Это фотография Клэр в любимом платье, сделанная накануне ее шестнадцатого дня рождения. Забавно – когда я поняла, что придется ехать домой, и сняла со шкафа чемодан, вместе с ним, будто осенний листок, слетел этот снимок. Я так и не поняла, как он туда попал. И только сейчас разглядела на фотографии платье. Хоть оно сшито из хлопка, а не из шелка, крой почти такой же, как у наряда, который Клэр надела на свадьбу. Она любит красный с раннего детства, когда услышала от меня, что людям с рыжими волосами этот цвет не идет. С тех пор только его и требовала.

Вот она, стоит с Робом Ричардсом, ее первым бой-френдом, перед вечеринкой по случаю окончания учебного года. Снимок сделала я. Помню, я смотрела в объектив и думала: «Он ее так обнимает, что сейчас задушит».

Мне не нравился Роб Ричардс, и я этого не скрывала. Во-первых, я не люблю людей с созвучными именами и фамилиями. Такой уж у меня характер – считаю, что это слишком безвкусно. Во-вторых, он был совершенно непривлекательный. Впрочем, Клэр он нравился, и продолжалось это довольно долго. По дороге в школу Роб проходил мимо нашего дома, а моя дочь поджидала, когда над живой изгородью появится его макушка, и только тогда спешила к двери. Однажды я ей сказала: «Лучше выходи заранее. Тогда он будет за тобой бегать, а не ты за ним».

Клэр жутко разозлилась за то, что я разгадала ее уловку, однако на другое утро вышла в школу ровно за двадцать четыре секунды до того, как над изгородью появилась высокая челка Роба. Моя дочь всегда была не только упрямой, но и решительной. Совсем как ее отец. Саймон никогда и ни в чем не сдавал назад. Человек он был тихий и добрый, хотя многое повидал на войне; но уж если ввязывался в драку, то бился до конца. Мы с ним познакомились на марше за ядерное разоружение. Он пришел туда в костюме-тройке, держа под мышкой плащ. Никто не мог понять, почему девушка-хиппи, привыкшая ходить босиком и носить цветы в волосах, влюбилась в человека, похожего на бухгалтера, да еще и гораздо ее старше. А все потому, что никто не удосужился поговорить с Саймоном. Если бы люди послушали его рассказы о войне, то поняли бы, почему он так отчаянно боролся за мир.

Я даже не подозревала, что этот немолодой тихоня, который время от времени водил меня в кафе на чашку чая, в меня влюблен – и за тысячу лет не догадалась бы, если б однажды он очень вежливо не спросил разрешения меня поцеловать. Я ему позволила и с этого момента ни разу не захотела остаться одна. Клэр вся пошла в отца: решимости им было не занимать. За это я их и любила.

Уж не знаю, сколько недель Клэр и Роб Ричардс догоняли друг друга по дороге в школу и как она вообще завязала дружбу с мальчиком из старшего класса, но однажды после занятий она привела его домой.

– Все нормально, миссис Армстронг? – спросил он, войдя через черный ход. Его нелепая челка колыхалась на голове, будто живая.

– Это Роб. – Клэр очень старалась не походить на кошку, которая съела сметану. – Он теперь мой парень.

– Ну… – Роб Ричардс явно собирался возразить, однако передумал. Отныне он был парнем Клэр – по крайней мере в ее глазах. Говоря «парень», я имею в виду, что они, наверное, охотно обменивались слюнями, но вряд ли часто разговаривали друг с другом. Думаю, весь их совместный досуг сводился к тому, чтобы стоять у меня на пороге и тискаться на глазах у подруг моей дочери, которые тоже сохли по Робу Ричардсу.

С платьем все устроила Клэр. Она увидела его в городском магазине и уговорила меня на покупку. Я пыталась объяснить, что никто больше не придет на школьную вечеринку в громоздком наряде по моде пятидесятых годов – это же не американский выпускной бал. Однако Клэр точно знала, чего хочет, и действительно, в платье она была неотразима – как Рита Хейворт, только с большими кольцами в ушах. Наступил знаменательный вечер, и Роб явился за Клэр… в джинсах и рубашке. Как я и думала, Клэр перестаралась, однако по лестнице она сошла, как Скарлетт О’Хара. А Роб Ричардс, вместо того чтобы сказать комплимент, удивленно на нее вытаращился. Ему явно было не по себе. Хотелось его пристукнуть. Я, как было велено, держала наготове фотоаппарат. Клэр прильнула к своему ухажеру, а он неохотно обнял ее за шею. Я сделала три-четыре снимка и ждала, что они уйдут, однако Роб Ричардс смущенно спросил, нельзя ли ему поговорить с Клэр наедине. Я ушла на кухню и стала подслушивать у двери. А Роб сказал, что решил порвать с Клэр и пригласил на вечеринку ее подругу, Эми Касл. Так что Клэр, пожалуй, лучше никуда не ходить. Без обид, ладно?

Дверь захлопнулась, я вышла в вестибюль. Клэр стояла у зеркала.

– Милая, как я тебе сочувствую! – сказала я. – Хочешь, возьмем напрокат кассету и купим мороженого?

Клэр смерила меня презрительным взглядом и опять повернулась к зеркалу. Я поняла, что она красит губы в тон своему наряду.

– С ума сошла? – хмыкнула она. – Еще скажи – платье выкинуть. Я иду веселиться.

– Ты уверена? – Мне не хотелось, чтобы моя красавица-дочь шла в бальном платье на школьную дискотеку, где все будут над ней смеяться. – Хочешь, я пойду с тобой?

– Мама! – Она мазанула помадой мне по щеке. – Не сходи с ума. Да кому нужен этот Роб Ричардс? У меня с геранью больше общих тем для разговоров!

И она как ни в чем ни бывало отправилась веселиться – или, во всяком случае, делать вид. Конечно, у нее все получилось. Я в этом не сомневаюсь. Лишь позднее, придя с вечеринки, моя дочь закрылась в спальне и долго плакала. Я ждала почти до двух часов ночи, прежде чем заглянуть к ней. Как ни странно, она меня не прогнала.

– Слезы – это хорошо, – сказала я. – Не стесняйся плакать.

– Главное, что их никто не увидел, – ответила Клэр. – Главное, эти дураки не подумали, будто мне есть до них дело.