У Фрэнсис закружилась голова, и она помотала ею, чтобы комната перестала раскачиваться взад-вперед.

— Это не поможет, — усмехнулся Хок. — Просто не закрывай глаза.

Он сбросил халат на пол и, осторожно опираясь на локти, опустился на жену.

— А я все видела! — хихикнула Фрэнсис. — Природа наделила тебя щедро, точь-в-точь как Джентльмена Дэна.

— Не настолько щедро, к счастью для тебя. — Он слегка щелкнул ее по кончику носа.

— Ты знаешь, — продолжала она с серьезным видом и таким сильным шотландским акцентом, что Хок едва мог понять смысл, — я нахожу, что это… это зрелище волнует…

— Вот и хорошо. А теперь, если ты не против, я сниму наконец эту чертову сорочку!

Она была не против и даже приподнялась, чтобы ему было удобнее. Когда тонкая ткань на несколько секунд прикрыла ей лицо, Фрэнсис снова захихикала:

— У тебя такой мрачный вид, Хок! Это заметно даже через мою паранджу.

«Еще бы! Я так хочу ее, что сейчас испачкаю простыни и опозорю себя на всю оставшуюся жизнь!» — пронеслось у него в голове.

— Значит, ты решила остановиться на Хоке? — спросил он вслух, пытаясь отвлечься.

— Я всегда считала ястреба не самой симпатичной птицей… хм… но теперь… — К удивлению Хока, Фрэнсис вдруг схватила его за голову обеими руками, притянула и звучно поцеловала в губы.

— А можно я на тебя посмотрю?

Он поморгал, впервые в жизни смущенный в постели с женщиной, и даже не нашелся что ответить на столь неожиданную просьбу.

— Можно, да? Тогда ложись.

Он подчинился, чувствуя себя словно в одном из редкостных эротических снов. Наяву он должен был ласкать ее, уговаривая расслабиться, уверяя в том, что ничего неприятного не случится… вместо этого он расслабился сам. Фрэнсис устроилась рядом, подогнув ноги, и принялась разглядывать его с головы до ног.

В свою очередь, он воспользовался моментом, чтобы рассмотреть наконец жену. Ее лицо было очень серьезно, и это создавало волнующий контраст с ее наготой: тяжелой, полной грудью — слишком тяжелой для тонкой талии и округлых, но стройных бедер. Потом взгляд его упал на треугольник волос, более светлых, чем рыже-каштановая грива. Хок напрягся, испугавшись, что не сумеет снова сдержаться, и поспешно поднял глаза. Фрэнсис как раз рассматривала его гордо вздымающуюся плоть! Ее ладонь была едва в дюйме… и опустилась.

— О! — воскликнула она, не отнимая руки. — Как это все странно! Такое мягкое, бархатное — и в то же время такое твердое…

— Фрэнсис, ради Бога!.. — выдавил Хок сквозь стиснутые зубы.

— Хочешь, я тебя поцелую?

Он хотел этого больше всего на свете, хотя и понимал, что она-то имела в виду обычный поцелуй в губы.

— Да-да, иди ко мне! — Он протянул руки.

Как только Фрэнсис оказалась в пределах досягаемости, он в мгновение ока опрокинул ее на спину. Отвел с лица перепутавшиеся пряди. Погладил бедром ее бедра, зажмурившись, чтобы лучше почувствовать кожей шелковистость женской плоти. Он готов был взорваться, как вулкан, но Фрэнсис вдруг захихикала, и это в очередной раз позволило ему справиться с собой.

Однако пора было перехватить инициативу. Хок провел ладонью по животу Фрэнсис, накрыв треугольник волос.

— Ты помнишь, как все было тогда, в запаснике? Помнишь, что ты чувствовала?

Он пошевелил пальцами. Неопределенная улыбка Фрэнсис уступила место выражению беспокойства.

— Да, я помню… но мне страшно.

Дай руку.

В ответ она озадаченно сдвинула брови. Хок взял ее руку, в этот момент неподвижную, безвольную, и несильно надавил на пальцы, заставив ее дотронуться до себя.

— Тебе не нужно бояться. Чувствуешь, как там влажно и горячо? Там все открыто для меня, понимаешь?

Она кивнула с той же серьезностью, с какой принимала каждую крупицу нового знания.

— Ты никогда не испытывала ничего подобного?

— Как я могла? — спросила Фрэнсис рассудительно. — Ты ведь тоже ничего подобного не делал.

— Как это верно… — сказал Хок совсем тихо, больше для себя.

Неожиданно ему вспомнился один из деканов Итона, который любил повторять по любому поводу: «Великие мужи никогда не спешат».

Он убрал руку Фрэнсис и начал ласкать ее, полностью отдавшись этому занятию. Стоило ему на миг прерваться, как Фрэнсис взмолилась, подаваясь навстречу его пальцам:

— Почему ты остановился? Ты ведь не перестанешь так делать?

— Можешь не волноваться, — усмехнулся Хок. «Наконец-то, Амалия, я делаю все правильно. Не прошло и года».

— У меня кружится голова, — жалобно сказала Фрэнсис. — То есть не кружится, но… я не могу собраться с мыслями.

— Вот еще новости! Зачем тебе собираться с мыслями?

— Но мне, наверное, нехорошо! То есть очень хорошо, но у меня темнеет в глазах!

«У меня тоже», — подумал Хок, совершенно измученный желанием. Он до крови прикусил нижнюю губу. Фрэнсис была неисследованной землей, белым шелковистым пространством, которое ему еще предстояло познать и насладиться. Он развел горячие, легонько вздрагивающие ноги и наклонился.

Фрэнсис больше не находила в происходящем ничего забавного. Теперь ей хотелось кричать или, может быть, стонать, хотелось чего-то… она не знала, чего именно. Она и сама не заметила, как зарылась руками в волосы мужа, сжимая и разжимая пальцы в такт ритму его ласки.

— Хо-ок!.

Вместо ответа бессовестное, сводящее с ума движение между ног только усилилось.

Она — лучшее, что случилось с ним за всю жизнь, думал Хок, и вкус ее лучше вкуса любой другой женщины Она мягче. Нежнее. Совершеннее.

Он оторвался от Фрэнсис только тогда, когда ее ног и напряглись в миг, предшествующий оргазму. Он хотел видеть все, каждое ее движение, выражение ее лица, ее взгляд Он поднял голову и протянул руку, продолжая ласку.

— Хок, — вдруг ясно проговорила Фрэнсис. — я умираю, да?

Она закричала и выгнулась дугой. Испуганный взгляд сменился пустым взглядом слепого, лицо исказила гримаса Для Хока это было самое прекрасное зрелище, какое только можно себе представить. Он видел, как Фрэнсис прикусила губу. Как судорожно поднялось ее тело. Как взметнулись вверх руки… и упали бессильно.

Он дышал часто, хрипло, едва находя в себе силы оттягивать и дальше свое удовольствие. Наконец, когда последняя слабая дрожь еще пробегала по телу Фрэнсис, он вошел в нее самозабвенно, целиком, успев ощутить стихающую пульсацию внутри ее.

Ее руки обвились вокруг его плеч, притягивая еще ближе, губы приоткрылись, принимая поцелуй. Все было так как мечталось в тот первый день после его приезда и как не случилось тогда. Он был свободен ловить губами тихие возгласы ее наслаждения и погружаться в теплую глубину всем своим существом.

— О Господи! — крикнул Хок и в следующее мгновение потерялся в ослепляющей бездне, о которой до сих пор просто не знал…

Фрэнсис продолжала прижиматься к нему, счастливо и недоверчиво прислушиваясь к тому, что происходило внутри ее. Там бился их совместный бешеный пульс, наполняя ее тем, что тело воспринимало, как поток густого сладкого меда. Как глубоко он был, ее муж, и как странно он реагировал на все в этот раз!

— О Господи, Фрэнсис… — повторил Хок. приходя в себя.

Он был весь в поту и слаб, как котенок. Сердце даже не колотилось, а словно металось в груди, пытаясь выскочить наружу. Он приподнял голову и тотчас уронил снова. Он едва мог шевелить ресницами.

— Ты был прав, — прошептала Фрэнсис. — Крем нам не понадобился.

В следующую минуту она уснула.

Хок лежал, уткнувшись лицом в подушку, но он почувствовал, что она на время оставила его одного. Он приподнялся на подрагивающих руках и прилег рядом.

— Отныне ты будешь получать на ужин бренди каждый вечер, — объявил он вполголоса, убирая с ее лба влажную прядь.

«Как же ты была права, Амалия!» — думал он, улыбаясь во весь рот. Он понимал, что своей непринужденностью Фрэнсис была обязана выпитому спиртному, но это не делало его менее счастливым. Поднявшись, чтобы погасить свечи, он долго смотрел на разметавшуюся обнаженную жену и решительно улегся рядом с ней, махнув рукой в сторону своей спальни. Фрэнсис во сне инстинктивно устроилась на его плече.

Последней мыслью, мелькнувшей в голове Хока перед тем как он уснул, было: «Не взять ли ее на конюшню и завтра?»

Как всякая вышколенная горничная, Агнес прекрасно знала, что недопустимо входить утром в спальню хозяйки без вызова. Тем не менее она бесшумно приоткрыла дверь и рискнула бросить взгляд через щелочку. Как она и предполагала, в постели лежали двое, во сне прижимаясь друг к другу. Голова леди Фрэнсис покоилась на плече мужа. Агнес улыбнулась и исчезла. Когда через несколько минут она принесла новость на кухню, никто и не подумал подвергнуть ее слова сомнению: очень уж лукавое было у нее лицо.

Между тем Фрэнсис медленно просыпалась. Повернувшись на бок, она увидела спящего Хока.

— Ох нет! — прошептала она, прижав ладонь ко рту. События прошлой ночи живо всплыли в ее памяти.

— Ох нет! — повторила она громче, заливаясь краской.

Шеки Хока были темными от утренней щетины, волосы взлохматились и перепутались. Как великолепен он был!

Фрэнсис протянула руку, чтобы дотронуться до него, и это движение отозвалось пульсирующей болью в висках.

Сердце частило, а во рту было противно. Ощущение было такое, что она выпила целую бадью вина. «Не вина, а бренди», — вспомнив, уточнила она.

— Ох нет! — прошептала она снова, на этот раз едва шевеля губами, чтобы не разбудить мужа

Разумеется, он тут же открыл глаза.

— Какое славное утро, не так ли, жена? — спросил он. с улыбкой глядя в ее смущенное лицо. — Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно! У меня раскалывается голова.

— Ничего удивительного. Я скажу Граньону, чтобы приготовил микстуру против похмелья. Да будет тебе известно, есть несколько рецептов ее приготовления. Кстати, твои груди восхитительны.

Фрэнсис рванула на себя покрывало. К боли в висках тотчас прибавились головокружение и легкая тошнота.

— У меня не было времени уделить твоим грудям достаточно внимания, — продолжал Хок с сожалением. — Ты так меня распалила, милая, что было не до того. Хотелось бы мне знать. так же они изысканны на вкус, как все остальное…

— Перестаньте! — крикнула Фрэнсис, в это солнечное утро трезвая как стеклышко.

Ее муж только улыбнулся с видом возмутительного довольства.

— Вам бы в голову не пришло интересоваться вкусом чего бы то ни было, если б вы по-прежнему считали меня безобразной!

— Ну, ну! — примирительно сказал Хок, которому было знакомо состояние утреннего похмелья. — К чему вспоминать старые ошибки? Я ведь…

— …мужчина, — закончила Фрэнсис с убийственным сарказмом.

— Разумеется, я мужчина, и несколько часов назад ты нисколько не возражала против этого.

— И очень жаль, что не возражала, — буркнула она. — Я была пьяна.

— Означает ли это, что я должен буду и впредь пользоваться этим волшебным средством? Случка лошадей и бренди… хм… и выигрыш в пикет. Придется приложить усилия к тому, чтобы как-нибудь ненароком не проиграть.

Я хочу, чтобы вы покинули мою спальню.

— Чего ради? У нас завязалась милая утренняя беседа.

— У меня раскалывается голова!

— Тогда не начинай спора, потому что я все равно переспорю тебя.

Фрэнсис судорожно скомкала прижатое к груди покрывало. Чем бы швырнуть в эту самодовольную физиономию?

— Обещайте мне никогда больше не делать того, что было ночью, — сказала она угрюмо.

— Почему? — удивился Хок.

Она отвернулась, показав прекрасную белую спину, покрытую спутанными прядями волос. Он протянул руку и коснулся гладкой кожи. Фрэнсис рывком отстранилась:

— Раньше вы не делали того, что вчера, милорд!

— И это было моей величайшей ошибкой. Ты очень скоро начнешь считать любую ласку естественной.

Хок с удовольствием потянулся и закинул руки за спину. Он прекрасно знал, что Фрэнсис хочет выбраться из постели, но не решается продефилировать по комнате в чем мать родила.

На этот раз молчание нисколько не тяготило его. Он готов был лежать так хоть целый час.

— Ты еще многого не знаешь, Фрэнсис, — задумчиво сказал он некоторое время спустя. — Как насчет урока с утра пораньше? Утром тоже можно заниматься любовью, с не меньшим успехом, чем ночью.

Его галантное предложение привело к тому, что Фрэнсис выскочила из постели пулей, волоча за собой покрывало. Обернувшись, она увидела, что совершенно голый Хок, ухмыляясь, смотрит на нее, приподнявшись на локтях. Ее взгляд, конечно же, упал на одну конкретную часть его тела. Он улыбнулся еще шире.

— Ох нет! — в отчаянии воскликнула Фрэнсис и бросилась за ширму, за которой обычно одевалась.

— Может быть, тебе помочь? — искренне предложил Хок.

— Только тем, что послать сюда Граньона с его распроклятой микстурой!

— Хорошо, хорошо, — согласился он, с сожалением посмотрев на ширму. — Обещание есть обещание.

Вздохнув, он поднял с пола халат и направился в свою спальню.

Минут через десять явилась Агнес с подносом, на котором стоял объемистый стакан подозрительной на вид жидкости

— Мистер Граньон посылает вам вот это, миледи

— Какая гадость! — поморщилась Фрэнсис, выпив смесь залпом.

Она уселась в кресло, откинула голову и стала ждать результатов.

Хотя похмелье изчезло, только голод заставил ее спуститься позавтракать. Она надеялась, что за это время Хок давно уже покинул пределы особняка, но он сидел за столом перед полной тарелкой, держа в руках свежий номер «Га-зетт». Увидев Фрэнсис, в нерешительности застывшую на пороге, он сложил газету и улыбнулся:

— Надеюсь, тебе лучше?

— Лучше, — подтвердила она, подчиняясь несправедливой судьбе и усаживаясь за стол.

Хок откусил кусочек тоста с земляничным вареньем, облизнул губы и одобрительно кивнул:

— Вкус этого варенья напоминает тебя. Фрэнсис забегала глазами по комнате.

— Не волнуйся, я отпустил слуг, — безмятежно сообщил он. — Положить тебе чего-нибудь? Наверное, всего побольше. Ты, должно быть, голодна как волк.

Вместо ответа Фрэнсис сама наполнила свою тарелку. После микстуры Граньона, щедро сдобренной все тем же бренди, ее движения были замедленны и слегка неверны

— И запах твой так же восхитителен, как твой вкус, — поддразнил Хок, подождав, пока она набьет рот яйцом всмятку. — Я думал, что с ума сойду, честное слово!

— Бу-бу-бу… — пробормотала она с полным ртом, сверкая глазами.

— Что, дорогая? Ты что-то говорила или просто громко

Жевала?

Фрэнсис с усилием проглотила яйцо и хлеб в полупрожеванном виде и внятно попросила:

— Извольте замолчать!

И это все, что мне предстоит слышать по утрам после тяжких ночных трудов? Хороший любовник имеет право на более теплое обращение.

Она яростно задвигала бровями и бросилась в атаку на ломтик ветчины. Хок искренне забавлялся, глядя, как она пилит мясо ножом и вонзает в него вилку с такой силой, что тарелка откликается жалобным звяканьем. Видимо, ей представлялся распростертый на фарфоре миниатюрный извивающийся муж.

— Пойду-ка я побеседую с Маркусом, — сказал Хок, вставая. — Думаю, понадобится некоторое время, чтобы забрать бразды правления из твоих нежных рук.

Это было задумано как шутка, но лицо Фрэнсис тотчас омрачилось.

— Надеюсь, дорогая, ты не ожидала, что меня устроит роль твоей домашней собачки? — спросил он серьезно. — Я не привык целый день слоняться без дела.

Фрэнсис опустила голову, чувствуя, как почва ускользает из-под ног. Значит, роль домашней собачки оставалась на ее долю? Значит, это ей предстояло теперь слоняться без дела целый день?

— Это ведь мое поместье, Фрэнсис.

— Может быть, вам лучше вернуться в Лондон? — спросила она, не поднимая головы. — После вчерашней ночи я скорее всего забеременею.

— Если бы женшина беременела после каждого оргазма, то ты могла бы рассчитывать сразу на близнецов.

Вилка громко чиркнула по тарелке. Фрэнсис вскочила и возмущенно выпрямилась, уперев руки в бока. Хок с интересом окинул взглядом ее вздымающуюся грудь.

— Положительно, Фрэнсис, я не дождусь ночи. Да и ты тоже, как я погляжу. Твои груди так и тянутся навстречу моим рукам.

Она швырнула ему в лицо пустую чайную чашку. Хок уклонился, засмеялся и многозначительно задвигал бровями, кивая на дверь. Фрэнсис схватила тарелку… и тут вошел Отис, привлеченный звуком разлетевшейся вдребезги чашки. Пришлось водрузить тарелку на прежнее место.

— Ну, дружище, в чем дело? — спросил Хок дворецкого, не скрывая своего хорошего настроения. — Ее светлость и я всего лишь заняты живой утренней болтовней.

— Вам письмо от маркиза, милорд, — сообщил Отис, сделав вид, что только за тем и пришел. — Его переслали сюда из Лондона.

— Прошу меня извинить, — сказала Фрэнсис и поспешно вышла из гостиной.

«Я дам ей время до ночи, чтобы примириться с положением дел», — подумал Хок, сияя довольной улыбкой

— Как ты это объяснишь. Фрэнсис?

Она вскинула голову, только сейчас заметив мужа. Он сидел, облокотившись на дверцу стойла. Закончив бинтовать ногу жеребца повыше копыта, она поднялась, отряхивая юбку

— А что тут объяснять? Я наложила повязку Гордости Кланси. Он подсек ногу во время галопа. У него есть привычка выворачивать ноги во время скачки, и копыто одной травмировало другую. Тренерам давно пора было обратить на это внимание. Придется поговорить с Белвисом…

Она осеклась, заметив, что муж слушает лишь вполуха

— Что вам угодно, милорд?

Хок счел за лучшее пропустить «милорда» мимо ушей. Вместо ответа он протянул Фрэнсис развернутое письмо:

— Это от отца. Он…

— Он болен? Надеюсь, не слишком тяжело?

— Мой родитель переживет нас обоих и еще будет проливать елейные слезы над нашими могилами, — угрюмо сказал Хок. — Он отправил мне это письмо в Лондон, думая. что я до сих пор там. Ты найдешь содержание этого опуса весьма интересным. Отец уверяет, что мне следует поторопиться в Десборо-Холл, так как моя жена подружилась с управляющим теснее, чем того требуют приличия.

— Что?! — ахнула Фрэнсис. От оскорбления у нее потемнело в глазах.

Хок внезапно понял, как глупо было подступать к ней с расспросами. Разумеется, это была очередная интрига его скорого на выдумки отца. Хок решил воспользоваться ситуацией

— Итак, что вы можете сказать в свое оправдание, мадам? Я помню, как этот негодяй Маркус льнул к вам, когда я застал вас обоих врасплох в его кабинете!

Фрэнсис пожалела о том, что за завтраком не расквасила мужу нос тарелкой. Как он мог! Как он мог даже думать о ней такое? Неожиданно она заметила насмешливый огонек во взгляде Хока. Цель маркиза внезапно сделалась ей совершенно ясна. Он вовсе не хотел обидеть ее, да и Хок не поверил ни одному слову письма. Однако он заставил ее поволноваться, и его следовало проучить за это. Она понурила голову и начала крутить какую-то тесемку на юбке.

— Фрэнсис?

Она понурилась еще больше. В голосе Хока уже прозвучала неуверенность, наполнившая ее сердце мстительным ликованием. Бессовестный, ревнивый негодяй! Так ему и надо!

— Зачем он рассказал вам!.. — начала она пристыженным, бесконечно виноватым голосом. — Милорд, я не хотела… просто Маркус так красив и обходителен… я не могла сопротивляться…

Гордость Кланси фыркнул за ее спиной. Фрэнсис выскользнула из стойла, с опаской отойдя подальше от мужа.

— Повтори, что ты сказала!

На этот раз в голосе Хока ясно прозвучали обида и гнев. Фрэнсис испуганно задрожала подбородком.

— Я сказала, что не хотела этого, милорд, — захныкала она, делая вид, что изнемогает от стыда. — Просто мне было так одиноко здесь…

— Что, черт возьми, ты такое несешь? — рявкнул Хок, встряхивая ее за плечи.

— Мое недопустимое поведение не имеет оправдания, милорд. Позволить управляющему все эти вольности!

— Вольности? Какие еще вольности? Немедленно выкладывай все от начала до конца!

— Не понимаю, что это на меня нашло, милорд, но как-то после обеда… — продолжала Фрэнсис, трепеща ресницами.

— Я тебя в порошок сотру! — крикнул Хок, продолжая трясти ее.

Его бешенство было так уморительно, что Фрэнсис не выдержала и засмеялась. Она смеялась и смеялась, только расходясь по мере того, как лицо мужа наливалось кровью.

— Я тебе шею сверну! — прорычал Хок и алчно зашевелил пальцами.

Это позволило ей вывернуться и броситься к дверям конюшни. Там она обернулась. Хок не стал ее преследовать. Он стоял у стойла Гордости Кланси, сжимая кулаки, и выглядел одновременно взбешенным и очень несчастным.

— Маркус — любовник что надо! — ядовито ска-зала Фрэнсис. — Я с ума по нему схожу.

Тут до Хока дошло. И если что-то и могло довести его до белого каления, это Фрэнсис удалось. Он шагнул к ней, вцепившись руками себе в волосы, но жена не стала дожидаться, обнимет он ее или влепит оплеуху. Она убежала, оставив под сводами конюшни слабое эхо своего смеха.

Вечером прибыл маркиз и был встречен невесткой на ступенях Десборо-Холла. Ее глаза были полны слез.

— Как вы могли все ему рассказать, милорд? — спросила она мученическим голосом. — Мы с Маркусом чувствовали себя в полной безопасности — и надо же! Ваше письмо!

Хок наблюдал за этим спектаклем из дверей особняка. Он ехидно усмехнулся, когда ошеломленный маркиз виновато понурился, приняв слова невестки за чистую монету.

— Браво! — воскликнул Хок, хлопая в ладоши.

До маркиза наконец дошло, и он начал отбиваться от цепляющихся рук Фрэнсис.

— Хватит, хватит, комедиантка ты эдакая! — заворчал он.

Фрэнсис разобрал смех. Сердито от нее отвернувшись, маркиз встретил взгляд сына, полный убийственной иронии.

Маркиз со вздохом пожал плечами. Он устал, так как вихрем летел из «Чендоза» предотвратить последствия своего «хитроумного» плана. (Один из общих знакомых обмолвился, что Хок покинул Лондон несколько дней назад и что письмо последовало за ним в Десборо-Холл. Маркиз схватился за голову и велел готовить экипаж.)

— Я вижу, что ошибся в расчетах, — мрачно признал он, хмурясь на Фрэнсис.

— Вы, милорд, беспринципный старый пройдоха! А теперь, когда каждый из нас высказался, вам нужно отдохнуть с дороги. Ваши комнаты готовы.

— Как, разве меня ждали?

— Ну конечно! Я вас ждала, — сказала Фрэнсис, беря свекра под руку, и добавила вполголоса, — и наш милый Маркус тоже…

— Фрэнсис!

Как странно, подумала она, что голос маркиза порой звучит точь-в-точь как голос его сына.