Лайонел безразличным взглядом обвел всех сидящих за столом. Последней к завтраку вышла Патриция, позевывая, с детски-невинным видом.

— Я рад, что вы вернулись, Лайонел, — сказал Люсьен. — Хорошо, что вы там не слишком задержались, мальчик мой.

— Я видел все, что нужно, — ответил Лайонел. Он улыбнулся и прибавил: — К тому же я скучал по своей жене.

Он сделал паузу, вглядываясь в лицо каждого из присутствующих. В дверях веранды он заметил Дидо и тут же заговорил:

— Прошлым вечером, когда я вернулся, Диана спала. Следовательно, она проспала почти все время с позапрошлого ужина. У меня нет сомнений, что ее напичкали снотворным.

— Господи Боже… — Голос Люсьена оборвался, он не сводил глаз с дочери. — Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая?

— Да, папа. Теперь хорошо.

Последовали бурные восклицания со всех сторон. Лайонел подождал, пока все выговорятся, потом продолжил:

— Скорее всего снотворное подмешали в сдобу из сладкого картофеля. Диана сказала мне, что это блюдо готовили специально для вас, Люсьен. Вы отдали сдобу дочери. Она была единственной, кто ее ел.

— Но это невозможно!

— Какие глупости!

Лайонел с интересом слушал реплики женщин — они реагировали почти одинаково, как если бы… Граф покачал головой, но при этом посмотрел на Дидо. Старуха вся подалась вперед, и Лайонел мог бы поклясться, что ее черное лицо побледнело. Она шагнула вперед, затем назад. Нужно поговорить с ней после завтрака.

Лайонел задумчиво продолжал:

— Или это очень сильное снотворное, или Диане подсыпали его еще вчера либо за завтраком, либо за обедом. Я мало знаком с тем, какими лекарствами пользуются в Вест-Индии. Может, Дэниел может нас просветить?

Дэниел пристально смотрел на Диану, медленно покачивая головой из стороны в сторону.

— Дэниел!

— Что? А-а, лекарства… Есть несколько сильных снотворных. Да, несколько. Вы хорошо себя чувствуете, Диана?

Графиня посмотрела в его озабоченное лицо; его медленная, мягкая речь словно окутывала ее.

— Не волнуйтесь за меня, Дэниел. Я буду жить.

Дебора язвительно заметила:

— Возможно, у нее просто была лихорадка. Господи, есть же более правдоподобные объяснения, чем подсыпанное снотворное? Дэниел может вам подтвердить, что в последние день-два здесь было много случаев подобных заболеваний.

— Это верно, — сказал Дэниел. — Одно из них, в частности, вызывает продолжительный сон, примерно на двадцать четыре часа.

Но Лайонел не собирался хвататься за предложенную версию.

— Когда я вчера вернулся, у нее не было никакой лихорадки.

— В таких случаях не лихорадит, — ответил Дэниел. — Просто больной чувствует сильнейшую усталость и невыносимую головную боль.

— Понятно, — сказал Люсьен.

Не в силах совладать с собой, он перевел взгляд на свою жену, изучая ее лицо. В ее глазах было нечто, что она пыталась скрыть от него. Люсьен нахмурился и сделал глоток кофе.

— Знаете, — проговорил он, обращаясь через стол к своему зятю, — я очень не люблю тайны. Дидо, я хочу поговорить с тобой после завтрака в моем кабинете.

— Да, хозяин.

— Я хотел бы присутствовать при этом, сэр, — сказал Лайонел.

Люсьен кивнул, потом заметил:

— Вы очень скоро вернулись. Бемис вам все показал?

— Я показал графу все, что он хотел, — ответил Эдвард Бемис. Его голос звучал несколько растерянно. — Его светлость осмотрел дом, поселок рабов, но почти не заглядывал на поля. Граф поговорил с надсмотрщиками и некоторыми рабами.

— Вы совершенно правы, — подтвердил Лайонел слегка насмешливым тоном. — Мне этого было достаточно, — уже мягче прибавил он.

Люсьен хотел было узнать у Лайонела о его решении, но тут же придержал язык. Лайонел явно не доверяет Бемису.

Лучше спросить наедине. Плантатор молился про себя: не дай Бог, этот мальчик вернулся с фантастической идеей подарить рабам свободу. Тогда уж никакие молитвы не помогут. Многие уже пытались это сделать. Но все попытки неизбежно заканчивались провалом.

Люсьен Саварол сидел за столом в своем кабинете. Лайонел с Дианой стояли рядом у французских дверей. Дидо, ломая искалеченные артритом руки, смотрела на хозяина.

— Расскажи мне о сдобе из сладкого картофеля, Дидо. Кто готовил ее? Кто мог подсыпать туда снотворное? Ведь это блюдо готовилось для меня, а не для моей дочери.

— Лайла готовила, — сказала Дидо, — Ваша миссис и молодая миссис тоже в кухню заходили. Но я не видела, чтобы они чего сделали.

— Приведи ко мне Лайлу, Дидо.

Однако Лайла, массивная негритянка с круглым и довольно безразличным лицом, ничего нового не сказала. Да, и Дебора, и Патриция заходили на кухню. На вопрос Люсьена, было ли в этом посещении что-то необычное, она ответила, что нет, ничего необычного в этом нет. Разве что Патриция… Молодая миссис редко заходит на кухню.

— Черт! — выругался Люсьен, когда в кабинете остались лишь он и Диана с Лайонелом.

Плантатор мельком взглянул на дочь и заметил, что она вопросительно смотрит на мужа.

— В чем дело, Диана?

— Мы должны были рассказать тебе раньше, папа. Лайонел…

Лайонел пожал плечами.

— Да, Люсьен, пора вам знать. Сэр, несколько дней назад я проснулся рано утром и закурил сигару на балконе. Еще не светало. И я увидел женщину — я почти уверен, что это была Патриция, — которая шла от дома Грейнджера. С ней шел управляющий, я также почти уверен, что это был он. Но тогда я не знал, что на острове есть еще один белый мужчина, Чарльз Суонсон.

Люсьен слушал, вертя в руках резной деревянный нож для бумаг. Вдруг он резким движением разломил его пополам и отбросил. Одна из половинок задела чернильницу, и черные чернила залили лежащие на столе бумаги.

— Очень интересно! Однако зачем Патриции подсыпать мне снотворное? — Люсьен выругался и встал. Диана сразу же поняла, что у него есть еще одна версия. Отец медленно повернулся и очень печально спросил: — А может быть, это Дебора?

— Не думаю, сэр, но понимаю вас. В этом случае, конечно, у нее были причины подсыпать снотворное.

— Но она жена папы!

— Я бы сказал, что и Патриция жена Дэниела, — заметил Люсьен. — Мы, похоже, зашли в тупик.

Лайонел решил пока не делиться с тестем своими планами; ему хотелось еще раз все обдумать.

— Поедем в поселок рабов, — сказал Лайонел Диане.

— Хорошая мысль, — заметил Люсьен. — Может быть, хотя я не очень надеюсь, кто-то из рабов расскажет Диане что-либо.

Лайонел не за этим хотел ехать, но он кивнул. В поселке находился Дэниел, он лечил женщину, которая распорола себе плечо.

— С ней ничего страшного, — сказал Дэниел вместо приветствия. — Но такую рану лучше сразу перевязать.

Он потрепал негритянку по руке, продолжая перевязку.

— Познакомь меня с рабами, Диана.

От удивления она вскинула голову, посмотрела на мужа, потом кивнула. Следующие два часа они гуляли по поселку. Лайонел много спрашивал. Прошлой ночью умерла бабушка Гейтс, и они зашли выразить соболезнования ее родственникам. Под палящим солнцем оба сильно вспотели.

— Пойдем искупаемся, — предложил Лайонел, вытирая выступивший над бровями пот.

Диана отвела его на дальний конец острова. Здесь прибрежный песок был странного розового цвета, а вода — светло-бирюзового. Прямо на берегу росли многочисленные пальмы.

— Я рассказывала тебе о пальмах, Лайонел?

— Нет, я с нетерпением жду — начинай свой занимательный рассказ.

— Вот как, милорд? Что ж, пальмы подбираются близко к воде потому, что только так они могут вырасти на новых местах. Кокос падает, его подхватывает течение. Я не знаю точно, сколько времени плод кокоса может сохраняться в морской воде, но, видимо, очень долго. Затем прилив прибивает кокос к другому острову, плод дает росток. Я не ботаник, не могу сказать точно, как это происходит. Вот почему здесь повсюду растут пальмы.

— Я так и думал. Это интересно. — Лайонел взял жену за подбородок и поцеловал ее. — Поджаришь мне на обед плод хлебного дерева? Как тогда, на острове Калипсо?

Диана улыбнулась. На ней была одна рубашка, которая намокла и прилипла к телу, охлаждая его. Волосы она перевязала лентой, но несколько прядей выбились и спадали ей на лицо. А что касается Лайонела, то он был совершенно обнажен.

Вдруг в животе Лайонела заурчало.

— Наверное, я должна что-нибудь для вас сделать, милорд…

— У меня много пожеланий, но сейчас я голоден.

Они подобрали несколько плодов манго и стали их есть, растянувшись под пальмой.

— А теперь, упрямец, расскажи мне о поездке.

— Ты больше не злишься?

— Злюсь, но что поделаешь? — Затем она мило прибавила: — И еще я решила простить тебя потому, что ты всего-навсего мужчина. И поэтому периодически впадаешь в чисто мужское слабоумие. Но я буду терпелива.

— С чего это я решил покончить с холостой жизнью?

Диана стукнула его под ребро. Лайонел обхватил жену и прижал к себе.

— Рассказывай о своих приключениях, Лайонел.

— Это было не приключение, а необходимость. Роудтаун — отвратительное место, если не считать правительственных зданий и домов нескольких плантаторов. Но это ты знаешь. Бемис нанял двух лошадей, и мы поехали на плантацию «Менденхолл». Наверное, ты также знаешь, что она находится в горах, а дорогу, если ее можно так назвать, размыли недавние дожди.

Лайонел недолго помолчал, его глаза потухли, несомненно, от неприятных воспоминаний.

— Наверное, я ожидал увидеть нечто подобное. Но мне очень хотелось, чтобы эта плантация была похожа на «Саварол». Так вот там, в большом доме поселился надсмотрщик, некий грязный господин по имени Торренс. Кстати, у него отвратительные зубы. Я позаботился о том, чтобы у Бемиса не было возможности предупредить его о нашем приезде. Дом — настоящий свинарник. Надсмотрщика мы застали в постели с рабыней, девочкой, которой не больше тринадцати-четырнадцати лет. На плантации около девяноста рабов; живут они хуже животных. Везде зло: я видел следы кнута на спинах, в том числе на женских. Торренс, разумеется, не закрывал рта, уверяя меня, что здесь все станет намного лучше, как только я вступлю в права наследства, и так далее. Я не ударил его, хотя искушение было велико. Мне представляется, что Бемис и Торренс жили там в свое удовольствие до появления нового хозяина. Им не понравилось, что я приехал без предупреждения. Я еще не видел, чтобы Бемис так поджимал губы. Меня преследовало чувство, что если бы я не был женат, то сложил бы там голову.

— О нет, Лайонел!

— Да, дорогая. Видишь ли, после моей смерти наследницей становишься ты, поэтому моя смерть не принесла бы им никакой выгоды. Прошлым вечером по дороге обратно Бемис не переставал извиняться. Я молчал, разыгрывая скучающего аристократа. Кажется, Бемис остался доволен. Более того, я думаю, Торренс считает, что я оставлю все как есть. Да, твой отец был прав, когда говорил, что управляющим и надсмотрщикам нужны хозяева, которые живут далеко и не интересуются ничем, кроме своей прибыли.

— Что ты собираешься делать?

Лайонел усмехнулся, наклонился и кончиками пальцев вытер сок манго с ее подбородка.

— Пока не скажу, Диана. Мне нужно еще пару дней, чтобы все обдумать. — Он не упомянул, что его замысел может осуществиться только с согласия и одобрения ее отца.

— Я же твоя жена!

— Боже мой, конечно! — Он хитро улыбнулся Диане и положил руку на ее бедро. — Кажется, пора подойти к тебе, как к жене. Наверное, ты страшно скучала по моему мужскому телу?

— Ха! — Но ее глаза уже опустились на нижнюю часть его тела.

Диана протянула руку и коснулась его плоти. Он дернулся и напрягся. Она перевела взгляд на лицо мужа. Оно выражало удивление и… желание.

— Ты такой странный на ощупь, Лайонел. Твердый и в то же время, кажется, мягкий, как бархат. — Ее пальцы обхватили его, и, к ее восторгу, он застонал.

— Лайонел, — тихо сказала она, не сводя глаз с него и своих пальцев, — знаешь, как ты иногда меня любишь…

— Не знаю. Как же?

— Ты… Знаешь… Перестань дразниться!

— Но мне именно так хочется любить тебя, и теперь я знаю, что ты можешь сказать об этом и не покраснеть.

Она слегка покраснела.

— А тебе будет тоже приятно, если я поцелую тебя там?

— Диана, — проговорил он; его голос звучал глухо и горячо, — я с ума сойду от наслаждения.

— Ах так! — удовлетворенно проговорила она. Лайонел видел, как она опустила голову, и почувствовал ее мягкие губы на своем животе. Диана опустила на него руку, заставляя лечь на спину. Когда ее губы слегка коснулись его мужской плоти, ему показалось, что он взорвется. У него перехватило дух.

— Мне нравится твой вкус, — проговорила Диана, и Лайонел почувствовал на себе ее ласковое теплое дыхание. Это было слишком. — Я все делаю правильно, Лайонел?

— Дорогая, если ты будешь продолжать в том же духе, то мы оба пожалеем об этом…

Диана на мгновение подняла голову и усмехнулась.

— Посмотрим, ладно?

Ее лицо оказалось между его ног, ее волосы, теперь уже распущенные, закрывали его живот и бедра.

Когда Лайонел уже не мог сдерживаться, он слегка потянул Диану за волосы, и она выпустила его.

— Иди сюда…

Она опустилась на мужа сверху, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала.

— Теперь, — удовлетворенно заявила она, — я знаю, какой вкус у мужчины.

— Мне больше нравится твой! — Лайонел перевернул ее на спину, и она распростерлась на песке. Ее ласковый смех волной накатывал на Лайонела.

Несколько минут спустя Диана удивлялась, как это чувства могут быть такими сильными и дикими. Ее сердце постепенно перестало колотиться, и она почувствовала себя удовлетворенной и усталой, как разомлевшее на солнце животное.

— Лайонел! — Она погладила мужа по густым волосам.

— Гм-м-м?

Казалось, он тоже засыпает.

— Я хочу тебе кое-что сказать.

Лайонел приподнялся на локтях.

— Что же?

— Если ты не пойдешь в тень, твой весьма мужественный зад поджарится на солнце.

— Кажется, песок везде… и во всем.

Диана толкнула его в грудь и рассмеялась. Они сплавали к рифам и обратно. Ей не хотелось возвращаться домой. Не хотелось, чтобы исчезли волшебство и магия, не хотелось возвращаться к действительности, к пугающей действительности.

Лайонел понял ход ее мысли. Он потрепал жену по щеке.

— Все будет хорошо.

По пути домой Лайонел стал расспрашивать Диану о Грейнджере.

— Как я говорила, Грейнджер живет на плантации «Саварол» уже тринадцать лет. Я была еще маленькой, когда он появился. Отец рассказывал мне, что Грейнджер потерял жену, приехал сюда с Ямайки, чтобы убежать от своего горя, и остался. Со мной он всегда был добр, хотя и грубоват. Я помню, как-то на Рождество он сделал для меня куклу из сахара. — Диана помолчала, улыбнувшись. — Я съела ее. Мне бы так не хотелось, чтобы он оказался в ответе за происходящее здесь.

Лайонел видел Грейнждера в другом свете: для него это был человек, работа которого — держать в повиновении человеческие существа. С другой стороны, человек, который соблазнил Патрицию. Не слишком достойный образ.

Лайонел вздохнул. А может, это Патриция, маленькая кокетка, соблазнила Грейнджера? Граф печально проговорил:

— Мне бы не хотелось, чтобы Дэниелу было больно.

— Мне тоже.

Подойдя к дому, супруги расстались. Лайонел повел лошадей на конюшню, а Диана пошла первой принять ванну.

— Господи, какая вы замарашка!

— Здравствуйте, Патриция. Как я рада вас видеть. Встречи с вами всегда так приятны. А ваша манера вести беседу изящна и мила.

Обе собеседницы стояли на лестничном пролете и смотрели друг другу в глаза, во взгляде Дианы читалась насмешка.

— Думаете, что вы намного лучше меня, да? Да вы посмотрите на себя!

— Я посмотрю через минуту, как только вы закончите говорить мне комплименты.

— Дебора говорит, что у вас лицо станет, как старый сапог, если вы и дальше будете такой сорвиголовой.

Диана послушно коснулась пальцами своей щеки.

— По-моему, у меня кожа действительно шелушится. У вас все, Патриция?

— Он с вами не останется, нет, не останется. Он джентльмен, а джентльмену нужна леди, а не разбитная девица с потрескавшимся носом.

— Вы говорите… о моем муже, не так ли?

— Держу пари, когда он ездил на Тортолу, он не только посетил плантацию «Менденхолл».

— Как интересно, — сказала Диана, сжав за спиной руку в кулак. Ей очень хотелось влепить Патриции крепкую затрещину. — Знаете, временами я задаюсь вопросом, почему вы меня так невзлюбили.

— Потому что у вас всегда было все, что вы хотели. Это несправедливо, вы такого не заслуживаете.

— Я по крайней мере, — заметила Диана, — не изменяю мужу.

Патриция задохнулась.

— Ложь! Это ложь! — Она подхватила свои муслиновые юбки и бросилась вверх по лестнице. Ее светло-каштановые локоны упали ей на лицо.

«Ну почему, — ругала себя Диана, — почему ты не можешь держать язык за зубами?»

Потому что эта девица невыносима, вот почему.

Диана решила выяснить все о прежней жизни Патриции. Может, она действительно выросла в крайней бедности? И поэтому теперь так вредничает?

Бедный Дэниел…

Вечером Чарльз Суонсон не вышел к ужину. Люсьен подождал еще минут десять, но счетовод так и не появился.

— Странно, — заметила Дебора. — Давайте ужинать.

— Я не видел его с самого полудня, — сказал Грейнджер.

Эдвард Бемис пожал плечами.

— В последний раз я видел его в кабинете, он работал.

За столом чувствовалось напряжение. Диане казалось, что оно даже видимо глазом и похоже на серое, грязное болото. Графиня слышала, что в болотах Ямайки водятся крокодилы. Ее передернуло, и она почти не притронулась к креветкам и кокосам.

Эдвард Бемис был погружен в свои мысли и почти все время молчал. Дэниел, по своему обыкновению, с хорошим аппетитом поглощал ужин. Когда Диана шутливо заметила, что такому гиганту нужно хорошее питание, он только улыбнулся.

Патриция была мрачна. А Дебора, по-видимому, как и Диана, чувствовала, что происходит нечто неприятное.

Лайонелу было интересно, каким был Саварол до появления здесь этих дам. И до Бемиса. Господи, какой неприятный тип?

Кто подсыпал Диане снотворное?

Кто задушил Мойру?

Негритянку похоронили, когда Лайонел был на Тортоле. Диана ничего ему не рассказывала о похоронах, и он решил, что, должно быть, она их проспала. «Почему бы не бросить пробный камень?» — подумал граф.

— Как я понимаю, Мойру похоронили вчера?

Лоб Люсьена пересекла морщина, он ответил:

— Да. Бедная девочка!.. Мы с Грейнджером решили, что в этот день наши люди не должны работать. К сожалению, у нас здесь нет священника. Молитвы прочел я.

— Ради какой-то рабыни, — себе под нос пробормотала Патриция; услышали это замечание и Лайонел, и Дэниел.

— Довольно, — прервал Дэниел таким жестким тоном, какого Лайонел от него еще не слышал. Этому парню, подумал Лайонел, давно пора показать жене лицо хозяина.

Дидо поставила посреди стола еще одно огромное блюдо.

— А это, — с огромным удовольствием пояснила Диана, — коронное блюдо Лайлы.

— Что это? — спросил Лайонел.

— Вот эти черные глазки, которые смотрят на тебя, — изюм. Остальные составляющие тоже безвредны.

Лайонел подцепил на вилку большой кусок. Он почувствовал вкус бекона, моркови и еще чего-то знакомого, но чего, не смог узнать.

— В Лондоне мы научим английскую аристократию ужинать по-новому, — сказал он, улыбнувшись жене.

— Нет, дочка, — возразил Люсьен. — Забудь об этом. Лайла останется здесь, со мной.

— Наверное, мне стоит научиться у нее готовить перед отъездом.

— Это вы-то пойдете в кухню?

— А почему бы и нет, Патриция? Вы же иногда туда заявляетесь, как мне говорили.

Дэниел оторвался от коронного блюда.

— Что? И когда это было?

Лайонел сжал под столом ногу Дианы.

— Не знаю, — сказала она, стараясь ответить непринужденно.

Бемис обратился к Лайонелу:

— Милорд, нам с вами необходимо поговорить.

— Да? — проговорил Лайонел.

— Касательно «Менденхолла», сэр! — В голосе Бемиса звучала отчаянная решимость. — Торренс очень беспокоится.

— Это очень мудро с его стороны. Наверное, нам наконец действительно нужно поговорить, и о «Менденхолле» в том числе. Поговорим завтра.

Казалось, Бемис собирался еще что-то сказать, но тут раздался вопль. Он донесся с первого этажа.

— Господи, что там еще?! — Люсьен отбросил салфетку и откинулся на спинку стула.

Послышался топот ног и еще один вопль.

Диане вдруг показалось, что она знает причину криков. Она закрыла глаза и застыла.