Чесса молча смотрела на Рагнора Йоркского.

– Да, мерзавка, теперь ты в моих руках, и тебе не убежать.

– Что тебе от меня надо, ты, комок болотной тины? Рагнор медленно встал со своего кресла, шагнул к ней и сильно ударил ее по лицу. Она упала на покрывающий корму ковер и больно ушибла бедро. Он стоял над ней, уперев руки в бока, и смотрел на нее сверху вниз. Он явно был очень доволен собой. Его губы кривила злорадная ухмылка.

– Вот так ты мне нравишься – распростертая у моих ног лицом вниз. Отныне ты будешь говорить со мною кротко и благопристойно. Ты поняла меня, Чесса?

Она подняла на него глаза и с трудом заставила себя проглотить слова, которые – она это знала – принесут ей новую боль. Но как ей хотелось крикнуть этому ублюдку все, что она о нем думает, наброситься на него и кулаками стереть эту наглую ухмылку с его глупого лица! – Я задал тебе вопрос, Чесса. Отвечай!

Она не могла выдавить из своего горла ни звука, не могла заставить себя выказать покорность этому подонку.

Он пнул ее в ребра. Чесса дернулась от боли и тут же свернулась калачиком, подогнув колени и обняв их руками.

– Отвечай! – визгливо закричал он.

– Так ты можешь убить ее, господин, – вмешался Керек. – Может, она не смогла ответить тебе потому, что у нее не хватало дыхания. Может…

– Держи свое мнение при себе, Керек. Она строптива, упряма, и в ней больше гордости, чем в сотне других женщин. Я с наслаждением сломаю эту гордость. Да, с наслаждением. Она пыталась отравить меня. Она бы меня убила, кабы не мое крепкое здоровье.

Чесса, тяжело опираясь ладонями о пол, с трудом поднялась на четвереньки. Преодолевая стреляющую боль в ушибленных ребрах, она сделала глубокий вдох.

– Зачем ты велел притащить меня сюда? Он снова занес ногу для удара, но Керек схватил его за руку и торопливо сказал:

– Это кроткий и благопристойный вопрос. Она не понимает, для чего ты захватил ее, господин. Если ты скажешь ей о своих намерениях, она станет более мягкой и покорной.

Керек был слеп. Он, Рагнор, знал, что эта девка никогда не станет покорной. И все же опустил занесенную ногу. Однако эта дрянь вздрогнула, ожидая удара. Ему это понравилось. Как знать, возможно, Керек все-таки прав. Возможно, после урока, который он ей преподал, она смирится с тем, что теперь он ее хозяин.

– Хорошо, слушай, – изрек он и снова опустился в кресло.

Она стояла перед ним на четвереньках, с растрепавшейся толстой косой, такой же аспидно-черной, как у этих животных – пиктов, живущих на севере, в дикой Шотландии, у этих проклятых грубых дикарей, которые угоняют овец и коров и крадут женщин из стоящих на отшибе ферм. Но у нее по крайней мере волосы чистые и блестящие, не похожие на сальные, свалявшиеся космы пиктов. Пожалуй, она достаточно пригожа.

Глаза у нее хороши: зеленые, редкого оттенка, почти такого же, как болотный мох. Когда-то он хотел переспать с ней, а потом бросить. Но это дело у него сорвалось и иногда, изредка, когда на него накатывали приступы честности, он понимал, что поступил глупо, пытаясь соблазнить ее, как простую крестьянку. Она как-никак была принцессой, а принцессу нельзя просто так обольстить и бросить, даже если ты будущий властитель королевства Данло.

Но ему вовсе не хотелось на ней жениться. Он хотел взять в жены Инельду, дочку норвежского купца, который торговал в Йорке драгоценными украшениями. Волосы у Инельды были светлые, почти белые, а глаза – бледно-голубые. О Фрейя, как он желал ее! Но его отец требовал, чтобы он женился на Чессе, этой проклятой стерве, которая отвергла его, которая отравила его, из-за которой он чуть не выблевал собственные кишки.

Инельда, та отвергала его лишь потому, что была очень невинна, робка. Нет, на самом деле она не отвергла его, не прогнала, а только прошептала, что боится. Боится не его, пусть он, ее господин, так не подумает, а того, что случится, если она забеременеет. Что же ей тогда делать? Да, она боится, бедняжка, очень боится. Он обожал ее за этот страх и точно знал, что, женившись на этой ведьме Чессе, тут же вернется к Инельде и даст ей все, кроме разве что звания его законной супруги. Он о ней позаботится. И пусть рожает хоть дюжину детей, это его только обрадует.

– Слушай же, – повторил он, когда Чесса подняла голову. – Ты спросила, зачем я велел доставить тебя сюда. Я скажу тебе, зачем. Я отвезу тебя в Йорк. Ты выйдешь за меня замуж. Ты станешь будущей королевой Данло.

– Ах вот оно что, – медленно проговорила она. – Стало быть, твой отец все еще водит тебя на веревочке?

Он нагнулся, схватил ее за косу и резко дернул ее голову вверх, пока ее лицо не оказалось на одном уровне с его коленями.

– Не раскрывай рта, а то пожалеешь, – он дрожал от ярости. – Клянусь богами, я бы с удовольствием избил тебя до потери сознания. Но я этого не сделаю. Вместо этого я заставлю тебя сказать мне правду, глупая девка. Признайся, Чесса, тогда в Дублине ты ведь любила меня, желала меня, хотела выйти за меня замуж. Ты хотела, чтобы я лег с тобой в постель.

К его удивлению, она кивнула:

– Да, тогда я думала, что ты и впрямь меня любишь, и потому доверяла тебе. Я верила в твою честность и искренность, верила, что ты человек достойный. Но потом я раскусила тебя, и мне стало противно. Ты стал мне мерзок, и я сама стала себе отвратительна из-за того, что имела глупость поверить тебе. Жаль, что у меня под рукой было мало рвотных трав, а то бы я приготовила тебе зелье посильнее. Тебе, помнится, пришелся по вкусу этот напиток благодаря тому, что я добавила в него имбиря? Я слышала, как тебя рвало, и эти звуки были для меня словно музыка. Мой напиток не был отравлен, но я очень рада, что тебе стало от него настолько худо, что ты вообразил, будто выпил яд. Он окаменел от злости.

– Я хотел прикончить тебя за твое вероломство!

– Ты получил то, что заслужил. Ты лгал мне. Ты обманывал меня. У тебя нет чести.

– Я только хотел переспать с тобой, но не имел желания видеть потом каждый день твое проклятое лицо. А ты отравила меня.

– Я же сказала тебе, что в моем зелье не было яда. Я просто хотела, чтобы тебе стало так плохо, что ты сам захотел бы умереть, но не смог.

Он отпустил ее косу. Он до сих пор ясно помнил, как ужасно болел у него живот, как его без конца сводили мучительные спазмы, как извергалась у него изо рта горькая желчь, помнил запах блевотины, которым пропиталась его одежда. Он расквитается с ней за свои страдания! У него уже сейчас руки чешутся схватить ее за горло и придушить. Но он ничего ей не скажет, пусть помучается, гадая, что у него на уме.

– Я больше не стану тратить на тебя любезные слова, Чесса. Я хотел взять тебя и я это сделаю, и мне все равно, нравится тебе это или нет. Только попробуй еще раз причинить мне вред, и тогда я позабочусь, чтобы с тобой произошел несчастный случай, а я изображу большое горе, когда буду рассказывать о твоей гибели моему отцу.

– Ты не посмеешь прикоснуться ко мне, Рагнор, или я найду способ прикончить тебя, клянусь богами.

Как же мне жаль, что я не видела собственными глазами, как тебя выворачивало наизнанку! Правда, мне все было слышно, и я славно посмеялась, потому что ты получил по заслугам. Ты оскорбил меня, Рагнор, и я отомстила тебе. Разве не так поступил бы на моем месте мужчина? Так почему этого не может сделать женщина?

Она замолчала, зная, что сейчас он опять ударит ее. Лицо его побелело от ярости, глаза бешено сверкали. Но она не могла молчать. То, что она сказала этому подлецу, было правдой, и она не могла не бросить эту правду ему в лицо. Теперь ей придется расплачиваться за свои слова.

Она чувствовала, что сам воздух вокруг них накалился от его гнева. Он упал на колени подле нее, схватил за горло и стиснул его. Чесса вцепилась ему в запястья, пытаясь оторвать его руки от своей шеи, но он только усилил хватку. Она дернулась вбок, и Рагнор упал на дощатый настил на корме. Внезапно он отпустил ее горло, повалил ее на спину и подмял под себя.

– Вот что мне было от тебя надо, – прорычал он, упираясь ладонью в ее живот. – И сейчас я это получу.

Он навалился на нее, и Чесса застыла от ужаса и отвращения. Она чувствовала тяжесть его тела, ощущала все его выпуклости и изгибы, его каменную твердость, звериную силу. Это было омерзительно.

– Мой господин, капитан собирается отплывать. Он хочет поговорить с тобой. Прошу тебя, господин, пойдем.

Рагнор совершенно забыл о присутствии Керека, о том, что тот стоит в нескольких шагах и наблюдает. Отец был убежден, что этот проклятый датский ублюдок – наилучший телохранитель для его сына. Он говорил Рагнору, что Керек – человек разумный и здравомыслящий. Вполне возможно. Только зачем он пытается влезть не в свое дело и заступиться за эту стерву Чессу! Чего ему неймется, что он может понимать в таком деле? Он уже старик, и огонь в его крови давно погас.

Рагнор скатился с Чессы и вскочил на ноги. Она лежала у его ног, закрывая руками грудь, бледная от страха. Да, нет у нее красивой бледности его беляночки Инельды – Чесса, даже бледная, остается чересчур смуглой. И эти ее черные волосы выглядят слишком странно, и зеленые глаза какие-то уж слишком загадочные, как будто она знает что-то, чего не знает он. Они у нее холодные, не то что ласковые, зовущие глаза Инельды.

Он помотал головой, отгоняя несвоевременные мысли.

– Имей в виду, я еще вернусь. Если будешь вести себя хорошо, я не дам тебе повода жаловаться на меня моему отцу. Если ты спрячешь свое проклятое высокомерие, я не лягу с тобой, покуда нас не поженят. Но если ты меня рассердишь, если будешь говорить со мной дерзко, я сдеру с тебя всю одежду и выставлю голой перед своими людьми. Ты поняла меня, Чесса?

– Я поняла тебя, – ответила она, думая лишь об одном: как убежать от него.

– Сейчас ты похожа на самую грязную из йоркских шлюх. Керек принесет тебе воды, чтобы ты умылась. Не знаю, хватит ли ее, чтобы смыть с тебя всю грязь, но ты уж постарайся. Я привез с собой одежду, которую ты будешь носить. Оденься так, чтобы на тебя не было противно смотреть.

– Если бы я не пошла на реку ловить рыбу, ты бы не сумел меня захватить. То, что я выгляжу грязнулей, из-за того, что возилась с неводом, должно тебя радовать. Кабы не это, меня бы здесь не было.

– Так или иначе, я все равно бы сцапал тебя, Чесса, – с утробным смешком ответил Рагнор.

Сказав это, он удалился.

Руан, дворец герцога Ролло

– Ее похитили! – прохрипел Бьярни. Он тяжело дышал, поскольку бежал всю дорогу от пристани до дворца. – Она как в воду канула! Король Ситрик рвет и мечет.

Ролло повернулся к Кливу.

– Не могла ли она просто сбежать? Может быть, она не желала выходить замуж за Вильгельма?

– Какая разница, чего она желала, государь? Решала не она, а ее отец. – Клив вздохнул. – Нет, тут дело в другом. Кто-то похитил ее. Кому это было выгодно?

– Король Ситрик считает, что это дело рук Рагнора Йоркского, – сказал Бьярни. – Он говорил мне, что отец Рагнора Олрик, король Данло, хочет, чтобы Чесса стала женой его сына.

Клив не смог удержаться от смеха. Он уже рассказал герцогу, как Чесса обошлась с Рагнором Йоркским.

– Да, государь, – сказал он, отсмеявшись, – трудно себе представить, что Олрик мог официально попросить ее руки у Ситрика. Он знал, что Ситрик ему непременно откажет. Поэтому он просто взял и похитил ее, чтобы женить на ней своего сынка Вильгельм, которого это известие должно было бы повергнуть в великое огорчение, бодро сказал:

– Да, скорее всего это сделал Рагнор. Лотар по прозвищу Лысый, один из министров короля Карла, тоже говорил мне, что Олрик хочет заполучить принцессу Чессу для своего сына. Даже сам король Карл – и тот не прочь бы сделать ее своей невесткой, хотя его старшему сыну всего одиннадцать лет.

– Почему ты ничего не сказал мне об этом? – спросил Ролло, обращая на своего единственного сына тяжелый, властный взгляд.

Вильгельм равнодушно пожал плечами:

– Французы хотят, чтобы один из сыновей Ситрика обручился с одной из их принцесс. Им не по вкусу союз Ирландии и Нормандии, залогом которого стала бы Чесса. Поэтому я бы не удивился, если бы оказалось, что Карл подсобил Олрику и Рагнору выкрасть эту девицу.

– Эта девица, о которой ты говоришь с таким безразличием, должна была стать твоей женой, Вильгельм.

– Ну и что, отец? Ей же не грозит бесчестье. Когда-нибудь она станет королевой Данло. А я буду жить, как жил раньше. У меня есть сын, которого мне подарила моя дорогая Маргарет. Эйлдер станет моим наследником. Он выживет и достигнет зрелого возраста. Право же, мне не нужны другие сыновья.

Герцог Ролло посмотрел на своего тридцатилетнего сына и веско сказал:

– Ты глупец, Вильгельм. Если ты любишь давно умершую женщину так сильно, что готов поставить под угрозу продолжение нашей династии, то у тебя явно не все в порядке с головой;

Почуяв, что сейчас старый спор между отцом и сыном разгорится с новой силой, Клив кашлянул и сказал:

– Я отправлюсь на поиски принцессы.

– Да, – немедля согласился Ролло. – Привези ее в Руан, Клив. Вильгельм исполнит свой долг. Он женится на ней и родит еще дюжину сыновей. Это необходимо, сын мой. Наш род не должен угаснуть из-за того, что ты все еще любишь эту свою треклятую покойницу.

Клив повернулся к Вильгельму.

Тот явно понимал, что спорить с отцом бесполезно.

– Да, Клив, – сказал он, – привези ее сюда. Уговор есть уговор, и я не отступлюсь от своего слова.

– Меррик будет рад этому походу, – заметил Клив. – Он соскучился по приключениям.

– Я тоже, – спокойно заметила стоящая за его спиной Ларен. – Я тоже.

– Отец, – пискнула Кири и протянула к нему ручки. Ларен отпустила ее и, обнимая дочь, Клив подумал, что в предстоящих им приключениях ему придется быть очень осторожным.

* * *

Вокруг царила непроглядная тьма. До лежащей в кормовом шатре Чессы доносились голоса переговаривающихся между собой гребцов. Они жаловались, что ветер стих и теперь им всем придется мучиться, изо всех сил налегая на весла. Еще они сетовали, что Рагнор слишком их торопит. Он хочет быть в Йорке уже через четыре дня. Сейчас они плывут по Ла-Маншу, подумала Чесса, совсем близко от берегов Нормандии. А потом, уже скоро, повернут на север и поплывут по Северному морю, после чего войдут в реку Уз и по ней доберутся до Йорка. Вот там-то она и сбежит.

Знает ли уже Клив, что ее похитили? Что он об этом думает, беспокоится ли о ней? Хочет ли снова увидеть ее целой и невредимой? Вспоминает ли ее так, как она вспоминает его?

Она явственно представила себе его прекрасное лицо, яркое золото его волос, его удивительные глаза: один голубой, другой золотистый. А вот вопрос о том, что думают и чувствуют сейчас Вильгельм и герцог Ролло, – ее не занимал. Мысль о них ни разу не пришла ей в голову.

Она вздохнула и постаралась поудобнее улечься на ковре, завернувшись в теплое шерстяное одеяло. Как и в предыдущие три ночи, ее мучила тревога – Чесса боялась, что Рагнор не сдержит своего слова и придет, чтобы изнасиловать ее. Она знала, что Керек ничего не сможет сделать, если сын короля Олрика твердо решит взять ее силой. Правда, теперь ей казалось, что, насколько это возможно, Керек все же постарается ей помочь. Хотя этот рыжий великан уже немало пожил, он был так же силен, как и более молодые воины, однако в отличие от них в нем чувствовались мягкость и доброта. Как же побудить его помочь ей бежать? Видно, что Рагнора он терпеть не может, но удастся ли на этом сыграть?

За последние три дня Керек провел с ней немало времени, как видно рассчитывая на то, что его присутствие оградит ее от посягательств Рагнора. Он приносил ей пищу и воду, но, беседуя с ней, явно чувствовал себя не в своей тарелке – ведь он был человеком бедным и незнатным, а она как-никак принцесса.

Ее считают принцессой только потому, что у нее очень умный отец. Подумав об этом, Чесса улыбнулась. Все эти короли и герцоги желают заполучить ее из-за ее чистой, благородной скандинавской крови и из-за могущества ее отца. Если бы они знали правду!..

– Принцесса…

– Да, Керек, я здесь. Какая темная нынче ночь. Луны совсем не видно. Скажи мне: как же кормчий узнает, куда следует грести?

– Он видит слабый свет Полярной звезды, принцесса. Наш кормчий знает каждую звездочку на небе. Готов поклясться, что он сумеет найти дорогу, даже если начнется ненастье и пойдет дождь.

– Зачем ты пришел на корму, Керек? Он не ответил, и она повторила вопрос.

– Чтобы помешать ему, – ответил он наконец. – Сегодня вечером он выпил слишком много меда. Он все время смеется и хвастается перед своими людьми, что сперва попробует, какова ты на вкус, и вышколит тебя и только потом женится. Он уверяет, что, если ты ему не понравишься, он отдаст тебя на потеху своей дружине, а потом выбросит за борт. А отцу своему, Олрику, скажет, что ты упала в море и утонула. Он не очень-то тебя жалует, принцесса. Он никогда не забудет, что по твоей милости его три дня рвало как гадюку, ужалившую христианского дьявола.

– Однако зачем-то я ему нужна, – сказала Чесса.

– Это точно, нужна, да только он этого не понимает. По годам Рагнор взрослый мужчина, но характер и желания у него как у незрелого мальчишки. Королевство Данло становится все слабее. Скоро саксы захватят Йорк, отберут у нас наши земли, присоединят их к своему королевству, и власти викингов придет конец. Это только вопрос времени. Когда Олрик умрет, Рагнору не хватит ни сил, ни ума, чтобы и дальше сдерживать натиск саксов.

Керек замолк и долго молчал, сидя подле Чессы под плотным кожаным навесом. Наконец он заговорил снова:

– Думаю, что ты сможешь многое сделать, чтобы не дать саксам разгромить Данло.

– Кто? Я?! Но ведь я всего лишь женщина.

– Это верно. Но существовали же женщины-воительницы, которые вели в бой мужчин и наголову разбивали врага.

– Да, – согласилась Чесса. – Мне рассказывали о Боадицее, королеве бриттского племени айсенай. Она храбро сражалась против римлян, но в конце концов они ее победили, Керек. Она погибла, и вместе с нею погибли тысячи воинов.

– Мужчины шли в битву под ее началом. Я слышал, что ее воины, прежде чем их разбили и предали мечу, истребили семьдесят тысяч римлян.

– И ты полагаешь, что из меня выйдет вторая Боадицея? По-моему, это глупость.

Она не видела его в темноте, но чувствовала на себе его взгляд.

– Ты еще очень молода, так что пока рано говорить об этом. Но я видел, с каким холодным презрением ты смотрела на Рагнора. Ты говорила с ним зло и гневно, хотя и знала, что за это он ударит тебя. Ты не плакала, не молила о пощаде. Тебе неведом страх.

– Но это вовсе не значит, что я прирожденная воительница. Это означает только одно – что я дура.

– Ты сама отомстила за себя. Ты не стала искать мужчину, который бы совершил возмездие.

– Приготовить рвотное зелье было парой пустяков.

– Но как ты убедила его выпить эту дрянь? Она рассмеялась;

– Он был уверен, что я все равно пущу его в свою постель, хотя я и сказала ему прямо, что он – козье дерьмо и ядовитая змея. Он просто не мог поверить, что женщина способна говорить серьезно. Поэтому когда я улыбнулась ему и предложила напиток с имбирем, он расплылся в ухмылке и выпил все до дна. Блевать он начал не сразу, а только к вечеру следующего дня. До него так и не дошло, что я с ним сделала.

– Ему было хуже, чем речной змее, которую завязали узлами. Глядя на него, все прыскали в рукава.

– И все же я не более чем обыкновенная женщина, Керек. Я верила Рагнору, в самом деле верила, что он меня любит. Я не из тех храбрых женщин, которые способны спасти королевство. Я самая обычная, заурядная дура.

– А до Рагнора ты кого-нибудь любила?

– Нет, но… Керек встал.

– За последние дни я хорошо узнал тебя, принцесса. Ты сможешь многому научиться. Смотри-ка, начинается дождь. И ветер вдруг поднялся. Вот теперь мы увидим, действительно ли наш кормчий способен чуять звезды и держать курс, когда небо обложено тучами.

– Я бы предпочла, чтобы он посадил нас на мель.

– Если даже тебе удастся убежать, я все равно опять схвачу тебя и отдам Рагнору. Но знай: я сделаю это ради Данло, а не ради этого кичливого ничтожества.

Чесса снова опустилась на ковер и натянула одеяло до самого подбородка. Неужели он и впрямь считает ее женщиной-воительницей? Положительно, этот Керек повредился в рассудке.

* * *

Они покинули Руан и поплыли вверх по Сене к Ла-Маншу на двух боевых кораблях и двух торговых. Меррик предвкушал большой барыш.

– У нас есть изящные кубки из мыльного камня, гребни, выточенные из оленьей кости, и красивые браслеты работы Гира-датчанина. Йорк – большой торговый город. Мы выручим там много серебра. – Он улыбнулся, глядя сверху вниз на свою жену. – И потом, мне хочется купить тебе алое платье. Сколько красок ты ни перепробовала, тебе так и не удалось получить этот цвет.

Само собой разумеется, что помимо товаров, предназначенных для продажи, торговые суда везли также и предметы, необходимые для обустройства на новом месте: одежду, сундуки, рыболовные сети, семена, – поскольку никто не знал, что они найдут в Шотландии, когда доплывут до ее берегов и по узкому заливу Морэй-Ферт доберутся до торгового города, называемого Инвернесс. Клив охотно отдал Кири на попечение Ларен, которая командовала одним из торговых кораблей. Надо сказать, что взять на себя командование им она согласилась не сразу.

– Я предпочитаю остаться с Мерриком и с тобой, Клив, – сказала она, недовольно посмотрев на мужа, когда тот предложил ей перейти на торговое судно.

– Мои люди были бы счастливы видеть тебя здесь, тем более что ты искусный скальд и любому хочется тебя послушать, но еще в Малверне Олег попросил меня разрешить тебе взять на себя командование вторым торговым кораблем. Он сказал, что ты справишься лучше любого мужчины.

– Ты лжешь так же легко, как умирающий, который клянется, что отныне больше не будет грешить.

– Вот поэтому ты меня и обожаешь. Она, не выдержав, рассмеялась и, наклонившись, взяла на руки Кири:

– Пойдем, моя радость, а вечером я снова принесу тебя к твоему отцу.

Позже, когда корабли вошли в Ла-Манш, Меррик сказал:

– Меня беспокоит, что ты взял с собой Кири. Тебе следовало оставить ее в Малверне с моими мальчишками или в Руане, у Ролло.

– Нет, – возразил Клив. – Я взял ее, потому что еду домой, Меррик. Я смогу защитить ее. А кроме того, ты же знаешь, она не любит разлучаться со мной.

– Не любит – это еще слишком мягко сказано. Она начинает плохо есть, перестает играть с другими детьми. Она выполняет несложную домашнюю работу, которую ей поручает Ларен, но делает это без всякой радости. Страшно смотреть, как она тает на глазах, когда ее отец долго не возвращается.

– Вот видишь, значит, я был прав, взяв ее с собой, несмотря на все ожидающие нас опасности. Я не смог бы сказать ей, сколько дней пробуду в отъезде, потому что на сей раз это невозможно высчитать. Лучше уж я буду беспокоиться о том, что может с нею приключиться в походе, чем о том, что она чахнет и угасает вдали от меня, потому что я не вернулся к ней в тот день, в который обещал.

– Я не сомневаюсь, что мы сумеем освободить принцессу Чессу, Клив, но с ней на борту мы уже не сможем продолжить путь в Шотландию. Придется сначала доставить ее в Руан.

– Да, знаю, и мне не по душе эта задержка, но принцесса Чесса хорошая девушка. Она умна и очень красива. А глаза у нее зеленее, чем холмы под Осло после проливного дождя.

Меррик задумчиво поглядел на своего друга:

– Стало быть, она тебе нравится?

– Да, нравится. Она была добра и искренна со мной.

– Но готов поспорить, что ты все равно ей не доверял.

– Я был бы ослом, если бы опять доверился женщине.

– Клив, тебе пора забыть Сарлу.

– Дело вовсе не в этом, Меррик. Мне все равно, похожа ли Чесса на ведьму или на христианского ангела. Она принцесса. Она обещана в жены Вильгельму. И ему повезло, что она добра и искренна или по крайней мере старается казаться такой.

– Если Рагнор Йоркский изнасиловал ее, ни один высокородный человек уже не возьмет ее в жены, и тебе это известно.

Клив молча взглянул на друга, и его рука невольно легла на искусно изукрашенную рукоять боевого ножа, висевшего у него на поясе.

"Что бы это значило?” – подумал Меррик. Но ему было недосуг раздумывать над странностями поведения Клива. Подойдя к скамье, на которой сидел Эллер, он похлопал его по плечу и принял у него тяжелое весло.

Вскоре Меррик разделся до набедренной повязки, и спина его блестела от пота.