Великий Ролло проснулся вскоре после рассвета. Он еще лежал в огромной кровати, устланной шкурами оленей из Норвегии, золотым лисьим мехом, присланным из Англии, и роскошными белыми горностаями из Булгара. Отта стоял рядом, наблюдая, как герцог стряхивает с себя сон и зевает. Наконец глаза Ролло остановились на его лице, но тут заговорил Веланд:

– Фромм и его пьяные дружки отправились в город. Прости мне печальное известие, господин:

Фромм мертв. Завязалась ссора и…

– Он всегда лез в драку, – проворчал Ролло, растирая ноющие суставы. С утра он мог предсказать дождь: воздух сгустился, стал влажным, пальцы распухли, и Ролло почувствовал боль даже прежде, чем окончательно проснулся. Теперь это на весь день. Как Ролло ненавидел свою болезнь! Однако тем не менее он по-прежнему силен и крепок, все зубы целы и разум не изменил ему. Не велика важность – суставы.

Он вздохнул. Стало быть, с Фроммом-бычком все кончено. Он куда моложе, но ему уже пора в могилу, а Ролло еще поскрипит. Кого огорчит его смерть? Уж во всяком случае, не Хельгу. Он дал маху с Фроммом, в этом Ролло давно уже признался себе. Этот человек не годился в зятья, он способен был лишь важничать и нос задирать, став родней прославленному Ролло, герцогу Нормандии. Он даже не дал Хельге ребенка, хотя, может быть, и не по своей вине.

Ролло равнодушно произнес, обращаясь к Отте:

– Он всегда дрался из-за женщин, и ради чести, и по любому поводу. Почему же на этот раз Фромм погиб? Он обыкновенно вызывал на бой только тех, кто поменьше его ростом. Неужели он схватился с равным?

– Нет, господин, однако из его противников, хотя все они намного мельче Фромма, ни один не пострадал, а он каким-то образом погиб, ему воткнули нож в горло. С твоего разрешения, мы хотели бы похоронить его уже завтра. Думаю, так будет лучше, не то его дух может остаться в доме, а это нам будет не по нутру.

Ролло насмешливо глянул на своего первого министра:

– Ты снова забыл, что принял христианство, Отта?

Отта отчего-то резко побледнел и привычным жестом обхватил живот Ролло захохотал:

– Ладно, ладно, все мы тут христиане, однако христианскому богу придется свыкнуться с нашими языческими привычками. Завтра же мы похороним Фромма, а Веланд пусть допросит всех людишек, которые участвовали в драке и почему-то даже не были ранены.

Он замолчал: в спальню вошли Меррик и Ларен.

– Мы поспешили прийти, господин, – сказал Меррик, – Веланд уже сообщил нам о смерти Фромма.

Ролло оглядел руну Меррика, закутанную в мягкую льняную ткань.

– Странно, не правда ли, Отта? Оказывается, напали на них обоих, и на Фромма, и на Меррика. Тебе повезло больше, чем ему – Нет, дядя, просто Меррик лучше умеет драться.

– Ты – жена Меррика, а женщины существа преданные. Тебе полагается верить в его силы, по крайней мере, поначалу.

Ларен удивил его тон. Нынче утром Ролло выглядел совсем старым, он словно усох, съежился посреди роскошных покрывал, украшавших ложе. Ларен разглядела темные пятна на его коже, вены, вздувшиеся на шее, в вырезе нарядной шерстяной рубахи, которую Ролло надевал на ночь. Волосы взлохматились, отчего у герцога был нелепый вид, он держался и разговаривал словно старик, со старческими болячками и причудами. Да нет же, у Ролло болят только суставы, вот из-за этого он и ворчлив, а остальное, видно, померещилось.

Сердясь на себя за эти мысли, Ларен осторожно спросила:

– Как ты собираешься поступить?

– Я велю схоронить этого негодяя и подыщу Хельге другого мужа. Она еще неплохо выглядит. Да, ей нужен новый муж.

– Любой мужчина желает иметь детей, а она уже слишком стара для этого, – вмешался Отта.

– А, я уверен, она не смогла родить ребенка из-за своих чертовых зелий. Вот-вот, а бедняжка Ферлен родила восьмерых младенцев, и все они вышли из ее утробы мертвыми, и мое семя теперь уже застыло, точь-в-точь как младенцы Ферлен. Ничего страшного. У меня есть Гийом, рано или поздно его жена родит мне внука, а если нет, остаются еще Меррик и Ларен. Человек, который возьмет Хельгу в жены, станет намного богаче. Кто знает, вдруг, несмотря на ее колдовские снадобья, он все-таки сумеет сделать ей ребенка.

– Говорят, она очень расстроена, – заметил Отта и принялся тереть рукав, его бледно-серые глаза не отрывались от крошечного пятнышка, которое он посадил себе на рубаху час назад. Отта недовольно морщился, он терпеть не мог неопрятности. Желудок его вечно полыхал огнем, по многу раз в день заставляя Отту бежать облегчаться, однако выглядел он всегда безупречно.

Ролло все тем же раздраженным голосом произнес:

– Мало ли чего говорят. А теперь ступайте прочь, все, кроме Ларен. Расскажи мне, чем кончились эти приключения. Прошлой ночью ты оставила Аналею в руках булгарского короля.

Ларен улыбнулась и ответила:

– Хорошо, дядя, сейчас я завершу мою историю.

Ее снова тошнило, она резко побледнела, все тело залил холодный пот. Как же ей это надоело! Ларен медленно поднялась на ноги, посмотрела на содержимое тазика и почувствовала, как живот снова завязывается в тугой узел. Она присела на край кровати, пытаясь отдохнуть. Судороги продолжались. Ларен начала дышать ртом, делая медленный, глубокий вдох. Помогло.

Риза, бывшая нянька Ларен, старая, ворчливая, сгорбленная, вошла в спальню, поглядела на Ларен, ничего, слава богам, не промолвила, прихватила тазик и ушла.

Ларен заснула. Очнулась она незадолго до темноты. Глухие тени заполнили комнату, тишина показалась враждебной. Ларен уже не чувствовала себя дома. В этом дворце совершилось насилие, здесь обитал ужас. Ее спальня вновь стала чужой и опасной, как два года назад.

Ларен приподнялась на локте, тихим, ломким, словно утренний лед, голосом окликнула:

– Кто там? Меррик?

Шепот, вздохи, какие-то звуки чудились ей, или нет, в комнате царила тишина, молчание сгущалось вместе с нараставшей тьмой. Ларен пыталась сглотнуть, но в горле пересохло настолько, что оно заболело. Наконец Ларен совершенно отчетливо расслышала тихий, быть может, ничего не значивший шорох, однако он, несомненно, доносился из дальнего угла комнаты, будто там ворочалось больное животное.

Ларен замерла.

Что-то перемещалось по комнате, приближалось к ней. Ларен хотела вскрикнуть, но шершавый язык распух, в горле саднило. “Меррик”, – пробормотала она, сама не зная, сумела ли она произнести имя мужа вслух.

– Кто здесь? – Ларен спустила ноги с постели, живот сводило судорогой, она опустила голову, надеясь, что ее, по крайней мере, не стошнит. Куда подевалась Риза? Почему ее бросили тут одну?

Но ведь она не одна. Снова послышался скрип, тихий, осторожный, но явственный, не похожий на привычные звуки.

– Кто здесь?

Звук изменился, стал более резким, незваный гость больше не таился, не приглушал своих шагов, он стоял совсем рядом с кроватью. Ларен оглянулась на дверь. Слишком далеко, ей не удастся бежать из спальни, от того, что прокралось в затемненную комнату и шаг за шагом подползает к ней. Когда “оно” коснулось ее плеча, Ларен вскрикнула, развернулась всем телом и увидела перед собой лицо Ферлен, бледное, похожее на холодную зимнюю луну в глухом черном небе.

– Странная ты, Ларен. Чего ты трясешься? Ты до смерти напугала меня.

Сестра явно поддразнивала ее. Ларен попыталась успокоиться. Всего-навсего Ферлен, толстая, медлительная, вечно ноющая, совершенно безвредная, никому не страшная Ферлен.

– Ты так неожиданно… Почему в комнате темно?

– Не знаю. Лампа не горела, когда я заглянула сюда. Я хотела навестить тебя, узнать, как ты – Давай зажжем лампу.

. – Конечно.. – Ферлен поднесла пропитанный маслом жгут к углям, потрескивавшим в камине, и вскоре на конце фитиля расцвел огонек.

– А я люблю темноту, – вздохнула Ферлен, уставившись на пламя. – А ты нет? В твоем возрасте я тоже боялась темноты, но со временем все меняется. Все меняется, а скорбь и печаль остаются. Ладно, что толковать об этом. Теперь здесь светло. Ты успокоилась?

Сам вид Ферлен, ее седых волос, толстых, гладких ладоней, внушал уверенность. Разумеется, Ферлен не представляет собой никакой угрозы. – – Да, – ответила Ларен, – наверное, когда я так внезапно проснулась, мне привиделась страшная ночь, два года назад, когда они пришли за мной и за Таби.

– Это и в самом деле ужасно. В одном Хельга права – счастье, что тебя не убили. Правда, Таби все-таки умер, но ты-то осталась жива, ты совершенно здорова, собираешься родить ребенка своему викингу. Ты унаследуешь Нормандию, разумеется, если не умрешь, рожая, и если твой младенец выживет. Я помню столько умерших детей, Ларен, стольких детей, которые умерли еще прежде, чем открылись их глаза. Ты же знаешь, мои малыши умерли. – Ферлен поглядела на пылающие угли, затем снова перевела взгляд на свою сводную сестру. – Ныне все не так, как прежде. Тебя выдали бы замуж за принца данов в Британии, а поскольку ты исчезла, он женился на датской королевне. Конечно, он увез бы тебя из Руана, верно? Пришлось бы тебе жить среди данов. Мы тут слыхали, у данов дела идут плохо, того гляди, все их земли перейдут к саксам. Король Уессекса отважен, и власть его становится все сильнее. Вскоре в Британии не останется викингов, их землями будут вновь править саксы. Принц области данов и его супруга лишатся всего. Возможно, тебе не следовало возвращаться, Ларен?

– И все же я вернулась. Это ты наняла людей, которые нас похитили?

– Я? Девочка моя дорогая, как могла подобная мысль прийти тебе в голову? – Ферлен расхохоталась, все тело ее сотрясалось от смеха, хотя, по-видимому, слова Ларен не показались ей чересчур забавными.

Хоть бы Меррик вернулся, или Риза, или кто-нибудь – кто угодно.

– Просто подумалось. Я хочу пойти к дяде.

– Погоди, погоди немного, Ларен. Я должна поговорить с тобой, предостеречь. – Она наклонилась ближе к сестре, жирные пальцы вцепились в Плечо Ларен. – Выслушай меня, Ларен, я о тебе пекусь. Твой враг – сам Ролло. Он стар, он злобен, он всех нас ненавидит, и тебя тоже, и твоего мужа-викинга. Больше всех он ненавидел Таби, потому что Таби – сын Халлада, а не его собственный. Ролло сумел породить лишь одного сына, а семя Халлада никак не желало остывать. Да-да, Ролло завидовал своему брату. Понимаешь, он возжелал твою мать, и Халлад догадался, что эта подлая сука тоже возмечтала стать герцогиней Нормандии, она готовилась убить нашего отца, ей понадобился Ролло. Наверное, наш отец расправился с ней – это очень похоже на правду, так? Отец наш бежал, никто его не найдет. Берегись Ролло! Ролло лишился рассудка, он совершенно обезумел, когда твоя мать умерла, а наш отец скрылся. Ларен, Ларен, тебе не следовало возвращаться!

Ларен уставилась на сводную сестру, чувствуя, как тяжело поднимается желудок, затем она опрометью кинулась к тазику. Ее выворачивало наизнанку, а за спиной еще перекатывался жирный хохот Ферлен.

Фромма похоронили в глубокой, выстланной мхом , могиле на горе, откуда открывался вид на Сену. Вещи, которыми Фромм пользовался при жизни, его наряды, оружие, кресло, аккуратно обернули для сохранности и опустили в могилу рядом с ним, подле умершего положили старого раба, сложив ему руки на груди и вручив ему деревянный крест, чтобы умилостивить заодно и христианского бога, – так постановил Ролло.

Хельга отлично играла роль вдовы. Красивая, высокая, с торжественным выражением лица –L– трагическая и отважная женщина, да и только. Фромма, вопреки христианскому уставу, зарыли быстро, потому что викинги верили, будто от трупа может отделиться призрак, который будет тревожить и преследовать их, если вовремя не избавиться от покойника. Фромм и при жизни никому не нравился, так чего ожидать от его тени, кроме зла?

– Кончено, – объявил Ролло, отворачиваясь от высокого кургана, не отмеченного ни памятником, ни надгробным знаком – здесь викинги опять же предпочли соблюсти свои обычаи. Трава вновь вырастет на холме, и чужаки не распознают, где спрятано тело и все сокровища. Памятник Фромм все же получит, но в другом месте, возле дворца, чтобы люди, глядя на монумент, вспоминали его отвагу и великие подвиги.

Ролло посмотрел на Хельгу и Ферлен, затем на Ларен, жавшуюся к Меррику.

– Прошлой ночью мне снился Халлад, – произнес Ролло, – он вернулся, прогневавшись на меня. Он предстал передо мной не стариком, а сильным молодым человеком. Как ни странно, он и лицом казался похожим на меня, хоть это и неверно, ведь мы сильно различались внешне – правда же, Хельга? Халлад не был таким сильным и свирепым, как я, к тому же волосы у него рыжие и густые, точно у дьявола. Зато женщины любили Халлада, все до одной, даже та…

Ролло опустил взгляд на свои распухшие пальцы и принялся растирать суставы. Веланд негромко напомнил ему:

– Господин, пора возвращаться во дворец. Пришел человек – по ремеслу он кузнец – и просит разрешения поговорить с тобой. Кажется, он может что-то поведать о схватке, в которой погиб Фромм. Я допрашивал многих, и все утверждают, что ссора вспыхнула мгновенно, и Фромма быстро убили, никто ничего не успел разобрать – так клятвенно уверяют люди Фромма.

Ролло кивнул, направляясь во дворец вслед за своим министром. Обернувшись через плечо, он позвал:

– Ларен, милая, ты и Меррик придете пообедать со мной, только вы и больше никого. Я хочу побеседовать с Мерриком о короле Карле и его лукавых придворных, все они свиньи, так пишет мне мой сын Гийом. Меррик должен как следует во всем разобраться прежде, чем поедет в Париж, чтобы познакомиться с Гийомом, королем франков. Отта хорошо разбирается в этих делах, он провел много времени при королевском дворе в Париже.

Меррик улыбнулся жене:

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ларен на миг замерла, вслушиваясь в свои ощущения, пальцы ее медленно переплелись с пальцами мужа:

– Малыш притих, слава богам.

– Я спрашивал Хельгу, она сказала, твои мучения скоро прекратятся. Говорит, чем хуже тебе сейчас приходится, тем сильнее уверенность, что ты родишь мальчишку. Впрочем, мне все равно, лишь бы ты опять улыбалась, или орала, как тебе больше нравится, тогда я смогу вновь спорить с тобой и не испытывать смущения и вины, а ты опять будешь осыпать меня упреками и оскорблениями.

– Мне это придется по душе, а то ты становишься таким важным, Меррик, ты слишком полагаешься на свое мнение с тех пор, как меня тошнит и я не могу возражать тебе, – пальцы Ларен легонько пробежали по руке Меррика, – и по всему остальному я тоже соскучилась, мой господин.

Глаза Меррика потемнели, Ларен узнала этот взгляд, вспыхнувшее желание, которое мгновенно толкнуло их друг к другу. В такие минуты Меррик безраздельно принадлежал ей, она могла даже притворяться, будто муж любит ее, потому что проявлял щедрость в своей страсти; он старался доставить Ларен наслаждение и шептал ей слова, которые значили для нее не меньше, чем прикосновение. О да, самый звук его голоса волновал Ларен, и движение Меррика на ней, внутри нее – она вновь отчаянно захотела его.

Как только они вошли в спальню, Меррик осторожно подтолкнул Ларен к кровати, покрытой мехом горностая. Он уложил Ларен на спину и аккуратно расстегнул брошь, удерживавшую платье на ее плече, затем быстро раздел Ларен, не произнося ни слова, следя за движениями своих пальцев, касавшихся обнаженной кожи. Он начал гладить ее грудь, приподнявшись на локте, нависая над ней, и Ларен прогнулась навстречу мужу.

– Соски у тебя увеличились и потемнели, – пробормотал он, нежно прикасаясь губами к груди Ларен. Умелый, горячий язык Меррика легонько щекотал кожу, и Ларен задохнулась – такую радость доставляла ей даже самая простая ласка. Обхватив руками лицо Меррика, она притянула его к себе. Меррик глядел прямо в глаза жене, губы его стали влажными, глаза казались более глубокими и синими, чем когда-либо. Как красив этот мужчина, и он принадлежит Ларен, по крайней мере, в те минуты, когда в нем просыпается желание. Ларен сказала:

– Мне нужны твои губы, Меррик!

Меррик повиновался. Он гладил и целовал Ларен, пока ей не почудилось, будто она вот-вот умрет от немыслимого, непереносимого счастья. И вот ее тело наполнилось жизнью, страстью, Ларен стремилась к последнему наслаждению, которое полностью поглотит ее, смешает реальность и вымысел, оставит на всем свете лишь их двоих, туго сплетенных в объятиях.

Ларен обеими руками хваталась за Меррика, она уже раздвинула ноги и притянула его к себе, вновь и вновь повторяя его имя. А Меррик только улыбался, не спеша накрыть жену своим телом. Вместо этого он перевернулся на спину и поднял Ларен. Он начал входить в нее медленно, очень медленно, стараясь не проникать слишком, глубоко, удерживая Ларен на расстоянии и постепенно приподнимаясь ей навстречу. Наконец он достиг матки, и в тот же миг пальцы Меррика нащупали колдовское местечко внутри Ларен, глаза их встретились. Ларен замерла, ощущая влажность собственной плоти и ласковое прикосновение загрубевшей мужской руки, и тут, прежде чем она поняла, как близка вершина восторга, тело Ларен будто взорвалось.

Она рухнула на Меррика. Счастливые судороги сотрясали ее, ей хотелось еще и еще, она прогибалась и вновь съеживалась, словно младенец, ее волосы упали на лицо Меррика. Он смотрел на нее и думал о ней и о ребенке, которого она носит в своем чреве. Дыхание Меррика пресеклось, тело напряженно сжалось, и он решил было, что никакое чувство не сравнится с этим, но тут еще более мощная волна накрыла его. Меррик сам не мог осознать всю силу страсти, навеки приковавшей его к Ларен. Он вскрикнул, бедра его резко взметнулись вверх, он дрожал всем телом, все глубже и глубже входя в нее, и Ларен вновь приняла его, нежно поглаживая обеими руками лицо мужа в тот миг, когда и он достиг вершины наслаждения.

Все завершилось, и в то же время ничто не закончилось, Меррик знал, что колдовство, соединившее их, никогда не исчерпается. Он удовлетворенно откинулся на спину.

И туг., в неверном дневном свете, когда рассеялся туман у него перед глазами, он явственно увидел Хельгу, притаившуюся возле дверей, точно призрак. Она уставилась на влюбленных, слегка приоткрыла губы, глаза ее сверкали.

Меррик словно оцепенел. Потом с трудом покачал головой. Тогда Хельга повернулась, взглянула на них в последний раз и растворилась в вечерних тенях. Меррик почувствовал, как сильно колотится сердце, не от восторга, а от безумной ярости. Хельга подсматривала за ними, следила, как он поднимает Ларен, как он медленно входит в нее, следила, как его руки ласкали Ларен и Ларен кричала от наслаждения, она видела, как наливается кровью лицо Меррика в тот миг, когда и он достиг утоления своей страсти. Убил бы эту суку!

– Меррик!

– Да!

– Что с тобой? Ты как каменный.

Меррик заставил себя успокоиться, приказал расслабиться мускулам рук, немного согнул ноги. Ларен вновь забралась на него, обхватила руками его бедра и торжествующе усмехнулась:

– Теперь-то я знаю, что ты ощущаешь, когда ложишься на меня сверху, когда командуешь всем и решаешь, что мы будем делать и как долго!

– Ты и вправду так думаешь, дорогая? – Меррик еще произносил эти слова, а руки его уже скользнули вверх про ногам Ларен, и вот он уже дотронулся до нее и до самого себя в том месте, где их тела по-прежнему были соединены. Меррик впитывал влажность Ларен и своего семени, он прикрыл глаза, испытывая даже не радость, а глубочайшее, интимное счастье от этого прикосновения. Он вновь притронулся к Ларен, и она опять упала на него, с трудом переводя дыхание.

– Значит, нынче ты командуешь нами? – со смехом спросил Меррик.

Ларен не ответила. Она прижалась к нему, раскинула руки на груди Меррика и принялась целовать его рот, подбородок, шею, опускаясь постепенно к груди. Она приподнялась, почувствовала, как набухает внутри нее плоть Медика, – и с улыбкой медленно вновь опустилась, потом опять приподнялась и вновь опустилась – медленно, так медленно.

Меррик прикрыл глаза и застонал. Его руки крепко сжимали бедра Ларен, на этот раз позволив ей опуститься. Меррик заставил Ларен перевернуться на спину и тут же накрыл ее своим телом, он ласкал и целовал ее до тех пор, пока не погрузился снова глубоко в ее недра, вновь вырвав у нее крик наслаждения. Он прижимал к себе Ларен, пот струился по ее нежной коже, она вся отдавалась страсти, и Меррик сумел на время забыть, что Хельга подглядывала за ними.

* * *

Меррик, Отта и Ролло сидели в небольшой комнате, поодаль от церемониального зала. Ларен тоже обедала с ними, но затем Ролло отправил племянницу в свою спальню и велел там дожидаться его прихода. Отта принялся рассказывать Меррику про короля Карла и его двор.

Меррик внимательно вслушивался в слова советника. В голосе Отты прозвучало раздражение, когда он сказал:

– Придворные давно разделились на враждующие группы, и я не понимаю, как может король управиться с ними.

– Тут нет ничего сложного, Отта, – с хохотом подхватил Ролло. – Королю приходится прикидываться дурачком, он принимает одну сторону, затем другую, всем улыбается, всем поддакивает, а глаза у него пустые, точно усадьба, из которой все ушли праздновать летнее солнцестояние. Уж такие хитрости ты мог бы разгадать, Отта.

– Разумеется, король глуп, но это вовсе не притворство, господин мой. Ему иногда везет, только и всего.

Ролло изумленно уставился на своего помощника: тот впервые решился открыто противоречить ему. Однако герцог лишь покачал головой со скучающим видом и поднялся на ноги.

– Поболтайте тут вдвоем. Я пойду к Ларен, послушаю сказку про Горма, могучего короля данов, который утратил земную жизнь, но зато стал бессмертным богом.

Отта поглядел вслед герцогу, и на его лице проступила озабоченность. Меррик промолчал, понапрасну ломая себе голову: неужели Ролло больше не интересуется событиями при франкском дворе? Или разум и впрямь изменил старику? Могло ли быть истиной то, что сказал неудачливый убийца: Ролло нанял его вместе с дружком, чтобы те убили Меррика?

Нет, в такое Меррик поверить не мог. Бессмыслица какая-то. И потом Фромм – что это, случайность? Вряд ли. Здесь множество опасных подводных течений, страстей, приглушенных на время, но теперь вырвавшихся на волю, столько тайн, о которых Меррик не ведал и догадаться не мог. Он откинулся на спинку кресла, поглаживая искусную резьбу подлокотников, и продолжал слушать небылицы о глупом короле, который нисколько не занимал мысли Меррика, столько дней прошло, а он по-прежнему понятия не имеет, кто приказал похитить Ларен и Таби. Кровь болезненными толчками билась в раненой руке.

* * *

Меррик осторожно приоткрыл массивную, но узкую дверцу, преграждавшую путь в комнату на вершине башни, и заглянул внутрь. Странное восьмиугольное помещение, причудливые, зловещие запахи. Хельга стояла у длинной скамьи со множеством глиняных кувшинов и стеклянных пробирок. Подняв голову, она улыбнулась Меррику.

– Я так и рассчитывала, что ты навестишь меня.

– Мне говорили, ты никому не разрешаешь подниматься на башню. Тем не менее мне ты не запретишь войти. – Меррик умолк на миг, наблюдая за широкой улыбкой на лице Хельги. – Ты подглядывала за мной и Ларен. Мне это не нравится. Зачем ты это сделала?

Хельга только пожала плечами, ничуть не страшась его гнева.

– Прежде чем выбрать себе мужчину, я всегда проверяю, в состоянии ли он утолить мои потребности. Ты мне годишься, Меррик Харальдссон, ты, безусловно, годишься.

– Ты и раньше заводила себе любовников, прежде чем Фромма убили?

– Фромм, – повторила она, затем так же безо всякого выражения произнесла имя покойного мужа во второй и в третий раз. – Фромм. Мы столько лет провели в браке, он отчаянно хотел сына, и я тоже – ведь мой сын мог бы стать наследником Ролло после Гийома. Мое брюхо оставалось пустым. Ролло и Фромм винили во всем мои напитки и притирания, но они ошибались. А потом, когда я уже на все махнула рукой, мне удалось зачать дитя. Бедняжка Ферлен как раз родила мертвенького, уже в пятый раз. Боги знают, как я тревожилась за своего малыша. Он двигался во мне, он жил, мой сынок, но я молчала, никому не говорила, боялась признаться.

– И что же?

– Младенец вышел из моего чрева слишком рано. Я пошла в лес к северу от Руана, собирать коренья и травы, и тут у меня начались схватки, Сколько крови вышло, я и не думала, что из женщины может вытечь столько крови. Я похоронила малыша там же, в глубине леса.

– Зачем ты рассказываешь мне все это, Хельга?

– Я не подсылала к тебе убийц. Я всегда мечтала найти человека, которому я могла бы рассказать про моего ребенка. – Хельга отвела взгляд, уставилась куда-то в пустоту, но они по-прежнему стояли очень близко друг к другу, в комнате, полной осеннего тепла и запахов снадобий, хранившихся, в горшках и глиняных мисках. – Тогда я начала варить зелье, чтобы сохранить красоту, вернуть юность своей коже. Я решила сделать тебя своим любовником, Меррик, сын Харальда. Ты силен, твое тело приводит меня в восторг. Мужчины обычно не заботятся о том, чтобы доставить удовольствие женщине. Ты не таков. Я видела, что ты делал с Ларен, а она – она даже не понимает, как ты отличаешься от большинства мужчин. Она не может оценить то, что ты даешь ей. Я хочу тебя, Меррик. Что ты ответишь мне?

– Чего ради я должен согласиться на твое предложение? Я – один из наследников Ролло. Зачем мне рисковать, изменять жене, любимой племяннице герцога, – разве только ради того, чтобы вспахать твой живот, мягкий и белоснежный.

– А вместе с тем, – совсем тихо сказала Хельга, ставя на место изящный бокал, – я могла бы подарить тебе такое наслаждение, какого не ведал ни один мужчина, и к тому же я расскажу тебе, кто замыслил два года назад похищение Ларен.

Меррик с минуту молча глядел на нее и наконец сказал:

– Я мог бы сжать руками твое хрупкое горло и давить до тех пор, пока ты не назовешь мне виновных, – Конечно, ты мог бы это сделать, – согласилась она.

Меррик неторопливо направился к ней. Продолжая улыбаться, Хельга расстегнула высокий воротник, украшавший ее шею.

– Давай же, убей меня! – предложила она.