Ларри Фелд чувствовал себя несчастным. Это было нормально. Родители показали ему достойный пример. Сегодня он чувствовал себя несчастным из-за того, что отвечал на звонки на рассвете. Он был несчастен из-за того, что я так долго медлил связаться с ним после получения факса. Но что сделало его совсем уж несчастным – об этом, разумеется, ни слова сказано не было, – так это возможная перспектива того, что я больше не нуждаюсь в нем и в его скабрезных историйках.

Обычно я послушно играл по его правилам: отвечал на его вопросы, позволяя злорадствовать, когда неправильно их понимал. Сегодня я был не в том настроении. И не знал, буду ли опять когда-нибудь в том настроении. Я боялся за Зака. Боялся за себя, слишком боялся, чтобы играть в открытую с ущербным эго Ларри Фелда или льстить заблудившемуся маленькому мальчику, который вечно будет в нем жить. Я уже отдал этому достаточную дань, когда мы были детьми. И когда он начал допрашивать меня насчет факса, я велел ему забыть о нем. Собирался он рассказать мне о деле Боутсвейна – Эрнандеса или нет, но я не собирался играть.

– Нет, Дилан, так не пойдет.

– Ларри!

– Прости, – сказал он, ничего в это не вкладывая. – Но позволь мне задать тебе один вопрос. Ты помнишь, где работал твой брат сразу после окончания юридической школы?

– Был помощником окружного прокурора в Бронксе. И что?

На это Фелд не ответил, а только сказал:

– Прочти-ка свою первую книжку и сложи два и два. Даже у тебя получится четыре.

– Я не в настроении этим заниматься, Ларри.

– Задавая в следующий раз вопрос, будь уверен, что хочешь услышать ответ.

Он повесил трубку, прежде чем я успел сказать хоть слово. Я безуспешно попытался отыскать в себе энтузиазм для поездки с Макклу в Сайклон-Ридж. Отказавшись от этой затеи, я позвонил в номер Джона и попросил уволить меня на сегодня. Он сказал, что понимает и что я, возможно, только буду путаться у него под ногами. Он был прав. В том состоянии, в каком я находился, пользы от меня не было никому, особенно самому себе. Я закрыл глаза и, скорее от необходимости куда-то скрыться, чем от усталости, провалился в глубокий сон без сновидений.

Встал я около полудня и заметил, что на телефоне мигает красный огонек – мне оставлено сообщение. Позвонив портье, я узнал, что заходила Кира сказать, что встретится со мной сегодня в восемь вечера. Мне это не понравилось. Не укладывалось в схему. Она все время заставляла меня отгадывать загадку: придет она или нет? Почему же, недоумевал я, она сменила тактику? Может, решила показать, как сильно по мне скучает? Может, ей за это дополнительно заплатили?

Не стараясь отделаться от своего эскорта, я предпринял прогулку по кампусу, спрашивая про Гуппи. Как и в случае с Валенсией Джонс, всем, похоже, была известна репутация Гуппи. Никто как будто не знал его и не знал, как с ним связаться. Гуппи из тех, кто сам с тобой связывается. Один парнишка сказал мне, что слышал, будто Гуппи обитает в туннелях под кампусом. Я спросил паренька, не забыл ли он принять сегодня свои лекарства.

Потерпев неудачу в своей охоте на великого Гуппи, я пошел в публичную библиотеку Риверсборо и взял свою первую книгу «Кони-Айленд в огне». Да уж! Трудно было читать свою собственную работу, особенно раннюю. Поэтому я прочел аннотацию в надежде догадаться, на что там намекал Ларри Фелд. Выглядела она так:

Расследуя подозрительную смерть старого приятеля по баскетбольной команде, следователь страховой компании Уайетт Розен попадает в эпицентр расового пожара. Афро-американское население Нью-Йорка готово взорваться, и Розен вместе со своим лучшим другом, бывшим детективом Нью-йоркского управления полиции Тимми О'Ши, пытается опередить время и доказать, что убийствоего старого друга, – это преступление на почве страсти, а не жестокость полиции.

В ходе своего расследования Розен и О'Ши вынужденно сталкиваются с самыми необыкновенными персонажами, включая чернокожего пастора-радикала, раввина-хасида и исправившегося наемного убийцу. Розену и О'Ши приходится в равной мере как разбираться с разными вопросами и людьми их команды, так и бороться с политическими и общественными силами, объединившимисяпротив них.

Розен и О'Ши вступают в схватку с Джэнсоном Уайтхерстом, амбициозным помощником окружного прокурора, который ни перед чем не остановится ради продвижения по карьерной лестнице, и шайкой его приспешников. Действие становится поистине захватывающим, когда О'Ши проникает в лагерь врагов, чтобы выявить полицейского-преступника, алчность и беспечность которого открывают ящик Пандоры – незаконные доходы, закулисные сделки и убийство.

На своем пути Розен встречается с первой любовью и отчаянно стремится возродить отношения, от которых отказался много лет назад. Вас ждет захватывающая сцена, в которой О'Ши противостоит человеку, который, как он убежден, виновен в смерти его бывшего напарника, Джека Спиннера, но который, возможно, держит в руках судьбу города.

По сути своей «Кони-Айленд в огне» – это реалистичный роман, передающий острую атмосферу 90-х годов…

Я догадался, но не сразу. Собравшись с духом, я перевернул страницу с названием, затем – страницу с выходными данными, с посвящением и выражением благодарности и дошел до первой главы. Потом, сам не знаю почему, я вернулся к посвящению и благодарностям. И там нашел имена, отделенные друг от друга всего несколькими строчками:

Моим братьям Джеффри и Джошу, которые показали мне, что герои могут быть на глиняных ногах и все равно стоять крепко.

Я бы хотел поблагодарить своего друга и технического консультанта Джона Макклу за его вдохновение и поддержку.

Я попытался припомнить дату похищения Боутсвейна. Как будто вспомнил – март семьдесят второго. Это событие привело моего брата – помощника окружного прокурора и офицера полиции Джона Макклу в Бронкс в одно и то же время. Они никогда в действительности и не отрицали, что знают друг друга. Я просто всегда предполагал, что не знают, а они позволяли мне это предполагать. Мне хотелось верить, что я просто делаю поспешные выводы, что они никогда не встречались до того, как их познакомил я, но понимал, что это не так. Ларри Фелд был каким угодно, но неточность не входила в число его недостатков. Связь должна была существовать.

Я мысленно пробежался по тем частям сюжета «Кони-Айленда в огне», какие помнил. Помимо очевидного и поверхностного сходства между моим братом и помощником окружного прокурора в книге, я не… И тут меня осенило: именно Макклу предложил образ Джэнсона Уайтхерста, продажного помощника окружного прокурора. Он не был моим изобретением. Я стал вспоминать, какие еще части книги предложил Джон. Лихорадочно листая страницы, я добрался до того места, где продажный коп под пыткой выбивает из наркодилера информацию, а затем убивает его:

… еще и еще раз ударил его по почкам скатанной в тугую трубку газетой. Гонсалес упорно отказывался сдаваться, яростно тряся головой – нет.

– Крутой мексикашка, да? Большие cojones. Ладно, мачо, – сказал Мерфи, ласково похлопывая заключенного по щеке. – Мы это устроим.

Мерфи взял не свой служебный пистолет, а,приподняв штанину, продемонстрировал короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра. Широко улыбаясь, он вынул его из кобуры, закрепленной на лодыжке, взвел курок и приставил дуло к виску Гонсалеса. Ослабив кляп, Мерфи подождал, пока он вывалится изо рта Гонсалеса. Дилер судорожно глотнул воздух.

– Agua. – Он закашлялся. – Воды.

– У меня есть что сунуть тебе в рот. – Ухватив Гонсалеса за толстый хвост черных волос, Мерфи запрокинул ему голову и переместил дуло от виска заключенного ему в рот. И начал отсчет: – Пять… четыре… три… два… один.

– Ладно, ладно, – сдался Гонсалес, по лицу которого градом катился пот.

Мерфи немного вытащил дуло, только чтобы Гонсалесу было легче говорить.

– Давай, мексиканка.

– Деньги в двенадцатом шкафчике-раздевалке, в задней комнате у Натана.

– Туфту гонишь, pendejo?

– Я не в том положении, чтобы гнать туфту.

Мерфи снова улыбнулся:

– Думаю, ты прав.

И когда Гонсалес облегченно заулыбался, Мерфи снова сунул револьвер дилеру в рот и хладнокровно вышиб ему мозги. Затем вытер револьвер, развязал мертвецу руки и прижал пальцы правой руки Гонсалеса к рукоятке маленького орудия убийства.

Использование второго, незарегистрированного, револьвера для того, чтобы выдать непредумышленное или спланированное убийство за самоубийство, относилось к числу трюков, освященных временем. Ни в одном руководстве или учебнике вы не найдете описания приема со вторым пистолетом, но это одна из тех вещей, которые копы старой школы узнавали еще в стенах академии.

Мерфи уничтожил все свои отпечатки в доме, а веревку, кляп и газету забрал с собой. Вообще-то он не волновался, что его могут привлечь к суду, – при его-то связях в офисе окружного прокурора. Через денек-другой Мерфи сделает анонимный звонок из автомата. К этому времени никто не свяжет его со смертью Гонсалеса.

Мне стало плохо. Макклу, можно сказать, продиктовал мне эту часть книги. Тогда она показалась мне такой настоящей, что я практически не подправлял ее. Теперь я понял, что на это были свои причины, и почувствовал, как у меня закружилась голова.

– Вам нехорошо? – Библиотекарша потрясла меня за плечо. – Вы плохо выглядите.

Не ответив, я встал и, спотыкаясь, поднялся на половину лестничного марша. Когда я обернулся, то заметил, что библиотекарша рассматривает мою фотографию на задней стороне суперобложки. Я улыбнулся. Улыбка получилась неискренней.

Побродив по заснеженному Риверсборо, я наткнулся на кафе, куда несколько дней назад заходили мы с Кирой. Теперь казалось, что это было так давно. Я пил кофе и смеялся над собой, но рядом не было никого, кто мог бы услышать этот смех. Официант толкался где-то в глубине зала, и в этот час не было ни барабанов, ни плохой поэзии. Чтобы развлечься, я читал надписи, вырезанные на столе.

– Простите, – прервал мое чтение мелодичный голос, – я просто подумал, нельзя ли составить вам компанию? Не люблю пить дневной чай в одиночестве, а вы так похожи на одного моего друга.

– Правда? – откликнулся я, поднимая взгляд на темное, приятное лицо мужчины неопределенного возраста. Волосы у него были блестящие и черные, как и глаза. Я подумал, что он, наверное, индиец или пакистанец, может, араб. – Конечно, присаживайтесь. Как зовут вашего друга?

– О, – улыбнулся он и сел, – это не важно. Я потерял его, и даже если я назову имя, это его не вернет.

– Как я вас понимаю!

– Вы тоже кого-то потеряли? – осведомился он.

– Надеюсь, нет. Я все еще его ищу.

– Так и надо. Продолжайте искать. Кто ищет, может найти много разного, неожиданного.

– Некоторые неожиданности могут убить человека.

– Может, и так, – согласился мой сотрапезник. – Но могут и обогатить его.

– Я не запомнил вашего имени. – Я протянул руку. – Дилан Клейн.

Он пожал мне руку, бросив взгляд на часы:

– Боже мой, сколько уже времени. Я должен откланяться.

– А как же чай? – крикнул я ему вслед.

– Чай? Я не пью этот напиток. Продолжайте искать. Может, вы заодно найдете и моего друга. Хорошего вам дня. – Он поспешно вышел на улицу.

Очень странно, подумал я, чертовски странно, но почему дневной кофе должен отличаться от всей моей остальной жизни? Когда официант подошел долить кофе, я описал своего философствующего друга и спросил, не знает ли он его имени.

– Похож на Раджива Гупту, – без колебаний заявил официант. – Он работает в книжном магазине кампуса. Приятный парень.

– Гуппи! – произнес я вслух, но для себя. – У всех есть путеводные нити, но нет ответов.