Дэниел Дрисколл оказался великаном, мягкосердечным великаном, как вскоре поняла Диана, несмотря на квадратный, очень упрямый подбородок, ширину плеч и массивные мускулы, которые заставляли натягиваться его сюртук. «Наверное, нелегко приходится портному, который шьет для братца», — подумала Диана. В течение некоторого времени она могла лишь молча смотреть на него.

Их всех представили друг другу. Дэниел пожал ладошку Дианы своей огромной рукой и мягко улыбнулся.

— Я всегда мечтал о маленькой сестренке. Вы такая красивая. Похоже, вы очень счастливы.

Говорил он медленно, низким голосом, его очень светлые голубые глаза поблескивали. Рядом с Дэниелом его мать и жена казались лилипутами, и Диана, которая теперь кое-что знала о браке, удивлялась про себя, как же он умудряется не раздавить Патрицию в постели.

— У меня никогда не было брата, и я очень рада, что теперь он есть. Да, я счастлива! — Она широко улыбнулась. — И я чувствовала бы себя вашей маленькой сестренкой, даже если бы была старше вас.

Он улыбнулся, показав ровные белые зубы. Из-за угловатости его вряд ли можно было назвать красивым, но в нем чувствовалась такая мягкость, на лице была написана такая доброта, что его грубая внешность не замечалась. Девушке захотелось защитить его, но эта мысль ей показалась глупой, принимая во внимание его очевидную физическую силу.

— Я всегда мечтал об Англии, — сказал Дэниел Лайонелу. Он на целых пять дюймов возвышался над графом, и его плечи полностью закрывали от Дианы ее мужа. Подавив желание захихикать, она подумала: «Интересно, как Лайонел чувствует себя в роли маленького братишки?»

— Ну, конечно же! — резким голосом вмешалась Дебора. — Только цель твоей поездки в Англию неразумна, Дэниел. — Ты, разумеется, понимаешь, что теперь все изменилось. Ты должен…

— Да, мама. — Дэниел нежно улыбнулся матери с высоты своего роста, и Диана поняла, что этот разговор прежде повторялся неоднократно.

Ей показалось, что за его спокойным тоном скрывается недюжинная сила воли. Диана была заинтригована, и тут ей на помощь пришел Лайонел, внимательно смотревший на своего зятя. Он спросил:

— А почему вы хотите поехать в Англию?

— Я хочу стать врачом, — просто ответил Дэниел. — Вы когда-нибудь слышали о докторе Джоне Леттсоме? Нет? Так вот, это квакер, он жив и по сей день, живет он, кажется, в Лондоне. Он родился здесь, в Вест-Индии, на острове Литл-Йост-Ван-Дайк. Это по-настоящему удивительный человек, великолепный врач. Я…

— Довольно, Дэниел! — оборвала его Дебора, положив руку на плечо сына. — Не стоит столько говорить. Ты же не хочешь, чтобы его светлости графу стало скучно. — Она исподволь взглянула на Лайонела. — Мой сын еще не понял, что его место здесь, что он должен управлять плантацией «Саварол». Все эти разговоры — просто детский каприз.

— Болезни омерзительны, — сказала Патриция. — А врачи — просто бедняги, которые почти ничего не получают за свои труды. Дэниел, вспомни врача, с которым ты работал на острове Святого Фомы. Он был так беден, что едва мог прокормить семью.

Дэниел посмотрел на жену с высоты своего роста. Его лицо ничего не выражало.

— Доктор Густавус — хороший человек, — только и сказал он, и его голос был таким же спокойным, как и лицо.

Люсьен Саварол кивнул жене, как бы желая прекратить этот разговор.

— Поужинаем на веранде, — сказал он.

— Но, Люсьен…

— На веранде! — твердо повторил Люсьен. — Лайонел не привык к такой жаре, а в столовой — страшная духота.

Веранда располагалась на втором этаже и была примерно тридцать футов в длину и десять в ширину. Навес, перила, удобная мебель. Подвигая Диане плетеный стул с высокой спинкой, Лайонел, одетый к ужину как истый англичанин, подумал, как странно сидеть за столом и слушать пение птиц и далекий шум моря. Он решил, что в вечернем костюме он изжарится заживо, если его не спасет прохладный вечерний бриз. Граф с восхищением рассматривал открывшийся перед ним прекрасный вид: аккуратно подстриженный газон окружали пальмы, странные деревья, о которых он никогда и не слышал, пока Диана не показала их ему по приезде, стволы красного дерева и заросли бугенвиллеи.

Слуги, нет, не слуги, а рабы, сразу же мысленно поправился Лайонел, прислуживали бесшумно, шагов босых ног по полу красного дерева совершенно не было слышно. На них были чистые простые муслиновые штаны и платья. На головах у женщин красовались яркие цветные платки.

— Попробуй, Лайонел, — сказала Диана. — Это печеная рыба в соусе авокадо с травами. А это спинки крабов.

Она выжидающе смотрела на мужа, пока он пробовал предложенные блюда, и заулыбалась, когда он удовлетворенно кивнул.

— И еще обязательно попробуй запеканку из сладкого картофеля. Может, она тебе и не понравится, вкус необычный, но…

— Очень необычный, — согласился Лайонел, разжевав кусочек. — Но почти так же вкусно, как жареные плоды хлебного дерева в твоем приготовлении.

— О, — воскликнула Патриция, — я совсем забыла, что судьба забросила вас вдвоем на необитаемый остров! И вы английский граф! Как это романтично! Вы там ели плоды хлебного дерева?

— Да, — ответила Диана. — И еще я пекла хлебцы из кавассы. И английский граф изволил это кушать, хотя и считал, что корень кавассы на вид отвратителен. А потом английскому графу наконец удалось загарпунить окуня на ужин. Мы нашли пруд с пресной водой, так что нам всего хватало.

— Вам повезло, мальчик мой, — проговорил Люсьен, — что с вами была Диана.

— Несомненно, сэр.

Диана обратилась к Дэниелу:

— Я не знала, что доктор Леттсом все еще жив и находится в Лондоне. Отец говорил мне, что это по-настоящему благородный человек. На борту «Сирены» тоже был великолепный врач. Его зовут Блик, это он вылечил Лайонела.

— Да, — подтвердил граф. — Он изучал медицину в Шотландии, в Эдинбурге, как мне помнится. Прекрасный человек и очень любит свое дело. Он даже рассказал вашей дочери о свойствах козьей ивы, сэр.

— Осторожнее, мой любезный супруг, вы рискуете наговорить лишнего.

— Расскажите о лондонском свете, — попросила Патриция высоким и чуть визгливым голосом.

Дэниел, который до этого момента внимательно слушал, опустил глаза в тарелку и принялся сосредоточено жевать.

Диана, бросив быстрый взгляд на мужа, ответила:

— Он великолепен. Я познакомилась там с одной дамой, ее зовут Шарлотта, леди Дэнверс. Она обладает способностью начисто лишать мужчин разума.

Лайонел вслед за Дэниелом стал накалывать на вилку тушеную почку.

— Я жила у леди Люции Крэнстон. Она строгая и очень любит вот этого самого Лайонела. Сдается мне, что…

— Дура неуклюжая! — вдруг послышался возглас Деборы. Диана вскрикнула, увидев, как Дебора с силой дала Мойре пощечину.

— Безмозглая девчонка, ты испортила мое платье! Хозяйка снова занесла руку, пытаясь еще раз ударить по этому тонкому черному лицу, но Люсьен оборвал ее:

— Довольно, Дебора! Это всего лишь капля вина. Платье вовсе не испорчено.

Дебора тяжело дышала, ее глаза сузились от бессильного гнева.

— Она сделала это нарочно! — выкрикнула хозяйка. — Я такого не потерплю!

— Глупости! — резко бросила Диана. — Мойра, принеси, пожалуйста, миссис Саварол чистой воды. Вино легко отмоется.

— Вы не имеете права отдавать распоряжения! Здесь я хозяйка!

Диана была готова задушить Дебору, но почувствовала ладонь Лайонела на своем запястье. Затем послышался спокойный и мягкий голос отца:

— Я собирался сказать тост в честь моего зятя. И скажу, как только тебе нальют вина, дорогая.

Дебора сдалась. Патриция нервно хихикнула. Дэниел продолжал молча жевать.

— Успокойся, милая, — тихо произнес Лайонел.

— Я не позволю ей…

— Поговорим позже, Диана. — Муж еще ни разу не говорил с ней таким жестким тоном, и Диана замолчала.

Люсьен начал рассказывать о починке сахароварни. Немного спустя, Диана пришла в себя настолько, что могла разумно поддерживать беседу. Боковым зрением она видела, что Дебора выхватила из рук Мойры влажную ткань и стала раздраженно тереть пятно на платье. Тонкое лицо Мойры ничего не выражало. «Что это с ней?» — недоумевала Диана. Ее вдруг охватило чувство беспомощности. Как мог отец жениться на такой злобной женщине?!

Диана откусила большой кусок кокосового пирога и принялась яростно его разжевывать. Когда отец поднял тост, рот у нее был набит.

— За здоровье моего зятя Лайонела Эштона! Милорд, рад принять вас в нашу семью.

— Благодарю вас, сэр.

Дэниел бросил на Лайонела глубокомысленный взгляд и поднял бокал.

— Да, ваше здоровье, милорд, — сказала Патриция таким ласковым и нежным голоском, что Диана широко раскрыла глаза. Как может она флиртовать с Лайонелом, когда ее муж сидит рядом?

У Дианы еще не было возможности поговорить с отцом наедине. В гостиной на первом этаже появилось новое пианино, и Патриция играла для них. Диана была вынуждена признать, что играет невестка хорошо. После чая Диана начала отчаянно зевать, и отец посоветовал ей идти спать. Люсьен, стоя на площадке второго этажа рядом с Деборой, пожелал дочери и зятю доброй ночи.

— Я рад, что ты вернулась домой, — сказал он и нежно поцеловал Диану в щеку.

Он молча посмотрел на дочь долгим взглядом, и Диана почувствовала, что отец чем-то опечален. Ей хотелось рассеять его тоску, поэтому она шутливо проговорила, бросив многозначительный взгляд в сторону Лайонела:

— Он не такой уж плохой муж, папа. Может, он упрямый и властный, но вполне терпимый.

— Дэниел прав, — сказал Люсьен. — Ты счастлива. Спокойной ночи, дорогая.

Лайонел осторожно закрыл за собой дверь в спальню и прислонился к ней спиной, сложив руки на груди.

Диана мягкими шагами подошла к французским окнам и распахнула их. Ароматный ночной воздух наполнил спальню.

— Диана, она хозяйка…

Диана резко обернулась, ее лицо покраснело от нового приступа гнева.

— Она ударила Мойру! За что?! Просто так!

— Что здесь такого? Мойра — рабыня, имущество, часть собственности.

— Твоя снисходительность неуместна, Лайонел Эштон! И твой сарказм тоже. Она человек, у нее тоже есть чувства! Я знаю, что в твоей драгоценной Англии со слугами обращаются просто ужасно! Представляю, как обращается со слугами твоя обожаемая Шарлотта!

— Ты закончила?

Диана подошла к стенному шкафу и с силой ударила кулачком по дверце из светлого дуба.

— Ой! — пробормотала она и потерла ладонь.

— Легче стало?

— Нет. Хотела бы я, чтобы это было лицо Деборы.

— Да ты злюка, а?

— Лучше быть злюкой, чем изображать такое превосходство!

— Я ничего не изображаю, милая.

Диана почувствовала в его тоне насмешку. Она начала расстегивать пуговицы на своем корсаже и так сильно дернула, что одна из них оторвалась и покатилась по полу.

Какое-то время Лайонел смотрел на жену, потом пожал плечами и отошел от двери. Разделись они молча. Граф видел, как его жена достала из шкафа ночную рубашку и пошла с ней за ширму.

— Напрасно, — заметил он.

Лайонел, совершенно обнаженный, вытянулся на прохладных простынях. Слышались пение соловья и приглушенный шум прибоя. Через несколько минут поцелуями и ласками он вставит жену забыть об огорчении. Эта мысль привела в возбуждение его тело, и граф усмехнулся. Комната была залита лунным светом. Приятно пахли цветы. Он был возбужден, как мальчишка.

— Что ты там делаешь, Диана?

— Зашиваю вырез моей ночной рубашки, — вредным голосом отозвалась она.

Наконец Диана показалась из-за ширмы, потушила единственную лампу и медленно подошла к кровати. Ее силуэт четко вырисовывался в лунном свете.

— Я устала, — сказала она, присев на противоположный край кровати.

— Кровать у тебя коротковата. А вот я совсем не устал.

— Мне такой кровати хватает. Странно, что ты не устал.

— Хватит болтать, иди сюда.

— У тебя нет совести. — Она отодвинулась от него. Лайонел схватил ее за рукав рубашки, Диана прыжком соскочила с кровати. Поскольку граф не разжал руки, рубашка из тонкого льняного полотна разорвалась сверху донизу.

— Ой!

Лайонел снова лег.

— Я же говорил, что ты напрасно надеваешь рубашку, Мне кажется, этот предмет одежды не понадобится тебе еще лет тридцать. Иди сюда, милая! У тебя плохое настроение, но для этого нет причин. Ведь у тебя есть я.

— Ты ни на что не годишься.

— Как вас понять, мадам?

— Ты сказал моему отцу правду? Правду о нас с тобой?

— Да. Он заслуживает этого. Благородный человек всегда имеет право знать правду.

— Он знает, что ты собираешься увезти меня в Англию?

— Об этом мы не говорили.

Она все еще сжимала рубашку на груди. Ее волосы свободно лежали на плечах, что графу очень нравилось.

— Я не знаю, что делать.

— Я скажу, что ты сейчас будешь делать. Сейчас ты сбросишь рубашку и покажешь мне свое прекрасное тело. Затем ты бросишься в мои объятия, обовьешься вокруг меня и дашь мне поцеловать каждый дюйм твоего тела.

Она неуверенно и подозрительно посмотрела на мужа, как если бы не доверяла его словам, но ее глаза заинтересованно блеснули. Лайонел улыбнулся.

— Каждый дюйм, — повторил он, понизив голос.

— Я даже подумать не могла, что английский джентльмен, и даже английский граф, может говорить такое.

— Я всего-навсего мужчина, Диана. Свой титул я приберегаю для «Книги пэров», а свои манеры джентльмена — для клубов.

— Ты хочешь, чтобы я забеременела?

Этот откровенный вопрос слегка ошарашил его, но ненадолго.

— Да, я буду стараться изо всех сил. У нас будет целая армия детей, если пожелаешь. — Лайонел хотел было прибавить, что, возможно, она уже беременна, но не стал. К тому же он вспомнил Фрэнсис во время родов. Молодой человек немного помолчал. — Иди сюда, Диана.

Он протянул ей руку ладонью вверх. Диана посмотрела на нее: сильная, длинные пальцы с плоскими подушечками. Она почувствовала дрожь в теле. Раньше ей казалось, что утонченных мужчин на свете нет. Диана вздохнула и забралась в кровать.

— Мне просто не нравится кушетка, — пояснила она, чувствуя, как его рука прошлась от талии к бедру.

— Тогда мы ее выбросим. — Лайонел склонился над женой, разглядывая ее лицо в лунном свете. Он легко коснулся ее губ и медленно обвел пальцем их контур.

— Тебе понравились спинки крабов?

— Да, очень.

Лайонел обхватил ногой ее ноги, и она почувствовала прикосновение его жестких волос к коже бедра. Его ладонь мягко сжала грудь, приподняла ее, как бы взвешивая.

— А запеканка из креветок тебе понравилась?

— Очень вкусно.

Лайонел кончиком пальца обвел ее сосок, при этом пристально следя за движением своей руки.

— А я тебе нравлюсь?

Его глаза блеснули.

— Ты — самое вкусное, что есть на свете, — сказал поцеловал жену. — Открой рот, Диана.

Она послушалась и тут же почувствовала, как его язык коснулся ее языка. Волна неподдельного удовольствия охватила низ ее тела, и она подалась бедрами вперед.

— Да, да, — проговорил Лайонел, и его поцелуй стал еще глубже. — Раздвинь ноги.

Диана послушно раздвинула ноги и посмотрела на мужа снизу вверх. Его взгляд оставался пристальным, а движения его пальцев сводили ее с ума.

— Ты будешь меня трогать? — Неужели это ее голос, жидкий, как черепаховый суп без мяса черепахи?

— Ты имеешь в виду вот так?

Его пальцы мягко проникли в ее женскую плоть, слегка нажали, и Диана вскрикнула. Она не могла отвести взгляда от мужа и понимала, что он читает чувства на ее лице. Диану охватили смущение и желание.

— И вот так?

Его глаза на мгновение закрылись, выражая страсть. Что он при этом ощущает? Его палец двигался в ней, и Диана чувствовала, как ее плоть упруго подается.

Она тяжело дышала, ее страсть доходила до боли.

— Согни колени, Диана… Я хочу войти в тебя… сейчас. Лайонел опустился на жену сверху, прижался к Диане, трогая ее лицо пальцами, влажными от ее влаги.

— Ты такая милая, — сказал он, нежно поцеловав ее в мочку уха.

Он чуть отстранился, и Диана почувствовала, как он входит в нее. Он продолжал медленное, плавное движение, и Диана безотчетно приподняла бедра, чтобы глубже принять его.

Лайонел полностью вошел в нее, Диана посмотрела в лицо мужа и увидела на нем напряжение и нечто похожее на боль. Он вновь опустился на нее и прижался плотнее. Она запылала.

— Я никогда не думала, что мое тело… — начала она, но тут же застонала: пальцы Лайонела скользнули между их тел и нашли ее — Лайонел… — выдохнула она.

— Да, — сказал он, взяв себя в руки. — Да, Диана. Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Диана на мгновение потеряла рассудок, ее тело содрогалось, спина выгнулась назад, из горла рвался сдавленный стон.

— Ты такая красивая! — Сдержанность разом покинула его, и он рванулся вперед, ощущая отголоски ее минувшего экстаза, напряжение ее плоти, и это сводило его с ума. Он отбросил все мысли и целиком отдался Диане.

* * *

Лайонел стоял в тишине на балконе и курил длинную, тонкую сигару. До восхода солнца, кажется, оставалось всего несколько минут. Граф следил взглядом за ленивыми волнами с белыми барашками пены, которые накатывались на белый прибрежный песок и поглощались им. Капитан Кастьерс как-то сказал ему, что в душах некоторых людей живет зов тропиков. Лайонел не мог сказать, относится это к его душе или нет, но чувствовал, что сейчас испытывает нечто похожее на этот зов. Глядя на восхитительный пейзаж, можно забыть о том, что через несколько часов чернокожие мужчины и женщины будут гнуть спину под раскаленным солнцем. Чернокожие мужчины и женщины, у которых белый хозяин.

Лайонел тихо выругался. Нелепое положение, черт побери! Он повернул голову и посмотрел в глубь спальни. Диана лежала на боку, ее великолепные волосы разметались по подушке, простыня прикрывала ее тело. Теперь эта женщина — его жена, на нем лежит ответственность за нее. А это место — ее дом. Он еще раз от души выругался и глубоко втянул воздух.

Внезапно его внимание привлекла какая-то тень под красным деревом. Лайонел шагнул к перилам балкона и пристально вгляделся. Показалась женщина, она шла быстро, испуганно оглядываясь и кутаясь в длинный плащ.

«Интересно», — подумал Лайонел, и стал смотреть дальше.

Послышалось воркование голубя. Женщина резко остановилась, подняла голову, и капюшон плаща чуть съехал в сторону. Лайонел увидел длинные распущенные волосы и решил, что это, должно быть, Патриция Дрисколл.

Затем граф увидел позади нее мужчину. Но он стоял в тени, и Лайонел не мог рассмотреть его. Граф не сомневался, что это незнакомец не Дэниел. Какого черта делает здесь Патриция? Лайонел видел, как она обняла своего спутника, потом побежала за дом. К черному ходу, как понял Лайонел. А где Дэниел?

Небо с каждой минутой становилось все светлее. Уже виднелись хижины в правой стороне долины, где, насколько ему известно, жили рабы. Диана рассказывала ему, что у них там целая деревня — дома с собственными садиками. С другой стороны от усадьбы был домик управляющего, где тот жил с негритянкой, родившей ему троих детей. Лайонел подумал, что, возможно, Патриция возвращалась из дома управляющего, а ее спутник — сам управляющий Грейнджер. Может, сегодня, когда он познакомится с управляющим, то узнает его.

Перед глазами Лайонела появилась красная пелена. Его с новой силой охватили цинизм и гнев обманутого мужчины. «Женщины… — подумал он, — все они лживы и бесчестны, все до одной». Патриция Дрисколл вышла замуж за Дэниела всего три месяца назад, но уже дурачит его и наставляет ему рога. Так же, как ему когда-то — Шарлотта. Та не стала ждать трех месяцев, даже не стала ждать свадьбы! Господи, неужели нет конца женскому коварству?!

Из постели послышался тихий стон, и Лайонел нахмурился. Эта женщина уже несколько дней как его дражайшая жена. Граф бросил сигару на землю и твердым шагом направился к постели. Чтобы женщины были честными, их нужно держать в узде. Женщине нужен хозяин. Он сдернул с Дианы простыню. Она не проснулась, но перевернулась на спину и раскинула руки. Лайонел схватил ее за лодыжки и развел ее ноги в стороны. Потом опустился сверху и одним мощным рывком вошел в нее.

Она вскрикнула и тут же проснулась.

— Лайонел!

— Лежи тихо.

Она была жесткой, равнодушной, не готовой принять его. Лайонел чувствовал, что разрывает ее. Ее руки уперлись ему в плечи, она хрипло дышала. Лайонел делал ей больно, но не останавливался. Он чувствовал, как она дрожит — но не от желания, как она отстраняется от него.

Он выругался и рванулся еще глубже, крепко держа ее за бедра.

Вкусив блаженство, он застонал и упал на нее.

Диана закусила нижнюю губу, но не смогла сдержать слез, и они потекли по щекам.

Лайонел очнулся. Он был как в тумане. Диана лежала в той же позе, широко раскинув ноги. Лайонел вышел из ее тела. Жена смотрела на него, ее потемневшие глаза были полны замешательства и боли.

— Почему ты сделал это?

Разум отказывался служить ему.

— Зачем ты сделал мне больно?

— Ты — женщина, ты такая же, как все, ты… — Он осекся.

Его ум разрывался между совершенным и тем, о чем он думал. Гнев, горевший в нем, вырвался наружу.

— Приведи себя в порядок, — сказал он, глядя на нее. Увидев следы крови на ее бедрах, Лайонел вздрогнул. Кровь и его семя.

Он же изнасиловал се! Изнасиловал собственную жену, порвав ее внутри! Лайонел почувствовал дурноту; гнев обманутого мужчины остыл, как перегоревший пепел. Он сделал такое потому, что Патриция Дрисколл изменяет своему мужу.

Лайонел быстро отвернулся от Дианы и надел панталоны.

— Я пойду поплаваю в морс, — бросил он через плечо и почти выбежал из спальни.

Диана лежала не двигаясь, пока за дверью не послышались торопливые шаги Дидо.

* * *

Патриция смотрела на Лайонела Эштона, графа Сент-Левена. Как умудрилась эта самодовольная зануда, ее невестка, подцепить такого жениха? А ей достался Дэниел Дрисколл. Она мечтала, что этот молодой человек избавит ее от благородной нищеты, которая царила в доме ее тетушки в городке Шарлотта-Амалия. Но этот дурачок желает стать врачом, а женой интересуется мало.

Если бы ей только удалось попасть в Лондон! Тогда она точно заполучила бы графа! Состояние и положение в обществе. Именно об этом она грезила. А этот Дэниел Дрисколл — просто болван.

Патриция прислушалась к тому, что ее свекор говорил графу:

— Видели бы вы, что здесь творится, когда сахарный тростник срезают и перерабатывают. Это настоящий ад! Вы знаете, Лайонел, что мы производим сахар, черную патоку и, разумеется, ром. Большую часть рома отправляем на север, в Соединенные Штаты. Если хотите, Диана покажет вам плантацию и все расскажет. Она знает о выращивании сахарного тростника столько же, сколько я. Верно, Диана?

Диана медленно подняла голову и глубокомысленно положила хлеб на свою тарелку рядом с нетронутым ломтиком ананаса.

— Что, папа?

Люсьен подозрительно посмотрел на дочь.

— Разве ты не хочешь показать своему мужу наш остров? Он может поехать на Эгремоне.

Кличка коня удивила Лайонела.

— Вы сказали Эгремон, сэр?

— Да, мальчик мой. Я знаю, что это имя известного своими скакунами английского герцога. Это просто шутка.

Лайонел улыбнулся.

— Я очень хочу поехать, Диана, — сказал он. Разумеется, Люсьен не сомневался в согласии дочери.

— Отлично! А я тем временем поговорю с Тео Грейнджером. Это наш управляющий, — пояснил он. — Он хороший человек, отлично знает плантацию, ему можно доверять.

Черта с два ему можно доверять, подумал Лайонел. Ему хотелось увидеть этого управляющего. В поисках разгадки граф посмотрел на Патрицию, но ее лицо было непроницаемо. А что касается Деборы Саварол, то сегодня утром она была на удивление молчалива.

— Отлично, — сказала Диана. — А где Дэниел?

— Среди рабов оказался один больной, — с презрением объяснила Патриция.

В этот момент появилась Милли — более чем внушительных размеров негритянка.

— Пришел мистер Грейнджер, масса.

— Спасибо, Милли. Прошу извинить, мне пора.

— Я готов, Диана, — сказал Лайонел и встал.

— Я ездила на вашей кобыле, Диана, — обратилась Патриция к Диане, которая тоже встала. — Она с норовом, не так ли?

Диана побледнела, затем покраснела.

— Нет, это не так.

Лайонел смотрел, как Диана взбежала вверх по ступенькам, чтобы переодеться в амазонку. Он медленно пошел в библиотеку. Ему хотелось увидеть управляющего.

— Это мой дом, — говорила себе Диана, наскоро меняя платье. — Мой дом, моя кобыла. Если только Патриция чем-то повредила Танис, я ей все волосы повырываю. А что до вас, мой любезный супруг, то я еще заставлю вас пожалеть о содеянном.