Я собираюсь рассказать о преобразующей силе одного из трех упомянутых выше изобретений – печати. Наш мозг созревает для чтения к середине детства, так же как и у представителей народов, живших несколько тысяч лет до того, как стали доступны книги. Но, в отличие от речи, умение читать не возникает автоматически. Что-то должно мотивировать и нас, и целые народы. Когда мы узнаем о движущих силах, которые заставляли целые народы стать грамотными и изменили их в процессе, то сможем должным образом оценить и то, насколько глубоко изменились мы сами.

Повествование в этой части следует за развитием движущей силы, которая получила наибольшую мощь тогда, когда книги проникли в разные культуры, изменили науку, искусство и схемы принятия решений.

Это удивительная история, и ее стоит рассказать, поэтому пусть ваше воображение поможет вам вдохнуть жизнь в этапы, описанные в следующих трех главах. По пути вы встретите несколько ценных практик, которые помогут вам получить пользу от прочтения этой части.

 

Описи, законы и священные тексты

Переход от описей к законам был первым шагом, впервые совершенным еще 5500 лет назад в Месопотамии, Египте и в долине Инда на западе Индии, когда люди начали мигрировать в города-государства. Торговля процветала, и экономическое развитие стало движущей силой, определившей возникновение необходимости делать письменные записи. Археологи находят остатки этих торговых записей, вырезанных на камне и выгравированных на глиняных табличках. Это ведение записей медленно эволюционировало от простых описей до юридических документов, описывающих торговые соглашения, а затем до широких наборов законов, записанных писцами, которые служили разным царям и фараонам каждого региона. Это дало новую меру стабильности колеблющимся империям. Своды законов со временем росли, и каждый руководитель включал в них все лучшее, что было раньше. Один из самых известных и разработанных из них – «кодекс Хаммурапи» – был написан 3700 лет назад и содержал 182 закона, которые легли в основание старой Вавилонской империи. Желая увековечить этот документ и после своего правления, правитель Хаммурапи вырезал его на столбе из черного камня высотой восемь футов. Этот столб оставался на месте в течение шестисот лет, пока его не забрал в качестве трофея царь из северного региона, расположенного в современном Иране, где он был заново открыт в 1901 году. В настоящее время он выставлен в Лувре в Париже и является одним из наиболее ценных его экспонатов.

Следующим шагом были библиотеки и священные тексты. Этот этап начался две-три тысячи лет назад. Писцы стали переписчиками священных и вдохновенных литературных текстов. Великие истории, такие как «Илиада», «Одиссея» и «Эпос о Гильгамеше», которые передавались раньше из уст в уста, наконец, были записаны. «И Цзин» и многие части Ветхого Завета в Библии были также записаны в этот период. Библиотеки стали местом хранения этих расширяющихся коллекций, часто образуя школы, которые привлекали растущее число ученых.

А теперь представьте, что вы находитесь в одной из этих библиотек. Там нет компактных переплетенных книг. В одном месте может находиться большой набор глиняных табличек, а в другом, например, резные деревянные бруски. Несколько комнат заполнены свернутыми свитками папируса, хрупкого материала, сделанного из сплетенного тростника. И если библиотека является довольно современной, в ней могут также храниться более плотные книги, написанные на листах из пергамента, который делают из кожи. Эти листы, как правило, складывали пополам, затем пять сложенных листов вкладывали друг в друга и сшивали в месте сгиба. Получалось десять страниц, которые затем исписывали с обеих сторон. Такие сшитые стопки из пяти листов, называемые «тетрадями», хранились между обложками, как фолиант, а не переплетенная книга. Объемистая рукопись могла содержать более шестидесяти тетрадей, для которых требовались шкуры пятидесяти-семидесяти овец. На ее перепись уходило не меньше года. Великий библиотечный комплекс в Александрии содержал, как говорили, по меньшей мере сорок тысяч таких текстов, собранных из всех известных на тот момент стран.

Попробуйте представить благодарных ученых в этой библиотеке, которые совершили путешествие в сотни миль, чтобы просто прочитать эти редкие книги. Там не было никаких знаков «соблюдайте тишину», потому что никто не умел читать про себя. Поэтому там было довольно шумно, а вокруг различных читателей собирались группы слушателей.

Поодаль располагался специальный зал, скрипторий, наполненный писцами, добросовестно создающими новые копии наиболее хрупких текстов. Чтобы прочувствовать, что такое работа писца, попробуйте сами переписать какой-нибудь текст либо сейчас, либо хотя бы после того, как прочитаете невероятную историю, которая последует далее. Вам понадобится один кусок бумаги ручной работы, которую, вероятно, можно купить в художественном магазине. Затем подумайте, какие особые слова вы бы хотели записать на эту драгоценную бумагу. Например, это может быть стихотворение для ребенка или тщательно сформулированная письменная благодарность другу. Теперь вы должны выбрать перо, которое будете использовать, и, возможно, даже чернила. Зная, что у вас есть единственный редкий кусок бумаги и его нельзя будет просто выкинуть в случае ошибки, вы будете проявлять большую осторожность при письме. И когда вы закончите, то создадите очень специальный подарок для кого-то. За это короткое время, пока вы писали на специальной бумаге, почти такой же редкой и ценной, как и те материалы, с которыми работали писцы, вы смогли получить представление об их работе.

Золотой век ученых был следующим важным шагом, который был сделан 2700 лет назад в Индии. Университет Такшашилы, широко известный как самый старый университет в мире, привлекал в Индию более 10 000 студентов из разных стран. Примерно в то же время в Китае начиналась эпоха, которая впоследствии будет называться «Сто школ мысли», и именно тогда были созданы многие книги, отражающие различные философские взгляды. В середине этого золотого века китайской философии, в 427 г. до н. э., появился известный университет Наланда в Северо-Западной Индии. Вскоре после этого, в третьем веке до нашей эры, великая Александрийская библиотека в Египте открыла для ученых свои двери.

Подобный импульс развития грамотности возникает в Греции в школе Пифагора в 550 г. до н. э., а затем в школе Сократа и Платона сто лет спустя. Сократу приписывают разработку способа доносить до окружающих идеи при помощи разума и логики, что прервало продолжительную греческую традицию убеждения, основанную на поэтической метафоре и ораторском искусстве. Сократ мог бы сэкономить своим ученикам немало усилий, которые они прилагали для запоминания его идей, если бы позволил им записать его доводы, но он не сделал этого.

По иронии судьбы, единственный способ, с помощью которого учение Сократа удалось сохранить, – это записи его главного ученика и коллеги-философа Платона. Платон воспроизвел пророческие предупреждения Сократа об опасностях записей в своей книге «Федр».

«Они введут забывчивость в душу тех, кто научится этому: эти люди перестанут пользоваться памятью, потому что будут уповать на записи, которые являются внешними и зависят от знаков, принадлежащих другим, вместо того, чтобы вспоминать изнутри, полностью самостоятельно… Вы даете своим ученикам видимость мудрости, а не истинную мудрость. Ваше изобретение позволит им услышать многое, но ничему не научиться, и они будут воображать, что знают многое, хотя, по большей части, они ничего не будут знать». (Вспомнил и записал Платон примерно в 370 году до нашей эры, через двадцать лет после смерти Сократа.)

Если Платон написал свои слова на свитках папируса, то впоследствии их переписали на пергаментные листы в различных библиотеках, которым это позволили финансы. Историки знают, однако, что многие из великих книг этого раннего периода, в том числе, возможно, большинство работ Аристотеля, были утеряны навсегда, поскольку оригинальные свитки папируса распались, прежде чем появились деньги на то, чтобы сделать новые копии.

Этот замечательный период гуманитарных наук и философии, библиотек и писцов продолжался в течение почти тысячи лет и завершился чередой бедствий, произошедших с 700 г. до н. э. до 213 г. до н. э. Все древние библиотеки, кроме одной, были уничтожены. Эта последняя библиотека, Императорская библиотека в Константинополе, просуществовала еще в течение девяти сотен лет, прежде чем тоже была разрушена. Золотой век научных инициатив в Древнем мире подошел к концу.

Следующим серьезным шагом в этом путешествии к грамотности было изобретение бумаги в 105 г. н. э. Династия Хань в Китае способствовала появлению этого потрясающего изобретения, которое помогло принести грамотность в массы 1400 лет спустя. Китайцы изобрели вид бумаги, для создания которой не нужен был камыш, как в папирусе, или шкуры, как в пергаменте. Скорее всего, ее делали из тряпок, вымоченных и отбитых до состояния трухи, а затем вытянутых в длинные листы для сушки. Хотя стандартным материалом для письма на ближайшие тысячу лет Средневековья останется пергамент, искусство изготовления бумаги переместится сначала в Корею, а затем в Японию, где в 610 г. н. э. кора дерева заменила тряпки в качестве предпочитаемого ингредиента. Оттуда бумага стремительно отправилась через Тибет в Индию и в Арабский мир, где дефицит древесины снова сделал тряпки главным ингредиентом и где научились делать бумагу очень высокого качества. Как мы узнаем позже, бумага теперь готова была сыграть свою важную роль, которую революция печати помогла завершить Средневековье в конце XV века.

В оставшуюся до этой революции тысячу лет на долю писцов выпало сохранение заветных книг. Они трудились в средневековых монастырях и школах раздельного обучения, которые начали формироваться, возрождая приверженность учености. Эти писцы относились к своим обязанностям как к духовным практикам, часто посвящая себя копированию священного текста или трудов единственного философа. Они искали древние тексты, тщательно копировали их, а порой даже переводили важные из них с языка оригинала на латынь. Поток более поздних рукописей, которые, как считалось, несут просвещение, также копировались и распространялись среди священников, монахов и других ученых, посещавших библиотеки.

Чтобы понять глубину приверженности средневековых писцов своему делу, мы должны полностью изменить свое понимание природы книг. Когда вам приходится выбирать между оригинальной версией учебника и переработанным изданием, вы ожидаете, что более точная информация будет содержаться в пересмотренном варианте. Кроме того, когда вы рассматриваете рисунки в одном экземпляре книги, то предполагаете, что все другие копии будут идентичны и что никакая информация не была потеряна или искажена.

Но для переписанных манускриптов верно было обратное. Каждая копия была на один шаг дальше от первоисточника. Если при копировании были допущены ошибки, то эти ошибки попадали в последующие версии, и это еще сильнее затрудняло понимание исходной авторской мысли. Рисунки и иллюстрации постигала та же участь, с каждой новой копией они становились все более неясными и менее точными.

Переписывание было вообще не умственной задачей. Это был акт сонастройки с изначальным авторским текстом, попытка проследить череду копий обратно до изначальной формы, обратно к свету вдохновения, сияния, которое было дано автору. Хотя современные ученые склонны тяготеть к свету рассудка, эта эпоха стремилась сохранить свет мудрости, мучительно осознавая, что каждый новый экземпляр неизбежно немного приглушит этот свет.

Если вы захотите хотя бы в малой степени испытать мощную сонастройку, которую ощущали эти писцы, попробуйте создать копию старинного документа, имеющего для вас большое значение. Возможно, у вас есть оригинал письма от друга или члена семьи или даже от одного из ваших предков. Выбрав бумагу, похожую на ту, на которой был написан оригинал, и, возможно, даже выбрав тот вид пера, который использовал автор, прочитайте письмо несколько раз, стараясь понять автора. После того, как у вас появится чувство, что его слова текут через вас, напишите их во второй раз. Вы увидите, что такой способ письма полностью посвящен встраиванию прошлого в настоящее время так же, как это делал средневековый писец. Вы можете обнаружить, что эта деятельность углубила ваше понимание автора письма.

Следующий ряд шагов в этом историческом путешествии к грамотности покажет, как эти ранние всплески грамотности изменили умы тех, кого они коснулись. Они изменили модели мышления подавляющего большинства крестьян, чья жизнь была неизменной до тех пор, пока печатная революция не преобразила их мир.

 

Формирование нового взгляда

Следующим важным шагом в направлении культурной трансформации к грамотности был средневековый период, или Средневековье. Он начался примерно в 500 году н. э. и продолжался тысячу лет. До 500 г. н. э. всего две большие группы людей были грамотны – купцы и монахи. Грамотность выводила обе эти группы за рамки жизни исключительно настоящим. Она обращала писцов, священнослужителей и ученых в прошлое и обогащало их внутреннюю жизнь, а купцов, царей и фараонов – во внешний, материальный мир и к мыслям о будущем.

Это было резкое смещение от модели мышления, которая до сих пор преобладала среди широких масс крестьянского населения в этот период. В основе жизни крестьян лежало чувство достаточности и устойчивости. Пока земля, которую обрабатывали эти люди, оставалась свободной, их жизнь могла спокойно идти своим чередом. Вскоре, однако, властители империй начали обещать право на различные участки земли воинам, чтобы купить их защиту, а также привилегированным друзьям, чтобы купить их лояльность. Крестьян эти указы застигли врасплох, но привычные для них капризы природы выработали у них стойкость, которая впоследствии помогала им терпеть будущие все возрастающие трудности.

На первый взгляд, переход властителей от поддержания стабильности к росту был не таким уж важным, но на самом деле он предполагал радикальный сдвиг в движущих силах разума. Некоторые аспекты нашей жизни лучше всего описываются как периоды постоянного движения вперед, где каждый последующий шаг усиливается за счет предыдущего. Мы кормим наших детей так, чтобы их тела могли расти выше и становиться сильнее. Каждый прием пищи приводит к большему прогрессу, и в следующий раз требуется еще больше пищи. К сожалению, когда эта фаза роста замедляется и нужно лишь поддерживать уже полностью сформированные тела, многим из нас оказывается сложно изменить действующие на нас «движущие силы». Мы действуем по схеме, которую специалисты по изучению законов функционирования систем обычно называют системой с положительной обратной связью. Если такая движущая сила приведет нас к потере самообладания, мы можем попасть в цикл, в котором каждое действие приводит к желанию получить еще больше того же самого.

Первые торговцы и строители империи попались в сети собственного цикла положительной обратной связи. Каждое увеличение количества товаров расширяло их рынки, что вынуждало их искать новые торговые пути, чтобы создать еще большие запасы товаров. Они даже прятали карты своих маршрутов от других торговцев, чтобы сохранить свои торговые пути в тайне. Судя по всему, конечной точки, когда они чувствовали бы, что теперь им достаточно, у этого процесса не было.

Задача для торговцев и руководителей, когда их бизнес и империи чрезмерно разрастаются, и для нас, когда мы попадаем в зависимость от чего-либо, заключается в поиске другой движущей силы, способной приносить чувство удовлетворения и прекращающей свое действие, как только вы чувствуете, что достигли состояния достаточности. Такую движущую силу часто называют негативной или уравновешивающей петлей обратной связи. После того как система достигает зрелости, лучше всего она сможет поддерживать себя при помощи этой уравновешивающей движущей силы, которая дает системе способность к самокоррекции. Наши тела используют уравновешивающие петли обратной связи, чтобы регулировать многие функции, начиная от температуры тела и поддержания равновесия и заканчивая чувством голода, дыханием, частотой сердечных сокращений и циклов сна и бодрствования. Мы способны одержать верх и над многими из этих саморегулируемых механизмов, если захотим. Например, мы можем изменить свой ритм дыхания, и, как мы все знаем, можно удивительно легко пересилить сигналы от чувства насыщения, продолжая есть после того, как тело уже просигнализировало «достаточно».

Жизнь средневековых крестьян была на редкость невосприимчива к движущим силам с положительной обратной связью. Пока они могли обеспечивать себя, они чувствовали, что больше им не нужно. Большинство коренных народов также оставались приверженными стабильности и распределяли состояние между членами общины, пока внешний мир несколько веков спустя не принес им невзгоды, ставшие непреодолимыми.

Миграции и линейное время ознаменовали следующий когнитивный шаг, который произошел примерно в 1100 г. н. э., когда крестьяне и жители коренных народов стали переходить к городской жизни в растущих городах-государствах. Там они служили богатым, работали на коммерсантов или развивали торговлю. Они потеряли чувство циклического времени, о котором они узнали, общаясь с природой, и их легче шокировали неожиданные потрясения и стихийные бедствия. Будучи крестьянами, они принимали эти трагедии и изменения как естественный ход событий, какое-то время горевали, а затем принимались восстанавливать свой мир. Однако в городском окружении чувствовали себя менее стойкими и сильнее напуганными. Их разум был пойман между двумя видами времени. Чувство естественного циклического времени, которое бы подготовило их к принятию этих событий, исчезло из их сознания, но ощущение линейного времени, которое заняло его место, мало чем могло им помочь. Теперь их разум мог сосредоточиться на будущем, но без каких-либо новых инструментов, которые помогли бы справиться с неизвестностью, это часто становилось источником стресса. Прошло несколько столетий, прежде чем появившаяся современная наука дала людям навыки предсказания и инструменты управления, которые помогают им справиться с подобными потрясениями.

Мы можем собрать много полезных методов, изучив то, как жители Средневековья справлялись с неприятностями. Эта городская беднота страдала от того, что мы теперь называем выученной беспомощностью. Она, как правило, вызывается шоком и может привести к депрессии, тревоге или тому и другому. Крупная неприятность или серии неожиданных мелких неприятностей могут вызвать беспокойство, и человек начинает волноваться о том, когда и как они могут повториться опять. В качестве вызывающего страх события могут выступать стихийные бедствия, кризисы здоровья, ругань дома или на работе, а также опасение за благополучие близких. Каждая ситуация требует огромной гибкости. Без нее стресс от незнания того, когда это может произойти снова, невозможность предсказать это приводит к состоянию тревожной выученной беспомощности.

В то время как неспособность предсказать негативные события вызывает хроническое беспокойство, некоторые события вполне предсказуемы, но, кажется, их невозможно выдержать или изменить. Когда человек сталкивается с неизбежными неприятностями и чувствует себя беспомощным, чтобы изменить их, такое отсутствие контроля над собственной жизнью приводит к депрессивной выученной беспомощности. Средневековье принесло большие трудности и потрясения как городским жителям, так и крестьянам. Однако тревога и депрессия сделали бремя бедных слоев городского населения еще тяжелее, в то время как более гибкие крестьяне часто избегали этих ловушек, несмотря на столь же суровые условия. Мы видим ту же потрясающую устойчивость и в сегодняшних, в значительной степени неграмотных сельских поселениях, и в рыбацких деревнях после ураганов, наводнений или землетрясений. Мы восхищаемся их способности как-то собраться и восстановить свою жизнь, в то время как их городские братья по несчастью кажутся более опустошенными и разбитыми.

Если мы восстановим наше чувство устойчивости или достаточности и начнем вырабатывать в себе устойчивость перед лицом неизвестного будущего, то сделаем два существенных шага к восстановлению взгляда на жизнь, характерного для коренных народов, который мы потеряли, когда стали грамотными. Подумайте, может, вы сможете взять на вооружение и начать применять одну из практик, изложенных ниже.

Первая практика подразумевает более рациональную жизнь и развитие способности жить с меньшими затратами. Окружающая нас заманчивая реклама затрудняет преодоление наших импульсов. Научиться различать желания и потребности – это важный шаг на пути к всеобъемлющему чувству достаточности. В случае с крупными покупками попробуйте потерпеть трое суток, прежде чем действовать. Если желание исчезло, это значит, что вы, возможно, хотели купить эти товары, но не нуждались в них.

Что касается более мелких порывов купить себе подарок, аксессуар или гаджет, попавшийся вам на глаза, попробуйте прочувствовать их в вашем воображении и ощутите это напряжение, ослабление интереса и растущую силу воли, чтобы уйти от каждого такого соблазна. Радуйтесь каждый раз, когда вам это удается. Наконец, обратите внимание на подспудный страх перед дефицитом. Нередко именно этот страх движет желанием продолжать совершать покупки или копить вещи. Хорошо проработайте это чувство.

Начните с того, чтобы считать бережливость положительным качеством. Продолжайте пользоваться своей старой кастрюлей, отремонтируйте свой старый инструмент, почините сломанный стул, заштопайте любимую старую рубашку. Пусть каждый подобный поступок служит гордым символом вашей способности обходиться тем, что у вас есть. Попробуйте смягчить желание накопительства, отдавая вещи, которые вам больше не нужны. Вы можете даже продать какие-нибудь более ценные предметы, чтобы заложить собственный сберегательный портфель. Сегодня маленьких детей часто учат распределять деньги между тремя копилками: для накоплений, для расходов и для того, чтобы поделиться с другими. Будучи взрослыми, мы тоже можем копить на крупные покупки, позволять себе маленькие радости и помогать другим. Когда фонд помощи другим растет, он незаметно изменяет наше восприятие проблем, затрагиваемых в новостях. Новостные истории больше не вызывают у нас чувства подавленности и бессилия; вместо этого они становятся возможностями для помощи другим из нашего фонда для пожертвований.

Наконец, давайте рассмотрим способы усиления стойкости, чтобы неопределенное будущее меньше пугало нас. Жизнь полна мелких огорчений и внезапных помех. Тем не менее, на них не всегда нужно реагировать. Научитесь говорить: «Мне это не нравится» без раздражения. Вместо того, чтобы реагировать на жужжание мухи, или разбившееся стекло, или лопнувшую шину, вопрошая «почему я?», попробуйте просто принять эту ситуацию. Мы слишком часто склонны реагировать выплеском адреналина на ситуации, когда спокойствие было бы более полезным.

Даже если происходит что-то действительно значимое, уделите время на то, чтобы оценить потенциал этой ситуации, прежде чем пытаться выйти из нее. Одно из лучших решений для избавления от выученной беспомощности строится на этом осознании. Человека просят ограничить негативный опыт во времени, заметив, что это происходит только сейчас, а не всегда, и ограничить его в пространстве, заметив, что это влияет только на некоторые аспекты его жизни, а не на всю его жизнь.

Некоторые ситуации действительно нельзя изменить, и нужно их терпеть. Еще раз подчеркнем, что спокойствие может позволить нам подойти к проблеме как к вынужденной практике, а не как к трагедии. Мы не выбирали ее, но, поскольку она выбрала нас, по крайней мере, мы можем подружиться с ней, и пусть она научит нас чему-то. Один юноша, у которого в возрасте пятнадцати лет обнаружили диабет первого типа, два года спустя смог сказать, что не был уверен в том, что он выбрал бы – жить с этим всю свою жизнь или не иметь диабета вовсе. Его ответ на вопрос, почему это так, был удивительным: «Потому что диабет дает мне так много новых знаний о балансе, и гармонии, и обо мне самом». Это, очевидно, стало вынужденной практикой для него, и он сумел извлечь из нее пользу.

 

Преображающая сила печати

Число грамотных людей стало расти в период между 1100 и 1400 г. нашей эры, что ознаменовало очередной важный шаг в нашем историческом путешествии. Все большее число студентов и священнослужителей поступали в вузы по всей Европе в эти последние столетия средневековой эпохи.

Это растущее число грамотных людей выделялось на фоне крестьян и неграмотных горожан не только умением читать, но и своим ощущением самой реальности. Теперь они жили в двух мирах – в мире реальной жизни, или первичной реальности, которая была у них общей с неграмотными людьми, и в мире, который часто называют вторичной реальностью – мире письменного знания, которое приходит из книг, а не из жизненного опыта. Их знакомство с письменными текстами изменило то, как их память хранила знания, и улучшило их способность планировать будущее. Их восприятие стало все больше похожим на современное восприятие нашего искушенного ума. К этим ученым-первопроходцам вскоре присоединится бесчисленное количество других людей, поскольку этот неторопливый темп развития начал ускоряться.

Любовь к чтению начала пробуждаться к XV веку, и в течение трех сотен лет ускоряющаяся цепь событий не только принесла грамотность в массы по всей Европе, но и попутно трансформировала религию, науку и искусство. Только коренные общины, живущие в изолированных местах по всему миру, избегали этого сдвига еще пятьсот лет.

У большинства народов, однако, прогресс грамотности становился все быстрее. События, происходившие в ранней современной Европе, указывали путь и демонстрировали невероятную способность грамотности изменять ход развития целых народов. По иронии судьбы, переломным моментом стало издание книги, запрещенной для широких масс, – Библии. Первоначально она была написана на иврите, арамейском и греческом, но только латинский перевод четвертого века стал изучаться монахами и священниками, а затем передаваться населению через проповеди. К 1300 году Католическая церковь накопила огромные богатства и земельные владения и пала так низко, как никогда раньше. Индульгенции и другие платежи, регулярно собираемые с бедных, выводили из себя все большее число священников по всей Европе. Один за другим они начали протестовать, часто ценой своей жизни.

Следующий шаг – строительство первой немецкой бумажной фабрики в 1390 году – еще более ускорил эту гонку к грамотности. Она была построена в Нюрнберге, где всего шестьдесят лет спустя появилось второе и последнее великое изобретение – знаменитый печатный станок Гутенберга с его наборным шрифтом. Это навсегда изменило доступность книг для населения. Книги уже больше не требовали дорогостоящих писцов и пергамента, ограничивая распространение грамотности лишь кругом богатых людей и представителей научной элиты. Теперь их можно было быстро и дешево напечатать на этой новоизобретенной бумаге. Тем не менее, и по наши дни некоторые важные документы по-прежнему вручную записывают на кожаном пергаменте, например, некоторые дипломы о высшем образовании, свитки Торы, британские Акты о парламенте и три основополагающих документа США: Декларацию о независимости, Конституцию и Билль о правах.

Рост недовольства среди многих католических священнослужителей и печатные машины ускорили движение к реформе. В период с 1450 по 1500 год было напечатано почти десять миллионов книг и брошюр, многие из них религиозные и большинство из них на латинском языке. Затем началась вторая волна реформ, когда голландский богослов Эразм Роттердамский создал новый двойной перевод Библии на греческий язык и на латынь. Копии его перевода быстро распространились, вдохновив Джона Тиндэйла на создание первой печатной версии Библии на английском, а Мартина Лютера на создание первого перевода на немецкий язык. Католическая церковь усиленно пыталась остановить распространение этой общедоступной Библии, но безрезультатно. Когда типографии побоялись печатать английскую Библию в Великобритании, она была напечатана в Германии и контрабандой возвращена в страну в тюках ткани. По всей Европе стремительно росла напряженность, и в разных ее местах стали вспыхивать региональные войны, когда правящие лорды и монархи переходили от католического к протестантскому правлению и обратно, подвергая реформаторов опале в течение одного периода и реабилитируя в течение следующего. Кульминацией стала Тридцатилетняя война с участием большинства стран Европы. Боевые действия по большей части проходили на немецкой земле и в итоге к окончанию войны в 1648 году унесли примерно 30 процентов населения Германии.

После того как печатные машины сделали Библию широкодоступной, население в целом отреагировало на это с большим интересом. Несмотря на войны, эпидемии чумы и политические потрясения, массы сделали свой первый гигантский шаг к грамотности. Они научились читать. Вскоре произошел еще один культурный сдвиг, подтолкнувший их ко второму шагу. Они начнут читать, чтобы учиться.

Мы уже достигли середины XVII века, провозгласившего новую эру под названием Просвещение, или Век Разума. Ставшее грамотным население уже больше не довольствовалось простым чтением слов на странице. Теперь люди стали ставить под сомнение эту информацию. И если Библия в первую очередь приглашала их к чтению, именно развитие энциклопедий с их обширной коллекцией знаний вдохновило их на то, чтобы использовать чтение для познания.

Несмотря на смуту, царившую в сфере религии, наука делала важные открытия. Теперь, когда печать могла сохранять точность диаграмм, таблиц и рисунков, стало возможным проведение настоящих исследований. Галилей опубликовал свои телескопические наблюдения, чем заложил фундамент для астрономии, основанной на точных измерениях. Благодаря подобному всплеску исследований началась документация знаний о растительном царстве, с точными чертежами, которые не могли быть искажены нерадивыми переписчиками. Это ознаменовало появление целой плеяды натуралистов-любителей, которые проводили исследования, делали зарисовки, а затем публиковали свои выводы. Однако цензура продолжала ограничивать свободу науки. Когда Галилей опубликовал свой «Диалог о двух главнейших системах мира», предположив, что Земля вращается вокруг Солнца, церковь судила его, заставила отречься от своих взглядов и держала под домашним арестом до конца жизни, запрещая ему больше писать. Тем не менее, он тайно написал вторую работу, «Беседы и математические демонстрации, касающиеся двух новых наук», и контрабандой переправил рукопись из Италии в голландскую типографию Elsevier Press, где она и была опубликована. Его труды и труды его предшественника, Коперника, наряду с Библией на понятном широким массам языке и работами некоторых других философов, попали в список книг, запрещенных Церковью. Издатели с удовольствием размещали этот список по всей Европе, зная, что это приведет лишь к увеличению продаж.

Вскоре стратегии мышления этого ставшего грамотным населения стали более абстрактными. Они начали применять логику ко всему, что читают или о чем мыслят. Философы стали применять аргументацию к религиозным убеждениям. Целые системы мышления возникли в философии, политике и даже в искусстве, анализируя природу всего. В политике божественное право королей обращаться с подданными как заблагорассудится было поставлено под сомнение, что в конечном счете привело к революциям во Франции и в Америке. Эта уверенность в том, что рассудком можно охватить все аспекты мира, достигла высшей точки, когда Исаак Ньютон соединил греческую геометрию и арабскую алгебру в математическом анализе, который мог решать научные проблемы, тем самым сделав математику моделью для всех областей знаний.

В то время как в Италии наука, религиозные реформы и издательское дело, которое их поддерживало, становились все более нежеланными, искусство во время всей этой суматохи обрело там настоящий дом. Экономику сотрясали последствия разрушительной эпидемии европейской чумы, которая истребила треть населения, но выжившие бедняки легко нашли работу, а у богатых семей появились лишние деньги. В Италии эта ситуация привела к расцвету воображения и появлению удивительно креативной плеяды художников, которым были нужны покровители именно тогда, когда и Церковь, и многие ведущие богатые семьи были в состоянии спонсировать их. Их готовность принять этих одаренных художников, скульпторов, архитекторов, поэтов, музыкантов, писателей породила итальянское Возрождение.

Печатный станок сыграл ключевую роль в пробуждении этого всплеска творчества. Этим художникам были даны два великих дара: благосклонность их покровителей, снимавшая с них заботы о финансах, и освобождение их памяти. До появления грамотности обучение полностью зависело от силы репродуктивной памяти. Там не было места для инноваций, для отступления от того, что уже было известно. Те времена требовали высокого развития того вида интеллекта, который мы сейчас называем связанным, и даже в искусстве необходимо было следовать традиционным стилям. Но с приходом книг на память можно было больше не полагаться, а важную информацию можно было зафиксировать на бумаге, благодаря чему у грамотного населения возник новый, свободный интеллект, который способствовал развитию воображения, давал возможность бросить вызов традициям и служил движущей силой ренессанса.

Мы можем оценить масштабы произошедшего сдвига, глядя на влияние, которое оказала грамотность на саму историю. В культурах, основанных на устных традициях, рассказчики хранили мудрость этой культуры и искусно передавали ее всему сообществу. История была пространственным опытом, даже если разворачивалась во времени. Теперь посмотрим, что происходит, когда историю записывают. Во-первых, исчезает избыточность. «Вы уже это говорили, так что нет необходимости повторять», – может сказать писец. Затем остальные элементы реорганизуются в соответствии с тем, что произошло сначала. Теперь история превратилась из пространственной структуры в последовательность событий, организованных во времени.

Члены общин с устной традицией использовали свою точную репродуктивную память и свою глубокую культурную связь с рассказчиком, чтобы сонастроиться с ним и практически отобразить историю на своих телах. Эта кинестетическая, или телесно-ориентированная, стратегия исчезла, как только истории стали записываться. А затем возникла новая стратегия, которую можно назвать памятью, ориентированной на последовательность событий, которая необходима для извлечения смысла из написанных на странице слов. Устные рассказы скрепляются сами собой, и мы можем сказать, что они были согласованны, но слова на бумаге пассивны. Именно читатель должен вдохнуть в них жизнь, организовать их и придать им значение. Иначе говоря, читатель должен использовать тот ментальный клей, который соберет историю воедино и создаст связность, которую подразумевал писатель. Вам тоже пришлось сделать это, чтобы просто вдохнуть жизнь в мои слова. Вы на самом деле используете свой мозг иначе, чем неграмотный человек.

В первом десятилетии этого века в Колумбии у исследователей возникла замечательная возможность показать, что процесс обучения чтению на самом деле серьезно изменяет анатомию мозга. Когда в этой латиноамериканской стране стали утихать отголоски многолетней войны, большинство партизан начали покидать джунгли и воссоединяться с остальным народом. Они нигде не получали образование и были неграмотными, поэтому они уже во взрослом возрасте стали учиться читать. Мануэль Каррерас, ученый-невролог из Испании, оказался в нужное время в нужном месте, чтобы измерить воздействие грамотности на эту редкую группу современных неграмотных взрослых в тот момент, когда они собирались измениться. Эта ситуация напоминала ситуацию, с которой Александр Лурия и его коллеги столкнулись семьдесят лет назад, когда они изучали влияние коллективизации и грамотности на крестьян Узбекистана. Но теперь наука продвинулась до такого состояния, что у Каррераса была возможность изучать анатомические изменения, возникающие при чтении. Одна группа из двадцати человек уже прошла программы обучения грамоте, а параллельной группе из двадцати двух других еще только предстояло начать обучение. Все они позволили Каррерасу провести сканирование их мозга. Результаты оказались впечатляющими. Главная речевая зона мозга и волокна, соединяющие левое и правое полушария в этой области, были значительно объемнее у группы тех, кто недавно научился грамоте. Строение этих мозговых структур у неграмотных очень напоминало строение, характерное для дислексиков. Это позволяет предположить, что эти области не вызывают дислексии, но являются просто ее симптомом. Поскольку дислексикам еще нужно научиться читать, эти изменения просто еще не были заложены. Эти данные проливают еще больше света на влияние, которое грамотность исторически оказала на народы, когда она распространялась среди всего населения.

После того как большинство представителей народа получает возможность понимать смысл напечатанного текста, чтобы применить эту новую информацию в своей жизни и использовать рассудок для того, чтобы размышлять и формировать свои собственные мысли, народ становится грамотным обществом. Так становились грамотными большинство народов. Коренные народы мира пережили эту волну грамотности совершенно по-другому, как мы узнаем в дальнейшем.

 

Цена грамотности

Теперь посмотрим на коренные народы, которые пришли к грамотности совершенно иначе. Они часто занимали земли, на которых нелегко было добыть себе пищу, воду, одежду и кров, необходимые для выживания, и именно это занимало все их внимание. У сплоченных групп потребность в письменных записях и желание писать и читать эти записи никогда возникала. Им было достаточно их устных преданий. Тем не менее, к XIX веку коренные народы во всем мире начали подвергаться давлению религиозных и политических групп, которые призывали их стать грамотными.

В тот исторический период, когда разум и грамотность ценились очень высоко, стремление обращать эти народы в христианство и обучать их было неослабевающим. Грамотные народы считали, что делают благо коренным народам, когда каким-то образом «цивилизуют» их. Практика совместного использования земли, распространенная у коренных народов, столкнулась с точкой зрения культуры большинства, согласно которой земля в настоящее время может находиться в частной собственности. Часто земля, занятая различными коренными народами, становилась востребованной у различных правителей и предпринимателей. Вторгающаяся на их территории промышленность хотела, чтобы эти люди стали грамотной рабочей силой. Миссионеры хотели обратить их в христианство. В целом их племенная жизнь считалась примитивной, нецивилизованной и мешающей прогрессу.

Ранние проекты были направлены на развитие грамотности у взрослых и часто осуществлялись миссионерами. Их старания редко бывали успешными. Если они начинали с попыток научить взрослых читать, то они не могли объяснить, почему это было важно. Если они начинали с обращения их в новую религию, им все равно было сложно научить туземцев говорить и читать на языке их Библии. Они обычно приходили к выводу, что взрослые были либо слишком стары, чтобы учиться, либо их культурные верования мешали им осуществить эти перемены. К этому времени грамотные народы стали чувствовать себя все более некомфортно, находясь рядом со своими коренными соседями, и начали думать, что необходимо их «цивилизовать» и заменить их традиции традициями грамотного мира. Они решили, что надо работать с детьми, и часто забирали их в школы-интернаты, находящиеся далеко от дома. Так началась трагическая и жестокая глава в истории коренных народов и позорная в истории грамотных обществ.

В 2007 году Организация Объединенных Наций призвала составить доклад по коренным народам и школам-интернатам, и два года спустя Постоянному форуму Организации Объединенных Наций по вопросам коренных народов было представлено соответствующее сравнительное исследование, задокументировавшее множество злодеяний, которые были совершены во имя насаждения грамотности. Эта мучительная история должна быть рассказана, и я прошу вас присоединиться ко мне, прочитав некоторые выдержки из этого доклада и несколько рассказов очевидцев.

История школ-интернатов для коренных народов началась в середине – конце XIX века. В них учились дети из Новой Зеландии, Австралии, Канады, Соединенных Штатов, кочевых племен Ближнего Востока и дети из скандинавских стран. Позже Россия и Китай также приступили к созданию школ-интернатов. Не участвовали в этом процессе только большинство стран Африки и Латинской Америки – из-за своей бедности.

Лишь маори из Новой Зеландии удалось противостоять попыткам поселенцев забрать у них детей и лишить их культурной подготовки. Все остальные коренные народы были слишком малочисленными, и поэтому им пришлось уступить воле властей. Эти школьные власти сгоняли всех детей от трех-четырех лет и старше и перевозили их в школы-интернаты, расположенные далеко от их деревень. Некоторые школы-интернаты отпускали детей домой на каникулы один или два раза в год, но в Соединенных Штатах и России были некоторые школы, где дети увидели свои семьи снова только в подростковом возрасте. Когда дети оказывались в этих школах-интернатах, им всегда запрещали использовать свой родной язык, носить свои национальные одежды и практиковать любые свои обычаи. Лишившись своих племенных учений и традиций, эти дети, как правило, с большим трудом могли повторно влиться в общество или выжить на своих родных землях по возвращении домой.

Боб Рэндалл, австралийский абориген, был одним из бесчисленного числа затронутых этим процессом детей. В возрасте семи лет он был похищен школьными властями и увезен в цепях в управляемую церковью школу-интернат за тысячи миль от дома. После этого ему редко позволяли видеться со своей семьей. У него отобрали жизнь его семьи и его племенной образ жизни. Оглядываясь назад, он объясняет влияние этого похищения на него как на члена этого украденного поколения.

«Понимаете, обучение детей проводилось во время церемонии, когда их забирали в лагеря среди заросших кустарником полей, а затем обучали через рассказы, песни, разные виды искусства и через танцы, как выжить в этой стране. И если вы пропустите эти три формы обучения, как это было со мной, и вас отвезут в учебное заведение, подобное тому, куда отвезли меня, и вы окажетесь среди украденного поколения, как я, то вы лишитесь всего. У вас нет права собственности на вашу землю. Все забрали – мое право собственности на мою землю, мой язык, мои обряды».

К сожалению, это косвенно затрагивает тему душевных травм, которые пережили эти дети. В докладе ООН говорится, что школы-интернаты в Канаде, Австралии и Соединенных Штатах «особенно жестоко обращались с этими детьми. Тысячи детей не пережили пребывания там либо по небрежности, либо из-за недостаточной медицинской помощи, недостаточной пищи, или даже в некоторых случаях из-за убийств и пыток. Бесчисленное количество детей подверглись сексуальному, физическому и эмоциональному насилию. Эти виды насилия продолжают воздействовать на семьи коренных народов спустя поколения, поскольку этот опыт насилия затем передавался от выживших в этих школах-интернатах к их детям».

Канада и Австралия, наконец, признали это трагическое наследие. Австралийский парламент принял резолюцию, содержащую извинения всем аборигенам за законы тех времен и проводимую в то время политику, в том числе за насилие в школах-интернатах и принудительную высылку детей коренных народов, которые «испытали глубокое горе, страдания и потери». Однако им следовало бы еще предложить компенсацию или услуги поддержки. Между тем Канада пошла еще дальше, создав Комиссию правды и примирения, чтобы начать документирование нарушений и извиниться за допущенные злоупотребления. Канадское правительство приняло мировое соглашение об индейских школах-интернатах, которое направлено на выполнение первых шагов по компенсации некоторым жертвам. Однако в докладе ООН говорится о том, что, «в отличие от Канады, Соединенные Штаты не предприняли никаких попыток разобраться с проблемой злоупотреблений, допущенных в школах-интернатах».

В то время как коренные культуры и их представители пытаются исцелиться от этого долгого и мучительного испытания, несколько племен в Соединенных Штатах создали национальный Проект исцеления после пребывания в школах-интернатах для документирования нарушений в качестве первого шага на пути к исцелению и восстановлению чувства собственного достоинства. Это возвращение от психологического ущерба, полученного в результате пребывания в школах-интернатах, к ощущению идентичности и самоуважения является долгим и трудным.

Одним из оставляющих сильное впечатление документальных свидетельств этого возвращения является книга под названием «Они называли меня нецивилизованным: Мемуары обычного лакотского парня из Вундед Ни». Автором этой книги является Уолтер Литтлмун, тот самый мудрый учитель, о котором вы читали ранее. Отчетливо понимая, как работает его сознание, он красноречиво описывает, что значит быть так жестоко разоруженным: «У нас отняли способность чувствовать себя людьми и быть ими». Позже в своих мемуарах он описывает медленный процесс, связанный с восстановлением своей жизни:

«Мне пришлось замедлить мышление, чтобы разобраться в негативных вещах, которым я научился, и попытаться избавиться от них. Хотел бы я сказать, что это произошло быстро, но на самом деле на протяжении тридцати лет с того дня я вспоминал, прибегал к здравому смыслу и боролся, прежде чем достиг понимания того, что значит быть Лакотой, быть человеком, принять себя и обрести мир».

Сегодня есть много других замечательных признаков восстановления по всему миру. Многие вымирающие языки коренных народов в настоящее время возрождаются. В Монголии, России и Новой Зеландии государственные школы теперь преподают на родных языках коренного населения. Управляемые племенами школы в Соединенных Штатах часто преподают родные языки коренных народов, делая упор и на культурных традициях. В докладе ООН, подытоживающем эту тенденцию, описываются некоторые группы коренного населения, развивающие «альтернативные модели образования, которые пытаются работать за пределами обязательных традиционных моделей. Они экспериментируют с различными формами обучения, чтобы обеспечить навыки, необходимые для выживания в доминирующем обществе, не стирая собственные культуру и языки».

Это возрождение туземной мудрости начинает выходить за рамки восстановления их языка и обычаев. Это пробуждает их голоса, и они находят способы, чтобы говорить с представителями западной цивилизации о важных вопросах. По мере того как эти люди работают в направлении защиты прав коренных народов и все большее их количество поступают в колледж и становятся общественными деятелями, юристами, экологами, они возвращают свою роль хранителей земли по всему миру. Горнорудные проекты, планы вырубки леса, дамбы, которые влияют на сельское хозяйство и на целые экосистемы, оспариваются в суде, как никогда раньше. Объединяя политические рассуждения, закон и научные знания с мудростью, пронизывающей их культуру и даже язык, эта новая волна людей с туземными корнями демонстрирует, что можно жить в обоих мирах и смотреть на мир одновременно как неграмотный абориген и грамотный житель цивилизации. Теперь, когда мы признаем это, мы вольны рассмотреть вопрос о разработке своего собственного способа смотреть на мир. Это новое поколение аборигенов-первопроходцев показывает нам, что можно принять реалии друг друга, предлагая нам развивать их мировосприятие, как они развивают наше. Мы можем научиться видеть окружающий мир их глазами и позволить природе сильнее питать нашу жизнь. Мы можем даже присоединиться к ним, тоже став хранителями земли, и вдохновиться на борьбу с проблемами экологии, которые мы раньше упускали из виду. Если нам сложно найти достойное занятие, нужно лишь спросить об этом детей. Их экологическое сознание становится достаточно острым, и они жаждут защитить свое будущее.