Вчера вечером мы с Заком долго сидели в баре и разговаривали. Я рассказала ему о встрече с отцом и о своих сомнениях – остаться ли, чтобы ближе познакомиться с Полом, или ехать домой, к маме. Я передала ему наш с ней разговор и поделилась чувством, охватившим меня после: будто что-то закончилось, будто мы попрощались.

– Я не знаю, что делать, – сказала я.

– Не знаешь, что делать, – уточнил Зак, – или уже решила, но не знаешь, будет ли это правильно?

Его слова застали меня врасплох. Когда я смотрела на Зака, сомнения действительно отступали.

– Так чего ты хочешь? – спросил он.

– Не уверена, стоит ли говорить…

– Увереннее, Кэйтлин! – улыбнулся он. – Посмотри, сколько всего ты уже сделала, через что прошла. У тебя позади столько судьбоносных решений! Кому еще быть уверенной, как не тебе?

– Я хочу остаться с тобой. – Слова сорвались с языка раньше, чем до них добрался мой внутренний цензор. – Хочу лучше тебя узнать. Звучит дико, учитывая, что творится со мной и моей семьей, но я… Я чувствую, что у меня здесь еще осталось нерешенное дело. Помимо знакомства с Полом. В смысле, между нами, нет? – Я сделала паузу, но Зак молчал, уставившись в свой бокал. Это было даже не пиво, а виски с колой. Девчачий напиток. – Прости, прости, ну и дура же я… Просто ты очень милый, а вас таких мало. Похоже, есть какое-то правило, что парни должны оставаться придурками, пока им не стукнет хотя бы тридцать. Короче, я еще ни разу в жизни не встречала милого парня – ну, такого, чтобы он мне к тому же нравился, потому что обычно, если девушка называет парня милым, то у него никаких шансов, правда? А почему, хотелось бы знать? Чем нам не угодили милые парни, что с ними не так? И еще…

– Кэйтлин. – Зак взял меня за руку. – Прости.

– Да нет, все нормально, – ответила я, чувствуя себя идиоткой, наступившей на старые грабли, но при этом все такой же счастливой. – Ты был очень добр ко мне.

– Неправда.

– Правда-правда! Если только ты не охотишься на беременных девушек и не хочешь втянуть меня в секту.

– Нет. То есть да. Я был добр к тебе. Но не потому, что я лучше других…

– Ты лучше! – возразила я, радуясь, что можно хвалить кого-то и не делать вид, будто тебе все равно.

– Ладно, ладно, может, ты права. Черт, наверное, я действительно пытался быть таким, как ты сказала, и поэтому помогал тебе. Но это не главная причина. Главная – в том, что ты мне очень, очень нравишься.

Я от неожиданности фыркнула, забрызгав апельсиновым соком свое платье с цветочным узором.

– Правда?

– Да, хотя я не понимаю, что тебя удивляет.

– Ну, у меня будет ребенок, меня исключили из универа, и вообще – у меня в жизни все сложно и невесело, а скоро станет еще хуже. Короче, я не из тех, на кого обычно западают парни – даже самые милые.

– А по-моему, нельзя судить о человеке по его жизненным обстоятельствам. Иногда люди нравятся тебе просто за то, что они собой представляют.

И тут я ни с того ни с сего ляпнула:

– Из тебя получился бы идеальный принц на белом коне. Не то чтобы я такого искала…

И вот тогда он меня поцеловал. Прошло еще какое-то время, и нам стало ясно, что так, как мы, в общественных местах не целуются. И мы, взявшись за руки, пошли к лифту, а когда я нажала кнопку, Зак опять поцеловал меня, прямо в фойе, и мне было все равно, что на нас смотрят. Так свободно и раскованно я себя не чувствовала с тех пор, как танцевала с мамой.

Лифт пришел слишком скоро. Зак пожелал мне спокойной ночи.

– Я танцовщица, – сказала я ему.

Он улыбнулся.

– Замечательно.

– Я не хочу, чтобы ты уходил. Поднимись ненадолго.

– Сомневаюсь.

– В чем?

– Сомневаюсь, что получится ненадолго.

– Тогда поднимись на всю ночь. Не поверю, что ты раньше этого не делал.

Мы целовались в лифте, я прижала Зака к стене, шарила руками по его телу, залезала под рубашку, осмелев от счастья. Когда мы поднялись на мой этаж, Зак посмотрел на меня так по-особенному… Я впустила его в номер, а он встал у окна и сказал:

– Кэйтлин, подумай как следует. Насчет того, готова ли ты. Можно не торопить события – я не расстроюсь, если ты решишь подождать. Впереди вся жизнь.

– Я не хочу откладывать счастье на потом. А ты?

– Господи, нет, – ответил Зак.

И после нам стало не до разговоров.

* * *

Сейчас уже рассвело, я чувствую тепло его ног и колючую щетину возле моей шеи.

Вдруг раздается стук в дверь, тихий и настойчивый. Я заворачиваюсь в одеяло и открываю.

– Кэйтлин, мама с тобой? – Бабушка заглядывает в номер и видит голую ногу.

– Э-э-э, нет. Она что, куда-то вышла?

– Она, кажется, и не приходила, – говорит бабушка.

Я выскальзываю в коридор и вижу, как Эстер в пижаме обыскивает на предмет печенья тележку горничной.

– Не может быть. Я же вчера написала тебе, что мама со мной. Она прекрасно себя чувствовала, совсем как раньше – никаких провалов. Все было чудесно. Мама позвонила Грэгу, оставила сообщение на автоответчике, а потом сказала, что пора возвращаться, пока ты не начала беспокоиться. И точно помнила, в какой номер нужно идти. Она же была там вечером?

– Не знаю, – говорит бабушка несчастным голосом. – Я заснула вместе с Эстер, а утром смотрю – Клэр нет. В кровати никто не спал. Какая же я глупая! Надо было ее дождаться. А вдруг она ушла в город? Она же здесь никого не знает. Так легко заблудиться, или попасть в беду, или…

– Все в порядке, – уверенно говорю я. – Подожди, я сейчас оденусь. Может, она внизу, завтракает?

И сломя голову убегаю в номер.

– Что случилось? – спрашивает Зак.

– Бабушка думает, что мама не ночевала в гостинице, – отвечаю я, натягивая леггинсы и вчерашнее платье. – Я так и знала, что нельзя ее отпускать. Нужно было проводить ее.

– Мы ее найдем.

Зак выпрыгивает из постели и натягивает одежду. Удивительно все-таки, как легко он готов прийти на помощь. Еще пара секунд – и он уже обут и застегнут на все пуговицы. Мы выходим из номера. У бабушки в руках телефон.

– Я пытаюсь дозвониться до Грэга, – говорит она, удивленно разглядывая незнакомца. – Но попадаю только на автоответчик.

Я коротко представляю ей Зака, и он тут же берет дело под свой контроль.

– Так, прежде всего надо поговорить с консьержем. Твоя мама очень красивая… то есть запоминающаяся – волосы и все такое. Ее не могли не заметить.

Мы вчетвером спускаемся в лифте. Эстер глядит на Зака во все глаза – может, потому что он похож на принца из диснеевского мультфильма.

Лифт открывается, и я, придерживая живот рукой, бегу к стойке администратора. Бабушка торопится за мной, Эстер отстает на пару шагов. Однако прежде чем я успеваю о чем-то спросить, Зак окликает меня по имени. Он заглянул в ресторан и теперь манит меня рукой.

– Вон твоя мама, – спокойно говорит он. – С каким-то мужчиной.

Я охаю в ужасе. Значит, вчера, после того как мама оставила нас и до того как вернулась в номер, кто-то воспользовался ее беззащитностью. Я слышала подобные истории. А у нее был такой счастливый, здоровый вид. Я не хочу смотреть. Не хочу знать. Однако придется.

Я вхожу в зал. Маму заметно издалека: ее рыжие волосы сияют, словно маяк. С ней какой-то мужчина, целует ее, перегнувшись через столик. Хорошо, что Грэга здесь нет – у него бы сердце не выдержало. Я на цыпочках подхожу ближе. И тут все понимаю.

– Кэйтлин! – Мама очень рада меня видеть. – Это мой мужчина, – сообщает она. – Мой герой, библиотечный возлюбленный, танцор из сада, единственный человек, который видит меня такой, какая я есть. Это он, Кэйтлин, мужчина моей мечты. Он меня нашел – он всегда меня находит. Не знаю как, но находит. Надеюсь, он тебе нравится.

Я смотрю на человека, который держит маму за руку, и чувствую, как по лицу текут слезы счастья и облегчения.

– Привет, Грэг, – говорю я.

– Привет, Кэйтлин. Мы тут с миз Армстронг решили позавтракать.

– Я больше не хочу быть миз Армстронг, – говорит мама. – Я хочу быть миссис Райан. Миссис Грэг Райан.

Она сжимает его руку, и они глядят друг на друга так, будто никогда не расстанутся.