— Боже милостивый! Не ваша ли это сестра?

Хок отодвинул занавеску экипажа, чтобы Виола могла бросить взгляд наружу. Выглянув, та на миг оцепенела, потом засмеялась высоким неестественным смехом:

— Это вовсе не Фрэнсис, а одна из местных крестьянок!

Сестры обменялись встревоженными взглядами, не ускользнувшими от внимания Хока. Он ни минуты не сомневался, что видит именно Фрэнсис, но все-таки выглянул в окошко еще раз. Она ехала верхом… не на дамском седле и не в амазонке, о нет. Сидя на коне по-мужски, она упиралась в стремена подошвами вымазанных в глине грубых сапог! Рукава мятого, пыльного платья из какой-то выцветшей шерсти были небрежно закручены выше локтя.

Хок откинулся на сиденье, собрав лоб в удивленные морщины.

— Вам понравилось у Кембеллов, милорд? — поспешно спросила Клер.

Ее голос звучал так нервно, что Хок с любопытством покосился в ее сторону. Что касается Виолы, то с ее губ не сходила ехидная усмешка.

— Очень понравилось, — беззастенчиво солгал он.

На самом же деле он буквально позеленел от скуки и раз сто, не меньше, повторил себе, что лучше скорая смерть на поле боя, чем эти невыносимые муки.

— Мы обе просто обожаем ездить с визитами к умным, обаятельным людям, — сказала Виола. — А Лондон… ах, Лондон! Сколько там бывает званых вечеров! Сколько балов! Это будет… э-э… может быть так чудесно!

И вдруг Хок понял со всей определенностью, во что превратится его жизнь, если любая из девушек, сидящих рядом с ним в экипаже, станет его женой. Это будет бесконечный круг скучнейших балов, обедов и раутов. Идиотское хихиканье, сплетни, постоянные приставания к нему со всякой ерундой, флирт с его друзьями… или же череда неподвижных фигур, изнывающих от скуки в студии Клер, и цитаты из Байрона по поводу и без повода. Так или иначе, то, что он сам считал жизнью, должно было кончиться навсегда. Так сказать, зачахнуть на корню.

Как страстно Хок желал, чтобы никто не продавал его, как раба на галеры! Он скучал по армейской жизни, по друзьям… Выходя в отставку, он надеялся обрести свободу, которая означала также свободу от жены, и не знал, что продлится эта новообретенная свобода от силы четырнадцать месяцев.

Но более всего Хок боялся потерять Амалию. Она не закрывала глаз, когда он входил в нее, они сияли, как звезды, при этом ее пальцы до боли сжимали его плечи, ноги обвивались вокруг его бедер, как ивовые ветви.

— Интересную ты рассказал мне историю про отцовскую клятву, — сказал незадолго до его отъезда лорд Сен-Левен, по обыкновению лениво растягивая слова. — Иметь жену, знаешь ли, не так уж плохо. Кстати, ты уже решил, как поступишь с Амалией после женитьбы? Должен признаться, я всегда находил ее на редкость привлекательной.

Он помедлил, многозначительно улыбаясь, и Хок услышал невольный скрип своих зубов.

— И не надейся, Сен-Левен! Амалия останется со мной. К тому времени он успел разобраться, что джентльмены,

Равно женатые и холостые, имеют хотя бы по одной любовнице, и собирался поступить таким же манером. Но как быть, если жена решит повсюду таскаться вместе с ним? И даже если этого не случится, станет ли она терпеть то, что муж время от времени отлучается к подружке? Ни эгоистка Виола, ни Клер, сторонница высоких чувств, не потерпели бы такого положения дел. Хок видел, что рассчитывать на понимание с их стороны ему не придется: в каждой благовоспитанной светской даме обязательно присутствовало нечто мстительное и злобное.

Клер между тем, в свою очередь, предалась мечтам, и Хок отвлекся от леденящего кровь будущего.

— Если я окажусь в Лондоне, я непременно повидаю все его достопримечательности, все памятные места!

— А сколько знакомств придется сделать! — вторила ей Виола. — Я жду не дождусь быть представленной тем леди, которые задают тон.

В этот момент Хок отдал бы половину состояния, чтобы на часок превратиться в волка и от души повыть на луну.

За вечерним чаем Фрэнсис все-таки появилась. В ней не было ни малейшего сходства с лихой всадницей, прогарцевавшей под окнами экипажа. Унылый пучок вновь красовался на ее макушке, и хотя платье было много приличнее, она все же внушала острую жалость. В общую беседу она не вставила ни слова. Зато Виола изливала на Хока неистощимый поток пикантных сплетен и в открытую флиртовала с ним. Он опасался, что Клер вновь заведет речь о каких-нибудь статуях, но она ограничилась тем, что бросала на него томные взгляды. Леди Рутвен, в пароксизме гостеприимства, столько раз доливала его чашку, что к концу чаепития Хок разбух от воды. Он уже подыскивал предлог, чтобы ускользнуть из-за стола, но тут Фрэнсис поднялась и направилась к двери.

— Леди Фрэнсис! — окликнул он, поднимаясь тоже. — Могу я просить уделить мне несколько минут?

Она замерла на полушаге. Робкая надежда на то, что обойдется без экзамена, оказалась тщетной. Впрочем, нужно было отдать должное чужаку: он пытался вести себя одинаково по отношению к каждой из сестер, независимо от их внешности.

— В оружейной, если не возражаете, — не поворачиваясь, ответила она через плечо.

— Это меня вполне устроит.

— Тогда там и увидимся, милорд, ровно через десять минут.

В коридоре Фрэнсис немедленно достала из кармана очки и нацепила их на нос. Прядь волос, выбившуюся из пучка, она оставила небрежно свисать вдоль щеки. Сердце колотилось в груди со страшной силой. Как же вести себя во время разговора? Она обещала отцу не быть грубой, по крайней мере явно. Лучше всего будет…

— Леди Фрэнсис!

Она вдруг заметила, что стоит у окна оружейной комнаты и что в дверях уже показался граф Ротрмор. Она ни на шаг не сдвинулась с места, только повернулась и кивнула.

— До сих пор у меня не было возможности побеседовать с вами.

— Не было.

Вот ведь неотесанная нескладеха, подумал Хок, но тотчас почувствовал себя виноватым. Разумеется, девчонка знала, какой отталкивающей кажется ее внешность на фоне красавиц сестер, и, должно быть, таила обиду на судьбу.

— Клер показывала мне свои работы, но я не нашел среди них вашего портрета. Скажите, она когда-нибудь рисовала вас?

Фрэнсис впервые прямо посмотрела на него, как следует прищурившись. Хок едва заметно отшатнулся, и она внутренне усмехнулась, ответив:

— Да.

— Мне бы хотелось увидеть ваш портрет. Этот болван старался быть любезным!

— Я не помню, куда засунула его.

— Жаль! А читать вы любите?

Расслышав неудовольствие в голосе собеседника, Фрэнсис предположила, что Клер успела достать его стихами Байрона. И совершенно напрасно! Ей следовало бы знать, что мозги знатных англичан заблокированы с самого рождения. Что может быть нелепее, чем расточать сокровища поэзии на такого вот олуха!

Фрэнсис вздернула подбородок, желая отчетливее видеть графа, но толстенные и к тому же мутные стекла превращали его в некий туманный образ. Ей было бы интересно увидеть столь совершенный образчик английского джентльмена, того самого, который считает печатное слово радостью для дураков.

— Да, я люблю читать, — заговорила она, придав голосу побольше заунывности. — В основном я читаю классиков на латинском и греческом языках, а в долгие зимние вечера обожаю читать вслух поэмы Чосера.

«Надеюсь, напыщенный индюк, от этой информации у тебя будет несварение желудка, как от непропеченного теста Дорис!»

— А как вы относитесь к балам и званым вечерам? Нравится ли вам ездить с визитами?

— Нет, — отрезала Фрэнсис, — не нравится. Я предпочитаю находиться в одиночестве.

— С вашими римлянами и греками? —Да.

— Но вам же нужно иногда выходить из дому!

— Если в одиночестве, то с удовольствием!

— Ах вот как!

Несколько минут прошло в полной тишине. Фрэнсис не сделала никакой попытки продолжить беседу. В конце концов, это он устроил допрос, так пусть сам и выкручивается. Она стояла, угрюмо глядя в пол. Хок, предварительно прокашлявшись, сказал: «Благодарю вас, леди Фрэнсис». Она молча вышла из оружейной комнаты.

Хок тоже пошел восвояси. Всю дорогу до своей комнаты он озабоченно хмурился, но порог перешагнул с широкой улыбкой на лице. Не обнаружив Граньона, он отправился на поиски и в конце концов нашел его в северной башне, в упорной скуке разглядывающим однообразный ландшафт.

— Вот ты где! Когда Тотл направлял меня сюда, он чуть было не свалился со ступенек. Опять пьян, подумать только… Знаешь что, Граньон? Я принял решение.

Камердинер внимательно взглянул в лицо хозяина. На нем застыло зловещее спокойствие.

— Кого бы я ни выбрал — Виолу или Клер, — жизнь моя изменится радикально, — продолжал Хок. — Жена будет целый день цепляться за мою руку, требовать внимания, цитировать стихи, рисовать, хихикать, флиртовать и прочая, и прочая…

— Это все так, милорд, — возразил Граньон, — но куда ж деваться? Клятва!

— …и поскольку женитьбы мне не избежать, я обвенчаюсь с леди Фрэнсис!

Граньон ахнул и уставился на Хока во все глаза.

— Мне пос-послышалось… леди Фрэнсис…

Они не могли заметить в одной из амбразур башни, немного ниже, внимательно прислушивающегося к их разговору Александра Килбракена. Тот поднимался в башню, чтобы пригласить Хока на беседу за стаканом бренди.

— Тебе не послышалось, добрый мой Граньон. Постараюсь убедить тебя (и себя заодно), что это наилучший выбор. Леди Фрэнсис некрасива, но это ее единственный недостаток. Представь себе, она терпеть не может об щество, не любит наносить визиты и не строит из себя пуп земли. Она с радостью оставит меня в покое, а слуги постепенно привыкнут к ужасным звукам, которые она издает, сидя за пианино.

— Все это так, милорд, но я все равно не понимаю, что к чему.

— Ну же, Граньон, пошевели мозгами! Я отвезу ее в Десбо-ро-Холл, подожду, пока она не забеременеет, а потом вернусь в Лондон. Таким образом, каждый будет доволен, особенно леди Фрэнсис. Разве не видно, что она останется старой девой, если я не женюсь на ней?

— Эк вы повернули! Вроде как ей же и оказываете услугу.

— Твой сарказм здесь совершенно неуместен. Взгляни на ситуацию беспристрастно, и ты поймешь, что мой выбор устроит всех.

Александр Килбракен едва успел прикрыть рот ладонью, чтобы не расхохотаться во весь голос. Если бы только бедный граф знал, до чего же он ошибается относительно Фрэнсис!

«Моя милая, ненаглядная, моя слишком умная дочка! На этот раз ты сама себя перехитрила. А что до тебя, английский голубок, ты и понятия не имеешь, как нелегко тебе будет вить свое гнездышко!»

— Все-таки мне жалко бедную леди Фрэнсис, — настаивал Граньон. — Мало того, что она некрасива, так тут еще вы…

— Уж не хочешь ли ты обвинить меня во всех смертных грехах, Граньон? Не забывай, что кашу заварил мой отец, а я только стараюсь расхлебать ее в меру своих сил. Ни для Виолы, ни для Клер из меня мужа не выйдет, даже если бы я лег костьми, выполняя все их прихоти. И потом, как бы я выкроил время для того, чтобы посещать Амалию? Да мне и за завтраком пришлось бы вести светскую беседу! А леди Фрэнсис будет совершенно счастлива в Йоркшире. Возможно, ей будет не хватать озера, но вереск так же буйно растет на тамошних пустошах. Она сможет вволю ездить верхом вдали от чужих глаз и даже читать слугам вслух Чосера в долгие зимние вечера. Словом, все то, что она делает здесь, она будет с таким же успехом делать и там.

Александр Килбракен на цыпочках удалился из башни и в задумчивости вернулся в свою комнату.

Он старался представить себе, чем обернется выбор, сделанный Хоком. Решение, которое тот только что принял, было предельно хладнокровным, но можно было не сомневаться, что рядом с Фрэнсис ему долго не продержаться. Она доведет его до белого каления, думал Александр Килбракен насмешливо. Такой острый язычок, как у нее, недолго удастся держать за зубами.

— Все как-нибудь устроится, — сказал граф Рутвен, обращаясь в глубину пустой спальни, — только не нужно вмешиваться. Единственное, что я сделаю, — это немедленно напишу маркизу.

Если бы решение было отдано на его усмотрение, Александр Килбракен просто выдал бы Фрэнсис за Хока. Слава Богу, дело само повернулось в соответствии с его желаниями. Представив себе, какое лицо будет у Фрэнсис, когда она узнает новость, Александр Килбракен улыбнулся во весь рот. Он не мог дождаться, когда это случится, и боялся только одного: как бы не пуститься при этом в пляс.

Вечером, незадолго до того, как был подан ужин, он столкнулся с Фрэнсис в гостиной. Она выглядела настоящей кикиморой — ну как тут было не улыбнуться?

— Добрый вечер, дорогая, — промурлыкал Александр Килбракен. — Как самочувствие?

— А в чем дело? — спросила Фрэнсис, сразу преисполнившись подозрений. — Что-то не так?

— Не так? Что может быть не так? Неужели отец не может узнать о самочувствии дочери?

— Ты ведешь себя очень странно… — сказала Фрэнсис, внимательно изучая лицо отца. — Что, граф Ротрмор уже сделал предложение? Кого же он выбрал, Виолу или Клер?

— Предложение пока не сделано, но я ожидаю разговора с графом с часу на час.

— Не слишком ли он торопится? Насколько я помню, он отвел на это важнейшее решение целых три дня!

— Смотри не переусердствуй, Фрэнсис.

С этими словами Александр Килбракен вышел, благодушно похлопав дочь по плечу. Такая перемена в его настроении оставила ее в полной растерянности. Она невольно сравнила себя с кораблем, только что летевшим на всех парусах и вдруг попавшим в полосу штиля. Не смотря на все попытки найти ответ, она так и не сообразила, что может быть у отца на уме. Заметив, что ее плечи вызывающе расправлены, она снова ссутулилась, направляясь к двери. Кошка в костюме мыши… нет, не кошка, а рысь! Рысь в костюме серой, скучной мыши идет на тайную битву за свободу. Подумав так, Фрэнсис не удержалась от смеха.

За столом она вела себя в полном соответствии с планом, и притом так виртуозно, что сама пришла в восторг от этого спектакля. То, что граф Ротрмор чувствовал к ней растущее отвращение, не вызывало в ней никаких сомнений. И дело было не только в ее внешности. Само небо, казалось, подсказывало ей наиболее невыразительные, односложные ответы. Зато в душе ее царило самоуверенное чувство полной безопасности.

Сквозь помутневшие стекла очков она не могла заметить взгляд Хока, почти неотрывно следивший за ней во время ужина. Он внимательно оценивал каждый ее жест, но вовсе не с точки зрения привлекательности. Фрэнсис не потрудилась есть более неряшливо или грубо, чем была приучена, и Хок записал очко в ее пользу. Второе очко она получила за то, что говорила мало и только по существу, в отличие от Клер и Виолы, которые, по мнению Хока, наперебой несли сплошную чушь. К тому же они то и дело требовали его внимания, в то время как Фрэнсис не отрывала глаз от тарелки. Безусловно, это тоже говорило за нее.

К концу ужина будущее с Фрэнсис в качестве жены стало казаться Хоку пребыванием в раю. Он даже сделал мысленную заметку насчет того, чтобы на время его визитов в Десборо-Холл из дома убирали пианино.

Однако после получасового выступления Фрэнсис он решил, что разумнее будет сразу по приезде изрубить его в щепки. Слуги в Десборо-Холле не заслуживали столь ужасной участи. Все это были люди проверенные и преданные, но они могут покинуть поместье, если пытка музицированием станет ежедневной. Тем не менее он шумно зааплодировал, когда Фрэнсис встала, едва не перевернув стул, и был удивлен тем, что его охотно поддержали граф Рутвен и его супруга.

Он заметил, что Клер и Виола переглядываются, явно сдерживая смех. Это возмутило Хока. Как им не

Стыдно обращаться с сестрой с таким неприкрытым пренебрежением? Разве она виновата в том, что не имеет и крупицы тех достоинств, которыми они наделены в избытке?

— Фрэнсис, дорогая, задержись на минутку.

На пороге своей спальни появилась необъятная Аделаида в просторной ночной рубашке. Фрэнсис замедлила энергичный шаг и кротко последовала за экономкой в комнату. На туалетном столике горела одна толстая свеча.

— Что, Аделаида? — спросила она, прекрасно зная, чего ожидать.

— Мое дорогое дитя, ты ведешь себя возмутительно. Я знаю, что ты поступаешь так нарочно, и потому не буду попусту тратить слова, скажу только, что твой отец не заслуживает такого отношения. Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, как это несправедливо по отношению к нему.

— А мне кажется, что я как раз и поступаю так, чтобы ему было лучше, — ответила Фрэнсис, избегая взгляда Аделаиды. — Ты и сама знаешь, что он будет ужасно скучать, если я уеду.

— Каждая женщина рано или поздно выходит замуж. Это закон жизни, отрицать который бессмысленно и глупо. Я не верю, что ты согласишься остаться старой девой.

Фрэнсис украдкой бросила взгляд на лицо экономки. Ни в его выражении, ни в прозвучавшем голосе не было и следа горечи, а между тем Аделаида никогда не была замужем.

— Хм… я могла бы прожить свою жизнь интересно, сделать ее полной, полезной…

— Все это детский лепет, Фрэнсис, — отрезала экономка. — Отец предоставляет тебе столько свободы, что это застит тебе глаза, на самом же деле ты живешь не более полной жизнью, чем затворница. Что ты знаешь о мире, который лежит вне замка «Килбракен»? Если есть шанс повидать его, неразумно держаться за четыре стены, какими бы родными они ни были.

Фрэнсис почувствовала правоту ее слов, но по обыкновению запротестовала из чистого упрямства:

— Даже если все это так, разве не то же самое относится к Виоле и Клер? Даже в большей степени, потому что

Они жаждут выйти в мир, о котором ты говоришь.

— Ни у одной из них нет твоей силы, Фрэнсис.

— Ты хочешь сказать, что с графом Ротрмором не так-то просто ужиться? Что он сделает их несчастными?

Аделаида поняла, что даром тратит время. Нужно было или высказаться гораздо раньше, или не высказываться вообще. Она спросила себя, принесла бы ее проповедь плоды, если бы была прочитана неделю назад, и вздохнула.

— Закончим этот разговор, Фрэнсис. Иди спать. Доброй ночи!

— И зачем только ты так великодушна, Аделаида! Теперь я чувствую себя последней эгоисткой.

— Не стоит, дорогая. Все это уже не важно.

С этими словами Аделаида поцеловала воспитанницу в лоб, а затем проводила глазами до порога комнаты Виолы.

Утром Фрэнсис спустилась по лестнице, насвистывая, и прошла через зал своим обычным широким шагом. Сегодня истекали три дня, отпущенные гостем на выбор невесты. Это было так чудесно, что хотелось улыбаться всем и всему, даже ржавеющим доспехам, прислоненным к стене. Кого бы из сестер граф ни выбрал, она от души пожелает ей счастья. Единственным, что омрачало безоблачное настроение Фрэнсис, было воспоминание о ночном разговоре с Аделаидой.

— Фрэнсис!

— Что, папа? — по обыкновению спросила она.

Александр Килбракен поманил ее к себе, и она подошла, настороженно поглядывая из-под ресниц и слегка наклонив голову. Граф с ласковой улыбкой заключил ее в объятия и крепко прижал к груди.

— Давно я не чувствовал себя таким довольным, Фрэнсис. Я думаю, что вскоре смогу гордиться тобой.

— Конечно, сможешь, — сказала она смущенно. — Ты ведь знаешь, лапа, что я сделаю все, чтобы ты мог мною гордиться.

— Тогда поскорее иди в оружейную комнату.

— Так, значит, дело в одном из твоих ружей? Ты хочешь, чтобы я занялась ремонтом?

— Дело не в оружии, Фрэнсис. Иди же, и смотри не позорь меня.

Он отпустил ее и мягко подтолкнул в плечо. Теряясь в догадках, она приоткрыла дверь и проскользнула в оружейную комнату. Почему отец решил, что она способна его опозорить? Да если бы кто-то другой обесчестил его имя, она убила бы негодяя, не колеблясь ни секунды! Она бы его…

— Доброе утро, леди Фрэнсис.

Звук голоса застал ее врасплох, заставив вздрогнуть всем телом. Она до такой степени не ожидала встречи с графом Ротрмором, что даже не подумала надеть на лицо подходящую к случаю маску.

— Значит, это ваше ружье нуждается в ремонте? — спросила она, борясь с растерянностью. — Папа послал меня сюда и… скажите же, в чем дело!

Хок помедлил, не зная, как лучше начать. Нужно было покончить с разговором раньше, чем у него сдадут нервы. Его взгляд бессознательно прошелся сверху вниз по стоящей в двух шагах девушке. На ней было бесформенное платье устаревшего фасона, которое к тому же было ей слишком коротко, но он не смог не заметить (к своему немалому удивлению), что она неплохо сложена. Во всяком случае, она была стройной. В нем родилась надежда, что уж один-то раз он сможет без отвращения лечь с ней в постель.

Этот оценивающий взгляд не укрылся от Фрэнсис. Распутник! Как он смеет ощупывать ее взглядом! Она судорожно зашарила по карманам в поисках очков, нацепила их и прищурилась сквозь толстые стекла. Так и есть — шарит глазами по ее телу! Ее руки бессознательно сжались в кулаки.

— Что вам угодно, милорд? — спросила она, сузив глаза в две злые щелочки.

— Мой выбор пал на вас, леди Фрэнсис.

Смысл этих слов был предельно ясен, но вместо гневной отповеди Фрэнсис застыла с приоткрытым ртом. Может быть, он слеп, как крот? Или начисто лишен вкуса? Да нет же, она видела отвращение в его глазах! Он передергивался от каждого ее жеста, от каждого слова, которое она произносила!

— Тогда начните выбирать снова, — ровно сказала Фрэнсис, сама того не сознавая.

Ее голос был даже более ледяным, чем вода в озере Лох-Ломонд. Хок захлопал глазами. Может быть, он ослышался? Или она что-то не правильно поняла в его словах? Ну конечно! У бедняжки и в мыслях не было, что ее могут предпочесть красавицам сестрам!

— Леди Фрэнсис, — повторил Хок, приосанившись, — я выбираю вас в качестве… в качестве своей жены.

— Вы в своем уме? — спросила Фрэнсис, широко раскрыв глаза и глядя ему в лицо поверх съехавших очков.

Она совсем забыла, что должна щуриться, но Хок не заметил этого. Он ожидал, что его предложение будет принято если не с восторгом, то без колебаний, и был поражен реакцией Фрэнсис. Впрочем, что он знал о некрасивых девушках? Допустим, она сочла, что над ней смеются? Что ж, ее можно было понять: так ли уж часто в соперничестве между сестрами одерживает победу самая невзрачная из них? Нужно было показать более ясно, что он и впрямь намерен ее осчастливить.

— Разумеется, я в своем уме, — ответил он, снисходительно улыбаясь. — Так сказать, в здравом уме и твердой памяти. Я пришел к выводу, что мы с вами замечательно подойдем друг другу. Мы с вашим отцом уже обсудили условия брачного контракта, и я намерен завтра же выехать в Глазго. Венчание состоится в пятницу. Поскольку мой отец тяжело болен, мы выедем в Англию сразу же по окончании церемонии. Вот, леди Фрэнсис, примите это кольцо в знак нашего обручения.

Он взял безжизненно свисающую руку Фрэнсис и надел ей на палец изысканный перстень с изумрудом, передаваемый Чендозами из поколения в поколение.

Фрэнсис не ответила на все это ни жестом, ни словом. Хок решил, что она вне себя от потрясения (и ничуть не ошибся). Если бы она продолжала молчать и впредь, они и впрямь составили бы неплохую пару. Он собрался с духом и запечатлел поцелуй на ледяном лбу своей невесты.

Фрэнсис встрепенулась, поправив сползшие очки. Глаза ее за толстыми стеклами казались маленькими и тусклыми. Ничего, ночью все кошки серы, подумал Хок, особенно если, войдя в спальню, сразу погасить все свечи. Он очень сомневался, что в брачную ночь сумеет исполнить супружеские обязанности, если будет видеть лицо жены.

Ему и в голову не пришло, что он должен дождаться хоть какого-то выражения чувств со стороны своей избранницы.

— Я прощаюсь с вами до пятницы, леди Фрэнсис, — сказал он и вышел из оружейной комнаты.

Граф Рутвен обещал подожлать его в гостиной, и Хок сразу же направился туда. Ему показалось, что Фрэнсис что-то произнесла в момент, когда захлопывалась дверь, но у него не было ни малейшего желания выяснять, что это были за слова. Он даже не замедлил шага.

Некоторое время Фрэнсис стояла в оцепенении, отказываясь поверить в то, что все случилось наяву. Но перстень на руке не исчезал, изумруд мягко поблескивал в затейливой оправе. Она поднесла руку к лицу. Вгляделась.

— Нет! Это какая-то ошибка!

Да-да, произошла ошибка, и ее нужно поскорее исправить. Она так старалась… и она преуспела в своем маскараде, разве не так? А как же Виола? А Клер? Должно быть, этот человек — сумасшедший!

Фрэнсис распахнула дверь, бросилась вон из оружейной комнаты и едва не столкнулась с Софией, которая шла со стороны гостиной. На лице мачехи было очень странное выражение.

— Где папа? — спросила Фрэнсис. — И где этот… этот человек?

— Сейчас им не следует мешать. Пойдем со мной, Фрэнсис. Помнишь, я пригрозила, что отец высечет тебя за своенравие? Так вот, ты сама себя высекла, без его помощи. Пойдем.

— Но мне нужно поговорить с папой! — крикнула Фрэнсис тонким, истерически пронзительным голосом. — Произошла ошибка, София! Ошибка, понимаешь?

— Я вполне согласна с тобой, но в этом деле все решает граф Рутвен. А тебе остается только смириться с его решением.

Фрэнсис попробовала обойти Софию, но та ловко поймала ее за руку.

— Отпусти меня, пожалуйста! Это невозможно, София! Я… я не позволю, чтобы это случилось!

— Послушай-ка, Фрэнсис Регина Килбракен, — прошипела София, стискивая запястье падчерицы до боли. — Ты думала, что умнее всех, когда изображала из себя огородное пугало, кикимору болотную, мышь из подпо лья? Я не знаю, что заставило графа выбрать тебя, а не Виолу или Клер, но на сей раз ты подчинишься воле отца!

— Но это нелепо… — тупо сказала Фрэнсис, вяло вырываясь. — Наверное, я сплю и вижу кошмар… мне нужно поговорить с папой! Я никогда не соглашусь, София!

— Нет, ты согласишься! — приблизив лицо к самому ее лицу, раздельно проговорила мачеха. — Оглянись вокруг, бестолковое создание! Посмотри на «великолепие» замка «Кил-бракен»! Замок буквально рассыпается, и в наследство твоему брату останутся одни руины, титул и несколько поросших вереском холмов. А теперь вспомни, что обещал маркиз Чен-доз: десять тысяч фунтов по брачному контракту. Неужели эта цифра не заставляет кружиться твою глупую голову? Графу Ротрмору нельзя отказывать ни в коем случае!

— Но есть еще Виола… Клер…

Фрэнсис казалось, что над ней смыкаются какие-то свинцовые, безжизненные воды. Она едва могла дышать, погружаясь все глубже и глубже, теряя надежду на спасение. Глаза мачехи, необычно властные и безжалостные, не отпускали ее взгляда.

— Не скрою, я хотела, чтобы граф выбрал Виолу. Она очаровательна и вполне заслуживает богатства. Балы, лесть, мужское внимание — все это ее стихия. То же самое, хоть и в меньшей степени, относится и к Клер. Очень жаль, что ни для одной из них этому не суждено сбыться… пока. Обвенчавшись с графом, ты сделаешь все, чтобы устроить судьбу сестер. — София как следует встряхнула Фрэнсис. — Ты меня слышала? Отвечай!

Та продолжала смотреть на нее, шевеля губами, но не произнося ни звука.

— Я повторяю, Фрэнсис: как только ты станешь графиней Ротрмор, ты сделаешь для сестер все, что потребуется! Даже не думай обмануть моих ожиданий. И вот еще что: твой отец просил передать, что никогда больше не заговорит с тобой, если ты устроишь сцену в присутствии графа. Надеюсь, ты все поняла?

Фрэнсис не помнила, как вышла из замка. Шел дождь — холодный проливной дождь, но она заметила это не сразу.

Очки скоро сползли по влажной коже носа, и она машинально сунула их в карман. Бесформенный чепчик отправился в грязную лужу и вскоре, намокнув, исчез в ее глубинах. Фрэнсис сильно продрогла и побежала к конюшне. Там, высоко на сеновале, она упала ничком и зарылась лицом в прелое прошлогоднее сено. Сено слежалось и пахло плесенью — должно быть, где-то протекала кровля.

«Как же это случилось?»

Она не могла думать ни о чем другом. Происходила полная бессмыслица, которую невозможно было объяснить.

«Как же это случилось?»

Фрэнсис уселась, охватив колени руками и сжавшись в комок. Она хотела найти ответ и заставляла себя сосредоточиться. Почему богатый и красивый холостяк выбрал себе в жены невзрачное, неинтересное существо, когда его внимание наперебой старались привлечь прелестные молодые леди? Даже если отец выдал графу тайну ее маскарада, почему тот предпочел женщину, которой он не нужен? Может быть, он сам разгадал ее хитрость? Но в тот неприятный момент, когда его глаза шарили по ее телу, она ясно видела в них отвращение! Он, без сомнения, был одурачен — и все же выбрал ее.

Как ни крути, бессмыслица оставалась бессмыслицей. Как мог граф даже приблизиться к ней после того, как она играла и пела?

Фрэнсис довела себя до головной боли, но все было тщетно до тех пор, пока в памяти не всплыло случайное замечание Виолы.

«Оказывается, граф пользуется большим успехом у лондонских дам. Он рассказывал мне и Клер, как много времени проводит в городе. Его можно понять — в Лондоне столько развлечений! Могу поспорить, что он содержит любовницу. Ума не приложу, как мне к этому отнестись. Наверное, я потребую, чтобы он ее бросил, и тогда мы будем совершенно счастливы».

Фрэнсис мрачно кивнула. За таким красавцем, как граф Ротрмор, женщины должны беззастенчиво увиваться. Разумеется, у него есть любовница.

«А раз так, то очаровательная, бойкая и требовательная жена будет для него только обузой».

— О Господи! — прошептала Фрэнсис, отказываясь верить. — Неужели это правда? Это отвратительно, это слишком подло!

Лошадь в одном из стойл издала негромкое ржание, заставив ее вздрогнуть.

Как ни ужасна была догадка, в ней были и логика, и смысл. Выходило, что граф Ротрмор выбрал именно ее, Фрэнсис, потому что в ней не было ни бойкости, ни очарования. Это означало, что она не станет требовать внимания, не станет лезть в его устоявшуюся жизнь. В этом случае он сможет продолжать беззаботно наслаждаться свободой и дальше.

Она должна получить подтверждение этой догадке, должна знать наверняка! Фрэнсис встала и стряхнула с юбки гнилое сено. Выйдя из конюшни, она обнаружила, что дождь прекратился. У ворот замка стоял экипаж графа, в который как раз поднимался Граньон. Раздался свист кнута, и лошади рванули с места. Выйдя из ступора, Фрэнсис бросилась вслед стремительно уносящемуся экипажу, крича и размахивая руками.

Бесполезно! Фонтаны грязной воды летели из-под колес, застоявшиеся лошади всхрапывали, и ни граф, ни его камердинер не обернулись на крик. Она остановилась, глядя на извилистую дорогу, за поворотом которой исчез экипаж.

Сколько времени она провела на сеновале? Достаточно, чтобы этот ублюдок успел ускользнуть!

Она воинственно расправила плечи и зашагала к дверям замка.