Ларен слышала, как яростным шепотом ругается Олег, прижимая к груди, покусанную руку. Она продолжала глядеть на викинга, сжимавшего руками ее горло, – просто смотрела на него, не произнося ни слова. Наконец она с размаху ударила его кулаком в живот и вздернула вверх колено, целя в пах.

Колено поднялось очень быстро, Меррик успел только подумать, что, когда костлявое колено нанесет удар, ему это очень не понравится, – и тотчас его предчувствия сбылись. Меррик со свистом втянул в себя воздух, перебарывая дурноту, и схватился руками за живот, в надежде, что боль вскоре утихнет. Олег снова выругался, схватил окаянного мальчишку за шею, пока тот не успел удрать, и в бешенстве сжал эту шею посильнее, чем Меррик, поскольку рука у него все еще кровоточила и он видел, как свирепый маленький дикарь только что заехал Меррику в самое чувствительное место и предводитель викингов рухнул на колени.

В глазах у Ларен потемнело, она проклинала себя за то, что промедлила с бегством, пока торчала тут, разглядывая человека, которого только что ударила, человека, которого она видела утром на невольничьем рынке. Стоило ломать себе голову, зачем он пришел, – в этот миг нерешительности Ларен упустила последнюю возможность спастись. Тьма затопила ее мозг, и она окончательно лишилась сознания.

* * *

Меррик не двигался, он глубоко дышал, стараясь распрямиться. Олег глядел на мальчишку, бессильно рухнувшего к его ногам.

– Убил бы щенка, – проворчал он, – до кости руку прокусил.

– Ладно, мне он тоже неплохо врезал, – попытался успокоить его Меррик.

Внезапно за спиной Меррика послышалось глухое рычание, и сзади на них набросился другой враг: высокий, тощий юноша, явно никогда не бывавший в бою. Меррик еще ощущал дурноту после удара в пах и не был готов к этому нападению. Олег выхватил нож, висевший у него на поясе, занес его над врагом. В этот миг кто-то рванул Олега за ногу. Олег взмахнул руками, взглянул вниз, увидел сверкающие злобой глаза мальчишки и изумился, не в силах поверить, что щенок вновь вступил в борьбу. Олег покачнулся, кулак мальчишки врезался ему в живот, и Олег отлетел к деревянной стене дома, свалившись в кусты. Никто из сражавшихся не произнес ни слова. Битва происходила в полной тишине, ни крика, ни стона, ни вздоха: противники боялись привлечь внимание самого Траско или его людей. Меррик с трудом оторвал руки юноши от своего горла. Наклонившись вперед, он перекинул нападавшего через плечо и с силой бросил его наземь. Вынув нож, Меррик опустился на колени рядом с поверженным врагом, приставив острие к его горлу.

– Не трогай его! – Ларен бросилась к упавшему – тот ошарашенно дергал головой и пытался встать.

Ларен схватила его за руку, потрясла, требуя немедленного ответа:

– Ради богов! Клив, как ты тут оказался? Ты шел за мной? Траско тоже здесь?

– Не трогать этого кривого оборванца? – Голос Меррика звучал теперь устало, и все же происходящее явно забавляло викинга. Подобного приключения в его жизни еще не было. – Зачем же я стану трогать его? Это ведь он хотел убить меня. Он бы и сейчас меня убил, будь у него силы. А я, уж конечно, и пальцем его не трону.

Клив с трудом привстал на колени, покачал головой и вслепую попытался еще раз ударить Меррика.

– Нет, Клив, не надо, – Ларен опустилась на колени рядом со своим другом, пытаясь удержать его, – их тут двое, и оба они вооружены. Они убьют тебя, Клив. Не надо сопротивляться.

Клив уже достал нож.

– Я пришел не затем, чтобы убить тебя, – Меррик в полной растерянности глядел на обоих своих врагов. – Вообще-то я пришел, чтобы помочь тебе, парень. Я купил твоего брата Таби.

Ларен уставилась на него, не веря собственным ушам:

– Что ты сказал?

– Я пришел спасти тебя. Мое имя Меррик Харальдссон, я из Норвегии, и я хочу забрать тебя с собой.

Забрать с собой? Он купил Таби? Ларен не понимала, что он говорит. Она всего-навсего рабыня, как и ее братишка. В замешательстве она вновь обратилась к Меррику:

– Но почему ты это делаешь? Меррик только плечами пожал:

– Похоже, я свихнулся. Поглядел на твоего братишку, когда Траско тебя поволок, и лишился последней крохи здравого смысла. – Он не стал пояснять, что, по-видимому, тронулся умом еще в тот момент, когда поглядел на старшего из братьев и не смог отвести глаз. – Пошли, мальчик, надо убраться отсюда, пока твой хозяин не явился с дюжиной вооруженных слуг. Я хочу помочь тебе, но умирать за тебя не собираюсь.

– Сам он ничего не сделает, слишком жирный, но его слуги – тут, пожалуй, ты прав. Их очень много. Они пьют в глубине дома.

Ларен осторожно поднялась на ноги, но ладонь ее по-прежнему покоилась на плече раба с изуродованным лицом.

– Клив тоже пойдет с нами. Он должен пойти с нами, – Ларен поглядела на Меррика, подумала и добавила:

– Пожалуйста, – слово, к которому, как догадывался Меррик, парня так и не приучили.

– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Олег, ты еще жив или малый покончил с тобой?

– И что тебе за охота спасать змееныша? По мне, лучше его сразу прикончить.

– Не стоит, – возразил Меррик.

Он поглядел на юношу, лицо которого было изуродовано безобразным шрамом, на его золотые волосы, собранные на затылке.

Клив неподвижно стоял рядом с Ларен, бессильно опустив руки.

Слава богам, этот, по крайней мере, не умел сражаться. Вздохнув, Меррик позвал их:

– Идем. Как только доберемся до лодки, сразу же отплываем.

Олег поглядел на свою окровавленную руку, на чумазого мальчишку и сказал:

– Уж я тебя поколочу!

– Не стоит, – отозвалась Ларен, точь-в-точь как Меррик, – честное слово, не стоит.

Она покачнулась, вытянула руки, словно пытаясь уцепиться за Клива, и рухнула. Клив пытался подхватить девушку, но Меррик опередил его. Он легко приподнял пленника:

– Клянусь богами, от этого мальчика остались только кости, кое-как скрепленные грязной кожей и вонючими тряпками. Эта шкура пахнет, так, словно три года гнила на солнце.

– Траско позволил мне накормить его, но он не велел купать мальчика или давать ему чистую одежду, – пояснил Клив. – Я понесу его, господин.

– Сам справлюсь, – проворчал Меррик, закидывая Ларен себе на плечо.

Тонкие кости изголодавшейся Ларен торчали так, что Меррик боялся оцарапаться. Доживет ли бедняга до встречи со своим братишкой? А если умрет, что тогда делать с Таби? Клив дивился неожиданному повороту судьбы. Он выбрался из дома в надежде перехватить Ларен прежде, чем на нее набросится стража; ведь он понимал, что бежать-то ей не удастся, уж слишком она ослабла от недоедания и полученной порки.

То же думал и Траско, поэтому даже не позаботился об охране. Однако Ларен удалось выбраться, – по меньшей мере, начала она неплохо. Клив оглянулся на Меррика. Значит, этот человек пришел спасти ее, вернее – его, ведь он принимал Ларен за мальчика? Клив лишь головой покачал. Трудно поверить, что подобная затея кончится благополучно. Этот викинг – хищный дикарь, из тех, кто ворует чужих рабов, избегая лишних расходов. Клив слыхал кое-какие сказки о смутной Норвегии, стране варварской, жестокой и дикой. Там рождались мужчины, любившие не только мореплавание, торговлю и строительство новых поселений, но и войну, пиратские набеги, грабежи и беспощадные убийства. Вот и этот викинг получил задаром двух рабов. Все, что он говорит, – ложь. Пришел спасти мальчика, потому что пожалел его братишку? Просто смешно. Хотел бы Клив знать, чего на самом деле надо этому человеку. И потом – сколько у них времени в запасе до той минуты, когда Меррик узнает, что Ларен – девчонка?

* * *

"Серебряный ворон” быстро, бесшумно плыл по недвижным темным водам Днепра. Меррик гордился своей ладьей. Судно насчитывало шестьдесят футов в длину, создал его мастер Торрен из Копанга – слава о его мастерстве достигала даже Йорка. В ширину четырнадцать футов, дно почти плоское – это судно не годилось для морского путешествия, скорее, оно было пригодно для плавания по рекам и вмещало немалый груз. Изящно скругленный борт выступал из воды всего на шесть футов, скамьи не были закреплены намертво – если ладья попадет в бурное море, сосновые доски можно будет снять и нарастить ими борт, а пока викинги плыли по безмятежным водам Днепра, под скамьями хранилось серебро, золото, драгоценности, купленные в Киеве, палатки, кухонный скарб и провизия на обратный путь.

Кормило ладьи казалось чересчур большим, но оно хорошо повиновалось руке кормчего; старый Фиррен управлялся с ним так же легко и бережно, как мать со своим младенцем. Ладья попала в глубокое течение, рулевое весло ушло на восемнадцать дюймов ниже линии киля. Парус поднялся высоко и распрямился. Свежий ветер быстро гнал ладью на север, однако гребцы не покидали своих скамей, не снимали рук с весел, негромко переговариваясь друг с другом. Они не успели еще далеко отплыть от Киева, враги, готовые убивать без всякого сожаления, в любой момент могли нагнать их, поэтому, если бы ветер утих, им пришлось бы немедля браться за весла. На ладье было место для двадцати двух гребцов, но, в это плавание Меррик взял с собой только двадцать человек.

* * *

Тусклый свет больших факелов, закрепленных на крепостной стене, поблек. Киев таял вдали. Можно было еще различить густой черный дым этих светильников, поднимавшийся к ясному летнему небу. Мужчины взялись за весла: ветер угас так же внезапно, как угасает после судорог мужское желание. Меррик заговорил со своими людьми, подбодряя каждого, приказывая грести изо всех сил, чтобы уйти и от боевых, и от торговых судов. Он не хотел неприятностей. На дне ладьи скопилось множество сокровищ, и она стала привлекательной добычей для пиратов, хотя Меррик сильно сомневался, что кто-нибудь решится напасть на двадцать хорошо вооруженных викингов.

Меррик вернулся на корму, к старому Фиррену, который ни на миг не отрывал ладоней от кормила. Взглянув на, мальчика, свернувшегося у его ног, зарывшегося в толстое шерстяное одеяло, Меррик подал знак Кливу, чтобы тот занял его место у весла, и опустился на деревянную скамью возле кормчего. Старый Фиррен молчал, его руки направляли ладью, слезящиеся глаза вбирали в себя скорость течения, тени черных туч, несущихся над головой, следил за Взошедшими в тот вечер звездами, за приметами, которые он различал на суше. Меррик не задумываясь убил бы любого за старика – Фиррена прозвали стариком, когда он достиг почтенного сорокалетнего возраста. Своей семьей Фиррен не обзавелся и обычно говорил: “Зато у меня есть Меррик”.

Ларен застонала и попыталась перевернуться на спину. Меррик удержал тонкую руку, чтобы она осталась лежать на животе. Маленький Таби, съежившись, пристроился возле сестры. Он молчал, только поглаживал грязной ручонкой плечо Ларен.

– Обещаю тебе, Таби, твой брат поправится. Он просто очень ослаб от голода и усталости. Через несколько часов мы пристанем к берегу и устроимся на отдых до рассвета. Тогда я присмотрю, чтобы его как следует накормили, и он будет спать до тех пор, пока его силы не восстановятся. Тебе тоже надо поспать, малыш.

– Как темно, – протянул Таби.

Темно-синие глаза взметнулись к лицу Меррика, и викинг вновь почувствовал, как сжимается в его груди неведомая яму огненная пружина.

– Я боюсь, когда темно.

– Не надо больше бояться, – ответил Меррик, ощущая странную боль от того, что сказал малыш.

Он удержал свои руки, уже протянувшиеся схватить малыша, прижать его к груди. Нет, нельзя – он может напугать мальчика.

Меррик не понимал, отчего ему так хочется обнять маленького раба. Он сказал только:

– Хорошо, что сейчас темно. Нам надо уйти подальше от Киева, а потом мы сможем отдохнуть. Вы теперь в безопасности, и ты, и твой брат. Поверь мне.

Мальчик кивнул, но как-то неуверенно, и Меррик догадался: малыш все равно сомневается в его словах. А что "бы он сам подумал на месте Таби? Меррик в растерянности глядел на маленькую грязную ладонь, не отрывавшуюся от плеча старшего брата. Теперь у него на руках трое рабов, а заплатил он только за одного. Рабыню для матери он не купил – ну что уж поделаешь? Трое рабов! Меррик перевел взгляд с Таби на его брата, а затем на Клива, юношу с прекрасными золотыми волосами и уродливым шрамом через все лицо. Клив греб неуклюже – он явно занимался этой работой впервые. На вид ему лет двадцать, не больше, но юноша он крепкий, только вот драться не умеет. И что же ему делать со всеми тремя?

Ларен приняла бурдюк с водой из рук Меррика и жадно напилась. Ее охватила сильная дрожь, и кожаный мешок выпал из рук. Меррик коснулся рукой лба Ларен. Лоб был горячий. Началась лихорадка! Меррик озадаченно нахмурился. Отчего он заболел? С голоду? Или надорвался, заехав Меррику коленом в живот и прокусив Олегу руку чуть ли не до кости? Бессмыслица какая-то! Меррик выругался, понимая, что почти ничем не сумеет помочь мальчику, разве что обтереть его холодной водой – может, так он собьет жар. Непонятно, как действует это средство на огонь, который горит внутри, но обычно от холодной воды наступает облегчение. Во всяком случае, так всегда делает мама. Только бы мальчик не принес на ладью какую-нибудь заразу, от которой вымрут все.

– Таби, – позвал Меррик негромко, так, чтобы привлечь внимание малыша, но не напугать его. – Оторви край одеяла, которым укрыт твой брат. Передай мне этот обрывок, я должен намочить его в реке.

Мальчик тут же исполнил его приказание.

* * *

Меррик подхватил Ларен под мышки, приподнял ее и поставил на ноги. Глянув в тусклые, затуманенные болью глаза, сказал:

– Стой спокойно. У тебя отчего-то лихорадка. Я должен обтереть тебя водой, чтобы прогнать жар.

Ларен ничего не ответила. Меррик чувствовал только, как дрожит и сотрясается тощее тело, и снова подумал, что здесь скрыта какая-то тайна, но постарался не впускать безотчетную тревогу в свои мысли. Ночь выдалась прохладная. Над ровными темными водами Днепра взошли звезды, тускло мерцавшие из-за туч и отражавшиеся на матовой поверхности реки. Ветер превратился в легкое дуновение, пролетавшее над гладью воды. Мужчины низко склонились над веслами, они гребли, гребли без устали, движения их были мощными и дружными. В разрыве туч на миг показался месяц, и Меррик отчетливо разглядел лицо старшего мальчика и лицо Таби. Он крикнул Клину:

– Что случилось с мальчиком? У него началась лихорадка. Дрожит, как девушка в брачную ночь.

Ларен рванулась из рук Меррика, и пришлось покрепче ухватить ее за плечи. Ларен дернулась еще раз и застонала, Меррик ощутил на своих руках какую-то липкую жидкость. Нахмурившись, он приподнял девушку и поддержал легкое тело левой рукой. Сорвав со спины вонючую шкуру, он сдернул дырявую рубаху и под ней обнаружил чистую льняную простынку. Только он взялся за этот последний слой, Ларен снова забилась, на этот раз решительно пытаясь выскользнуть из рук Меррика, но Меррик уже научился справляться с непокорным ребенком. Он посильней нажал ему на спину, чтобы тот не вертелся. Из груди Ларен вырвался стон. Только тут Меррик заметил темные влажные полосы на белом полотне и понял, что означала липкая жидкость на его ладони. Подняв руку, он увидел при тусклом свете звезд пятна крови.

Меррик содрогнулся. Только не это, ради богов! Теперь он обращался со спиной девушки гораздо бережнее, шепнув ей на ухо:

– Стой тихо, иначе я могу сделать тебе больно. Он избил тебя?

– Да, – подтвердила Ларен, с трудом втягивая в себя воздух, – Траско.., меня…

– Потому что ты ударил его на рынке.

– Да, потому, а еще чтобы научить меня послушанию.

– Тише, тише, – повторил Меррик, – я должен понять, что он сделал с тобой. Теперь ясно, отчего у тебя лихорадка.

Меррик осторожно снимал простыню, во многих местах прилипшую к кровавым ссадинам. Он знал, что каждое его движение причиняет боль, но мальчик больше не сопротивлялся, даже не стонал. У этого маленького раба сердце воина! Наконец простыня опустилась до талии, и Меррик увидел узкую бледную спину, сплошь покрытую рубцами. Он тихо выругался. Таби уже стоял возле Ларен, лицо у малыша стало белым, по нему тихо струились слезы.

– Он поправится, Таби, обещаю тебе. Сядь, не хватало еще, чтобы ты свалился за борт.

Меррик вновь взглянул на худую спину, с которой удары бича сорвали не только кожу, но и мясо. Спина была такая узенькая, белая, и она как-то необычно прогибалась к талии.

Что-то тут не так!

Меррик оглядел тонкие руки и плечи, гибкую шею, спутанные, засаленные волосы, бережно уложил ребенка к себе на колени, опустив его на живот, и взялся за разодранные штаны, намереваясь снять их. Ларен вновь забилась, начала колотить Меррика бессильными кулаками, но это не помогло: Меррик просто прижал ее посильнее, положив руку на талию. Наконец он спустил штаны достаточно низко, чтобы обнажить попку. Эта попка не могла принадлежать мальчику. И бедра тоже расширялись отнюдь не по-мужски. Меррик на мгновение прикрыл глаза. О боги, это уж слишком, право же, слишком! Он услышал вопль Клива:

– Не надо, господин. Не снимай с мальчика одежду! Нужно укрыть его!

Меррик ответил, обращаясь одновременно и к Кливу, и к девочке, лежавшей у него на коленях:

– Знаю! Я укрою его.

Он натянул штаны обратно. Наклонившись, он шепнул в ухо девчонке:

– Успокойся, теперь, когда я понял, в чем дело, я послежу, чтобы ты была укрыта.

Потом он начал ругаться и ругался до тех пор, пока не заметил ужас в глазах Таби, и только тогда умолк.

– Я не причиню ей зла, – тихонько сказал он Таби, – я ничего не сделаю. Сиди, не вставай. Не хватало мне еще из-за тебя волноваться.

Что же теперь делать с девчонкой?

Меррик постарался промыть ей спину. Речная вода чистая, нежная, но каким болезненным, каким жестоким должно быть каждое прикосновение к ранам – а ведь это девочка! Меррика никто ни разу в жизни не бил, и сам он никогда не брался за кнут. Он мог ударить по голове, по плечам, особенно когда нужно было добиться повиновения от непокорного пленника, но только не кнутом, рвущим живую плоть. Меррик осторожно прижимал влажную ткань к израненной спине, надеясь хоть немного оттянуть боль, остудить лихорадку. Усилившееся течение покачнуло ладью, и девочка едва не соскользнула с коленей Меррика.

Он окликнул Олега:

– Выбери место на берегу. Мы должны отдохнуть до рассвета. Надо подлечить мальчику спину. Траско жестоко избил его.

Роран, черноглазый, одноухий, слишком темноволосый для викинга, произнес:

– Все это очень странно, Меррик.

– Знаю, что странно. Следи за берегом, Роран, потому что я должен присматривать за мальчиком. Кажется, в этих местах нет дикарей, а, Роран? Роран покачал головой:

– Я бы почуял их, если б у них появилось глупое желание напасть. – Он оглянулся на старого Фиррена, который был опытен не только в кораблевождении, но и в межплеменной торговле.

Фиррен покачал головой:

– Нет, здесь безопасно. Однако скоро мы будем возле Чернигова, а там грязных дикарей – сколько угодно.

– Это я знаю.

– Только глупец решится напасть на нас, хоть у нас всего одна ладья. Но раз теперь с нами дети, надо быть осторожнее на берегу.

Меррик удерживал девочку, пока гребцы вытаскивали ладью на узенькую прибрежную полосу, в сущности даже не на берег, а на отмель, усеянную обломками черных скал и плывунами. Темный сосновый бор подступал к самой воде, и одни боги могли видеть, кто таится в этих густых зарослях.

Склонившись к уху рабыни, Меррик произнес:

– Теперь я переброшу тебя через плечо, и мы сойдем на берег. Не пытайся бороться со мной и помалкивай.

Девушка обвисла у него на руках, и Меррику показалось даже, что она вновь лишилась сознания. Он передал Таби Олегу и подошел к Кливу. Ожидая его, молодой раб тревожно расхаживал взад и вперед по узкой каменистой полоске земли.

– Помоги мужчинам поставить палатки, а потом разложи в моем шатре ковры и меха. Гребцы разведут огонь, и мы поужинаем. Я позабочусь о ней. Ты знаешь хотя бы, как ее имя?

– Ларен.

– Необычное имя, и произношение у нее тоже странное. Откуда она?

– Я еще не умерла. – Она даже приподнялась немного, и Меррик отчетливо различил в ее голосе не только боль, но и свойственную этой рабыне надменность. – Клив ничего не знает. Оставь его в покое и опусти меня на песок. Мне неприятны твои грубые руки.

– Ты еще недостаточно окрепла, чтобы драться со мной, – кротко возразил Меррик, – и уж конечно, тебе не удастся вновь сбить меня с ног, так что попридержи-ка лучше язык.

– Отпусти меня!

– Я уложу тебя, как только Клив расстелет меховое одеяло.

Больше Ларен ничего не сказала. Меррику почудилось, что замолчала она не по собственной воле, а потому что выбилась из сил. Он помахал рукой Таби, но догадался, что малыш не видит его: на берегу звезды мерцали совсем не так ярко, как на реке. Тяжелый, темный сосновый лес, казалось, поглощал весь свет. Когда в шатре Меррика расстелили меха и шерстяные одеяла, он, наклонив голову, вошел внутрь и уложил Ларен на подстилку животом вниз:

– Не шевелись, – коротко приказал он и отправился за дровами.

Он твердо решил заодно выкупать Ларен, а то от нее воняло точь-в-точь как от Ксрцога, огромного пса, принадлежавшего его брату, по весне, когда шерсть сваляется за долгие зимние месяцы. Кстати, от Таби пахло ничуть не лучше.

Клив сумел накормить Ларен кусочками хлеба, размоченными в горячей воде, он же выкупал Таби, а черноглазый Роран приволок ненужную ему одежду, чтобы укрыть малыша на ночь. Однако основную заботу о девушке Меррик решил взять на себя. Он внимательно оглядел своих людей, собравшихся у лагерного костра и поедавших сыр, вяленую говядину, лепешки и орехи. Кивнув в ответ собственным мыслям, Меррик заговорил:

– Траско жестоко избил этого мальчика. Кстати, он вовсе не мальчик, а девочка. У меня нет причин скрывать это от вас. Зовут се Ларен, и больше мне ничего о ней не известно, кроме того, что она сестра Таби. Я присмотрю за ней. Она еще маленькая, совсем как ваши младшие сестренки, так что никто из вас пусть и не мыслит польститься на нее. А теперь ешьте вволю, эля пейте не более одной чары на брата, а потом ложитесь спать. Роран, навостри уши. Ты будешь сегодня дежурить первым.

Меррик почувствовал, как Клив затаил дыхание, услышав его речь. Обернувшись к рабу, он пояснил:

– Они бы н так скоро об этом пронюхали. Нет никакого смысла обманывать их, это все славные ребята, и я любому из них доверю свою жизнь.

Да – и все же это были викинги, суровые, дикие люди, и Клив очень сомневался, насколько они “славные”, однако вслух сказал только:

– Она говорила мне, что уже долгое время притворяется мальчишкой, но мне кажется, ее прежние хозяева – глупцы. Она ничуть не похожа на мальчика.

– Ничуть, – признал Меррик. Он вернулся в палатку, осмотрел ободранную спину девушки. Очень спокойно предложил Ларен:

– Можешь считать меня отцом, старшим братом или даже матерью, если твоей скромности это угодно. Сейчас я сниму с тебя эти лохмотья и отмою тебя, а потом переодену в чистое. У меня есть для тебя свежая рубаха, а Эллер, самый худосочный из моих гребцов, поделится с тобой штанами. Олег, тот самый, которого ты укусила, готов даже отдать тебе свой ремень, чтобы штаны держались на твоей тощей заднице.

– Не смей! Уходи! Я сама!

– Глупости. Закрой рот. Если ты будешь спорить со мной, я брошу тебя на берегу и увезу с собой Таби – никогда больше его не увидишь. Ты сумела удрать ради него, а выйдет, что, зря старалась. Ну как, все ясно, малышка?

Она не ответила.

– Я не собираюсь насиловать тебя, – нахмурившись, добавил Меррик. – Может быть, ты этого так боишься, что стала ядовитой, точно кобра. Да ты посмотри на себя! Выглядишь ты примерно так же аппетитно, как вареный лук, а уж тощая, точно ободранная коза. Тебе сколько лет, двенадцать? Знаешь, я не любитель малолетних девчонок, и никто из моих людей – тоже, так что устраивайся поудобнее и передохни. Хватит болтать. Тебе будет больно, но я постараюсь действовать осторожно.

Только когда Меррик опустил разодранные штаны к ее щиколоткам, стянул их с нее и выбросил вон из палатки, он осознал наконец свою ошибку. Девушка лежала на животе, чуть раздвинув ноги. Меррик оглядел длинные, очень тонкие – что правда, то правда, – но хорошей формы ноги. Можно было догадаться, какой вид они примут, если ей удастся нарастить мясо на свои кости. Меррик перевел взгляд на бедра: конечно же, эти бедра не могли принадлежать мальчишке, – к этому он уже был готов, однако они вовсе не были девчоночьими, детскими бедрами. Да уж, ей давненько миновало двенадцать лет, слишком давно. Бедра выдавали Ларен – это была взрослая девушка.

Меррик снова выругался.