделала такой долгий путь… и со мной ребенок… девочка… совсем маленькая… – Она кашлянула и сменила жалостливые нотки в голосе на убеждающие, третья ступенька: – Нам просто нужно где-то переночевать. Если бы я заранее знала, что окажусь здесь, то, поверьте, непременно зарезервировала бы себе номер в вашей гостинице.

Снова послышалось недовольное женское бормотание – что-то на тему «делают, что взбредет в голову… как это не знать заранее, где ты окажешься ночью… стоит ли пускать в дом таких оглашенных…», потом к нему присоединился невнятный мужской голос. Роза еще теснее прижала дочку к себе и крепко сцепила руки, чтобы не уронить ненароком драгоценный сверток. Это был небольших размеров прямоугольный предмет, который Роза в спешке сборов – если ту бешеную лихорадку, совершаемую в беспамятстве, можно было назвать сборами – замотала в тонкое детское одеяльце.

– Ребенок? – в женском голосе послышалась неуверенность: не то готовность проявить снисхождение к ночным пришелицам, не то смутное недовольное колебание – дети часто являются неугодными постояльцами, живя в гостинице не по принятым всеми чинным правилам, а по своим собственным, вольным и не учитывающим ни обстановку, ни нужды живущих рядом людей.

– Да, ей семь лет. Она… она очень милая девочка, шуметь не станет, – поторопилась заверить хозяйку Роза и зачем-то добавила, словно имя было залогом правдивых сведений о ребенке: – Ее зовут Мэдди… – А дождь, не переставая, все поливал их из темноты.

Роза в страхе и смятении отерла лицо от капель дождя, проведя лбом по своему плечу, и замерла. Раздался лязг отодвигаемого засова, затем щелкнул замок. Массивная деревянная дверь слегка подалась внутрь, образовав узкую щель, из которой на улицу хлынул поток желтоватого света, выхватившего из темноты струи дождя, и его капли заискрились яркими огоньками. В щели возникло лицо женщины – плоское, невыразительное, без возраста. Мгновение она молча созерцала промокших насквозь мать и дочь, потом отступила на шаг и приоткрыла дверь шире, этими действиями приглашая Розу и ее дочку войти.

– И все равно это в нарушение всех правил! – попеняла она Розе, когда та переступила порог. – Стучаться в дом, когда заблагорассудится! А? И каково это слушать другим постояльцам?

– Каким другим? Что ты выдумываешь? У тебя сейчас нет никаких постояльцев! – хорошо сложенный бородатый мужчина лет шестидесяти в нижней рубашке и спортивном трико с улыбкой взглянул на Розу. – Не пугайтесь, душенька! Она у нас не страшная. Меня зовут Брайан. А это моя дорогая женушка Дженни. Дженни! Отведи их наверх в комнату и дай им полотенца. А я сейчас приготовлю вам чего-нибудь горяченького выпить, – улыбнулся он Розе. И наклонился к Мэдди: – Будешь пить горячий шоколад, детка?

Мэдди еще теснее уткнула личико в плечо матери, ее озябшие пальчики вцепились в материнскую одежду.

– Большое спасибо! – ответила за дочь Роза. – Вы очень добры! Мы совсем не против того, чтобы выпить по чашечке горячего шоколада. Правда, Мэдди? – ей хотелось для закрепления успеха продемонстрировать вежливость дочери, но не вышло. Не стоило даже пытаться – Мэдди с незнакомыми людьми не шла на контакт, это Роза отлично знала, и сейчас поведение ее дочери было обычным свойственным ей поведением. – Мы очень вам благодарны, – с теплотой в голосе проговорила она, дабы первые минуты их пребывания в качестве постояльцев не стали последними или же омрачились капризами «милой девочки».

– Вот и отлично! – снова улыбнулся Брайан. – Пойду займусь! Или вначале поднять в комнату ваши вещи?

– Нет… спасибо! Дело в том… что… никаких вещей у нас нет…

Роза виновато улыбнулась и слегка тряхнула локтем, на котором болтался бумажный пакет:

– Вот, собственно, все наши вещи!

Дженни удивленно вскинула брови, и по ее лицу разлилось скептическое выражение. Да уж! Чует ее сердце, хлопот не оберешься с такой постоялицей!.. Даже если учесть, что сейчас она единственная в их гостинице.

– Обычно я прошу внести плату за номер вперед, – строгим голосом проинформировала она, явно пытаясь отыграть дебют в их первой партии – взятия штурмом гостиницы – в свою пользу. – Двадцать пять фунтов за ночь. Деньги-то у вас есть? – Она внимательно посмотрела на Розу. А что? Случается всякое, говорил ее взгляд.

– Да… я…

Роза попыталась сунуть руку в карман юбки, другой все еще держа Мэдди.

– Да оставь ты ее в покое, женщина! – не выдержал Брайан. – Разберемся с деньгами утром. А сейчас я провожу вас…

Мужчина бросил вопросительный взгляд на гостью.

– Меня зовут Роза. Роза Притчард. А это – Мэдди.

– Вот и отлично! – мужчина повернулся к жене. – Малышку надо срочно уложить в постель.

– Почем я знаю, кто они! Еще, чего доброго, прирежут нас! – пробормотала Дженни себе под нос, но так, чтобы ее слова услышали все.

– Пожалуй, она слишком устала, чтобы начинать резать нас прямо сейчас! – примирительно улыбнулся ей муж. – Кончай нагнетать страх и веди гостей в комнату.

Роза стала подниматься вслед за хозяйкой по лестнице, стараясь держаться от нее на почтительном расстоянии. И лишь тут заметила, что на женщине весьма откровенная ярко-розовая ночная сорочка, плавно повторяющая изгибы ее довольно-таки не субтильного тела. Женщина энергично шагала вверх по крутым ступенькам, и взгляду тех, кто шел сзади, время от времени открывались ее крепкие ноги с ямочками возле коленок и пухлыми бедрами.

Внезапно Розу обожгла мысль: а ведь эти муж и жена тоже вполне могут оказаться убийцами!.. Господи, что за мысли… Это все ее нервное перенапряжение и автомобильная гонка под ночным небом. Да и кем бы ни оказались хозяева, думать о чем бы то ни было она сейчас не в состоянии. И уж тем более что-то немедленно предпринимать… Столько часов за рулем, да еще после всего, что случилось! Нет, у нее не хватит физических сил снова куда-то бежать. Второй раз за одни сутки? И для совершения этого, первого в ее жизни побега ей потребовались все ее силы и много лет, чтобы на него решиться. Можно сказать, она почти всю жизнь собиралась совершить этот отчаянный шаг.

И куда же она убежала? В Милтуэйт, крохотный заштатный городишко, затерянный на просторах Озерного края. Даже не город, скорее деревня, о существовании которой мало кто знает. Прыжок в никуда. Но вопреки всякому здравому смыслу Роза надеялась, что в этом несуетном месте у нее появится шанс начать все в жизни сначала.

Но вот лестница кончилась, и Дженни толкнула дверь в одну из комнат и включила там свет. Небольшая чистенькая комнатка с двумя односпальными кроватями, составленными вместе, застланными вышитыми покрывалами, все того же розового цвета. Обои в розочках, шторы на окнах тоже, плюс еще украшены сверху цветочными фестонами. Все это было модно лет тридцать тому назад, если не больше.

– Я поселю вас здесь, – со значением сообщила хозяйка. И веско добавила: – В этом номере есть свой отдельный туалет.

Оценив сообщение о туалете как особом преимуществе отведенного им жилья, Роза, тяжело дыша – лестничный марш да сонный ребенок на руках, – опустилась на постель, все еще не выпуская Мэдди из тесных объятий.

– Чистые полотенца там, – продолжила хозяйка экскурсию по номеру, поведя рукой. – Пойду включу горячую воду, если хотите принять душ.

– Нет, спасибо! Сейчас я хочу только спать! – Роза на мгновение прикрыла глаза.

– Итак, все ваши вещи – вот этот пакет? – Дженни прошагала к дверям, и ночная сорочка эротически всколыхнулась вокруг ее тела. – Откуда пожаловали к нам?

– Из городка Бродстэарз, это в графстве Кент.

Роза осторожно опустила дочь на постель и, взяв из стопки чистое полотенце, слегка осушила им ее мокрые волосы. Девочка сразу же перевернулась на живот, категорически не желая показывать свое лицо неприветливой даме в розовом. И саму комнату тоже не захотела разглядывать, никак и ничем не стремясь подтвердить свое репутацию как «милой девочки».

– Что, у вас нет и ночных принадлежностей? – не унималась Дженни. Ее любопытство было таким же неприкрытым, как и ее полуголая плоть.

– Нет! – кротко подтвердила Роза, сильно надеясь, что разговор исчерпан.

– Тогда пойду поищу что-нибудь! Все равно ведь испортили нам ночь с Брайаном… А мы-то думали… – она издала смешок с ноткой кокетства.

– Пожалуйста, не хлопочите! – умоляюще прокричала Роза ей вслед, но Дженни уже была на лестнице. Она оставила дверь в комнату открытой, так что Розе была хорошо слышна ее тяжелая поступь. Вскоре хозяйка вернулась с двумя кружками горячего шоколада в одной руке и какими-то вещами в другой.

– Вот вам ночная сорочка моей младшенькой, Хейли, – добродушно проговорила она, протягивая Розе сорочку розового же цвета с вышитой люрексом спереди надписью: «Секс-бомба». – Она сейчас в Таиланде, – пустилась в откровения Дженни. – Решила сделать перерыв в учебе. Зачем, ума не приложу! Видите ли, ей надо передохнуть! Что это за отдых такой! Вместо того чтобы вести нормальную жизнь и учиться – бросить все и уехать куда-то на край света! В чужую страну! Она у нас худенькая, такая, как вы, – без абзаца сменила она тему. – Вам ее сорочка будет как раз впору. А вот эта пижамка моего внука от старшего сына. Тут спереди вышит «Человек-Паук», но думаю, ваша девочка не станет возражать. – Дженни, к удивлению Розы, оказавшаяся такой разговорчивой, осторожно поставила кружки с шоколадом на стол. – С ней все в порядке? – кивнула она на Мэдди. – Что-то она притихла…

– Она очень устала, – Роза ласково погладила дочь по голове. – И стесняется. Она всегда такая в незнакомой обстановке и с незнакомыми людьми, – добавила она для некоторого равновесия к пространному рассказу хозяйки о ее дочери.

– Хорошо! Отдыхайте… Завтрак у нас с восьми до восьми тридцати. Никаких заказов. Ешь то, что подают. Если хотите кофе, купите сами себе в магазине. Кофе я не держу. Все это не натуральный продукт. Вот вам ключ от входной двери. Смотрите, не потеряйте!

– Спасибо! – с чувством поблагодарила Роза и облегченно перевела дух, когда хозяйка, смерив ее еще одним цепким взглядом, закрыла наконец за собой дверь. Она поднялась с кровати, оставив лежать там свернувшуюся калачиком Мэдди, подошла к двери и заперла ее. Потом вернулась к дочери и распустила ее влажные волосы по плечам.

Мэдди издала недовольный возглас, но глаз не раскрыла. Она не любила в своей жизни никаких перемен, а мать внезапно выдернула ее из привычной обстановки родного дома, из знакомой среды и притащила сюда. В тот момент, когда они бежали, это казалось Розе единственно верным – но так ли это в действительности?

– Дай, детка, я переодену тебя в сухое, а потом мы немного поспим, хорошо?

Роза старалась говорить спокойно и мягко, ничем не выдавая внутреннего напряжения.

– Где мой Мишка? – сонно пробормотала Мэдди, чуть приоткрыв один глаз.

– Здесь! Мы же без него никуда…

В сущности, роль любимой игрушки, именуемой Мишкой, исполнял старый плюшевый кролик, подаренный Мэдди, когда та была совсем еще маленькой. Но почему-то она стала звать его Мишкой, и с тех пор так повелось.

– А книжка? – озаботилась Мэдди. Конечно же, книга о Древнем Египте! Как-то раз они побывали в Британском музее, и Мэдди уговорила мать купить ей «эту вот очень интересную книжку с картинками» – так поразили ее изображения пирамид, мумий и всего остального, о чем ей рассказали в музее, – все, что имело отношение к древним египетским чудесам. Мэдди жадно схватывала все, что узнавала о Древнем Египте, и очень скоро превратилась в настоящего знатока по этой теме. Пожалуй даже, она поднаторела в египетской истории не хуже музейного экскурсовода. А книгу про Древний Египет успела выучить почти наизусть, что не мешало ей снова и снова ее перечитывать, так что это стало у них тем особенным ритуалом, какие складываются у детей, пока они подрастают. Роза иногда задумывалась над не вполне обычными для большинства детей пристрастиями в увлечениях дочери, но причин для волнения пока что не видела. Все, кого ни спроси, утверждают: дети способны увлечься всем, чем угодно, самым что ни на есть неожиданным. Вот и страстное, почти маниакальное увлечение Мэдди древними египетскими временами тоже из разряда таких экстравагантностей. Раз люди считают, что это неудивительно, то, стало быть, так и есть, успокаивала себя Роза, мало сведущая в педагогике и детской психологии, действующая в воспитании дочери преимущественно интуитивно, однако в глубине души в ней все же зрело смутное ощущение, что с ее дочерью не все обстоит так гладко, как у большей части ее сверстников.

– Вот твоя книжка! – проговорила она, извлекая из пакета чуть повлажневшую от дождя, пока они стояли на крыльце, книгу. Слава богу, книжка лежала в этом пакете еще со вчерашнего дня. Она возила дочь к врачу на очередной контрольный осмотр по поводу ее – якобы? – астмы и прихватила книгу в дорогу. Иначе в горячке побега она непременно бы забыла о ней.

Довольная, Мэдди положила книжку на подушку рядом с собой и позволила матери стащить с себя промокшую одежду и белье и переодеть в сухую пижамку.

– Мне не нравится «Человек-Паук», – вяло запротестовала было она, когда Роза натягивала на нее тужурочку, но веки ее отяжелели, глаза сами собой закрылись, и она оторвалась наконец от матери. Роза осторожно прикрыла дочь одеялом, выключила верхний свет, освещающий комнату из-под ярко-розового абажура с бахромой. Немного посидела, привыкая к полумраку, и взяла в руки сверток, завернутый в старое одеяльце (им еще когда-то укрывали колыбельку самой Розы), и осторожно засунула его под кровать Мэдди. После чего взяла кружку с успевшим остыть шоколадом, а выпив, улеглась на своей кровати, с удовольствием выпростав ноги. Прохладные гладкие простыни успокаивали боль в ноющих от напряжения суставах. Она закрыла глаза, надеясь, что тут же провалится в сон, но, несмотря на страшную усталость, сон к ней не шел. Так бывает от чрезмерного напряжения психических и физических сил. Роза с трудом разлепила веки и, откинувшись на стеганую бархатную спинку кровати, остановила взгляд на темном окне. Глухая ночь, дождь льет, как из ведра, и она снова, в который уж раз с того момента, как включила зажигание в машине и тронулась в путь, обмирая от страха, подумала: «Что же я делаю?» Так, в этих мыслях, то облегчающих душу, то наваливающихся страхом парализующей неизвестности, она не заметила, как заснула…

Дробный стук в дверь заставил Розу открыть глаза. Она не помнила, в котором часу ее сморил сон. Такое чувство, будто это случилось пару секунд тому назад. Роза энергично протерла глаза и огляделась, пытаясь собраться с мыслями. Где она? Что с ней? Но память мгновенно вернулась к ней вместе с новой порцией барабанного стука в дверь. И сердце лихорадочно заколотилось в такт этому беспокойному ритму.

– Доброе утро! – крикнула она, резко садясь на постели.

– Роза! Это Брайан. Десять часов! Мы решили на свой страх и риск разбудить вас. Пока Дженни еще может приготовить вам завтрак: бекон, тосты и все остальное. Вы ведь наверняка уже проголодались?..

– Ой, это мы так заспались! – спохватилась Роза, подскакивая на постели в поисках своей одежды. – Сейчас-сейчас!

– Ждем вас через десять минут, хорошо?

Наверняка Брайану пришлось приложить немалые дипломатические усилия, чтобы обеспечить им с Мэдди завтрак, подумала Роза, лихорадочно собираясь.

– Мы будем готовы через пять минут! – бодро приветствовала она идею завтрака, сократив отведенное им время на сборы и бросаясь натягивать на себя панталоны и юбку. Мэдди внимательно наблюдала за ней из-под одеяла, сверкая огромными голубыми глазами.

– Вставай, доченька! Завтрак готов! И ждет нас на столе. Будут тосты.

Голос Розы полнился оптимизмом. Надо же как-то заставить Мэдди выбраться из-под одеял. Быть может, напоминание о ее любимом лакомстве сработает.

– А вдруг они будут из другого хлеба? Не из того, который я люблю? – недоверчиво возразила ей дочь и натянула одеяло до самого подбородка. – Мне нравятся тосты, которые ты делала дома, а не такие… что будут здесь.

– С чего ты решила, что они тебе не нравятся? А вдруг в здешних краях хлеб вкуснее, чем у нас? Надо же сначала попробовать! Никогда не знаешь заранее вкус еды, пока ее не распробуешь. Помочь тебе надеть платье?

– Если тосты не из моего хлеба, я их есть не буду! – упрямилась Мэдди, не желая снисходить до компромисса по поводу любимого сорта хлеба.

Роза закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ну вот. Началось. Прежде чем убегать от мужа, нужно было как следует продумать и все сопутствующие обстоятельства. Например, гастрономические пристрастия дочери. Школьная учительница называла их дочь привередой. Впрочем, Мэдди действительно очень капризна в том, что касается еды. Не приведи господи, если на ее тарелке окажется что-то не то, что она любит. Скандал не заставит себя долго ждать.

– Пожалуйста, не упорствуй! Для проявления упорства есть много более подходящих случаев. Попробуй хотя бы кусочек, а потом скажешь. Разве не любопытно? Вдруг тебе понравится? – Роза одарила дочь еще одной лучезарной улыбкой.

– Не стану я ничего пробовать, если это не мой любимый хлеб! – ворчливо бормотала Мэдди, спускаясь вслед за матерью вниз. – Не буду, не буду, не буду! – И вдруг затараторила: – Когда все наладится? Сразу после каникул? Мы успеем к началу занятий в школе? Когда мы вернемся домой? Ну, мама! Мааама! Что ты молчишь? Ты слышишь меня?

Роза ее слышала. Но у нее не хватило решимости ответить дочери на последний вопрос: «Никогда».

Они поочередно торкнулись в несколько дверей в коридоре, прежде чем набрели на столовую. Вначале попали в гостиную, главным украшением которой был большой кукольный домик. Домик стоял отдельно на тумбочке и был накрыт колпаком из стекла – витриной. Надо ли говорить, что Мэдди с разбегу бросилась разглядывать необычный сей экспонат. Роза с трудом оттащила ее от домика и выманила из комнаты. Потом они попали в какое-то служебное помещение: рабочий стол, заваленный бумагами, допотопный компьютер, наверняка одна из первых моделей.

– У нас ведь не гостиница в прямом смысле этого слова. Скорее, семейный пансион.

Этими словами Дженни приветствовала постоялиц, когда они добрались до столовой. Небольшая комната, шесть аккуратно сервированных столов – скорее для уюта, поскольку других посетителей в столовой не было.

– И все же это гостиница, как ни крути! – улыбнулся им Брайан и шутливо подмигнул Розе, доставая ключи из кармана, расцеловал жену и направился к выходу.

– У меня дел невпроворот! – недовольно стрекотала Дженни, время от времени отдуваясь, будто тащит груз в гору. – А я тут все утро прислуживай… изволят просыпаться, когда им вздумается!

– Ох, пожалуйста, не хлопочите! – примирительно встрепенулась Роза, делая порывистое движение уйти. – Мы с Мэдди позавтракаем где-нибудь в другом месте.

– Еще чего! – возмутилась хозяйка и повелительным жестом указала на столик возле окна. – Никаких других мест! Чай и тосты будут готовы через минуту. Ну а вы, юная леди, что предпочитаете? Быть может, стакан молока?

– Я не люблю молоко, – торжествующе возвестила Мэдди, «милая девочка», и возвела на хозяйку свои небесно-голубые глаза.

– Тогда апельсиновый сок?

Мэдди согласно кивнула. Пожалуй даже, кивок ее был несколько снисходительным.

– То есть это твое «да»? – Как дважды мать, Дженни не упустила воспитательного момента. Но Мэдди снова лаконично кивнула. Характер!

С легкой тревогой, но молча пережив эту сцену, Роза потерла руками лоб, отведя с него волосы, и достала из кармана юбки… открытку. Потом положила на стол рядом с дочерью ее любимую книжку. Быть может, история Древнего Египта перевесит для Мэдди проблему другого хлеба для тостов. После чего принялась разглядывать извлеченную из кармана почтовую карточку. Она всматривалась в знакомые завитки чужого почерка, который успела изучить за долгие годы до мельчайших подробностей. Затем машинально перевернула открытку и стала смотреть на картинку, которая тоже была ей знакома во всех деталях. Репродукция с картины Джона Джейкобза «Вид на Милтуэйт». Эта небольшая открытка с надписью на обороте, сделанной аккуратным почерком, стала единственной причиной того, что она удрала сюда, в это крохотное местечко. Чистое безумие, если сказать кому или сесть и хорошенько подумать. Но с другой стороны, чистая правда.

Итак, она явилась в Милтуэйт, чтобы отыскать здесь некоего Фрейзера Макклеода, человека, отправившего ей когда-то эту открытку. Она понятия не имеет, где искать его и кто он такой. Открытка и название городка – вот две тонюсенькие ниточки, связующие ее с ним. А еще – непреодолимое желание снова увидеться с этим человеком, желание, преследовавшее ее все последние семь лет после той короткой встречи, которая продлилась не более получаса. Вдруг и он тоже хотел бы встретиться с ней опять? Каких-то получаса хватило Розе, на тот момент уже замужней женщине, да к тому же и в положении на последних сроках, чтобы понять раз и навсегда: она встретила единственную и настоящую любовь своей жизни.

Появление Дженни заставило ее вернуться к реальности. Роза затаила дыхание – хозяйка выставила на стол тарелку с тостами. Мэдди взяла первый, подозрительно осмотрела его со всех сторон, поднесла к губам и лизнула, немного подумала – и откусила уголок, а потом куснула по-настоящему.

– Вкусно-то кааак! – протянула она и благодарственно кивнула Дженни, поставившей перед ней стакан с соком. – Большое спасибо! Вы очень добры!

– Кушай на здоровье! – Дженни даже растерялась от такого неожиданного проявления хороших манер у столь неприветливой гостьи, но в этом была вся Мэдди. И вовсе не потому, что она не знает, как подобает вести себя воспитанной девочке. Просто она предпочитает не утруждать себя подобными, по ее мнению, пустяками в пользу других, более важных дел – например, размышлений о постройке египетских пирамид. Вот как их строили древние египтяне? Такие маленькие египтяне – и такие большие, высокие пирамиды… И такие ровные. А камни какие огромные…

– Вам знакома эта открытка? – несмело поинтересовалась у хозяйки Роза, пока та не ретировалась к себе на кухню жарить для них бекон. – Вроде это ваше местечко?

Дженни молча кивнула и махнула рукой на стену прямо над Розиной головой. Там висела точная репродукция этой картины, но гораздо больших размеров.

– У нас у всех, кто тут живет, в доме есть по такой картине, – обыденно сообщила она. – Благодаря ей наш Милтуэйт стал известным на всю страну. Это – да пожалуй, еще телевизионная передача «Назад в деревню», там рекламируют все прелести жизни на природе. Как бы то ни было, а картина принесла Олби Симпсону несметные деньги.

– О чем вы? – Роза повернулась на стуле, дабы получше разглядеть пейзаж на стене. Мазки уверенные, слегка небрежные. Такое впечатление, что художник несколько утомился, рисуя одно и то же, а потому торопился, чтобы побыстрее закончить и начать что-то другое. Дорисовать – и побыстрее забыть! Но при всем том картина ему удалась – вышла необычайно удачной: было в ней и недюжинное мастерство художника, и настроение – спокойное, без слащавости и нарочитой эффектности.

– Вообще-то картину написал Джон Джейкобз, но он сильно пил тогда, можно сказать, был в те поры горьким пьяницей. Настоящий забулдыга, не мог дня прожить, если не выпьет. Несколько лет тому назад он объявился в местном пабе и предложил Олби свое полотно в обмен на бутылку виски. Олби – не будь дурак! – немедленно согласился на сделку и украсил картиной стойку своего бара. Там она и провисела, пока четыре года тому назад какой-то чудак – представительный с виду, слова худого про него не сказать – не предложил ему за нее пять тысяч фунтов. Представляете?! Фунтов!

Дженни ожидала от Розы соответствующей реакции: удивления, изумления или чего-то подобного, но никакой видимой реакции не последовало, и по лицу Дженни скользнуло нескрываемое разочарование.

– Но Олби отказал заезжему гостю, – продолжила она рассказ. – Уж и не знаю почему. Наверное, тоже был пьян. Тогда путешественник взвинтил цену вдвое, и даже глазом при том не моргнул. А вдобавок пообещал прислать Олби репродукцию вместо оригинала, если тот согласится на его предложение и заключит с ним сделку. Олби согласился и огреб кучу денег. А тот человек получил картину в полное свое владение.

Дженни недовольно поджала губы и осуждающе покачала головой – то ли не одобряя сделку, то ли не дождавшись от Розы бурной реакции.

Роза отвела взгляд от картины и снова устремила его на открытку, скользнув пальцами по знакомым завиткам подписи. Она думала. Вот так просто и неожиданно ей стали известны детали этой истории! Хорошо одетый мужчина интересовался работами Джона Джейкобза и изъявлял готовность заплатить любые деньги за любое полотно его кисти. Конечно, это он! Фрейзер Макклеод! Но чтобы приблизиться хотя бы на шаг в его поисках, ей нужно встретиться и поговорить со здешними. Вполне возможно, у кого-то есть адрес или телефон Фрейзера, и тогда… А что тогда?

Роза больно прикусила губу. Дженни между тем вдохновенно говорила и говорила, стоя у нее над головой и ни капли не интересуясь тем, слушают ли ее.

И что тогда? Постучать в дверь его дома? Возникнуть на пороге и заявить с дурацким видом?.. Что, собственно, заявить? «Привет, Фрейзер! Помните меня? Вы были у нас однажды, сто лет тому назад, пытались кое-что выяснить. Застали меня в слезах, стали утешать. Мы немного поговорили о том о сем и на этом расстались. А потом я получила от вас открытку. И я храню ее все эти годы как самую драгоценную память о вас. Ах, да! Совсем забыла! Мне кажется, я вас люблю. А теперь можете подавать на меня в суд за непрошеное вторжение».

Боже! Какие безумные мысли лезут ей в голову. И какую глупость она сотворила, удрав из дома вчера. При ясном свете дня от ее решимости не осталось следа. Да, все, что она сделала, это безумие. Или, что еще хуже, детская выходка. И она вовлекла в нее свою дочь!

Фрейзер Макклеод прислал ей открытку не с объяснениями в любви, обычная благодарственная отписка. Дань вежливости, и только. А она умудрилась сотворить из пустяка неземную страсть. К тому же запретную. Как в романах. Что она здесь делает? Какого черта притащилась в такую даль? Бред наяву… Вот только домой возвращаться нельзя. Ну не может она, не может привезти Мэдди обратно в тот дом, что был ей родным. И где для нее по утрам поджаривались ее любимые тосты. Не может она снова отвести ее в школу, где милая помощница учительницы сидела с ее девочкой за одной партой, во всем помогая ей. А на переменах с удовольствием с ней играла, потому что дети упорно обходили ее дочь стороной. Нет, обратной дороги нет! Открытка с видом Милтуэйта привела ее сюда, так далеко от дома. Только эта открытка да пустые фантазии, на поверку не имеющие под собой никаких оснований. Но разве это единственная причина, по которой она решилась бросить все и уехать куда глаза глядят?

– Конечно, старина Олби кусал себе локти, когда узнал, что через год картину продали в четыре раза дороже. Тот шотландец, что выманил у него картину, оказался каким-то коллекционером живописи из Эдинбурга. Словом, сорвал изрядный куш на этой сделке, – толковала тем временем Дженни. – Да и на другом старье от этого пьяницы умудрился огрести кучу денег. По всему вышло, что старик Джейкобз, этот ничтожный спившийся тип, сидел в буквальном смысле этого слова на золоте. Понимаете, о чем я? Позор! Допиться до такой степени! Правда, теперь он остепенился! Ходит в трезвенниках. Иначе бы откуда у всех в нашей деревне его картины в домах? Я хорошо помню, что самолично за эту картину покормила его горячим завтраком… А он…

– Ч…то? – очнулась от своих мыслей Роза. Последние слова Дженни заставили ее вздрогнуть.

– А то, что Джейкобз до сих пор тут живет! В нашем местечке! – с некоторым даже ликованием возвестила хозяйка, заметив, как переменилась в лице постоялица, и крайне довольная тем, что ей наконец удалось зацепить эту странную гостью рассказом. – Ну да! Джон Джейкобз. Он обитает здесь вот уже лет десять, если не больше. Последние три года, по слухам, спиртное и в рот не берет. Иногда появляется в местном пабе, но очень редко. Что я только приветствую! Говорят, денег у него куры не клюют. Но старый хрыч не спешит раскошелиться, чтобы помочь нашей коммуне. Деревня ведь вымирает, можно сказать, на корню. А он забрался куда-то в горы и сидит себе там, что тебе король в своем замке! И наплевать ему, что думают о нем люди…

– На него это очень похоже! – отрешенно заметила Роза и посмотрела на дочь. Та, перекусив, углубилась в чтение. Древний Египет завладел ее вниманием безраздельно. Рядом лежал ее Мишка. Последние слова Дженни заставили учащенно забиться Розино сердце. В глазах потемнело от внезапной догадки. И мысль озарила ее… Как же она раньше не сообразила, что художник обычно рисует то место, где он живет? Вот так открытие! И как на это все реагировать?

– Так вы его знаете? – опешила вдруг хозяйка. Что-то замкнулось в ее голове. – Вы знакомы… со стариком Джейкобзом?

– Еще бы! – медленно прошелестела Роза одними губами. – Не только знакомы… А он – мой отец…

 

2

Когда Роза была маленькой, летом отец часто брал ее с собой на побережье. К морю они обычно шли на закате. Садились на песок и разглядывали небо во всем великолепии его красок, стараясь не упустить ни малейшего перехода и каждому оттенку от золотого до густо-пурпурного успеть дать свое имя. Несмотря на малый возраст, она понимала, что отец любит ее больше всех на свете. Он любит ее даже больше своей жены. Роза и сегодня помнила то чувство удивительной близости, которое объединяло их, отца и дочь, наполняя душу ее, ребенка, ощущением того, что она в полной и всеобъемлющей безопасности и что рядом с отцом ей ничего не страшно. Отец – Джон – был высоким, долговязым мужчиной, с длинными руками, гибкими, вечно жестикулирующими пальцами, которые все время находились в движении, сопровождая речь, словно он хотел визуализировать каждое произнесенное им слово. Его распирало от желания поделиться с другими впечатлениями и мыслями, ибо он был уверен, что людям это интересно. Розе было интересно. Она ловила каждое его слово, впитывая в себя отцовскую мудрость. И была его самым преданным слушателем и помощницей.

Отец. Грива густых темных длинных волос, обычно растрепанных, щетина на подбородке – Роза любила потереться о нее щекой, когда отец обнимал ее и прижимал к себе. Он носил очки, наверное, лет с четырнадцати, – всегда одни и те же – такие круглые стекляшки на манер тех, что носил Джон Леннон. Очки не гармонировали с его квадратным тяжеловатым лицом, а одежда его и кожа на руках и лице были вечно перемазаны краской. Когда отец обнимал ее, от него пахло льняным маслом, которым он разбавлял краски.

А еще Роза хорошо помнила, как они втроем – мама, отец и она – любили поваляться все вместе по выходным на широкой кровати. Смеялись, вели нескончаемые разговоры, ели тосты, не боясь, что крошки попадут на постель. Как это всегда бывает, когда начинаешь вспоминать детство, на ум приходят только картинки с безоблачным небом, и всегда сияет солнце, и мама помнится только улыбающейся, и отец со своими бесконечными фантазиями, такой добрый, такой притягательный, умеющий сделать и сказать так, что сразу же начинаешь чувствовать себя по-особенному. Еще бы! Ведь у нее такой замечательный отец. Не то что у ее одноклассниц. У тех отцы каждый день идут на работу и возвращаются домой, когда их дети спят. А ее папа – самый настоящий волшебник, с ним так интересно, каждая минута как праздник, и он так любит их с мамой. Да, в пору своего раннего детства Роза действительно чувствовала себя самой счастливой девчонкой на свете, у которой такой необыкновенно прекрасный отец. Разумеется, осознание того, что отец ее постоянно пьян, пришло гораздо, гораздо позднее.

Собственно, она видела его в последний раз, когда ей исполнилось девять лет.

Та идиллия, в которой, как ей казалось, они все трое купаются, не рухнула в одночасье. Она просто истерлась, износилась со временем, обветшала – и в один прекрасный день пришла в абсолютную негодность. По мере взросления Роза начала понимать, что та позолота, которую отец наносил на поверхность их жизни, – и та потускнела и стала отваливаться целыми кусками, являя взору неприглядную изнанку. От отца уже не пахло краской, от него постоянно разило тяжелым запахом виски. Взрывы безудержного веселья сменялись внезапно безудержными приступами ярости, и тогда он был готов накинуться на нее всего лишь за то, что она путается у него под ногами. Точно так же он не раз набрасывался на мать. Чтобы заглушить крики родителей с их взаимными оскорблениями, Роза включала телевизор на полную громкость и убегала в сад, а мама после сидела на кухне и плакала, уронив на стол голову. И по выходным Роза уже не бежала утром в родительскую спальню, чтобы понежиться в их кровати, как раньше. Потому что отец больше не ночевал дома.

То утро, когда он ушел от них насовсем, было таким же солнечным и безоблачным, как и все остальные дни ее детства. Солнце играло, сплошным потоком вливалось сквозь резное окно во входной двери, создавая причудливый цветной узор на полу в холле. Джон усадил дочь на нижнюю ступеньку лестницы и присел перед ней на корточки, взял ее руки в свои.

– Мне нужно уехать, Рози!

Помнится, ей страшно не понравилось, что он назвал ее Рози. С чего бы вдруг такие нежности? Никогда не называл ее так, и вдруг…

– Куда уехать?

– Я отныне буду жить в другом месте… Мы с твоей мамой… мы… Короче говоря, мне надо уехать, но это ничего не меняет. Ты для меня всегда будешь моей Рози и я…

– Какая я тебе Рози? – вдруг вспылила она, непонимающе глядя на этого чужого мужчину. Она не узнавала в нем отца: глаза, налитые кровью, весь какой-то потерянный, даже голос другой. – А когда ты вернешься?

– Я больше не вернусь! – ответил он неожиданно твердым голосом, не отводя глаз в сторону.

– А мы еще увидимся? – Роза помнила, как дрогнул ее голос, когда до нее дошло, что происходит. Но она постаралась не расплакаться. Отец не любил, когда она плачет.

– Обязательно! – оптимистично заверил ее отец. – Мы будем часто видеться, моя Роза-Розочка.

Он наклонился и поцеловал ее в лоб слегка влажным поцелуем. Ей хотелось обхватить его руками за шею, прильнуть к нему, начать просить никуда не уезжать, но даже в свои девять лет она понимала, что отец не переменит решения и не останется только ради нее. Да, он любил ее, это правда, но не настолько, чтобы пожертвовать ради дочери всем остальным.

– До скорого! – улыбнулся он на прощание и, скорчив смешную рожицу, подхватил дорожную сумку и исчез за дверями.

Больше она отца не видела.

– Кто бы мог подумать, что у этого бродяги есть дочь! – Дженни и думать забыла о своих хозяйских хлопотах и уселась за стол вместе с Розой и Мэдди, заварив свежую порцию чаю. – И какая только женщина решилась подпустить его к себе? От него же псиной воняет.

– Мне и в голову не могло прийти, что он обитает в этих краях, – проговорила Роза в растерянности. Ей было неловко разговаривать об отце. Оказывается, подобные разговоры все еще отдавались болью в ее душе. Конечно, новость, что отец живет в двух шагах отсюда, была не просто сбивающей с ног. Она ужасала, заслоняла собой все остальное, что произошло с ней за последние несколько часов. Но при всем желании она не могла представить себе отца. Как он сейчас выглядит, какой он? За минувшие годы он успел превратиться для нее в некую абстракцию. Да, где-то живет, существует человек, которого она когда-то знала, любила, которому верила, и все же образ был расплывчатым, смутным, нереальным. А ведь вероятно, у отца где-то есть дом и, быть может, семья… Новая семья. И хотя она знала, что отец бросил мать ради другой женщины и уехал с ней, она и представить себе не могла, что он может начать жить какой-то другой жизнью вместо той, какою жил с ними. А уж вообразить, что у него есть еще дети, и вовсе было немыслимо. А вдруг есть? У Розы дыхание перехватило при мысли, что у нее могут быть братья и сестры, пускай и сводные, но все же…

– Итак, вы – дочь Джона Джейкобза! – подытожила Дженни. – Но вы, бьюсь об заклад, явились сейчас не к нему! – Дженни бросила на нее вопросительный взгляд.

– Не к нему! Вы абсолютно правы… – Роза беспокойно пошевелилась на стуле. – Хотя я, конечно, знала, что открытку эту писал он. Только вот никак не ожидала обнаружить его здесь. Впрочем, я и сама толком не знаю, что я ожидала найти у вас.

– Тогда зачем вы сюда пожаловали? – спросила в лоб Дженни. Судя по всему, в отношениях с людьми она не привыкла миндальничать и ходить вокруг да около.

– Мне нужно было срочно куда-то уехать, а я так долго изучала эту открытку… Именно Милтуэйт и пришел мне сразу же в голову, первым делом я вспомнила о нем. Понимаю, звучит несколько странно, но это так, – покладисто ответила Роза.

Как объяснить этой посторонней женщине, что ей пришлось бежать, куда глаза глядят, и тут она вспомнила об открытке и о том, что на свете существует Милтуэйт, единственное место, где она может скрыться, хотя и знает о нем всего ничего.

– Уехать для того, чтобы уехать навсегда? Или просто переменить на время обстановку?

Роза подумала, что, пожалуй, и то, и другое вписывается в ее случай.

– Вы же знаете, как это иногда бывает! – она неопределенно пожала плечами и кивком показала на дочь, надеясь, что Дженни поймет намек и сменит тему разговора. Но Дженни и не думала отступать. Она лишь сильнее прижала кружку с чаем к груди. В кои-то веки она оказалась замешанной в самом настоящем приключении! И где? В собственном доме.

– Жаль, Брайан не слышит нас. Вот потерял бы дар речи, узнав, кого он пустил на ночлег! Дочь Джона Джейкобза… Он у нас такой чувствительный… Так говорите, этот старый мерзавец бросил вас с матерью? Когда вы были еще совсем ребенком, так?

– Да! – неохотно проронила Роза. Ей категорически не хотелось ворошить прошлое.

– Уверена – из его денежек вам не досталось ни пенни! – Дженни просто расцвела на глазах. Такая роскошная возможность посплетничать на чужой счет прямо с утра. – Старый скряга!

– Когда он нас бросил, его работы еще не приносили ему никаких денег. Мы жили в основном на жалованье мамы.

– Вот-вот! Это на него очень похоже! Высосал все соки из бедняжки, а потом поменял ее на какую-нибудь очередную натурщицу! – немедленно предложила Дженни свой вариант развития событий.

Роза моментально вспомнила Тильду Синклер. Конечно, не совсем натурщица. Она тоже была художницей, хотя и позировала для отца. Грациозная, словно статуэтка, яркая, броская, с густой гривой смоляных волос и сверкающими темно-синими глазами. Нет, эта женщина не была очередной моделью отца. К тому же она была одного возраста с матерью и ничуть не превосходила ее красотой. Она была просто другой, не похожей на Марин ни в чем. Мама была обычной служащей, трудилась каждый день в офисе с девяти утра и до пяти вечера, а Тильда в это время творила. Просиживала днями с отцом, позируя ему, а ночами сама писала картины. Мама, хрупкая, стройная, светловолосая женщина, всегда аккуратно одета, ничего вызывающего, ничего, что бы бросалось в глаза, и Тильда просто женщина-вамп, с распущенными по плечам иссиня-черными кудрями, в которых, казалось, можно было утонуть…

Роза не знала, как сложилась судьба Тильды впоследствии. Но почему-то она всегда была уверена в том, что именно эта обольстительная сирена, неотразимая красавица, самая настоящая роковая женщина увела отца из семьи и сделала это не задумываясь. Неужели отец и в самом деле высосал все соки из своей жены, а потом бросил ее, как это утверждает Дженни? Похоже на то. Роза почувствовала неприятную пустоту в желудке. Так у нее бывает всегда, когда она вспоминает мать. Как бы то ни было, а спустя десять лет после того, как их бросил отец, мама умерла.

– Наверное, так все и было, – сказала она вслух, пока Дженни подливала ей в чашку свежего чаю.

– Так вы с ним собираетесь встречаться? Могу подвезти вас прямо на место. Мне это не составит труда. Да и вам, вполне возможно, понадобится моральная поддержка. И не только моральная! А у меня легко получится и то, и другое.

Мэдди тут же оторвала голову от книжки.

– Снова куда-то ехать? Куда сейчас? А где мы?

Внезапно Роза сообразила, что ее дочь за всю дорогу сюда даже не взглянула в окно. Они уехали в такой спешке, в таком смятении, что было не до разговоров. Мэдди капризничала, ей хотелось спать, а сюда они приехали далеко за полночь. Разумеется, она даже не представляет себе, где они и как это далеко от их дома. Что, впрочем, только к лучшему. Еще, чего доброго, испугается и снова начнет плакать. Мэдди не из тех детей, кто любит дорогу. Не говоря о том, что очень привязана и к своему дому, и к привычной для нее обстановке.

– Мы приехали в Милтуэйт. Устроим себе небольшую летнюю вакацию.

– А что… потом? – в тревоге не унималась Мэдди. А Роза вдруг вспомнила последние слова отца и его прощальный поцелуй на ступеньках лестницы. Он в то утро обещал ей скорую встречу – первая ложь из многих, которые потом случались в ее жизни. И вот сейчас она сама вынуждена лгать дочери.

– А потом все снова будет хорошо, – проговорила она бодро, затрудняясь объяснить даже себе самой, что именно она имела в виду. Как же объяснить это Мэдди?

– Сейчас приберу дом, и все, свободна! Всецело в вашем распоряжении! – жизнерадостно вклинилась Дженни.

– Спасибо, Дженни! Но ничего не надо! – ответила Роза твердо. – Я приехала сюда не за тем, чтобы искать отца. Не уверена, что я вообще хочу его найти.

– А кого еще вы собираетесь искать в наших краях? – изумленно вопросила Дженни. Она и мысли не допускала, что ее помощью хотят пренебречь.

– Одного человека. Кажется, он живет где-то поблизости.

– Здесь живет твой папа, а ты не хочешь с ним увидеться? – страшно удивилась Мэдди. Оказывается, она очень внимательно слушала весь их разговор с Дженни. – Почему? Потому что он жадный?

У Мэдди обостренная интуиция, и она сразу же, почти мгновенно чувствует, когда что-то не так. Во всяком случае, в свои семь лет она уже отлично понимает, что не все в этой жизни происходит так гладко, как бы хотелось.

– Мы постараемся обязательно встретиться с ним, но не сейчас! – пообещала Роза дочери. На сей раз не все в ее словах – ложь.

В кармане ее юбки громко зазвонил сотовый. Роза сбросила номер, даже не взглянув на него, и отключила телефон.

– Конечно, вы просто обязаны навестить его! – с жаром упорствовала Дженни. – Это же судьба! Подумайте сами! Проделать такой долгий путь сюда, явиться среди ночи, безо всяких видимых причин, а утром обнаружить, что родной отец, которого вы не видели бог знает сколько лет, живет рядом. Нет, это – судьба! Сам Господь указывает вам на что-то!

– Судьба! – медленно повторила за ней Роза. – Это слово звучит так уныло, оно, по сути, не оставляет нам никакого выбора. Но это ведь не так! К примеру, если бы я полагалась только на волю случая, на эту самую судьбу, то я бы никогда сюда не приехала. Ведь я оказалась у вас вопреки всем усилиям судьбы.

Какое-то время Дженни молча разглядывала ее, тщательно пережевывая последний кусочек тоста, словно ища аргументы, чтобы увещевать Розу.

– Но когда-нибудь вы все же решитесь на визит к нему? – наступательно предположила она. – Пусть у этой скотины случится сердечный приступ от вашего появления! – щедро распорядилась Дженни, вложив в пожелание всю свою досаду на то, что забрезжившее было приключение ее накрывается медным тазом.

– А можно мне посмотреть на ваш кукольный домик? – вступила в разговор Мэдди, и Роза облегченно вздохнула. Слава богу, дочь весьма кстати вмешалась в допрос! – Я очень люблю все такое вот маленькое… ми… миниатюрное.

– Правда, детка? – заулыбалась Дженни. – Но, видишь ли… с этим домиком никто не играет.

– Почему? – удивилась Мэдди.

– Это очень старинная игрушка. И очень дорогая. А вдруг она разобьется?

– Неужели с домиком никто и никогда не играл? – допытывалась Мэдди – ни дать ни взять отражение Дженни в отношении Розы.

– Почему же? Я играла, когда была маленькой девочкой. Потом моя дочка Хейли. Ей очень нравилось с ним возиться. Но сейчас все! Не играет никто. Это же антикварная вещь, сама понимаешь… Очень старинная, – повторила она со значением.

Мэдди вздохнула и задумчиво возвела глаза к потолку. А потом снова посмотрела на Дженни, впившись в нее долгим немигающим взглядом.

– Тогда зачем вам этот кукольный домик, если с ним нельзя поиграть? – недоуменно бросила она в пространство вопрос без ответа.

Роза придирчиво оглядела себя в большом зеркале, прикрепленном к обратной стороне дверцы шифоньера. Стоило Дженни узнать, что ее постоялица – дочь Джона Джейкобза, некогда им брошенная, как ее отношение к Розе кардинально поменялось. От неприветливости не осталось и следа. Сейчас она была сама любезность, готовая броситься на помощь по первому зову. И даже без оного. Едва Роза сообщила ей, что намеревается прогуляться в паб, чтобы попытаться разузнать хоть что-то о собирателе живописи, который купил картину отца, как Дженни тут же порекомендовала ей переодеться во что-то свежее.

– Да, – согласилась с ней Роза, разглядывая свою помятую юбку и старенькую линялую блузку. – Надо что-то прикупить себе. Но с этим потерпим до завтра.

– Нет! – отрезала Дженни. – Еще чего не хватало! Не желаю, чтобы мои гости шатались по улицам, как пара оборванцев. Что люди скажут? И что подумают обо мне? Хейли оставила шкаф, битком забитый ее нарядами. Вам они будут в самую пору. Что же до вас, моя юная леди, то придется подобрать вам кое-что из вещей моих внуков. В доме полно их одежды, они ведь часто приезжают к нам погостить. Правда, это все мальчиковые вещи, но ты ведь не имеешь ничего против мальчиковых джинсов, верно?

– Имею! – насупилась Мэдди. – Я не люблю мальчишек.

К счастью для них обеих, Дженни уже не слышала ее слов, так как вихрем кинулась наверх за вещами.

И вот Роза, прожившая уже более десяти лет в браке с доктором и привыкшая к строгим юбкам, закрытым блузкам, всегда только платья и никаких брюк, вынуждена была облачиться в джинсы с сильно заниженной талией, да еще с дыркой на коленке. Если бы она не откопала среди вещей Хейли удлиненный топик черного цвета, то пришлось бы щеголять по городку с голым пузом. Но с топиком тоже возникли проблемы. Декоративный вырез по горловине оставлял одно плечо голым. Слишком смело. Конечно, Роза не считала себя старухой. Ей тридцать один год. И многие женщины ее возраста, она хорошо знала это, одеваются с такой же раскованностью, как и юная Хейли. И смело ходят в таких нарядах на людях, не задумываясь о своем возрасте. Взять хотя бы ее приятельницу Шону. Та одевается, как пятнадцатилетняя девчонка, причем с весьма сомнительной репутацией.

Но Роза всегда придерживалась консервативного стиля в одежде, особенно с тех пор, как перестала быть просто Розой, превратившись в жену почтенного человека. А случилось это сразу же после того, как ей исполнилось восемнадцать. Ричард не уставал повторять ей, что она должна строго следить за своим внешним видом и не привлекать к себе излишнего внимания. Словом, не давать повода для пересудов. Как-никак она, как жена врача, занимает определенное положение в обществе, и от нее ждут соответствующего отношения к своему статусу. И Роза, чья юность прошла хаотично и не очень весело, с радостью подчинилась требованиям мужа. Замужество стало для нее прыжком в неизведанное. Так ныряльщики бросаются с вышки в прохладную гладь бассейна. Отныне впереди у нее спокойная размеренная жизнь. За все годы замужества Роза не сносила и пары джинсов, тем более таких, в каких обычно расхаживают битники и хиппи. Тем удивительнее было для нее открытие, что штаны девятнадцатилетней Хейли сидят на ней превосходно. Не страдает же она манией величия, в самом деле! Хотя после всего, что она натворила, кто знает…

Расчесав волосы и перекинув длинные светлые пряди на одно плечо, Роза торжественно повернулась к дочери. Та сидела на кровати и с интересом следила за метаморфозами, происходящими с матерью. Мальчишеские джинсы ей явно пришлись не по вкусу. Правда, среди вещей Хейли нашлась ярко-розовая маечка с надписью на груди: «Лас-Вегас». Эта майка понравилась Мэдди. Разумеется, на взрослой девушке она должна была подчеркивать все, что нужно подчеркнуть, открывая взору все, что нужно открыть. Но на Мэдди майка смотрелась как платьице, что-то вроде туники, почти до колен, а блестки и люрекс примирили ее с необходимостью натягивать на себя мальчиковые штаны.

Нужно будет съездить в ближайший город и купить там кое-что из одежды, подумала Роза. Вот только надо немного прийти в себя. А пока придется довольствоваться чужим гардеробом.

– Что скажешь? – с улыбкой спросила она у дочери, разглаживая топик на своих худеньких бедрах. Мэдди, по своему обыкновению, задумалась.

– Папе бы это совсем не понравилось! – резюмировала она после непродолжительной паузы.

– Знаю! – согласилась с ней Роза и, повернувшись лицом к зеркалу, стала поправлять вырез, чтобы прикрыть оба плеча, хотя бы на некоторое время. – Но папы здесь нет.

Неожиданно она встретилась в зеркале взглядом с глазами Мэдди и услышала:

– Как ты думаешь, мамочка? Папа все еще любит меня?

Роза больно закусила губу и, поддавшись порыву, бросилась и обняла дочь. И, как всегда в подобных случаях, уловила внутреннее сопротивление своего ребенка, не желающего, чтобы его тискали. Мэдди не любила таких вот нежностей. С детьми это бывает – как правило, с задумчивыми и углубленными в себя.

– Конечно же, он любит тебя! Очень любит! – Роза чмокнула Мэдди куда-то в середину мордашки. Попала в нос и в край щеки. Дочь слегка отвернула лицо и посмотрела на мать. – Ты же его солнышко, радость его души, свет его очей. Сама знаешь!

– Не думаю… – Мэдди продолжала смотреть на мать испытующим взглядом. – Зачем ему еще одно солнышко, если оно уже есть на небе?

– Послушай меня, Мэдди! – Роза, смирив чувства, опустилась перед ней на коленки, чтобы их глаза были на одном уровне. – То, что случилось в нашей семье, – это случилось между мной и папой. Это не из-за тебя и не по твоей вине. А потому произошедшее не имеет к тебе никакого отношения. Папа любит тебя. Я это знаю доподлинно.

Мэдди отвернулась, так плотно сжав губы, что они превратились в тоненькую бледную полоску. Было видно, что ребенок с трудом соотносит то, что видел дома, с той версией событий, которую ей предложила мать. А Роза и не могла предложить ей ничего иного. И что делать? Как заставить дочь поверить в то, что ее вины в случившемся нет?

– Но ведь раньше он так себя не вел, правда? – рассуждала вслух Мэдди. И серьезность ее лица чуть было снова не вызвала у Розы желания обнять дочь и прижать к себе. Но она удержалась. – Он… он ужасно злился, да? До того… как мы сели… в машину и… уехали… сюда…

– Да! Папа сильно разозлился, – Роза ласково погладила Мэдди по голове, отбросив назад несколько непокорных завитков с ее лица. – Но это не из-за тебя. Он на меня разозлился! Я во всем виновата, потому что сделала кое-что не так.

– А что ты сделала? – Мэдди пытливо смотрела на мать.

– Это не столь важно… – В очередной раз за последние сутки Роза готова была завыть от бессилия объяснить что-то дочери, объяснить то, что сама для себя понимала с большим трудом. – Главное – ты должна запомнить раз и навсегда: папа тебя любит, – с нажимом проговорила она, глядя Мэдди в глаза и стараясь взглядом ее убедить.

– А мы… мы вернемся домой? Нам надо! Если мы не вернемся, папа опять разозлится, – Мэдди не сдавалась, силясь понять то, что происходит между родителями. Это было не так-то просто. Но ее упорство пыталось пробиться к пониманию сложностей, внезапно свалившихся на ее голову.

Роза уже приготовилась прибегнуть к очередной лжи, но в последний момент передумала.

– Какое-то время я не хочу видеть папу! – честно сказала она.

– И как же мы станем жить? – голосок Мэдди дрожал от волнения. – Я-то хочу видеть папу! Мы в субботу собирались пойти с ним в бассейн. У нас абонемент на два часа сорок пять минут. А в воскресенье ленч ровно в час дня. Цыплята с картошкой, и я хочу мою любимую грудку без кожицы. Но в последний раз папа был очень злой… Вдруг он еще продолжает злиться? И тогда… – Мэдди в смятении сбилась и замолчала.

– Все может быть, моя дорогая, все может быть! – подхватила Роза, стараясь говорить спокойно и рассудительно. – Но мы обязательно что-нибудь придумаем… Ты хочешь поплавать в бассейне? – Она лукавила. Она понимала, что дело не просто в бассейне, а в походе в бассейн вместе с папой. И куриная грудка без кожицы важна не сама по себе, а если есть ее вместе с папой. Но Роза продолжала терапевтический спич: – Наверняка тут тоже есть и бассейн, и мы с тобой отлично можем поплавать. А на ленч сходим в местный паб. Наверняка там тоже готовят цыплят. Я сама сниму шкурку с твоей порции грудок.

– Но это совсем не то! Как же ты не понимаешь! – возмутилась, отвергнув ее дипломатические потуги, Мэдди. – Дома все по-другому. Мы с папой идем в бассейн, а ты в это время готовишь цыплят…

– Мэдди, послушай меня! – Роза снова присела на корточки перед дочерью, вглядываясь в ее встревоженное лицо. Нельзя запугивать ребенка и дальше. Она взяла ее руки и прижала к своей груди. – Сейчас у нас все немного не так, как было раньше. – Она помолчала секунду. Мэдди не перебивала ее, внимательно слушала. – Но поверь мне, даю тебе слово, все будет хорошо. Повторяю, я смогу защитить тебя. Знаю, это будет непросто. Ты не любишь, чтобы что-то менялось. Но я твердо тебе обещаю: с тобой ни при каких обстоятельствах не случится ничего плохого.

– Папа тоже так говорил, – грустно напомнила Мэдди. – Выходит, он врал.

– Ну… – начала было Роза и замялась, лихорадочно соображая, как выкрутиться. Никогда еще роль матери не казалась ей такой трудной!

– Я вот что тут подумала! – в дверь без всякого стука спасительно просунулась Дженни и поманила к себе Мэдди. Интересно, сколько она стояла под дверью и подслушивала их разговор, раздраженно подумала Роза. Но вынуждена была признать, что появление Дженни оказалось как нельзя кстати. – Ты абсолютно права, леди! В самом деле! Какой толк от кукольного домика, если с ним нельзя поиграть? Его в свое время смастерил еще мой прадедушка для своих дочерей. Я, когда была маленькой, тоже очень любила играть с этим домиком. Не то что Хейли! Моя дочь не проявляла к нему особого интереса. Вот я и попросила Брайана соорудить мне стеклянную витрину, чтобы не нужно было каждый день стирать с домика пыль. Но сегодня утром я разрешаю тебе поиграть с ним, пока мама отлучится по важным делам. Если хочешь, я прямо сейчас же открою для тебя витрину.

– Большое спасибо! Но… – Роза запнулась, не зная, как объяснить Дженни, что ее дочь не любит оставаться одна с чужими людьми. Однако Мэдди опередила ее.

– Да! Спасибо! Большое спасибо! Очень хочу! – радостно оживилась она.

Какие манеры! Просто не девочка, а сама воспитанность, поразилась про себя Роза. А только и понадобилось, что позитивное переключение. Как просто. Выходит, с детьми не только безмерно трудно, но в чем-то легко – если знать, как действовать в данный момент.

– Ты определенно не хочешь пойти со мной, детка? – спросила она и почувствовала, как внутреннее напряжение постепенно стихает в ее душе.

– Точно! Я буду играть с домиком! Я уже сочинила одну историю… ну, я потом тебе расскажу…

– Вы и в самом деле добровольно соглашаетесь побыть за няньку при ней? – повернулась Роза к хозяйке. – Пока я отлучусь на часок-другой…

– Зачем же за няньку? Я буду подружка. Мэдди уже большая, и нянька ей не нужна. И соглашаюсь я добровольно! – Дженни прямо-таки сочилась радушием, так что выражение ее лица преобразилось. Черты разгладились и стали мягкими. – Я соскучилась по детям. Своих внуков не видела почти год. Хейли тоже забралась на другой конец света и не изволит лишнее письмо прислать родителям по электронной почте. Не знаю, что там случилось между вами двоими, но мне категорически не нравится, когда у ребенка такой потерянный вид. Когда вернетесь, можете рассказать мне, если, конечно, захотите, что же все-таки произошло. А заодно сообщите мне, когда вы намереваетесь посетить своего батюшку и что приготовили сказать ему.

Роза невольно улыбнулась. Пожалуй, сварливость Дженни воспринять легче, чем внезапные приступы ее доброты. Хотя приходится признать, Дженни действительно проявила к ним доброту. И, кажется, она совершенно искренне переживает за Мэдди, понимая, что ребенок стал разменной монетой в какой-то семейной драме, о которой пока она только догадывалась.

– И не волнуйся за меня, мамочка, – добавила Мэдди к словам Дженни. – И мне правда не хочется никуда выходить. Скорее всего, мне не понравится в этом Милтуэйте.

– Хорошо, будь по-твоему! – тяжело вздохнула Роза. Научится ли она когда-нибудь понимать свою дочь? – Я отлучусь в одно место, здесь рядом. Если что, звони.

Роза спохватилась, что ее мобильник по-прежнему лежит в кармане отключенным. По правде говоря, особого желания включать телефон у нее не было. Какой ей прок в том, что дисплей высветит десятки безответных звонков от Ричарда? Ей совсем не хочется слышать его голос или читать его эсэмэски. Разумеется, он сейчас в бешенстве от того, что она сделала. И конечно же, во всем винит только ее, в этом нет никакого сомнения. Но вот беда, с тоской подумала Роза, вполне возможно, он кое в чем и прав.

– Наш деревенский паб всего лишь в пяти минутах ходьбы отсюда, – прервала ее невеселые мысли Дженни. – Если вы нам понадобитесь, я позвоню Теду, и он позовет вас к телефону. Еще и угостит кружечкой пивка.

– А кто это? – Роза моментально представила себе седого старика из числа местных завсегдатаев паба, который пристроился в уголочке возле барной стойки с пинтой эля, потягивает пиво, попыхивает трубкой.

– Это мой средненький. Подрабатывает в пабе барменом, у них же и живет. Не совсем подходящая работенка для молодого парня, но ему нравится. На пиво, во всяком случае, себе зарабатывает. Мечтает стать рок-звездой. В один прекрасный день, когда повзрослеет, поймет, что реальная жизнь – это не один сплошной праздник. Хотя бог его знает, повзрослеет ли! Вон его отец! Дожил до седых волос, а так и остался ребенком.

– Вашего сына зовут Тед, – улыбнулась Роза. – Обязательно познакомлюсь с ним.

– Можете и не знакомиться! – Дженни недовольно поджала губы и с головы до ног оглядела Розу в ее новом обличье. – Он у нас такой! Сразу же начнет клеиться. Тем более что выглядите вы на все сто.

* * *

В пабе под названием «Буйвол» было тихо. Когда Роза вошла в зал, он был почти пуст, что и понятно: разгар рабочего дня. Разве что одна старая дама да пара заезжих туристов в спортивных костюмах, которые потягивали пиво прямо из бутылок за столиком в углу зала. В остальном же типичный деревенский паб: пол выложен плиткой, все убранство в старинном стиле, стены, подкопченные табачным дымом. Как и говорила Дженни, еще одна копия полотна Джона Джейкобза с видом Милтуэйта гордо красовалась прямо над гранитной каминной доской. Внушительных размеров камин был огражден чугунной решеткой. Молодой человек, скорее всего Тед, удобно устроившись за стойкой бара, читал какой-то журнал.

– Вы – Тед? – нерешительно обратилась к нему Роза, приблизившись к стойке, и приветливо улыбнулась.

Тед оторвался от чтения и ответил хитроватой улыбкой во весь рот:

– Роза! Я ждал вас всю свою жизнь!

– Откуда вы знаете, что…

– Мама позвонила и сказала, что вы направляетесь к нам. Итак, вначале я хочу все выслушать и понять, что вам нужно от старика Олби. Не волнуйтесь! Я не стану расспрашивать вас о том, почему вы оказались здесь и что собираетесь делать сегодня вечером. Ну, разве если вы не откажетесь провести этот вечер со мной где-нибудь за кружкой пива. Тогда расспросы уместны. Заранее говорю вам «да», если намерение пригласить меня уже созрело в вашей голове. Как насчет завтрашнего вечера, а? Повеселимся на пару? Правда, я завтра выступаю, но ничего! Зачисляю вас в свою группу в качестве бэк-вокалистки.

– Прямо так сразу? – рассмеялась Роза, застигнутая врасплох столь стремительным натиском. Подначивает он ее – или говорит серьезно?

– Ну вот! И здесь облом! – сразу же обиделся парень. – А я так старался! Хотел вас позабавить. Между прочим, я действительно играю в ансамбле. Живая музыка ночь напролет, чем плохо? Так что если у вас нет других планов на завтрашний вечер, приглашаю! Приходите послушайте, как мы играем. Кстати, попутно довожу до вашего сведения, что еще ни одна девушка не смогла устоять против моих чар. Особенно когда я пою.

Роза непонимающе уставилась на него.

– Не переживайте! Это снова всего лишь шутка. И снова не очень удачная.

Тед и в самом деле оказался очень привлекательным молодым человеком лет двадцати с небольшим. Та же копна длинных ярко-каштановых кудрей, постоянно падающих на глаза, что и у его матери. И та же самоуверенность. К тому же щеголь. Белоснежная рубашка, туго обтягивающая плечи, спереди расстегнута почти до середины груди.

– Переживать не буду. А вот ваше приглашение, в связи с тем, что я уже далеко не девочка, однозначно отклоняю. Надеюсь, без обид! – Роза снова улыбнулась, показывая всем своим видом, что разговор ее страшно позабавил. – А вы действительно очень смешливый молодой человек. Правда, не всегда у вас получается по части шуток.

– Да уж! – снова блеснул зубами Тед, демонстрируя готовность к самокритике, и добавил возвышенным тоном, прижимая руку к сердцу: – Что ж, такова судьба! Принимаю тот факт, что вы меня отвергли. Надеюсь, временно. А если для прессы, то скажу так. Вы, Роза, в моих глазах лучше любой девчонки и выглядите ничуть не хуже. За пояс заткнете любую. Так вы хотите поговорить с Олби?

– Да, если можно! – Роза почувствовала, как забилось сердце в груди. Она еще раз обвела глазами паб и инстинктивно сжала рукой мобильник в кармане джинсов. Вдруг в этот самый момент ей звонит Ричард? Наверняка он пытается выяснить, куда она сбежала. Обзванивает ее знакомых, подруг, в надежде, что жена поделилась с кем-нибудь из них своими планами. Разумеется, он в бешенстве от того, что она стала для него недосягаемой, что он утратил контроль и над ситуацией (последнее обстоятельство для него особенно нестерпимо), и над ней, Розой. Странно, но осознание того, что она вырвалась из-под неусыпной опеки мужа, что он при всем желании не сможет дотянуться до нее, вызвало у нее легкую панику. С восемнадцати лет этот человек присутствовал в ее жизни всегда: ежедневно, ежеминутно. И вот она стоит в деревенском пабе, за сотни миль от мужа, и надеется узнать какие-то обрывки сведений о единственном в своей жизни мужчине, которого она встретила много лет тому назад. Мимолетная встреча, оставившая тем не менее такой глубокий след в ее душе…

– Рад познакомиться с вами, Роза! – приветствовал ее Олби, атлетически сложенный крепыш средних лет, протягивая руку для приветствия. Совсем не таким представляла себе Роза владельца деревенского бара.

– Неужели Дженни звонила и вам? – снова улыбнулась Роза, пожимая протянутую руку.

– Да она пребывает сегодня в страшном возбуждении. Пожалуй, в последний раз наша Дженни была в таком состоянии, когда мистер Харкнесс поколотил молодого приятеля своей супруги. Тот заявился в наши края якобы для усовершенствования языка в рамках международной программы, – иронично усмехнулся Олби. – Бедняжка Дженни! Она постоянно испытывает острый информационный голод. Посудите сами! Что может происходить в нашей дыре?

– Как что? – рассмеялась в ответ Роза. – Какой-то случайный человек с улицы заходит к вам в паб и с места в карьер предлагает десять тысяч фунтов. Чем не новость?

– Ну, во-первых, эти деньги он мне дал не просто так. В обмен он забрал у меня картину, ценность которой, как выяснилось позже, много выше означенной суммы.

– Сильно расстроились, когда узнали, что он перепродал картину за большую цену?

Олби отрицательно покачал головой.

– Фрейзер – это имя того коллекционера, который купил у меня картину, – позвонил сюда сразу же, как продал полотно. А потом приплатил мне еще пять тысяч, своеобразный гонорар человеку, нашедшему произведение искусства. Причем сам заплатил, я ни о чем не просил. То есть поступил по всем меркам благородно и честно. Куда уж честнее!

У Розы занялось дыхание, когда она услышала имя Фрейзера. Олби произнес его между прочим, словно говоря о старом знакомце. Но она постаралась взять себя в руки и ничем не выдать охватившего ее волнения.

– Скажите, у вас случайно нет телефона этого… Фрейзера? Или, может быть, вы что-нибудь о нем знаете, как его найти…

– Конечно! – ответил Олби, выжидательно скрестив руки на груди.

– Вот старый пень! – вмешался в разговор Тед, весело сверкнув глазами на Розу. – Неужели ты не понимаешь, что дама хочет получить от тебя искомую информацию?

– Само собой! Сию минуту, мадам!

Олби пригнулся и скрылся за низкой дверью, ведущей в подсобку.

– Интересно, что у этого Фрейзера есть такого, чего нет у меня? – провоцирующим тоном хмыкнул Тед и придвинулся поближе к Розе. – Ах, да! У него же куча денег, шикарная тачка! И стрижка по последней моде, словно он только что прямиком из дорогого салона.

– Так вы его знаете? – удивленно воскликнула Роза.

– Он иногда к нам заглядывает, – неопределенно пожал плечами Тед. – Послушайте, Роза! Предупреждаю вас в последний раз. Я видел этого парня, а вы видите меня. Так вот! Если вам нужен курортный роман, то мой вариант гораздо предпочтительнее. Во-первых, я моложе. А следовательно, и энергии во мне побольше.

– В последнем не сомневаюсь! – весело рассмеялась Роза. – Энергия у вас прямо-таки хлещет через край! – Она чувствовала, как легко дается ей общение с Тедом. Тот тоже расплылся в улыбке, веселые искорки запрыгали в его глазах. – Неужели у вас здесь действительно такая глушь, что вы рады броситься на первую же подвернувшуюся старуху? Или обольщение – это ваш способ заработать лишние чаевые?

– В своей работе я руководствуюсь основополагающим принципом: в глазах женщин я неотразим. Подчеркиваю, всех женщин! – снова растянул рот в улыбке Тед. – И я совсем даже не шучу, поверьте мне! Чаще всего такие отношения заканчиваются ничем. Но я не из тех, кто привык унывать! Или отступать от своего. А вы – и это не лесть – настоящая красавица!

– Прошу вас! – неожиданно посерьезнела Роза и отвернулась от Теда. Ей вдруг стало страшно неловко под его пристальным взглядом. За годы замужества она отвыкла от столь откровенного проявления мужского внимания к ней.

– Простите! – тут же спохватился Тед, явно понявший, что он перегнул палку. – Я вовсе не хотел вас обидеть. Просто пытался разговорить вас. Но я ни капельки не преувеличил, говоря, что вы – красавица. Ну, какой же я идиот! Впрочем, все так говорят.

– Я ничуть не обижаюсь! – успокоила его Роза. – Но мне уже тридцать один год, и это многое объясняет.

Какая же я, право, чувствительная, разозлилась она на себя. Невинную болтовню молодого парня и его дурашливый флирт она готова принять за игру на грани фола… Чушь какая… Но Ричард всегда приходил в ярость, когда видел, что на нее обращают внимание другие мужчины. Он просто впадал в бешенство, упрекал ее, подозревал в том, что ей нравятся ухаживания посторонних воздыхателей. Страх быть застигнутой мужем в тот момент, когда она разговаривает с другим мужчиной, был столь велик, что постепенно у нее выработался рефлекс неприятия и она стала сторониться всех мужчин подряд. На всякий случай. Вот и сейчас она почувствовала, как тяжело ей дается попытка нормально поговорить с молодым человеком. Откуда ни возьмись, возникло желание удрать, отойти в сторонку или спрятаться в каком-нибудь укромном уголке. Вот к чему так упорно приучал ее долгие годы Ричард. Успокойся! Возьми себя в руки, приказала она себе мысленно. Ты же приехала сюда не для того, чтобы крутить роман с каким-то мальчишкой, пускай и весьма заводным мальчишкой.

– А мне уже двадцать четыре! – неожиданно сообщил Тед, несколько обескураженный ее реакцией. – Семь лет разницы – не так и много, если разобраться! Пожалуйста, простите меня! Вижу, я действительно чем-то сильно вам досадил. Но я не хотел этого! Я не хотел обижать вас. И никакой я не шалопай! Вполне нормальный. И даже симпатичный!

– Не верьте вы этому лицемеру! – шутливо бросил Олби, возвращаясь в бар с листком бумаги в руке. – Он вам наврет тут с три короба, за словом в карман не полезет, а сам живет без гроша за душой. Жду не дождусь, когда он подыщет себе приличную работенку. Так нет же! Торчит у меня в баре, и все тут!

– Потому и торчу, что ты меня любишь! – расплылся в улыбке Тед и дружески похлопал хозяина по плечу. – Ты еще горько пожалеешь в тот день, когда я вместе со своими ребятами подамся в Лондон. Твоя выручка сразу же упадет до нуля.

– А ты особенно не переживай за меня, парень! Уж я как-нибудь выдюжу! – хохотнул в ответ Олби.

– Ну, а если серьезно, – вдруг заговорил Тед совершенно иным тоном, обращаясь к Розе и глядя на нее своим неотразимым взглядом, – то я готов помочь вам во всем, пока вы здесь. Только свистните, и я к вашим услугам: сведу с нужными людьми, познакомлю с тем, кто вам нужен, покажу окрестности. Не бойтесь! Обещаю, что не стану к вам приставать! Ну, разве если вы сами попросите!

– Спасибо за предложение! Я подумаю над ним, – пообещала Роза, несколько опешив. Почему он проявляет такой повышенный интерес к ее персоне?

– Вот вам то, о чем вы просили, мадам! – проговорил Олби, церемонно вручая ей листок, вырванный из записной книжки. Роза взяла его дрожащими пальцами. Помимо нескольких номеров телефонов был указан и электронный адрес. Ниже корявым почерком шла приписка: Фрейзер Макклеод, торговый агент, специалист по предметам искусства, Эдинбург. – Но в Шотландию, как мне кажется, вам ехать не за чем. Насколько я в курсе, в конце этой недели он собирается навестить вашего отца.

– Неужели? – испуганно воскликнула Роза, и краска в одно мгновение сбежала с ее лица. От оживления после разговора с Тедом и следа не осталось.

– Именно так! Фрейзер навещает старика почти каждую неделю, иногда чаще. Ведь он формально является его торговым агентом. Надо сказать, что он нашел на старика управу и держит его в крепкой узде. Это он подыскал ему домик в горах и блюдет его трезвый образ жизни. Не могу сказать, что я сильно расстроен. Мне никогда не доставляло особого удовольствия спаивать людей. Но как бы то ни было, Фрейзер сейчас следит за этим в оба. Кстати, сам он часто заглядывает к нам пропустить стаканчик-другой. Так что рано или поздно вы с ним столкнетесь нос к носу.

 

3

В тот день, когда Роза впервые увидела Фрейзера Макклеода, в доме стояла тишина, типичная обстановка для послеобеденного времени. Ричард вел прием больных и был занят, как минимум, до шести вечера. Роза тоже томилась в праздном бездействии, как это обычно бывает на последних месяцах беременности: до родов оставались считаные недели. Она хотела и дальше работать в регистратуре мужа, но Ричард категорически воспротивился. Он ежедневно мерил ей давление, делал анализ мочи и всячески следил за тем, чтобы она не переутомлялась. К концу срока у нее вдруг стали сильно отекать ноги, что, вполне возможно, и не было связано с избыточными нагрузками на работе, но Ричард был неумолим. Отныне никакой работы.

Еще не хватало, заявил он, чтобы люди говорили, что он эксплуатирует свою беременную жену и загонял ее до такой степени, что у той распухли ноги, как у какой-нибудь древней старухи. И что они после этого подумают? Что у него не хватает средств, чтобы содержать жену? Впрочем, в глубине души Роза придерживалась иного мнения. Она считала, что работать надо. Хотя бы для того, чтобы не торчать день-деньской одной дома, меланхолично бродя по комнатам в поисках пыли. Но высказать свои мысли вслух она не решалась, ибо успела хорошо усвоить: ее муж всегда поступает так, как считает нужным. Ему лучше знать, что хорошо для нее и для их будущего младенца, и она должна быть только благодарна ему за заботу и внимание.

В тот день подходила к концу вторая неделя пребывания Розы дома. За это время она успела вылизать дом до последнего уголка: все вокруг сверкало чистотой. Вот и сегодня она приготовила обед, управилась со стиркой и совершила небольшую прогулку к морю и обратно, наслаждаясь горячим теплом последних августовских дней. А после обеда делать было решительно нечего, разве что предаться мечтам и воспоминаниям. Снова представить себе дом своего детства, дом, который после смерти матери перешел по наследству к ней. Каким он станет, этот дом, после того, как в нем появится младенец? Как здорово будет, когда оба этажа снова наполнятся смехом, детским смехом, смехом ее ребенка. Трудно было представить себе, что в доме, где она была так счастлива в детстве, в этом доме снова воцарятся любовь и покой. Внезапно на Розу нахлынула безотчетная тоска, даже слезы навернулись ей на глаза. Собственно, грусть никогда не покидала ее надолго. Она осторожно погладила живот. Ах, как же хочется поскорее взять малыша на руки, прижать его к груди. Но кто знает, что ждет ее дитя в будущем? Как уберечь его от всех опасностей, которые таит в себе мир? Как сделать этот дом оазисом счастья и любви?

В дверь позвонили, Роза проворно вытерла рукавом слезы и взглянула в застекленную дверь гостиной. На крыльце маячил силуэт незнакомого мужчины. Ричард строго-настрого запретил ей открывать дверь незнакомцам. Откуда ей знать, кто там может быть! Всякая публика шатается, от мелких жуликов до настоящих домушников и откровенных бандитов. Собственно, Ричард вообще не поощрял, чтобы к ним в дом заходили посторонние люди. Мало ли что жене взбредет в голову? Начнет делиться переживаниями, рассказывать о былых семейных проблемах, а уж сплетен он на дух не переносил.

Но сейчас еще только три часа дня. Впереди целая вечность, пока муж вернется домой, и все это время ей томиться одной в безмолвии пустого дома и вспоминать прошлое, которое и так истерзало ей и душу, и тело. В конце концов, управлялась же она на работе, пока Ричард не отправил ее в декретный отпуск, и с капризными старыми дамами, и с выпивохами, и наркоманов выпроваживала из приемной в два счета. Ей ли не справиться с каким-то там коммивояжером? Ричард явно недооценивает ее, считает слишком слабой, неспособной постоять за себя. Это ей уже давно известно. Впрочем, ей совсем не хочется разубеждать его, внушать ему, что она сильная, самостоятельная женщина… О, нет! Но вот прочувствовать это самой, хотя бы изредка, – совсем другое дело.

Заложив за ухо выбившуюся прядь, Роза решительно расправила плечи и поспешила к входу. Она приоткрыла двери ровно настолько, чтобы просунуть в образовавшуюся щель голову и плечи, максимально упрятав от посторонних взглядов живот. Они с Фрейзером взглянули друг на друга, всего лишь несколько секунд длился этот обмен взглядами, и у нее внезапно возникло такое чувство, будто перед ней стоит старый добрый друг. Вот так запомнился ей первый момент встречи с Фрейзером.

– С вами все в порядке? – это были первые слова, которые произнес Фрейзер Макклеод встревоженным голосом. Он говорил с легким шотландским акцентом, и голос звучал тепло и задушевно. – По-моему, вы только что плакали?

– Ах, это! – невольно растерялась Роза, захваченная врасплох его неожиданным участием. – Нет-нет! Я не плакала! Это не слезы! Просто у меня простуда, течет из носа, только и всего.

Какое-то время Фрейзер молча разглядывал ее лицо, и взгляд его ясных светло-зеленых глаз был таким завораживающим, что она и не подумала отвернуться, как это обычно делала, разговаривая с мужчинами. Напротив, она принялась разглядывать незнакомца во все глаза. На лице его отразилось столько участия, а глаза смотрели с такой лаской и добротой, что Роза невольно подумала, что уже давно никто не проявлял к ней столько тепла и не выказывал желания утешать или успокаивать ее.

– Что вам угодно? – спохватилась она через какое-то время, пытаясь вывести из состояния транса и себя, и своего визитера.

– Прошу прощения, что побеспокоил вас, – проговорил Фрейзер мягким мелодичным голосом. – Дело в том, что я – арт-дилер. Занимаюсь коллекционированием и продажей произведений искусства, – Фрейзер протянул ей визитку. – Сейчас я пытаюсь обнаружить местонахождение художника по имени Джон Джейкобз. Быть может, это вам неизвестно, но в конце восьмидесятых он жил в этом доме. Зацепка, конечно, очень слабая, но вдруг у вас есть какая-то информация о прежних владельцах дома. Вот я и решил наведаться к вам.

Роза мельком бросила взгляд на визитку.

– И вы проделали столь долгий путь из самого Эдинбурга только ради того, чтобы просто постучаться в мою дверь? – легкая улыбка тронула ее губы. Нелепость какая-то! Однако этот человек стоит прямо перед ней, и, странное дело, она рада ему. Ей нравится слушать его приятный голос, смотреть на него и осознавать, что за пределами ее дома течет какая-то жизнь. Совсем другая жизнь!

– Получается, что так! – виновато улыбнулся Фрейзер. – Я тут недавно случайно набрел на одну из его работ, а потом выставил ее на аукцион. И представляете, продал за сумму, в десять раз превышающую ту, за которую я купил полотно. И тогда я занялся поисками самого художника, тем более что в последнее время наметился отчетливый интерес к его работам. Понимаю, со стороны может сложиться впечатление, что я просто спятил, но, верите вы мне или нет, я действительно разыскиваю Джейкобза, и ничего более. И вот рыскаю по всей стране. Знаете, это вечное стремление коллекционера отыскать шедевр, найти что-то такое, что в корне перевернуло бы всю его жизнь.

Роза до сих пор помнила то ощущение легкости, какое сразу же установилось между ними. Она смотрела в его зеленоватые глаза цвета морской волны и инстинктивно чувствовала доброту и сердечность этого человека. И ни капли сомнения в его порядочности. Странно, но именно доброту она разглядела во Фрейзере в первую очередь. Доброта была разлита во всем его облике: мягкие черты лица, манера речи, голос, та осторожность – или лучше сказать нерешительность? – с какой он ронял слова, обращаясь к ней. Почему это сразу бросилось ей в глаза? Почему у нее не вызвали восхищения волосы цвета спелой соломы, его высокий рост и могучая стать, красиво очерченные губы, изящная элегантность движений ухоженных рук? Но все это тогда показалось Розе вторичным, не столь существенным в сопоставлении с главным – с его добротой. Впервые за долгое время она ощущала себя легко и свободно в обществе другого человека.

– Джон Джейкобз – мой отец, – проговорила после короткой паузы, с тайным удовольствием наблюдая за тем, какое ошеломляющее впечатление произвела эта новость на Фрейзера. Ей было приятно, что она каким-то образом оказалась связанной с объектом его поисков. – Он жил в этом доме вместе с нами, со мной и мамой. Но когда мне исполнилось девять лет, он от нас ушел. Дом остался маме, а когда она умерла, перешел по наследству ко мне.

– Роза! – выдохнул Фрейзер ее имя с восторгом, все еще не смея поверить свершившемуся чуду. И словно искра пронзила все тело Розы. – Так вы, должно быть, Роза. Вот уж не думал, что когда-нибудь встречу вас.

– Вы знаете, как меня зовут? – удивилась она, и что-то внутри нее напряглось.

– Еще бы! – улыбнулся Фрейзер. – Да я повторял ваше имя, как молитву, ночи напролет все последние недели.

Так может, он разыскивает вовсе не отца, а ее, мелькнуло в Розиной голове, и Фрейзер, словно прочитав ее мысли, тут же решительно внес ясность.

– Вот, взгляните сами! – он достал из дипломата фотокопию размером с обычный бумажный лист. – Это эскиз. Я приобрел его сравнительно недавно на одном из интернет-аукционов. Заплатил несколько сотен фунтов. Этот эскиз выполнен вашим отцом.

Роза неохотно приоткрыла дверь чуть пошире и взяла протянутую фотокопию. Какое-то месиво хаотичных черных штрихов, выполненных жирным карандашом, и из всей этой неразберихи вдруг проступает образ маленькой девочки. Подперев рукой подбородок, она задумчиво смотрит в окно. И подпись под рисунком: «Моя дорогая Роза».

– Этот набросок выполнен с такой любовью, – Фрейзер подошел ближе, чтобы они могли вдвоем глядеть на рисунок. – Я с самого начала решил, что Роза – это дочь Джейкобза, хотя до сих пор не сумел откопать о нем никаких внятных сведений биографического характера. Я только точно знаю, что когда-то он жил здесь. Помогла старая вырезка из местной газеты, сообщившей о том, что художника задержала полиция за то, что он учинил беспорядок в нетрезвом виде.

– О, папа был горазд на такие поступки! – проговорила Роза, отводя взгляд от рисунка. Ей почему-то было трудно смотреть на него. – Пожалуйста, проходите! Я с удовольствием расскажу вам все, что знаю об отце. Но сразу же предупреждаю: я знаю мало. Ведь с тех пор как он ушел от нас, я его не видела.

Роза распахнула дверь, и от нее не укрылось смятение на лице Фрейзера, когда тот увидел ее выступающий вперед живот.

– О, да вы совсем на сносях! – проронил он тихо. – Мои поздравления!

– Спасибо! – ответила Роза, остро ощутив вдруг всю громоздкую неуклюжесть своей фигуры, пока она вела гостя на кухню. – Сама еще не могу до конца поверить своему счастью. А с другой стороны, страшно боюсь. Я ведь совершенно не знаю, что делать, и… каково это – быть матерью. Говорят, инстинкт не подведет, но я пока смутно представляю себе все это. И никаких инстинктов я пока в себе не ощущаю. Столько всего… Иногда это приводит меня просто в отчаяние!

– И тогда вы плачете! Ведь вы же плакали перед тем, как открыть мне дверь, я не ошибся? – спросил у нее Фрейзер как бы между прочим, внимательно разглядывая эстампы, которыми Ричард украсил стены холла, пока они неспешно двигались в сторону кухни.

Сегодня их дом кардинальным образом отличался от того, какой запомнился Розе из детства. Тогда везде царил художественный беспорядок, все было ярким, разноцветным… Настоящее буйство красок и оттенков. Иногда отец рисовал что-то с ходу, прямо на стене, и повсюду теснились его полотна. Кажется, его картинами был заполнен каждый свободный дюйм пространства в их доме. Сейчас все иначе. Все комнаты окрашены в спокойные кремовато-бежевые тона с преобладанием белого в оформлении интерьеров. Первым делом после того, как Роза вышла замуж за Ричарда, он перекрасил весь дом по своему вкусу, словно торопясь уничтожить все следы ее прежней жизни. А Роза и не противилась. Она и сама была рада забыть о прошлом. И картины, которые он купил для нее, ей тоже нравились. Пусть в них мало содержания и нет особого смысла, зато все понятно.

Фрейзер слегка поморщился от увиденного и снова повернулся к ней.

– Наверное, вы плакали, потому что все это давит на вас.

Роза молча кивнула. Как хорошо, что этому человеку ничего не надо объяснять. Он и так все понимает. И даже само выражение «все это», оно тоже не требует никаких дополнительных пояснений. Странное, необъяснимое чувство. Она стоит посреди кухни с незнакомым мужчиной, а ощущение такое, будто она его знает всю свою жизнь. Давно ей не было так хорошо и покойно, как сейчас, разве что тогда, когда она была еще совсем маленькой. Вот, оказывается, чего так страстно алчет ее душа. Доброты, тепла, участия или хотя бы вежливого внимания. Ах, как же не хватает ей простых человеческих чувств. И вдруг такое! Роза поймала себя на мысли, что, наверное, к ней в дом постучал не просто человек по фамилии Фрейзер Макклеод. Это родственная душа терпеливо поджидала ее на ступеньках крыльца. Какое счастье!

Она вдруг почувствовала необыкновенный прилив сил и стала хлопотать с чайником, жестом приглашая Фрейзера присесть к столу. И вдруг явственно представила себе лицо мужа. Сидит в своем кабинете, вежливо кивает, выслушивая бесконечные жалобы старых дам и отправляя их восвояси с одним и тем же типовым диагнозом: легкая простуда, и ничего более. Вот бы увидел он ее сейчас! Роза не смогла удержаться от улыбки при мысли о собственном откровенном акте неповиновения. Наконец-то она проявила настоящую решительность и была вознаграждена за это такой неожиданной встречей.

Роза тоже уселась за стол и налила Фрейзеру чашечку чаю.

– Я не видела папу с того самого дня, как он бросил нас, – начала она свой рассказ. – Когда он ушел, то весь дом был буквально забит его картинами, не считая тех, что висели и стояли в его мастерской в задней половине дома. Но в один прекрасный день, это было первое Рождество, которое мы встречали без него, мама собрала все его работы, все, что смогла отыскать в доме, сложила их в кучу во дворе (огромная такая получилась куча!), облила бензином и подожгла. Устроила, так сказать, праздник огня. Все сгорело без остатка. А потому, если вы ищете что-то из тех полотен, которые оказались в той куче, предупреждаю сразу. Не ищите понапрасну! Все сгорело дотла.

На лице Фрейзера отразилась такая невыразимая боль, что Розе показалось, будто она физически ощущает степень его отчаяния.

– Предать все его работы огню! – тихо и сокрушенно обронил он. – Это какое-то своеобразное жертвоприношение, что ли…

– Наверное, вы правы, – согласилась она. Ей как-то в голову не приходило до сих пор, как бессмысленно и жестоко они с матерью распорядились всем тем, что составляло память о ее отце. Наверное, потому, что она никогда не воспринимала отца так, как видит его Фрейзер: талантливый, самобытный художник. Человек, который достоин восхищения и почтительного отношения. Для Розы он был всего лишь ее отцом, которого она очень любила, а потом потеряла. Отец бросил ее, оставив в ее душе незаживающую рану. Внезапно ей захотелось как-то оправдать мать, объяснить Фрейзеру причины, которыми она руководствовалась. – Но нам тогда было очень тяжело. Особенно маме. Она ведь любила отца и отдала ему всю себя. Можно сказать, посвятила ему свою жизнь, ради него она порвала с семьей. Близкие не одобряли ее выбора. А он собрался и ушел прочь, бросил, швырнул ей прямо в лицо все то, что она сделала для него и ради него. Собственно, он нанес ей такую глубокую душевную травму, от которой она так и не оправилась. Внешне мама старалась держаться. Вела себя так, будто не произошло ничего ужасного. Но это удавалось ей далеко не всегда. А вообще-то жизнь без отца превратилась для мамы в медленное угасание. Думаю, она начала умирать уже в тот самый день, когда он ушел. Эта агония продлилась еще восемь лет с небольшим, и в конце концов мама умерла. Этот костер, он тоже какой-то символ ее смерти. Видно, она хотела сжечь вместе с полотнами отца и всю свою боль и страдания.

Роза умолкла и непроизвольно прикрыла рот рукой. Боже! Когда она в последний раз произносила столько слов вслух? Даже в разговорах с мужем. Не говоря уж о том, с каким накалом чувств они были сказаны. Надо немедленно взять себя в руки и прекратить болтать. Разве можно посвящать незнакомого человека во все свои семейные тайны? Она его и так изрядно напугала.

Какое-то время Фрейзер сидел молча, держа тонкими пальцами кружку с чаем.

– Так, говорите, ваша мать умерла потому, что муж разбил ей сердце? – тихо спросил он.

– Полагаю, да, – проговорила Роза, не отнимая руки ото рта.

Она вдруг вспомнила последний день, проведенный вместе с матерью. Мама в тот день просто светилась от счастья. У нее был такой вид, словно она наконец сбросила невыносимую тяжесть с плеч, после чего может упокоиться с миром. Помнится, она даже уговорила Розу пропустить занятия в школе, и они пошли прогуляться к морю. Потом ели мороженое, бродили по городу, зашли в пассаж и поиграли там в разные игры. В тот вечер Роза впервые за многие месяцы и даже годы улеглась в постель с легким сердцем. Наконец-то мрачные грозовые тучи, висевшие над их домом, рассеялись, и ее мама стала почти такой, какой была прежде. Как здорово! Она заснула сразу же и проспала беспробудным сном до самого утра.

Когда она проснулась, мамы уже не было, но она не придала этому значения. Мало ли куда мама могла отлучиться по делам? Тревога закралась лишь тогда, когда, вернувшись из школы, она снова не обнаружила мать дома. Ближе к ночи Роза стала прикидывать, к кому ей можно обратиться за помощью или просто сообщить, что мама отсутствует уже целый день. А в двенадцатом часу ночи позвонили в дверь, и какой-то полицейский, который разговаривал с ней очень-очень ласково, сообщил ужасную весть. Тело мамы обнаружили в нескольких милях от города. Его выбросило волной на берег. Она была в купальнике, никаких предсмертных записок при ней не было обнаружено. А потому в полиции квалифицировали смерть как трагическую случайность. Произошел несчастный случай, и точка.

Но Роза сразу все поняла. Идя к морю, мама и не собиралась возвращаться домой. Она пошла купаться, точно зная, что на берег больше не вернется. Потому и устроила вчера для дочери самый настоящий праздничный день. Так сказать, прощальный подарок на долгую память.

– Мне очень жаль, Роза! – Она вздрогнула, услышав голос Фрейзера. Он протянул к ней руку через стол, слегка коснувшись пальцами ее запястья.

– Ничего! – слабо улыбнулась Роза. – Все это в прошлом. – Она инстинктивно отодвинула руку и положила ее на живот. – Самое главное, что я хочу сделать для своего будущего ребенка, – это постараться не повторить судьбу матери, не позволить обстоятельствам сломить себя. Поймите меня правильно! Моя мама была прекрасным человеком и замечательной матерью. И тем не менее я бы и злейшему врагу не пожелала пройти через то, через что пришлось пройти мне потом, когда ее не стало. Но жертвой я тоже быть не желаю. Мой отец оказался мерзавцем, мама ушла из жизни… Но я не хочу, чтобы все это каким-то образом разрушило мою жизнь. Совсем не хочу!

Они помолчали немного, переживая, каждый по-своему, неожиданную страстность ее последних слов. Роза отвернулась от Фрейзера. Лицо ее горело, душа была взбудоражена. Все, что она только что рассказала ему, все – это чистая правда, но она сама впервые поразилась тому, как сильно болит душа от этих воспоминаний. Трагедия, случившаяся много лет тому назад в ее семье, так и не отпустила ее от себя до сих пор. Наверное, потому она ни разу не говорила о своих чувствах вслух.

И вот она сидит посреди вылизанной до блеска кухни, в животе у нее ждет своего часа ребенок Ричарда, а она рассуждает о своей будущей жизни, о том, что будет и когда оно будет. Наверное, годы заточения в супружеском доме не прошли для нее бесследно и ей захотелось просто выговориться, пусть даже перед незнакомым человеком.

– Вы – замечательная женщина, Роза! – медленно проронил Фрейзер и на сей раз по-настоящему коснулся ее руки. – Я свалился вам на голову, нежданно-негаданно, безо всякого предупреждения. Сообщил, что ищу человека, который причинил вам столько горя… а вы приглашаете меня в дом… угощаете чаем… И более того, рассказываете мне, какой должна быть достойная жизнь.

– Это вы уж слегка преувеличили! – слегка поморщилась Роза и недовольно поджала губы. – Прошу простить, но меня понесло, и в результате занесло не в ту сторону. Заболталась. А толком вам ничем и не помогла!

– Еще как помогли! – Фрейзер не сводил с нее глаз, продолжая касаться пальцами нежной кожи ее руки. – Вы напомнили мне великую истину. Искусство – это всего лишь искусство. А реальная жизнь – это совсем другое. Боюсь, я слишком оторвался от реальности и ушел с головой в свои изыскания. Забыл, что на свете существует и обычная нормальная жизнь.

– Так вы продолжите поиски? – поинтересовалась Роза и поймала себя на том, что ей не хочется, чтобы Фрейзер прекращал «свои изыскания». С чего бы это? Уж не потому ли, что, пока он будет искать ее отца, он будет вспоминать и ее саму, пусть хотя бы изредка? Пожалуй, ей это будет приятно.

– Непременно! – заверил ее Фрейзер. – Исходя из собственного опыта скажу так. Скверный человек может одновременно быть гениальным художником. Такое в истории живописи случалось сплошь и рядом. А мне очень хочется отыскать полотна Джейкобза и вытащить их из забвенья. Если мне все же повезет и я сумею отыскать вашего отца, не хотите ли, чтобы я сообщил ему ваш адрес? Или просто рассказал ему о вас?

– О, нет! Только не это! Мы с ним квиты! Он бросил меня, я ничего не хочу знать о нем. Думаю, все по-честному! Едва ли подобное желание появится у меня и впредь.

Несмотря на мягкость интонаций, голос Розы звучал непреклонно.

Фрейзер молча кивнул в знак согласия. Кажется, он был немного обескуражен, но неожиданно перевел разговор на личное, словно в обмен на откровенность Розы.

– Знаете, мой отец страстный рыбак. Для него рыбалка – это все и даже более того. Порой мне кажется, что лиши его этого хобби, и он тут же сведет счеты с жизнью. Причем его конек – это удить рыбу на блесну. Готов стоять по пояс в воде днями напролет! Представляете себе? – Роза понимающе улыбнулась в ответ. – Раз в две-три недели я обязательно навещаю своих. И мама всегда готовит пир на пять тысяч человек, хотя за стол садимся только мы трое. А потом мы с отцом отправляемся на рыбалку. Я терпеть не могу это занятие. И все меня злит и выводит из себя: и холодная вода, и грязь, и всякие там крючки, и прочая чепуха. Сказать по правде, я и рыбу-то не очень люблю. Но все равно я отправляюсь с отцом на рыбалку, потому что ее любит отец. А еще, это – единственная возможность побыть с отцом вместе. Вот такие вот дела! – Фрейзер озадаченно замолчал. – Сам не знаю, почему я рассказал вам об этом.

– И хорошо сделали, что рассказали, – снова улыбнулась Роза и машинально взглянула на часы, как всегда это делала в ожидании мужа. Сколько там еще осталось до его возвращения?

– Что ж, мне пора, – проговорил Фрейзер, поднимаясь. Он истолковал мимолетный взгляд Розы как вежливый намек воспитанной хозяйки на окончание визита. – Очень рад был познакомиться!

Поддавшись внезапному порыву, он схватил Розу за руку и на какое-то время задержал ее руку в своей.

– Я тоже рада, – ответила Роза и с некоторым усилием высвободила сжатые пальцы. После чего быстрым шагом направилась к дверям, не желая, чтобы Фрейзер заметил, как она зарделась от смущения.

– Вот и отлично! Следовательно, расстаемся друзьями! – Фрейзер широко улыбнулся ей, и от его добродушной улыбки куда-то вмиг исчезли и ее грустное настроение, и напряжение, в котором она постоянно жила.

Она засмеялась в ответ, и в то же мгновение Фрейзер слегка подался вперед и запечатлел на ее щеке дежурный прощальный поцелуй. Пожалуй, то был самый краткий поцелуй в мире, осторожное касание губами ее щеки, и все. Но тепло его губ, казалось, прожгло ее насквозь, и она почувствовала, как обмерло все у нее в груди.

– До свидания, моя дорогая Роза! – промолвил Фрейзер и, заметив смятение в ее глазах, добавил: – Помните? Так называется эскиз, выполненный вашим отцом. Но отныне я всегда буду думать о вас именно так: «Моя дорогая Роза». А вы думайте обо мне все, что хотите. Или вообще не думайте. Я не обижусь!

– О, я была очень рада познакомиться с вами, – снова проговорила Роза несколько этикетным тоном. – Всего хорошего, Фрейзер.

Она затворила за ним дверь и без сил прислонилась к ней. Сердце глухо стучало в груди, но все ее естество переполняло счастье. Еще никогда ей не было так хорошо и так покойно. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться и обдумать случившееся. А, собственно, что такого произошло? Ну, да! Кажется, она немного пококетничала с незнакомым мужчиной. Последний раз такое случалось с ней еще в подростковом возрасте: тогда она тоже с невинным видом хлопала длинными ресницами на мальчишек, своих кавалеров, во время прогулок. Или небрежным движением встряхивала головой, и волосы рассыпались по ее плечам. Пусть все видят, какие они у нее красивые. Нет, с этим человеком она не флиртовала. Здесь было что-то другое… какое-то необъяснимое единение душ… Кажется, так. И это единение произошло столь стремительно – и с мужчиной, который не был ее мужем. Поразительно! Он даже не числился среди их немногих знакомых или коллег мужа, с кем Роза изредка сталкивалась. Да, это-то и изумляло – и вместе с тем пугало ее.

Ах, все это так внове! Роза снова представила себе, как Фрейзер держит ее за руку или как одаривает ее прощальным поцелуем в щеку, и вдруг весело и от души рассмеялась. А потом, мурлыча себе под нос что-то жизнерадостное, поплыла, пританцовывая, на кухню. Вымыла чашки и снова поставила их в буфет, вытерла руки о передник и оглядела кухню, все еще продолжая улыбаться неизвестно чему.

Потом поставила стул, на котором сидел Фрейзер, на прежнее место, уничтожив последние следы его присутствия. Итак, ничего нет! В сущности, ничего ведь и не было. Но почему у нее так радостно на душе, словно что-то неуловимо изменилось в ее жизни в лучшую сторону, появилась какая-то восхитительная подсветка?..

 

4

– Мы приглашаем вас на ужин! – с ходу объявила Дженни, стоило Розе снова переступить порог гостиницы.

– На ужин? – нерешительно переспросила она. – Вы уверены?

Конечно, это было любезно со стороны Дженни, щедрый акт гостеприимства, но в глубине души Роза была уверена, что за приглашением скрывается неуемное любопытство хозяйки, вознамерившейся выяснить у постоялицы всю правду о ней – таким странным образом вдруг отыскавшейся дочери Джона Джейкобза, местной достопримечательности.

– Да, мамочка! Мы уверены! – Мэдди высунулась из-за спины Дженни. На ней был большой, не по размеру, кухонный фартук. – Мы сейчас как раз делаем клецки на ужин. А я даже не знала, что это такое. Но они выглядят очень вкусно.

– Вот бедняжка! Ни разу в жизни не попробовать настоящие клецки! – посетовала Дженни, возвращаясь назад на кухню. И Мэдди хвостиком посеменила за ней.

– Как вы провели время? Все в порядке? – Роза пошла следом за ними, мельком заглянув по пути в распахнутую дверь гостиной. Стеклянная витрина была открыта, а кукольный домик успел перекочевать на стол. Все двери в домике тоже были раскрыты. Внутри мерцали слабые огоньки. И было видно, что Мэдди с величайшей осторожностью рассадила крохотных обитателей домика вокруг обеденного стола в столовой. Стол был сервирован к ужину.

– Молодец! – одобрила увиденное Дженни и поспешила к кухонному столу. Роза молча поплелась следом. – Ваша Мэдди щебечет без умолку. И что думает, то и говорит. Одобряю это качество в людях. Люблю открытых и честных людей.

– Да уж! Открытости и честности ей не занимать! – согласилась с хозяйкой Роза, вспомнив, сколько раз простодушие дочери – качество всех детей – ставило их обеих в крайне неловкое положение. Но Мэдди как-то по-особенному была прямодушна – а если помножить это на ее наблюдательность, то в высказываниях и наблюдениях, которые она спешила сообщить в лицо тому, с кем беседовала, не всегда содержались лестные отзывы. Она без тени раздумий толстого назовет толстяком, низкорослого – коротышкой, а даме без тени сомнения сообщит, что та, по ее мнению, плохо или неподобающе одета. В возрасте двух или четырех лет такие откровения от ребенка воспринимались как вполне безобидные шутки, но сейчас Мэдди уже семь, а потому все чаще ее комментарии вызывают у посторонних людей не столько смех, сколько раздражение и обиду.

– Тебе понравилось играть с кукольным домиком? – спросила у дочери Роза, приобняв ее за плечи.

Мэдди стояла на табуретке, старательно смешивая муку с маслом, и, по своему обыкновению, постаралась увернуться от объятий.

– Да! – отвечала она коротко. – Они теперь как раз ужинают, а потом пойдут смотреть телевизор. Правда, пока у нас еще нет телевизора. Но Дженни сказала, что Брайан вернется с работы и смастерит мне телевизор.

– Может быть, не стоит одолевать человека своими фантазиями?

– Сделает-сделает! – подала голос Дженни. – Уж если я попрошу его о таком одолжении… За тридцать лет супружеской жизни Брайан научился хорошо разбираться в том, что ему пойдет на пользу, а что – во вред.

– Соскучилась по мне? Волновалась, где я?

– Нет! – чистосердечно призналась Мэдди. – Когда мне интересно, я не волнуюсь. А мне было интересно. И с Дженни мне нравится быть. Она говорит без умолку, и большая командирка, но все равно очень милая. Я ей рассказала все про папу!

– Правда? – растерянно пробормотала в ответ Роза, не зная, что и сказать.

– Ну, что я говорила? – Дженни отвернулась от плиты, где обжаривала в сковородке кусочки мяса. – Что на уме, то и на языке!

Интересно, что рассказала ей Мэдди, подумала Роза. О тех последних нескольких минутах перед тем, как они бросили все и подались в бега? Едва ли! Роза успела заметить за дочерью одну особенность. Все, что ее огорчало сильнее всего, она тут же старательно вычеркивала из своей памяти, делала вид, что ничего и не было вовсе. Да и если бы Дженни узнала правду, она бы не удержалась и за эти минуты успела бы поставить Розу в известность о том, что она в курсе всех ее проблем.

– Ну, как вам мой Тед? – спросила у нее Дженни.

– Он очень… активный молодой человек, – запнулась Роза в поисках подходящего слова, с помощью которого можно было бы описать ее впечатления.

– Уж такой балаболка! Кого хочешь, уболтает! – умиленно проговорила Дженни и сверкнула взглядом на Розу. – Горе чубатое! Дожил до двадцати четырех лет, а ни работы нет приличной, ни подружки настоящей. И что с ним будет дальше, ума не приложу. А все потому, что он у нас – красавчик. В этом вся беда. Мой старший, тот пошел в отца, и никаких проблем по жизни! Хейли, та у нас девочка что надо, точная копия меня в молодости. Но у нее и голова на плечах, это тоже от меня! А вот Тед, понятия не имею, в кого он такой удался! Мечтатель, романтик, все ждет какой-то неземной любви. Корчит из себя мачо, но душа-то у него чувствительная, нежная. Такой он вот, мой Тед. Хотя, конечно, и разболтался изрядно, работая в баре. Да еще эти постоянные концерты с его ансамблем…

– А что такое «девочка что надо»? – не преминула уточнить Мэдди.

– Это значит красавица! Такая, как ты! – рассмеялась в ответ Дженни и мазнула мукой по кончику ее носа. Мэдди тут же стала энергично вытирать нос.

– Но я совсем не считаю вас… – начала было Мэдди.

– Он действительно очень красив! – поспешила Роза перебить дочь, наперед уловив, что готово сорваться с ее губ. Пусть уж лучше Дженни думает, что ее сын произвел на нее неизгладимое впечатление, ей не жалко, а матери Теда должно быть приятно.

– Тогда вы – не первая замужняя женщина, с которой он попытается закрутить роман! – Дженни поджала губы, и трудно было понять по выражению ее лица, гордится ли она любовными похождениями сына или осуждает его поведение как недостойное. – Если бы Брайан в свое время не прикрыл Теда грудью, то Иан Уилкинз пристрелил бы его из дробовика, как собаку. Брайан целых пятнадцать минут неподвижно стоял живым щитом между ними. А Уилкинз все это время грозился кастрировать парня. Ну и разговоров потом было! Ни о чем другом в деревне так не судачили!

– Не думаю, что я в его вкусе, – дипломатично ответила Роза, слишком поздно спохватившись. Оказывается, мать, души не чающая в своем чаде, абсолютно уверена, что перед чарами ее сына не может устоять ни одна женщина, если она, конечно, женщина. А уж отвергнуть его ухаживания – это и вовсе верх безмозглости.

– О, большинство женщин ему по вкусу! – сдержанно отреагировала Дженни. Она явно почувствовала себя обиженной за сына, который не произвел должного впечатления на постоялицу. – А вот и для вас работенка! Почистите мне вот эти яблоки. Хочу сварганить на скорую руку яблочный пирог.

– А я хочу поскорее познакомиться с Тедом! – подала голос Мэдди. – Он меня очень заинтересовал.

Желание Мэдди исполнилось быстро, ибо Тед, безо всякого приглашения, явился к ним на ужин. И прямо с порога одарил Розу ослепительной улыбкой.

– А для меня свободное местечко найдется? – сунулся он к Дженни, которая как раз раскладывала по тарелкам рагу из говядины и мясные клецки. – Покормишь сыночка, мамочка?

– Покормлю-покормлю! Чем обязаны такой честью, а? – обиженно вскинула подбородок мать. – Давненько ты не являлся к нам на ужин. И нате вам, пожалуйста! Мимо проходил? Но у нас все же не забегаловка какая-нибудь, а приличное место.

– И тем не менее, мамочка, у вас прежде всего постоялый двор, где людям предлагают кров и стол. Вот я и решил заглянуть по пути и поздороваться с любимой матерью. Что же здесь плохого?

Тед обхватил мать за шею и поцеловал в щеку. Дженни весело хихикнула, словно девочка.

– Будет тебе со своими ласками! – попыталась она остудить пыл сына. – Садись за стол и веди себя, как подобает в присутствии гостей. С Розой ты уже знаком. А это ее дочь Мэдди.

– Привет! – улыбнулся Тед девочке.

Мэдди зыркнула на него внимательным взглядом из-под челки, но промолчала, видно посчитав, что приветствие можно оставить без ответа.

Что совсем не обескуражило Теда. Он снова широко улыбнулся Розе, которая сидела как раз напротив, и та не удержалась от ответной улыбки. Тед был таким же, как и в момент их знакомства в баре: улыбчивым, раскованным, готовым шутить. Улыбка пряталась в уголках его губ, и глаза тоже смеялись. Может быть, он втайне надсмехается над ней, подумала Роза, над ее вызывающим нарядом, явно не по возрасту. И инстинктивно поправила вырез топика, чтобы прикрыть голое плечо. Вот уже много лет ее ни капельки не волновало, что думают о ней люди, тем более мужчины. Она была абсолютно уверена, что никто о ней ничего не думает. Во всяком случае, не думают как о самостоятельном существе. Для всех окружающих она просто жена доктора, или мама странноватой девочки, или милая обходительная девушка с ресепшен в клинике мужа.

Но сейчас все иначе! Она бросила все, отряхнула с себя весь этот ужас, бежала прочь, притворившись, как и ее дочь, что на самом деле ничего не было. И вдруг выясняется, что она и понятия не имеет о том, как ее воспринимают другие мужчины. Интересно, какой ее увидел Фрейзер? И что он подумает о ней, когда она снова предстанет перед ним? Сорвалась с места и примчалась на встречу к чужому человеку ни с того ни с сего. Наверное, он решит, что она сошла с ума. И будет прав! Да еще и припомнит, что в момент их первой встречи она тоже показалась ему несколько странноватой, с кучей комплексов и навязчивых идей.

Роза вдруг остро почувствовала свое одиночество. Она взглянула на дочь. Мэдди старательно пережевывала рагу, изредка бросая хмурые взгляды на Теда. Как она могла так обойтись с собственной дочерью? Вырвать ребенка из родного дома и притащить в такую глушь! Ради чего? Зачем? Поддавшись сиюминутному порыву, и только. Вот уж правда! Вожжа под хвост попала. Нет, это не она! Та, прежняя Роза, так бы не поступила. Она всегда поступала благоразумно, делала только то, что для дочери будет самым лучшим, самым безопасным, самым правильным. Ни одно из этих условий не соблюдено. Нельзя и дальше продолжать делать вид, что ничего страшного не случилось. Последствия ее шага не заставят себя ждать. Прошло больше суток, как она не видела Ричарда. А он ее. Наверняка он успел обратиться в полицию, написал заявление об ее исчезновении. Скоро, совсем скоро прежний кошмар вернется, этот ужасный мир догонит ее и погребет под своей тяжестью. Ее отыщут и заставят хорошенько подумать над тем, что она натворила.

– Как дела на работе, сынок? – поинтересовался у Теда Брайан, всецело поглощенный трансформацией спичечного коробка в игрушечный телевизор, для чего в дело пошли серебристая фольга и черный маркер. – Слышал, в Кесвике приглашают людей на сезонную работу? Сбор урожая.

– С работой все в порядке, папа! На прошлой неделе у нас в баре был девичник. Так от поклонниц отбоя не было. Я даже испугался. Решил, что они порвут меня в клочья, – Тед весело рассмеялся и полной грудью вдохнул в себя вкусные ароматы, исходившие из тарелки, которую Дженни поставила перед ним. – И потом, ты же знаешь, ну не привык я к физической работе! Ты только взгляни на мои руки! Помяни мое слово, в один прекрасный день эти руки заработают всем нам целое состояние.

– Как это? – полюбопытствовала Мэдди. Она осторожно попробовала клецку кончиком языка, а потом так же осторожно переложила ее на приставную тарелку.

– Как?! При помощи моей музыки! – широко улыбнулся девочке Тед. – Вот увидишь, моя песня покорит весь мир.

– Какая песня? Про что она?

– Под словом «песня» я подразумеваю много песен, точнее, все мои песни, вместе взятые.

– Напой хотя бы одну!

– Мэдди! – одернула Роза дочь, зная, как та может вцепиться зубами в то, что показалось ей интересным. – Оставь Теда в покое!

– А что я такого сказала? – надулась девочка. – Если он собирается покорить весь мир своими песнями, то они должны быть не просто хорошими, а очень хорошими, вот я и…

– А что вы, девчонки, делаете завтра? – перебил ее Тед.

Роза посмотрела на дочь, но та встретила ее взгляд в упор.

– Что мы завтра будем делать? – спросила она у матери, занервничав.

– Ничего определенного пока сказать не могу, – ответила дочери Роза. – У меня еще есть тут кое-какие дела, а потом… – она запнулась, не зная, что предложить на потом. Что изменится в ее жизни после встречи с отцом? Или даже после встречи с Фрейзером? Сейчас самое важное – не это, а то, что действительно произойдет потом и как они с Мэдди станут жить дальше. Но пока Роза отчаянно гнала от себя эти мысли, страшась подумать о будущем.

– Я могу познакомить вас с окрестными пейзажами, показать наши достопримечательности. У меня во второй половине дня работы в баре почти нет, так что я свободен. Можем пойти в горы, полюбоваться тамошними красотами.

– Я не люблю ходить пешком! – сообщила Мэдди.

Тед понимающе кивнул.

– Знаю, что ты имеешь в виду. Но поверь мне! Отправиться в горы – это совсем не то же самое, что пойти в школу или сходить с мамой в магазин. Ты словно поднимаешься к облакам, понимаешь? Тебе это понравится. Смотреть с такой высоты вниз! Дух захватывает. А все люди кажутся такими маленькими-маленькими, словно насекомые.

– Все маленькое мне нравится, – согласилась девочка. – И на облака я люблю смотреть.

– Вот и договорились! Зайду за вами сразу же после ленча, – договорил он уже Розе, кивком давая понять, что согласие от самого главного путешественника получено.

А Роза так и осталась сидеть в растерянности, не понимая, почему этот странный молодой человек так горит желанием потратить свое личное время на то, чтобы развлекать замужнюю женщину и ее дочь. А что, если эту идею ему подбросила Дженни? Решила использовать сына в качестве секретного оружия для сбора всей нужной ей информации.

– Я сам займусь провизией для пикника, – продолжал Тед. – Сэкономлю вам время, а заодно избавлю от тех кулинарных изысков, которыми потчует вас здесь мама. Ужас!

Он весело подмигнул матери и тут же получил от нее за свое нахальство: та больно ущипнула его за руку.

– Брайан! Утихомирь его хоть ты! – возопила Дженни. – Скажи свое веское слово!

Брайан поставил перед Мэдди крошечный телевизор, ну, совсем как настоящий, чем привел девочку в неописуемый восторг.

– Какого слова ты от меня ждешь, женщина? – незлобиво огрызнулся он. – Поздно, моя дорогая! Это твоя вина, что он вырос у нас таким, каким вырос. Ты же всю жизнь с ним носилась, как курица с яйцом, вот он и возомнил себя центром вселенной.

– А что такого я сделал? – стал бурно возмущаться Тед. – Предлагаю свои дружеские услуги, только и всего!

– Меня волнуют не столько твои услуги, сколько причины, по которым ты их предлагаешь! – разошлась Дженни и набросилась на мужа: – Если бы ты был настоящим мужчиной, хозяином в доме, он бы не был таким неуправляемым.

Брайан лишь весело хохотнул в ответ и всецело сосредоточился на ужине. Судя по всему, он ничуть не обиделся на жену за ее колкую реплику.

– Чтоб ты знала, мать, только настоящий мужчина и мог тебя вытерпеть вот уже тридцать с лишним лет. Спроси кого угодно в нашей деревне, и любой тебе подтвердит, что я не просто настоящий мужчина, а настоящий герой!

– Вот как ты заговорил, голубь мой сизокрылый! – рассмеялась в ответ Дженни, но было видно, что последние слова мужа ее немного задели. – И что ты хочешь этим сказать?

– То, что тебе чертовски подвезло, что я согласился на тебе жениться много лет тому назад. Вот! – Брайан одарил жену любящей улыбкой. – Старая квохтуха, вот ты кто! И вечно всем недовольна!

– Вот это, про кво… квот… квох… квохтуху… подходит ей больше, чем «девочка что надо», – подала голос Мэдди. Кажется, ей доставляло удовольствие наблюдать за веселой семейной перебранкой, в которой за каждой шуткой и острым словцом скрывались теплота и любовь всех членов семьи друг к другу. Ни она, ни ее мать не привыкли к таким уютным пикировкам у себя дома. У них обидное слово, сказанное вслух, таким и оставалось: обидным и ранящим. А уж язвительные комментарии отца всегда были не только жестокими, но и беспощадными, нацеленными на то, чтобы сделать человеку побольнее.

Роза наблюдала за всем происходящим и думала про себя, что, как ни странно, ее дочь чувствует себя в этой чужой ей семье, как у себя дома. Она моментально влилась в быт этого дома и думать забыла о любимой книжке, которая весь день провалялась нечитаной на кровати в их комнате. Да и у Мишки, хоть она и притащила его с собой на ужин, был какой-то неприкаянный вид. Он сидел на софе, позаброшенный-позабытый, и таращился в телевизор невидящими глазами.

– К сожалению, – прервала Роза нежный супружеский поцелуй хозяев, – к сожалению, завтра я буду занята.

– Что означает от ворот поворот, парень! – весело похлопал сына по плечу Брайан.

– Не совсем так! – поторопилась внести ясность Роза. – Просто вы не должны забывать, что у меня были особые причины приехать сюда, и пока я еще не знаю, сколько времени мне потребуется, чтобы… урегулировать свои дела.

– Вы сказали это таким тоном, будто времени в запасе у вас уже нет. Что-то вас подгоняет, да? – Тед слегка наклонил голову и с любопытством смотрел на нее.

– Боюсь, что так! А потому завтра я займусь тем, ради чего приехала. Поеду и навещу отца.

Конечно, Роза изрядно лукавила. Ведь она приехала в Милтуэйт отнюдь не ради встречи с отцом. Она примчалась сюда в поисках привидения, сказочного идеала, который на поверку может оказаться совсем не таким, каким она его себе рисовала в воображении. И от всех ее глупых фантазий, от ее каждодневных мечтаний о Фрейзере может не остаться и следа при соприкосновении с реальностью. С другой стороны, ее отец – это живой, вполне реальный человек, и нельзя сделать вид, что его не существует в природе. Хотя, если начистоту, встречаться с ним Розе категорически не хотелось. Но при всем том встреча с отцом, несмотря на то, что она наверняка будет очень непростой и болезненной для обоих, представлялась ей менее пугающей, чем гипотетическая встреча с Фрейзером. Последняя могла бы в одночасье разбить вдребезги все ее иллюзии и мечты, которые она лелеяла столько лет. Словом, прибыв на место, Роза поняла, что к встрече с Фрейзером она пока еще не готова.

Роза оставила Мэдди сидящей на полу кабинки душевой, слегка разомлевшей под струями теплой воды, льющейся сверху. При этом она еще умудрялась и вести разговор со своим Мишкой, который безропотно дожидался ее в безопасности, примостившись на раковине. Роза оставила дверь в ванную открытой, а сама уселась на кровать и включила наконец сотовый. И он тут же издал недовольный гудок и отрывистый сигнал, уведомляющий о поступлении очередной эсэмэски. А следом она услышала свой голос, записанный в память телефона. Голос сообщал, что абонент временно недоступен. Роза почувствовала неприятную пустоту в желудке и приступила к разбору почты.

Первое сообщение муж отправил ей сразу же после того, как она затолкала Мэдди в машину и они уехали. Он говорил спокойно и даже извиняющимся тоном, голос звучал ласково и рассудительно. Как всегда, он упрекнул ее в том, что она чересчур драматизирует ситуацию, что поступки ее не обдуманы, что действует она спонтанно и даже иррационально и что, скорее всего, она просто устала, слишком много хлопочет по дому и ей нужна помощница.

– Возвращайся домой, дорогая! – нежно пел ей в самое ухо Ричард. – Все образуется, вот увидишь! Только позволь мне и дальше заботиться о тебе. Мы сумеем разобраться со всем.

Роза стерла сообщение и стала слушать следующее, а потом еще одно, и еще. В общей сложности их накопилось более двадцати, и с каждым новым голос звучал все суше и напряженнее, в нем отчетливо прорывались нотки раздражения, а потом и откровенная злость. Роза прослушивала их лишь частично (она хорошо знала, что Ричард станет говорить дальше) и тут же удаляла записи. Все аргументы мужа, все его приемчики запугивания и устрашения она за годы замужества успела выучить наизусть. Она привыкла подлаживаться под мужа, уступать ему во всем, сглаживать острые углы, утихомиривать первые приступы его ярости. Причем набор ее средств был весьма ограничен: безропотно соглашаться с каждым словом супруга, молча кивать в знак согласия, мило улыбаться и держать рот на замке. Молчать и слушать! Но сегодня он просто орал в трубку, а ее не было рядом с ним, и ему не на ком было разрядить свою злость. Пожалуй, чтобы представить себе в полной мере, что чувствует Ричард сейчас, в данную минуту, стоит послушать самое последнее сообщение, которое он скинул ей на мобильник в семь часов двадцать две минуты вечера, как раз в то самое время, когда они ужинали. Наверняка в нем Ричард предстанет перед ней во всей своей красе!

– Ты достала меня, Роза! – услышала она в трубке. Голос был тяжелым, в нем клокотала ярость. – Видит бог, я пытался и еще раз пытался смириться со всеми твоими… с твоей глупостью, но на сей раз дело зашло слишком далеко. Ты не имеешь права – вот так вот просто хватать ребенка и исчезать неизвестно куда. Тебе придется ответить за содеянное. Все знают, что ты не в себе, все знают, какой ты неуравновешенный и легко возбудимый человек. У Мэдди тоже очень ранимая психика. Позволь заявить тебе откровенно: у меня есть серьезные сомнения по поводу того, можешь ли ты и впредь исполнять материнские обязанности. Предупреждаю! Если ты не ответишь на мои звонки, я буду вынужден обратиться в полицию, а в случае необходимости, и в службу социальной опеки. И поверь мне, Роза! Я все равно найду тебя, а когда найду, то сделаю все от меня зависящее, чтобы ты никогда больше не увидела Мэдди. Я жду от тебя внятного ответа до полудня завтрашнего дня. Если ты не перезвонишь мне, что ж, я умываю руки! Игра зашла слишком далеко, Роза!

У Розы перехватило горло и стало трудно дышать. Она уничтожила запись и бездумно уставилась на мобильник, который соизволил наконец замолчать, удобно устроившись на ее раскрытой ладони. Вот так всегда Ричард одерживал над ней верх. Постоянно внушал ей, что она дурочка, идиотка, что у нее расшатанные нервы и она реагирует на все чересчур эмоционально. Что у нее иррациональное мышление и потому она все воспринимает в искаженном свете. Но в последнее время он все чаще стал заводить речь о том, что у нее возникли серьезные проблемы с психикой, что ее скудный умишко не выдерживает нагрузок и трещит по швам, что она вообще теряет себя как личность и потихоньку сходит с ума. И во всем этом нет ничего удивительного. Ведь ее отец был алкоголиком, мать покончила жизнь самоубийством. Наследственность есть наследственность, и гены еще никто не отменял. И это при том, что он, Ричард, приложил столько усилий, чтобы уберечь ее от подобной развязки.

– Я знаю, ты видишь во мне врага! – заявил ей муж в тот последний роковой вечер. – Но как ты не поймешь, Роза, что ты сама есть самый худший враг себе же? Кто тебя защитит, кроме меня? Ты же понятия не имеешь, что такое жизнь и как это – выживать одной.

А что, если Ричард прав? Что она здесь делает? Пытается спрятаться за открыткой с репродукцией с картины отца? Любовно гладит подпись на ее обороте, которая не более чем пустая формальность, любезное выражение благодарности и только. Все обман, напрасные иллюзии… Может, она действительно пошла в свою мать? Но просто раньше не замечала этого сходства. Любой посторонний человек наверняка займет в их семейном конфликте сторону Ричарда. Любой здравомыслящий человек! И это пугает более всего. Ричард – уважаемый врач, квалификацию которого никто не ставит под сомнение. Ясное дело, он сумеет осуществить свои угрозы, у него для этого хватит и сил, и влияния, и связей. Да весь мир ополчится против нее и бросится поддерживать ее мужа. И все же есть в этом мире один-единственный человек, который знает всю правду.

Роза снова заглянула в ванную комнату. Мэдди по-прежнему весело распевала песенки, блаженствуя под струями теплой воды. И тогда она снова вернулась в комнату и торопливо набрала номер телефона единственного человека на свете, которого она могла назвать своей настоящей подругой. Она позвонила Шоне.

– Наконец-то! Объявилась, беглянка! – обрушилась на нее Шона вместо приветствия. – А я уж решила, что он до тебя добрался. И посадил на цепь в каком-нибудь подземелье. Ну, как ты, детка? Я сто раз пыталась тебе дозвониться и сто раз слышала в ответ, что абонент временно недоступен. А потом пошли сообщения, что твой почтовый ящик переполнен. По-видимому, посланиями от него.

– А как ты узнала, что я уехала?

У Розы не было намерения удирать к подруге, а потому она ей даже не позвонила. Они вообще очень редко перезванивались или обменивались эсэмэсками, предпочитая общаться напрямую, лицом к лицу.

– Он приходил ко мне сегодня утром, искал тебя. Такой вежливый, ласковый. Хоть ты его к ране прикладывай! «Я волнуюсь только за Мэдди. Роза уже несколько недель пребывает в неадекватном состоянии. Остается только предполагать, на что она способна и что может сотворить». И так далее, в том же духе, его обычная болтовня. Я сказала ему, что не видела тебя несколько месяцев и понятия не имею, где ты и что с тобой.

Роза и не помнила, когда ее дружба с Шоной начала обрастать завесой таинственности и секретности. Они обе тщательно скрывали свои дружеские отношения от всех, Роза – от мужа, Шона – от своих любовников, видимо, полагая, что это единственный способ сохранить их с Розой дружбу. Ричард всегда был настроен категорически против всяких дружб. Он не хотел, чтобы у Розы были друзья. Что до приятеля Шоны, с кем у нее на тот момент была связь, то он ненавидел Розу лютой ненавистью за то, что она якобы поспособствовала разрыву их отношений с Шоной. Шона часто шутила, говоря, что дружить с Розой – это все равно, что иметь тайного любовника, но при этом никакого секса.

– Следовательно, ты решилась? И что же стало той последней каплей, которая переполнила чашу твоего терпения и ты ушла от него? Что он выкинул на сей раз?

– Он… – начала Роза и закрыла глаза. И перед ее внутренним взором вихрем закрутились события того вечера. Но все это было так ужасно, так больно, что ей не хотелось ничего вспоминать и тем более пересказывать свои впечатления.

– Я просто больше не могла его слушать и слышать. Схватила ключи от машины, взяла в охапку Мэдди и уехала. Кажется, он даже побежал за нами, выскочил на улицу, но я смутно помню, что там было. Словом, я уехала и… и теперь вот думаю, что мне делать дальше.

И снова перед ней разверзлась бездна неизвестности. Какое будущее ей уготовано? Она почувствовала леденящий ужас при одной только мысли о будущем, и у нее больно заныло сердце. Ведь у нее нет никаких реальных планов, никаких зацепок, ничего! Разве что на ближайшие несколько часов.

– Правильно сделала, что бросила его и уехала. Давно пора! – бодро отозвалась Шона.

Шона невзлюбила Ричарда с первой минуты, с самой первой их встречи. Это случилось более четырнадцати лет тому назад, когда они с Розой еще совсем молоденькими девчонками подрабатывали официантками в известном на весь город кафе-мороженом «Марли». Шона, строптивая, дерзкая, острая на язык, с бьющей через край сексуальностью, и Роза, полная ее противоположность, эдакая Прекрасная дама, словно сошедшая с готических фресок. Всегда тиха, всегда задумчива и при этом могущая одним только укоризненным взглядом любого обратить в камень. Трудно сказать, что свело их вместе. Худенькая бледненькая Роза проворно сновала в безукоризненно чистой униформе между столиками, а рядом полногрудая, пышущая здоровьем Шона. Пуговички на груди всегда расстегнуты до рискованного уровня, что стопроцентно сулило дополнительные чаевые от разомлевших от восторга папаш, явившихся в кафе вместе с чадами. Да, они – Шона и Роза – во всем были разными, и тем не менее стали неразлучными подругами. Они всегда были рядом и могли поддержать друга просто улыбкой, особенно когда ее меньше всего ждешь.

По мере взросления Розы Шона стала приобщать ее к настоящей жизни, которая бурлила вокруг. Нельзя же навек замыкаться в четырех стенах и коротать бессонные ночи одной в огромном пустом доме. Путешествия, учеба в университете, мальчики, веселье… Да весь мир лежит у их ног. Главное – научиться правильно пользоваться теми возможностями, которые у них есть. Шона твердила и твердила подруге, что та должна жить полной жизнью, не оглядываясь в прошлое. Что было, то было. Семейные неприятности и беды – в прошлом, а сейчас перед ней прекрасное будущее. Но как назло, на этом этапе перевоспитания Роза познакомилась с Ричардом и влюбилась в него без памяти. И за пару месяцев все было решено: Роза бросила работу в кафе и вышла замуж. Муж с самого начала стал возводить семейный очаг только для них двоих. И Роза принадлежит только ему и никому более. Первые годы супружества она с радостью соглашалась на все его условия и требования. Ей и в самом деле хотелось жить только для Ричарда и лишь для него одного. Он говорит, что им еще рано заводить детей, значит, так и надо, потребовал, чтобы она сидела дома, и она бросила работу. Ричард полностью подчинил молодую жену своей воле. Она была подотчетна ему во всем: что надеть, что сказать, что подумать. Ему известны были малейшие ее переживания и мысли, а она охотно шла у него на поводу, безропотно исполняя любую его прихоть.

Неудивительно, что они с Шоной потеряли друг друга из виду и не встречались несколько лет. А потом случайно столкнулись в городе и страшно обрадовались встрече. Видно, их встреча была предрешена свыше. И обе были благодарны этому знаку судьбы. Жизнь изрядно потрепала каждую, и к моменту их новой встречи былые подруги успели понять, что жизнь диктует свои условия, а совсем не наоборот, как это казалось им в ранней юности.

– Твой муженек горит желанием услышать твой голосок. Видно, будет уговаривать вернуться домой и снова стать его маленькой послушной женушкой.

– Так оно и есть! – согласилась с ней Роза. Все же недаром они с Шоной подруги! Женщины понимают друг друга с полуслова.

– И где же ты прячешься, золотце? – каким-то неуверенным голосом спросила Шона – пожалуй, она не горела желанием знать это.

Что ж, ее сомнения и опасения можно понять. Достаточно послушать сообщения, оставленные ей Ричардом, из них видно, на что он способен. Да и его угрозы никак не назовешь отвлеченной абстракцией: они вполне конкретны и осязаемы. До сих пор все происходящее с ней напоминало Розе сон: побег из дома, марш-бросок на другой конец страны, и вдруг все начинает складываться каким-то чудесным образом, независимо от нее. Она почти одновременно находит и отца, и мужчину своей мечты по имени Фрейзер. Дочь, вопреки всем ее страхам, моментально сходится с незнакомыми людьми и чувствует себя в чужом доме, словно рыба в воде. Такое впечатление, что стоило ей оторваться от Ричарда, и ее жизнь тут же стала налаживаться сама собой. Но так ведь не бывает! И все отнюдь не так уж благостно, как кажется на первый взгляд. И годы супружеской жизни, их тоже не сбросишь со счетов одним взмахом руки. Да и она не сможет делать вид, что этих лет не было в ее жизни. Нет, в реальной жизни все намного страшнее. Ричард идет за ней по пятам, и когда он найдет ее (а он обязательно найдет!), трудно представить себе, что он с ней сделает. Но одно Роза знала наверняка: он не поскупится на месть.

– Если я скажу тебе, где скрываюсь, ты решишь, что я совсем спятила, – проговорила она в трубку.

– Если верить твоему драгоценному муженьку, это твой уже подтвержденный диагноз. Так все же, где ты? Надеюсь, удрала куда-нибудь туда, где не выдают преступников и правонарушителей обратно. Тебе там хорошо?

– Я в Милтуэйте! – прошептала Роза и зябко поежилась.

– Милтуэйт… это где-то около… Черт! Роза! Ты все же не утихомирилась! Ищешь того, кто отправил тебе эту чертову открытку! – Роза молча слушала поток брани, изливаемой на нее Шоной, пока та живописала ей в нецензурных выражениях, что же она натворила.

– Да, я понимаю! Согласна! – вяло отреагировала она на филиппику. – Но надо же мне было куда-то поехать. А Милтуэйт – единственное место, которое в тот момент пришло мне на ум. И от дома далеко.

– Нет! Ты только ее послушай! Но почему не Лондон? Не Лидс? Или Нью-Йорк? – вопила Шона. – Какого черта именно Милтуэйт? Все еще бредишь своим идеальным героем? Как его там зовут, не помню! Думаешь, он сидит на лавочке в своем деревенском палисаднике и ждет не дождется, когда ты свалишься ему на голову?

– Представь себе, – Роза слегка прикусила нижнюю губу, – ты недалека от истины.

– Чушь собачья! Ты не в себе!

– Можешь называть это, как тебе будет угодно. Но он часто наезжает в Милтуэйт… встречается с моим отцом, который живет тут же… неподалеку, в горах.

– Неужели этот изверг успел накачать тебя антидепрессантами, что ты и в самом деле бредишь?.. – Шона не особенно стеснялась в выражениях.

Но Роза совсем не боялась ее грубых выпадов. Она прекрасно знала характер подруги. Знала она и другое. Несмотря на всю вспыльчивость и внешнюю грубость, Шона – единственный человек на всем белом свете, который действительно переживает за нее по-настоящему. Вот такая она, Шона: жесткая и нетерпимая, добрая и нежная. Трудно найти более преданную, более заботливую и отзывчивую подругу. Впрочем, все эти качества непросто разглядеть в ней в те моменты, когда она дает волю чувствам.

– Ты уверена, что ты в Милтуэйте? А не таращишься безумным взглядом на эту свою злосчастную открытку в дамском туалете на какой-нибудь автостоянке? У тебя часом не галлюцинации?

– Понимаю, со стороны все выглядит, как самое настоящее безумие, – невольно улыбнулась Роза. – Да это и есть какое-то сумасшествие. Ведь я приехала сюда… Впрочем, я сама не знаю, зачем я явилась в Милтуэйт. Просто захотела быть здесь. И представляешь? Они оба тут. И Фрейзер, и мой отец!

– Так не бывает! Ну или только в романах и сериалах. Очень это все подозрительно! – недоверчиво вздохнула Шона. – Как ты не понимаешь, детка, что лишь усугубила всю ситуацию? Этот твой Фрейзер… он ведь понятия не имеет, кто ты. И еще не известно, как он воспримет твои эээ… экзотические выходки, когда вы с ним встретитесь. Вполне возможно, тоже примет тебя за сумасшедшую. Что касается твоего папаши, что ж, мы обе прекрасно знаем, что он за тип! Старый гондон! И это еще самое деликатное из ругательств, какие можно отпустить по его адресу. Помню-помню! Ты измором вынудила меня обещать, что я больше не буду ругаться, как извозчик. Но как еще можно сказать о человеке, который сам вычеркнул тебя из своей жизни? Навсегда! А ты готова броситься к нему на грудь! Сама подумай – ну чем он сумеет помочь тебе в твоих нынешних обстоятельствах? – Шона кипела негодованием. – Ты сбежала от мужа, фактически – его бросила. Тебе нужно обрести опору, найти защиту, чтобы устоять на ногах в предстоящей схватке. Ушла, решила начать все с чистого листа. Прекрасно! Так начинай! Беги от своего прошлого! А ты вместо того, чтобы бежать, тянешься к нему всеми фибрами своей души.

– Но куда же мне, по-твоему, деться? – В глубине души Роза знала, что Шона права. Впрочем, едва ли она способна понять ее до конца. Да, в свое время подруга стала единственным человеком, которому она доверила свою тайну: рассказала об открытке, о Фрейзере, о том, какое глубокое впечатление произвела на нее их короткая встреча, но даже Шоне Роза не рискнула открыться полностью. Шона не знает, что с той самой встречи Фрейзер все время живет в ее сердце, не проходит и дня, чтобы она не думала о нем, не вспоминала, не тешила себя фантазиями. Однако эти переживания были слишком глубокими, слишком интимными, чтобы рассказывать о них кому бы то ни было, даже Шоне. Поделись она с подругой начистоту, и та точно посчитала бы ее «слегка не того». – К тебе я ехать не могу. Близких и родных у меня нет. Друзей тоже. Остается Ричард. У меня есть немного денег, про этот мой счет Ричард ничего не знает. На первое время хватит. Вот и получается, что моя семья здесь, хотя я нашла ее волей случая. Поверь мне, я тоже не горю желанием встречаться с отцом. Но, видно, сама судьба распорядилась так. Некий знак свыше… И не просто знак, а транспарант, на котором огромными буквами начертано: «Ступай туда!» И как я могу проигнорировать этот призыв?

– Ты не справишься со всем в одиночку! Ты слишком слабенькая.

– Вот-вот! То же самое твердит мне и Ричард! – сокрушенно вздохнула Роза. Она ожидала большей моральной поддержки от Шоны. – Поверь мне, Шона! Я не сошла с ума. Уж я-то хорошо представляю себе, что это такое. Но со мной все иначе. Ты не была в моей шкуре, тебе не понять, что я чувствую. Мне нужно увидеть Фрейзера! Я должна обязательно встретиться с ним, а потом я буду решать, что делать дальше. И не думай! Я не жду радостных объятий при встрече и не собираюсь припасть в экстазе к его груди. Но я должна увидеть его! Я хочу знать, что значила наша встреча для него. И если она значила для него то же, что и для меня, то, даже если он забыл меня, переехал куда-то в другое место и прочее, я буду знать, что все, что я чувствую, было на самом деле, что это реальность, а не мои детские сны. Я нутром чувствую, что моя жизнь не должна замыкаться только на Ричарде, что в этой жизни есть что-то и помимо него.

– Да уж… Даже Ганнибал Лектер из этого ужастика «Охота на людей», и тот лучше твоего Ричарда! – горько пробубнила в трубку Шона.

– А что у тебя? – решила проигнорировать Роза последнюю реплику. Хватит о Ричарде.

На другом конце провода установилась тишина, что могло означать только одно: Райан снова вернулся в жизнь Шоны.

– Чего он хочет на сей раз? – спросила Роза, предчувствуя нехорошее.

Главное отличие между Розой и Шоной заключалось в том, что Роза уже давно не любила Ричарда, если вообще любила его когда-нибудь. А Шона все еще продолжала любить своего Райана, несмотря на все те гадости, которые он ей постоянно делал.

– Хочет, чтобы я к нему вернулась, – тихо вздохнула Шона. – Просит дать ему еще один шанс. Чтобы мы зажили вместе с мальчиками одной семьей.

– Ты же знаешь, этого не будет никогда, – проговорила Роза медленно, тщательно подбирая слова, чтобы Шона услышала и поняла ее наконец. – После того что случилось в последний раз… Он никогда не изменится, Шо!

– Он говорит, ему так одиноко… – в голосе Шоны засквозило сочувствие. Куда подевались жесткие слова и интонации? Теперь ее голосок журчал ласково, словно весенний ручеек. Во всем, что касается Райана, пытаться переубедить Шону было бессмысленно. Она устремлялась к нему, словно бабочка к огню, которая видит впереди только свет, не осознавая опасности и неминуемой гибели. – Да… ему одиноко… он чувствует себя брошенным всеми. А я… я тоже по нему скучаю. И потом, может быть, он уже отгулял свое. Утихомирился…

И не утихомирился, и не утихомирится, подумала про себя Роза. Только не такой человек, как Райан. Вот так всегда! Не может же она бросить все и ринуться на помощь подруге, чтобы выцарапать ее из рук этого негодяя. Но ведь есть же какой-то способ сделать так, чтобы Шона не наступала на одни и те же грабли столько раз подряд. Только вот словами здесь ничего не решишь. Уж сколько правильных слов говорила подруге Роза, а что толку? Остается лишь последнее средство, к которому можно прибегнуть, зная о том, как Шона искренне преданна ей.

– Послушай, Шона! – вдруг неожиданно для себя предложила Роза: – Приезжай сюда, ко мне! Пожалуйста!

– Ты думаешь, о чем говоришь! – опешила Шона. – Что ты несешь?

– То и несу! Приезжай! Ты же сама только что сказала, что я слабенькая. Ммм? И что одной мне не справиться. И тут ты права на все сто. Ты нужна мне, Шона! Очень нужна. И даже если ты мне не веришь, все равно, приезжай. У тебя будет время обдумать и свое будущее тоже. Забирай с собой мальчишек, и в путь! Давай спрячемся на какое-то время от всех. Я постараюсь, уже, наверное, в сотый раз, прочистить тебе мозги, а ты проследишь за тем, чтобы я не повела себя, как последняя дурочка, с Фрейзером и моим отцом.

– Детка! Я не могу вот так просто взять и исчезнуть, как это сделала ты! – возразила ей Шона, но, судя по всему, безрассудное на первый взгляд предложение зацепило ее. Это ведь так похоже на все безумные похождения ее молодости. – Люди начнут спрашивать, где я, что я…

– Что ж, как хочешь! – устало бросила Роза.

– Пойми меня правильно! Мама, потом моя работа, и Райан…

– Да плевать на тебя хотел твой Райан! – не выдержала Роза и взорвалась, с удовольствием назвав вещи своими именами. – Да, он хочет тебя! В постели! Возможно, даже любит тебя, но очень по-своему… Эгоистично. А во всем остальном ему нет до тебя дела. Если бы это было иначе, он бы не водил хороводы с другими женщинами и не наплодил бы еще четверых детей, разбросанных по всему Кенту. Ты прекрасно знаешь: к тебе он возвращается только тогда, когда ему нужно зализать свои раны и где-то отсидеться месяц-другой. Разве не так? В чем я не права?

Уф. Наконец-то. Вот она и высказала все про этого Райана, что у нее накипело. И она не допустит, чтобы Шона снова и снова покупалась на сладостные посулы этого гадкого ловеласа. Только не в этот раз! Она сказала то, что давно лежало у нее на душе, но все равно чувствовала себя немного лицемеркой. Потому что хорошо знала, что никогда и никому, даже Шоне, она не сможет рассказать о том, что сделал с ней Ричард. Слишком страшна эта правда. Но сейчас речь не о ней, Розе. Надо спасать Шону.

– Согласна! Наверное, со стороны все так и видится, но ты не знаешь, – Шона замолчала, видимо еще раз прокручивая мысленно то, что только что сказала ей Роза. – Но кто знает, как это бывает между двумя людьми, кроме них самих, верно? Все так сложно, так запутано… Знаешь, у меня полное раздвоение личности. Одной своей половиной я знаю, что делать. Зато другая моя половинка требует того, чего ей хочется, и думать о последствиях не желает.

– Ах, Шона! Приезжай ко мне, пожалуйста! – взмолилась Роза. – Приезжай и побудь рядом со мной хотя бы пару деньков. Я не стану звонить Ричарду. Не хочу снова впускать его в свое сознание. Конечно, он меня отыщет. Но это случится, какие уж тут сомнения! Однако не завтра. Так что у нас с тобой будет время на короткую передышку. Давай насладимся краткосрочным отдыхом, только ты и я, а потом снова вернемся каждая к своим проблемам. Здесь, право, очень хорошо. В гостинице полно свободных комнат. Я пока здесь единственная постоялица. Мы с Мэдди. Но я сейчас же, после нашего разговора, пойду и зарезервирую номер и для тебя. Приезжай и прочисти мне мозги, накачай своей волей и решимостью, чтобы я могла достойно встретиться лицом к лицу с Ричардом. А я в свою очередь постараюсь помочь тебе справиться с наваждением по имени Райан. И в твоем присутствии моя потенциальная встреча с Фрейзером тоже не превратится в некое падение метеорита прямо на чью-то голову. С тобой он не воспримет меня как охотника, явившегося сюда, чтобы специально устроить ему западню.

– Хорошо! – едва слышно прошелестела Шона, так тихо, что Роза едва расслышала ее. – Хорошо! Я возьму на время машину мамы и завтра же приеду к тебе. Но учти! Я делаю это только ради тебя! Я знаю, что нужна тебе, ты, вечный нытик и неудачник! А сейчас рассказывай, как мне наилучшим образом отыскать эту дыру под названием Милтуэйт.

 

5

Роза сидела в гостиной. Неяркое августовское солнце прорывалось сквозь густую пелену серебристых облаков, освещая своим светом комнату, в которой царил идеальный порядок. Мэдди оккупировала стул возле обеденного стола и с головой ушла в обустройство кукольного домика. Что было непросто, ибо технические инновации в виде игрушечного телевизора предстояло совместить с бытом и жизнью обитателей домика, все еще пребывавших в девятнадцатом столетии. Роза наслаждалась тишиной и покоем, предвкушая ту бурю и даже ураган, которыми ознаменуется ее неминуемая встреча с Ричардом. Муж наверняка уже взял ее след или сделает это не сегодня, так завтра, отец скрывается где-то в горах, но он для нее был чем-то смутным, полузабытым и нереальным. Фрейзер тоже пока скорее мираж, но она все же сделала еще один шаг для того, чтобы приблизить встречу с ним.

По зрелом размышлении Роза решила не тянуть с поездкой к отцу и не дожидаться Шоны. Что мешает ей нанести ему короткий визит самостоятельно? Нельзя же терять целый день, драгоценный день, с учетом того, что Ричард, надо полагать, дышит ей в затылок, да и какой смысл отсиживаться в гостинице. В присутствии Шоны она всегда испытывала странное чувство, будто смотрится в зеркало и видит там своего двойника, но уже в истинном свете – словом, видит себя без прикрас. А это не всегда приятно. Во всяком случае, Розе сейчас категорически не хотелось лицезреть свою жизнь такой, какая она есть на самом деле. С другой стороны, Шона была единственным человеком в ее жизни, который ни разу ей не солгал. Ни в чем! Она всегда говорила с ней без обиняков, не боялась нелицеприятных формулировок и не щадила чувств Розы. И если Шона говорила ей, что она сделала что-то не так, слишком увлеклась или поступила необдуманно, значит, так оно и есть. Вот почему, решила Роза, в момент первой встречи с отцом лучше обойтись без увеличительных стекол, которыми станет буравить все происходящее ее подруга.

Случайная встреча с Шоной спустя несколько лет после замужества во многом перевернула жизнь Розы и заставила по-новому взглянуть на свой брак. Словно пелена спала с ее глаз, и она впервые увидела себя со стороны.

Розе на тот момент было уже двадцать три года, замужняя женщина с пятилетним стажем. Она возвращалась домой из супермаркета и почти у дома носом к носу столкнулась с Шоной. Та бодро шагала по улице, и первое, что бросилось в глаза, что она чересчур легко одета для такой морозной погоды, какая стояла в тот день, – какой-то тоненький хлопчатобумажный пиджачок. А второе – это то, что Шона беременна. Сильно беременна, можно сказать, вот-вот родит.

В первый момент Розу охватила паника, и она, по своему обыкновению, опустила голову, надеясь проскользнуть мимо бывшей подруги незамеченной. Не то чтобы она боялась заговорить с Шоной, просто ей нечего было рассказать о себе.

– Роза! Детка! Неужели это ты? – легко коснулась рукой ее плеча Шона. – Вот так встреча, черт меня дери! А я все думала-гадала, куда ты запропастилась после того, как ушла из кафе. Исчезла в мгновение ока! Что случилось? Только что была рядом, глядь! – а ее уже и след простыл.

Шона горячо обняла ее за плечи и долго трясла в объятиях, едва не задушив. Когда она разомкнула кольцо, Роза тихо пролепетала:

– Привет, Шона! Рада тебя видеть! Ты совсем не изменилась! Разве что живот.

– Чертовски забавно – быть беременной! – рассмеялась Шона и любовно погладила себя по животу. – Просто чудо! Я, кстати, не планировала обзаводиться детишками, но тут подвернулся один тип… Ой, Роза! Супермужик! Меня просто обожает! Не сомневаюсь, из него получится прекрасный отец. Ах, я так счастлива, Роза!

Шона рассмеялась заливистым смехом и снова начала тискать Розу. Радость, переполнявшая молодую женщину, была столь велика, что Роза невольно почувствовала, как волна этой радости прокатилась по ее телу. Непривычное чувство!

– Ну, а что ты? Я тебе и рта не дала пока раскрыть. Где ты? Что ты?

– Я? Я вышла замуж, уже пять лет как, – Роза натянуто улыбнулась, словно пытаясь подстроиться под ликующее настроение бывшей подруги. Впрочем, это состояние ей было понятно. Она сама испытала его, правда, всего один раз, в тот день, когда она стала женой Ричарда. Тогда ей казалось, что она встретила человека, которому хочет всецело принадлежать, которому будет нужна, который будет лелеять и холить ее всю жизнь. И вот сейчас, увидев откровенно счастливую Шону, Роза поняла, что давно не испытывает того радостного возбуждения, каким сопровождалось начало ее супружеской жизни.

– Ты?! Замужем? Невероятно! Выскочила замуж в восемнадцать лет! – затараторила Шона весело. – Хотя… хотя это все лучше, чем валяться в какой-нибудь канаве бездыханным трупом. Мы же все так и подумали, что этот гад ползучий, который все время вился вокруг тебя, он в конце концов тебя укокошил. К примеру, зарезал.

– Какой гад? – непонимающе улыбнулась Роза, не догадываясь, о ком говорит Шона.

– Странный субъект такой. Он еще, помнится, неделями отирался возле тебя. И видок у него был… Хоть сейчас фотку помещай в разделе «Криминальная хроника». Он еще все куда-то приглашал тебя после работы. Брр! Как вспомню его физиономию, так вздрогну! Мурашки по коже!

– Этот… гад ползучий, – дошло наконец до Розы. Ей и в голову не могло прийти, что ее красавец муж, респектабельный джентльмен, врач, может вызывать у кого-то столь неприятные ассоциации. Она выдавила из себя жалкий смешок. – Этот гад ползучий, как ты его называешь, и стал моим мужем. И представь себе, я очень счастлива!

– Да ты что! – охнула Шона и смущенно хихикнула, прикрыв рот рукой, но смех все равно вырвался между растопыренными пальцами. – Прости, подруга! Ей-богу, не хотела тебя обидеть. Но этот тип… Выйти замуж за человека, у которого внешность серийного убийцы!.. Этот жуткий прилипчивый взгляд… Дождевик до самого пола… Чем не прикид для убийцы?

Шона явно над ней подтрунивала, и Роза не нашла в себе сил возражать ей. Слишком она была рада их встрече – а говорить о том, кто стал ее мужем, ей сейчас не хотелось.

– Все ты вечно преувеличиваешь! Никакой он не серийный убийца! – вяло отбрыкнулась она. – Да, он высокий, смуглый, темноволосый, темноглазый, красивый. Любит стильно одеться… Что в том предосудительного? А еще он – врач!

– Серьезно? Рада за тебя! – широко улыбнулась Шона, не сразу придя в себя от столь оглушительной новости. – Самое главное в жизни – это встретить своего мужчину, правда? Если честно, то раньше я мало верила во всю эту чепуху под названием «любовь». Мои родители, к примеру, ненавидели друг друга всю свою жизнь. Да и твои тоже разбежались в разные стороны. А потом сама влюбилась без памяти. Райан – вот он мой сказочный рыцарь в сверкающих доспехах. Так ты по-прежнему живешь в родительском доме? Я бы не смогла, зная о том, что моя мать добровольно свела счеты с жизнью. Мне бы в каждом углу мерещился ее дух. Однако, если честно, то сейчас я умираю «пи-пи». Этот маленький негодник просто танцует на моем мочевом пузыре. Можно зайти к тебе?

Роза мгновенно мысленно высчитала, сколько еще остается времени до того момента, как Ричард вернется с работы домой, и оглянулась назад. Безупречный газон перед домом, аккуратно подстриженная живая изгородь вокруг, все очень пристойно, и никаких духов в кустах. Да и в самом доме тоже. После смерти матери в нем всегда было пусто и одиноко, даже если в доме кто-то бывал. Но сейчас это дом Ричарда, их с Ричардом дом! И присутствие мужа в доме чувствуется повсюду и во всем. Всегда, даже когда его нет.

– Разумеется, – нерешительно промямлила она, заранее зная, как взбеленится Ричард, когда узнает, что к ним заходил посторонний человек.

– Ты – моя спасительница! А еще не откажусь от чашечки чаю! – продолжала весело щебетать Шона. – Что-то я слегка замерзла. Из кафе меня уволили. Живот уже не позволяет вертеться между столиками с прежней сноровкой. Вот меня и выставили вон. Я, правда, заикнулась хозяину насчет своих прав. А он начал загибать мне в ответ о том, когда я в последний раз платила налоги. В чем-то он, конечно, прав! Райан обещал купить мне пальто по размеру. Я тут присмотрела одно подходящее. Класс!

Шона тараторила без умолку, плетясь за Розой по садовой дорожке в направлении к дому.

– Если честно, Шона, то я не вполне уверена, что… – Роза мельком взглянула на свои часики. Скоро пять. Через час вернется Ричард. Ему нужно приготовить скотч, желательно две порции, потом ужин. Он целый день вел прием пациентов: бесконечные жалобы на всякие мелкие хвори, капризы старых дам, как всегда, бурный скандал со своей строптивой секретаршей, которая, видите ли, втемяшила себе в голову, что она сама может судить о том, кому из пациентов нужно оказывать скорую медицинскую помощь в первую очередь. Между прочим, Роза уже давно просила мужа взять на эту работу ее. Словом, после такого насыщенного трудового дня едва ли Ричард придет в восторг, застав в доме гостью. Его нервируют пустые разговоры, смех… Они вообще никого и никогда к себе не приглашают.

– Ой, Роза! Поспеши! Еще немного, и я в штаны напущу! Умираю, как хочу!

– Хорошо! И чашечку чаю на скорую руку! – уступила Роза. – Но только очень на скорую, потому что мне надо снова отлучиться по делам.

Роза открыла парадную дверь и положила ключи на телефонный столик со столешницей из дымчатого стекла. Столик, как и все остальное в доме, выбирал Ричард. И почему ей вдруг взбрело в голову солгать, подумала она с недоумением. Наверное, именно в тот момент она впервые поняла, что не все с ее браком в порядке, что ее супружеская жизнь совсем даже не такая, как у большинства нормальных людей. Ибо она прекрасно знала, что стоит Ричарду узнать, что ее навещала старая подруга, и он неминуемо придет в бешенство, даже если и не застанет Шону на момент своего возвращения домой.

– Туалет там, за лестницей, – махнула она рукой, а сама побежала на кухню ставить чайник. На ужин она планировала свиные отбивные и картофельное пюре с зеленым горошком в качестве гарнира. Пока Шона будет пить чай, она как раз успеет начистить картошки и не выбьется из графика. Главное, чтобы Шона ушла до шести вечера.

– Мне, пожалуйста, два кусочка сахару! – подала голос Шона, появляясь из туалета.

Роза торопливо водрузила перед ней чайник со слабо заваренным чаем.

– Детишками пока не обзавелись? – поинтересовалась Шона, оглядывая вылизанную до блеска кухню.

– Пока нет. Какое-то время решили пожить для себя, – ответила Роза, машинально повторив слова Ричарда, которыми он всегда отвечал ей на аналогичный вопрос.

– А я вот не могу дождаться, когда стану мамой! – воскликнула Шона и весело сморщила носик. – Это будет просто здорово! Правда, у меня пока не все складывается по части квартиры. Занимаюсь поиском, про Райана благоразумно умалчиваю. Одной мне ведь проще подыскать себе жилье. Все это, конечно, нервирует, но что делать? И куда ни ткнись, везде эти наглые поляки лезут впереди тебя! Как будто я не плачу налоги и не имею права на съемное жилье! Кое-что я все же плачу… иногда! – снова улыбнулась во весь рот Шона.

Но в этот момент Роза вдруг заметила, какой усталый вид у подруги. Узкая полоска угасающего света (на дворе опускались ранние зимние сумерки) безжалостно высветила глубокие тени под ее глазами и тяжелые складки в уголках губ. Шона показалась ей гораздо старше своих двадцати с небольшим лет.

– Но ничего! Райан все как-нибудь разрулит! Я знаю, он сумеет!

Улыбка снова озарила ее лицо, и Роза тоже улыбнулась. Она извлекла из ящика кухонного стола картофелечистку и начала чистить картофель.

– А ты просто образцовая маленькая женушка! Жаришь-варишь! – Шона кивнула на овощи. – Нигде не работаешь?

– Нет! – ответила Роза и слегка поежилась. Почему ей так неловко признаваться подруге, что она превратилась в обычную домохозяйку? Вот уже несколько месяцев она пристает к Ричарду с одной и той же просьбой: найти ей хотя бы временную работу или работу с неполным рабочим днем. Но всякий раз, когда она начинает этот разговор, Ричард отмахивается от нее со словами: «А зачем тебе работать? Не вижу в этом необходимости!»

– Повезло тебе! – завистливо вздохнула Шона. – А мне вот сразу же после родов придется снова искать работу. Одних доходов Райана нам будет маловато. Еще вопрос, возьмут ли меня назад, на старое место! Кто хочет нанимать мамаш с грудными младенцами на руках! Тем более что я в свое время дала хозяину от ворот поворот. А то он стал больно руки распускать. Помнишь, как он зазвал меня в кабинет, якобы проверить, по форме ли я одета, и давай лапать? Ты же меня и спасла! Как раз вовремя вошла в кабинет, слава богу.

Роза прекрасно помнила, что мистер Харлей действительно неровно дышал на таких аппетитных девочек, как Шона, и всегда норовил погладить ненароком их или потрогать за то место, за которое ему трогать не полагалось. Поскольку сама она была худая, как щепка, и прозрачная, что, казалось, светится, то все ухаживания за Розой у хозяина свелись к тому, что однажды он просто прошелся по ее спине, пересчитав все позвонки, после чего полностью утратил всякий интерес к ее персоне.

– Что ж, мне пора! Я пока живу у мамы… пока квартира подходящая не подвернется. А она все еще может устроить мне нагоняй, если я не вернусь домой к пятичасовому чаю. Спасибо, что дала мне возможность облегчиться.

– Пустяки! – ответила Роза, тайком облегченно вздыхая. Кажется, успела уложиться. Ричард должен появиться еще только через десять минут. Хватит времени, чтобы помыть кружку Шоны и навести порядок после ее ухода так, словно никого и не было.

– А знаешь, нам надо обязательно встретиться в ближайшие же дни! – предложила Шона. – Посидим где-нибудь за чашечкой чая, поболтаем, посмеемся.

– Отличная мысль! Обязательно встретимся! – поддержала идею Роза, отлично понимая, что, скорее всего, она больше никогда не увидит Шону.

– Тогда я запишу твой номер телефона! – Шона внезапно стала прямо посреди холла. От неожиданности Роза даже уткнулась ей в спину. – Минуточку! Дай-ка мне ручку!

– Ручку? – растерянно повторила Роза, сжимаясь от ужаса. Драгоценные десять минут таяли на глазах. Она вернулась и взяла ручку, которую Ричард всегда держал рядом с телефоном.

– А листок бумаги? – улыбнулась Шона ее непонятливости. – У тебя какой-то потерянный вид! Что-нибудь не так?

– Прости, я сейчас! – воскликнула Роза, взглянув на блокнот для записи, лежавший рядом с телефоном. Но если она вырвет из него хотя бы страничку, муж сразу же заметит это и потребует у нее отчета, зачем и почему ей понадобился листок. Она опрометью ринулась в туалет и оторвала кусок туалетной бумаги.

– Совсем сбрендила! – вздохнула подруга. И стала с удовольствием наблюдать, как Роза пытается что-то нацарапать на туалетной бумаге. Но Роза написала на клочке бумаги не номер своего домашнего телефона, а номер телефона химчистки, который пришел ей на ум. В этот момент больше всего на свете ей хотелось, чтобы Шона побыстрее вымелась из дома и чтобы больше она ее никогда не видела.

– Спасибо! – проговорила Шона достаточно любезным тоном, беря бумажку, даже не взглянув на записанный номер. – Странная ты какая-то, ей-богу! Ну, тогда до встречи!

– До свидания! – ответила Роза, распахивая входную дверь.

Но было поздно. По садовой дорожке шел Ричард. При виде Шоны лицо его недовольно скривилось. То было мимолетное проявление чувств, но Роза успела заметить все.

– Приветствую вас! – проговорил он. – Кто это у нас тут?

– Это Шона! – ответила Роза, заметно нервничая. – Я когда-то работала вместе с ней в кафе. Вот встретились случайно на улице, а ей понадобилось срочно в туалет. Вот я и пригласила ее к нам… на минутку.

– Я уже ухожу! – подала голос Шона, заметив нервозность Розы.

– О, зачем же торопиться? – любезным тоном проговорил Ричард. – Оставайтесь с нами на ужин! Полистайте пока телевизионные программы. Может быть, найдете что-нибудь интересное посмотреть. – Ричард улыбнулся, но улыбка получилась недоброй.

– Господи! Да я уже ухожу! – нахмурилась Шона, кое-как протиснувшись мимо Ричарда, ибо он не соизволил отступить в сторону, чтобы дать ей дорогу. Она вскинула вверх клочок туалетной бумаги и помахала им Розе. – Я тебе позвоню, ладно? Встретимся, поболтаем!

Роза ничего не ответила. Она прикрыла за собой парадную дверь и заторопилась на кухню. Сунула грязную чашку в раковину и принялась чистить картошку.

– Ты сегодня раньше обычного, – проговорила она, не оборачиваясь, когда Ричард вошел в кухню со своим аперитивом.

– Да! Вот надеялся немного побыть в тишине, отдохнуть, расслабиться, а вместо этого застаю полный дом народу.

– Едва ли одна Шона способна создать эффект столпотворения, – тихо обронила Роза. Она аккуратно разрезала картофель на четвертинки и бросала их в кастрюльку с холодной водой. – Да она и пробыла здесь всего лишь пару минут, не больше.

– За пару минут с чашкой чаю не управишься! – хмыкнул в ответ Ричард и, достав чашку из раковины, подержал ее в руках как улику.

– Хорошо! Пусть пять минут! Какая разница, в конце концов? – миролюбивым тоном отозвалась Роза и приготовилась резать очередную картофелину. Но Ричард был настроен иначе. Он схватил ее за руку и развернул от стола. Она почувствовала острую боль, ударившись спиной о край плиты.

– Ты мне врешь… А я сыт по горло выжившими из ума старушенциями, чумазыми детьми, всякими тунеядцами и лодырями. Изо дня в день я терплю весь этот сброд, и ради чего, спрашивается? Ради того, чтобы иметь семейный очаг, дом, в котором приветливая жена, способная создать мужу атмосферу домашнего уюта и покоя хотя бы на пару часов. И что я вижу вместо этого?.. Так что разница есть, и большая разница, Роза.

Он схватил кастрюлю с водой и плавающей в ней картошкой и с силой швырнул ее в противоположную стену. Послышался скрежет металла, а на полу образовалась лужа воды. Кусочки картофеля разлетелись в разные стороны по всей кухне. Роза негромко вскрикнула, но не пошевелилась, зная, что ей лучше остаться стоять на прежнем месте. Не дай бог задеть сейчас мужа! Тот залпом осушил свой стакан. Грудь его нервно вздымалась от возбуждения, но когда он снова заговорил, голос звучал почти ласково. Нежно звучал!

– Вот видишь, как ты способна вывести меня из себя?

– Прости! – едва слышно прошептала Роза. – Больше такого не повторится.

– Вот и чудненько! Хорошая девочка! – Ричард наклонился к ней и поцеловал в щеку. – А теперь снова принимайся чистить картошку. Имей в виду, я умираю с голоду.

Роза не стала отключать свой мобильник на тот случай, если вдруг станет звонить Шона и интересоваться, где она. Но Шона в это время все еще возилась со своими детьми. А потом еще предстояли хлопоты с машиной, на которую наложили штрафные санкции. Довольно трудное мероприятие, так как полиция задержала маму за сильное превышение скорости. Та вместе со своим новым возлюбленным, сидящим рядом, мчалась куда-то, очертя голову и не обращая внимания на предупреждающие знаки.

Роза совсем не удивилась, получив очередное сообщение от Ричарда. Установленный им срок ультиматума давно миновал, но никаких решительных действий с его стороны пока не последовало. Явно его убивает тот факт, что жена вне его досягаемости, что он полностью утратил контроль над ней и даже не знает, где она и что делает. А ведь самое ужасное для него в том и заключалось! Он не терпел, когда терял власть, пусть даже временно, над тем, что принадлежит ему. Вначале Роза хотела стереть сообщение, не читая, но потом передумала. Она приблизительно догадывалась, что он мог написать ей, но все же проверить не мешает. Короткое сообщение, вполне цивилизованное, но только в иных обстоятельствах: «Я еду за тобой».

В том, что рано или поздно муж отыщет ее, Роза ни секунды не сомневалась. Вопрос в другом! Сколько времени у нее еще в запасе, пока он примчится за ней сюда? Что ж, в любом случае откладывать встречу с отцом более не стоит.

– Мэдди! – окликнула она дочь. Та весело болтала о чем-то с обитателями кукольного домика, говоря от их имени на разные голоса.

– Что? – отозвалась Мэдди, переходя на свой обычный голос.

– Мне нужно отлучиться на пару часиков. Побудешь с Дженни, если она согласится присмотреть за тобой?

Дочь сосредоточенно обдумывала вопрос, потом повернулась к ней лицом и слегка кивнула головой.

– Ты собираешься навестить своего папу, да?

– Да! Встреча будет непростой, я полагаю, учитывая, сколько лет мы не виделись. Думаю, нам есть о чем поговорить. Если разговор вообще получится. В любом случае тебе лучше при этом не присутствовать. Так что, прошу тебя, останься пока здесь, ладно?

Мэдди смотрела на мать долгим незамутненным взглядом человека, которому известно нечто такое, о чем та даже не догадывается.

– А что будет, когда сюда приедет папа? – спросила она вдруг, и выражение ее лица стало озабоченным и испуганным.

– Я думаю, мы с ним обстоятельно побеседуем обо всем.

– А потом?

По всей вероятности, ответ матери не удовлетворил девочку, она ждала большей определенности. Роза растерялась, не зная, что сказать.

– Если честно, то я и сама не знаю, – призналась она. – Но одно я знаю точно. Мы с тобой всегда будем вместе.

Мэдди снова погрузилась в долгое молчание, внимательно наблюдая за матерью со своего стула. Розе показалось, что она уже готова сказать ей что-то в ответ, но дочь лишь развернулась к ней спиной и снова занялась кукольным домиком.

– Хорошо! Я подожду тебя здесь! – буркнула она через плечо.

Роза села в машину. Интересно, сколько у нее еще в запасе топлива? Хватит ли на дорогу туда и обратно? Но в этот момент мимо нее проехал большой грузовик и перегородил выезд.

– Что вы дела… – начала она и увидела на водительском месте улыбающегося во весь рот Теда. Что привело ее в еще большее замешательство. Не может же она опускаться до ссоры с хозяйским сыном.

– Доброе утро! – высунулся тот из кабинки. – Куда держим путь?

– Еду на встречу с отцом, если это вас так волнует! – ответила она нелюбезным тоном, чувствуя, что нервы ее напряжены до предела. Все сошлось воедино: очередная угрожающая эсэмэска от Ричарда, Мэдди, которую она бросает на чужих людей в гостинице, предстоящая встреча с отцом, а тут еще этот! – А вам непременно надо все знать? Или у вас тут так принято? Лучше освободите дорогу, пожалуйста…

Улыбка сбежала с лица Теда.

– Да пожалуйста! Я и не знал, что это такой секрет! – воскликнул он обиженно.

– Секрет не секрет, но это моя частная жизнь! Я имею на нее право? Или перед всеми должна отчитываться? – проворчала Роза и снова полезла в свою машину. – Тем более что я в состоянии управиться со своими делами и без посторонней помощи! – Она включила двигатель, он заработал и тут же заглох. Значит, бензобак пуст. – Черт-черт-черт! – Она со всего размаху ударила ребром ладони по рулю и закрыла в отчаянии глаза. Получается, что без помощи Теда ей одной не управиться. Она слегка опустила ветровое стекло и громко просигналила Теду, который уже собирался отъехать, освобождая ей дорогу.

Тед удивленно вскинул брови и высунулся в окно.

– Что стряслось?

Роза подавила тяжелый вздох.

– У вас есть запасная канистра с бензином? У меня закончилось топливо.

– Собственно, я не имею намерения встревать в вашу частную…

– Послушайте, вы! У вас есть бензин или нет? Если нет, то скажите, где находится ближайшая автозаправка. Я схожу и куплю канистру.

– Это несколько миль отсюда. Но я могу подбросить, если хотите. А хотите, отвезу вас к отцу и подожду, пока вы с ним поговорите, а бензин купим на обратном пути.

– Ну уж нет! – вспылила Роза. Великодушный жест Теда она восприняла как унижение после своих заявлений нелюдимой гордячки – да чего там, сказать откровенно, она просто хамски нагрубила ему. А он в ответ предлагает ей помощь. Чудно. – Но в любом случае, спасибо! – постаралась она выправить ситуацию. – Послушайте! А почему вы все время пытаетесь проявить ко мне участие?

Тед уставился на нее ошарашенным взглядом.

– А по-вашему, лучше бросить вас стоять посреди дороги, а самому уехать? Насчет того, что я якобы проявляю участие к вам, ответа у меня нет. Зато я скажу вам другое. Времени у меня в обрез, так что думайте поскорее. Хотите – подброшу, нет – всего хорошего!

– Простите меня! – искренне покаялась Роза. Вечная ее недоверчивость к людям, постоянно ей что-то мерещится. Она лихорадочно соображала, что делать, чувствуя, как свело желудок от дурных предчувствий и как сильно бьется сердце в груди. Если она не поедет к отцу сейчас, когда внутренне подготовилась, то, возможно, во второй раз не соберется. И уже никогда. И потом, может быть, это совсем неплохо, что в поездке ее будет сопровождать посторонний человек, который поможет ей, если потребуется. Тед, это видно, горит желанием от чистого сердца помочь ей, так почему бы и нет? С другой стороны, она еще никогда в жизни не сталкивалась с подобным отношением к себе. Что-то есть в этом подозрительное, размышляла она, хотя никаких оснований подозревать Теда в чем-то предосудительном у нее не было. А все Ричард! Это он сделал ее такой недоверчивой по отношению к людям, это он лишил ее всякого общения, изолировал от всех и вся. Вот и сейчас! Человек бескорыстно вызывается ей помочь, а она с места в карьер отвергает его предложение. Зачем? – Простите меня! – снова повторила Роза. – Я такая задерганная в последние дни, что готова сорвать свое дурное настроение на первом встречном. Конечно, хочу! Большое спасибо!

В ответ Роза была вознаграждена самой ослепительной улыбкой, на которую нельзя было отреагировать иначе, как улыбнуться самой.

– Но вы даете мне слово, что идея предложить мне помощь родилась не в голове вашей матушки? Не хотелось бы обнаружить, что вы работаете под прикрытием, как самый настоящий шпион.

– Быстро же вы разобрались в моей матери! – весело хохотнул Тед. – Пять минут, и готов словесный портрет. – Он выскочил из грузовика и, обойдя кабинку спереди, распахнул вторую дверцу, после чего подал Розе руку, помог ей взобраться на высокую подножку и сесть на пассажирское место рядом с водителем. – Хотя если вы пообщаетесь с ней подольше и узнаете ее получше, то, уверяю вас, вы тоже поймете, что она не так уж плоха, как кажется. Мама из тех, кто громко лает, но не кусается. Да, любит пошуметь, это правда! Но правда и то, что она всегда готова прийти на помощь другим. Наверное, эта вечная тяга помогать людям у меня от нее.

– Зачем бармену такой большой грузовик? – перевела разговор на другое Роза, наблюдая за тем, как парень лихо запрыгнул в кабинку и уселся рядом с ней. Ее тронуло его нежное отношение к матери: Тед говорил о ней открыто, но с такой любовью, и это было здорово.

– А это не машина бармена! – самодовольно усмехнулся Тед. – Это машина рок-звезды.

На какое-то время Роза отключилась от жизнерадостной болтовни Теда и перестала его слушать. Тем более что он говорил главным образом о себе. Они миновали деревню и покатили по дороге, ведущей в горы. Роза приехала в Милтуэйт глубокой ночью, весь вчерашний день провела, не выбираясь за пределы деревни, а потому открывшиеся взору пейзажи поразили ее величием. Даже в такой пасмурный, но теплый день, какой выдался сегодня, когда небо было затянуто серыми облаками, а воздух давил влажной тяжестью, живописные красоты Озерного края с взметнувшимися ввысь вершинами гор и широкими долинами внизу не могли не восхищать. Здешние пейзажи разительно отличались от тех, к которым она привыкла, живя в Кенте с его умеренным климатом и полным отсутствием перепадов во всем. Открытые ровные пространства, постепенно сползающие к морю. Здесь же все было другим. Первозданная дикость природы завораживала. Такое впечатление, будто какой-то разъяренный циклоп недавно пронесся по этим землям в поисках некой очень важной для него вещи, которую он потерял: все разворотил вокруг, оставив после себя груды щебня, огромных валунов и устремленных к небу скал, по которым стремительно неслись вниз пенящиеся, бурлящие потоки воды. На пути к дому отца озер не было, но все равно Роза была впечатлена увиденным. Она молча созерцала пейзажи, проносящиеся мимо, размышляя о том, что понимает отца, который решил обосноваться в этих местах. Дикая первозданность здешней природы, ее холодная величественная красота как нельзя лучше соответствовали его упрямому характеру.

Тед свернул с дороги и въехал в широкий немощеный двор с чавкающей под ногами грязью. В дальнем углу двора темнел огромный амбар. Дверь в него была раскрыта и подперта снаружи палкой. Слева, примостившись на самом выступе скалы, стоял небольшой домик, сложенный из камня «на сухую», то есть без всякого цементирующего раствора. Со стороны дом казался заброшенным и пустым. А прямо за ним виднелся старый сад, такой же неухоженный, как все остальное в этой неряшливой, убогой усадьбе, вполне оправдывающей свое название «Грозовой дом».

Роза молча вылезла из грузовика, не взглянув на Теда. Все ее внимание было приковано к дому, вжавшемуся в землю, словно приготовившаяся к прыжку лягушка. Его темный силуэт четко проступал на фоне затянутого облаками грозового неба. Он был похож на форпост, грозно предупреждающий случайных путников о своеволии и необузданности здешней погоды. Да, пожалуй, именно в таком жилище и мог обитать ее отец, подумала Роза. Хотя что она о нем знает, чтобы судить о его вкусах и пристрастиях? Чувство неловкости не покидало ее. Вот она стоит на ступеньках крыльца отцовского дома и почти готова к встрече с человеком, которого не видела столько лет. Как странно! Неужели ее отец, высоченный крепкий мужчина, может ютиться в таком крохотном коттедже? И тем не менее он здесь и даже не подозревает, кто к нему приехал. Сейчас она переступит порог, и после этого жизнь ее отца станет другой, лучше ли, хуже ли, но она уже не будет прежней.

Смелее! Стучи в дверь! – приказала себе мысленно Роза. – И не смей принимать его «нет» в качестве устраивающего тебя ответа. Он твой отец. Отец! Не забывай об этом. Впрочем, вполне возможно, он с радостью распахнет тебе навстречу руки, и тогда все действительно будет хорошо.

Дверного звонка не было, и Роза принялась барабанить кулаком в дверь. Подождала несколько минут, никакого ответа, и снова начала стучать. Между тем пошел дождь. Струи падали на нее, казалось, горизонтально, а сильный порывистый ветер превращал их в острые иглы, которые больно вонзались в лицо. Роза сделала глубокий вдох, словно пытаясь согреть себя изнутри, оглянулась на Теда – тот молча наблюдал за ней из кабинки грузовика. Неужели ничего не вышло? Неужели придется возвращаться домой ни с чем? Ни радостного воссоединения отца и дочери, ни всплеска былых родственных чувств?.. Но должно же что-то произойти! Она точно знала – должно. Тем более сейчас, когда Ричард вот-вот примчится за ней, вопьется в нее железной хваткой и потащит назад, в прежнюю жизнь – или… Или не потащит и будет что-то другое? Но что? В любом случае она не может сидеть сложа руки и бесцельно ждать, когда муж свалится ей на голову. И она заколотила в дверь с удвоенной силой, будто за этой дверью ее ждало спасение.

В доме было по-прежнему тихо. Что ж… Видимо, она обманулась, приняла желаемое за действительное. А действительность состояла в том, что здесь ее никто не ждал, и Роза приготовилась сойти с крыльца. Ветхий козырек немного защищал от дождя, но смысла и дальше топтаться перед закрытой дверью не было. Она повернулась и сделала шаг вперед, но в этот момент дверь слегка приотворилась, в образовавшуюся щель хлынул узкий прямоугольник электрического света и пробил плотную завесу дождя.

– Какого черта ломиться в запертую дверь? – услышала она за спиной грубый мужской голос.

Она выпрямилась и круто развернулась, вскинув подбородок и приготовившись посмотреть хозяину дома в глаза. В этом седом взлохмаченном старике трудно, почти невозможно было признать ее прежнего отца. Но в том, что это был ее отец, Роза не усомнилась ни на секунду. Конечно, он сильно постарел. Стал меньше, как-то весь съежился и поник. Куда подевались те жизненные силы, что били в нем ключом в молодые годы? Куда исчезли стать и мощь красивого темноволосого мужчины, каким запомнился ей отец по детским впечатлениям? Перед ней стоял дряхлый старик, маленький, сморщенный, согбенный и худой до прозрачности. Какой-то усохший. Лицо изборождено морщинами. Разве что длинные волосы – теперь седые – по-прежнему ниспадали на воротник. Наверное, Роза разглядывала отца до неприличия долго, не в силах оторваться от родного лица, которое когда-то она так любила. И вдруг она поняла, что и отец рассматривает ее – не менее пристально, очень внимательно, и она опустила голову, словно хотела спрятать лицо, не желая, чтобы в нем обнаружились неумолимые следы времени. Глупость, конечно! Дурацкий женский инстинкт. Какие следы, если в последний раз отец видел ее еще ребенком?

– Вы вторглись в частные владения, – глуховато проговорил человек, открывший ей дверь, ее отец, но в его голосе теперь не было ни досады, ни раздражения. Скорее, затаенное потрясение от неожиданной встречи.

– Ты меня узнал? – спросила она, все еще пытаясь отыскать в лице хозяина дома черты того человека, который одарил ее когда-то прощальным поцелуем в лоб, а потом ушел. Навсегда. – Я – Роза, твоя дочь.

Не сводя с нее глаз, Джон Джейкобз приоткрыл дверь чуть пошире. Что он пытался разглядеть в тусклом свете? Дождь усилился, струи воды хлестали сверху сквозь щели в прохудившемся козырьке. Лицо старика было сосредоточенно хмурым, но больше никаких эмоций на нем не проступало, и Роза вдруг ужаснулась: да помнит ли вообще этот старик, что у него когда-то была дочь?

– Конечно, узнал! – ответил он ей, нарушив молчание, и голос его звучал подозрительно ровно, безжизненно.

– Привет, папа! – проговорила она, словно они расстались совсем недавно. – Вот ты где… Вот я тебя и нашла!

Как-то нелепо прозвучали ее слова. Можно подумать, что они с отцом все это время играли в прятки: он прятался, а она искала. Но других слов у Розы не нашлось. Отец плотно поджал губы, все еще продолжая разглядывать дочь, стоя в растворе полуоткрытой двери. И Роза поняла, что сейчас он решает для себя непростой вопрос: впускать ее в дом или нет.

Но вот решение, кажется, принято. Джон Джейкобз делает шаг в сторону и широко распахивает перед нею дверь, пропуская ее вперед. Она бросает через плечо мимолетный взгляд на грузовик Теда и переступает порог дома.

В полной растерянности она начинает озираться по сторонам. Похоже, жилая комната совмещает в себе сразу все функции: кухня-столовая-спальня. Пол вымощен каменными плитами, от которых веет почти зимним холодом. Какая-то полуразвалившаяся старенькая софа, прикрытая таким же ветхим пропыленным пледом, примостилась возле холодного камина. Не глядя на отца, Роза сбросила с себя насквозь промокший плащ и откинула с лица мокрые волосы.

– Я могу попросить у тебя сухое полотенце?

Джон, который по-прежнему продолжал топтаться у порога, подавил тяжелый вздох, с громким стуком закрыл дверь, неопределенно пожал плечами и стал шарить глазами по комнате. После чего пересек двумя шагами свое неухоженное жилище и поднял с табуретки грязное посудное полотенце, такое же неопрятное и рваное, как и все остальное в этом доме, и молча протянул его Розе. Роза поискала глазами более подходящую ветошь. Под руки ей попалась какая-то перемазанная краской тряпица, зато целая. Она взяла тряпку и прошлась ею несколько раз по волосам, чтобы впитать хотя бы часть влаги.

– Итак, – проговорила она нарочито громко, расчесывая пальцами влажные волосы, свои длинные светлые волосы: и цвет, и манера лохматить их – все осталось прежним, как в далеком детстве, и сконфуженно умолкла, не зная, чем закончить начатую фразу. – Понимаю, для тебя встреча со мной – это самое настоящее потрясение. Для меня, впрочем, тоже.

Джон хотел было что-то сказать, но, видимо, передумал и слепо уставился в противоположную стенку, окрашенную белой краской, на которой болтался старый керамический рукомойник. Чего-то ждал? Рассчитывал, что если сумеет молчать долго, да еще при этом и не смотреть на дочь, то она возьмет и исчезнет, растворится в воздухе, подобно страшному ночному кошмару… Он повернулся спиной к ней.

– Ну, как ты тут? – адресовала Роза вопрос молчащей спине. Ничего другого спросить у отца она сейчас не могла – не придумала. Да и о чем она должна спросить в первую очередь? Какими словами начать разговор? Я должна быть сильной, мысленно приказала она себе, проявить выдержку, не сдаваться. Пустые слова. Что значит быть сильной? И не сдаваться – чему?.. Однако голос ее прозвучал громко и четко. Надо же как-то выбираться из этой нелепейшей, надо еще раз признать, ситуации.

Плечи Джона напряженно поникли. Такое впечатление, что он готов выдавить ее из дома одним усилием воли. Роза прикусила нижнюю губу, словно пытаясь физической болью заглушить страх и отчаяние, которые охватили ее вопреки приказанию самой себе быть сильной и не сдаваться. Кажется, отец вполне недвусмысленно давал ей понять, что предпочитает, чтобы она исчезла из его жизни так же внезапно, как и появилась в этом его заброшенном доме. Наверное, живи она все эти годы какой-то другой жизнью, она бы дрогнула. Сдалась бы! Развернулась бы и ушла навсегда. Но ее проблемы требовали разрешения. А с другой стороны, если бы у нее была другая жизнь, в которой по-прежнему были бы и отец, и мать, и она бы не выскочила замуж восемнадцати лет за первого, кто предложил ей руку и сердце, она, конечно же, не стояла бы сейчас тут, мокрая и авантюрно-решительная. Догадывается ли ее отец, что не кто иной, как он, положил начало целой цепи необратимых событий, которые и привели ее странным образом к этим дверям в этот ненастный дождливый день. Что ж, пора разбираться не с самой причиной, а с ее следствием.

– Послушай! – вдруг подал голос Джон. Он говорил отрывисто, а голос был хриплым и чуть осипшим: обычно так говорят люди, отвыкшие разговаривать вслух. Взгляд отца все еще буравил стену с висящим на ней рукомойником. – Что мы можем сказать друг другу сегодня? Мы с тобой чужие люди, Роза. Понимаю! Ты хочешь о многом спросить меня и получить ответы, ты нервничаешь, негодуешь, а все это напрасно… Ничто уже не изменится ни в твоей, ни в моей жизни даже после того, как я расскажу тебе все о себе. Все миновало, все в прошлом! Я не хочу налаживать сердечные узы ни с кем. В моей теперешней жизни нет места дочери, которую я потерял много лет тому назад. Да она мне, по большому счету, и не нужна. Поэтому все наши с тобой разговоры – бессмыслица, пустая трата времени. Понимаешь меня?

– Видишь ли, я хочу, чтобы ты знал: я оказалась в здешних местах совсем не потому, что разыскивала тебя, – заговорила Роза после короткой паузы. Неожиданно ей показалось важным, чтобы отец знал, что с ней произошло. Голос ее тоже звучал ровно, бесстрастно, никакого взрыва эмоций, чего она так опасалась, готовясь к встрече. Полное самообладание и контроль над собой, что удивляло. Откуда такая выдержка? – Но в какой-то мере, да! Я оказалась в Милтуэйте из-за тебя. Точнее, вот из-за этого! – Она протянула отцу открытку с репродукцией его картины, он мельком взглянул на нее, но в руки не взял. – Я оставила мужа, так вышло. И мне нужно было куда-то уехать. В тот момент мне почему-то вспомнился Милтуэйт. Я вовсе не знала, что ты обитаешь в этих краях, пока не приехала сюда. Понадобилось два дня, чтобы я наконец отважилась на этот визит. И вот я здесь, смотрю на тебя… – Роза замолчала, внимательно изучая постаревшее лицо старика, тщетно пытаясь обнаружить в нем черты того человека, которого она когда-то не просто любила, а обожала. – Это правда! Я тебя совсем не знаю. И ты не знаешь меня. И все эти разговоры тебе абсолютно не нужны. Понимаю! Но я думаю, что есть некая причина, по которой я нашла тебя, есть некий знак свыше, и он должен помочь мне, подсказать что-то правильное. И потом, отец, тебе не кажется, что за тобой эээ… должок? Ты мне многое должен, о чем и сам не догадываешься.

Какое-то время Джон молча разглядывал дочь. Глубокая морщина залегла между бровей, но вот он повернулся и склонил голову в знак согласия, но остался стоять, где стоял. В полумраке, царящем в доме, трудно было распознать выражение его лица. Черты расплывались и смазывались. Роза отметила про себя, что отец все в тех же очках, что и в молодости: круглые стекла в простой металлической оправе. Она помнила, что отец всегда очень дорожил своими любимыми вещами, привык беречь их. Некоторые вещи и вовсе становились для него чем-то вроде талисманов. Вот и эти очки… Их когда-то носил ее дед, отец Джона. Роза смутно помнила деда. Вдруг всплыли полузабытые детские воспоминания: она сидит у него на коленях, лето, они в саду, и вокруг них море цветов. Вот, подумал она сейчас с желчью, очки-то отец сберег, а семью бросил, не соизволив даже оглянуться назад.

– Ты не можешь остаться здесь, – неожиданно проронил отец.

– Я вовсе не хочу оставаться у тебя! – подхватила Роза. – И я ничего не жду от тебя. Совсем ничего! То есть, может быть, на что-то я и надеялась, но лишь до минуты, пока тебя не увидела. Но сейчас я точно знаю: никакого трогательного воссоединения отца с дочерью не будет. Никаких объятий, слез радости или проявления прочих нежных чувств. Никакой любви! Впрочем, я совсем не уверена, что все это мне нужно. Ты ушел, и моя жизнь после твоего ухода резко переменилась. И я хочу разобраться, понять, почему так случилось. А еще я хочу познакомить тебя с твоей внучкой, хочу, чтобы ты узнал, как я жила все эти годы. Понимаю, тебе это может быть безразлично. Ты не обязан любить меня и как-то участвовать в моей жизни. Но выслушать меня и ответить на мои вопросы ты должен. В конце концов, это – такая малость в сопоставлении со всем остальным.

Роза говорила и поражалась собственному самообладанию. Наверное, сказывалась школа Ричарда. Это он научил ее так реагировать на любую невыносимую боль. Просто отключаться, обнулять эмоции, обесточивать нервные окончания. Что бы ни случилось, ничто не должно вывести ее из себя или, тем более, причинить ей боль.

Старик молчал, но Роза, приободренная своей железной выдержкой, заполнила образовавшуюся паузу бытовыми разговорами. Жестокость отца ее и в самом деле не слишком задела – сказать, что совсем не задела, будет неправдой.

– Не возражаешь, если я приготовлю себе чашку чаю? – она непринужденно подошла к плите, на которой стоял старый закопченный чайник. – Тебе заварить?

– Роза! – тихо начал отец. – Нельзя сваливаться человеку на голову вот так, ни с того ни с сего! И нельзя силой навязываться другому, как это делаешь сейчас ты. Повторяю, я не хочу никаких контактов с тобой.

– Зато я хочу! – с нажимом проговорила Роза, крепко вцепившись в ручку чайника и сдерживая поток гневных слов, готовых вырваться из нее. Внутри у нее все кипело от возмущения, но она не имеет права срываться сейчас, в самый последний момент пребывания в этом доме. – Папа! Ты нас бросил, когда мне было всего девять лет, и с тех пор я никогда и ни о чем тебя не просила. Вот разве что чашку чаю сейчас!

Джон осторожно взял чайник из ее одеревенелых рук и стал наполнять его водой из старенького крана, в котором что-то сипело и хлопало.

– С чего ты решила, – бросил он устало, – что разговор со мной что-то изменит в твоей жизни?

– Он поможет мне многое понять! – ответила Роза тихо, но твердо. – Мне давно пора разобраться со всем, что произошло в моей жизни после того, как ты нас оставил. Раньше я думала, что смогу забыть, просто вычеркну все из памяти и заживу так, словно ничего не было. Но у меня не получилось. Мой брак оказался неудачным, моя дочь… она тоже не совсем обычный ребенок. И вся моя жизнь, она пошла наперекосяк, и…

– И во всем этом ты склонна винить меня, – усмехнулся отец, но без тени упрека.

– Не знаю! – честно призналась Роза. – Не думаю, что я имею право на обвинение. Просто… просто мне хочется понять, почему моя жизнь сложилась так, как сложилась. Мне многое в ней не нравится. Да что там – почти все! И пока у меня есть один-единственный шанс изменить ее. Я убежала из дома, ведомая глупыми детскими фантазиями, и вдруг… обнаружила здесь тебя. Не скажу – обрела… Обнаружила. Не знаю, что будет со мною завтра, но знаю одно: наша встреча – это не простая случайность. Она что-то значит! Или, во всяком случае, я обязана сделать так, чтобы она что-то значила.

Джон чиркнул спичкой, поджег газовую конфорку и поставил на нее чайник. Ярко вспыхнула голубоватая змейка под донышком чайника, и он тоненько зашипел, нагреваясь. Отец повернул к ней лицо.

– Что бы ты хотела перво-наперво узнать обо мне? Живу я один. Работаю в одиночестве. Не веду никаких разговоров. Не привык общаться с маленькими детьми. Завязал со спиртным. Вот уже скоро три года, как не беру в рот ни капли. Я вполне доволен своим одиночеством, тем более зная, что сейчас могу обойтись и без горячительных напитков. Но главное – я могу работать. И не хочу, чтобы кто-то взял и сломал привычный ритм моей жизни.

– Даже если этот «кто-то» – твоя дочь? – спросила Роза. Голос ее прозвучал неожиданно жалобно, ей вспомнился вдруг поцелуй отца, как он прижал ее к себе, уходя от них навсегда.

– Даже ты! – кивнул он.

Роза на миг зажмурилась, как от пощечины. Теперь его слова больно задели ее. И обнулить эмоции не получилось. Она даже не попыталась, словно в этом было бы какое-то святотатство. Она должна была испить чашу этих страданий до дна. Наверное, он заметил, как она переменилась в лице, и это подействовало на него сильнее всех ее слов. Выражение его лица вдруг тоже неуловимо изменилось, будто он впервые узнал в этой незнакомой женщине свою родную дочь.

– Ладно! Тогда приезжай завтра! – отрывисто сказал он. – Постараюсь ответить на все твои вопросы, если для тебя это так важно. Но заранее предупреждаю! Едва ли тебе понравится то, что ты от меня услышишь. А сейчас мне надо работать. И не забудь запереть дверь, когда закончишь пить чай.

И это все? Какое-то время Роза оцепенело стояла посреди комнаты. Ей было видно в окно, как отец шаткой походкой пересек двор и скрылся в амбаре. Она готова была вот-вот расплакаться от обиды, ожидала какого-то взрыва чувств, но ничего не последовало. Она не ощутила ни большой горечи, ни смертельной боли, почти ничего… Но какая-то неведомая сила удерживала ее в этой комнате. Она словно вросла в пол, не в состоянии двинуться с места. Все было похоже на сон. Неужели это и в самом деле случилось с нею?

Но вот дверь со скрипом опять распахнулась, и наваждение исчезло. Роза увидела Теда. Тот топтался на крыльце, не решаясь переступить порог.

– Вот! Решил взглянуть, не пристукнул ли он вас тут топориком или еще чем!.. – забалаганил он с ходу, но голос его был встревоженным. Тед несмело просунулся в комнату. – С вами все в порядке? Вы белая как полотно. Чистое привидение, видели бы вы себя со стороны.

– Наверное, так оно и есть! – вяло отшутилась Роза. – Не знаю, как назвать то, что здесь только что было. Но меньше всего это напоминает счастливую встречу отца и дочери.

– Хотите чего-нибудь выпить? – неожиданно предложил Тед. – Давайте заедем в паб, и я приготовлю для вас порцию отличного солодового напитка.

Роза приготовилась сказать свое традиционное «нет, спасибо», как отвечала всегда, когда ей предлагали спиртное, но в последний момент передумала. А, собственно, почему нет? И почему она всегда отказывается? Боится дурной наследственности по линии отца-алкоголика? Или из-за мужа? Или потому, что не хочется? Получается, она не знает, почему всякий раз говорит «Нет!». Пора понять, отчего так происходит. А вдруг ей понравится выпивка? И повод есть начать пробовать. Такой тяжелый, такой странный день выдался сегодня…

– Да, спасибо! Я не против! – бодро согласилась она на предложение Теда, идя вслед за ним к грузовику.

– Но вы ведь с самого начала предполагали, что гладко все не получится, – напомнил Тед, включив скорость и лихо справляясь с ухабами и выбоинами на дороге. В Милтуэйт они вернулись, заехав предварительно на заправочную станцию. – То есть я хочу сказать, что налаживать отношения всегда непросто. А уж тем более с таким человеком, как ваш отец. Всем известен его несносный характер.

Роза слабо улыбнулась. Хорошо, что у этого парня есть свой простой взгляд на проблемы, которые ей кажутся почти неразрешимыми.

– Пожалуй, вы правы!

Оставшуюся часть пути они ехали молча. И только в пабе, когда они пристроились у стойки бара, ловя на себе любопытные взгляды Олби, Тед вдруг спросил у нее:

– Так вы ушли от мужа, да? – упершись подбородком в скрещенные пальцы рук, он посмотрел на нее в упор – она почти физически ощутила взгляд его темных глаз на своей коже. – Лопнуло терпение? Или другая причина?

– Похоже на то! – согласилась с ним Роза. – Назовем это кризисом среднего возраста, который выпадает на долю многих супружеских пар.

– Можно и никак не называть! – милостиво разрешил Тед. – Ну и видок у вас был! Уж не знаю, что у вас там стряслось, с вашим отцом, но выпивка вам сейчас не помешает.

– Это правда! – чистосердечно призналась Роза. – Вот только к чему она может привести? Отец пьяница, мама тоже выпивала. Наверное, во мне проснулась наследственная тяга к алкоголю.

– Ничего подобного! Вы уж поверьте мне! – Склонив голову набок, Тед окинул ее изучающим взглядом. – Знаете, за то время, пока я работаю в баре, я тут на таких пропойц насмотрелся! Иной дня не может прожить без бутылки. У них совсем другой взгляд, и ведут они себя иначе. Я в два счета распознаю пьяницу, даже если он одет прилично и ведет себя пристойно. Вы совсем не такая. Зато я вижу другое. Вам сейчас очень непросто. Полоса в жизни такая. Я бы сказал, дело дрянь. Просто я вас чувствую, как самого себя. И мне вас очень и очень жаль. Простите за откровенность.

– Не стоит меня жалеть! – покачала головой Роза. – Да мне и не нужна ничья жалость! Я ведь наконец-то обрела свободу. Да, наверное, со стороны я похожа на бродягу, которого гроза застала в чистом поле. Но уверяю вас! Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой сильной и самостоятельной, как сейчас.

– Вы полагаете, это нормально? – усмехнулся Тед, и в его взгляде Роза прочитала сомнение, будто он видел и понимал что-то такое, чего не видит и не понимает она.

Роза тоже улыбнулась. С каждым новым глотком виски их беседа приобретала все более оживленный характер, и она вдруг почувствовала себя легко и непринужденно. Почти празднично.

– А вам не кажется, что это не по-товарищески – сомневаться в моих силах. Или я, по-вашему, слишком старая и побитая жизнью тетка, чтобы драться за свое будущее? – она подметила про себя, что немного кокетничает. И это было даже приятно.

– Ну вы и сказали! Ничего подобного! – Тед придвинулся к ней поближе. – Говорю же вам, вы просто звезда!

Роза издала короткий смешок и с удовольствием вдохнула аромат виски. И раскашлялась. Видно, эфирные масла попали ей не в то горло. Или это было предостережение – не увлекаться.

– Ах, Тед! – проговорила она, откашлявшись, с грустной улыбкой. – Вы еще такой молодой! Такой наивный… Зачем этот странный интерес к моей персоне? Я вас не понимаю. Но сегодня вы меня изрядно повеселили, и за это вам большое спасибо.

– Рад был угодить! – улыбнулся Тед, отхлебнув из стакана. – А интересуюсь я вами потому, что вы – очень интересная женщина. Только и всего. У нас в деревне такие редко встречаются. Вы кажетесь мне похожей на тех роковых красавиц, которых показывают в кино. Опасные и таинственные соблазнительницы.

– О, господи! Час от часу не легче! – расхохоталась она. – Соблазнительница… Ну надо же! Ну вы и придумали! Роковые красотки, и я в их числе… – зашлась в новом приступе смеха Роза, чувствуя во всем теле невероятную легкость, вот-вот полетит… И вдруг подумала: интересно, а как сложилась бы ее жизнь, если бы в свое время она встретила на своем пути не Ричарда, а вот такого веселого и озорного парня, как Тед? Наверное, тогда бы все в ее жизни было иначе. Как, должно быть, приятно жить с человеком, с которым можно вот так посмеяться, наболтать ему кучу глупостей, которому можно посмотреть в глаза без страха быть понятой как-то не так… Уж такой мужчина сумел бы сделать ее жизнь по-человечески нормальной. А больше ей ничего и не надо. И она сказала, еще посмеиваясь: – Но я уже слишком взрослая женщина и на такие приманки не покупаюсь.

– Это вы пока так говорите! – Тед медленно растянул губы в улыбке. – Пока! А когда покатаетесь на моей тачке, заговорите совсем по-другому.

– Ой, да не пойду я кататься на вашей тачке! – вздохнула Роза. – Хватит с меня этой выпивки…

– Обязательно пойдете, прокатитесь! Гарантирую! Еще один вечер в пабе или в обществе моей матери, и дело будет сделано.

– Выбор, однако, не велик! – улыбнулась Роза.

– Вот и я о том! – весело хохотнул Тед, весьма довольный собой.

– Но сейчас мне пора к Мэдди! – Роза подвинула свой пустой стакан через прилавок в его сторону. Какое счастье, подумала она, что ей больше не хочется выпивать. – Спасибо, Тед, что подбросили меня к отцу.

– Всегда к вашим услугам! Я закину вам канистру с бензином позднее.

Роза встала и пошла к выходу, чувствуя на себе пристальный взгляд Теда. Это было, как ни странно, приятно. И когда же в последний раз мужчина смотрел ей вслед? Тем более так? Память немедленно вернула ее в прошлое.

Роза отчетливо помнила тот день и час, когда Ричард впервые обратил на нее внимание.

Ей было почти восемнадцать, но после смерти матери она вела крайне замкнутый образ жизни, можно сказать, не жила, а существовала сама по себе. Она всегда старалась держаться в тени, голова опущена, глаза в землю, клиентов обслуживала проворно, но незаметно, не привлекая к себе излишнего внимания. Для всех она была просто Розой, расторопной официанткой, славной, спокойной девушкой, не очень красивой, ничем не выделяющейся на фоне остальных девочек. Словом, ничего особенного! И лишь Шона упорно пыталась расшевелить ее, продолжала таскать на все субботние вечеринки, хотя подруги очень скоро забывали о ней и даже могли собраться и уйти домой без нее, позабыв, что она пришла в клуб вместе с ними. Так продолжалось какое-то время, а потом в ее жизни появился Ричард. Можно сказать, встреча с ним стала самым счастливым событием в печальной череде последних лет. Да, Роза была самой обыкновенной девушкой, ничего сверхвыдающегося, но она была свободна. О, это пьянящее чувство свободы, которое бывает в семнадцать лет, когда только-только начинается пора девичьего цветения. Сердце чего-то ждет, душа как на взлете, но ожидания были спрятаны в ней глубоко-глубоко, но – были, конечно же, были, ждали своего часа…

И вот Ричард заметил ее, посмотрел на нее пристальным взглядом, выделил из всех остальных, и в то же мгновение Роза поняла, что ей нравится, как он смотрит на нее. Более того, ей хочется, чтобы этот человек и далее любовался ею, разговаривал, прикасался к ней.

После окончания вечерней смены в тот самый первый день их встречи Роза обнаружила, что Ричард дожидается ее на улице неподалеку от кафе. В первую минуту она решила сделать вид, что не узнала его, и быстро проскользнуть мимо, но не успела.

– Добрый вечер! – подошел он к ней первым. – Наверное, смешно прозвучит, если я приглашу вас полакомиться где-нибудь мороженым.

Он улыбнулся ей такой теплой и сердечной улыбкой, что жар пробежал по всему ее телу, словно она хлебнула изрядную порцию виски.

– Ой, не говорите мне о мороженом! – улыбнулась Роза, отбрасывая с лица волосы и остановив на нем несмелый взгляд. Молодой человек был явно старше ее, лет около тридцати. Строгий деловой костюм, аккуратная стрижка, совсем не похож на завсегдатаев кафе-мороженого. Парни, с кем тусовалась Шона и ее подружки, те в сравнении с ним были просто мальчишками. А тут взрослый, вполне респектабельный молодой человек.

– Я врач. Приехал в ваш город на собеседование по поводу работы. Есть вакансия терапевта в здешней клинике. Но пока я плохо ориентируюсь в местных реалиях. Если мое назначение состоится и я перееду сюда работать, было бы здорово, если бы кто-нибудь рассказал мне и показал, где у вас можно выпить чашечку хорошего чая. – Он опять улыбнулся ей.

Роза смущенно переминалась с ноги на ногу, потом испуганно оглянулась назад, не заметил ли кто из ее товарок, что она разговаривает с незнакомым мужчиной, который специально дожидался ее после работы. Не то чтобы она стала возражать против того, чтобы он проводил ее до дому. Просто она слабо представляла себе, как это – прогуливаться с молодым человеком по вечерним улицам, и о чем они станут разговаривать с ним.

– Прошу простить меня, если я вас задерживаю! – смущенно улыбнулся начинающий доктор. Его смущение умилило Розу. – Ведь вас наверняка дожидается где-нибудь приятель, этакий атлет спортивного роста или боксер с могучим торсом. Я прав?

– Нет! Вы ошибаетесь! – невольно рассмеялась она и сама удивилась тому, что может смеяться. – У меня нет никакого приятеля.

– Не может быть! – удивился молодой человек, впившись в нее долгим пристальным взглядом. – Вы так очаровательны!

– Наше кафе-мороженое – не единственное в этом городе, – поспешила Роза перевести разговор на другое, чувствуя пожар во всем теле. – Хороший чай подают в кафе, в котором обычно завтракают все таксисты.

– Вы покажете мне, где это? – живо спросил ее собеседник и протянул руку. – Между прочим, меня зовут Ричард.

– Конечно, покажу! – Роза пожала протянутую ей руку, чувствуя, как горячие сильные пальцы обхватили ее ладонь. Это было приятное ощущение, и ей вдруг стало понятно, что ее жизнь еще совсем не кончена. Более того, она только-только начинается. – А меня зовут Роза.

Они медленно пошли в сторону ее дома. Шли и всю дорогу разговаривали, разговаривали и никак не могли наговориться. Луна медленно плыла в ночном небе, освещая им путь.

– Снимаете квартиру? – поинтересовался он, когда они подошли к большому угрюмому зданию.

– Нет. Раньше этот дом принадлежал моей маме. Но мои родители оба умерли, – проговорила Роза извиняющимся тоном, словно ей было неловко, что все в ее жизни не так, как «у людей». Вот и родителей у нее нет, и живет она одна. Наверняка все эти подробности могут не понравиться такому благовоспитанному человеку, как ее новый знакомый. Ричард.

– Бедняжка! – сочувственно вздохнул Ричард. – Надо же! Жить одной в такой махине! На вашем месте я бы продал этот дом и купил бы что-то другое. Начал бы, так сказать, жизнь с чистого листа.

Роза смутилась.

– Боюсь, я не знаю, с какой стороны приступить к такому сложному и ответственному делу. Да и мне еще нет восемнадцати, и я пока не имею права заключать имущественные сделки.

Ричард удивленно вскинул брови, и Роза каким-то шестым чувством догадалась, что возрастной вопрос очень важен для них обоих.

– Да, – повторила она. – Мне еще только семнадцать, – и зачем-то добавила: – Восемнадцать будет в октябре.

– А мне двадцать восемь! Это важно?

– Не для меня, – прошептала Роза.

– Можно мне поцеловать вас, Роза? – спросил он у нее так тихо, что она едва расслышала.

Она сделала глубокий вдох, явственно уловив тонкий аромат роз из сада. Мама любила розы, и их было много у них в саду. А сейчас как раз началась пора их цветения.

– Но я еще никогда… я даже не знаю, как это делать. Я не умею целоваться.

– Вам и не надо ничего делать! – прошептал он нежно, осторожно обнимая ее.

Роза замерла. Вокруг них благоухали розы, а Ричард целовал ее – так нежно, так трепетно, так ласково… Она стояла с опущенными руками, не осмеливаясь вздохнуть, почти паря над землей. А его губы касались ее губ, и с каждым новым прикосновением она чувствовала, как в нее вливается жизнь.

 

6

– Раздери меня на части! В этой дыре бывает лето? – то были первые слова, которые услышала Роза от подруги, вылезающей из ярко-сиреневой «Ниссан-микро», которая вот уже лет десять, как являлась предметом гордости для матери Шоны и счастьем всей ее жизни. – Ты бы хоть сказала кому из местных, что на дворе еще только август, а не ноябрь!

Роза заулыбалась, узнавая повадку подруги шумно возвестить о своем присутствии. Радость встречи переполняла ее. Нет, все же здорово, что Шона приехала! От одной только мысли, что отныне она будет рядом – не важно, надолго ли, – у нее в один миг поднялось настроение. Они стиснули друг дружку в объятиях.

– Здравствуйте, Шона! – церемонно поздоровалась с ней Мэдди. – А где ваши мальчики?

– Остались с бабушкой! – лаконично и без выражения ответила Шона, внимательно разглядывая Розу, и девочка разочарованно отвернулась от взрослых. – Когда я, после долгих усилий, уломала-таки маму отпустить меня на пару деньков к тебе, она вдруг сама вызвалась побыть с детьми, – сказала она для Розы.

– А я думала, приедет Тайлер. Мне нравится Тайлер, когда он играет в игры, в которые мне тоже хочется играть. А вот Эрона я не люблю. Совсем не люблю! И даже не скучаю по нему.

– Но он все равно передает тебе горячий привет! – рассмеялась Шона без всяких обид.

Шона была одной из немногих знакомых Розы, в обществе которой можно было не волноваться за поведение Мэдди. Ее совершенно не задевали колкие замечания девочки, которые другие взрослые встречали с недовольными лицами. Дескать, ребенок абсолютно не воспитан, и, конечно, в первую очередь в этом повинна мать, которая так и не научила дочь, о чем можно, а о чем нельзя говорить вслух, дабы ненароком никого не обидеть.

– Мама просто в ужас пришла, услышав, что я задумала тащить с собой детей на север, – продолжила Шона, доставая из багажника вещи. – Она ведь до сих пор уверена, что в здешних горах водятся каннибалы и тролли. А потому, заявила она мне категорически, мальчикам лучше остаться дома. Ну, а я и не против сорваться с поводка хоть на несколько денечков! Итак, я готова вручить себя первому встречному! Шучу-шучу!

– Очень хорошо, что пока только шутите! – На пороге гостиницы возникла Дженни. Как всегда, она пробормотала свою реплику якобы себе под нос, но так, чтобы ее услышали все.

– Это кто такая? – крякнула Шона, мотнув головой в сторону Дженни и дергая на себя битком набитую дорожную сумку, одну из двух взятых с собой. Она свалила вещи на землю, одной рукой обняла подругу за плечи, а другой извлекла из кармана джинсовой куртки пачку сигарет и ловким движением профессионала вставила сигарету себе в рот. – Обслуживает туристов, что ли?

– Это – Дженни. Она… она здесь хозяйка.

Роза испуганно взглянула на Дженни, которая и не думала приглушить спецэффекты в своем поведении, сменив их на что-то более подходящее к случаю и благопристойное. А Дженни не пыталась скрыть недовольство. Всем своим видом женщина выражала крайнюю степень возмущения: облик Шоны ее настораживал. Поведение приводило в недоумение. А возмущаться, по правде говоря, было чему. Мало того, что Шона выпрыгнула из машины в белых джинсах, столь туго обтянувших ее ягодицы, что Роза невольно задалась вопросом, как же подруга умудрилась натянуть эти штаны на себя, так они были еще и приспущены до предела, открывая часть упругого живота, покрытого красивым шоколадным загаром. Верх был не менее провоцирующим. Бледно-розовый топик с глубоким V-образным вырезом не прятал, в сущности, ничего, и не требовалось особой фантазии, чтобы догадаться, что скрыто под ним – якобы скрыто. Что ж, в этом вся Шона. Ее фирменный стиль одежды и поведения – вся как на острие булавки.

Самое смешное и немного нелепое заключалось в том, что, несмотря на откровенные наряды и толпы мужчин, пожирающих эти наряды и их обладательницу жадными взглядами, сексуальный опыт Шоны был довольно скуден. Это Роза знала наверняка. Пожалуй, он был вполне сопоставим с ее собственным. В списке любовных похождений Шоны значилась лишь коротенькая и не очень удачная интрижка со старшим сыном соседа, когда ей едва исполнилось пятнадцать лет. Парень днями болтался в кафе, где подружки трудились официантками, и был по уши влюблен в Шону. Чего нельзя было сказать о ней самой. А потом в ее жизни появился Райан. Его любовные похождения и постоянные измены не помешали тому, что Шона прикипела к нему всем сердцем и не смотрела в сторону других мужчин. И когда у Райана появился ребенок на стороне, она все равно прощала ему все и продолжала любить его.

И все же, когда впервые видишь Шону, складывается такое впечатление, будто перед тобой возникла живая Мэй Уэст, скандальный секс-символ американской эстрады начала двадцатого века, благополучно доковылявшая до века двадцать первого. Те же невообразимо откровенные декольте и разрезы, такие же огромные серьги-обручи, покачивающиеся в ушах. Словом, все напоказ, все громко, все эпатирует.

– В гостинице курить воспрещается! – проскрипела Дженни, царапнув взглядом сигарету у Шоны во рту. – Как и распитие горячительных напитков. И прочие увеселительные мероприятия.

– Увеселительные мероприятия? – недоуменно вскинула брови Шона и сделала глубокую затяжку, после чего выбросила сигарету, постаравшись, чтобы та попала прямиком в желоб сточной канавы и там погасла. – О чем вы толкуете, дорогая моя? Нам сейчас совсем не до веселья!

– Как хорошо, что ты приехала! – воскликнула Роза радостным тоном, подхватывая вещи подруги и старательно прижимая носком туфли все еще продолжавший дымить окурок. – Давай, я отведу тебя в твою комнату.

– Никогда еще не ездила за рулем на такие расстояния! – докладывала Шона, поднимаясь вслед за Розой по лестнице. Следом, дыша им в затылки, тащились Мэдди и Дженни. – Пришлось перехватить у мамы кругленькую сумму на дорогу, и, представляешь, почти все деньги ушли на бензин. Вполне возможно, мне придется драпать из гостиницы ночью, пока хозяева не расчухаются.

– У нас оплата вперед! – поспешила сообщить Дженни ей в спину, купившись на беспардонную шутку Шоны, к немалому ее удовольствию.

– Не волнуйтесь, Дженни! Все будет в порядке! – поторопилась успокоить хозяйку Роза и открыла дверь в комнату, расположенную рядом с ее номером. – Это у нашей Шоны шутки такие, ведь так, Шона?

– О, да! Меня хлебом не корми, дай пошутить! – согласилась с ней Шона, неожиданно одарив хозяйку подкупающе милой улыбкой.

Шона редко кому улыбается с такой теплотой. Как странно, что они с ней сдружились когда-то. Интересно, что побудило Шону выбрать ее в качестве своей закадычной подруги? Еще в те далекие времена, когда они вместе начинали работать в кафе. Внятного ответа на сей вопрос у Розы не было до сих пор. Они такие разные! И никогда не были тем, что называется родственными душами. Но при этом их всегда, пусть и неосознанно, тянуло друг к другу. Вполне возможно, за всей бравадой Шоны, ее диктаторскими замашками и привычкой верховодить всегда и везде, за ее острым язычком и неподражаемым чувством юмора, что всегда делало ее душой любой компании, – за всем этим блеском и шумом скрывались те же комплексы, которыми была снедаема худенькая девочка-подросток по имени Роза. Да еще и сирота в придачу. Но Роза никогда не лезла к подруге в душу с расспросами на тему, почему и как та выбрала ее в подруги. И зависимость от Шоны ее никогда не тяготила. Шона была единственным человеком на свете, кто мог трезво взглянуть на вещи и убедить ее в том, что пусть она совершила очередной промах, но отнюдь не сошла с ума. Сама же Роза не рисковала с ответными поучениями или наставлениями, дабы не омрачать их многолетнюю дружбу.

– Дженни первая увидела вас в окошко, – с готовностью доложила Шоне Мэдди, устраиваясь на ее кровати, пока та распаковывала вещи и раскладывала их в шкафу. – И сказала, что вид у вас, как у женщины сомнительного поведения. Сомнительное поведение – это какое? Вы в чем-нибудь сомневаетесь? В чем?

– Мэдди! – набросилась на дочь Роза, зайдясь от негодования и не найдя слов, чтобы выразить свои чувства. И вместе с тем ей было смешно.

Шона весело улыбнулась Дженни.

– Завтрак с восьми утра до половины девятого! – проинформировала та, ничуть не смутившись. – Заказы я не принимаю. Кофе тоже не варю! – Дженни явно пыталась дать понять новой постоялице, что своими штучками та ее не заарканит для услужения сверх положенного и принятого в их гостинице. – И вообще, я говорю то, что думаю. Уж такой у меня характер. А не нравится, так вы знаете, что в таких случаях надо делать.

– Давайте, я лучше приготовлю нам всем по чашечке хорошего чаю! – попыталась Роза купировать набирающий обороты скандал. – Вы не против, Дженни?

– Мне надо отлучиться на какое-то время, – ответила та неопределенно. – Но к ужину я управлюсь. Приглашаю вас на ужин, Роза! И ее, конечно, тоже! – Дженни отпустила небрежный кивок в сторону Шоны.

– Вот здорово! – Шона бурно обрадовалась. – Большое спасибо! Обязательно воспользуюсь вашим приглашением. И чем нас собираются потчевать? Жареных цыплят из Кентукки, пожалуй, здесь мне не дождаться. Что ж, пусть будет бараний рубец с потрохами, верх кулинарного искусства шотландцев. Если не ошибаюсь, они называют это блюдо «хаггис». Ну или что-то подобное… малосъедобное…

– Хорошо-хорошо! С этим мы потом разберемся! – бросилась окорачивать Роза расходившуюся подругу, вытолкав Дженни за дверь, пока словесная пикировка не вышла за границы локальной.

– Зачем ты ее подначиваешь? Ты и правда как с поводка сорвалась, – попеняла она подруге, прислушиваясь к тому, как хозяйка тяжело ступает по лестнице, вкладывая в каждый шаг протест против такого раскованного поведения, какое демонстрирует приезжая штучка. – Разве можно вести себя так вызывающе? Ты же не психопатка какая-то!

– Уж в этом меня точно не заподозришь! – беспечно пожала плечами Шона и взглянула на Мэдди. Девочка была всецело поглощена изучением содержимого ее косметички. Редкая удача! А вот у Розы никогда не было подобных вещей. Не то чтобы Мэдди нравились все эти тени или помады, но просто она очень любила сортировать и классифицировать вещи. Вот и сейчас все многочисленные тюбики с помадой были извлечены на кровать и разложены в строгом соответствии с их цветовой гаммой. Потом наступила очередь теней. – Знаешь, мне просто доставляет удовольствие разыгрывать людей. Точнее, подыгрывать им. А потому я предстаю перед ними в том облике, в каком они хотят меня видеть. Редко какой человек попытается понять тебя до конца. Это всегда непросто. Сомнительное поведение? Извольте… С двойным сиропом…

– А я вот тебя вижу такой, какая ты есть на самом деле! И поверь мне, никаких усилий с моей стороны. Просто смотрю и вижу!

– Ну, ты – это совсем другое дело! Ты – это ты! Ты же у нас ненормальная, и это почти официальный диагноз, – Шона метнула быстрый взгляд в сторону Мэдди и взяла с кровати тюбик с ярко-розовой помадой. – Ступай в ванную комнату! – протянула она тюбик девочке. – Накрась губы! По-моему, это то, что тебе сейчас надо! Твой тон. Уверена, ты будешь просто красавицей!

– Да? – с подозрением уставилась на тюбик Мэдди. – Разве вы забыли, что я еще маленькая? И не хочу, чтобы меня обзывали уличной девкой.

– Ах, заноза ты эдакая! – возмутилась Шона. – Если ты маленькая, так и веди себя, как подобает маленькой девочке! Иди, размалюй себе губки, да не жалей помады!

Мэдди, все еще обуреваемая сомнениями, послушно удалилась в ванную комнату с помадой в руке. Шона плотно прикрыла за ней дверь.

– Твой гад ползучий направо и налево распространяет слухи, что ты помешалась… тронулась умом, – быстро, почти скороговоркой заговорила вдруг Шона совсем иным, серьезным тоном. – Дескать, убежала из дома, забрала с собой дочь, и он очень серьезно переживает за твое нынешнее состояние. А еще, говорит, в последнее время ты постоянно возвращалась в разговорах с ним к теме самоубийства твоей матери.

– Чтооо?! – опешила Роза, округлив глаза. – Он смеет утверждать, что я хочу покончить жизнь самоубийством?

– Ну, так, в лоб, он, конечно, не говорит. Все обтекаемые фразочки, недомолвки, долгие паузы. По принципу: догадайтесь, мол, сами. Мама слышала, как об этом рассуждала Иветта Пэйтель, а той, в свою очередь, наболтала медсестра из клиники, Маргарет. Наверняка «исповедовался» перед ней, жаловался на свою тяжелую судьбу. Дескать, каких трудов стоило ему хранить эту ужасную семейную тайну столько лет, и чтоб никто не догадался. А еще, как он переживает за Мэдди и за ее безопасность. Ночей не спит!

– Но это же все ложь! Дикая ложь от самого первого и до последнего слова! – в ужасе воскликнула Роза. Она хорошо знала Ричарда, знала, как искусно он умеет притворяться, втираться в доверие. Лицедей! В этом ему воистину нет равных. Лицемер! – Никогда! Слышишь, никогда я не помышляла о самоубийстве! Напротив! Именно желанием спасти свою жизнь и жизнь своего ребенка и продиктовано мое решение уйти из дома. Он что, успел обратиться в полицию? Или в социальные службы?

– Этого я не знаю! – ответила Шона, заметив, как Роза переменилась в лице. – Но даже если б и так! Уверена, полиция не станет торопиться с объявлением тебя в национальный розыск. И фотографии твои не будут показывать по телевизору в криминальных хрониках. Полиция относится к семейным неурядицам с достаточной осторожностью, поверь мне! Они привыкли к тому, что в пылу злости разъяренные супруги могут обвинить друг друга в чем угодно. Взять, к примеру, нас с Райаном. Сколько раз соседи вызывали нам полицию, и не упомнишь. И лишь только пару раз полицейские отнеслись к нам со всей серьезностью. И при этом они все равно вынуждены были заручиться нашим обоюдным согласием, прежде чем переходить к дальнейшим действиям. Насколько я понимаю, социальные службы ведут себя с не меньшей осторожностью, чем полиция. А потому они тоже не станут зря сотрясать воздух по первому требованию одной из сторон или принимать какие-то карательные меры, даже если твой муженек сильно расстарается и поднимет несусветный шум. Так что у тебя еще есть в запасе какое-то время, чтобы собраться с силами и приготовиться к отражению атаки. Вот потом и начнешь переживать по-настоящему. А так, если честно, то повторю еще раз! Моя подруга Роза – ненормальная! Ринуться в поисках какого-то типа на другой конец страны! И все из-за того, что он, видите ли, соизволил прислать ей открытку. Да, ты – ненормальная! Но совсем не в том смысле, как это понимает твой муж.

– Но ты ведь никому не говорила, что я здесь? – спросила у нее Роза с затаенной тревогой.

– Конечно, нет! – ответила Шона, не очень, впрочем, уверенно. – Разве что маме. Но мне пришлось ей все рассказать, иначе бы она меня просто не отпустила. И денег бы не дала. И машину. Но мама будет держать рот на замке. Клянусь! Ты же знаешь, как она тебе благодарна за ту помощь, которую ты оказала в свое время мне и моим мальчишкам. Она тебя не выдаст! Головой ручаюсь!

– Очень на это надеюсь! – напряженно ответила Роза, мысленно прикидывая, на какие еще каверзы способен Ричард, чтобы настроить против нее весь белый свет. И ведь люди, скорее всего, поверят ему и тоже будут считать, что у нее проблемы с психикой и что на нее нельзя полагаться ни в чем. Да, Ричард сумеет убедить кого угодно и в чем угодно.

– Не расстраивайся ты так! – бросилась успокаивать ее Шона, обняв за плечи. Она привлекла Розу к себе и поцеловала в щеку, а потом решительно вскинула подбородок. – Кого нам бояться в этой дыре? Мы же забрались к самому черту на кулички! Какой дурак додумается искать нас в такой глуши? Так что, подруга, предлагаю для начала расслабиться и ударить по сексу на свежем воздухе. Говорят, в деревне такие вещи всегда делаются на природе.

– Тебя послушать, так у тебя на уме один только секс! – сокрушенно покачала головой Роза. – Одного не возьму в толк! Почему ты все время косишь под гулящую красотку, хотя на самом деле ты и близко не стояла с подобными женщинами. Уж я-то это знаю! Да ты в душе романтическая особа! Таких сентиментальных барышень еще поискать! Все еще веришь в хеппи-энд!

– Надо же во что-то верить! – философски ответила Шона, словно оправдываясь. – Иначе что с нами будет? А что касается секса… Не ты ли пытаешься уговорить меня завязать с Райаном? А коли так, то должна же я оглядеться по сторонам, поискать ему замену… Чем черт не шутит? А вдруг я выйду замуж за фермера? Стану печь ему пироги и стряпать всякую фигню, а он за это будет ублажать меня по полной программе.

Роза весело рассмеялась.

– Ты не представляешь себе, как я была бы рада увидеть тебя в таком качестве!

– Что ж! Никогда не знаешь, чем закончится та или иная интрижка, которая может начаться где угодно. Например, на той же автостоянке! – весело хихикнула в ответ Шона, ковырнув Розу под ребро.

– Что бывает на автостоянке? – не преминула поинтересоваться Мэдди, неожиданно возникнув из ванной комнаты с жирно размалеванным помадой ртом.

– Людей штрафуют, если они не заплатят за свое место, – быстро нашлась Роза.

– А теперь полюбуйся на себя в зеркале! – Шона подсунула Мэдди зеркальце. Та взглянула на себя и засмеялась. – Ну и скажи мне честно, чем мы сейчас с тобой не пара? Держись за тетю Шону, детка! И тогда нигде не пропадешь! Я научу тебя всяким стильным штучкам, поверь мне!

Роза взглянула на свою полураздетую подругу, полностью вошедшую в образ развязной секс-бомбы – ничего общего с ее реальной сутью, – и энергично тряхнула головой в знак несогласия.

– Только через мой труп!

Не успели они появиться в столовой, как на Розу насела Дженни.

– Расскажите же нам, как прошла ваша встреча с отцом. Я пыталась дозвониться до Теда, но тот не отвечает на мои звонки. Вот щенок!

Роза подавила тяжелый вздох и бросила взгляд на дочь. Мэдди тоже сгорала от нетерпения узнать все подробности встречи матери с ее дедушкой, которого она никогда не видела. Впрочем, когда Роза вернулась в гостиницу, слегка навеселе после двух порций виски, то не обнаружила, что Мэдди сильно по ней соскучилась. Выражение лица Мэдди свидетельствовало, что ей не очень понравилось, что мама оторвала ее от кукольного домика. Такие минуты отчуждения случались между ними довольно часто. И всякий раз Роза невольно задавалась вопросом, а любит ли ее Мэдди. И может ли она любить вообще? Вполне возможно, ее привязанность к матери или к отцу носит чисто ситуативный характер. А в случае чего их обоих с успехом может заменить ее любимый Мишка, или новый свитер, или что-то еще. Вот и сейчас ее дочь все время льнет к Дженни, в их общении столько теплоты и приязни, что Роза невольно испытала укол ревности. С ней Мэдди редко когда держится так свободно и раскованно. Что же до нее самой, то она не просто любит дочь, она обожает ее и молит Бога лишь об одном – чтобы в один прекрасный день дочь сказала ей, что тоже любит ее.

– Встреча прошла так, как я и предполагала! – коротко ответила она Дженни. – Конечно, отец был потрясен моим появлением. Но он мне совсем не обрадовался. Скорее, напротив! Почти что злился. И хотел, чтобы я немедленно покинула его дом и отбыла восвояси.

– Я его понимаю! – глубокомысленно заметила Мэдди, осторожно подцепляя вилкой зеленый горошек с тарелки. – Когда ты пригласила к нам эту противную Белинду Моррис и заставляла меня играть с ней, я тоже ужас как злилась!

Белинда Моррис была дочерью их соседей. Ричард прикладывал немало усилий, чтобы его дочь ничем не отличалась от других девочек ее возраста, а потому всячески поощрял дружбу Мэдди и Белинды. А все последствия этой «дружбы» приходилось расхлебывать Розе. Так, однажды Мэдди обозвала Белинду «противной маленькой дурочкой», и это в присутствии ее матери. В другой раз она заявила, что у девочки «ужасно глупое лицо». Приходилось извиняться, а что было делать?

– Ужасно! – сочувственно вздохнула Дженни. – Трудно представить такое! – Она посмотрела на мужа, но тот углубился в газету. – Брайан! Ты слышишь меня? С этим надо что-то делать!

– Ты полагаешь, мы должны вмешаться? – вполне искренне изумился тот. – Чем я могу помочь?

– Поезжай к старому хрычу и потолкуй с ним по-мужски! Разве ты позволил бы кому-нибудь так третировать Хейли, как он третировал Розу?

– Да, но Хейли – моя дочь!

– А Роза – его дочь! – отрезала Дженни, четко давая понять своей второй половине, что дальнейшие препирательства неуместны.

– Не надо никому никуда ездить! – бросилась на подмогу Брайану Роза. Можно только представить себе, сколько раз бедняге доводилось участвовать во всевозможных миротворческих операциях, затеваемых его женой, причем всегда на очень шатких основаниях. – Мы договорились, что завтра я снова к нему приеду и он ответит на все мои вопросы. Поэтому сейчас мне главное – это продумать, о чем я хочу его спросить. Вопросов-то у меня уйма, но захочу ли я услышать на них ответы? Очень в том сомневаюсь! Если начистоту, мне совсем не хочется туда ехать.

– Вы должны спросить у него о завещании, – подсказала ей Дженни.

– Скажи ему, что я готова переломать ему ноги за все то зло, которое он причинил тебе, – вставила словечко Шона. – Только спроси, с какой ноги мне лучше начать, с правой или с левой.

– Спроси у него, почему я его ни разу не видела, – подала голос Мэдди с таким видом, будто ее совсем не интересует то, о чем говорят взрослые. Однако именно ее вопрос попал в цель и стал самым насущным из всех других вариантов, предложенных за столом.

– Я поеду с тобой. В случае чего, буду выполнять функцию телохранителя, – вызвалась Шона.

– Мама, возьми меня! – снова вмешалась в разговор Мэдди. – Он ведь мой дедушка!

В первую минуту Роза пришла в ужас от самой этой идеи. Но в следующее мгновение подумала, что, пожалуй, это будет наилучшим вариантом из всех. Почему бы не попытаться подъехать к отцу с помощью Мэдди? Ребенок позволит снять излишнее напряжение, разрядит обстановку, и они обойдутся без ненужных перепалок. Присутствие Мэдди превратит их приезд в своеобразный визит вежливости, и только. Да и отцу будет проще разговаривать с ней. Увидев внучку, он поймет, что она явилась к нему вовсе не для выяснения отношений и не станет осыпать его обвинениями в присутствии ребенка. Конечно, Мэдди тоже не сахар, и с ней сильно не расслабишься. Да и с чужими людьми она идет на контакт очень трудно, но почему-то Роза инстинктивно почувствовала, что необщительность Мэдди как нельзя лучше придется отцу по нраву.

– Хорошая мысль, Мэдди! Ты поедешь со мной.

Мэдди взглянула на нее отрешенным взглядом человека, успевшего позабыть, о чем идет речь, и неопределенно хмыкнула.

– Познакомишься с дедушкой.

– Как интерееесно… – протянула Мэдди вполголоса, обращаясь к Брайану.

А может быть, это и хорошо, что ее дочь может так искусно абстрагироваться от окружающего мира, подумала Роза. В реальной жизни столько всяких неприятностей, потрясений, коллизий, но все эти бури бушуют где-то высоко над головой девочки, не задевая ее внутреннего спокойствия. Мэдди пугают только те страхи, которые рождаются в ее голове, всякие там духи, привидения, гоблины. А вот реальная жизнь, такая, как она есть, без прикрас, напугала дочь только единожды – в ту ночь, когда они спасались бегством. Наверное, в тот момент кокон, в котором она благополучно просуществовала семь лет, был безвозвратно уничтожен.

– Я тоже хочу поехать! – Шона положила себе на тарелку вторую порцию пирога с цыпленком, что не ускользнуло от зоркого глаза Дженни, сердце которой не растаяло даже после хвалебной реплики Шоны. – Вкуснотища! Классный пирог получился, подруга!

– Тогда мы запугаем его окончательно. Полагаю, для начала хватит нас двоих, – рассудительно ответила Роза.

– Что значит, запугаем? Я, по-твоему, похожа на пугало? – рассмеялась Шона, несколько уязвленная. – И что мне прикажешь делать, пока вы будете развлекаться знакомством?

Но Роза не успела ответить – на пороге появился Тед. У него были мокрые волосы, на старенькой кожаной куртке поблескивали капли дождя.

– Спасибо тебе, Господи, что ты услышал меня и послал мне это утешение! – громко возопила Шона при виде парня, даже не моргнув глазом, когда Роза исподтишка ткнула ее локтем в бок.

– Приветствую всех! – Тед кивнул Шоне и какую-то долю секунды молча обозревал все пиршество ее плоти, доступное его взору, потом улыбнулся Розе и взглянул на мать.

– Вот привез вам пропуск за кулисы на завтрашнее выступление, – обратил он сообщение к Розе.

– Фу-ты ну-ты! – весело фыркнул Брайан. – Вот не подозревал, что у вас в пабе и кулисы имеются.

– Кулисы не кулисы, а уютное местечко для особо важных гостей точно есть! – Тед снова улыбнулся Розе. – Так вы придете?

– Дело в том, что я еще… – растерялась Роза, больше всего она боялась, что в разговор вмешается Шона и начнет просить Дженни посидеть с Мэдди.

Но ее опередил Тед.

– Мамочка! Ты же присмотришь за девочкой, правда? А Рози придет к нам на концерт.

– Рози?! Ну и ну! – хихикнула Шона. – Ты собираешься на их вечеринку, Рози?

– Присмотрю-присмотрю! – милостиво пообещала Дженни и улыбнулась Мэдди. – Мы ведь с тобой отлично ладим, моя птичка, верно? И я снова с удовольствием послушаю все, что ты захочешь рассказать мне об этих древних египтянах.

– Хорошо! – легко согласилась Мэдди. – А потом я устрою тебе тест. Задам двадцать вопросов и поставлю оценки за ответы, – пообещала она к ужасу Дженни, отразившемуся на ее лице.

– Может быть, лучше посмотрим какое-нибудь кино? – робко предложила она запасной вариант.

– Нет, лучше тест! – Мэдди была непреклонна. – Но… я бы тоже хотела сходить на ваше выступление! – она переключилась на Теда. – Особенно если вы собираетесь исполнять свою песню.

– Какую песню, детка? – рассеянно спросил Тед.

– Ну, ту самую, которая перевернет весь мир. Это будет так интересно… Я еще никогда такого не видела…

– Знаешь, что? Я лучше привезу тебе диск! – выдвинул альтернативу Тед и снова посмотрел на Розу. – Так вы придете?

– Обязательно придем! – заверила его Шона, выхватывая из рук Теда контрамарку и выжидательно взглянув на него, когда же он даст вторую. Он нехотя протянул ей второй пригласительный билет. – Кстати, спешу вас уведомить, так, на всякий случай, что я неровно дышу на всех ударников.

Как только дыхание Мэдди стало ровным, что свидетельствовало о том, что дочка уснула, Роза украдкой пробралась в соседний номер. Шона наливала красное вино в стаканчик для зубных щеток.

– Вот! – воскликнула она, протягивая стаканчик Розе. – Пей! А я прямо из бутылки. Не беспокойся! Я тебе тоже подолью потом.

– Дженни категорически запрещает распитие спиртных напитков в номерах! – испуганно прошептала Роза, но взяла стакан и даже отхлебнула кисловатой на вкус жидкости. – Она вообще очень строгая! Хорошо хоть, спать разрешает…

– Да пошла она! – добродушно выругалась Шона. – Вино я купила на заправке, по пути сюда. Решила, что не помешает пропустить по паре стаканчиков, чтобы развязать языки.

– Из чего следует, что ты меня собираешься допрашивать?

– Именно! Так что пей, подруга!

Роза вспомнила то приятное ощущение, какое она испытала после двух порций виски в пабе, и, покорно сделав два больших глотка, осушила стакан до дна и тут же протянула его Шоне, чтобы та добавила.

– Вот так да! – восхитилась ее прытью Шона. – И куда же подевалась наша скромница?

– Так она же убежала! Разве ты не слышала? – весело хихикнула Роза. – Ну, давай! Начинай сыпать своими вопросами! Наверное, первый из них – это кто такой Тед и откуда он свалился на мою голову?

– Угадала! Этот вопрос значится в моем списке под номером один. Так откуда на тебя свалился этот красавчик? – Глаза Шоны вспыхнули плотоядным блеском. – Хорош, чертов парень! Хотя ты для него несколько старовата.

– Это сын Дженни. Все время заигрывает со мной, но, по-моему, больше прикидывается. А вообще-то хороший, сердечный молодой человек, всегда готовый прийти на помощь. Мне кажется, он вообразил себе, что это его долг и обязанность – поднимать мне настроение. Вот он и веселит меня, как может.

– Как он может, я пока еще не знаю, – улыбнулась в ответ Шона. Невооруженным глазом было видно, что ухаживания Теда за Розой развеселили ее и придали хорошего настроения. – Но зато вижу другое. Он действительно сгорает от желания, чтобы ты поприсутствовала на его концерте, просто из кожи вон лезет, благослови его Господь! Такой маленький надоедливый щенок с влажным носом и виляющим хвостиком. Вечно путается у всех под ногами. Впрочем, вполне возможно, у него виляет не только хвостик.

– Шона! – возмущенно воскликнула Роза, но не удержалась, хихикнула. – Я, между прочим, тоже кое-что успела подметить. Стоило Теду войти в комнату, как он тут же впился взглядом в твои сиськи. Сама понимаешь, тут я тебе не соперница. Так что, приготовься! В ближайший день-два он наверняка переключит внимание на тебя.

– Так он же косит под мачо, твой Тед! А они все запрограммированы на женские сиськи. Впрочем, думаю, и сам всевышний не устоял бы, увидев мою восхитительную грудь! Она у меня и в самом деле роскошная.

– Не богохульствуй! Иначе нас покарают свыше ударом молнии, – одернула подругу Роза и снова хихикнула. Судя по всему, вино уже ударило ей в голову. Именно такого эффекта и добивалась Шона, всей душой желая, чтобы Роза расслабилась и хотя бы на час-другой отключилась от мрачных мыслей.

– Никто нас не будет карать! Бог, он ведь тоже мужчина, – глубокомысленно заметила Шона, снова наполнив вином Розин стакан.

– В любом случае, – начала Роза и со страхом взглянула на потолок, откуда, предположительно, на их головы неминуемо должна была обрушиться кара небесная, – Тед очень мил. А из того, что ты мне рассказала о делах домашних, я понимаю, что времени у меня в обрез. Так почему бы и не посмеяться немного? Кстати, такое со мной случается впервые в жизни. Представляешь? Подростком я никогда не ходила ни на дискотеки, ни на вечеринки, не целовалась с мальчиками, не пробовала спиртного и не сооружала у себя на голове безумные ирокезы.

– Знаю! – Шона энергично тряхнула головой в знак согласия. – Я тоже считаю, что тебе нужно обязательно сходить на его выступление. Уверена, повеселишься на славу! Распустишь кудри и тряхнешь стариной. Дашь, так сказать, волю чувствам. Лови момент, детка! Спеши, догоняй свою утраченную юность! А потом можешь смело послать его ко всем чертям! Но только после этого!

– Ни за что! – искренне возмутилась Роза. – Так приличные люди не поступают. И вообще, не об этом речь!

– Ну, поступай, как знаешь! Только смотри! Упечет тебя твой благоверный в психушку или за решетку, тогда…

– И все равно я не собираюсь идти в разгул! – проговорила Роза совсем трезвым голосом. Она понимала, что Шона шутит, и все равно, кто его знает, что там будет. Вполне возможно, Ричарду и правда удастся упечь ее либо в один казенный дом, либо в другой. Такой вариант развития событий исключать нельзя. Обычно ее мужу всегда удавалось добиться того, чего он хочет. А коль скоро ее присутствие начало его тяготить, то он найдет способ избавиться от надоевшей жены. – В любом случае я ни за что не соглашусь на случайный секс, да еще с парнем, который много моложе меня! – Розу даже передернуло от такой перспективы. – Я вообще не люблю секс!

– Чудачка! – воскликнула Шона и отхлебнула из бутылки. – Ты не любишь секс со своим гадом, это понятно! Он же мерзок! Подонок, вот он кто! А секс с нормальным мужчиной – это совсем другое! Такой мужчина не станет кусать твои соски! Поверь мне! Секс – это приятно.

Роза молча отвернулась, чтобы скрыть приступ накатившей вдруг тошноты. Такие приступы с ней случались постоянно, стоило кому-то в ее присутствии заговорить о сексе. И как ей объяснить Шоне, что сама мысль, что какой-то посторонний мужчина, пусть даже Фрейзер, начнет трогать ее, ужасала. Розе захотелось немедленно все бросить и бежать, бежать без оглядки, спрятаться где-нибудь в горах и никогда не возвращаться назад.

– Пойми! Я приехала в Милтуэйт в поисках Фрейзера, – напомнила она Шоне. – Не отца я искала! И уж точно не искала я встречи с Тедом. Мне нужен один только Фрейзер, и никто другой!

– А что, если он никогда не приедет сюда? – Шона замолчала, выжидательно склонив голову набок. – То есть я хочу сказать, что когда-нибудь он, вполне возможно, и объявится в здешних краях, и вы даже встретитесь… Но вдруг он окажется совсем не таким, каким ты его запомнила по первой встрече? Прошли ведь годы. Вдруг он растолстел, облысел? Сделался скрягой? Да мало ли что еще?

– Ничего он не растолстел! – обиделась за Фрейзера Роза. Его образ так четко запечатлелся в ее памяти, что она просто не представляла его себе иным. – В любом случае в скором времени у меня будет возможность убедиться в этом самой. По словам Олби, хозяина здешнего бара, он почти каждую неделю наведывается в Милтуэйт, как бы контролирует моего отца, чтобы тот не сорвался и не начал пить сызнова. Ну, а если он не приедет, тогда я сама отправлюсь к нему в Эдинбург.

– И там узнаешь, что он счастливо женат, что у него пятеро детей и собака. Или другой вариант: счастливый брак, пять собак и хобби по вечерам – компьютерные игры из серии «Подземелье тайн». Представь себе, дорогая, что оба мои сценария развития событий представляются мне гораздо более реалистичными, чем твои детские фантазии.

– Понимаю! – согласилась с ней Роза, хотя на самом деле ничего она не понимала и понимать не хотела. И еще никогда в жизни не была так далека от реальности. Да и зачем ей эта реальность? Ведь если она ошибается в отношении Фрейзера, тогда всему конец! Она просто не знает, что делать дальше…

– Да, я понимаю! – снова повторила она и добавила срывающимся голосом: – Ах, ничего я не понимаю! Конечно, ерунда какая-то! Десять минут общения с незнакомым мужчиной… семь лет тому назад… А получается, что это стало… самым волнующим событием в моей жизни. Впрочем, что можно говорить о моей жизни? Была ли она у меня? Сама все видела!

– Да, видела! И точно знаю, что, если бы не твой подонок-отец и не твой подонок-муж, ты бы не стала лелеять и беречь в памяти эти десять минут как самые драгоценные мгновения своей жизни. В действительности они ничего не значат. Ни-че-го! Но не стану тебя более огорчать. На сегодня тебе и так хватило. Но об одном прошу! Не строй никаких иллюзий! Иначе новые огорчения не заставят себя ждать.

– А что твой Райан? – Роза небрежно откинулась на кровать, пожалуй, чересчур поспешно, явно желая сменить тему. Волосы рассыпались по подушке и закрыли ее лицо.

– Я же тебе говорила! Зовет меня обратно! Вот обдумываю, что делать.

– Он зовет тебя, и ты уже почти готова согласиться! Так кто из нас двоих безумнее? Я, со своими глупыми фантазиями и поисками Фрейзера по всей стране, или ты? Крысолов поманил своей дудочкой, и ты уже готова бежать за ним вслед! – воскликнула Роза разгневанным тоном и, стремительно перевернувшись, снова уселась на матрасе. – Как ты не понимаешь, Шона? Райан обманывает тебя! Его не переделаешь. Горбатого, как ты знаешь, исправит только могила. И что в нем находят другие женщины? По-моему, у него все на лице написано!

– Что ты имеешь в виду? – Шона недовольно толкнула бедром Розу.

Та неопределенно пожала плечами, видно, не в силах найти такие слова, которые заставили бы подругу прислушаться и одуматься.

– Шона! Ты – такая яркая, такая умная и сильная женщина. Как же ты не видишь очевидного? Ну, сойдетесь вы с ним снова, и что дальше? Только новые порции унижений и обид. Твой Райан никогда не повзрослеет!

Какое-то время Шона молча вертела в руках пустую бутылку. Волосы упали ей на глаза, и Роза отчаянно пыталась поймать выражение ее взгляда. Неужели ее слова так и не дошли до нее?

– Говорит, что на сей раз все у нас будет по-другому. Что он изменился, – промямлила она наконец.

– О, боже! Дай мне силы! – тяжело вздохнула Роза и, заложив руки за голову, снова откинулась на подушки. – Слушай себя, а не его!

– А я и слушаю! – вспыхнула Шона. – Я знаю Райана! Знаю, как никто! И я не дура, в конце концов! Прекрасно понимаю, на что иду и чем это может обернуться. Но скажи, кто, кроме меня, может дать ему этот второй шанс начать все сначала? Никто!

– По-твоему, он его заслуживает? – воскликнула Роза, не скрывая своего раздражения.

– Да! Заслуживает! Потому что он не такое исчадие ада, как твой гад ползучий. Он не такой! Он… он просто дурак.

– Что не мешает тебе любить его! – язвительно проговорила Роза, смягчая интонации. Криками и угрозами делу не поможешь! Шона упряма, и силой от нее ничего не добьешься. Она осторожно тронула подругу за руку. – Шона! Моя дорогая, моя прекрасная, моя храбрая, мужественная и несгибаемая Шона! Я знаю, что больше всего на свете ты боишься остаться одной. Но вокруг тебя тысячи мужчин, и все они в тысячу раз лучше твоего Райана!

– Только не для меня! – едва слышно проронила Шона. Одинокая слезинка выкатилась из глаз и побежала по щеке. – Понимаю! Звучит ужасно. И едва ли кто-нибудь в состоянии понять меня. Но я скучаю по Райану. Мне его страшно не хватает. Не хватает его защиты. Он, как никто, умеет оградить тебя от всех проблем окружающего мира. И если бы такие настроения случались у меня лишь изредка… Так нет же! Я постоянно думаю о нем. Ты не представляешь, каким он может быть нежным и внимательным, когда у нас все хорошо. А уж в постели… Он обращается со мной с такой нежностью, с такой любовью… Ах, как он умеет ласкать! И потом, когда уже все кончено, обовьет меня руками, своими сильными, крепкими руками, и держит в объятиях, боясь отпустить меня, словно я какая-то драгоценная вещь. В такие мгновения понимаешь, что я для него – единственная женщина на свете, самая любимая, самая желанная… Это такое… такое… – Шона запнулась в поисках нужного слова. – Одно я знаю наверняка! Ни с каким другим мужчиной я никогда не испытаю подобного наслаждения. Просто не смогу!

– Сможешь! – негромко сказала Роза. – Обязательно сможешь! И этот другой мужчина не будет похож на вращающиеся двери, в которые время от времени засасывает то тебя, то твоих детей. Пришел – ушел, потом снова пришел… Это не дело! Взгляни на меня. Я порвала с Ричардом. Решилась и сделала это. Сама еще до конца не верю. Да, еще предстоит сойтись с ним лицом к лицу, выдержать все те испытания, которые он наверняка мне готовит… Но если я смогла, ты тем более сможешь! Уже смогла. Просто нужно и дальше оставаться сильной самостоятельной женщиной.

– Я вот тут подумываю перекрасить волосы, – резко переключилась на другое Шона. И Роза поняла, что подруга не столько хочет сделать легкомысленный крен в сторону от тяжелого разговора, сколько просто отчаянно пытается найти наиболее удобный способ самозащиты. – Этот цвет мне тоже идет, но он мне уже поднадоел. Что посоветуешь? – Шона извлекла из сумки пакет с несколькими тюбиками краски для волос и, просмотрев их, остановила выбор на блондинке с золотистыми кудрями. – Вот, купила по пути сюда на автозаправке. Видишь меня в этом образе?

Роза взяла тюбик и принялась внимательно разглядывать златокудрую красавицу, уставившуюся на нее кокетливым взглядом через полуобнаженное плечо. Ее кудри разметало в разные стороны с нарочитой небрежностью, словно их и не касалась рука искусного парикмахера. Роза впервые подумала о том, что никогда в жизни ей и в голову не приходило делать что-то со своими волосами. С самого раннего детства она привыкла к одному и тому же образу: длинные шелковистые волосы насыщенного каштанового цвета, ниспадающие густой волной почти до самого пояса.

– Знаешь, что? Перекрась-ка лучше меня! – неожиданно вырвалась у нее самая дикая мысль из всех, что приходили ей в голову. Свою просьбу она произнесла почти шепотом, все еще не веря тому, что говорит.

– С ума сошла, да? – Шона развернулась на пуфике у туалетного столика и подалась к Розе, пытаясь понять по выражению ее лица, шутит она или говорит всерьез.

– А что здесь такого? – почувствовала Роза неожиданный прилив храбрости. Чему в немалой степени поспособствовало и выпитое вино. – Ты же совсем недавно училась на парикмахера. Умеешь управляться с чужими волосами. Вначале остриги меня, а потом покрась! Я тоже хочу стать ослепительной блондинкой. Почему бы и нет? Мужчины любят блондинок.

– Вот уж не ожидала от тебя! – только и выдохнула Шона. – Бритни Спирс в тоске спряталась в уголке! Но и мне, знаешь ли, не нужны проблемы на свою голову! Не могу же я просто взять и обкорнать тебя со всех сторон! Волосы-то ведь твои, а не мои!

– Вот именно, мои! – Слегка пошатываясь, Роза поднялась с кровати и шагнула к туалетному столику. Там лежала пухлая косметичка, из которой торчали парикмахерские ножницы, память о тех двух неделях, которые Шона отработала в дамском салоне. Она схватила ножницы и, угрожающе размахивая ими, словно волшебным мечом короля Артура, на тот случай, если подруга захочет вырвать их у нее, снова уселась на кровать и стала подпрыгивать на скрипучем матрасе. Шона смотрела на нее во все глаза, оцепенев от изумления, смешанного с ужасом. И пока она соображала, что делать, Роза лихо отхватила длинную прядь волос прямо посреди лба, оставив на голове какой-то огрызок высотой максимум в два дюйма.

– Вперед! – весело крикнула она и швырнула прядью прямо в Шону. – Теперь ты просто обязана постричь меня!

– Боже всемилостивый! – потрясенно выдохнула Шона. – Роза! Что ты натворила? Хорошо! Только не стриги ничего больше! Исправлять труднее, чем стричь! Будь по-твоему! Садись на стул и сиди смирно! Я же не могу стричь тебя в этой пляске…

Она поскорее взяла из рук Розы ножницы и приготовилась к экзекуции.

– У тебя мягкие, послушные волосы. Из них можно было бы сделать стильную короткую стрижку или сделать так называемую стрижку перьями с неравномерно филированными прядями. Но я не умею делать ни того, ни другого. Все, что я умею, – это сделать тебе обычную короткую стрижку. Радикально короткую, почти что ежик! Думаю, тебе пойдет!

– Так чего же мы ждем? Давай, действуй! – скомандовала Роза. – Вначале стрижка, потом окраска.

– Роза! Ты уверена, что действительно всего этого хочешь? А вдруг я все испорчу, и у нас получится сплошное недоразумение?

– Пусть! Но зато это буду уже не я! Понимаешь? – Роза схватила пустую бутылку и жадно допила те несколько капель, что еще оставались на самом дне. – Хочу навсегда завязать с той унылой, покорной, слезливой особой, которой я была все эти годы! Надоело быть вечной неудачницей! Если бы ты только знала, как мне хочется стать другой! Совсем другой! Прощай, Роза! Глупая, безмозглая мышка, сама, по своей воле, угодившая в мышеловку. Отныне я – это не она! Отныне я – сильная, опасная, хладнокровная и…

– Все! Крыша съехала окончательно! Клинический случай! Неужели этот гад ползучий и в самом деле говорит правду?! – громко рассмеялась Шона. – Хорошо! Приступаем к работе! А себе я куплю такую же краску на обратном пути домой.

Она усадила Розу на пуфик и велела открыть вторую бутылку, а сама взяла в руки ножницы.

– Вот теперь сиди и моли Бога, чтобы он сотворил нам чудо! И смотри мне! Не напусти в панталоны!

 

7

Первое, что почувствовала Роза, проснувшись на следующее утро, – это то, что у нее отчаянно болит голова. Во рту сухо, язык распух, прилип к небу и, казалось, приобрел просто необъятные размеры. Она с трудом пошевелила языком и еще сильнее зажмурила глаза. Она была уверена, что стоит ей открыть их, и на нее тотчас же обрушатся все громы и молнии, словом, случится нечто ужасное. Неужели она подхватила грипп? Или, что еще страшнее, у нее чума? Вот оно, настоящее похмелье, подумала она с отвращением, вспомнив вчерашний вечер, первое похмелье в ее жизни. Малейшее движение тела причиняло острую боль, малейший шорох тотчас же вызывал желание забиться в самый дальний угол вселенной и никого не видеть до конца своих дней. Странно, но одновременно столь мерзкое состояние, в котором она пребывала, вызвало у нее даже некоторое чувство гордости. Да, она гордится собой! А что такого?

Но в этот момент она услышала, как громко плачет Мэдди.

– Мамочка! Мамочка! – отчаянно звал ее ребенок непонятно откуда. И этот крик действительно поверг ее в ужас, ибо так Мэдди кричала только раз в своей жизни, в ту самую ночь, когда они бежали из дому. Роза подхватилась с постели, плохо соображая, где она и что с ней, и ее мгновенно повело в сторону. Она с трудом удержалась на ногах и стала испуганно озираться по сторонам. Мэдди рядом с ней не было. Из-под одеяла торчала чья-то чужая нога, и потребовалось несколько глубоких вдохов, прежде чем Роза поняла, точнее, догадалась, увидев тату на лодыжке, что это – нога Шоны. Что могло означать только одно: она спала не в своей постели. Роза ринулась к дверям и выскочила в холл. Мэдди стояла посреди коридора, прижимая к груди Мишку и любимую книгу. Личико у нее было зареванное. Слезы градом текли по ее щекам. Она посмотрела на мать, широко раскрыла рот и снова закричала во весь голос: мама!

– Тише! Тише! – воскликнула Роза. – Все хорошо! Я здесь, Мэдди! – она опустилась перед дочерью на колени, осторожно взяла ее за плечи и слегка встряхнула, словно хотела сбросить с нее наваждение страха, сковавшее ее тельце. – Мэдди! Все хорошо! Открой глазки! Я здесь, рядом с тобой. Посмотри на меня! Я просто уснула в соседнем номере у тети Шоны. Прости, пожалуйста! Ну, взгляни же на меня!

Хрупкое тело девочки сотрясалось от рыданий, но мало-помалу Мэдди успокоилась и слегка приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть на мать. Но не успела Роза заключить дочь в объятия, как та принялась рыдать с новой силой. Она вырвалась из рук матери и опрометью бросилась к себе в комнату, громко хлопнув за собой дверью.

– Что за скандал? – услышала Роза у себя за спиной голос Дженни. Та, слегка запыхавшись, уже поднялась по лестнице к ним, на второй этаж. На ней была очередная роскошная ночная сорочка, судя по всему, не последняя в ее необъятной коллекции. На сей раз это было неглиже черного цвета из полупрозрачной ткани, откровенно провоцирующее чужие взоры. – А! Теперь понятно! – Дженни окинула взглядом новую прическу Розы. – И что случилось с нашими дивными волосами, моя радость? Неудивительно, что бедное дитя так перепугалось. Ну и видок! Ужас! Просто панк… какой-то!

Роза машинально коснулась рукой затылка и не обнаружила там… ничего! Голый череп и какие-то колючки, которые раньше были ее волосами. Она прошлась рукой по всей голове, смутно припоминая события вчерашнего вечера. Куцые остатки волос на ощупь были по-прежнему мягкими и шелковистыми, напоминая ее прежние волосы, и вместе с тем их текстура была совершенно другой, непривычной, чужой. Она вдруг вспомнила, как сама выстригла себе целую прядь волос спереди и как потом за дело принялась Шона, а она лишь безучастно наблюдала за тем, как ее длинные волосы прядь за прядью падают на пол, и при этом у нее было такое чувство, будто все происходит не с ней, а с кем-то другим. А потом Шона еще долго возилась с ее затылком, убирая оставшиеся волоски с помощью специальной бритвы, которой она пользовалась исключительно в тех случаях, когда нужно было придать нужную линию для бикини.

– Очень хорошо! – одобрила она цирюльное дерзновение, после чего обе направились в ванную комнату и, давясь от смеха, приступили к завершающей стадии – окраске волос. Роза вспомнила химический запах краски и то, как пощипывала кожа после нанесения ее на голову. А потом – полнейший провал в памяти.

– Да? – промямлила она, не зная, что и сказать в ответ на гневную реплику Джесси. Но одно она поняла точно: ее длинных красивых волос больше нет.

– Вам срочно нужна шляпа! – констатировала Дженни, глядя на постоялицу с нескрываемым отвращением. – А сейчас ступайте к дочери и постарайтесь привести ее в чувство. Объясните ей, что ночью вас изуродовали совсем не злые духи. Хотя кто его знает, что там было на самом деле!

Пристыженная, Роза потащилась к себе в номер. Мэдди свернулась калачиком под одеялом, плотно закрывшись с головой и, видно, вознамерившись отгородиться от всего мира. Давно Роза не видела дочь в таком возбужденном состоянии. Помнится, когда ей было года три, она вдруг ни с того ни с сего стала бояться темноты, которую ее детское воображение населило всякими чудищами. Но потом все нормализовалось. Ах, как же она опрометчиво повела себя нынче, мучилась угрызениями совести Роза. Откуда в ней вдруг появилось это ложное чувство свободы? Все сошлось воедино: дешевое вино, новая обстановка, та легкость, с какой Мэдди приняла их гостиничный быт, и то, как скоро она подружилась с хозяйкой… Неудивительно, что чувство меры и осторожности ей изменило.

А ведь на протяжении всей экзекуции, которую Шона учинила с ее волосами, а она в это время разглядывала свой новый облик в зеркале – настоящая психопатка, какой ее и описывает Ричард всем знакомым подряд, – так вот за все это время она ни разу не подумала о Мэдди. Она даже не вспомнила о том, как категорически не приемлет ее дочь любых перемен в ком бы то ни было. И уж тем более в ней! За семь лет своей жизни девочка привыкла ориентироваться в окружающем мире по четким указателям, как по компасу с его стрелкой, всегда обращенной на север. Неизменность ориентиров придавала ей чувство уверенности в том, что она находится в полной безопасности и что мир вокруг нее такой, каким он и должен быть.

И вот все рухнуло. Прошло каких-то два дня. За это время Роза увезла дочь из дому, оторвала от отца, поменяла всю обстановку ее жизни… Более того, она настолько утратила бдительность, что у нее зародилась надежда, будто все самое трудное у ребенка осталось в прошлом. Все странности поведения, которые отгораживали Мэдди от остальных детей, она, как стало казаться Розе, благополучно переросла, и сейчас ее адаптация к реальной жизни пойдет быстрее и проще. Наивная! Как же она ошибалась! Мэдди просто интуитивно игнорировала все последние неприятности, уйдя в добровольную самоизоляцию и всецело сосредоточившись на тех вещах, какие ей нравились. Однако новая прическа матери… да она же почти лысая стала!.. такое вряд ли проигнорируешь с ходу.

– Мэдди! – проговорила Роза тихо, усаживаясь на краешек кровати. Она осторожно погладила по одеялу то место, которое предположительно было плечом девочки, и почувствовала, как напряглось все ее хрупкое тельце. – Прости, что заставила тебя плакать… Понимаю! Ты проснулась, а меня рядом нет. Мы заболтались с Шоной допоздна, а потом я, видно, просто отключилась и заснула у нее в номере. Прости, что напугала тебя…

– Я решила, что ты меня бросила! – голос из-под одеяла звучал на удивление спокойно, хотя Мэдди и не рискнула высунуть голову.

– Как ты могла так подумать! – всхлипнула Роза, мучительно переживая за дочь. – Я тебя никогда не брошу!

– Но папу же ты бросила!

Роза сжалась. Что сказать Мэдди? Она взъерошила пальцами остатки волос на голове и вдруг поймала свое отражение в зеркале. Из зеркала на нее смотрела какая-то незнакомка. Стрижка совершенно преобразила ее лицо. Вдруг отчетливо проступило сходство с матерью: те же заострившиеся черты, впалые щеки, вскинутый вверх подбородок. Все, что еще пару месяцев тому назад выглядело несформировавшимся, по-детски неопределенным и нежным, вдруг обрело строгую и вполне законченную форму. На Розу смотрела сильная и уверенная в себе женщина. Огромные серые глаза в обрамлении густых черных ресниц и темных бровей, казалось, заполнили все ее бледное лицо, и над всем этим сверху копна золотистых кудряшек. Пожалуй, если бы Роза столкнулась с этой женщиной где-нибудь на улице, то она бы испуганно уступила ей дорогу, такую она излучала уверенность и силу. Да уж! Далеко не всякий в состоянии вынести подобный откровенно дерзкий взгляд. И лишь только глубоко затаенный страх, который прятался на самом дне ее глаз, свидетельствовал, что зеркало вернуло Розе ее собственное отражение. Этот вечный страх! Достаточно малейшей искорки, чтобы он вспыхнул в ее взгляде и разгорелся. Наверное, этот извечный страх и объединяет их с дочерью, как ничто иное. Они обе постоянно борются с ним, но страх упорно продолжает следовать за ними по пятам, словно тень. У Мэдди это прежде всего паническая боязнь перемен. У Розы – ужас осознания того, что все в ее жизни может вернуться на круги своя, что в любую минуту ее могут снова посадить в клетку, из которой невозможно вырваться на волю.

И как ей теперь приучить Мэдди к своему новому облику? В общем-то, пережитое ребенком потрясение вполне понятно и объяснимо. На трезвую голову Роза и сама бы не пришла в особый восторг от того, что сотворила с ней Шона.

– Мэдди! – Роза осторожно приподняла уголок одеяла, в которое дочка вцепилась руками. – Выгляни! Посмотри на мою новую прическу. Ты еще не разглядела меня. Я просто подстригла волосы. Вышло коротко. Но они отрастут. Мы с тобой будем следить, как быстро они отрастают. – Мэдди слушала ее, не шелохнувшись. – А ты нарисуешь меня с этой новой прической. И мы посмеемся, если выйдет смешно – такой ежик на голове… Повяжем его косыночкой – хочешь?

Из-под одеяла послышался глубокий вздох.

– Я не хочу на тебя смотреть! Я знаю, мне это не понравится! И ты мне такой не нравишься!

– В чем-то ты вправе на меня обижаться! Я поступила с тобой не очень-то хорошо! Нарушила всю твою жизнь и даже не спросила тебя, хочешь ли ты этого. Но честное слово! Я и подумать не могла, что простая стрижка волос и покраска так сильно подействуют на тебя. Мы же меняем платья… и так же меняем стрижки… это часто бывает…

– Пускай платья. А прически – это другое! В платье ты та же, а с прической – другая. Ты мне не нравишься. – Мэдди вздохнула. И очень серьезно добавила: – Я чувствительная, – повторив реплику отца, которую тот не раз и не два бросал в присутствии дочери, к огорчению Розы. Ведь если ребенку постоянно твердить, что с ним что-то не так, в один прекрасный день он и сам уверует в это.

– Мы все чувствительные, ведь мы же чувствуем! Но у нас есть и другие качества! Ты любознательная. Ты терпеливая. Ты очень сильная и мужественная девочка, которая просто отлично справилась с целым ворохом всяких проблем. Но если ты хочешь поговорить со мной о событиях той ночи, когда мы ничего не сказали папе и просто уехали от него, то пожалуйста! Я готова! Ты хочешь знать, почему мы уехали?

Последовало долгое молчание – и Мэдди проронила одно только слово:

– Нет.

– О’кей! Но ты все же высунь головку и оцени мою новую прическу. Да, я немного изменилась, но это все же я. Взгляни, и сама убедишься в этом.

– Не хочу! Я уже видела твою новую прическу. Она… она некрасивая!

– Вовсе нет! Она просто другая, чем та, которая у меня была. Эта современная, только и всего! – уговаривала дочку Роза, хотя в глубине души не была уверена в том, кого больше она уговаривает – себя или Мэдди. Более того, она уже почти готова согласиться с дочерью. – Не упрямься, Мэдди! Ну же! – Она снова осторожно потянула за край одеяла.

Наконец из-под простыней показалась раскрасневшаяся мордашка Мэдди. Ее темные волосы сбились и стали влажными.

– Вот! Убедись сама! – Роза осторожно отбросила волосы с глаз ребенка, потом взяла дочь за руки и провела ими по своему лицу. – Видишь? Те же глаза, нос, тот же рот и уши. Правда, уши немного оттопырились. Все у твоей мамы осталось прежним, только цвет волос изменился.

Роза терпеливо ждала, пока Мэдди окончит скрупулезный осмотр. Она долго водила руками по ее лицу, а когда оторвала их, то проговорила с некоторым сомнением в голосе:

– Да, похоже, что это ты!

– Ну, как тебе? Нравится? – Роза изобразила на лице самую лучезарную улыбку из всех, на какие была способна.

– Нет! Ты худая и старая!

– Правда? – растерялась Роза от столь неожиданного признания и вдруг и в самом деле почувствовала себя страшно уставшей и изможденной. – Думаю, со временем ты привыкнешь к моему новому облику. Кстати, и я тоже! А если нет, то снова отращу длинные волосы и стану носить их, как прежде.

Мэдди сосредоточенно нахмурила лоб и снова принялась изучать лицо матери.

– Мама, ты перекрасилась для того, чтобы папа нас не нашел? – Столь прямолинейный вопрос потряс Розу. – Это у тебя такая маскировка, да?

– С чего ты так решила, солнышко? – спросила Роза напряженным голосом.

– Потому что если это так, то я хочу, чтобы мне тоже перекрасили волосы в желтый цвет.

Завтрак получился на редкость натянутым. И не только потому, что они с Шоной не уложились в график и спустились вниз много позже означенного времени: восемь тридцать утра. Дженни, в силу каких-то лишь ей ведомых причин, то ли это было связано с новой прической Розы, то ли с присутствием Шоны, то ли и с тем, и с другим, вдруг ужесточила правила общежития.

Утром Роза приняла душ, натянула на себя хлопчатобумажную мини-юбку Хейли и ее же легинсы, а сверху белоснежный топик на тонких бретельках, который выбрала для нее Мэдди. Но когда они спустились вниз, то им были предложены лишь какие-то консервы с кашей и кувшин с едва теплым на вкус молоком. Следом за ними в столовую притащилась и Шона. Она появилась в пеньюаре, с всклоченными волосами и следами вчерашнего макияжа. Спускаясь по лестнице, она негромко проклинала тот день и тот час, когда решилась взять в рот алкоголь.

– Раздери меня нечистый! – ругнулась она в последний раз и рухнула на стул, уронив голову на стол. – Самая настоящая свинья! Готова убить!

– Зачем же убивать? Это нехорошо! – прокомментировала Мэдди ее слова осуждающим тоном. – Свинки дают нам бекон, мы на нем по утрам жарим яичницу.

– Да уж! Из меня бекон получился бы плоховатый! – согласилась Шона с девочкой. – Ну ни в чем нет толку!

На кухне хозяйничала Дженни, вызывающе громко звеня кастрюлями и громыхая посудой. Все указывало на высшую степень гнева хозяйки, однако Роза рискнула заглянуть к ней.

– Простите, что опоздали к завтраку! – с покорным видом повинилась она, пока Дженни яростно скребла поверхность плиты. – Пока мы с Мэдди разобрались…

– Чему же удивляться? – насупилась Дженни, даже не взглянув в сторону Розы. – Бедный ребенок! Девочке нужен порядок во всем, режим, родители, на которых она может положиться. А тут! Какая-то вертихвостка, а не мать! Не успела удрать из дома, и уже перекрасила волосы! Тихий ужас!

Роза сделала глубокий вдох. До сего дня Дженни ни разу не позволила себе сделать ни единого осуждающего комментария в связи с их приездом. Не предприняла ни единой попытки выразить свое отношение к факту их бегства из дому. И вот теперь… Что же привело ее в такое неистовство? Неужели только ее новая прическа? Или за этим приступом ярости кроется что-то еще? Роза вдруг подумала, что сцена, которую только что закатила ей Дженни, очень похожа на те, что постоянно устраивал ей Ричард. Она вспомнила то состояние вечного унижения, в каком она пребывала, боясь хоть в чем-то ослушаться мужа или огорчить его. А тот, наслаждаясь своей безнаказанной властью над нею, третировал ее столько, сколько ему заблагорассудится, пока на смену приступам ярости не приходило безразличие, с которым он сообщал ей, в каком преступлении она повинна на сей раз. Изо дня в день Роза обхаживала мужа, как могла, бегала вокруг него на цыпочках, наивно пытаясь предугадать его малейшие желания, догадаться, о чем он думает и чего хочет. Но чем больше она старалась, тем сильнее росло ее отчаяние, ибо она понимала, что никогда не сможет ему угодить.

Да, но то было тогда. Сегодня же ей категорически не хочется снова оказаться в подобной ситуации. Она не собирается и впредь терпеть необоснованные претензии. Во всяком случае, не здесь и не в столь бесцеремонной форме. Разве ее решение начать жизнь сначала подлежит пересмотру? Или ослабло ее желание стать самостоятельной и даже самодостаточной личностью? Так почему бы ей и не продемонстрировать эти качества прямо сейчас?

– Послушайте, Дженни! – начала она. – Я все готова понять. Да, мы опоздали к завтраку. Вчера вечером, наверное, излишне шумели… И волосы вам мои не нравятся. Но разве только в этом причина вашего дурного настроения? Вы на себя не похожи!

Дженни со всего размаху стукнула разделочной доской по стулу. От неожиданности Роза вздрогнула.

– Сколько еще вы собираетесь пробыть в Милтуэйте?

– Сама не знаю! – чистосердечно призналась ей Роза. – Мне еще надо встретиться с отцом, поговорить с теми людьми, с которыми я хочу переговорить. Скорее всего, до тех пор, пока… пока здесь не объявится мой муж. И тогда все будет кончено. Но почему вы хотите поскорее избавиться от меня? Из-за Шоны?

Дженни недовольно поджала губы.

– Не хочу, чтобы у вас возникли отношения с моим Тедом!

– Что?! – искренне изумилась Роза. – Это вы из-за того, что я собираюсь на его выступление? Но бог мой! Это же чисто дружеский жест, не более того! Или вы считаете, что я бегаю за вашим сыном? Да он вдвое моложе меня!

– Вовсе нет! – возразила Дженни. – Он младше вас всего лишь на несколько лет. Совершеннейший пустяк! Мой Брайан младше меня на три года. А кто это скажет, глядя на него? И потом, меня волнует не столько ваш возраст, сколько сам Тед.

– Тед? – рассмеялась Роза. – Да он абсолютно не интересуется мною в том смысле, в каком вас это волнует. Ну, да! В деревне появилось новое лицо! А он славный молодой человек. Вы его достойно воспитали. Он веселый, общительный, любит побалагурить, посмеяться… Но чтобы строить планы насчет каких-то серьезных отношений… помилуйте! У меня и в мыслях не было ничего подобного.

– Хорошо-хорошо! – нехотя согласилась с ней Дженни, дав, по своему обыкновению, задний ход. – Это его обычная манера ухаживания! Затащить девчонку на свой концерт. А те и рады! Сами бегут! – Дженни метнула быстрый взгляд на Розу. – Вполне возможно, вы не из таких. Да уж и теперь… после того, что вы сотворили со своими прекрасными волосами…

– Да я никогда в жизни не бегала за парнями! – возмутилась Роза.

– Дело не только в вас! – Дженни немного помолчала, словно прикидывая, стоит ли продолжать разговор на столь рискованную тему. – Мой Тед! Он… На первый взгляд он может показаться кому-то настоящим жиголо. Но он не такой. Он у меня очень влюбчивый, романтичный в душе. И я не хочу, чтобы он – чего доброго! – запал на вас.

– Этого не случится ни при каком раскладе! – заверила хозяйку Роза. – Я не собираюсь, как говорится, крутить с вашим Тедом или заводить с ним серьезный роман. Любовные интрижки не входят в мои планы. Неужели это и так не понятно?

– Роза! – окликнула ее Шона из столовой. – Где тут у вас ближайший населенный пункт городского типа? Надо срочно смотаться туда и купить вам новые шмотки. На вас с Мэдди смотреть противно! Обрядила ребенка в какое-то тряпье! Да и сама не лучше! В этом прикиде вид у тебя, прямо сказать, неприличный.

– На себя посмотри! – вяло огрызнулась Роза. – А ближайший городок – это, наверное, Карлисль.

– Вот и поедем туда прямо сейчас. Вначале переоденем вас в приличное шмотье, а потом уже все остальное! – через полуоткрытую дверь Розе было видно, как подруга ласково взъерошила волосы ее дочери и широко улыбнулась ей. – Но пока мы здесь, может, сварганим хоть по бутерброду с ветчиной, а?

– Да! Вид у вас и правда, будто вы только что сбежали из концлагеря! – Дженни еще раз придирчиво обшарила глазами Розину стрижку. – Да и вещи моей Хейли слишком для вас молодежные, вы для них староваты, – она протянула Розе только что вымытую сковороду. – Можете сами приготовить яичницу с беконом, если угодно. Но только чтобы потом все убрали после себя!

– Спасибо! Обязательно уберем! Но я ничего не хочу. Кусок в горло не лезет. Очень нервничаю.

– Из-за отца? – быстро среагировала Дженни.

– Да! Сама не думала, что наша с ним первая встреча так зацепит меня. – На лице Дженни отразилась задушевная заинтересованность. – Я была уверена, что все мои переживания, связанные с отцом, уже в далеком прошлом. И сюда я приехала совсем не для того, чтобы найти его. Но я его нашла, и, как оказалось, все это волнует меня до сих пор. Сама страшно удивилась своему открытию. Получается, что все эти годы я не переставала тосковать об отце. И это нервирует меня, сильно нервирует! Какая-то странная смесь эмоций, сложный клубок чувств. Тут и обида, и злость, и боль – все, вместе взятое. А он же напротив… Дал мне ясно понять, что ему все равно, что я и где я.

– С чего вы взяли, – голос Дженни снова стал мягким, – что Джон не испытывает аналогичные чувства к вам? Быть может, он мучается угрызениями совести.

– Кто? Он?! Судя по тому, как грубо он меня встретил, едва ли!

– Когда мои дети были маленькими, мы взяли к себе в дом собаку. Старую колли. Забрали ее у одного нашего знакомого фермера. Она уже не могла, в силу своего возраста, справляться с функциями сторожевого пса. Вот Брайан и привез ее к нам. Такая была славная девочка! Джинни ее звали. Дети ее просто обожали… Возились с ней с утра до вечера. Мы все ее очень любили! – задумчиво улыбнулась Дженни, видно мысленно представив себе семейную любимицу. – Но однажды случилось несчастье. Она выскочила со двора на проезжую часть улицы и прямиком попала под грузовик. В кои веки через нашу деревню ехал грузовик! Надо же было такому случиться! Как она визжала, бедняжка! Мы тут же отвезли ее к ветеринару, но врач сказал, что ей уже не поможешь. Пришлось усыпить. К чему я рассказываю вам это? Да к тому, что в смерти Джинни виновата я и только я! Это я забыла закрыть заднюю калитку, вот она и выскочила на улицу. Уж как я горевала, как горевала! Но виду не подавала. Дети рыдали в голос, Брайан был сам не свой, а я держалась из последних сил и еще успокаивала их. Дескать, подумаешь! Ведь это всего лишь собака.

– То есть вы хотите сказать… – начала неопределенно Роза.

– Я хочу сказать, что, когда человек считает себя в чем-то виноватым, он может вести себя по-разному. Иногда и не скажешь, что им движет чувство вины.

Разговор они закончили на самой дружелюбной ноте.

Утренний пробег по магазинам заставил Розу на какое-то время забыть о проблемах, но только на очень короткое время. И вместе с тем она получила еще один отличный шанс для дальнейшего самоутверждения. Шона приволокла ей в примерочную целый ворох одежды, на которую раньше она не рискнула бы даже взглянуть: обтягивающие джинсы, яркие летние платья, открытые топики. На них Роза взирала с откровенным страхом. Впрочем, не меньший страх вызывало у нее и собственное отражение в зеркале, пока она примеряла в кабинке все то, что отобрала для нее Шона. Но внезапно ее озарило. Все же просто! Худенькая блондинка, на которую она таращится в зеркале, – это вовсе не она, а какая-то другая, незнакомая женщина. А она занимается тем, что помогает ей подобрать одежду к лицу. И сразу же она почувствовала, что обретает внутреннюю свободу, и мгновенно отказалась от услуг подруги, навязывавшей ей свои вкусы и пристрастия. Роза прошлась по торговому залу и отобрала несколько вещей, которые она, по ее разумению, еще может пока осилить финансово. Во всяком случае, забирая пакет с покупками, она уже точно знала, что представляет собой в новом качестве, хотя и не была уверена до конца, что успела вжиться в этот непривычный для себя облик.

Поход по магазинам придал настроения и Мэдди. Она попыталась скопировать свой гардероб, оставшийся дома, и с радостью влезла в новенькие девичьи джинсы в примерочной и наотрез отказалась снимать их, предложив матери выбросить вон прямо тут, на месте, те мальчиковые штаны, в которых она вынужденно щеголяла два последних дня.

В гостиницу они вернулись в самом приподнятом настроении, и Розе на мгновение показалось, что они здесь просто на отдыхе… А потом она вспомнила о реальности, и легкомысленный настрой улетучился, словно его и не было. Даже в новом своем облачении – хорошего качества джинсы с ручной обработкой швов, темно-зеленый топик с низким вырезом – она не была уверена, что окончательно готова к новой встрече с отцом.

Шона по-прежнему была бледна и чувствовала себя разбитой. Она апатично наблюдала за сборами Розы, которая старалась лишний раз не трогать ее. Роза с трудом вспомнила, сколько она вчера выпила, но Шона наверняка выпила гораздо, гораздо больше. От ее утренней бравады не осталось следа, под глазами залегли глубокие тени, и вид у нее был изрядно помятый.

– А знаешь, – вдруг заметила она глубокомысленно, пока Роза складывала все необходимые мелочи в свою сумочку, поджидая Мэдди, которая тоже собралась в дорогу во всеоружии, то есть с Мишкой и любимой книгой про Древний Египет, – мне нравится твоя новая прическа. Она тебе очень идет. Что я считаю большой удачей. Потому что вчера я очень плохо соображала, что делаю. Да и кто ожидал такой прыти от маленькой скромницы по имени Роза? В следующий раз, когда решишь напиться, постарайся проделать это вдали от всяческих тату-салонов. Кто знает, что еще может взбрести тебе в голову в таком состоянии?

– И верно! – оживилась Роза. – Организую себе пирсинг! Проколю оба соска, вот красота будет!

Она вяло улыбнулась своей шутке, ибо мысли ее были всецело заняты предстоящей встречей с отцом.

– Послушай меня, Роза! – сказала Шона, выйдя их проводить и помогая Мэдди устроиться на заднем сиденье. – Не показывай старому хрычу вида, что он тебя обидел или сильно расстроил. И не вздумай там плакать! Мы же обе знаем, как мужики радуются, когда доводят женщин до слез. Так вот! Не давай ему повода для радости.

Роза замешкалась возле дверцы.

– Это у нас с тобой такие мужики, Шона. Нормальные мужчины ведут себя иначе. Поверь мне!

– Ну, раз ты так говоришь!.. – неопределенно пожала плечами Шона. – В любом случае не смей плакать!

– Обещаю! – Роза взяла Шону за руку, и внезапно ей расхотелось ехать и бросать подругу одну. Бедняжка Шона! Непросто ей живется, одной, с двумя детьми на руках, а она еще отчаянно хорохорится, держит хвост пистолетом и старается никого не отягощать своими проблемами. Может быть, давая советы, как ей вести себя, она имела в виду прежде всего себя. Не сметь плакать! Это вполне в ее духе. – Хочешь, я никуда не поеду и останусь с тобой? – вырвалось вдруг у Розы.

– С чего бы это? – Шона остановила на ней озадаченный взгляд. – Проваливай, и скатертью дорога! А я пока поразвлекусь с этой старой перечницей. Подразню ее всласть. Не волнуйся! Все будет в полном порядке! Обещаю…

– Хорошо! – кивнула Роза. – Все подробности расскажу во время концерта. Закажем себе лимонад и…

– Еще чего! Какой лимонад?! – возмутилась Шона и нарочито сделала большие глаза для Мэдди. – Да будет тебе известно, что лучшее средство при похмелье – это водка.

Роза почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, когда они въехали в уже знакомый ей грязный двор. Но сегодня хоть светило солнце и не лило сверху. Неяркие лучи золотили неподвижно зависшие тучи, смягчая их угрюмый свинцовый окрас. Такой резкий диссонанс с представлениями о том, что такое летняя погода в августе. При столь сюрреалистическом освещении имение Грозовой дом, включая и сам дом, было похоже на сверкающий драгоценный камень, будто случайно оставленный кем-то на горном выступе. Словом, общая картина была не столь мрачной и безрадостно холодной, как накануне.

Роза заглушила двигатель и немного посидела молча, собираясь с мыслями и разглядывая темные пустые глазницы окон. Мэдди перебралась с заднего сиденья на переднее кресло рядом с водительским местом, видно, в знак особой солидарности с матерью.

– Наверное, в этом доме обитают тролли, – высказала она предположение, пристально обозрев жилище. Нехорошее начало, испугалась Роза, зная, как ее дочь боится троллей и всего, что с ними связано.

А все потому, что в их городской библиотеке какая-то полоумная актерка, возмечтавшая попасть в труппу самого Королевского Шекспировского театра, устроила детям субботний утренник и разыграла перед ними целое представление в лицах из жизни троллей. Это выступление произвело на Мэдди столь удручающее впечатление и поселило в ее душе такой ужас, что на протяжении нескольких месяцев Роза была вынуждена оградить дочь от всяческих культурных походов куда бы то ни было, оставив в расписании только школу и дом. Причем в доме предварительно осматривался каждый, даже самый укромный, уголок на предмет обнаружения кровожадных троллей, обожающих пожирать маленьких деток.

– Разве ты забыла, что тролли селятся только под мостами? – своевременно нашлась Роза, напомнив дочери, как они потом вместе сходили в ту самую библиотеку, где добрая и внимательная библиотекарша, специально нацепившая на нос очки для придания большей весомости своим словам, убедила-таки девочку, что тролли, во-первых, всегда обитают под мостами, а во-вторых, они живут только в Скандинавии, а потому не представляют никакой угрозы для английской ребятни. И в подтверждение своих слов она даже сняла с полки толстенную книгу, где про все это написано. Книга произвела на Мэдди, привыкшей во всем полагаться только на факты, самое положительное впечатление, благотворно подействовав и на ее детские страхи. До поры до времени ребенок забыл про троллей и вот так некстати вспомнил о них сегодня. Только иррациональных страхов дочери ей и не хватало сейчас для полного счастья, с отчаянием подумала Роза. Тут бы со своими собственными комплексами совладать…

– К тому же, – продолжила она бодрым тоном, заметив узкую полоску яркого электрического света, пробивающегося сквозь приоткрытую дверь амбара, – в дом мы не станем заходить. Пойдем прямиком в амбар. Там наверняка мы обнаружим множество интересных вещей.

– Мамочка! Я боюсь! – Мэдди испуганно смотрела на амбар, его суровые очертания явственно проступили на фоне скалы, к которой он примыкал.

– Я тоже боюсь!

– Ты боишься?! – Мэдди недоверчиво повернулась к матери. – Но ты уже взрослая!

– И что с того? Боюсь, и все! Поможешь мне?

– Ну, ладно! Присмотрю за тобой! – Внезапно свалившееся на ее голову бремя ответственности за другого человека заставило Мэдди на время забыть о собственных страхах.

Роза собрала в кулак остатки решимости и медленно вылезла из машины. Растоптанные угги, тоже позаимствованные из гардероба Хейли, явно паленые и к тому же гораздо большего размера, сразу же увязли в грязи. Роза осторожно обошла машину и открыла вторую дверцу для Мэдди, потом крепко взяла дочь за руку, и та уверенно повела ее через грязь прямиком к амбару. Роза чувствовала, как колотится у нее сердце. Да помнит ли отец, что она собиралась к нему сегодня приехать, мелькнуло у нее в сознании.

Не выпуская руку Мэдди из своей, она переступила порог.

Джон стоял, повернувшись к ним спиной. Перед ним висело огромное – во всю стену – живописное полотно. Его фигура в белом выделялась на фоне яркого буйства красок подобно молнии, прочертившей грозовое небо. Он был поглощен работой и не заметил прихода гостей. Роза с радостью воспользовалась этой передышкой, чтобы окончательно успокоиться. Несколько минут она молча наблюдала за тем, как работает отец, и это зрелище непроизвольно перенесло ее в детство. Она вспомнила запах краски и представила себе, какая она на ощупь, маслянистая и тягучая, вспомнила, как любила смотреть на отца в те минуты, когда он рисует. В такие минуты отец казался ей близким, как никогда, даже если он порой и не замечал ее присутствия. О, это пьянящее чувство сопричастности, когда духовный мир другого человека кажется тебе распахнутым настежь. И Розу совсем не обижало отсутствие внимания к ней. Еще совсем маленькой девочкой она хорошо усвоила, что, когда папа работает, для него перестает существовать весь мир. Ну, а когда он не работает, то его единственное желание – это как можно скорее снова вернуться к мольберту. Даже в те редкие мгновения, когда они шли на прогулку к морю или когда он возился с ней дома, кружил по комнате с такой скоростью, что все окружающие цвета сливались в одну сплошную линию, даже в такие минуты Роза точно знала, что мысленно ее отец все равно пребывает в своей мастерской у мольберта. И вот она снова явилась к нему и снова отрывает его от работы.

Заинтригованная увиденным, Мэдди совсем забыла о своем обещании охранять мать. Она почти силой вырвала пальцы из руки Розы и сделала несколько шагов в сторону художника. Ей захотелось поближе понаблюдать за тем, как он рисует, при этом девочка не сделала ни малейшей попытки приблизиться к нему вплотную или как-то заявить о своем присутствии.

Роза растерянно оглянулась по сторонам, не зная, как себя повести в сложившейся ситуации. Но ты же взрослая женщина, тут же напомнила она себе. Ты удрала от мужа, проделала такой долгий путь сюда. Наконец, ты обстригла волосы и перекрасилась! Вот и веди себя, как взрослая женщина, а не как ребенок, который явился клянчить несколько минут отцовского внимания.

От внимания Розы не укрылось то, что амбар, такой непрезентабельный и даже убогий снаружи, внутри производил совсем иное впечатление. Явно в это помещение отец вложил гораздо больше денег, чем на содержание дома. Внутреннее пространство было разделено на две половины перегородкой из белой сухой штукатурки. К этой стене и была прислонена картина, над которой сейчас колдовал отец. Во вторую половину амбара вела дверь, выкрашенная в белый цвет и запертая на висячий замок. Стены амбара тоже были оштукатурены и покрашены белой краской. В высоком потолке были проделаны продолговатые световые люки, через которые в помещение падал естественный свет. Но если натурального освещения было мало, скажем, в такой пасмурный день, как сегодня, тогда включались мощные лампы дневного света, установленные по периметру. Вот и сейчас они были включены, заливая всю студию неестественно ярким светом и создавая все то же сюрреалистическое впечатление, какое производила и сама усадьба снаружи. Слева от двери, в дальнем углу возле стены, стояла стопка чистых холстов, натянутых на подрамники и ждущих своего часа. Многие из них были выше ее отца. Чуть ближе к ним виднелась законченная работа, странная и немного бессвязная компиляция окружающего усадьбу пейзажа. В углу картины поблескивала свежей краской недавно проставленная подпись отца.

– А у тебя совершенно поменялась стилистика! – неожиданно для себя высказалась Роза, заставив отца вздрогнуть.

Он молча оглядел работу, обхватив себя руками, словно пытаясь попасть в собственные объятия. В такой позе он и повернулся к ней, ничем не выдав потрясения при виде тех перемен, которые произошли в ее внешности. И Роза снова почувствовала себя маленькой девочкой, без спросу вторгшейся во владения отца, хотя мама всякий раз строго наказывала ей не делать этого. Вот она тайком пробирается в его студию, под которую он переоборудовал их гараж во дворе, ползет на коленках по грязному полу, устраивается возле его ног и замирает, удовлетворенная тем, что может молча наблюдать, как из резких взмахов кисти рождается на полотне вселенная ее отца.

Так она могла просидеть несколько часов кряду, пока отец не обнаруживал ее присутствие, подхватывал ее на руки и начинал кружить по комнате, а она заливалась веселым смехом от переполнявшего ее счастья. А потом он отбрасывал кисти, брал ее за руку, и они шли на побережье, где, по словам отца, можно увидеть «столько всего интересного». И они проводили долгие часы в поисках этого интересного, забывая о времени. Благополучно пропускали пятичасовой чай и даже отбой ко сну. Но вот наконец они вспоминали о том, что пора домой, отец отряхивал от песка и камешков ее платье и вел домой.

А порой он видел, как она пробирается к нему, и сам усаживал ее за стол, давал ей лист бумаги или картона, кисти, палитру с красками и говорил, что она сможет оставаться с ним ровно столько, пока будет сидеть тихо. Иногда, хоть и редко, но все же ее присутствие действовало ему на нервы, и он приходил в неистовство от одного ее вида. И тогда он грубо хватал ее за руку, так что пальцы его больно впивались ей в кожу, и тащил обратно в дом, чтобы перепоручить заботам матери, а заодно и осыпать ту упреками и ругательствами как ни на что не годную мать и жену, которая не способна понять, что для работы ему нужны полный покой и абсолютная тишина. Уходя, он громко хлопал дверью, и Роза подбегала к дверям и, прижимая ладони к холодному стеклу, смотрела, как отец возвращается через сад к себе в студию. Конечно же, он не слышал ее сдавленных рыданий, звуки которых скрадывала запертая дверь. Роза никогда не обижалась на отца за эти его приступы молчаливой ярости и гнева, никогда не обвиняла его в том, что свою работу он любит больше, чем ее. Понадобились годы и годы на то, чтобы она стала обвинять отца и уяснила для себя одну простую вещь. Отец с раннего детства приучил ее чувствовать себя лишней в его мире, будто она вторгается на запретную территорию, где ей быть не положено.

И вот она снова пробралась в его студию, словно лазутчик. Как же он поступит на сей раз? Обнимет ее, поцелует, начнет кружить по комнате? Или просто вышвырнет вон? Впрочем, ответ был ей известен.

– В чем ты видишь эти перемены? – спросил у нее отец, принципиально не замечая присутствия Мэдди, которая медленно, но неуклонно приближалась к холсту.

Надо отдать ей должное. Она тоже полностью проигнорировала присутствие художника, сосредоточившись на его картине.

Вторая реплика далась Розе с еще большим трудом. Да и что сказать, право?

– Ты стал… более… мягким, – проговорила она, осторожно подбирая слова. – И ты… меньше похож на себя прежнего. Сам решай, как назвать твою новую манеру. Я могу вспомнить лишь несколько твоих прежних работ, совпадающих по стилю письма с этой.

Если быть абсолютно точной, Роза смогла бы назвать только две такие картины. Этот пейзаж Милтуэйта, запечатленный на открытке, которую она хранила столько лет, и портрет Тильды, той женщины, ради которой он оставил их с матерью. Портрет она позволила Ричарду выбросить вон как мусор вскоре после их свадьбы вместе с теми немногими отцовскими вещами, которые чудом сохранились в доме до тех пор, пока в нем не стал хозяйничать Ричард. Интересно было бы взглянуть на портреты Тильды сегодняшней, подумала она. Любопытно, как сложилась их дальнейшая совместная жизнь. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей было бы неприятно узнать, что Тильда все еще присутствует в жизни отца. Однако не меньшим ударом будет для нее и то, если вдруг окажется, что он бросил эту женщину, разрушил и ее жизнь так же легко и бездумно, как он разрушил их семью. И все же слабая надежда, что вдруг эта женщина выплывет из соседней комнаты с чайным подносом в руках, еще теплилась. Увидит ее и назовет солнышком, как называла когда-то, когда она была маленькой. Впрочем, отец ни словом пока не обмолвился о Тильде, а она не решалась начать расспросы.

– Ты хочешь сказать, что это откровенно коммерческие поделки? – неожиданно согласился с нею отец без тени обиды. – Так оно и есть! Все это предназначается для продажи, на оплату счетов. Свои настоящие работы я держу в другом месте.

– Пусть так! Но все равно, они проще в восприятии. Вот эта, к примеру! – Роза ткнула пальцем в незаконченное изображение, которое показалось ей даже красивым. – Мне нравится!

Легкая улыбка тронула губы отца.

– Это все для тех, у кого много денег, но абсолютно нет вкуса.

– У меня нет ни денег, ни вкуса, – промолвила Роза, почувствовав себя уязвленной. Впрочем, едва ли он намеревался обижать ее. Скорее всего, просто констатировал очевидное. – Так что же у тебя получилось в итоге? Ради сохранения своей творческой цельности как художника ты был готов на все. Разрушил нашу семью, искалечил столько жизней. И все во имя высокого искусства… А кончил тем, что переключился на ширпотреб в виде открыток с умилительными пейзажиками? Современные пасторальки… Усладить вкусы толпы…

Слова сорвались с ее уст сами собой и выстрелили, словно пули. Она не искала их, не заготавливала впрок, не начиняла их чрезмерной насмешливостью, так вышло. Просто ей вдруг до боли в висках захотелось ответить ударом на удар, и это ей удалось.

Но Джон остался внешне безучастным к тем стрелам, что просвистели над его ухом.

– А! Все эти разговоры о творческой цельности и прочее, все это одна лабуда… Для молодых разве что…

– Но ты и в молодые годы не очень любил подобные разговоры. Высокие темы не привлекали тебя. Что-то я не припоминаю горячих дискуссий об искусстве, которые бы велись в моем присутствии, когда я была ребенком.

Роза приблизилась к отцу и посмотрела на него внимательным взглядом, словно пытаясь отыскать в его лице следы того человека, который был когда-то ее любимым отцом, с которым они вместе гуляли у моря, отыскивая всякие интересные штуковины. Ничего общего с прежним Джоном Джекобзом! Роза подавила вздох разочарования. Да и помнит ли отец то далекое время? Наверняка он успел забыть и то утро, когда прощался, присев перед ней на корточки. Такое жизнерадостное у него получилось тогда прощание. Нет, ничего у нее с этим человеком не завяжется, подумала она с отчаянием. Они стали совсем чужими, и, как бы она ни пыталась достучаться до него, он не позволит ей заглянуть себе в душу. И сам не станет лезть в ее душу с расспросами и утешениями. Надо уходить! Прощаться и уходить! Ничего у нее не вышло. Обидно, но это так!

Вот только ноги отказывались подчиняться.

– Кстати, вот моя Мэдди, твоя внучка, – проговорила она, пытаясь оставаться спокойной и собранной.

Джон не отреагировал на слова дочери и не взглянул на девочку. А снова повернулся к холсту.

– Может быть, ты с ней поздороваешься? – Пренебрежение собой она еще может стерпеть, но чтобы так обращаться с ее ребенком…

– Припоминаю, вчера я согласился ответить на некие твои вопросы, – отвечал ей отец холодно. – Но, по-моему, ясно дал понять, что не заинтересован в восстановлении родственных уз в любом их качестве. Я сказал тебе это, Роза, или нет? Так чего же ты ждешь от меня?

– Я тоже не хочу никаких родственных уз! – подала голос Мэдди. И в ее словах было столько убежденности, что Джон скользнул по ней взглядом, словно желая удостовериться, что ребенок не шутит. – Мне просто захотелось посмотреть на тебя. Ты старый, грязный, ты мне не понравился! Ты совсем не интересный. А вот что мне интересно… Как это ты так ловко растираешь краски между пальцами? На вид она кажется скользкой, как клей, каким расклеивают афиши, а на картонку ложится ровно. И что это ты за кружочки все время делаешь вместо того, чтобы смешивать их? Расскажи мне, как ты смешиваешь свои краски и при этом умудряешься различать все их оттенки.

Джон отошел от картины и в удивлении стал разглядывать внучку.

– Во-первых, это не картонка, а холст! – поправил он девочку. – Вот, пожалуйста, смотри!

Он взял палитру, густо измазанную красками всех цветов и оттенков, и стал смотреть за тем, как Мэдди осторожно взяла немного алой краски и стала растирать ее пальчиками, потом поднесла краску к носу и сделала глубокий вдох.

– Она вязкая, – поделилась Мэдди первыми ощущениями с Розой, молча наблюдавшей за ней на некотором удалении. – И жирная.

Она вымазала краской ладошку и весело приложила ее к лицу. Краска приятно холодила щеку, и от нее едко пахло химией.

– Я тоже хотела бы рисовать такими красками!

– Нам пора, Мэдди! – засобиралась Роза, опасаясь, что очередной отказ может огорчить ее дочь. – Ты же видишь, дедушка занят! Он работает!

– Нет! – не согласился с ней Джон. – Я же обещал тебе, следовательно, я готов тебя выслушать. А девочка пусть себе порисует, пока мы будем с тобой разговаривать. Раз ей так хочется, пусть попробует.

Он огляделся, извлек из кучи хлама небольшую картонку, снял с полки старую фарфоровую тарелку и выдавил на нее краску из пяти или шести разных тюбиков. Тарелку он поставил прямо на пол, картонку прислонил к стене и бросил туда же две истершиеся кисти.

Без лишних слов Мэдди опустилась на грязный пол и ухватила кисточки.

– А что мне нарисовать? – спросила она у художника.

– Рисуй то, что видишь вокруг себя, – посоветовал тот и снова повернулся к своему холсту. – И запомни раз и навсегда! Настоящий художник всегда рисует только то, что видит. Ведь главное не то, что ты видишь, а как ты видишь это! Понятно?

Наблюдая со стороны за почти дружеской беседой Мэдди и Джона, Роза уже в который раз снова поразилась непредсказуемости поступков отца. Откуда в нем вдруг этот всплеск интереса к ее дочери? Ведь он повел себя с ней совсем как ее родной дедушка. И что дальше? Изначально ее план был предельно прагматичен и прост. Впрочем, как, наверное, и его. Никаких сантиментов и пустых разговоров. Но уже первый обмен репликами разозлил ее настолько, что она готова была отказаться от своей затеи и уехать. И вот такой неожиданный поворот. У отца вдруг прорезался голос, он заговорил сам, по своей воле, и даже продемонстрировал некоторую приязнь по отношению к внучке.

А ведь Роза прихватила с собой Мэдди совсем не за тем, чтобы с ее помощью наводить мосты с отцом или как-то задобрить его и разговорить. Но в результате все получилось совсем не так скверно, как она того опасалась. У дочери даже останутся крохи воспоминаний о дедушке, и они с Мэдди смогут хотя бы изредка вести какие-то беседы на тему, как они навещали его, оставляя за скобками особенности его характера. В принципе, любая попытка понять, что за человек ее отец сегодня, оценить его, так сказать, с высоты собственных прожитых лет, такая попытка и разумна, и оправданна. Впрочем, одно Роза успела понять со всей определенностью. Тот отец, которого она запомнила ребенком, яркий, жизнерадостный красавец-великан, источавший столько обаяния, в которого невозможно было не влюбиться, тот человек не имеет ничего общего с изможденным седым стариком, который стоит перед нею. Вот он снова повернулся к ней спиной и стал яростно счищать мастихином краску с холста.

– Говори! – приказал он, не глядя в ее сторону. И Роза на миг растерялась, не зная, с чего начать.

– Наверное, Милтуэйт – приятное место для жизни, – сказала она первое, что пришло в голову, чувствуя неловкость от того, что затевает с отцом какой-то пустопорожний разговор. Да и не станет он терпеть ее болтовню слишком долго.

– Место как место, – ответил он ровным голосом. – Но доживать я собираюсь в нем. Природа здесь богатая и очень подходит для моей работы. Все эти горожане, томящиеся в клетках многоквартирных домов, им нравятся подобные пейзажи. Они смотрят на горы, и воображение подсказывает им, что, оказывается, в мире есть еще много чего интересного и важного, помимо их бессмысленного и серого существования.

– Но с деревенскими ты не общаешься, да? И друзей здесь не завел? – Роза запнулась. – Живешь один?

– Да, я живу один. Послушай! Мы не виделись с тобой двадцать с лишним лет. И как видишь, все эти годы я отлично справлялся без дочери. Так зачем же мне нужен кто-то посторонний? Чтобы он тут путался под ногами и мешал работать! – Джон отвернулся от холста и посмотрел на Розу с нескрываемым раздражением. – Уж таким я уродился! В этой жизни мне никто не нужен. Единственное, чего я хочу, – это чтобы меня оставили в покое. Все! Одиночество – это самое лучшее из того, что мне надо. В какой-то мере здесь я его обрел.

Роза вздохнула и снова обратила взор на полуоткрытую входную дверь. Развернуться бы сейчас и бежать отсюда, неожиданно мелькнуло у нее в голове, бежать и бежать без остановки, пока хватит дыхания в легких. И только потом остановиться где-нибудь на склоне и вдохнуть в себя полной грудью чистый свежий воздух, не загрязненный присутствием этого странного и совершенно чужого ей человека. Неужели ее отец всегда был таким? Нелюдимым анахоретом и бирюком. А ее пронизанные солнечным светом детские воспоминания – это всего лишь игра воображения, фантазии, которые она сама себе напридумывала о человеке, которого когда-то любила.

– А куда же подевалась Тильда? – осмелилась наконец спросить Роза, чувствуя солоноватый привкус на искусанных до крови губах. Как, какими словами можно пробудить в нем хоть какие-то чувства? – Ее ты тоже использовал и выбросил вон? После всего того, что ты сотворил с мамой, бросил ее, разрушил семью, ушел из дома, не оглянувшись, ты повторил то же самое с ней?

– Мои взаимоотношения с Тильдой тебя не касаются! – отрезал отец. – Ты и она – это две отдельные главы моей жизни. И обе они на сегодня уже из прошлой жизни.

– Простая же у тебя логика, как я посмотрю! – воскликнула пораженная Роза, начисто забыв о намерении оставаться такой же бесстрастной и непроницаемой, как и ее отец. – В свое время ты решил начать новую жизнь, сломав при этом чужую. Потом так же легко сломал еще одну жизнь. И что? По-твоему, эти две сломанные жизни не имеют между собой ничего общего? Дескать, все в прошлом, и точка. А знаешь ли, что для детей вообще не существует такого понятия, как срок давности?

– Наверное! – согласился с ней Джон и энергично вытер мастихин о край рубашки. Потом взял несколько тюбиков с краской и стал перебирать их в поисках нужного оттенка, остановив в конце концов выбор на жженой умбре темно-коричневого цвета. Он коротко посмотрел в сторону Розы, все еще словно вросшей в пол возле дверного косяка. – А что ты решила в отношении своего мужа? Может быть, стоит поговорить с ним и попытаться все наладить? Мне кажется, еще не поздно это сделать.

– То есть ты предлагаешь вернуться к нему? – Роза с обидой тряхнула головой, изо всех сил пытаясь говорить спокойно. – Вот уж правда! Ты готов на все, что угодно, лишь бы только поскорее отделаться от меня. Надо же! Даже вызываешься помочь мне сохранить брак. Хотя и понятия не имеешь, что это был за брак и в какой ад этот человек превратил мою жизнь. А ты, нате вам! Готов хоть сейчас отправить меня к мужу посылкой…

– Ты не такая, как я! Тебе нужны люди, человеческое общение… К тому же, как ты сама мне только что живо напомнила, ребенку нужен отец. Я бы на твоем месте все же поговорил бы с ним. Попытка не пытка, да?

– А ты сам? Ты в свое время пытался поговорить с мамой? Все объяснить ей… убедить… Насколько мне помнится, у тебя даже не хватило духу, чтобы разбудить ее и попрощаться. Предпочел уйти в то далекое утро воистину по-английски, без прощальных объяснений. Переложил это бремя на свою маленькую дочь, предоставив ей сообщить матери, когда та проснется, что ты ушел навсегда.

Роза явственно вспомнила то давнее утро, все, до мельчайшей подробности, словно это было вчера. Вспомнила ту странную, непривычную тишину, которая установилась в доме, когда Джон закрыл за собой дверь. Как она еще долго сидела неподвижно на нижней ступеньке лестницы, переваривая случившееся. Вспомнила, как ей было больно, словно что-то разорвалось у нее в груди, разлетелось на две половинки, которые уже не склеить. И одновременно с этим чисто детская блажь: закрыть глаза и сделать вид, что ничего не было. И отец от них никуда не уходил. То есть он, конечно, ушел, но скоро вернется. Обязательно вернется!

Потом она задрала голову вверх и посмотрела туда, где беспробудным сном спала ее мать после того, как вчера вечером в одиночестве опустошила целую бутылку вина, после чего тихо залилась слезами, сидя за кухонным столом, пока Роза готовила им сэндвичи к чаю. Что, если ей сейчас пойти наверх и разбудить мать? Быть может, мама обнимет ее, приголубит, погладит по волосам, пожалеет, как она это делала, когда Роза была совсем маленькой. Нет, скорее всего, начнет снова рыдать, уткнется с головой в подушку и совершенно забудет о присутствии дочери. А она тихонько усядется на край кровати и будет осторожно гладить маму по плечу. А та… та даже не обратит внимания на ее робкие попытки ее утешить. Да и какая ей разница, сидит ли ее дочь рядом с ней или нет?

К тому времени, когда Роза наконец решилась подняться в спальню к матери, от волшебной сказки, какой всегда рисовалось ей собственное детство, остались лишь одни осколки. Правда жизни начисто выветрила из ее головы все фантазии. Мать по-прежнему лежала в постели, погрузившись в глубокий непреходящий сон, словно пытаясь забыться и забыть все свои горести. С годами Роза узнает, что такое состояние полнейшей апатии и индифферентности ко всему на свете называется депрессией. Но тогда, еще совсем ребенком, она видела лишь то, что видела: ей отчаянно не хватало материнского тепла и внимания. А с уходом отца заботиться о ней и вовсе стало некому.

Розе удалось растолкать мать лишь во второй половине дня. Она долго трясла ее за плечи, пока та не разлепила веки и не остановила на ней мутный взгляд.

– Папа ушел! Ушел с той своей приятельницей… Он ушел еще рано утром, и я весь день сижу дома одна. Но тебе ведь нет до этого дела!

Бросив упрек в лицо матери, девятилетняя Роза вылетела из спальни, громко хлопнув дверью, и понеслась вниз по лестнице, заливаясь слезами. Но не эти потоки слез вдруг всплыли в ее памяти сейчас. Она вспомнила сухие рыдания матери, похожие на скрежет металла, и эти страшные звуки преследовали ее потом весь остаток дня, до того самого момента, как она улеглась в кровать. Она не стала раздеваться, чистить зубы, расчесывать волосы, она легла, в чем стояла, наивно надеясь, что, быть может, к утру все образуется и наладится и все в их доме вернется на круги своя. Но ничего не образовалось, ничего не наладилось и не восстановилось. Напротив! Отныне и навсегда их жизнь круто изменилась, и в ней не осталось ничего хорошего.

– Знаешь, я думала, что когда увижу тебя, то обязательно вспомню, как сильно я тебя любила. И как страдала, когда ты ушел от нас, – сказала Роза с горечью и подумала, что в какой-то момент так и случилось. – Но вот я смотрю на тебя… слушаю и не испытываю к тебе ничего, кроме ненависти.

– И я не виню тебя за это! – понимающе кивнул Джон и, отвернувшись от холста, впервые посмотрел ей в лицо. – Я сделал много ошибок в своей жизни. Страшных, непоправимых ошибок… Много пил, вел себя, как последний… не думая о последствиях. Все это правда, и я не собираюсь отнекиваться и убеждать тебя в том, что я – не такой! Я – это я! Но ты – это совсем другое дело! Ты – не я! А потому не пытайся переложить свои проблемы на мои плечи. Ничего не получится! У тебя ребенок. Думай сама! Вполне возможно, вы с мужем еще не исчерпали все возможности для обоюдного согласия, и есть еще пути к примирению. Может быть, ты вознамерилась тоже все бросить и начать жизнь с новой страницы. Но все равно есть шанс, что муж примет тебя назад, хотя бы ради дочери!

– Меня? Назад? – гневно прошипела Роза, чувствуя, как ее кожа покрылась пупырышками от негодования. Еще немного, и вся ее ненависть к отцу лавой выплеснется наружу. Но напрасно она пыталась сдерживать себя, говорить приглушенным шепотом, чтобы не отрывать Мэдди от рисования. – А знаешь ли ты, что мама тоже была готова принять тебя назад? Даже после всего, что ты сотворил с ней, после всех унижений и многих лет молчания и неизвестности? Да, она готова была принять тебя и все простить, вплоть до того самого момента, когда она вознамерилась свести счеты с жизнью и отправилась к морю. Все эти годы она продолжала любить тебя, и ничто не смогло поколебать ее любви. Я-то это знаю, как никто! Ведь с девяти лет мне только и пришлось заниматься тем, что собирать осколки от вашей прежней жизни. Я обихаживала мать, приводила ее в нормальный человеческий вид, насколько мне это удавалось, следила за тем, чтобы она хотя бы умывалась и была сыта. Я чистила и прибирала те авгиевы конюшни, которые ты оставил мне в наследство, и так изо дня в день, до того самого последнего дня, когда она просто не вернулась домой, предпочтя умереть. О, я не сомневаюсь! Мой распрекрасный муж примет меня назад! Примет с распростертыми объятиями! Но вот только я не вернусь к нему! Никогда! Я не повторю ошибку, которую сделала мама. И никто не заставит меня вернуться к мужу. Ни он сам, ни тем более ты!

Казалось, воздух вокруг них вибрировал. Но вот что-то неуловимо изменилось. Джон окинул дочь внимательным взглядом, словно пытаясь понять, отчего она вдруг впала в такую ярость и что ее так пугает. На его лице промелькнуло нечто отдаленно похожее на озабоченность, а когда он снова заговорил, то тембр его голоса стал другим, более мягким, не таким раздраженным, исчезли неуступчивые интонации.

– Досталось тебе! Понимаю! – глухо проронил он. – Все эти проблемы с твоей матерью…

– Помилуй! Какие проблемы? В чем? – невесело рассмеялась Роза. – В те годы, когда она кочевала из одной клиники в другую, где ее всячески пытались вывести из состояния депрессии, и проблем-то особых не было. А потом мне показалось, что дела и вовсе пошли на лад, и мама стала почти прежней. И тут она взяла и покончила с собой…

– Все это было непросто! – тяжело вздохнул Джон. – По правде говоря, я и подумать не мог, что ее состояние было столь драматичным. Конечно, я понимал, что наш разрыв стал для нее ударом, что она переживает и все такое… Но чтобы до такой степени! Могу себе представить, какой груз тебе пришлось тащить на своих плечах.

– Какой груз! Она же моя мама! – перебила его Роза. – И я любила ее! Что отнюдь не умаляет твоей вины… Бросить семью и свалить все проблемы на ребенка. Конечно же, это было гадко с твоей стороны. А когда ты узнал, что мамы… больше нет?

Слова застревали у нее в горле, и она с трудом окончила фразу. Да, все так! После ухода отца мама вообще перестала обращать на нее внимание. Она ни разу не приласкала ее, не обняла, не прижала к себе. И все же она была ее мамой, и Роза безмерно любила ее и жалела. Когда матери не стало, не было дня, чтобы она не вспоминала о ней, не тосковала. Ей и сегодня так не хватает присутствия матери рядом.

– Почти сразу же после того, как это случилось, – Джон отвел глаза в сторону. – У Тильды оставались друзья в городе. Какая-то подруга позвонила и рассказала ей о том, что вычитала в местной газетке. По-моему, все было так…

Роза оторвалась от дверного косяка и тупо плюхнулась на табуретку, стоявшую посреди студии.

– Так ты все знал?! И не приехал за мной? Бросил одну, даже не подумав о том, каково мне было тогда. Я еще могу понять, почему ты не навещал нас, пока была жива мама… Не хотел с ней встречаться, не мог ее видеть. Но потом! Я же осталась совсем одна, одна в целом мире, а ты не подумал о том, чтобы приехать и забрать меня к себе.

Джон опустил голову и сосредоточенно стал тереть пальцами переносицу.

– Я вообще о тебе не думал! – ответил он просто и посмотрел ей в глаза. – Тогда меня занимало одно: где разжиться очередной бутылкой. А потом еще одной… и еще… Вот так я тогда жил! Все! Хватит, Роза! Я устал, да и ты расстроена. Пожалуй, тебе лучше уехать сейчас. А мне еще нужно поработать.

– Закончила! – радостно провозгласила Мэдди и, подбежав к Розе, ухватила ее за руку и потащила к своей картонке.

Страшная усталость вдруг навалилась на Розу, и она с трудом доплелась до рисунка дочери. Мэдди восприняла совет Джона как руководство к действию и изобразила на своей картине именно то, что смогла увидеть и разглядеть, сидя на полу в своем уголке: грубые деревянные перекладины, темневшие в дальнем углу амбара. Жирной черной линией она обвела все балки, а для придания им выпуклости нанесла сразу несколько слоев краски на каждую отдельную балку. Получилось на редкость объемно, и сразу же проступила текстура материала. Результат превзошел Розины ожидания.

– Восхитительно! – выдохнула она, и лицо Мэдди расплылось от удовольствия. – Просто очень хорошо!

– Действительно! – подтвердил Джон. Он подошел к ним, но остановился чуть поодаль. – У девочки острый глаз, и это хорошо!

– Да, у меня острый глаз! – с готовностью подтвердила Мэдди, и в голосе ее послышалась гордость. – Я ведь не особенно и старалась. Само как-то получилось! Вообще, рисовать – это здорово! – Она посмотрела на деда. – Я к тебе снова приеду и буду рисовать. Скоро!

Роза так и застыла на месте. Хотя… хотя никогда она еще не видела Мэдди такой счастливой. Вот только что будет, если ее дед ответит ей отказом?

– Приезжай завтра! – едва слышно обронил тот. Розе показалось, она ослышалась.

– Прошу прощения? – взглянула она на него вопросительно.

– Привези завтра ребенка. Пусть себе порисует. А я в это время буду работать. Мы сможем немного поговорить.

– Ты хочешь говорить со мной? – Роза не могла скрыть удивления.

По лицу Джона скользнула тень, словно ему было больно слышать столько скепсиса в голосе дочери. И весь он как-то вдруг потух и съежился, словно их присутствие истощило все его силы.

– Роза! – проговорил он медленно, словно пробуя, как звучит ее имя на вкус. – Пойми меня правильно! Я – плохой человек, недобрый, бессердечный. И отец из меня получился никудышный. И дедушка я никакой. Наверное, ты права! Я разрушил какую-то часть твоей жизни, но так уж вышло… что мне было на это наплевать. Спиртное начисто отшибло у меня чувство раскаяния или вины много лет тому назад. Но ты все же моя дочь, и я действительно очень хочу сделать для тебя то немногое, что в моих силах. Буду с тобой предельно откровенен! Я не верю, что беседы со мной помогут тебе наладить твою жизнь, но, может быть, ты сумеешь найти хотя бы выход из сложившейся ситуации.

– Если ты имеешь в виду, что я должна снова вернуться к мужу, то…

Роза замолчала. Да и о чем говорить, подумала она устало. Что дельного может посоветовать ей этот в общем-то совершенно чужой для нее сейчас человек?

– Ничего я не имею в виду! – сердито ответил Джон, возвращаясь к холсту. – Я не из тех, кто заставляет делать другого человека то, чего ему не хочется. И тебя принуждать не стану. Приезжай завтра! Пусть девочка порисует, а мы еще немного потолкуем. Не хочешь, как хочешь. Мне все равно.

– Я хочу! – подала голос Мэдди. – И рисовать я тоже хочу. Хочу нарисовать эти деревянные доски еще раз.

– А когда лучше приехать? – нерешительно спросила Роза.

– В любое время! Я в мастерской с самого восхода солнца.

– Мне понравилось! – удовлетворенно пропела Мэдди, когда они с Розой вышли во двор, и подпрыгнула на ходу, так и идя до машины вприпрыжку.

Передать свои эмоции столь же оптимистично Роза бы не взялась. С одной стороны, еще никогда она так откровенно и так сильно не ненавидела своего отца, как во время сегодняшнего разговора с ним. То была не просто ненависть, а квинтэссенция ненависти, которая пульсировала по ее жилам вместе с разгоряченной кровью. И вот вам, пожалуйста! Неожиданным итогом их встречи стало приглашение отца встретиться еще раз. Как так произошло и что это могло бы значить? Но каким-то шестым чувством Роза догадывалась о том, что даже не рискнула бы сформулировать с помощью слов. Отец хочет, чтобы она вернулась к нему. Он, без сомнения, этого хочет, иначе не стал бы снова приглашать их с Мэдди к себе.

– А мне дедушка понравился! – заявила ей Мэдди. – Он интересный!

– Это хорошо! – согласно кивнула Роза, окинув взором горный ландшафт вокруг дома. Величественная красота этих мест, оставшаяся неизменной с допотопных времен, как ни странно, подействовала благотворно на ее истерзанную душу. – Мне кажется, ты ему тоже понравилась… в чем-то.

– Ему понравилось, как я рисую! – сказала Мэдди с гордостью, совершенно убежденная в том, что столь высокая оценка ее профессиональных качеств гораздо важнее личной приязни. – Да и в целом, я очень хорошая девочка! И рисую очень хорошо!

– Это правда! – улыбнулась Роза и слегка погладила Мэдди по плечу – та, по своему обыкновению, увернулась. Мэдди вела себя абсолютно раскрепощенно в обществе незнакомого ей дедушки. А уж когда взяла в руки кисти, то и вовсе забыла обо всем на свете. Давно Роза не видела дочь в таком приподнятом настроении. Конечно, можно было бы снова всю вину свалить на Ричарда. Дескать, это он виноват в том, что их дочь выросла такой некоммуникабельной и одновременно такой впечатлительной, легко ранимой, всегда в напряжении, словно натянутая струна. Но впервые Роза задумалась над тем, что и она повинна в том, что ее дочь стала такой, какой стала. Да и в их непростых отношениях с Ричардом есть и ее доля вины. Ах, если бы на момент знакомства с будущим мужем у нее был хоть какой-то опыт по части мужчин. Уж тогда бы она прислушалась к своему внутреннему голосу, забившему тревогу с самого начала, с самой их первой встречи. А она, наивная глупышка, вообразила себя на седьмом небе от счастья. Но все же у нее хватило силы воли покончить со всем этим безумием, отринуть от себя все, что мешает ей жить нормальной человеческой жизнью, какой живут тысячи и тысячи других людей. И быть счастливой при этом. Главное – не повторить судьбу своих родителей!

Наверное, бедняжка Мэдди во многом пошла в ее мать. Роза в ее годы тоже была сверхчувствительна, всего боялась, постоянно нуждалась в опеке и защите. Она вдруг вспомнила, как ноги не хотели вести ее к дому, когда она возвращалась из школы, как опостылел ей сам этот дом, где ее поджидала вечно плачущая мать, бросающаяся прямо с порога изливать на ее хрупкие детские плечи свои горести и печали. Вот она, замирая от страха, вставляет ключ в дверной замок, заранее настраиваясь на худшее, ибо стоит ей только открыть дверь, и волна скорби и слез накроет ее с головой. И все же каждый день она вставляла ключ в дверной замок и каждый день заходила в дом. Необычность в реакциях Мэдди, в ее поведении, все те странности, которые отгородили ее от остальных детей, не принимающих девочку в свой круг, не от нее ли это все у ее дочери? Не она ли столько лет прожила в состоянии полной безысходности, когда несчастье буквально сочилось из ее пор? Да еще при этом и отчаянно пыталась скрыть от всех, как глубоко и безнадежно она несчастна. Бросив Ричарда, пусть на короткое время, Роза с удивлением обнаружила, что этот поступок словно вдохнул в нее новую жизнь. И подумала, что похожа на заводную игрушку, которая так долго пылилась на полке без употребления, а потом ее сняли, завели пружину до отказа, и она с радостью бросилась демонстрировать все свои возможности. И как странно, что она почувствовала себя по-настоящему свободной в первый раз в жизни именно здесь, в затерянном в глуши местечке под названием Милтуэйт. Кто знает, быть может, дикая красота здешних мест поможет и Мэдди стать другой.

Конечно, Шона в чем-то права. Она, Роза, явилась сюда, ведомая дудочкой сказочного крысолова. Пустые фантазии, сказка, не имеющая ничего общего с реальной жизнью. А в реальной жизни главное для нее – это Мэдди. Но ведь не ради же дочери, странной, не похожей на других детей девочки, бросилась она на другой конец страны в поисках человека, память о котором сохранила старая помятая открытка с несколькими строками на обороте. А с другой стороны, не стала же она сама сводить в свое время счеты с жизнью по примеру собственной матери. Не захотела войти в морские глубины и позволить водной толще сомкнуться над ее головой. Нет! Она не хочет, чтобы ее дочь страшилась возвращаться после школы домой, как это было с ней. И она не хочет сваливать на нее весь груз тех проблем, которые надо решать самой. Ах, если бы не Фрейзер, она бы уже давно утратила всякую волю к сопротивлению. Какое счастье, что в ее жизни был этот человек, сумевший вселить в нее крохотный лучик надежды. Иначе ее сердце давно перестало бы биться. А ведь она столько лет тщетно пыталась забыть о нем.

Хозяин бара сказал ей, что она может столкнуться с Фрейзером носом к носу в любой день. Вот завернет сейчас за угол, а он там! Как странно! И что это за мистический такой угол вселенной, в котором так неожиданно сошлось ее тягостное и унылое прошлое и пугающее своей неизвестностью будущее? А что, если остаться здесь навсегда? Не предпринимать никаких усилий, а просто сидеть и ждать. И тогда в один прекрасный день случится то, о чем она так долго мечтала. Она снова увидит Фрейзера! И что дальше? Воображение отказывалось давать ей подсказку. И разум тоже. Неужели после этого еще что-то возможно? Или Шона права, когда говорила, что потом наступит спад, антиклимакс в духе всяких античных трагедий?

Нелепо надеяться, что Фрейзер войдет, вернее, въедет в ее жизнь эдаким рыцарем на белом коне, в сверкающих доспехах и с копьем наперевес, чтобы спасти ее. Нет, она успела повзрослеть и перерасти свои глупые мечтания. Сегодня она самостоятельная женщина, относительно твердо стоящая на ногах. И в первую очередь она мать. А в Милтуэйт попала случайно, поддавшись сиюминутному порыву найти то, чего нет в природе. Но как ни странно, все обернулось не так уж плохо. Достаточно было взглянуть на счастливое личико Мэдди, когда она занялась рисованием. Вот еще один аргумент в пользу того, что к отцу завтра надо ехать. Более того, вот веский аргумент в пользу того, чтобы задержаться в Милтуэйте как можно подольше.

– А я совсем не против подняться вон на ту большую гору! – предложила Мэдди, задумчиво глядя на горизонт, где солнце старательно расчищало небо от густой пелены облаков.

– Прямо сейчас? – удивилась Роза. Меньше всего ей хотелось сию же минуту взбираться в горы. Желание Мэдди очень уж необычное. Ее дочь всегда бежала от любых физических усилий. Собственно, она и голову поворачивала весьма неохотно, если ее окликали. Так почему бы и не согласиться на прогулку по горам? Поднимутся до середины склона, а она за это время сумеет пригладить свои растрепанные чувства. Да и голова чуть-чуть отдохнет на свежем воздухе. Уж если что и способно врачевать душу, так это красота земная. – Что ж, я не против! Давай немного прогуляемся. Погода разгулялась, так что дождичек нам не грозит. Главное – отыскать тропинку…

Роза решительным шагом пересекла двор, они миновали невысокую изгородь. За ней тянулись пастбища, на которых паслись овцы. Стрелка-указатель, прибитая к забору, указывала на протоптанную тропинку, которая змеилась вверх по пологому склону горы.

– Мы с тобой как археологи, которые отправились на поиски гробницы Тутанхамона! – жизнерадостно рассуждала Мэдди, проворно семеня сзади и демонстрируя невиданную прыть.

И тут огромная сверкающая «Ауди» на полном ходу ворвалась во двор, проскочив в нескольких сантиметрах от Мэдди и чудом ее не задев.

Роза в беспамятстве бросилась к машине прямо по грязи и распахнула дверцу водителя еще до того, как он успел заглушить мотор.

– Какого черта, – закричала она, – вы лихачите в таком неподходящем месте? Вы едва не сбили мою дочь! Идиот! Кто так водит машину?

– Я, по-вашему, идиот? – огрызнулся, вылезая из машины, водитель. – Вот что вы за мамаша, которая не может проследить за собственным ребенком? – Однако испуганный вид крошки Мэдди заставил мужчину поежиться. Они действительно были на волосок от беды. – Никак не ожидал, что девочка выскочит прямо мне под колеса! Я бывал тут десятки раз, и никогда никаких детей…

– Хорошенькое оправдание! Он, видите ли, не встречал здесь детей, и потому… – внезапно Роза запнулась и замолчала.

Во рту у нее стало сухо-сухо. Она поняла вдруг, кого она видит перед собой. Это Фрейзер Макклеод! И он только что едва не сбил ее дочь. Что ж, как и говорил ей старина Олби, встреча состоялась без всяких предупреждений и звуков фанфар. Вот он, ее сказочный принц! Стоит перед ней, живой, во плоти, немного зол, изрядно смущен. И совсем не изменился! Ни капельки! Точно такой, каким запомнился ей в тот момент, когда она впервые увидела его на крыльце своего дома. Хотя все в нем нынешнем – и машина, и одежда – свидетельствовало о том, что человек он преуспевающий и богатый. Зато она изменилась за последние сутки, можно сказать, радикально.

С некоторым опозданием Роза сообразила, что Фрейзер ее не узнал. Он смотрел на нее, приготовившись к дальнейшему выяснению отношений, и при этом не догадывался, что они когда-то встречались. Он забыл ее!

Как же ей справиться с потоком чувств, которые вдруг нахлынули на нее, когда она увидела его бирюзовые глаза? Роза отчаянно пыталась успокоить себя, унять расходившееся сердце, а оно рвалось и рвалось из груди наружу. Зачем? Почему? Ведь этот мужчина – всего лишь посторонний ей человек. А она смотрит в его глаза и видит в нем старого друга. Нет, больше! Она видит перед собой любовь всей своей жизни.

А Фрейзер испытывал совсем иные эмоции. Он видел перед собой разгневанную мать, одетую со вкусом, но в вещи, для которых она уже, пожалуй, несколько старовата. И эта дурацкая прическа. Да, с такой мамашей лучше не связываться, иначе не оберешься потом хлопот. Стоит и смотрит на тебя, уперев руки в боки, не женщина, а манекен для сцены драки.

– Если вы не возражаете… я тороплюсь, – проговорил он с мягким шотландским акцентом. – Ничего ведь не случилось… Я имею в виду, ничего страшного.

– Ничего страшного?! – Роза с трудом разлепила губы, пытаясь перейти от шепота на нормальный человеческий голос. И заморгала ресницами, чтобы стряхнуть слезы, неожиданно брызнувшие из глаз – организму был необходим сброс эмоций, и он спасительно воспоследовал.

– С вами все в порядке? – тяжело вздохнул Фрейзер и беспомощно огляделся по сторонам, будто надеясь на чью-то помощь. – Послушайте! – Он тронул ее за руку. – Может быть, кого-то позвать? – В голосе слышалось отнюдь не сочувствие, а нетерпение, почти раздражение. Неужели это тот самый мужчина, внутренне содрогнулась Роза, ради которого она проделала такой долгий путь сюда?

– Со мной все в полном порядке! – Она ладонью вытерла слезы и отважилась поразглядывать Фрейзера. Да, он постарел, мелкие морщинки залегли возле глаз. И держится совсем по-другому, чем в тот раз, когда они познакомились. Сейчас перед ней стоит уверенный в себе, важный господин. Во всем остальном Фрейзер Макклеод остался таким, каким он ей и запомнился. Разве что сегодня она не рискнула бы назвать его милым и обходительным.

– Так мы все же пойдем в Долину Царей? – настойчиво спросила у матери Мэдди, вернувшись от указателя, под которым она сидела, разглядывая небо, пока Роза выясняла отношения с незнакомцем. Она остановила на незнакомом мужчине недовольный взгляд. Конечно же, это он виноват в том, что их поход срывается.

– Подожди немного! Я сейчас поговорю с этим джентльменом, и тогда… – начала Роза, не в силах скрыть свое огорчение.

– Ты решила отправиться в Долину Царей? – улыбнулся Фрейзер девочке. В ответ та метнула на него сердитый взгляд. – Намереваешься раздеть парочку мумий, я не ошибся?

– А вот и ошиблись! – окончательно рассердилась на него Мэдди. – Мы не собираемся никого раздевать. Мы же археологи, а не какие-то там гробокопатели. И потом, в Англии нет Долины Царей. Она в Египте. А эта местность называется Озерным краем, сама не знаю почему. Я еще не видела здесь ни одного озера. По-моему, гораздо правильнее было бы назвать ее Горным краем.

– Согласен! – весело прищурился Фрейзер, его напряжение заметно спало. – Послушайте! Мне и правда очень жаль, что все так получилось. Надо мне было быть более внимательным за рулем.

– Никакого сомнения! – согласилась с ним Роза.

– Кстати, позвольте представиться. Фрейзер Макклеод, арт-дилер, а еще агент Джона Джейкобза, если уж быть абсолютно точным. Кстати, вы сейчас на его территории. Разумеется, ходить по тропинке никому не воспрещается, но вообще-то старик не любит, когда чужие вторгаются на его земли. Он, в случае чего, может и пульнуть в нарушителей чем-нибудь, с него станется.

– Мы знаем Джона Джейкобза! – поспешила сообщить Мэдди. – Он мой…

– Джон знает, что мы здесь, – перебила дочь Роза.

– Вот как? – Фрейзер был явно заинтригован и не скрывал этого. – Впрочем, он не большой любитель гостей. А как вы с ним познакомились?

– Она – его… – снова начала Мэдди с готовностью, и снова Роза не дала ей договорить.

– О, я знаю его давно! – она метнула на Мэдди многозначительный взгляд в надежде, что дочь поймет ее намек и замолчит наконец. Глупо все как-то получается. Но Мэдди, которая и в обычной обстановке не очень-то реагирует на всякие полунамеки, не обратила никакого внимания на предупреждающий знак матери. Ей просто не терпелось рассказать Фрейзеру всю правду: кто они и почему оказались здесь, хотя еще несколько дней назад у них и речи не было ни о каких путешествиях.

А Роза отчаянно боялась того, что вот сейчас Фрейзер узнает, кто она такая, и, быть может, даже попытается вспомнить их первую встречу. Будет изо всех сил напрягать память, тщетно пытаясь выудить оттуда какие-то мелкие подробности того давнего эпизода, который он успел благополучно забыть, ибо их встреча прошла для него совершенно незамеченной, не оставив ни малейшего следа ни в душе, ни в сознании.

– Вот как? – снова удивился Фрейзер. – Я тоже знаю Джона много лет, но мы ни разу с вами не встречались!

Роза отрешенно уставилась на свои угги.

– А он сейчас дома?

Роза молча кивнула.

– Мы вас отведем к нему в студию! – радостно предложила Мэдди свои услуги. – Заодно посмотрите и мою картину. Она очень, очень хорошая! Я ее за двадцать минут нарисовала. Удивляюсь, почему Джон рисует свои картины так долго!

– Я и сам порой удивляюсь этому! – согласился с ней Фрейзер и улыбнулся Розе, но она отвела глаза.

Мэдди вприпрыжку побежала к амбару. Было видно, она страшно обрадовалась, что нашелся веский предлог снова вернуться в студию. Роза шла рядом с Фрейзером и не переставала думать о том, что будет дальше. Ведь если, паче чаяния, он вдруг вспомнит о той давней их встрече, то сразу же догадается, что она дочь Джона Джейкобза. Странное дело! Теперь, когда она наконец увидела человека, которого искала, которого столько лет мечтала увидеть, она вдруг поняла, что больше всего на свете ей хотелось бы, чтобы все в ее жизни осталось так, как было раньше. И пусть бы Фрейзер остался ее самым лучшим и самым счастливым воспоминанием, и только. И лучше бы они никогда не встречались опять, совершенно чужие друг другу люди. Ведь их новая встреча, и Роза знала это наверняка, обернется лишь обоюдным замешательством и взаимным чувством неловкости. Они почти подошли к амбару. Роза шагала первой, не замечая, что Фрейзер вдруг замедлил шаг и, чуть отстав, остановился.

– Роза! – тихо окликнул он ее, и в голосе его все еще не было полной уверенности в том, что он не ошибается. Роза тоже замерла, затем медленно повернулась к нему. Он смотрел на нее долгим взглядом, и на его лице постепенно появлялось выражение узнавания.

– Так вы – Роза! Вот так да! Дорогая Роза приехала-таки в эти края!

Роза почувствовала себя неуютно под этим долгим изучающим взглядом. Ее рассматривали с той пристальностью, с какой разглядывают музейный экспонат. Что чувствует при этом Фрейзер, она не могла понять.

– Мне очень жаль, что все так получилось! – снова повинился Фрейзер. – Вот уж не думал, что мы с вами еще когда-нибудь встретимся. – Да он скорее огорчен, чем рад нашей встрече, с обидой подумала Роза. По лицу Фрейзера все еще блуждала тень сомнения. – Все же решились навестить отца… Я думал получить ответ от вас на свое письмо. Несколько лет тому назад я послал вам адрес Джона, уже после того, как заставил его завязать с пьянством и опять заняться творчеством. Но вы мне так и не ответили. Тогда я решил, что вы переехали и живете в каком-то другом месте или просто не захотели общаться с отцом.

– Вы… мне писали? – не веря своим ушам, уточнила Роза, с трудом вникая в смысл его слов. – То есть помимо открытки вы прислали мне еще и письмо?

– Да! А вы разве не получили его? – Розе опять показалось, что ее присутствие почему-то раздражает Фрейзера. – Вот так дела! Чем не сюжет для шекспировской трагедии? Наверняка затеряли на почте. Конечно, можно было бы просто позвонить вам, но… но я как-то не подумал об этом. Решил, что вы сделали выбор и не намерены менять решения.

– Так вы мне писали… – снова повторила Роза, проживая в душе это событие, о котором она ничего не знала в момент, когда оно совершилось. – Я не получила вашего письма…

– А! Теперь это не имеет значения! Раз вы уже здесь… И как вам удалось отыскать старика? Он ведь живет затворником. Один знакомый журналист посетовал мне, что проще было бы отыскать Священный Грааль, чем найти место, где обитает мистер Джейкобз.

– Я… – начала Роза, почти готовая признаться Фрейзеру, что она отправилась на поиски его самого, а вместо этого нашла отца, но в самый последний момент передумала и промолчала. Всего пару минут назад она испытала жуткое разочарование, увидев, что Фрейзер ее поначалу даже не узнал. Разве можно раскрывать сердце, свое глупое наивное сердце этому чужому для нее человеку, пусть он само воплощение любезности и галантности? И в который раз Роза вспомнила жесткие слова Шоны, предупреждавшей ее о том, что ее ненаглядный принц давно обзавелся женой и кучей ребятишек. Наверняка есть у него и собаки, и любовницы, и все, что полагается. Какое ему дело до ее жизни? Да он и знать не захочет, что она явилась в Милтуэйт исключительно за тем, чтобы признаться ему в любви. Достаточно увидеть его холодный бесстрастный взгляд, каким он рассматривал ее, чтобы понять, что самое лучшее для нее – это держать язык за зубами. И ни гу-гу! – о своих неземных чувствах. – Вообще-то именно вы и вывели меня на след отца. Точнее, ваша открытка! Она и помогла мне найти его. Я приехала в Милтуэйт, еще не зная, чем обернутся мои поиски. И найду ли… я хоть что-то… Но я чувствовала, что должна приехать сюда. Приезжаю, а здесь он! Просто чудо какое-то!

– Вы просто доверились интуиции, и она вас не подвела, – Фрейзер снова впился в нее изучающим взглядом. – А вы сильно изменились! С этой прической вас не узнать.

Роза машинально тронула рукой стрижку.

– Да, решила расстаться с длинными волосами. Пока я и сама еще не привыкла к новой прическе. Но вот приняла такое импульсивное решение вчера вечером и тут же привела его в исполнение.

– Но вам эта прическа идет, бесстрашная вы женщина! – коротко усмехнулся Фрейзер.

Не успела Роза оспорить его тезис о собственном бесстрашии, как на пороге амбара появился Джон. Рядом с ним нетерпеливо переминалась Мэдди.

– Послушайте! Этот ребенок меня умучил разговорами о Древнем Египте! Я ей сто раз повторил, что эта тема меня не волнует, а она – ноль внимания! – художник окинул Фрейзера пренебрежительным взглядом. – Это вы!

– Здравствуйте, Джон! – тепло поздоровался с ним Фрейзер, но старик лишь подавил тяжкий вздох, после чего круто развернулся и снова скрылся в амбаре, наверняка продолжив колдовать над холстом. Фрейзер тоже вздохнул и поплелся за Мэдди. Процессию замыкала Роза.

– Вот моя картина! – с ходу похвалилась Фрейзеру Мэдди, указав на картонку, которая все еще стояла на прежнем месте, возле стены. – Дед дал мне картон большего размера, и все только, чтобы я замолчала. Так что я тоже работаю и разговаривать с вами не буду.

– Понятное дело, когда работаешь, то не до разговоров, – согласился с девочкой Фрейзер и дружелюбно ей улыбнулся. – А неплохо получается! Мазок плотный и цвет насыщенный. Почти на ощупь угадываешь текстуру.

– Мне того и хотелось. И я очень старалась! Если вам нравится, можете купить у меня картину и выставить в своей галерее. Деньги можете отдать прямо сейчас!

Фрейзер улыбнулся еще более широкой улыбкой. Роза тоже слегка приподняла уголки губ.

– Послушайте, Джон! – начал Фрейзер вкрадчивым тоном, сделав пару шагов в его сторону. – Клиенты меня одолели! Требуют свои заказы. Мне нужно распорядиться насчет фургона. Я вам шлю депешу за депешей, все спрашиваю, когда лучше всего направить фургон, чтобы забрать работы, а вы молчите в ответ. Ни звонка, ни эсэмэски… Трое покупателей буквально висят на мне, Джон! Трое! Они готовы заплатить большие деньги за ваши картины. А будете упрямиться и дальше, то найдут кого-то еще, чтобы украсить стены своих особняков, только и всего. Ну да, они идиоты, не разбирающиеся в живописи. Но вот с такой публикой приходится работать. Как говорится, какая есть.

– Да уж! – слабо огрызнулся художник. – Каких-то три недоумка, денежных мешка, для которых самое важное – это выдержать цветовую гамму их интерьера. А на искусство им наплевать! С чего бы мне перед ними заискивать?

Вот это да, подумала Роза, с нескрываемым интересом наблюдая за разворачивающейся на ее глазах сценой. Невооруженным глазом было видно, что спокойный и невозмутимый Фрейзер на взводе. Слова отца явно задели его за живое. Неужели не привык за все годы знакомства с Джоном к его взрывному характеру? Ведь он же знает отца почти столько же лет, сколько и она.

– Джон! Неужели вы не понимаете, что на карту поставлено не только ваше искусство? Моя репутация тоже! Столько лет я подстраивался под вас, потакал вашим капризам, изо всех сил делал вам имя. И, заметим, успех! Но почему всякий раз, когда у меня есть заказ на ваши полотна, мы начинаем одни и те же споры? Вы не хуже меня понимаете, зачем нужны такие заказы. Мы все должны платить по своим счетам. И вы не исключение, Джон! Даже вы!

Художник оторвал на момент кисть от холста.

– Поверьте мне на слово! Если бы я смог обходиться без посредников, я бы так и сделал! Все это ваше арт-дилерство – это сплошная выгребная яма! Помойка, одним словом. Проституирование на ниве искусства.

Фрейзер подавил еще один тяжелый вздох. Судя по всему, такие стычки с художником ему не в новинку, подумала Роза. И кажется, он готов стерпеть все его злые выпады, лишь бы заполучить свое. Однако же этот человек занимает в жизни отца отнюдь не последнее место? Как мог ее нелюдимый отец сойтись так близко с каким-то там арт-дилером? И не просто сойтись! Он впустил его в свою жизнь, сделал его единственным и полномочным своим представителем. А сейчас они двое так похожи на старых супругов, обреченных до самой смерти спорить по одним и тем же пустякам.

Было время, когда ее отец рисовал как бы вопреки, то есть в знак протеста, потому что никто не хотел смотреть на его работы или, тем более, покупать их. Но тогда у него не было таких здоровенных помпезных полотен, запечатлевших красивые местные пейзажи, которыми сейчас заставлена вся его мастерская. Следовательно, в нем произошел некий слом, и на каком-то этапе жизни отец решился – или ему помогли в этом – и выбрал для себя стезю коммерческого художника. Короткая пикировка между Фрейзером и Джоном, только что произошедшая на ее глазах, лишнее тому подтверждение. Она не без интереса наблюдала за тем, как Фрейзер снова попытался прощупать, с какой стороны сегодня лучше подъехать к Джону. И все же, что толкнуло отца на путь коммерции? Ведь когда-то он клялся, что и близко не подпустит торгашей к своим картинам.

– Я прошу вас о такой малости, Джон! – заговорил наконец Фрейзер, стараясь быть максимально сдержанным. – Хотя бы изредка включайте свой телефон! Или просматривайте электронную почту. Для чего я купил вам компьютер, в конце концов?

– Чертовы штуковины! Они окончательно замусорили всем головы. Роза!

Роза вздрогнула от неожиданности, так непривычно было ей слышать, как отец называет ее по имени вслух.

– Что? – она шагнула к нему.

– Отведи Макклеода в кладовку! – отец протянул ей связку ключей, один из них был от той двери, которая вела на вторую половину амбара. – Там стоят два холста. Они уже успели подсохнуть, я думаю. Этот холст будет готов в начале следующей недели. Так что городские ценители искусства получат заказанные ими картинки в срок. И мистер Макклеод заработает свои законные пятнадцать процентов.

– Ну, вы тоже не останетесь в стороне! – незлобиво огрызнулся Фрейзер. – Ваши денежки перечислят в банк, на ваш счет. Спасибо, Джон! Но что мешало вам сказать все это с самого начала? Ей-богу, столько пустых препирательств! Зачем испытывать на прочность нашу дружбу?

– О какой такой дружбе вы тут толкуете? – насупился Джон и взглянул на Мэдди, которая, в свою очередь, тоже бросила нахмуренный взгляд исподлобья на Фрейзера, полностью скопировав выражение лица деда.

– Вот эта картина предназначена для одного из банков в Берлине. Можно мне на нее взглянуть поближе? – попросил Фрейзер.

– Нет, нельзя! – последовал жесткий ответ, и художник повернулся к Фрейзеру худой согбенной спиной, сумев тем не менее закрыть тому почти всю видимость. – Роза! Ступай в кладовку!

Внутренне поражаясь тому, сколь стремительно и динамично развиваются ее отношения с отцом – вот он уже даже просит ее о чем-то и она соглашается это сделать, – Роза пока затруднялась с ответом. А нравится ли ей такой внезапный разворот или нет? Пожалуй, скорее, да, особенно с учетом того, каким разочарованием обернулась для нее вторичная встреча с Фрейзером. Да, отец разговаривал с ней грубо, никакой куртуазности. Но общение с Фрейзером доставляло ему еще меньшее удовольствие. Иначе с какой бы стати он стал перекладывать часть своей работы на нее? Получается, и она на что-то ему сгодилась!

Перебрав ключи в связке, Роза нашла нужный и открыла запертую дверь. Две картины были действительно готовы к отправке хоть сейчас. Так что Джон не лукавил и не собирался обманывать своего преданного агента, как тот мог бы заподозрить. В кладовке пахло краской, ее сладковатый запах делал воздух тяжелым и насыщенным. Само помещение, как и мастерская, тоже освещалось через окна-иллюминаторы, проделанные в крыше, отчего кладовка напоминала диковинный храм или часовню. Два столпа густого солнечного света образовали ровные золотистые прямоугольники на грязном полу, отбрасывая причудливые тени по сторонам.

Фрейзер почувствовал себя свободно и стал внимательно разглядывать приготовленные к отправке картины. Обе были огромные. Он осторожно коснулся поверхности холста одного из полотен. На запястье мелькнули дорогие часы в золотой оправе.

– Отличная работа! – промолвил он негромко после некоторой паузы, скорее обращаясь к самому себе, чем к Розе. – Какая прекрасная цветовая гамма! И свет! Вот за это его и обожают ценители искусства. Джон, пожалуй, единственный из всех известных мне современных художников может создавать огромные полотна, в которых безошибочно угадываются сугубо интимные переживания. Чувствуется личный опыт, а в живописи это всегда очень важно.

Роза подошла к Фрейзеру и тоже принялась разглядывать полотна. Обе картины разительно отличались от всего того, что когда-то рисовал ее отец. Все работы отца времен ее детства несли на себе отпечаток его бунтарского духа, они были не просто абстрактными, но откровенно вызывающими, дерзкими и в чем-то даже нахальными. А сейчас она видит перед собой прекрасные пейзажи Озерного края, исполненные почти в традиционной реалистической манере, но от них невозможно оторвать глаз. Полотна огромные, выполнены так достоверно, что создают своеобразную иллюзию близости к природе. Кажется, еще шаг, и ты окажешься там, внутри пейзажа, пройдешь сквозь густой слой краски, сплошное нагромождение мазков и цветовых пятен, которые – надо же! – когда смотришь на полотно на некотором расстоянии, трансформируются в совершенный по своей законченности вид изумительного ландшафта. Да, эти картины не только прекрасны, на них не только приятно смотреть, но, созерцая их, еще и отдыхаешь душой. Словом, они вобрали в себя все то, что когда-то столь неистово отрицал ее отец.

Интересно, что заставило его так изменить стиль, отказаться от прежних эстетических принципов?.. Роза невольно оглянулась по сторонам, словно в поисках ответа на свой вопрос. Но комната была абсолютно пуста, разве что в самом конце амбара она увидела еще одну стену, а в ней еще одну дверь, тоже запертую на массивный навесной замок. Скорее всего, ключ от этого замка тоже болтался на той связке, которую отдал ей отец. Вот бы взглянуть, что он там прячет, мелькнула вдруг у Розы шальная мысль. Неужели головы своих прежних жен, нацепленные на пики?

– Так вы занимаетесь продажей его картин? – спросила она у Фрейзера, почувствовав, что тот рассматривает ее с гораздо более пристальным вниманием, чем полотна. – И кто ваши покупатели?

– Главным образом, крупные корпорации, – Фрейзер отвел от нее глаза и снова стал разглядывать картины. – У них в представительствах огромные помещения: залы для приема, всякие там конференц-залы и прочее. А картины Джона требуют пространства, много пространства. Вообще-то его работы сейчас востребованы по всему миру. Особенно плодотворно мы сотрудничаем с Россией и Китаем. Они с радостью купили бы и больше, чем мы можем предложить им.

– Вот как? – слова Фрейзера впечатлили Розу. Она и подумать не могла, что произведения отца сейчас экспонируются в самых разных уголках земного шара. Посмотришь на него, представишь себе, как и в каких условиях он живет, и не поверишь. Неужели он и в самом деле такой известный художник?

– А вы никогда не хотели заняться живописью? Как ваша дочь, – прервал ее размышления Фрейзер.

– Я?! О нет! Что вы! – Роза отрицательно покачала головой, услышав столь неожиданный вопрос. – Меня никогда не тянуло рисовать, даже в детстве. Честно говоря, я и понятия не имела до сего дня, что у Мэдди есть склонность к изящным искусствам. Боюсь, я совсем не обращала внимания на ее живописные наклонности. Мы с ней и простым рисованием-то никогда не занимались.

– Ну, это совершенно понятно! Искусство принесло вам слишком много огорчений, вот вы и сторонились его всю жизнь. И все же мне было бы интересно взглянуть на ваши рисунки, если бы в один прекрасный день вы рискнули взять в руки кисть. Вполне возможно, и вас ваши родители тоже наградили скрытыми талантами по части изобразительного искусства. Во всяком случае, творческие искры отчетливо просматриваются в том, как вы…

– Выгляжу? – перебила его Роза.

– Вы просто на сто восемьдесят градусов «развернули» свой образ! – подытожил свою мысль Фрейзер, оставив за скобками собственное отношение к такой перемене.

– Спасибо! – не нашлась что сказать Роза.

– Извините, если я чем-то вас обидел, – неожиданно улыбнулся ей Фрейзер. – За мной водится такой грешок. Всегда говорю то, что думаю, а подобная прямолинейность зачастую оборачивается немалыми проблемами. Наверное, моя жизнь была бы гораздо более комфортной и упорядоченной, если бы я помалкивал тогда, когда лучше помолчать. Хотя с другой стороны, размеренная жизнь, когда все правильно, – это так скучно! И все эти условности, что можно, чего нельзя, они ведь тоже сильно давят на человека.

– Вы гей? – спросила у него Роза невесть почему.

– А! Вы тоже, как я посмотрю, любите ходить прямыми путями! – громко рассмеялся Фрейзер, нарушив таинственную тишину этого своеобразного храма искусства. Но смех был таким заразительным, что Роза тоже рассмеялась.

– О нет! Я не из тех, кто привык говорить все, что он думает, прямо человеку в глаза! – затрясла головой Роза. – Я вообще предпочитаю молчать. Не знаю, что это на меня нашло. Простите!

– Вам не за что извиняться. Нет, я не гей! – улыбнулся Фрейзер. – Просто мне не очень повезло по жизни. Долго не мог встретить подходящую женщину. Во всяком случае, не везло до недавнего времени. Но теперь, кажется, эта проблема решена. У меня есть очень славная подруга. Замечательная женщина. Она, бесспорно, очень хороша.

Роза почувствовала, как улыбка прямо-таки приклеилась к ее лицу и застыла на нем, словно маска. Кажется, только что ей огласили приговор, после которого растаяли последние крохи ее иллюзий, если таковые еще оставались.

– А что вы? – поинтересовался у нее в свою очередь Фрейзер. – Вашей дочери сколько? Уже семь лет, да? Так в чем же секрет вашего счастливого брака, позвольте узнать?

– Собственно, никакого брака уже нет! – Роза вдруг почувствовала, как ей стало душно в этой пропитанной запахом краски комнате. Захотелось побыстрее выйти на свежий воздух. – Мне тоже не очень повезло в жизни с удачным выбором. Может быть, потому, что я никогда не делала выбор сама, уступая это право другим. Так вот меня и несет по жизни.

– И принесло в конце концов в Милтуэйт!

Какое-то время они молча разглядывали друг друга в полусумраке, царящем в комнате, а потом обменялись улыбками, словно в память о той их первой встрече. Вот только память у каждого из них была своя. Для Розы та встреча стала всем в ее жизни. А Фрейзер, кажется, успел забыть о ней как о мелком и незначительном эпизоде своей жизни.

– Рад был встретиться с вами снова, Роза! – сказал он.

– Я тоже, – ответила она. Ей хотелось сказать ему много, много больше. Но она прекрасно отдавала себе отчет в том, что все закончилось так, как она и предполагала: дружеский обмен ничего не значащими любезностями, если сам их разговор можно назвать дружеским. – Я давно хотела поблагодарить вас за то, с каким участием вы отнеслись ко мне в нашу первую встречу.

Но Фрейзер не стал вникать в громадный смысл, какой несла в себе ее последняя реплика. Нетерпеливым взмахом руки он отмел прочь то значение, которое имела для Розы их давняя встреча.

– Я уж и не помню ничего! – честно признался он.

– Да? – растерялась Роза, не зная, куда спрятать глаза, чтобы не выдать ненароком обуревавшие ее чувства.

– Послушайте! Я всегда останавливаюсь на обратном пути в местном пабе. Снимаю, так сказать, стресс после очередной встречи с вашим отцом. Не хотите составить мне компанию? – вдруг предложил ей Фрейзер по-дружески. – Могли бы еще немного поболтать. – Фрейзер понизил голос, когда они с Розой прошествовали мимо ушедшего с головой в работу Джона и Мэдди, на миг оторвавшейся от рисования и проводившей их напряженным взглядом.

– Спасибо! Но не могу! – Розе вдруг захотелось побыстрее избавиться от присутствия этого человека. – Я обещала Мэдди небольшую прогулку по здешним горам. И потом, в гостинице нас поджидает моя приятельница.

В глубине души Роза боялась, что если она пробудет еще какое-то время в обществе Фрейзера, то наверняка признается ему во всем, расскажет, как и почему она оказалась в Милтуэйте. А вот это уже действительно будет крахом всего, не говоря о том унижении, которое она сама же может навлечь на себя. Ведь у него есть женщина. Шона была абсолютно права. Да и сама она подозревала такой исход. Так к чему все эти дальнейшие разговоры? Скорей бы уехать, побыть одной и собраться с мыслями, обдумать хорошенько, что же произошло сегодня утром в имении под названием Грозовой дом.

– Что ж, – проговорил Фрейзер, с виду не очень расстроенный ее отказом, – тогда в другой раз. У меня, кстати, сегодня на вечер запланирован вернисаж. Так что надо поторапливаться. Есть у нас в Эдинбурге одна чудачка. Рисует только естественными красителями. Всякие там кетчупы, яичные белки, извините, моча. Чушь собачья! Но наш высший свет от нее просто млеет. Я вернусь в Милтуэйт через пару дней с автофургоном, чтобы вывезти картины. Быть может, тогда? Или, – Фрейзер задумчиво нахмурил лоб. – Вот что! Давайте вместе поужинаем где-нибудь. Сразу же честно предупреждаю, что ужин в местном пабе – это пакетик арахиса, в лучшем случае.

– Не знаю, буду ли я еще здесь, – неопределенно ответила Роза, взглянув на дом отца. Он выглядел сегодня особенно угрюмым, крохотный дом, скромно примостившийся на выступе скалы. Да и сама она показалась себе в этот момент похожей на разрушенный дом. Все рухнуло в ее жизни, все, до самого основания. Но вот Грозовой дом, стоит же он вопреки всем бурям и ветрам, которые бушуют вокруг него. Значит, и она тоже может выстоять.

– И все же вот вам моя визитка! – Фрейзер вручил ей карточку. – На тот случай, если вы вдруг передумаете уезжать. Это – самая малость, какую я могу для вас сделать. Попытаться, хотя бы на пару часов, развлечь дочь моего самого доходного художника.

Роза взяла визитку и скользнула по ней равнодушным взглядом. Сколько лет она страстно мечтала узнать, где он обитает в этом мире, что с ним, как он. И вот ее мечта сбылась и… ничего не изменилось.

– Очень надеюсь, что мы еще встретимся! – проговорил он и взял ее за руку, задержав в своей чуть дольше, чем полагается. – Пожалуйста, не исчезайте снова!

Роза проводила взглядом сорвавшуюся с места машину.

– А я никуда и не исчезала, – прошептала она вслед.

 

8

– Говоришь, он тебя не узнал? – хмыкнула Шона, оглядывая себя в зеркале. Жирной линией жидких теней она очертила контуры своих светло-голубых глаз, а уголки подвела острыми стрелками. Ни дать ни взять, настоящая Зена, королева воинов. Она скопировала фирменный взгляд Зены – чуть-чуть исподлобья и с легким прищуром. Сходство необычайное. Шона осталась довольна.

– Да, поначалу он меня не узнал! – Роза встала рядом с подругой и тоже стала изучать свое отражение в зеркале. Слегка взъерошила волосы. – А с какой стати он должен был меня узнавать?

Розе ритуальные сборы, которые предшествовали у Шоны каждому выходу на люди, были в новинку. Но для Шоны предстоящая вечеринка уже успела превратиться в крайне волнующее мероприятие. Она настояла, чтобы они, запершись в ее номере, начали подготовку к событию по крайней мере за час до того времени, к которому им было назначено явиться в паб в полной боевой готовности.

Роза снова оставляла дочь с Дженни. Впрочем, Мэдди пребывала в состоянии полнейшей умиротворенности и спокойствия. Она обрушила на страдалицу Дженни все, что узнала относительно живописных премудростей, которые успела почерпнуть из старой потрепанной книги под названием «Теория искусства». Книжку она подобрала на грязном полу в мастерской Джона. Тот лишь милостиво махнул ей рукой в ответ на ее просьбу, разрешая забрать «Теорию» домой. И вот сейчас она с упоением посвящала хозяйку гостиницы во все те премудрости, которые связаны с понятием «цвет». Лишь после ужина, когда Роза помогала Дженни прибраться на кухне, она обнаружила, что у книги, написанной мудреным сухим языком и рассчитанной сугубо на специалистов – что не помешало Мэдди с энтузиазмом погрузиться в ее изучение, – так вот, у этой книги есть автор, и зовут его Дж. Джейкобз. Разумеется, у Розы не хватило духу попросить у дочери книгу, хотя бы для того, чтобы бегло ее пролистать. И снова она поразилась очередному открытию в жизни отца. Оказывается, в той, другой своей жизни, которую отец прожил без нее, он еще успел и написать целую книгу. Ей было трудно представить себе отца за письменным столом с пером в руке. Самое интересное, что он решился написать о тех самых вещах, которые раньше всегда относил исключительно к сфере интуиции и индивидуального восприятия. Дескать, искусству рисования научить невозможно.

Совершенно невероятно! Но, с другой стороны, она ведь берется судить о человеке, которого знала много лет тому назад. А может быть, и не знала, и тот прежний отец был выдуман ею от начала и до конца. Так сказать, плод ее неуемного детского воображения. Скорее всего, одинокий старик с вздорным, неуживчивым характером, который наверняка и в этот момент стоит у мольберта в своей мастерской, не имеет ничего общего с тем отцом, которого, как ей казалось, она хорошо знала. Да, собственно, и с ней тоже он не имеет ничего общего. Так что же он еще успел в этой жизни за то время, что они не виделись, задалась мысленным вопросом Роза. Это, видно, только для нее время замерло с того злополучного утра, когда отец ушел из дома.

– Хорошо! Итак, он тебя узнал. И что дальше? Полез к тебе с любезностями? – Шона наложила на губы еще один жирный слой перламутровой помады. Закончив процедуру, она плотно сжала губы, а потом поцеловала зеркальце, чтобы убрать излишки помады.

– И не подумал! – честно призналась Роза. – У меня сложилось впечатление, что я его… раздражаю. Но это правда! Он был отменно любезен. Рассказал, что у него есть возлюбленная, и пригласил на ужин, нечто вроде делового ужина с клиентом. И больше ничего. Ничего!

Конечно, Роза немного лукавила. Для нее случилось многое, очень многое, но ей не хотелось рассказывать во всех подробностях о своих переживаниях.

– Что ж, ты с самого начала знала, что такое может случиться. Жизнь не стоит на месте. Вот и его жизнь тоже! Да и все остальные люди, они тоже живут, меняются…

Шона окинула себя в зеркале придирчивым взглядом. Кое-что ее не устроило – она стянула с себя плотно облегающий топик белого цвета и напялила такую же облегающую черную блузку, но с еще более низким вырезом.

– Вот теперь то, что надо! – удовлетворенно хмыкнула она, разглядывая себя в зеркале. – Выгляжу на все сто! Увидишь сама, сегодня все мужчины будут мои. От поклонников отбоя не будет!

Шона оглянулась и весело улыбнулась ей. Ее самоуверенность, подумала Роза, сродни бронежилету, который, словно железный панцирь, защищает ее от всех напастей окружающего мира.

– А ты кончай кукситься! – Шона еще немного покрутилась перед зеркалом. – Подумай! Сколько ты успела за эти дни! Бросила этого гада… Я считаю это самым главным твоим деянием! Нашла своего ненаглядного принца. А он, какая досада! – уже занят! О’кей! Не вижу повода для расстройства. Не все в этой жизни получается так, как мечтаешь. И что из того? Тебе просто нужно срочно обзавестись ухажером. Сгодится любой бойфренд, который завалит тебя в кровать вопреки всем твоим моральным принципам. И даже если окажется, что он в постели так себе, ничего особенного, главное, что он тебя распечатает! Ясно?

– А от Фрейзера мне принимать приглашение на ужин? – с неуверенностью спросила Роза. – Кажется, для него это нечто вроде официального долга.

– Нет! – отрезала Шона. – Ничего хорошего я от этого ужина не жду. Запудрит тебе мозги, да и только. А у тебя сейчас голова должна быть ясной. Ты должна четко представлять себе, что собираешься делать. И прежде всего, как ты собираешься окончательно развязаться с Ричардом. И когда наконец ты станешь сама собой! Можно сказать, впервые в своей жизни. Поэтому нечего понапрасну сохнуть по мужчине, который уже занят.

– Да? Ты так считаешь? – растерянно уронила Роза, чувствуя, как улетучивается ее приподнятое настроение.

– Да! Я так считаю! И говорю тебе еще раз! Не играй с собственным сердцем. Тот сказочно счастливый финал, о котором ты так долго мечтала, его надо искать совсем в другом месте. И пора завязать со всеми своими детскими фантазиями. Реальная жизнь не имеет с ними ничего общего. Она совсем другая. Уж я-то это знаю, поверь мне! Но пока не это главное! Как и ухаживания твоего юного ловеласа-музыканта. Он-то уж точно не конец всем твоим исканиям. Он лишь их начало. Пойми же! Ты сейчас стоишь в самом начале своей новой жизни. И все в тебе, и твоя внешность, и голос, и то, как ты говоришь, как смеешься или улыбаешься, все-все-все, это и есть начало новой Розы. Настоящей тебя! Слава богу, ты вырвалась из зловещей тени своего мужа и на глазах превратилась в цветущую молодую женщину, какой ты и должна быть. Сейчас я узнаю тебя по-настоящему! Да-да! И перестань хихикать! А лучше скажи мне, когда же ты приступишь к главному? И кстати, когда ты начнешь собираться на концерт?

– А я уже готова! – беспечно ответила Роза, мельком взглянув на себя в зеркало. Она и не подумала переодеваться, оставшись в том, в чем ездила утром к отцу.

– Да в таком виде только на похороны ходят! – возмутилась Шона.

Роза замедлила шаг и приостановилась возле паба. От нее пахло чем-то фруктовым и чувствовался вкус мыла. И не удивительно! Шона наложила на ее губы несколько слоев помады, а сверху покрыла их блеском для губ. Но вначале она силой заставила ее натянуть на себя одно из тех новых платьев, которые они купили утром. Достаточно простое платье из черного джерси. Смущал лишь глубокий разрез сбоку, почти до самого бедра. Как-то в уютном замкнутом пространстве примерочной эта деталь фасона не показалась Розе вызывающей. Но сейчас эта изюминка наряда пугала ее своей откровенностью. К тому же Шона всячески уговаривала ее обойтись без лифчика. «У тебя же там все равно ничего нет, – выдвинула она самый весомый свой аргумент. – Так зачем он тебе?» Но предложение было категорически отвергнуто, наряду с кружевными колготками. Роза справедливо посчитала, что не стоит лишний раз травмировать психику Мэдди своим чересчур смелым нарядом. Ее ребенку и так хватит потрясений для одного дня! Кончилось тем, что платье они превратили в длинный блузон, поддев под него плотно облегающие джинсы. Лифчик тоже занял свое законное место, правда, пришлось максимально опустить вниз бретельки, чтобы они не светились в декольте.

– Вот теперь это новая ты! – удовлетворенно оглядела ее Шона. – Еще бы немного сексапильности всему образу, и твой Тед будет валяться у твоих ног!

– Я вовсе не хочу, чтобы Тед валялся у моих ног! – возразила Роза. – И никакой сексапильности не желаю, что бы ты там ни имела в виду под этим словом. Тед мной не интересуется, а я не интересуюсь им! И точка!

– Хорошо-хорошо! Но разве ты не в курсе, что я есть само воплощение того, что называют словом «секс». Моя миссия – приобщать людей к этому прекрасному занятию, словом, сеять среди населения любовь и только любовь! – с этими словами Шона одернула свою блузку еще ниже, так, что ее пышная грудь едва не вывалилась наружу. – И потом, ты сама виновата в том, что я так раскочегарилась. Ведь это же ты вдохновляла меня весь вчерашний вечер подумать немного о себе. Вот я и решила пуститься во все тяжкие. Вдруг я подцеплю сегодня ночью кого-нибудь стоящего! Тогда у меня тоже появится шанс начать все сначала!

– Но я же ничего не начинаю! – рассудительно напомнила ей Роза. – Напротив! Я пытаюсь спрятаться здесь от мужа. А вся эта сексапильность… Нет, это не мое! Ни раньше, ни сейчас секс меня не волновал. Не моя это стихия.

– Пока не твоя! Но должна стать твоей! – перебила ее Шона решительно. – Ты столько лет томилась в неволе! Быть замужем за самым отвратительным в мире типом. Брр! Так неужели же ты собираешься провести остаток своих дней, словно высохшая на корню старая дева? Сумела же ты правильно расставить все точки над i в своем платоническом романе с Фрейзером. И я восхищаюсь тобой! Да, ты мысленно обожала его столько лет, боготворила и даже рискнула отправиться на поиски своего кумира. Само небо помогло, и исполнилось твое самое заветное желание. Ты нашла его, хотя в это мало кто поверил бы. Но сейчас пора двигаться вперед. Пора искать стоящую замену сказочному принцу. На данном этапе Тед представляется мне вполне подходящей фигурой.

– Шона! – рассерженно прикрикнула на нее Роза, вдруг испугавшись, что за дверью их может подслушивать Дженни. – Перестань болтать глупости, а? Это – последнее, на что я… Не хочу даже говорить на эту тему! И шутить тоже! Оставь Теда в покое! Прошу тебя!

– О’кей! – недовольно нахмурилась Шона. – Я действительно только пошутила. С чего это тебя так разобрало? В любом случае главное для тебя сейчас – это послать своего гада ползучего ко всем чертям! Раз и навсегда!

– Ох, и горазда ты советы давать! – слова Шоны задели Розу. – А сама-то ты не больно прислушиваешься к советам!

– Как и ты, между прочим! – с ходу огрызнулась Шона. – Но ты права! Знаешь, я пока пребываю в раздумьях. Вот если тебе и правда удастся развязаться со своим муженьком, тогда, быть может, и я последую твоему примеру и тоже расквитаюсь с Райаном.

– Правда? – поразилась Роза. Она никак не ожидала, что ее поступок может вдохновить подругу настолько, что та рискнет пересмотреть свою жизнь. – Неужели ты готова порвать с Райаном навсегда?

– Да! – ответила ей Шона, и еще никогда в ее голосе не было столько уверенности. – Во всяком случае, такой вариант не исключен! А сейчас вперед, к новым победам! Все деревенские донжуаны сегодня должны быть нашими!

Перед уходом Роза зашла поцеловать Мэдди. Ты сидела погруженная в книгу по искусству и почти не обратила на мать внимания. Что до Дженни, то, увидев вечерний прикид Шоны, она и думать забыла о тех угрозах для ее сына, реальных или мнимых, которые могли бы исходить от Розы.

– У нас в Милтуэйте нет улицы красных фонарей! – только и нашлась она крикнуть им вдогонку, пока подруги, хихикая, словно школьницы, которые пытаются проскочить в сверхкоротких юбках мимо строгих мам, не очутились на улице.

– Послушай! Я еще никогда так не делала! – воскликнула Роза, сама удивившись своему открытию.

– Не делала – чего? Не бывала в пабе? – кажется, Шона совсем не удивилась ее словам.

– Нет! Я про все остальное! Я никогда никуда не ходила, не наряжалась, не красилась, то есть не делала ничего из того, что делают молодые женщины в моем возрасте. Пока была жива мама, то, разумеется, о развлечениях не могло быть и речи. Какие развлечения? Бросить мама одну наедине с очередной бутылкой джина? Но и потом, когда я стала работать и ты взяла меня под свою опеку, я тоже не испытывала никакой тяги ко всему этому. Мне не хотелось смеяться, не хотелось предаваться веселью, как это делала ты с другими девчонками. Я просто тихонько сидела в уголке, как всегда в черном, и молча смотрела на то, как развлекаются другие. А потом…

– А потом на твоем горизонте возник этот гад! Но слава богу, ты сумела вырваться! А сейчас мы здесь, в Милтуэйте! И запомни, бэби, мои слова! То, что случится в Милтуэйте, здесь и останется! Понятно? А потому летим очертя голову навстречу приключениям!

На последнюю реплику Роза отреагировала, уже переступив порог паба.

– Не знаю, – проговорила она задумчиво, – есть ли во мне склонность к авантюрности и нужны ли мне дополнительные приключения. Я не знаю, умею ли я веселиться по-настоящему.

– Кто это там у нас сомневается в своем авантюризме? Ты убежала из дому! Остригла волосы и перекрасила башку. А твой папаша – это живое воплощение авантюриста! Так что страсть к приключениям – у тебя в генах. А потому расслабься, хотя бы на один вечер. Давай сегодня отметим наш с тобой праздник: этой ночью мы будем самими собой!

В пабе было не протолкнуться. Публика самых разных возрастов забила его до отказа. Разумеется, подавляющее большинство – молодежь, в основном девушки. Ясное дело, в деревенской глуши любое выступление, да еще живой звук, это, конечно, событие. Наверняка подтянулся народ из всех близлежащих деревень. Во всяком случае, все лица вокруг были для Розы новыми. Разве что с парой человек она столкнулась, когда они с Мэдди прогуливались по окрестностям. Прямо в зале соорудили небольшой помост. Скорее всего, в ход пошла тара из-под пива и какие-то конструкции из литой пластмассы. Сверху был установлен микрофон, у задней стенки расположились ударные, стену украшал начертанный от руки транспарант «Культ креативности». У стойки бара выстроилась очередь.

– Ничего себе! Ты только взгляни на эту очередь! – прямо с порога стала возмущаться Шона. – Да здесь до утра не дождешься своей порции виски! – Она схватила Розу за руку и потащила ее к импровизированной сцене. – Идем за кулисы! Покажем всем, что мы настоящие фанатки наших звезд.

– Зачем? – заупрямилась Роза, стараясь перекричать царящий в зале шум. – Ты считаешь, что молодые ребята придут в восторг, когда увидят, что среди их поклонниц затесались две великовозрастные мамаши, тоже готовые крушить вокруг себя все и вся?

– А для чего тебе, интересно, дали вип-пропуск?

– Не надейся, что по нему тебе отпустят бесплатное пиво! А потому угомонись! – попыталась урезонить подругу Роза, но было поздно. Шона решительно отворила дверь в артистическую уборную. Под нее временно приспособили соседнее помещение, которое Тед окрестил «погребком старика».

– Можно? – проговорила она с порога, слегка просунув голову внутрь, и немедленно прихватила две бутылки легкого пива, одну тут же протянула Розе. – А покрепче что-нибудь имеется?

– Шона! Роза! – обрадованно приветствовал их Тед и осекся. – Роза?! Три тысячи чертей! Что вы сотворили со своей головой? Впрочем, вам идет! Потрясающе выглядите.

Тед отступил к столику, сплошь уставленному бутылками пива.

– Ого! Вот это я понимаю! Радикальные перемены! Люблю тех, кто рискует!

Роза невольно улыбнулась таким его комплиментам. А Тед, взяв ее за руку, подвел к своим товарищам по ансамблю. Впрочем, один из музыкантов не взглянул в ее сторону. Он в это время целовался взасос с юной поклонницей, и ему было некогда глазеть по сторонам.

– Прошу любить и жаловать! Это моя подруга Роза, я вам о ней рассказывал, – представил ее Тед, не выпуская ее руку из своей. – Ах, да! А это ее подруга Шона!

– Значит, меня ты не считаешь своей подругой, так? – Шона обогнула стол и уселась на место, где до этого сидел Тед, после чего изобразила просто ослепительную улыбку, адресовав ее молодому человеку с несколько затравленным выражением лица. Выяснилось, что его зовут Энди и что он ударник. – Итак, красавчик! Чем ты тут занимаешься? Имел ли ты когда-нибудь дело со старыми мамашами, которых хочется трахнуть?

– Может быть, что-то покрепче? – предложил Тед Розе и, не дожидаясь ответа, повел ее по коридору в небольшую кладовку. – У меня здесь хранится мой секретный запас водки. Сам я перед концертом не практикую. Во всяком случае, стараюсь не злоупотреблять. Да сегодня я еще и за рулем. А вот вам предложу с удовольствием!

Роза испуганным взглядом проследила за тем, как Тед долил водкой ее бутылку пива и протянул ей. Она взяла бутылку и сделала пробный глоток.

– Честное слово! Не могу отвести от вас глаз! Эта прическа! Рисковый шаг! Молодчина, Роза! Некоторые девушки носят длинные волосы, считая, что они им идут. Некоторым и правда идут. Но вы просто рождены для такой прически. В ней есть что-то необузданное. Вы самая настоящая рокерша!

– Мне кажется, вы слегка навеселе! – попыталась она остудить пыл Теда, хотя и почувствовала себя польщенной его искренними комментариями к ее внешности.

– Ну, еще на ногах держусь! – попробовал отшутиться Тед, приблизившись к ней вплотную с явным намерением поцеловать ее в губы. Роза начала энергично отворачиваться, но в этот момент в дверь просунулась взлохмаченная голова Энди. Он бросил грязный взгляд на обоих и вернул Теда к делам насущным.

– Послушай! А где водяра? Эта цыпочка… Шона… она хочет водки. Да! И нам пора на сцену!

– Идем! За мной! – Тед схватил Розу за руку. – Проведу вас, так сказать, в первый ряд партера! Будете зажигать перед сценой.

– Постараюсь! – с сомнением пообещала Роза. – Но в моем возрасте… замужняя женщина, да еще с ребенком… Да и вообще, танцы в стиле хардкор-панк – это не по моей части.

– Неужели? – Тед взглянул на нее влюбленными глазами. – Вы – такая заводная!

Нельзя сказать, чтобы выступление «креативщиков» сильно впечатлило Розу и сделало из нее страстную фанатку молодых исполнителей. Этого не случилось. Они играли слишком громко, и Роза с трудом понимала то, о чем они поют. Слов было не разобрать в том несусветном шуме, какой стоял в пабе. Но следовало признать, что у Теда хороший голос и он умеет держаться на сцене, даже если речь идет об импровизированном помосте, сооруженном из бутылочной тары. Большую часть выступления она просидела у стойки бара. А Шона, успевшая выпить гораздо больше Розы, лихо отплясывала в толпе молоденьких поклонниц артистов, сгрудившихся возле самой сцены, время от времени кидая угрожающие взгляды в сторону Энди. Весь концерт Тед не сводил с Розы глаз, всем своим видом демонстрируя, что он поет только для нее и для нее одной. Разумеется, такое повышенное внимание солиста могло бы и взволновать, вот знать бы только то, о чем он поет. При всем том, парень очень хорош собой, и с этим не поспоришь. Наверное, все же страхи Дженни имеют под собой некоторое основание, мелькнуло у Розы. Тед действительно положил на нее глаз. Не понятно только почему. Наверное, потому, что она не похожа на всех местных представительниц слабого пола. Или потому, что его потянуло на что-то новенькое. Или он соблазнился ее возрастом. В любом случае повышенное внимание молодого мужчины к женщине ее лет не могло не льстить. Более того, это странным образом возбуждало, особенно когда Роза услышала завистливый шепот молоденьких фанаток, тщетно пытавшихся на протяжении всего концерта завладеть вниманием Теда: «А эта старая кошелка что здесь делает?»

Что ж, ее попранное самолюбие могло торжествовать. После того откровенного равнодушия, которое сегодня продемонстрировал к ней Фрейзер (встреча, которая значила так много для нее и совсем ничего для него – перекинулся парой слов и умчался), так вот, после такой душевной раны ухаживания Теда пролились на нее воистину благотворным бальзамом.

– Ну как ты тут? Веселишься? – разгоряченная танцами Шона протиснулась к подруге. Блузка прилипла к ее влажному телу. – А парни знают свое дело! Молодцы! Между прочим, Энди уверен, что я уже готовенькая! Да и твой Тед весь вечер ест тебя глазами.

– Вижу! – вынуждена была признать Роза.

– Да неужели? Тогда все в порядке! – весело воскликнула Шона. – Значит, после концерта мы вчетвером, ты, я, Тед и Энди, заваливаемся в ближайшую копну сена. Или в какой-нибудь сарай. Идет?

– Нет, нет и еще раз нет! – серьезно ответила ей Роза, но Шона, разгоряченная, проигнорировала ее слова. – Теду будет недвусмысленно предложено умерить свой пыл. Неужели ты и в самом деле собираешься целоваться с этим Энди? Ты же еще не успела толком познакомиться с ним. И потом, у тебя же есть…

Роза умолкла, не решившись произнести имя Райана.

Шона прикусила губку. Глаза ее горели от возбуждения.

– Очень даже собираюсь! А ты? Неужели тебе самой не хочется поцеловаться с Тедом?

– Не хочется! – отрезала Роза и бросила взгляд в сторону Теда. Артисты закончили свое выступление, и толпа неистовых девиц, все минимум лет на десять моложе ее, взяли своего кумира в плотное кольцо, из которого он все же вырвался, хоть и с большим трудом, и жестом показал ей следовать за ним, чем привел своих поклонниц в еще большее неистовство, на сей раз яростное. Впрочем, было видно, что к экстазу своих слушательниц Тед уже привык. Воистину, девушки сами падали к его ногам. А уж за ним оставалось право выбора. Да, но почему из всех претенденток на его драгоценное внимание выбор пал именно на нее, снова подумала Роза. Разве что он нашел в ней что-то такое… Или, напротив, полагает, что она для него легкое препятствие, которое он возьмет с ходу. От этой догадки Роза содрогнулась.

– Возмутительно со всех точек зрения! – продолжила она свою мысль, встретившись глазами с Тедом. – И крайне безответственно.

– Безответственно? – Шона придавила ее могучей грудью, мгновенно уловив, что Роза чего-то не договаривает. – Только не говори мне, что ты боишься своего ужастика!

– Совсем даже не боюсь! Но я – мать! И у Теда тоже есть мать. И потом, я все еще люблю Фрейзера. Нужно время, чтобы его чары окончательно развеялись А Тед… он просто Тед, и все. Уж нам с тобой менее всего пристало вести себя легкомысленно.

– Что? – рассмеялась Шона ей прямо в лицо. – Упустить такой шанс? Сама подумай! Мэдди благополучно дрыхнет в своей кровати, Дженни клюет носом возле телика, потом они с Брайаном перепихнутся на скорую руку, недаром у нее целая коллекция порнографических ночных сорочек, так сказать, для подогрева мужа. Ну а что до твоего Фрейзера, то он тоже где-нибудь развлекается со своей пассией. Вот! Я перечислила тебе все доводы в пользу того, чтобы ты оттянулась с Тедом. Ясно? И напоминаю еще раз! Все, что случится в Милтуэйте, тут и останется!

– Ты не понимаешь!

– Так объясни мне так, чтобы я поняла! – разозлилась Шона.

Но не успела Роза ответить ей, как та смешалась с толпой поклонниц Теда и устремилась в артистическую уборную, издали поманив Розу следовать за ней.

– Ну как вам? – был первый вопрос Теда, когда они вошли в комнату. Он еще не остыл от выступления. На лбу блестели капли пота, глаза сверкали, как это бывает после впрыскивания в организм хорошей порции адреналина. – Понравилось?

– Очень! Публика вас обожает.

– Да! Но если честно, то в нашей глухомани они готовы обожать любого. Настоящим экзаменом на нашу профпригодность станет поездка в Лондон. Попытаемся заполучить там какой-нибудь ангажемент.

– Так вы собираетесь в Лондон? И когда? – спросила Роза.

Как же этот парень не похож на ее мужа. Во всем!

– Сам еще не знаю. Наверное, тогда, когда почувствую, что мы полностью готовы. – Ответ Теда прозвучал уклончиво. – А пока хочу показать вам кое-что! Идемте!

– Мы вас догоним! – крикнула им вслед Шона, а Тед, взяв Розу за руку, вывел ее из комнаты.

Они прошли через кухню и вышли на улицу. Было тепло, а главное – сверху не лил дождь.

– Куда вы меня тащите? – спросила Роза встревоженным голосом. – Что вы задумали, Тед? Я не хочу!

Тед остановился.

– Что-нибудь не так? – от него не укрылся испуг Розы.

– Я… то есть мы… надеюсь, вы не имеете в виду секс?

– Секс? – изумился Тед. – Почему бы и нет, если вы этого хотите?

– Нет! Я не хочу! И вообще, поймите меня правильно! Не может быть и речи ни о каком сексе между нами! Понятно? Более того, я не хочу, чтобы меня трогали, целовали и все такое. Ничего этого не хочу!

– Не хотите, как хотите! Дело ваше! – Тед покорно вскинул руки вверх. – Я же не насильник какой-то! Только по обоюдному согласию, и не иначе. Хотя это вовсе не означает, что мы не можем попробовать. Но это так, к слову! Я собираюсь свозить вас кое-куда.

Тед распахнул дверцу своего грузовика, предлагая Розе занять пассажирское место рядом с водителем. Роза замерла в нерешительности, обшаривая глазами машину.

– Не бойтесь! Я не пьян! Я же говорил вам, что не пью перед концертом. И потом… мама убила бы меня, если бы узнала, что я сел за руль, приняв на грудь…

– Просто я… – начала Роза, понимая, что ее загнали в угол.

– Да вы никак боитесь меня? – Тед взял ее за руку, озадаченный столь необычной реакцией. – О! Милая девушка! Вас просто трясет от страха!

– Видите ли… Дело в том, что я вела достаточно замкнутый образ жизни. Не хочу вселять в вас никаких ложных иллюзий. Еще раз прошу, поймите меня правильно!

– Да понял я вас, Роза, понял! И перестаньте шарахаться от меня, как от зачумленного. Я всего лишь обычный парень из паба. И зовут меня Тед. Я не собираюсь умыкать вас, тащить невесть куда и делать с вами то, чего вы не хотите. Если честно, то я вообще не большой любитель принуждать женщин к чему бы то ни было. Обычно это они меня принуждают, а я от них бегаю, как черт от ладана. Просто мне хотелось показать вам одно местечко. Оно – мое самое любимое.

– Ну, раз так, – замялась Роза.

– Именно так! – ободряюще улыбнулся ей Тед. – Понимаю! Я вызываю у вас отвращение. Что ж, придется с этим смириться. Не бойтесь! Со мной вы в полной безопасности!

– Хорошо! – уступила Роза.

Все ее безумные страхи, они ведь тоже тяжелое наследие тех лет, что она прожила с Ричардом. Это он приучил ее бояться всего на свете, жить в постоянном напряжении и тревоге. Вот и сейчас сама мысль о муже вызвала у нее не меньший ужас, чем перспектива остаться наедине с Тедом. Но уж ему она точно ничего не позволит! Пусть и не мечтает!

– Но только не пытайтесь…

– Вы слышали, что я вам только что сказал? Мне нет нужды тратить время на попытки! – Тед ухмыльнулся во весь рот, и они выехали со стоянки.

* * *

Они ехали молча минут двадцать. Роза пребывала в смятении. Теряясь в догадках по поводу того, что будет дальше, она не решалась взглянуть на Теда, а тот сосредоточился на дороге. Извилистая деревенская дорога петляла, и за каждым новым поворотом фары грузовика выхватывали очередной изгиб. Роза отрешенно всматривалась в проносящиеся мимо пейзажи, странные, причудливые и немного враждебные. Силуэты гор чернели на фоне летнего неба, освещаемого последними всполохами догорающего вечера. В какой-то момент Тед лихо свернул на узкую дорогу, которую Роза никогда бы и не разглядела. Прогромыхав несколько сотен ярдов по сплошным камням, он выключил зажигание, выпрыгнул из машины и подошел к Розе, чтобы помочь ей спуститься вниз. Обхватил ее тонкую талию руками и просто поставил на землю.

Потом взял ее за руку и повел в сторону темневшей невдалеке рощицы. На удивление там было очень светло. В небе зажглись первые звезды, лунный свет серебрил кроны деревьев. Роза внимательно смотрела себе под ноги, чтобы не оступиться, а потому не сразу услышала журчание воды. Они поднялись по каменным ступенькам вверх и прошли немного вдоль воды, пока не вышли на крохотную площадку, словно специально вырезанную кем-то в скале. С этой высоты был хорошо виден небольшой водопад. Вода, журча и переливаясь в лунном свете, каскадами устремлялась вниз, где вливалась в горный поток.

– Какая красотища! – невольно вырвалось у Розы. Тед расстелил одеяло на камнях, чтобы она могла сесть. – Необыкновенно красивое место!

– Знаю! – негромко промолвил Тед. – Когда мы с Хейли были детьми, мы часто приходили сюда. Бывало, мама соберет нам еды и отправляет на весь день. И мы с удовольствием гуляли здесь дотемна. Возвращались домой иногда все в грязи, но не беда! Хейли все искала волшебных фей, которые якобы живут среди деревьев, а я воображал себя бравым воином, эдаким киношным диверсантом-десантником. Потом Хейли подросла, и ее стали больше интересовать не феи, а молодые ребята. И тогда я стал ходить сюда один. Вы не поверите, но у этого места есть какая-то магия, свои чары, которые притягивают к себе. Звучит немного смешно, но это так и есть. Вот с вами первой решил поделиться своей тайной.

Роза с улыбкой взглянула на Теда. Он стоял, закинув руки за голову и устремив взгляд вверх, словно пытаясь разглядеть сквозь колышущихся на ветру ветви деревьев ночной небосвод, расцвеченный мириадами звезд.

– Вы просто замечательный парень! За внешностью крутого рокера и будущей рок-звезды у вас скрывается такая тонкая и чувствительная натура, – проговорила Роза растроганно, вглядываясь в его проступающий в темноте профиль.

– У меня чувствительная натура? Никогда! – возмутился Тед, повернув голову в ее сторону. – Я, кстати, сюда еще никого не привозил. Вы – первая! Сам не знаю, зачем я вас привез. Наверное, мне просто захотелось увидеть выражение вашего лица, когда перед вами открылась вся эта красота. Я был уверен почему-то, что вы обязательно улыбнетесь в этот момент. И вы улыбнулись. У меня вообще такое чувство, что вы очень мало улыбались в жизни.

– Пожалуй, приехав в Милтуэйт, я стала улыбаться гораздо больше.

– А все потому, что встретились со мной! – заметил Тед. Как всегда, шутит, подумала Роза, не в состоянии разглядеть в темноте его лица. Однако его шутливое заигрывание с нею совсем не пугает. Вот она одна, наедине с молодым человеком, вокруг них ни одной живой души на десятки миль, а ей не страшно. Ни капельки не страшно!

– Роза! Можно мне задать вам один вопрос? Не волнуйтесь, не насчет поцелуев и прочего!

– Пожалуйста.

– Ваши отношения с мужем… они действительно столь безнадежны?

Вопрос застал Розу врасплох. Странно, что Тед интересуется тем, как у нее обстоят дела с Ричардом. Она полагала, что все то, что касается ее домашних проблем, в списке его интересов значится на самом последнем месте.

– Да! – честно призналась она. Да и разве можно среди такой красоты опускаться до банальной лжи? – Да! – снова повторила она. – Наши отношения с мужем зашли в тупик. И они по-прежнему в тупике, хотя после того, как я покинула дом, я еще ни разу не говорила с ним.

– Не хотите рассказать мне, в чем проблема?

Роза тихо покачала головой.

– Не здесь! Не хочется говорить о грустном в таком прекрасном месте. Да и все это очень личное…

– Что ж, честный ответ на честный вопрос! – понимающе кивнул Тед.

– Знаете, что? – Розу снова тронула искренняя реакция Теда. – Вы действительно молодец!

Какое-то время они сидели молча. Роза вслушивалась в ритмичный гул падающей воды, и чем больше она слушала, тем спокойнее становилось у нее на душе. Никогда в жизни она не чувствовала такого умиротворения. Куда-то далеко отодвинулась вся ее прежняя жизнь с Ричардом, бессмысленные годы, проведенные в добровольном заточении. Но Ричард далеко, и его сейчас отделяют от нее не только сотни миль пути, но и сама вселенная пришла к ней на помощь и потянула ввысь, к звездам, мерцающим над ее головой. А что, если у нее и правда есть шанс начать все сначала? Начать жизнь заново, перечеркнув все обиды и всю боль прошлого. Окунуться бы сейчас в эти прозрачные воды горного ручья, смыть с себя всю налипшую грязь, снова почувствовать себя чистой и юной. И такой же ровной и гладкой, как те камешки на дне ручья, отшлифованные нескончаемо льющимся потоком воды. Ведь она еще может быть счастливой. Даже несмотря на все те разочарования, что принесла ей новая встреча с Фрейзером.

От мыслей о вечном ее оторвал Тед. Он вдруг потянулся к ней с явным намерением поцеловать. От созерцательного настроения не осталось и следа. Она тихо вскрикнула и отпрянула.

– Тед! Я же просила! Думала, вы…

– Так оно и есть! Я все помню! Но мне… мне очень хочется поцеловать вас.

Роза попыталась прочитать выражение его лица в темноте.

– Но нельзя же ни с того ни с сего бросаться на человека! – возразила она, чувствуя, как первый инстинктивный панический приступ, охвативший ее, отступает.

– Да, ясное дело, нельзя! – Тед с виноватым видом округлил глаза, точно подросток. – Но такая ночь! И вокруг такая красота… Вот я и решил проверить, вы точно не хотите целоваться со мной или вдруг передумали?

– Дело не в вас! Дело во мне! Слишком много проблем. Так что мне сейчас определенно не до поцелуев.

– Какая жалость! – сокрушенно воскликнул Тед. Это бесхитростное восклицание снова растопило Розино сердце, и она была уже почти готова взять его за руку или погладить по голове. Но только почти!

Они снова погрузились в молчание, наблюдая за плавным движением луны. Неожиданно Роза вспомнила лицо Ричарда в тот самый последний момент перед тем, как она ринулась спасаться бегством. Потом вдруг на ум пришел отец. Как он старательно избегал смотреть на нее! А Фрейзер чего стоит! С его предельно вежливым рукопожатием… Да все они! Какое ей дело до них? Такой чудесный, неповторимый миг, когда ничто не имеет значения, ни то, что было, ни то, что будет…

– Поцелуй меня, Тед! – услышала она собственный голос.

– Что?! – опешил он, не в силах поверить своим ушам.

– Говорю же, поцелуй меня! Я готова! – поторопила она его в нетерпении. – Нет! Минуточку! – Она прижала руки к губам. – Вот сейчас готова!

Роза настороженно проследила за тем, как Тед взял ее за руку и привлек к себе. Их взгляды встретились. Его черные глаза сверкали в лунном свете, словно уголья. И в тот же момент их уста соединились. Роза блаженно закрыла глаза, почувствовав вкус его губ на своих, он нежно поглаживал ее руку. Но вот через пару секунд он, не встретив сопротивления, приоткрыл языком ее рот, а рука еще крепче сжала ее запястье. Другой рукой он обхватил ее за талию и стал целовать по-настоящему.

– Все! Хватит! – оторвалась от него Роза, боясь, что в любой момент может совсем потерять голову. – О’кей! Ты замечательно целуешься! Спасибо!

– Спасибо? – оторопел Тед, все еще склоненный над нею. Его губы влажно поблескивали в темноте. – То есть тебе понравилось?

– Да! Очень! Спасибо! – быстро ответила она, чувствуя, как ее раздирают самые противоречивые желания. Она совсем не против еще раз испытать столь же сладостные мгновения, какими одарил ее поцелуй Теда. С другой – ей хотелось вскочить и бежать прочь, куда глаза глядят.

– И мне очень понравилось! – честно признался Тед. – С тобой целоваться – одно удовольствие! Ты хорошо целуешься.

Опять его обычные шуточки, подумала Роза.

– В самом деле? – проговорила она безразличным тоном, стараясь ничем не выдать своих эмоций.

– Ну, да! Честно! Современные девчонки, сама знаешь, они без комплексов. Но целоваться с ними – все равно что сражаться с набросившимся на тебя тигром. Так и норовят сожрать всего целиком. А вот ты совсем другое дело! Тебя целуешь, и душа поет!

– Душа поет, – машинально повторила Роза, словно пробуя слова на вкус почти так же, как только что пробовала губы Теда. А ведь до сих пор поцелуи и все, что с ними связано, были ненавистны Розе, вызывали у нее отвращение и страх, требовали сурового самообладания, чтобы ничем не выдать своих истинных чувств. Никогда, ни один поцелуй Ричарда, даже самый первый, не вызывал у нее того восторга, который можно было бы описать словами «душа поет». А с Тедом случилось именно так: чистый, невинный, нежный поцелуй, и душа запела сама собой.

– Давай поцелуемся еще раз! – вдруг предложила она. – Я имею в виду только поцелуй. Никаких рук, никаких ласк. Просто еще один поцелуй. Такой же, как этот. Но только чуть подольше, ладно?

– Насколько подольше? – развеселился Тед, выслушав список ее требований, предъявляемых к поцелуям. – Жаль, не прихватил с собой будильник, чтобы отсчитать нужное время.

– Пока я сама не остановлюсь! – ответила Роза и закрыла лицо руками. – Боже! Что я несу! Точно чокнутая! Взрослая женщина просит, чтобы ее поцеловали… Как девчонка… Но если бы ты только знал…

– Я не желаю ничего знать! – перебил ее Тед. – Одно тебе скажу! Удивительно, но факт! Я просто на седьмом небе от счастья, что тебе понравились мои поцелуи. Я готов целовать тебя хоть до утренней зари, если ты об этом попросишь.

И не успела Роза ответить, как он снова впился в нее жарким поцелуем, осторожно опрокинув навзничь на одеяло. Роза закрыла глаза, отдаваясь наслаждению, которое волнами накатывало на ее тело. Какое же это удовольствие целоваться вот так, под открытым небом, любоваться звездами и ни о чем не думать. Она лежала неподвижно, целомудренно вытянув руки по обе стороны тела. А Тед бережно прижимал ее своими руками к земле и целовал, целовал, целовал… Ах, думала она словно в полузабытье, Ричард никогда не целовал ее так упоительно и сладко, и услышала тихий стон. И страшно удивилась тому, что, оказывается, он вырвался из ее горла.

– Должен признаться, – прошептал ей на ухо Тед, – целовать тебя – одно сплошное наслаждение! Но ты меня предупреди, когда я начну переходить грань.

– Хорошо! – пообещала Роза. – Но пока я в полном порядке.

Она не была уверена, что они смогут долго продержаться, довольствуясь одними лишь поцелуями. Но пока это было именно так. Над ними кружили звезды, внизу журчала вода, вселенная продолжала жить своей жизнью, не обращая на них никакого внимания. А им в эту минуту не было дела до всех красот мироздания, они были поглощены друг другом. И вдруг сладостная дрожь пронзила ее тело, и она почувствовала такое острое, такое сильное желание, что инстинктивно обняла Теда за шею и притянула его тело к себе. Но в ту же минуту наваждение спало, и ее охватила паника. Роза оттолкнула от себя Теда и села, тяжело дыша.

– О боже! – прошептала она, чувствуя, как его губы снова готовы накрыть ее губы. – О боже!

– Прости! – всполошился Тед. – Я не хотел тебя заводить! Честное слово! Испугалась?

– Я испугалась не тебя, Тед! – глухо прошептала Роза. – Я испугалась себя. Пожалуй, нам пора заканчивать с поцелуями.

– Я что-нибудь сделал не так? – совершенно искренне расстроился Тед. – Знаешь, со мной тоже творится что-то непонятное… Сам не знаю что, но со мной это впервые. Понимаешь, мне, честно, от тебя ничего не надо! Разве что… Мне действительно хочется целовать тебя, Роза, снова и снова. Только целовать, и все!

Роза недоверчиво покачала головой. Она не была столь уверена, что сумеет совладать с теми желаниями, какие пробуждали в ней поцелуи Теда. Пожалуй, она еще не вполне готова к подобным переживаниям и не научилась контролировать себя, как должно.

– Это было прекрасно! – проговорила она, и голос ее слегка дрогнул от нахлынувших чувств. – Однако пора домой.

– Пора! – согласился с ней Тед и подал ей руку, помогая встать. – И хотя ты режешь меня, можно сказать, по живому, я принимаю твои условия. Но скажу лишь одно. Если тебе снова понадобится сеанс поцелуйтерапии, ты только свистни! Всегда к твоим услугам!

Роза молча взглянула на него, прикусив распухшие от поцелуев губы. Что же она натворила, бестолковая?

 

9

Роза проснулась с первыми лучами солнца, пробившимися сквозь тонкую материю ночных штор. И сразу же почувствовала неприятную пустоту в желудке, будто накануне она совершила что-то гадкое и низкое. Но тут больно защипало нижнюю губу, и она вспомнила все. Надо же! Почти всю ночь они процеловались с Тедом, как безумные. Роза зажала губу между зубами и, скользнув под одеяло, укрылась с головой. Не дай бог, Мэдди увидит ее распухшие губы и сразу же поймет, что мама целовалась с кем-то взасос. Сейчас все произошедшее было похоже на сон: теплая летняя ночь, высокое звездное небо, шум падающей с гор воды и дивные, дивные мгновения, когда она ощущала вкус губ Теда на своих губах.

Вот он уж действительно умеет целоваться, что надо! Не то чтобы у нее богатый опыт по части сопоставлений и сравнений… Да это сейчас и не важно! Важно то, что минувшей ночью они с Тедом заново сотворили какую-то часть ее прошлой жизни. Вот уж воистину надо было дожить до тридцати одного года, чтобы впервые испытать все те чувства, которые испытывают обычно совсем еще юные девушки, когда их впервые целуют.

Тед держал ее за руку всю дорогу, пока они спускались вниз, и потом, в машине, тоже не выпускал ее руки, лихо крутя баранку одной рукой, что не помешало ему достойно справиться со всеми сюрпризами сельских дорог. Когда они подъехали к пабу, в котором, несмотря на поздний час, все еще царило оживление и от посетителей по-прежнему не было отбоя, Тед повернулся к ней, намереваясь снова поцеловать, уже, так сказать, на прощание.

– Пожалуй, не стоит никому рассказывать о нашей прогулке, – предупредила его Роза, отстраняясь. – Как-никак у меня… дочь… Да и твоя мать едва ли…

– Как скажешь! – вздохнул Тед. – Остается лишь тешить себя приятными воспоминаниями, как это было. Выше голову, Роза! Ты не совершила ничего преступного. Подумаешь, немного поцеловались. Это же тебе не начальная сцена из «Ромео и Джульетты».

– Твоя мама считает, что ты очень чувствительный и что у тебя ранимая душа. И ты можешь расстроиться даже из-за того, что мы просто поцеловались.

Роза почувствовала невольные угрызения совести. Ведь сама же обещала Дженни вести себя прилично. И обо всем начисто позабыла! Временное помутнение рассудка…

– Мама все еще думает, что мне шесть лет! Наверняка у нее был с тобой разговор насчет меня! Я прав? Ох, уж эта женщина! Вечно она сует свой нос… – Тед издал короткий смешок.

– И все же нам лучше помолчать о том, что было! И потом…

Роза оборвала себя на полуслове и закончила несколько невпопад:

– Больше мы не будем заниматься подобными вещами!

– Не слышу особенной уверенности в твоем голосе! – Тед насмешливо вскинул бровь.

– Не будем! – решительно отрезала Роза.

– Поживем – увидим! – хмыкнул Тед. – А сейчас пойдем и посмотрим, удалось ли твоей подружке Шоне помиловаться часок-другой с перепуганным до смерти Энди.

В глубине души Роза была абсолютно уверена, что поступила правильно, нацеловавшись всласть с Тедом. Она не сомневалась, что Шона занимается тем же с Энди. А может быть, даже рискнула и пошла дальше. Но несмотря на то, что ее подруга напилась вдрызг и хорошее настроение било у нее через край, что немедленно сделало ее центром тусовки, которая продолжила развлекаться в баре и после окончания концерта, Шона предавалась веселью в гордом одиночестве. Рядом с ней не было ни Энди, ни других мужчин.

– А вот и ты! – округлила она глаза, увидев Розу. – Где была?

– Дышала свежим воздухом, – неопределенно ответила Роза, приготовившись услышать саркастические комментарии Шоны.

Но подруга неожиданно схватила ее за руку и прошептала на ухо.

– Пошли домой! Я, знаешь ли, умудрилась потерять в этой толчее ключ от дома. То-то старуха мне еще устроит сцену у фонтана поутру! А Энди я отшила! Не захотела с ним трахаться. Бедняга психанул и сбежал куда-то. Отведи меня домой! Пожалуйста! Я хочу спать! Но только в своей кровати…

– То есть не захотела, да?

– Вначале захотела, но потом вдруг расхотела. Вспомнила Райана и… и не смогла переступить через себя. Дура, конечно!

Роза полуобняла Шону за плечи и повела сквозь толпу к выходу.

– Всем до свидания! – попрощалась она с посетителями бара уже у самых дверей, перехватив в последний момент устремленный на нее взгляд Теда.

Вопрос лишь в том, что ей делать дальше, размышляла Роза, слегка касаясь пальцами покрасневшей кожи вокруг губ. Как она после всего, что было, посмотрит в глаза Теду? Что скажет Дженни? Или Мэдди? Как встретится с Фрейзером? Да с кем угодно! И как вести себя с Тедом после этой ночи, особенно если они снова окажутся где-нибудь наедине? Что делать? Вернее, чего не делать ни под каким предлогом? И все же ей трудно было забыть те минуты наслаждения, что она испытала минувшей ночью в объятиях Теда. Выходит, она вовсе не была влюблена во Фрейзера, а все последние семь лет просто тешила себя детскими фантазиями, которые развеялись от одного-единственного поцелуя? Ну, предположим, поцелуев было много. И ласки были…

Роза еще глубже зарылась в простыни, пытаясь спрятаться от солнечного света. И вдруг невольно поймала себя на том, что она улыбается. Надо же! Столько проблем, а ей, судя по всему, такая жизнь в самый раз!

– Ну, как концерт? – поинтересовалась Дженни подозрительным голосом, когда Роза ровно в восемь тридцать утра спустилась вниз. Или это ее разыгравшееся воображение уловило нотки подозрительности в голосе хозяйки?

– Очень понравился! – заверила ее Роза и улыбнулась дочери.

Мэдди, уже успевшая перешерстить старую коробку с игрушками, которую отыскала ей Дженни, и выбрать оттуда целую коллекцию шариковых ручек, исписанных перьев и огрызков цветных карандашей, старательно копировала из книги по искусству какое-то разноцветное колесо, не забывая время от времени откусывать кусок тоста.

– Хороший ансамбль! – добавила Роза. – А ваш сын – очень талантливый молодой человек.

Ого, усмехнулась она про себя. Уже начала говорить, как старая добропорядочная матрона. И откуда такие выражения? «Молодой человек».

– Поди, от девиц отбоя не было! – заметила Дженни. И по ее интонации трудно было понять, гордится ли она победами сына на любовном фронте или, напротив, категорически не приемлет и осуждает его беспутное поведение. – Они всегда к нему липнут. И что они только в нем находят?!

– Поклонниц действительно было сотни! – подтвердила Роза. – И все жаждали завладеть его вниманием.

– Но если вы спросите меня, – подала голос Шона, медленно спускаясь с лестницы. Несмотря на бледный вид, голос ее звучал жизнерадостно и бодро, – то скажу, что он положил глаз только на одну из них.

– Точно! – поспешила вставить слово Роза. – Он действительно приметил одну молоденькую девчушку. Прямо тростинка, а не девочка!

– Очень похоже на моего Теда! – удовлетворенно хмыкнула Дженни и скрылась на кухне.

Шона взглянула на подругу, удивленно вскинув брови, а та сделала ей предупредительный знак молчать, кивнув на Мэдди.

– Мама, а ты знала, что красный и зеленый цвета дополняют друг друга? Но это вовсе не значит, что их всегда можно комбинировать. Просто на фоне зеленого красный кажется еще краснее, а на фоне красного зеленый выглядит еще зеленее. Ты знала об этом?

– Нет! – честно призналась Роза, улыбаясь дочери.

– Очень интересно! Очень! – Мэдди снова погрузилась в изучение книги.

– Так расскажи мне! – громким шепотом начала Шона, но в этот момент позвонили в дверь у входа. Роза внутренне напряглась, предполагая, что это, должно быть, Тед. Все же не сдержал своего слова, подумала она с сожалением. Явился, не запылился! Наверняка с целым списком соблазнительных для нее предложений.

Однако, к немалому ее изумлению, в столовую вошел Джон.

– Ой! – воскликнула Роза и вскочила с места. – Что-то случилось?

– Ничего! – пробормотал отец. По его смущению можно было заключить, что он чувствует себя не в своей тарелке. Еще бы. Все смотрели только на него. А Дженни – та просто буравила его взглядом. С появлением Джона столовая как бы уменьшилась в размерах, будто одним своим присутствием он заполнил всю комнату. – Вот решил заехать за вами, не дожидаясь, пока вы приедете.

Роза ошеломленно смотрела на Джона. Неужели этот человек, который когда-то был ее отцом, и в самом деле специально явился сюда за ней и ее дочерью? Он казался чужеродным в этой уютной чистенькой комнате, ибо своим появлением привнес в нее всю необузданную дикость здешней природы. И всклоченные волосы, и перемазанная краской куртка – все как нельзя более соответствовало его нынешнему образу отшельника и пустынного странника.

– Правда? – растерялась Роза, еще не зная, как ей отреагировать на столь неожиданное приглашение. Еще вчера этот человек твердил, что ему нечего сказать ей и у них нет ничего общего. Он говорил об этом как о чем-то давно решенном и само собой разумеющемся. И вот, пожалуйста! Так что же изменилось за последние несколько часов? И зачем он здесь?

– Утром я снова взглянул на ее работу, – сказал Джон, кивнув на Мэдди. Голос его звучал обыденно, словно для него дело привычное – видеться с внучкой каждый день и приобщать ее к азам рисования. – Действительно, очень интересно! Есть общее настроение, чувствуется интуиция… Вот я и хочу убедиться… Что это? Неожиданная удача? Или у девочки талант? Словом, хочу еще понаблюдать за тем, как она рисует. Чем больше, тем лучше. Потому и приехал за вами.

– Понятно! – Роза невольно ощутила укол ревности. Помнится, ее детские рисунки отец воспринимал как обычную детскую мазню. Конечно, он хвалил их, но как обычно взрослые хвалят детей, улыбался, говорил, что его дочь чудно рисует, и при этом никогда не проявлял к ней такого внимания, как сейчас к Мэдди. Впрочем, спохватилась она, не это главное. Главное, что он приехал. Сам приехал!

– У меня талант! – раздался голосок Мэдди. Звучал он уверенно. – Я уже прочитала всю эту книгу и теперь знаю все о теории цвета.

– Любая теория – это сплошная ерунда! – ответил ей Джон тоном, с каким обычно разговаривают с коллегами. – Истинный талант не нуждается в том, чтобы его учили. А книгу эту написал один старый пьяница… чтобы заработать себе на очередную порцию виски. Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Я очень талантливая! – Мэдди подвинула через стол незаконченную репродукцию колеса. – Вот! Взгляни сам! Конечно, я хочу поехать с тобой и рисовать! Прямо сейчас! Я готова!

Она скатилась со стула и прямо в пижаме подскочила к деду и схватила его за руку. По лицу художника скользнуло выражение, позволяющее заключить, что прикосновение детской ручонки было ему приятно, хотя он давно отвык от такого, но не выпустил руки внучки.

– Мэдди! Но ты же еще не одета! – попыталась запротестовать Роза, чувствуя, как неожиданно возникший союз деда и внучки ставит ее в положение третьей лишней.

– Для того чтобы рисовать, вовсе не нужно наряжаться, – резонно заметил Джон. – Сойдет любая старая одежка.

– Ну вот! – Мэдди укоризненно взглянула на мать.

– Но не в пижаме же! Ступай наверх и переоденься во что-нибудь! Пять минут тебе погоды не сделают.

– Я пойду с ней! – вызвалась Шона. – Помогу! – Она остановилась возле Дженни, которая продолжала дефилировать в дверях и внимать разворачивающейся на ее глазах сцене. Мина на ее лице свидетельствовала, что ей жуть как интересно наблюдать за происходящим. Не каждый день такие форс-мажоры случаются! – Пошли с нами, Дженни! Ваш совет не будет лишним.

– Ну-ну! – недовольно буркнула Дженни и, делая вид, что через силу – якобы неохотно, потащилась следом за ними.

Роза повернулась к отцу, и их взгляды встретились.

– Ты захотел нас видеть?

– Меня заинтересовали ее способности! – коротко бросил Джон и отвернулся к окну.

– Но что стоит за твоим желанием забрать нас к себе еще на один день? Моя жизнь так запуталась, что новый поворот событий только тревожит меня, а хотелось бы ясности. Ты поступаешь импульсивно или успел что-то обдумать? У тебя сложился какой-то план? Тогда поделись им со мной. Все же Мэдди моя дочь, и я должна знать, к чему мне следует быть готовой.

Джон понуро смотрел в окно, словно надеясь получить оттуда, извне, ответ.

– Сам не знаю! – Было видно, что он не решается сказать ей все. – Вот мы с Фрейзером все время ругаемся, спорим… А на самом деле он ведь мой друг, можно сказать, единственный. Вчера вечером он мне позвонил, причем на тот номер, на который, как он знал, я точно отвечу. Он был на каком-то приеме, шум, гам, посторонние голоса… Но он сказал, что не может успокоиться до тех пор, пока не выскажет все, что он обо мне думает. Дескать, я – старый безмозглый осел, если только упущу шанс помириться с тобой. Сказать честно, я не уверен, что у нас с тобой есть такой шанс, но я уважаю Фрейзера. Если бы не он, я бы давно гнил в земле. Подсознательно я чувствую, что ты ждешь от меня каких-то слов или поступков, которые… которые могли бы тебя удовлетворить. Подозреваю, что на сегодняшний день у меня нет ни таких слов, ни таких чувств… ничего этого у меня нет. А поэтому я просто приехал за вами, и все! Хочу понаблюдать за тем, как у нас пойдут дела дальше и возможен ли в принципе мир между нами, любой мир… А еще этот ребенок меня действительно заинтересовал.

– Так тебе звонил Фрейзер?.. – недоверчиво протянула Роза. – И беспокоился о наших с тобой отношениях? Как трогательно…

– Напоминаю! Меня зовут Мэдди! – возникла в комнате Мэдди в ярко-зеленой майке с изображением человека-паука и в красных пижамных штанишках. Она снова уцепила за руку Джона и затараторила, обращаясь только к нему. – А ты знал, что красный и зеленый цвета дополняют друг друга, что означает…

– Так ты едешь с нами? – выжидающе глядя на Розу, спросил отец.

– Конечно! – ответила та.

Шона перехватила Розу уже в дверях. Джон в это время помогал Мэдди залезть в свой видавший виды старенький «Ситроен».

– Ты как? – спросила она. – Что-то уж слишком много переживаний!

– А когда их в моей жизни было мало? – вздохнула Роза. – Пока не знаю, что будет дальше. Сможет ли у нас получиться что-то с отцом… нет… Будущее покажет. Но по крайней мере мы оба действуем, а это гораздо лучше, чем сидеть и гадать на кофейной гуще. Извини, что бросаю тебя второй день подряд. И никакого стоящего занятия тут для тебя…

– Занятие я ей организую! – пообещала подошедшая к ним Дженни. – Я тут надумала навести порядок во флигеле. Там перед смертью жила мать Брайана. И вот скоро год как я собираюсь там все разобрать, но руки не доходят. Если согласны мне помочь, Шона, я скошу с вашего счета одну ночь проживания. Идет?

– Идет! – согласилась Шона. – Хотя я совсем не против того, чтобы просто повалять дурака и ничего не делать. – Она повернулась к Розе. – Ну что, подруга? Тогда до скорой встречи в пабе!

Роза почувствовала, как у нее запылали щеки, что не укрылось от зоркого взгляда Шоны. Веселые огоньки запрыгали у нее в глазах.

– Встретимся, тогда и обсудим все, что было. И ты мне расскажешь все, как на духу, – прошептала она заговорщицким тоном. И многозначительно на нее посмотрела.

Почти все утро Мэдди с упоением предавалась рисованию. Она изрисовала все, что сумел предложить ей Джон, – куски картона, фанеры, обрезки досок, заполнив их одними только разноцветными пятнами. Иногда она, правда, рисовала какой-то предмет, но чаще просто экспериментировала с цветами, которые на ее картинках отчаянно воевали друг с другом за доминирующее положение. Но вот весь подсобный материал был использован, и Мэдди стала приставать к Джону, требуя, чтобы тот дал ей настоящий холст. Джон долго упирался, отнекивался, но в конце концов решил расстаться с небольшим холстом, который он уже натянул на подрамник. Однако он предупредил девочку, чтобы та работала над своим новым творением помедленнее, так как больше свободных холстов у него нет, а новые привезут лишь через несколько дней.

– Хорошо! Я буду рисовать всякие миниатюрные вещицы! – пообещала она и без тени раздумий выбрала самую тоненькую кисточку и удобно устроилась возле небольшого мольберта, который дед поставил специально для нее, и задумчиво уставилась на белую поверхность чистого холста.

– Раньше ты не писал таких работ. Очень необычно для тебя, – проговорила Роза, только для того, чтобы за что-то зацепиться и начать разговор. Большую часть времени она просидела молча, наблюдая за тем, как сосредоточенно трудятся ее отец и ее дочь. Правда, однажды Джон оторвался от холста и предложил ей чаю, но чтобы она сама все приготовила. И больше никаких разговоров не было. Может, оно и к лучшему, размышляла Роза, сидя на табуретке в углу. Зачем им пустая болтовня ни о чем? Вот она сидит в одной комнате со своим нелюдимым отцом, и это само по себе значимо. Столько лет он представлялся ей почти мифической фигурой, а тут живой, вполне реальный человек из плоти и крови.

– У меня все работы необычны! – высокомерно бросил ей Джон.

– Да нет, я о другом! – немного растерялась Роза. – Просто эта работа, в сравнении со всеми остальными, очень маленькая…

– Я приготовился сделать ее для себя и только для себя. Это не тот хлам, который я сбагриваю Макклеоду.

– Можно тебя спросить кое о чем? – осторожно начала Роза.

– Спрашивай, – ответил отец, покорно опустив плечи, – если считаешь нужным.

– Если тебе претит работать на продажу, если тебе так ненавистны все эти полотна, которые продает Макклеод и которые, кстати, я нахожу очень красивыми, то тогда зачем ты их рисуешь?

Джон тяжело вздохнул и отступил на шаг от мольберта, чтобы посмотреть, как легли на холст последние мазки.

– Все упирается в деньги!

– Правда? Неужели ты так нуждаешься в средствах?

– У меня есть все, что мне нужно, и я чувствую себя вполне комфортно. В моем возрасте и при моем… образе жизни это немаловажно. Не то чтобы я сильно гордился тем, как я прожил, но… Нужны какие-то сбережения и на конец. Конец жизни, каким он будет у меня, все это очень меня тревожит. Одно знаю точно! Пока я могу рисовать для души, то есть заниматься настоящим творчеством, я не сойду с ума и не сопьюсь. Вот почему эта картина не на продажу. Я не хочу смешивать себя настоящего с тем человеком, который есть во мне и который трудится исключительно из-за денег.

– Но ты ведь живешь один, и живешь довольно скромно. В отличие от Фрейзера, который производит впечатление человека, привыкшего вращаться в среде состоятельных и богатых людей. Так зачем тебе все эти деньги? Или у тебя долги или что-то еще, понуждающее зарабатывать? Потому что сам ты никогда не жил в роскоши и вряд ли с годами у тебя развилась тяга к роскошной жизни.

Лицо Джона сделалось каменным. Видно, своим вопросом она невольно задела его больное место. Кто знает, кому и сколько он задолжал за многие годы своего беспробудного пьянства. И вот теперь за все это приходится рассчитываться собственной жизнью. И несмотря на уязвленное самолюбие, на чувство гордости, он платит по старым долгам, страдает, но платит. Это тронуло Розу.

– А можно мне взглянуть на картину, которую ты рисуешь исключительно для себя? – сменила она тему. – Можно мне посмотреть твои личные картины?

– Нет! – коротко бросил Джон. – Мои личные работы – это мой дневник. Понимаешь? А кто и когда дает читать свой дневник? Прости! Не хотел тебя обидеть, но так уж получается.

– Не извиняйся! – поспешила успокоить его Роза, хотя в глубине души отказ отца задел ее. Как можно понять и полюбить человека или тем более простить его, когда он настолько закрыт? Роза молча обвела глазами студию, не зная, чем себя занять. Мэдди и Джон самозабвенно трудились. И чем дольше она смотрела на них, тем острее чувствовала, что она в этом тандеме лишняя. Пятое колесо в телеге, которая отлично катится по дороге и без нее.

– Я отлучусь на минутку! В туалет! – решилась она, чтобы хоть несколько минут побыть наедине с собой. Но Джон никак не отреагировал, и Роза тихонько шмыгнула за дверь, оставив двух художников вдохновенно колдовать над холстами.

Она толкнула незапертую дверь дома и быстро пересекла большую жилую комнату на первом этаже. Это помещение все еще наводило на нее какой-то священный трепет, будто вот-вот здесь должно было произойти что-то страшное. Надеясь обнаружить туалет рядом с кухней, она открыла дверь, ведущую в конюшню, в самом дальнем углу кухни. И была разочарована. Там было нечто похожее на чулан или кладовку. Правда, никаких съестных запасов, только огромное количество банок и тюбиков с краской. Тут же на полках выстроилась батарея бутылок из-под спирта, заполненных разноцветной жидкостью. Вполне возможно, растворитель или что-то другое, назначение чего известно только отцу. Чуть ниже бесчисленное количество глиняных кувшинов и горшков, в которых стояли кисти самой разной степени износа и годности. Некоторые были истерты до самой ручки, и все же отец почему-то не выбросил их, а оставил стоять и дальше в старом горшке, как напоминание о том, что когда-то они трудились вместе, он и кисть, товарищи по оружию.

– Там нет ничего интересного! – услышала она за спиной голос Джона и вздрогнула, машинально пригладила рукой волосы, которые топорщились непослушным ежиком на голове.

– Я искала туалет, – объяснила она. – Мэдди не против остаться одна в студии?

– Какое там! Она так увлечена… Я сказал, что пойду сделаю себе сэндвич, и она попросила и ей тоже. Один сыр, никакого масла и листьев салата. Скоро явится за своим бутербродом. – Кажется, разборчивость внучки в еде немного его забавляла.

Хороший признак, подумала про себя Роза. Значит, отец относится к категории людей, которым не действует на нервы некоторая эксцентричность в поведении ее дочери. Вполне возможно, он даже склонен восхищаться такой ее непохожестью на всех остальных детей. Не это ли обстоятельство поспособствовало столь стремительному их сближению? И все равно Мэдди одна в пустом амбаре… Вряд ли ей там уютно.

– Обычно Мэдди не любит, когда ее бросают одну. Мигом мчится следом и начинает рассказывать всякие страшилки: на чердаке притаился гном, который пожирает маленьких деток, или еще что-нибудь. Но в твоей мастерской есть что-то такое… что вселяет в нее чувство уверенности и полнейшей безопасности.

– Просто здесь она может быть сама собой, не подстраиваясь ни под кого из взрослых. Ей не надо никем притворяться! – задумчиво и как-то по-доброму проговорил Джон, а Роза в этот момент подумала, что эти слова можно отнести и к нему самому. Недаром он намеренно поселился на отшибе в своем Грозовом доме. – Твоя дочь не такая, как все дети. В чем-то она гораздо взрослее сверстников, а в чем-то еще совсем ребенок. Очень трогательное сочетание.

– Знаю! – проговорила Роза, испытывая некоторую неловкость, какую испытывала всегда, когда речь заходила о Мэдди. – Но только плохо представляю себе, что и как с ней делать. Впрочем, я люблю Мэдди такой, какая она есть. А вот другие люди… особенно дети… они с трудом переносят ее общество. Я боюсь, что со временем Мэдди привыкнет к одиночеству и будет довольствоваться только собственным маленьким мирком. Тогда ей будет трудно приспособиться к жизни, когда она станет взрослой. Как она станет встречаться с молодыми людьми? Сможет ли найти себе приличную работу? Конечно, я надеюсь, что это у нее возрастное, перерастет, и все дела. Но полной уверенности, что будет именно так, у меня нет. Я тоже была букой, когда была маленькой?

Джон отрицательно покачал головой. В лучах неяркого августовского солнца он выглядел гораздо старше, чем вчера. Желтоватая, похожая на пергамент, кожа, запавшие щеки. А ведь был когда-то необыкновенно красивым мужчиной, с грустью подумала Роза. Что-то из того, прежнего обаяния еще осталось в нем. Благородной формы череп, римский нос, красиво очерченная челюсть. Кое-что даже просматривается в ее собственной внешности, но в целом она пошла в мать. Такая же хрупкая, нежная, с крохотным личиком в форме сердечка. Роза еще раз взглянула на отца. Глубокие тени залегли у него под глазами, седая щетина проступила на подбородке и на шее, плечи обвисли, спина сгорбилась. Годы запоев не прошли бесследно. Странно, но Роза испытала некое злорадство при этой мысли. Было бы глубоко неправильно, если бы человек вел такую беспутную жизнь, какой жил ее отец, и не заплатил за это сполна. И, однако, сегодня он показался ей таким старым и немощным, что у нее сжалось сердце. Захотелось подбежать и поддержать его под руку. Наверняка отец отшатнулся бы от такого пылкого проявления чувств.

– Ты была похожа на солнечный лучик, – начал он, слегка откашлявшись. – И всегда старалась всем угодить! Радовалась даже самой малой толике внимания. Ты никогда не обижалась на меня. Даже если я злился и обижал тебя. Наверное, поэтому…

Он замолчал.

– Что поэтому? – тихо спросила Роза.

– Поэтому я так легко расстался с тобой. Я был просто уверен, что ты простишь меня, как всегда.

Роза нервно сглотнула, вспомнив, как сидит на нижней ступеньке лестницы, а отец нежно целует ее в лоб. Прощальный поцелуй!

– Трудно простить человека, когда его нет рядом, – ответила она после короткой паузы.

– Тогда я об этом не подумал.

– Одного не могу понять! – Роза тряхнула головой и посмотрела отцу в глаза. – Наверное, поэтому стоит мне начать думать о прошлом, и оно тут же рассыпается вдребезги. Ты ушел, и все! Больше ничего! Ни телефонного звонка, ни письма… ничего! Ни после смерти мамы, ни потом. Никогда, папа! Разумеется, мне приятно видеть тебя сегодня, смотреть, как ты работаешь, наблюдать за вами с Мэдди. Все это мне очень нравится. Странно звучит, но это так. Но потом я вдруг вспоминаю… и снова не могу переступить через себя. Не могу забыть, что ты, по существу, бросил меня, бросил одну в целом свете и навсегда. Но почему?

Джон посмотрел на нее долгим немигающим взглядом, а потом все тело его как-то сразу сморщилось и обмякло и он безвольно опустился на стул.

– Мне не было до тебя дела, Роза! – сказал он, и странная бледность разлилась по его лицу, на котором мгновенно отразилась вся гамма его внутренних переживаний. – Да, мне было наплевать и на тебя, и на твою мать. И даже на Тильду, которая стала причиной моего ухода из семьи. Но никакая это не причина. Всего лишь предлог, предлог, чтобы скрыть истинные мотивы.

– И каковы же были эти мотивы? – через силу спросила Роза.

– Я тогда хотел лишь одного: чтобы мне никто не мешал, чтобы все оставили меня в покое и я мог пить столько, сколько захочу. В сущности, это было единственное, чего мне хотелось. Пить! Даже живопись отступила тогда на второй план.

Джон устало закрыл глаза, и Розе показалось, что он их никогда уже не откроет, такой изможденный был у него вид.

– Мне, теперешнему, – проговорил он после короткой паузы, не открывая глаз, – трудно примириться с тем человеком, которым я был когда-то. Я сам ненавижу себя за собственное прошлое, и эта ненависть в прямом смысле слова съедает меня изнутри. И она в тысячу раз страшнее того, что чувствуешь ко мне ты.

Джон открыл глаза и посмотрел на дочь. И его лицо сделалось каменным.

– Понимаю, как тяжело тебе даются эти поездки сюда. Конечно, это невыносимо! Но я ничем не могу помочь тебе. Это не в моих силах. Поэтому я и не хотел поначалу, чтобы ты приезжала ко мне еще и еще. Очень не хотел! Ведь твое присутствие, Роза, это прямой укор мне, всему тому, что я натворил в своей прошлой жизни. И я не хочу, чтобы ты меня прощала, ибо не заслужил твоего прощения, и отлично понимаю это. Сейчас-то легко рассуждать об искуплении грехов и прочей чепухе. Но это не про меня. Мне нужны страдания, Роза! Я должен страдать еще больше, чем уже страдал. А потому и ты, и Мэдди, ваше присутствие здесь, у меня, это слишком… прекрасно. Я не заслужил такой награды и не могу принять ее.

Роза смотрела на отца в немом изумлении. Она не понимала смысла того, что он только что сказал ей. И не хотела вникать! О чем он просит ее? Уйти, уехать? Или, напротив, остаться? Твердой уверенности у нее не было.

– Хорошо! Если ты считаешь, что так для тебя будет лучше, я не прощаю тебя. И никогда не прощу! Ни за что не прощу за все то, что ты сотворил со мной и с мамой. А что касается нашего с Мэдди присутствия здесь, то вопрос не в том, заслуживаешь ли ты этого или нет. Вопрос в том, заслуживаем ли мы с Мэдди общения с тобой. Поэтому мы и приехали и все еще с тобой. Мы хотим узнать тебя, по возможности, стать частью твоей жизни. И это независимо от того, нравится тебе это или нет, хочется или нет. Речь ведь не о тебе, а обо мне. Да, впервые в моей жизни речь идет обо мне! Неужели же ты не задолжал мне такой малости, как общение? Вот почему я решила задержаться в Милтуэйте подольше. Нам с Мэдди нужно время, чтобы оглядеться и посмотреть, что будет дальше. И вовсе не потому, что я простила тебя. Нет! Я тебя не прощаю.

Джон откинулся на спинку стула и молча кивнул.

– В доме лишь один туалет, – он неопределенно махнул рукой куда-то назад. – На втором этаже. Раньше был на улице, и это меня вполне устраивало. Но потом Фрейзер заставил перенести его в дом. Дескать, старость, надо беречься – в общем, нудятина… А все ведь чепуха, по правде говоря! Не люблю никакой суеты, раздражает толчея, снующие вокруг люди. Но все почему-то считают, что общение – это важно.

– Все?! – удивилась Роза, захлопывая дверь в кладовку. – А я полагала, что ты ни с кем не общаешься. И уж тем более тебя не интересует, что думают люди.

– Так оно и есть! Но чему я научился за долгие годы жизни, так это тому, что порой для того, чтобы обрести право на покойную жизнь, надо научиться уступать. – Он вдруг вынул из кармана брюк руку и разжал кулак. На ладони лежали четыре или пять двадцатифунтовых банкнот. – Не хотел предлагать тебе деньги в присутствии Мэдди. Но я подумал, что, с учетом сложившейся у тебя ситуации, они не будут лишними. Заплатишь хотя бы за гостиницу.

– Нет, спасибо! Мне ничего не надо! – Жест отца вызвал у Розы чувство неловкости. – У меня пока есть деньги. У меня был свой отдельный от мужа счет, и я сняла с него все, что было, перед тем, как ехать сюда. Так что пока деньги есть. Да я бы и не стала брать у тебя деньги. Мне не кажется это правильным.

Джон ничего не ответил, но было видно, что отказ дочери его немного обидел. Собственно, как еще он мог продемонстрировать, что все же волнуется за нее? Только предложить немного денег.

– Хорошо! – пробурчал он, засовывая купюры назад в карман. – Пойду тогда поставлю чайник.

Второй этаж дома показался Розе гораздо меньше, чем первый. Скорее всего, первый этаж был пристроен позднее, а первоначально Грозовой дом был одноэтажным строением, прилепившимся к скале. Из небольшого квадратного холла вели три двери. Первая была полуоткрыта, и за ней виднелась комната, в которой отец, очевидно, спал. Из мебели там была лишь кровать, вокруг которой лежали стопки книг и кипы журналов. С потолка свисала голая электрическая лампочка. Бросалась в глаза батарея пластиковых баночек желтовато-янтарного цвета из-под таблеток, которыми был уставлен весь широкий подоконник, эдакое своеобразное украшение интерьера, которое копилось годами. Еще одно бережно сохраненное напоминание о прошлой жизни.

Вторая дверь вела в кладовку, крохотную комнатку в несколько квадратных метров, заваленную всем, чем угодно, до такой степени, что Роза смогла лишь слегка приоткрыть дверь, чтобы обозреть сокровища, припрятанные отцом. А интересно было бы покопаться среди этих вещей, подумала она. Провести настоящие археологические раскопки на манер тех, которыми сопровождаются поиски гробницы фараона. Наверняка отец хранит здесь все самое дорогое для себя. Вопрос лишь в том, что он относит к категории дорогих его сердцу вещей. Какие причудливые экспонаты собраны им – с учетом беспутной жизни, какую вел отец в былые годы. А вдруг он хранит какую-то вещицу, так, пустяк, который относится к тем годам, когда они были еще все вместе: он, мама, она? Но еще страшнее, еще обиднее, подумала Роза, если бы она не обнаружила там ничего из их совместного прошлого. Нет, не стоит будить духов прошлого! Роза решительно захлопнула дверь в чулан. Кто знает, какие демоны свили там гнездо за долгие годы одиночества художника? Отец прав! Им никогда не обрести прежней близости. Ведь чтобы снова почувствовать приязнь и любовь друг к другу, обоим нужно проделать долгий путь. Очень долгий и полный разочарований, обид, взаимных обвинений и упреков. А еще большой вопрос, захотят ли они пройти этот путь до конца.

Ванная была сравнительно примитивной, хотя все оборудование было современным. Розу поразил стульчак, установленный в туалете. Такими обычно оборудуют туалеты в тех домах, где обитают ветхие старики: необычно высокий, максимально щадящий коленные суставы, когда садишься. А ведь отцу еще только шестьдесят четыре года. Но вот и ручка, вмонтированная в стену для того, чтобы проще было вставать с сиденья. Неужели это все те же таинственные «снующие вокруг люди» уговорили его оборудовать туалет и ванную комнату в доме? Взяли на себя все бытовые хлопоты, позаботились о том, чтобы облегчить его жизнь в преддверии старости? Да и люди ли это во множественном числе или всего лишь один Фрейзер? Единственно близкий ему человек. Пока у Розы не было ответа на этот вопрос. Несмотря на общую захламленность помещений, в доме царил относительный порядок. В комнатах было чисто, имелись необходимые запасы съестного. Едва ли отец занимается уборкой или сам ездит в супермаркет за продуктами. Да и невозможно представить его себе в резиновых перчатках, ползающим на коленках и надраивающим до блеска унитаз. Значит, эту работу кто-то делает вместо него. Впрочем, Роза не была уверена, что ей так уж хочется узнать, кто это.

Спустившись вниз, Роза обнаружила отца, сидящим с чашкой в руке за небольшим резным столиком ручной работы возле холодного камина. Еще одна чашка чаю поджидала ее. На ручке кресла примостилась тарелка с небрежно нарезанными бутербродами.

– О чем задумался? – спросила у отца Роза. Он сидел, вытянув ноги и слепо уставившись в шероховатую каменную стену напротив дома.

– Да вот смотрю! И даже пытаюсь что-то рассмотреть. И все думаю о том, как заставить тебя понять, почему я поступил так, как поступил.

– Едва ли я смогу это понять в ближайшем будущем.

– Понимать, может, и не нужно. Но вот увидеть причины…

Отец замолчал, его тело сжалось, словно выталкивая наружу слова, которые застряли у него в горле. Роза машинально глянула в сторону амбара, где Мэдди в полном одиночестве все еще предавалась художествам. Инстинктивно она почувствовала, что наступил момент истины: или сейчас, или никогда. Она уселась напротив отца.

– Вскоре после того… как я ушел из дома… я почувствовал, что утратил связь не только с вами, но и… с самим собой. – Джон говорил, запинаясь, каждое слово давалось ему с трудом, словно ему был неприятен даже собственный голос. – Водка выжгла, если так можно сказать, меня дотла. Вначале я пил, чтобы заглушить неутихающую ни на минуту, ноющую боль внутри себя, а потом стал пить просто потому, чтобы пить, испепеляя душу и все, что в ней было. Я все забыл, забыл, что такое чувства, любовь, что такое скучать по дочери или заботиться о ней. Мне было наплевать на всех и вся. И на Тильду, которую я потащил за собой за сотни миль от родных мест, уволок ее от тех людей, которых она знала. И которой только и оставалось, что каждое утро недоумевать, как и почему она позволила втянуть себя во все это безобразие. Но самое худшее – это то, что я утратил способность рисовать. У меня пропал всякий интерес к творчеству. И от этого я стал пить еще сильнее. Иногда я не выходил из запоя по нескольку недель.

Он говорил ровным голосом, будто речь шла о самых обыденных вещах, и это лишь усиливало волнение Розы. Она с трудом могла себе представить, как человек мог разрушить себя до такой степени, что ему безразлично все вокруг. Будто эта проклятая выпивка обесточила все его нервные окончания, одно за другим, после чего бросила сдыхать бесчувственным чурбаном, грозившим оставить после себя столько разбитых надежд и утраченных иллюзий. Вот только не своих, а чужих. Слава богу, что у отца сохранилась хотя бы страсть к живописи.

– Но сейчас же ты не пьешь, – тихо возразила она. – Что ты чувствуешь сейчас?

Джон выпрямился в кресле и перевел взгляд на камин. Так он сидел неподвижно, и Роза решила, что отец попросту проигнорировал ее вопрос. Но неожиданно для нее он снова подал голос.

– Думаю, я забыл, что это такое – чувствовать, – проговорил он, устремив взгляд серых глаз на дочь. – И, наверное, мне уже поздно учиться этому искусству заново. Самое малое, что я могу сделать, – это признать, что я принес много горя близким людям и несу полную ответственность за содеянное.

Роза готова была разразиться водопадом слов, но вовремя прикусила язык. Кажется, только что отец сказал ей самое важное и значительное из того, о чем они успели переговорить с момента их встречи.

– Твоя работа… все эти полотна, которые ты создаешь по заказу Фрейзера… они ведь не очень тебя вдохновляют, насколько я могу судить. Или ты черпаешь вдохновение в тех испытаниях, через которые тебе пришлось пройти? Как-то я не вижу пока прямой связи между тобой и твоими полотнами.

– А никакой связи и нет! – Джон стремительно подался вперед. – Это все… обычные постеры, и только. Я в свое время заложил свою жизнь под очень высокий процент, пустил ее вразнос, вот теперь приходится платить за все! – Отец замолчал и сплел пальцы рук. – Кстати, я могу помочь вам с Мэдди финансово. Для того чтобы обеспечить тебе новый старт. Могу подыскать новый дом, помочь с рентой, купить новую машину, если она тебе нужна. Словом, я готов помочь тебе стать на ноги. У меня для этого достаточно средств.

– То есть ты все же хочешь, чтобы мы с Мэдди уехали из Милтуэйта? – тихо спросила Роза. Она не чувствовала ни обиды, ни злости, потому что хорошо видела, как отчаянно пытается этот, в сущности, чужой ей человек стать заботливым и любящим отцом, но просто он совершенно не представляет себе, что это такое – быть любящим отцом. Да и понимает ли он вообще, что такое доброта? – Решил выкупить у нас свое собственное одиночество?

Джон отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет! Если желаешь остаться в Милтуэйте, оставайся! Пожалуйста! Я почти к вам привык, и Маделина – вполне сносный ребенок, коль скоро речь зашла о маленьких детях.

Роза сделала глубокий вдох, понимая, что наступил ее черед быть откровенной до конца.

– Видишь ли, – начала она осторожно, – я приехала сюда вовсе не для того, чтобы отыскать тебя. Просто так получилось, что ты оказался здесь. А вообще-то я тут потому, что мне некуда было ехать. Всю жизнь я прожила на одном месте, и когда пришлось принимать решение, я вспомнила только про Милтуэйт. Глупо, конечно, но мне почему-то казалось, что именно в Милтуэйте я найду нечто такое, что поможет мне понять собственную жизнь. И даже сделает меня счастливой. А в результате я нашла тебя. Не скажу, что я сильно обрадовалась. Я поначалу не хотела встречаться с тобой. Ужасное чувство, когда сама не знаешь, хочешь ли ты увидеться с родным отцом. Хочу, чтобы ты понял одно. В Милтуэйт я явилась вовсе не для того, чтобы снова обрести отца и воссоединиться с ним. Или, наоборот, начать выяснять с тобой отношения. Приехала я сюда, потому что должна была уехать куда-то. И вот приехала, а ты здесь. Но теперь я понимаю, что ничего, кроме пользы от того, что я узнаю тебя поближе, не будет. Во всяком случае, это гораздо лучше, чем вообще ничего не знать о тебе. Возможно, со временем мы сможем стать друзьями.

Джон немного помолчал.

– Если хочешь, можешь оставаться здесь, – проговорил он. – Там наверху есть небольшая комнатка. Правда, она вся завалена всяким хламом. Надо разобрать это старье… Но если ты хочешь, то…

Роза затаила дыхание. Было слышно, как потрескивает старый дом, видно, тоже затаившись в ожидании ее ответа. Отец терпеливо ждал.

– Я… нет, пожалуй, пока еще рано об этом говорить, – сказала она неуверенным тоном после короткой паузы. – Тебе нужна свобода, а тут мы с Мэдди будем вечно путаться у тебя под ногами. Мэдди тебя быстро уморит своими бесконечными вопросами…

– Ты абсолютно права! – проговорил отец, отворачивая от нее лицо. – Пожалуй, я действительно несколько… перестарался в своем желании угодить тебе. Молодец, что не купилась на мои щедроты! Можно мне тоже задать тебе один вопрос? – Роза выжидательно уставилась на Джона. – Скажи, что заставило тебя бежать из родного дома и устремиться в место, которое было тебе известно только по открытке?

Лицо Розы исказилось, словно от невыразимой боли, и она молча отвернулась.

– Пока еще слишком рано… слишком рано говорить об этом, – прошептала она едва слышно. – Просто тот человек… он переступил черту, которую не имел права переступать. И впредь я не позволю ему это сделать снова. Вот все, если вкратце.

Выражение лица Джона осталось непроницаемым. Он молча принял информацию к сведению.

– Что ж, – подытожил он через какое-то время. – Постараюсь сделать то немногое, что в моих силах. Предприму еще одну попытку стать тебе отцом, пока у меня остались какие-то силы.

– О, вот вы где! Привет! – Мэдди широко распахнула дверь и влетела на кухню, не замечая той напряженной атмосферы, которая царила в комнате, залитой неярким августовским солнцем. Эмоции переполняли и отца, и дочь.

– А я уже закончила! – не преминула похвалиться девочка. – Есть еще что-нибудь, на чем можно рисовать? Бутерброды без масла, как я и просила?

Роза вернулась в гостиницу одна. Понимая, что им с отцом не стоит более вести судьбоносные разговоры (хватит на сегодня!), Роза попыталась уговорить Мэдди вернуться в гостиницу на ленч. Но Мэдди категорически отказалась. Ее особое упрямство изводило Розу своей изощренностью почище любых китайских пыток. Как говорится, капля по капле и камень дробит. И вот уже Джон был вынужден снова оторваться от своей работы и заняться подготовкой нового холста для внучки. На сей раз он взял холст размером в рост девочки, заранее предупредив, что она должна продумать такой сюжет и композицию, на которые потребуется как минимум неделя работы. Мэдди с интересом участвовала в процессе. Вначале Джон взял деревянную рейку и измерил рост внучки, потом распилил рейку на четыре одинаковых отрезка и ловко соорудил подрамник, на который натянул холст. Мэдди все время вертелась рядом, засыпая деда градом вопросов. А что он сейчас делает? А для чего это надо? Скоро ли он закончит работу?

Для нелюдимого человека, давно отвыкшего от пустопорожних разговоров, он вел себя безупречно. Ибо не каждый смог бы вынести назойливую манеру Мэдди без конца повторять одни и те же вопросы. Но Джону нравилось беседовать с внучкой. Ему, наверное, вообще нравится беседовать о том, что он знает, догадалась, хоть и с опозданием, Роза. Вот почему он так охотно делится своими обширными профессиональными знаниями с Мэдди. А, может, срабатывает и примитивный инстинкт, кровные узы. После стольких лет одиночества художник обрел не просто близкого человека, а родную внучку, которой может передать свой колоссальный опыт. И она уж точно сохранит память о своем дедушке, когда его не станет, тем самым продлив его существование в вечности. Ведь и он сам пытается воскрешать из небытия дорогих ему людей, в память о которых хранит старые вещи.

Но вот холст натянут на подрамник, и Джон относит его в дальний угол амбара и ставит возле стены рядом с другими работами плодовитой художницы. Теперь можно ехать, снова предлагает Роза.

– Куда я поеду? – возмущается Мэдди, тыча пальцем в чистый холст, так и манящий к себе своей незаполненностью. – Сама взгляни! Столько работы!

– На нем нельзя работать! – предупреждает Джон. – Надо еще нанести грунтовку, а потом дать ему хорошенько высохнуть. Пожалуй, он и до вечера не просохнет.

– Не хочу ждать вечера! Я хочу рисовать сейчас! – вскипает негодованием Мэдди.

Роза тяжело вздохнула. Очередной приступ! Типичные капризы дочери, которые посторонние люди переносят с трудом, приписывая подобные выходки исключительно плохому воспитанию девочки. Немногие в состоянии понять, что ребенок, привыкший жить в своем мире, действительно хочет рисовать именно сейчас, и ни минутой позже.

– Мэдди! – начала она ласковым голосом, чувствуя неловкость от разыгравшейся сцены и еще не зная, чем все закончится.

– В любом случае сначала следует сделать эскиз! – подал голос Джон. – Все большие художники неделями трудятся над эскизами, и лишь потом приступают к работе над самим полотном. А ты вообще еще пока ничего не нарисовала, что сразу же выдает твой любительский уровень.

– Рисовать – это скучно! – отбила атаку Мэдди. – Я не рисую. Я сразу же пишу красками.

Джон пока еще не был в курсе, что упрямство Мэдди едва ли можно сломить альтернативными предложениями. Уж если ей что втемяшится в голову, она будет стоять на своем до конца.

– Вот взгляни сама! – Джон открыл этюдник и извлек оттуда альбом, заполненный зарисовками, помахав ими перед своей картиной, над которой трудился. – Это все мои наброски к этому полотну. Именно так всегда и работают настоящие художники. А раскрашивать полотно разноцветными мазками, как бы гармонично они ни смотрелись, – это все очень по-детски. Хотя, с другой стороны, ты и есть ребенок.

Роза замерла от страха в предвкушении очередного взрыва ярости, который наверняка вызовут у Мэдди последние слова Джона, прозвучавшие для нее почти как оскорбление. Но девочка погрузилась в глубокие раздумья, сосредоточенно переваривая полученную информацию.

– Я не такая, как все остальные дети! – заявила она после некоторой паузы, и Розе показалось, что в голосе дочери прорвались нотки отчаяния.

– И это очень хорошо! – приободрил ее Джон. – Остальные дети мне не нравятся.

– А что я должна рисовать? – грациозно подхватилась Мэдди со своего места.

– Ну, если мама тебе позволит, то ты можешь отправиться вместе со мной на пленэр. Найдем хорошее местечко в горах и станем рисовать. Ты и не представляешь, как это здорово – наблюдать за живой природой, даже за одним конкретным местом, как трудно уловить глубину и многослойность объекта, который все время в движении, постоянно меняется. Работы хватит на весь остаток дня! – Джон взял карандаш. – Но только объясняться с моим привередливым агентом придется тебе. Сама расскажешь ему о том, что большую часть своего драгоценного времени я сегодня потратил, потакая прихотям одной очень упрямой девочки.

– Мама, можно? – Мэдди в нетерпении припрыгивала на месте.

– Боюсь, я не могу оставить тебя… – растерялась та.

– Не бойся! Я прослежу, чтобы с девочкой все было в порядке! – с легкой обидой успокоил ее отец.

– Нет! Я не то чтобы… но тебе и в самом деле хочется отправиться с ней на природу? – Роза смотрела на отца пристальным взглядом, давая ему возможность обдумать еще раз хорошенько все последствия своей инициативы.

– Представь себе, да! Быть может, это напомнит мне те вечера, когда мы с тобой шли гулять к морю. Мы, если помнишь, рисовали с тобой прямо на влажном песке, а потом ждали, когда прибой смоет наши творения.

У Розы перехватило дыхание, и она не смогла ничего возразить. Полузабытые картинки из далекого детства всплыли перед ее внутренним зрением так ярко, так выпукло и живо, будто все было вчера.

– Отпусти ее со мной! – повторил просьбу отец. – Обещаю, я доставлю ее домой к чаю.

– Я хочу рисовать! – заявила Мэдди тоном, не терпящим возражений.

– Хорошо! – нехотя согласилась Роза. – Но попрошу тебя об одном одолжении, – обратилась она к отцу. – Возьми с собой столь ненавистный тебе мобильник. Так, на всякий случай… Мэдди знает номер моего телефона.

– Ладно! – тяжело вздохнул Джон, достал из ящика стола мобильный телефон и переложил его в карман.

– Ну, вот! Совсем другое дело! – Роза глянула на Мэдди. Та, устроившись прямо на полу, сосредоточенно листала альбом с эскизами Джона. – Так я поехала! До скорого, Мэдди!

Ответа, конечно, не последовало.

В номере Шоны не было. Не видно было и Дженни. Зато откуда-то издалека доносился шум, время от времени что-то падало и стучало, и все это в сопровождении негромкой мелодии по радио. Значит, обе они где-то в доме. Роза отправилась на их поиски. В гостиной она обнаружила некоторые перестановки: диван, обычно закрывавший собой дверь, которой никто не пользовался, был сдвинут в сторону, а дверь распахнута настежь. Роза переступила порог и очутилась в небольшом полутемном коридоре, ведущем неизвестно куда. Прямо хроники Нарнии какие-то, подумала она, сделав несколько шагов вперед, и уткнулась в следующую дверь. Открыла ее и обнаружила там Шону и Дженни. Обе энергично набивали мешки для мусора старым тряпьем и прочим хламом, весело переговариваясь между собой.

– Привет! – поздоровалась с ними Роза. – Чем занимаетесь?

– Вот разгребаем завалы, которые оставила после себя моя покойная свекровь, – вздохнула Дженни. – Она умерла пару лет тому назад, а после ее смерти комната превратилась в склад для ненужных вещей. Брайан тащил сюда все подряд, чему не находил применения в доме. Словом, захламил комнату. А ведь из нее вполне можно сделать еще один номер для постояльцев.

– Не так-то их у вас много, этих постояльцев, как я посмотрю, – миролюбиво заметила Шона. – И комнаты, которые есть, стоят пустые!

Она тайком подмигнула Розе и принялась засовывать в мешок линялую тряпку, которая, похоже, была когда-то гардиной. Но резкой отповеди со стороны хозяйки на это замечание не последовало. Напротив! Дженни перестала возиться с мешками и согласно кивнула.

– Вы правы! – она обвела горестным взглядом свои владения. – Наша деревня медленно, но неуклонно умирает. А вместе с ней и мы. В былые времена, особенно перед Рождеством, от народу отбоя не было. Почти все номера резервировались заранее. И мне нравилось, когда много людей. Я любила встречать новых постояльцев, кормить их завтраком. Но в последние годы весь белый свет словно забыл про нас. Теперь ведь как? Клиенты требуют услуг класса люкс: чтобы на каждой стенке по плоскому телевизору, везде бархатные обои и обязательно неподалеку «бутик». А иначе и не глянут в твою сторону.

– Но, может быть, попробовать и подстроиться под современные вкусы, что-то поменять, усовершенствовать, – робко предложила Роза, вспомнив покрывала со старомодной вышивкой «фитильками», которыми застланы кровати у нее в номере.

– Сама не знаю! – вздохнула Дженни. – Я уже стара для модернизаций. Да и не управляюсь со всем одна! – она сморщила нос. – Станут требовать на завтрак травяные чаи, яйца, приготовленные сотней способов, и прочую чепуху! – Судя по всему, Дженни и в голову не приходило, что клиент тоже может быть прав. Хотя бы изредка! – Моя свекровь… Ладно, о мертвых или хорошо, или ничего… – И она вернулась к делам насущным. Но пробурчала все же под нос: – Вечно совала свой нос во все наши дела. И все время норовила ужалить, словно слепень. А Брайан боялся своей мамаши, как огня. В ее присутствии сразу превращался в покорного десятилетнего пацана. И все же старуха приносила нам какую-то удачу. А вот после ее смерти… прокляла она нас на смертном одре, что ли? Потому что с ее уходом дела у нас пошли на спад.

– Может, она еще сможет вернуть вам утраченную удачу? – задумчиво проронила Шона, извлекая из кучи тряпья старую запыленную фотографию в рамочке. Она стерла ладонью пыль с лицевой поверхности и протянула фото Розе. Черно-белое свадебное фото, расцвеченное сепией, скорее всего, сделанное в начале тридцатых голов прошлого века, запечатлевшее круглолицую улыбающуюся невесту в длинном платье кремового цвета со шлейфом, закрывшим несколько ступеней церковного крыльца. Счастливая новобрачная держала под руку хорошо сложенного молодого человека, точная копия Брайана.

– Просто не знаю, что делать! – продолжала делиться наболевшим Дженни. – Может, с полгода мы еще и сумеем протянуть, а потом придется все продать и жить только на то, что сумеет заработать Брайан. Не то чтобы я не смогла прожить и на маленький доход. Я смогу! Но просто не представляю себе, каково это – сидеть днями без дела. И потом, в этом доме выросли все мои дети, здесь постоянно толклись внуки. Как подумаю, что всему придет конец, так сердце разрывается на части.

Роза окинула внимательным взглядом внутреннее пространство флигеля. Большая жилая комната с примыкающей к ней спальней, рядом крохотная кухонька, за ней еще одна дверь, наверное, в ванную.

– А вот в пабе вчера было не протолкнуться! – неожиданно сорвалось у нее.

– Вы что, предлагаете мне открыть здесь ночной клуб? – вскипела Дженни. – Только через мой труп!

– Нет! Этого я вам не предлагаю! Но можно же что-то придумать, в равной степени интересное и для заезжих туристов, и для местных. Уверена, что концерты, которые устраивает в пабе ваш сын, приносят Олби львиную долю его доходов.

– А давайте организуем здесь дансинг. Плюс легкая выпивка, – предложила Шона и игриво повела плечиком. – Я точно буду звездой танцпола.

– Я уже и сама думала переоборудовать дом под обычное кафе, но на такую затею нужны большие деньги, а у нас по сусекам совсем пусто.

– А что, если использовать для своих целей общественные помещения? Они же наверняка имеются в деревне. Скажем, муниципальный зал заседаний, – продолжала фонтанировать идеями Роза.

– Муниципальный холл закрыли из-за ветхости строения несколько лет тому назад. В здании попросту стало опасно находиться. Обычная сборная конструкция, ставили, как временное помещение, а простояло почти полвека. Обещали что-то там реконструировать, но пока все тихо.

– А что, если превратить гостиницу в площадку, где… ну, не знаю! Где люди смогут устраивать вечера, организовывать всякие разные кружки, например по вязанию… Мой отец мог бы вести кружок рисования…

– Ваш отец? Преподавать? Никогда! – презрительно фыркнула Дженни.

– Никогда не говори никогда, – возразила ей Роза. – Вот сегодня, к примеру, он сам согласился провести с Мэдди полдня на этюдах. Так что в этом мире возможно все! – подытожила она, очень довольная тем, что новость произвела на обеих женщин просто оглушительное впечатление. По правде говоря, Роза волновалась за дочь, хотя она у нее девочка сообразительная и вполне самостоятельная. Но вот отец… Уж слишком у него истощенный вид. Такое впечатление, что еще немного, и он лишится чувств. Сможет ли он вынести те нагрузки, которыми сулит ему интенсивное общение с Мэдди с ее бьющим через край энтузиазмом и непреклонной решимостью делать только то, что ей хочется?

– Видела я подобные штукенции по телику. По крайней мере многое из того, о чем ты упомянула, – откликнулась Шона. – Скукотища все это! Но хоть что-то, чтобы вытянуть деревенский люд из своих нор. Тоже показывали одну глухую деревушку, как эта. Так они там организовали у себя раз в неделю парикмахерскую, салон красоты, прочие всякие услуги, за которыми раньше приходилось таскаться в город. Учреждать все эти службы на постоянной основе – нет прибыли, поскольку мало клиентов. Вот они и решили устроить что-то вроде набегов, по примеру выездной торговли. Ваш дом для этих целей очень даже сгодится.

– Можно еще устраивать всякие выставки рукоделия и проводить выставки-продажи. Взымать за помещение небольшую плату и давать людям возможность показывать свои поделки, – выдвинула очередное предложение Роза.

– Ну, как мне все это втолкнуть сюда? И парикмахерскую, и кружки по рукоделию…

– Пока не представляю! – рассмеялась Роза. – Знаете что, Дженни? Сделайте-ка нам по чашечке чаю. А я помогу вам прибраться здесь и вынести весь мусор. А потом мы все вместе подумаем над тем, что и как нам лучше сделать.

– Ну! – уставилась на нее Шона, едва Дженни вышла за дверь.

– Что, ну? – Роза сделала вид, что не понимает. – А ты, как я посмотрю, успела навести мосты с хозяйкой. Я с самого начала знала, что вы отлично поладите. У вас много общего.

– Да не такая она уж и страшная, как кажется. А насчет «много общего»… еще раз повторишь такое, и я тебя убью! Ну, не тяни же резину! Вы трахнулись с Тедом?

– Шона! – угрожающе прикрикнула на нее Роза и испуганно оглянулась на полуоткрытую дверь. Не дай бог, Дженни все еще где-то рядом. – Нет! Ничего не было!

– Смотри мне прямо в глаза! – не поверила ей Шона. Но Роза отвела свой взгляд. – Ну-ка, посмотри на меня! Чем-то же ты с ним занималась, сучка! Вопрос лишь, чем?

– Хорошо-хорошо! Да, мы целовались… немного. И на этом все! – непроизвольная улыбка тронула уста Розы при мысли, как приятно ей было целоваться с Тедом. – Вначале я и целоваться не хотела, но потом решила попробовать. Почему бы и нет? Могу же я хоть раз в жизни совершить какую-нибудь глупость. Ведь я все время была такая правильная, такая рациональная…

– Ну, насчет рациональности, с этим еще можно поспорить! – возразила ей Шона.

– Словом, мы с ним целовались, и это было замечательно. И пока я целовалась с Тедом, я не думала ни о ком и ни о чем: ни о Ричарде, ни о Фрейзере, ни о Дженни, ни о Мэдди. Просто целовалась, и все! А теперь вот переживаю, что сорвалась. Сама не знаю, как поступить.

– Тебе понравилось просто целоваться? – недоверчиво переспросила ее Шона и перешла на горячий шепот. – То есть этот парень умеет целоваться, да? А остальные его умения ты проверила?

– Все остальное мне было ни к чему! – отрезала Роза. – Да, целоваться с ним было приятно. Очень! В тот момент мне все это казалось чистым и невинным. Зато сейчас я переживаю, потому что прекрасно понимаю, что повела себя неправильно. Я ведь все еще замужняя женщина. И я по-прежнему влюблена во Фрейзера, и у меня есть дочь, но…

– Что «но»? – нетерпеливо перебила ее Шона.

– Но в тот момент я абсолютно обо всем забыла! – неожиданно хихикнула Роза и прикрыла руками рот. – Вначале я боялась, что мне будет неприятно, что во всем этом есть какая-то грязь… ничего подобного! Я чувствовала себя совсем молоденькой девочкой, впервые целующейся со своим мальчиком. И это было так замечательно… Мне понравилось!

– Но почему обычный поцелуй вызвал у тебя столько переживаний? – озадаченно спросила Шона.

– Каких переживаний? – поинтересовалась Дженни, возвращаясь в комнату с подносом, на котором стоял чай и пирожные.

– Да мы о ее встрече… с отцом, – нашлась Шона.

– Вот мозгуем, как нам все же переоборудовать это помещение, – в один голос с ней сказала Роза, и ее слова прозвучали явно невпопад.

– Знаете, милочка! Я не вчера на свет родилась! – недовольно надула губы Дженни. – Ладно! О чем бы вы там ни шептались, подозреваю, что мне совсем не хочется знать подробности.