— Итак, мой мальчик, твои форты сняли оборону и крепости полностью разоружились. Я правильно понимаю ситуацию?

— Правильнее не бывает. Она жена мне, я люблю ее всем сердцем и намереваюсь защищать до последнего вздоха. Ну разве я не образцовый супруг?

— А ей ты высказывал все это? — Нет.

Хок отошел налить себе бренди, потом вернулся. Все это время маркиз смотрел на него с изумлением.

— Почему же нет, скажи на милость?

— Потому что я не могу даже предположить, что услышу в ответ на свои признания. — Хок залпом опустошил объемистую рюмку, закашлялся до слез и в конце концов адресовал отцу кривую усмешку. — Мы только и делаем, что ссоримся, и она каждый раз кричит, чтобы я возвращался в Лондон, к любовнице. Может быть, я ей безразличен. Наверное, все дело в том, что до свадьбы у нас возникли друг к другу чувства, далекие от нежных, а семейная жизнь их только усилила. Мы были одинаково противны друг другу и в постели, и вне ее.

— О нет, мой мальчик, ты ей не безразличен. Для того, кто умеет видеть очевидное, лицо Фрэнсис напоминает открытую книгу.

— Что до меня, я вижу только непроницаемый переплет книги ее чувств.

Сказав это, Хок вспомнил ночи, когда они бывали вместе, и то, как вела себя Фрэнсис в постели. В те драгоценные минуты она и впрямь была открытой книгой для него.

— Я собирался отправиться восвояси, — говорил между тем маркиз, — но теперь решил повременить. Ума не приложу,

Как объяснить то, что здесь происходит. Я когда-ни-будь говорил тебе, мой мальчик, что ненавижу тайны?

— Как я понимаю, отец, существуют две возможности Первая: кто-то подстроил ловушку, чтобы избавиться от Фрэнсис. Вторая: чтобы избавиться от Летуна Дэви, поскольку сегодня утром она должна была выехать не на Тамерлане, а на нем.

— Я поговорил с Белвисом, мой мальчик. Выходит, только быстрая реакция Фрэнсис избавила лошадь от более серьезной раны. Если бы Тамерлан повредил несколько ног сразу, его пришлось бы пристрелить. Белвис считает, что лошадь впоследствии не будет даже хромать, но для скачек в Нью-маркете будет на этот раз непригодна.

— Понятия не имею, зачем кому бы то ни было вредить Фрэнсис, — сказал Хок, не слушая. — Что касается Летуна Дэви, это вполне возможно. Правда, остается вопрос: кто?

— Его дебют на прошлой неделе был великолепен. Он должен был приобрести немало недоброжелателей.

— Да уж, многие потеряли деньги благодаря ему.

— Если выходка с бороной была направлена против Дэви, то напрашивается мысль, что это дело рук кого-то из Десбо-ро-Холла. Действовал человек, хорошо знакомый с привычками Фрэнсис.

— Подлый мерзавец! — прорычал Хок, опустошив еще одну рюмку бренди.

— Кто бы он ни был, он всего лишь мелкая сошка. Вряд ли джентльмен сам стал бы таскать на горбу ржавую борону. Остается выяснить, кто же заплатил нашей мелкой сошке за ее черное дело.

Хок решил, что наступило время раскрыть карты.

— Вполне возможно, отец, что Невил умер насильственной смертью, — сказал он быстро, чтобы не передумать.

— О! — вырвалось у маркиза. Несколько минут прошло в полной тишине, потом он приказал голосом, мало похожим на его обычный мягкий тон:

— Расскажи мне все, Хок!

Вместо ответа тот протянул ему письмо Амалии.

Что ж, — заметил маркиз, закончив читать, — эта Амалия — женщина благородная. Твою безопасность она принимает близко к сердцу. Однако ее собственная безопасность под угрозой, если то, что она пишет, чистая правда.

— Не волнуйся, я позаботился о ее безопасности. Сразу по получении письма я отправил ей пятьсот фунтов и приказ немедленно покинуть Лондон.

— До сих пор я не находил в себе сил, чтобы сказать тебе, как твой брат был жаден до денег, как не стеснялся в средствах, чтобы их добыть! Почему, почему я не принял мер по этому поводу? Старый осел, вот кто я!

— Не хватало еще, чтобы ты перекладывал вину с больной головы на здоровую! Невил был в здравом рассудке, когда выбирал жизненную дорогу. Интересно, что он такого совершил, за что его убили?

— Если за всем этим стоит лорд Демпси, — задумчиво сказал маркиз после недолгого размышления, — это означает, что дело было каким-то образом связано со скачками. А там, где скачки, там и Эдмонд. Помнишь, я сказал тебе, что именно он принес мне известие о гибели Невила?

Хок витиевато выругался, хотя обычно ограничивался проклятиями.

— Знаю, о чем ты думаешь, мой мальчик. О Беатрисе.

— Мне вдруг стало интересно, сам ли Эдмонд придумал купить у меня лошадей или его толкнула на это Беатриса. Если сам, действовать будет гораздо легче.

— Я бы на твоем месте сразу не списывал Беатрису со счетов.

Отец и сын в молчании посмотрели друг на друга. Хок поставил на столик недопитую рюмку.

— Я должен немедленно поговорить с Белвисом! Лошадей придется охранять днем и ночью, особенно Летуна Дэви.

Он вышел, не придав значения тому, что письмо Амалии осталось в руках отца. Он даже не вспоминал о нем до тех пор, пока в этот вечер не поднялся в спальню Фрэнсис, чтобы составить ей компанию за ужином.

— Вижу, тебе лучше, дорогая! Ты снова похожа на рыцаря в доспехах, выискивающего дракона посолиднее.

— Далеко ходить не надо! — отрезала Фрэнсис. — Дракон — и преглупый! — обитает вон за той дверью!

— А вот и ужин! — воскликнул Хок с преувеличенным оживлением, принимая из рук миссис Дженкинс легкий столик для завтраков в постели. — Какой упоительный аромат!

— Любимые блюда ее светлости! — объявила экономка, сияя при виде того, как он по очереди заглядывает под крышки судков.

— А теперь давай обсудим, что беспокоит тебя, кроме боли в плече, — сказал Хок резко, едва дождавшись, пока миссис Дженкинс покинет спальню.

— Вот это! — Фрэнсис выхватила из-под подушки письмо Амалии и ткнула ему в лицо.

— Вот дьявольщина! Отец, как обычно, действует за моей спиной. Будь он помоложе, я вызвал бы его на дуэль.

— Как ты мог утаить это от меня? Кто я, по-твоему? Трепетная дамочка, чьи деликатные чувства нужно беречь от малейшего потрясения? В таком случае, Хок, ты не заслуживаешь хорошего отношения! Я не желаю, чтобы от меня скрывали вещи настолько важные!

— У нас серьезные неприятности, Фрэнсис, — сказал Хок со вздохом, присаживаясь на край постели.

Она по привычке приготовилась к долгим препирательствам и при виде такой полной капитуляции не нашлась что сказать. В красивых темных глазах мужа чувствовалось нешуточное беспокойство. Фрэнсис смягчилась, заметила это и снова взъерошила перышки. Не бывать тому, чтобы она размякла!

— И впредь даже не пытайся держать меня в неведении, Хок!

— Не буду. Я упустил такую возможность. А теперь ешь свой ужин, дорогая.

Он положил себе на тарелку немного жареного картофеля и начал задумчиво жевать.

— Интересно, почему все так пересолено? — спросил он рассеянно.

— Только не бисквит с ромом. Странно, а я бы еще подсолила…

— Плечо сильно болит?

— Почти совсем не болит, только противно ноет. А насчет синяков ты был прав. Плечо похоже на палитру сумасшедшего художника: синее, фиолетовое и местами даже желто-зеленое.

Та же гамма цветов, что и у чепчиков, которые ты поначалу носила, — сказал Хок и многозначительно приподнял бровь. — После ужина у меня будет возможность сравнить, так ли это.

— Если ты надеешься соблазнить меня, лучше сразу выброси эту идею из головы.

— Ну что ты, дорогая, как можно! Я отношусь к твоему телу бережно, забочусь о его здоровье… хотя, должен признаться, некоторые его части вызывают у меня более живой интерес, чем все остальные.

— Хм… могу тебя понять. Например, у тебя есть одно местечко на пояснице, над са-амым началом впадинки… — мстительно протянула Фрэнсис.

Усмешка Хока померкла, глаза затуманились. Он почти почувствовал ее губы, движущиеся по спине сверху вниз.

— Твоя взяла, Фрэнсис.

— Еще мне нравится шерстка на твоих ногах. Она такая… такая ровная, мягкая, кудрявая… словом, волнующая.

— Я сказал, твоя взяла!

— Я забыла упомянуть мышцы в нижней части живота, которые так явно напрягаются, когда…

— Фрэнсис!

Она засмеялась — и пожалела об этом. Еще слишком рано было забывать о том, как он оскорбил ее недосказанностью.

— Но несмотря на все это, ты настоящий дракон!

— Тогда почему ты ни словом не обмолвилась про мой великолепный драконий хвост?

— Хок!

— Ну хорошо, хорошо! Заканчивай ужин, любовь моя, и мы поговорим на интересующую тебя тему. Если ты не против, обсудим все втроем, вместе с отцом. Кстати, вас не осенила разгадка, когда вы обсуждали письмо Амалии?

— Увы, нет. — Она повозила ложкой в суфле из репы и вдруг спросила вполголоса:

— Почему ты стал называть меня «любовь моя»?

— Как же мне тебя называть? «Ненависть моя»? Неожиданно в Хоке родилось чувство протеста. Вопрос Фрэнсис очень напоминал подталкивание к признанию. Но был ли он готов вслух объявить о своей любви? Пожалуй, нет.

— Твой отец сказал, что ты послал Амалии деньги, чтобы она могла оставить Лондон. Это так?

Да, это так.

— Она возвращается во Францию?

— Да, для того, чтобы выйти там замуж. Ее жениха зовут Роберт Гравиньи, он фермер. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ему чертовски повезло.

— Как по-твоему, твоя сестра как-то замешана в том, что происходит?

— Вот уж не знаю. Мне остается только молиться, чтобы она была ни при чем.

— Мне понравился Эдмонд, — вздохнула Фрэнсис. — Надеюсь, он даже не подозревает ни о чем.

— Может статься.

— Хотелось бы мне знать, кто из прислуги мог пойти на такую низость по отношению к хозяевам?

— Белвису тоже хотелось бы это знать. И когда он узнает, я не позавидую виновнику.

— А в Ньюмаркет мы все-таки поедем, — осторожно сказала Фрэнсис, не отрывая взгляда от своей тарелки.

— Что?! — взорвался Хок. — Тебе мало того, что уже случилось? Хочется сунуть шею еще дальше в петлю? Нет уж, и думать об этом не смей!

— Тогда надо было с самого начала продать лошадей Эд-монду!

— Это мое дело, что я делаю или не делаю со своей собственностью!

— Ах вот как! — воскликнула Фрэнсис с едкой иронией (в которой Хок с удивлением узнал свою собственную отточенную до блеска едкую иронию). — Наконец-то я вижу твое истинное лицо — лицо полновластного владыки, моего надменного повелителя!

— Если ты будешь и дальше испытывать мое терпение, у меня найдется с чем сравнить тебя. Уж конечно, не с кроткой голубицей!

— Тогда перестань диктовать мне свою волю!

— Я буду поступать так, как сочту нужным, жена. Приказываю тебе закончить ужин, да поскорее!

Хок вовремя заметил, что в его голову вот-вот полетит столик со всей сервировкой, и поспешил предотвратить бедствие.

— Не делай этого, Фрэнсис! Ты повредишь плечо.

— К сожалению, ты прав, — вздохнула она, неохотно отказываясь от искушения. — Хок, неужели мы не можем разумно, без шуточек и подначек, обсудить такой важный вопрос, как скачки?

— Ну я не знаю… все имеет свою цену. Допустим, ты выполнишь свои супружеские обязанности наилучшим образом. Я размякну, сделаюсь благодушным, соглашусь на все…

— А как же мое плечо?

— Можешь не беспокоиться, я буду очень осторожен. — Хок улыбнулся ее недоверчивому виду. — Это ведь несложно на самом деле: я уделю внимание только тому, что находится ниже талии, а все, что выше, пока оставлю в покое. Ну как тебе такой план действий?

— Ты просто бесстыдник!

— А ты раскраснелась, Фрэнсис, — заметил Хок. — Это наводит на разные интересные предположения. Например, если я дотронусь до тебя между твоими восхитительными бедрами, не окажется ли, что ты уже готова принять меня?

Она подхватила столик и попробовала все-таки бросить в его сторону, но плечо отозвалось болью. Столик упал на свое место, приборы качнулись — и крылышко цыпленка плюхнулось на ноги Фрэнсис, прямо в то место, о котором только что рассуждал Хок. Она почувствовала, что соус бешамель, похожий на беловатый кисель, просачивается сквозь ночную рубашку.

Хок с напускным сочувствием зацокал языком:

— Ай-яй-яй! Что же теперь делать? Позвать Агнес? Но что она подумает, когда увидит у тебя между ног это пятно? Боже мой, я заранее сгораю со стыда! Тихо, тихо, а то ты и впрямь вывихнешь плечо еще раз.

Пока он, искренне забавляясь, убирал столик, Фрэнсис напряженно лежала, казалось, тронь ее — и искры посыпятся. Когда он с довольным видом уставился на неприличное пятно бешамели, она не выдержала:

— Подите прочь!

— Кто же тогда избавит тебя от этого безобразия? Или ты предпочитаешь все же похвастаться Агнес… тс-с! Я иду за полотенцем.

Вскоре он вернулся с мокрым полотенцем и бесцеремонно задрал ночную рубашку, оголив Фрэнсис до пояса. В ответ раздался жалобный писк.

— Право, мне жаль переводить впустую такой отличный

Соус, — сказал Хок, алчно облизав губы. Фрэнсис пискнула снова и забарахталась.

— Ну не буду, не буду, перестань! Полежи пару минут спокойно.

Он принялся вытирать соус с самым деловым видом. Фрэнсис только-только успела перевести дух, как Хок отбросил полотенце и наклонился над ней, слизнув несколько упавших на живот капель. Через секунду он был ниже, и весь заготовленный протест тотчас вылетел у нее из головы.

— Я так и думал, — сказал Хок, ненадолго отрываясь от нее. — Гораздо вкуснее, чем соус!

— Пожалуйста, не делай этого! — взмолилась Фрэнсис, собрав остатки благоразумия. — Мое плечо… я нездорова!

— Только не здесь, внизу. Откинься поудобнее, закрой глаза и расслабься. Очень скоро ты забудешь и о своем больном плече, и вообще обо всем.

Его рот обжигал, будил безумные ощущения, вынуждавшие Фрэнсис выгибаться и стонать, несмотря на то, что она каждый раз давала себе зарок принимать ласку молча.

— Так-то лучше… — прошептал Хок в какой-то момент, ненадолго поднимая голову, чтобы увидеть ее лицо.

Он был весьма доволен результатами своих усилий. Когда крик Фрэнсис выразил ее наслаждение, он вдруг странным образом ощутил удивительное спокойствие и полноту ощущений.

— Ну, теперь с тобой случилось то, чего ты так боялась: ты совершенно размякла, — сказал он с ласковой насмешкой, оглаживая ее обессиленное тело.

— Вот за это ты мне и не нравишься…

Хок пропустил ее невнятный шепот мимо ушей. Он стащил с Фрэнсис испачканную соусом рубашку и бросил на пол.

— Я бы мог надеть на тебя свежую, но какой в этом смысл? Она только будет мне мешать.

— Укрой меня, — попросила смущенная Фрэнсис. — Я… мне холодно.

— Подожди немного, — отмахнулся Хок, разглядывая ее плечо. Его улыбка сменилась хмурой гримасой: перед ним и впрямь была палитра сумасшедшего художника. — Как же ты перепугала меня там, в поле!

— Оно только выглядит ужасно, а на деле боль почти совсем прошла. Не волнуйся за меня. — Фрэнсис ласково погладила мужа по щеке, он в ответ поцеловал ее ладонь. Долгое время после этого они лежали молча, обнявшись.

— Ты замерзла.

Хок помог Фрэнсис забраться под одеяло и укутал ее, потом добавил в ее чай хорошую порцию опиевой настойки. Вскоре ее веки отяжелели, глаза потеряли обычный живой блеск. Заметив, что она засыпает, Хок разделся и забрался под одеяло рядом с ней.

Он не знал, запротестовала бы она против этого вторжения или нет, но, не будь она в забытьи, ему не удалось бы так легко пристроиться рядом.

— Как можно любить того, кто не нравится? — сонно спросила Фрэнсис, когда он притянул ее поближе, заставив лечь себе на плечо.

Ее голос был очень невнятным, но Хок расслышал и широко раскрыл глаза во тьму. Она действительно сказала «любить»!

— Такое случается сплошь и рядом, — ответил он самым будничным тоном. — Спи, дорогая.

— Тебе бы только командовать, — пожаловалась она и немного позже, когда Хок совсем было думал, что она крепко спит, сказала тихо:

— На этот раз ты не получил удовольствия…

— Как ты ошибаешься, любовь моя! Если бы ты только могла знать, какое наслаждение слышать твои стоны, лаская тебя… а когда я пробую на вкус влагу твоей страсти, мне хочется кричать вместе с тобой.

— Это неприлично — кричать… я стараюсь не делать этого, но каждый раз забываю обо всем…

— Даже обо мне?

— О тебе не забудешь. Ты — это я, а я — это ты.

— Знаешь что? Я никогда больше не буду спать в своей постели. Даже в те дни, когда ты будешь нездорова, я все равно не оставлю тебя одну. Кстати, это поможет мне научиться воздержанию. Отец мог бы сказать: «Развивай в себе благородные качества — и Всевышний найдет им применение». Когда ты будешь носить моего ребенка, без воздержания будет не обойтись. Кстати, если в это время я буду спать с тобой в одной постели, я буду чувствовать каждое движение ребенка внутри тебя.

Он говорил вслух, хотя Фрэнсис уже спала, дыша глубоко и ровно.

«Но что, если бы сегодня я потерял ее навсегда?» Вся приятная череда его мыслей скомкалась и исчезла. Надо поскорее что-то предпринять, решил Хок мрачно.

Следующий день ознаменовался неприятным открытием. Белвис, принявший близко к сердцу опасность, грозящую лошадям, в неурочное время зашел на конюшню с обходом. Это позволило ему заметить, как Генри, один из младших тренеров, подмешивает отраву в корм Летуна Дэви. Старик, отличавшийся недюжинной силой, схватил предателя за шиворот и разразился воплями ярости. Понимая, что под угрозой находится сама его жизнь, Генри изловчился и выскользнул из рук Белвиса.

В послеобеденное время Хок посетил магистратуру. Лорд Элисон, окружной судья, распорядился начать розыск сбежавшего преступника.

— Мы должны найти его, просто обязаны! — снова и снова повторяла Фрэнсис. — Он и только он может назвать имя того, кто заплатил ему за убийство Летуна Дэви.

Хок отвечал ей неопределенными звуками согласия. Он так вымотался, что не хотел шевелить ни одним мускулом, тем более языком. Однако он сразу забыл про усталость, услышав заявление отца.

— Теперь нам сам Бог велел отправиться на скачки в Ньюмаркет.

— Вот и я говорю то же самое! — обрадовалась Фрэнсис.

— Ни за что! — крикнул Хок, вскакивая. — Ни за что на свете!

— Мне грустно говорить это, мой мальчик, — покачал головой маркиз, — но я не возлагаю много надежд на розыск Генри. Единственное, что позволит нам вывести на чистую воду главных злоумышленников, это появление на скачках.

— Выставив Летуна Дэви, — вставила Фрэнсис.

— Нам просто следует держаться настороже, — сказал Маркус, добавляя еще один голос к оппозиции, — и тогда ничего трагического не произойдет.

— Вы все против меня! — крикнул Хок, который не верил своим ушам. — Вы, видно, забыли, что Фрэнсис

Чуть было не отправилась на небеса!

— Ну не отправилась же. К тому же удар был нацелен не на меня.

— Во-первых, во второй раз ты не сможешь так легко отделаться. Во-вторых, откуда тебе знать, на кого был нацелен удар? Припомни-ка всех любовников, которым ты дала отставку. Возможно, это прольет свет на нашу загадку.

— Острота, повторенная дважды, становится пошлостью, — отрезала Фрэнсис. — И не старайся сбить меня с мысли.

— Да это просто дьяволица! Мужчин надо ограждать от женщин твоего сорта, Фрэнсис!

— Моего сорта! — ахнула та.

— Поздно бичевать себя, мой мальчик, — ехидно заметил маркиз разъяренному сыну. — Увы, я оградил тебя недостаточно крепким забором, и теперь тебе ничего не остается, как уступать, уступать и уступать. Учись проигрывать с достоинством.

— Демократии в этом доме не бывать!

— Я такая за-абывчивая, — протянула Фрэнсис. — Все время забываю, что за тиран достался мне в мужья.

— Мы говорим о моих лошадях! Ты, Фрэнсис, моя жена, а вы, Маркус, мой управляющий! Что до тебя, отец, почему бы тебе не вернуться в «Чендоз» и не обсудить свою точку зрения с Шиппом?

— Славно мы проводим время, не правда ли? — воскликнул маркиз с довольным видом. — Что до меня, я давно так не веселился… не подумай только, Фрэнсис, что меня веселит случившаяся с тобой неприятность.

— Пойми же, Хок, — сказала Фрэнсис, отмахнувшись от извинений свекра, — какой смысл в том, чтобы кормить лошадей отборным кормом, платить тренерам — и не извлечь из этого пользы? Если тебя так заботит моя безопасность, я клятвенно обещаю не отходить от тебя ни на шаг.

— Но ты нездорова!

Хок напоминал себе человека, стоящего на краю отвесной скалы, в то время как его подталкивают сзади копьями.

— Недели на поправку мне хватит, — оживилась Фрэнсис, чувствуя его колебания. — Зато Летун Дэви и Гордость

Кланси находятся в превосходной форме. Тамерлана мы оставим здесь под усиленной охраной.

— Догадываюсь, что ты успела заказать передвижное стойло для Гордости Кланси.

— Да, я заказала его. Помнишь деньги, которые я выиграла на скачках в Йорке? Стойло успеет как раз к нашему отъезду.

На самом деле Фрэнсис заняла нужную сумму из хозяйственных денег. Она надеялась, что муж забыл о том, что она отправила двести фунтов сестрам в «Килбракен».

Пальцы Хока, который никогда ничего не забывал, скрючились от желания встряхнуть жену до стука зубов. Увы, из-за травмы ее плеча ему было отказано в этом удовольствии. Он неразборчиво, но многословно помянул предков лорда Рутвена до десятого колена и бросился вон.

— Парнишка скоро успокоится, — заверил маркиз добродушно.

— Ваш парнишка, — процедила Фрэнсис, — заслуживает хорошего пинка по… по коленкам!

— Возможно, дорогая, вполне возможно.

— Я сделал мисс Мелчер предложение! — выпалил Маркус, который отчаялся дождаться паузы, чтобы сообщить эту новость.

— Ах, какая незадача, — опечалилась Фрэнсис, вогнав беднягу управляющего в краску. — Теперь муж изведет меня насмешками по поводу потери основного любовника.

Тремя днями позже тело Генри было обнаружено в одном из переулков трущобной части Йорка. Он был убит ударом ножа в грудь.

Когда лорд Элисон привез это известие, Хок пришел в полное неистовство.

Фрэнсис предложила окружному судье чаю. Этот пожилой джентльмен поначалу показался ей пугающе хрупким. Однако она поколебалась в своем мнении, заглянув в его черные глаза, пылающие фанатичным огнем.

Лорд Элисон следил, как граф вышагивает по гостиной взад-вперед, и чувствовал, что это зрелище все больше утомляет его. Поставив пустую чашку, он обратил свой взгляд к леди Фрэнсис, вновь нашел, что она на редкость хороша, и бледно улыбнулся, заметив, что она тоже следит за строевым шагом мужа и что губы ее неодобрительно поджаты.

— По-моему мнению, милорд, Генри убили не в результате пьяной ссоры, — выждав приличную паузу, начал лорд Элисон. — Единственная рана находится в области сердца, а следовательно, смертельна. Это, без сомнения, предумышленное убийство.

— Ни минуты в этом не сомневался!

— Не выпьете ли чаю, милорд? — холодно обратилась Фрэнсис к мужу.

— Должен же был кто-то что-то видеть! — воскликнул Хок раздраженно, отмахиваясь от ее вопроса. — Придется пригласить полицейскую ищейку с Боу-стрит.

— Отличная мысль, — заметила Фрэнсис, смягчаясь. — Если свидетель был, он видел, конечно, главного негодяя. Вряд ли тот стал бы нанимать убийцу и тем самым вводить в действие новое лицо.

— Неужели, милорд, у вас нет ни малейшего подозрения насчет того, кто стоит за всем этим заговором? — спросил лорд Элисон.

— Есть, и немалое. Вся беда в том, что нет доказательств.

— Могу я узнать, о ком идет речь?

— О лорде Демпси.

— У этого человека подпорченная репутация, — кивнул окружной судья, нисколько не удивившись. — Как и вы, милорд, я владею скаковой конюшней (не слишком внушительной, но достаточной для того, чтобы разбираться в подноготной скакового мира). Эгремон, граф Дерби, упоминал пару месяцев назад, что коррумпировано ужасающее число владельцев скаковых лошадей, хотя их репутация внешне остается безупречной. — Он поднялся и слегка поклонился. — Мои обязанности призывают меня, милорд. Что до вашей идеи вызвать сыщика из Лондона, я нахожу ее весьма удачной. Советую также переговорить с герцогом Портлендом, который непременно будет в Ньюмаркете. Надеюсь, вы слышали его высказывание: «Победу на скачках может принести любой из трех факторов: удача, мастерство или жульничество».

— Дьявольщина! — вырвалось у Хока. — Фрэнсис, иди приляг, ты выглядишь усталой. Маркус, пойдемте

Со мной. Я хочу сегодня же отправить письмо на Боу-стрит