— Дело не только в долге, Розалинда.

— Да, есть еще и «Правила Пейла». А, кроме того, Саримунд и твой дед, у которого оказался совершенно другой вариант «Правил», написанный этим самым Саримундом. Ну не безумие ли все это? Должно быть, ты так обрадовался, узнав, что мне легко дается чтение книги. Да вот только в ней не оказалось ничего полезного, как и в тех каракулях Саримунда, которые хранил твой дед. Он тоже не мог их прочитать. Ты сам говорил.

— Не мог. И это сводило его с ума. Сколько часов он провел в библиотеке, пытаясь расшифровать текст!

— Но не смог, потому что это не шифр, а нечто вроде волшебства.

— Возможно. Кто знает?

— Поскольку я единственная, кто способен прочесть чертову книгу, значит, тоже волшебница. Не согласен?

Он так ошеломленно уставился на нее, что она рассмеялась хриплым уродливым смехом, исполненным страха и чего-то еще, ему непонятного.

— О да, я волшебница, которую всякий может избить до полусмерти. Волшебница, которая даже не помнит, кто она такая и каким образом стала чьим-то долгом!

Она вскочила и принялась метаться по комнате.

— А появление Ренната, главного чародея Востока… Кстати, что означает этот глупый титул? Почему он вообще пришел ко мне? Что я должна сделать?

— Может, Реннат и есть чародей или то существо, которое спасло жизнь капитану? Ведь он не просто волшебник, а главный чародей Востока! Возможно, именно он наслал шторм и ту гигантскую волну, которая уничтожила корабль Джареда и утопила всех его людей. Он сам все подстроил, чтобы капитан уверовал в этот долг.

— Ты считаешь, что это Реннат накликал шторм? Значит, он обладает силой, величины и сути которой никто из нас не в силах осмыслить. Способен ли чародей на такое, даже если получил, чертов титул главного? Не хочется в это верить, но, похоже, иного выхода нет. Это означает также, что Джаред — единственный, кто способен оплатить долг. Если это затеял не Реннат, тогда, вероятно, Беленус, чародей, о котором писал Саримунд, или Таранис, дракон Саллас-Понда? Он все же бог, бессмертный и всесильный! Именно поэтому нам подсунули книгу? Но почему Грейсону, а не одному из нас?

Розалинда подошла к большому письменному столу красного дерева, остановилась на секунду у кресла призрака и, нагнувшись, сказала в невидимое ухо:

— Мог бы, и помочь немного! Спеть, но не всякие непристойные глупости, а песню, имеющую глубокий смысл.

Молчание.

Розалинда уселась за стол.

— Мне нужны бумага и карандаш. Я хочу записать все вопросы. Потом мы попытаемся постепенно на них ответить.

Она взяла бумагу и стала писать. Николас молча наблюдал за ней. Наконец она подняла глаза и сказала, четко выговаривая каждое слово:

— Самый первый и главный вопрос: почему ты женился на мне? Ты единственный, кто знает ответ. Объяснись.

Его мозг, до этого момента работавший с бешеной скоростью, мгновенно отключился. С губ не сорвалось ни единого слова.

— Хорошо, — бесстрастно констатировала она, — я не стану осуждать тебя за молчание. Потому что твой ответ вряд ли будет лестным для новобрачной, не так ли? Позволь мне ответить за тебя. Ты женился, зная, что если хочешь понять, в чем заключается суть этого долга и что необходимо делать, дабы избавиться от назойливого сна и той непосильной тяжести обязательств, лежавших на твоей семье в течение двухсот лет, то я должна быть рядом. Я вполне сознаю так же, как сильно ты боишься, что я ускользну от тебя. Полагаю, ты женился на мне по обязанности.

Она принялась записывать свою речь. Николас вскочил.

— Черт побери, нет! — завопил он.

Розалинда посмотрела на него в упор. На его бледном лице выделялись черные, как безлунная ночь, глаза. Под ее суровым взглядом он медленно опустил голову.

— Да, именно так и произошло. Розалинда, не выпуская карандаша, поднялась:

— Сколько же всего случилось с того вечера, когда мы впервые встретились. Сколько всего необъяснимого произошло! Бьюсь об заклад, причина в том, что два главных игрока наконец-то вместе. Помнишь, я как-то спросила, был ли твой дед чародеем, и ты ответил, что не знаешь. Но все же добавил, что ему было известно многое из того, о чем простые люди понятия не имеют.

— Помню. В нем было нечто необыкновенное. Магическое. Теперь я могу сказать это, не испытывая презрения к себе.

— Допускаю, что твой дед был волшебником. Волшебство у вас в роду, начиная с капитана Джареда Вейла, и, следовательно, ты тоже обладаешь сверхъестественными силами. Нет, не спорь, это так! Скажи, ты считаешь, что существо, спасшее капитана, — один из моих древнейших предков?

Она ясно видела, что Николас не хочет отвечать, но он все же выдавил:

— Вполне возможно.

— Итак, если капитан Джаред был чародеем, а Реннат спас его, чтобы вырвать обещание платить по долгам, значит, он, скорее всего, знал, что я попала или попаду в беду, и буду нуждаться в спасении. В свое время. Когда что-то со мной случится.

Николас снова кивнул.

— Ты веришь в то, что я колдунья? Веришь, что кто-то пытался убить меня? Убить, потому что знал, кто я такая? Знал, что происхожу из рода чародеев, и боялся, что могу ему навредить? Кого пытался уничтожить неизвестный: колдунью или отпрыска древнего чародея?

— Откуда мне знать? — бросил Николас и, подойдя к жене, положил руки ей на плечи. — Я действительно не знаю, Розалинда, но считаю, что все постепенно прояснится.

— Ничего не прояснится, Николас, если не считать того, что ты женился на мне в полной уверенности, что обязан это сделать. Как некогда Джаред — на наследнице Уайверли.

— Женитьба на тебе — самый значительный поступок в моей жизни.

— Тебе были абсолютно безразличны мои желания.

— Ты хотела меня и даже не скрывала этого. Я ни к чему тебя не принуждал. Не заставлял делать что-то против воли.

— Просто мы вступили в брак по разным причинам. Николас ничего не ответил.

— Впрочем, какая разница? — продолжала она. — Тебе было все равно, кто я, откуда пришла и во что верила.

— Не будь идиоткой. Конечно, мне не все равно!

— Почему при встрече на балу ты был так уверен, что я та самая девочка? Ведь теперь я почти на нее не похожа!

Николас пожал плечами, но не убрал рук. Боится, что она удерет? Возможно.

— Я знал. Точно знал. И больше мне нечего сказать.

— Итак, ты нашел девочку, которую видел во сне. Тебя буквально подвели к ней. Я права?

— Абсолютно.

— Теперь она стала женщиной, отчего возникло немало проблем. И ты решил покончить с ними, женившись на ней… на мне.

— Да, но это далеко не все. С самого начала ты очень много значила для меня.

— Разумеется, много. Если бы я так отчаянно не хотела тебя, пришлось бы до конца жизни страдать от постоянно повторявшегося сна.

— И это правда, — вздохнул он.

— Что, если я действительно колдунья? Помнишь, Реннат сказал, что я все узнаю и обрету себя, что бы это ни значило.

Он еще крепче сжал ее плечи.

— Значит, ты колдунья и моя жена, и с этим придется жить.

— Когда я обрету себя… что ты будешь делать, Николас?

— Хочешь сказать, что принесешь на землю неисчислимые бедствия?

Розалинда не улыбнулась.

— Что ты будешь делать, Николас?

— Не знаю. Как я могу знать до того, как это случится? Если вообще случится. И какой будет результат.

Она смотрела в любимое лицо. Лицо человека, без которого не могла жить. И ощущала мертвящую боль. Как трудно выдавливать слова из перехваченного горла!

— Важнее всего сейчас то, что ты меня не любишь.

— Розалинда…

Она повелительно подняла руку:

— Ты благородный человек, Николас. Дай мне ключ.

— Но нам нужно изучить дневники Джареда. Проверить, нет ли там каких скрытых сведений, которые могли бы помочь…

— Дай мне ключ.

Он отпустил ее и отдал ключ.

Розалинда поспешно отошла от него, обернулась и спокойно сказала:

— Я знаю, что ты хочешь меня. И наслаждаешься в моих объятиях. Однако, судя по тому, что я слышала, мужчина готов ублажить себя с любой женщиной, которая вовремя подвернется под руку. Главное, чтобы она была согласна.

— Нет! То есть, возможно. В этом есть доля правды. Но ты, Розалинда, очень много значишь для меня, ты…

Она снова подняла руку.

— Ты меня не любишь. И это горькая истина. Как может человек любить собственный долг?

Она отперла дверь библиотеки и исчезла. Николас стоял, словно прикованный к месту. За спиной послышался тяжкий вздох.

— Иди к дьяволу, — бросил он и вышел в сад.