Утро выдалось хмурое и промозглое. Скинувшие листву дубы и вязы, как безмолвные часовые, стояли на твердой промерзшей земле. В этот ранний час на северной окраине пустоши Хаунслоу-Хит не было ни души: ни бродяг, ни случайных прохожих, ни зевак. Не было видно даже обычно промышлявших здесь подозрительных личностей. Должно быть, в такую непогоду они забились подальше в свои логова. Унылое шуршание голых ветвей прерывалось только доносившимися издалека глухим стуком конских копыт, скрипом колес да чириканьем неугомонных воробьев.

Сэр Гарри Брэндон украдкой взглянул на друга и при виде его сурового сосредоточенного лица беспокойно заерзал в седле. Обычно блестящие глаза лорда Гарри померкли и сузились, губы вытянулись в тонкую бескровную нитку. Лорд Гарри не сказал ему ни слова, только попросил выделить из его небольшой конюшни лошадь под седло — для Потсона. Брэндон также молча, кивком, подтвердил свою готовность выполнить его просьбу, хотя она вызвала у него тревогу. В разъездах до конюшни и обратно можно было потерять драгоценное время, и тогда они рисковали не поспеть на место к семи часам. Но лорд Гарри, казалось, не обращал внимания на его беспокойство. Сэр Гарри даже засомневался в том, что его друг имеет представление о кодексе чести джентльмена. Согласно правилам, дуэль отменялась, если один из противников являлся позже назначенного времени.

Однако сэр Гарри был вынужден признать свои опасения напрасными. Лорд Гарри, безусловно, отдавал себе отчет в своих поступках. За несколько минут до назначенного времени их небольшая кавалькада выехала из леса и оказалась на большой открытой площадке. Менее чем в двадцати шагах от них стоял городской экипаж графа Марча.

Когда они спешились и привязали лошадей, Хэтти повернулась к сэру Гарри и сказала:

— Я знаю, чего вы боялись. Вы думали, что я мог заставить вас опоздать. Напрасно, Гарри. Я точно рассчитал время. Но я не мог отказать себе в небольшом удовольствии — совершить выход на сцену после сбора почтенных гостей. По-моему, я сделал это вполне прилично. Разве не так?

Сэру Гарри не хватило находчивости для быстрого ответа, чтобы по достоинству оценить это замечательное свидетельство хладнокровия, поэтому он только коротко кивнул:

— Вполне.

Хэтти со спокойным видом наблюдала, как сэр Гарри суетился возле лошади, прилаживая уздечку.

— Вам, наверное, необходимо переговорить с графом Марчем? Вы понимаете, что я имею в виду? Выбор оружия.

— Да-а, — сказал Гарри, переходя на шотландский диалект, унаследованный им от матери.

После того как сэр Гарри удалился на приличествующее расстояние, с которого нельзя было слышать человеческого голоса, Хэтти повернулась к Потсону. Все это время он молча, с мрачным видом топтался поодаль, непрерывно сминая полы пальто.

— Не покидайте меня, Потсон. И дайте мне слово ни во что не вмешиваться. Обещайте не вмешиваться, что бы ни случилось.

Потсон по-прежнему хранил гробовое молчание. Хэтти начала трясти его за руку:

— Черт побери, Потсон, не молчите. Обещайте.

— Но мастер Дэмиан никогда не одобрил бы этого, мисс Хэтти. Боже, он никогда…

— Перестаньте. Сейчас неподходящее время, чтобы распускать слюни. Вы обещаете мне, что останетесь со мной до конца и будете держать язык за зубами?

— Да, мисс Хэтти, — сказал он, наконец, глядя ей прямо в разгневанные синие глаза. — Клянусь, но мне ненавистна мысль о том, что может случиться.

— Ненависть как нельзя лучше подходит для этой проклятой ситуации. Значит, договорились? Теперь я ухожу. Оставайтесь здесь.

Она решительно повернулась на каблуках, издавших громкий скрип от соприкосновения с замерзшей землей, и большими шагами, не оборачиваясь, направилась к кружку из трех джентльменов.

Два часа назад Хэтти уже просчитала в уме предстоящий поединок. Она понимала, что успешный исход дуэли зависит от хладнокровия, и поэтому не пожалела времени на оттачивание мастерства. Она мысленно вскидывала свой дуэльный пистолет, наводила его на воображаемую мишень, охотилась за ней, поворачивала туловище из стороны в сторону и ласково поглаживала курок. Снова и снова, минута за минутой она отрабатывала каждое движение. Все это продолжалось до тех пор, пока сосредоточенность не достигла высшего предела, пока мозг не воспринимал ничего, кроме единственной заветной цели.

Теперь у нее не оставалось ни капли страха, ни капли сомнений. Она не должна промахнуться.

Так думала она, приближаясь к недругу. Походка ее была размашиста и небрежна, руки в теплых перчатках — тверды и сухи.

Она мельком взглянула на графа и, прищурившись, пристально посмотрела на маркиза.

— Доброе утро, ваша светлость, милорд Марч. Не будем мешкать. Я не хочу, чтобы моя кобыла томилась в ожидании на таком морозе. Можем приступать?

«Скажите, какая смелость! — недовольно подумал маркиз. — Мальчишка кичлив не по годам». Но он постарался скрыть свое раздражение под привычной иронией.

— Извольте, Монтейт. Я полагаю, надо поторапливаться, хотя бы ради того, чтобы вы не опоздали к хирургу.

— Ах, ваша светлость, как вы предупредительны! Однако сдается мне, что хирург дожидается не меня, а вас. Я уже предвкушаю огромное удовлетворение от вида вашей крови. Мне не терпится увидеть, как она просочится на эту землю.

В эту минуту раздался резкий голос графа:

— Вы не хотите осмотреть свое оружие, Монтейт? — Он открыл длинный узкий футляр и вынул из него блестящую серебристую шпагу.

Хэтти тупо посмотрела на шпагу. Что за чертовщина! Что за нелепую ошибку совершил Гарри? Ведь он, как никто другой, знал о том, что она предпочитает пистолеты. Она повернулась к своему другу. От разочарования и гнева у нее непроизвольно задвигались челюсти.

— Что вы сделали, Гарри? Вы же знали о моем выборе. Мое оружие — пистолеты.

У сэра Гарри расширились глаза, и на его лице появилось выражение недоумения.

— Конечно, мне известно, что вы предпочитаете пистолеты. Но что я мог поделать? О каком выборе вы говорите, лорд Гарри?

Лорд Оберлон, следивший за разговором молодых людей, заметил, как сконфузился сэр Гарри. Однако сам он был удивлен. Как Монтейт мог быть уверен, что выбор оружия останется за ним? Ведь это он дал повод для дуэли.

— Как человек, бросивший вызов, вы, Монтейт, не имеете права на выбор оружия, — спокойно пояснил граф. — Лорд Оберлон воспользовался своим законным правом и выбрал шпаги.

Сэр Гарри, стоявший поодаль с безучастным видом, поддакнул:

— Вы должны согласиться, лорд Гарри. Разве не вы выплеснули шампанское в лицо его светлости?

— Мне кажется, лорд Монтейт предпочитает фехтование не шпагами, а словами, — обронил маркиз, стряхивая соринку с рукава. — Я бы мог простить вас, молодой человек. Для этого вам нужно всего лишь объясниться и принести ваши искренние извинения. Готовы ли вы к этому?

Хэтти опешила. Вся ее собранность и с таким трудом накопленная внутренняя энергия враз разлетелись на миллионы мелких кусочков. Среди разрозненных мыслей на первом плане оказался чудовищный смысл фразы, которую она обронила накануне синьору Бертиоли: «…молодой лев испустил последний вздох». «Вот сейчас и выяснится, — подумала она, — правда ли я тот самый молодой лев».

Напротив нее стояли трое. Она смотрела на них невидящими глазами, понимая, что все они тоже смотрят на нее. Хотя она не различала их глаз, она читала в них презрение. На самом деле это было презрение, которое сидело внутри ее самой. В памяти у нее всплыли другие слова, сказанные небрежно и весело тому же синьору Бертиоли: «Если человек отправляется на битву с одним видом оружия и молитвой на устах, то его считают глупцом». И снова ясно зазвучали слова маркиза: «Вам нужно всего лишь объясниться и извиниться». Он хотел заставить ее пресмыкаться. Он толкал ее на позор и бесчестье.

Она увидела Дэмиана, сложившего голову на поле битвы при Ватерлоо и взывающего к возмездию. Ее разум устремился к образу брата, и в ту же минуту разрозненные мысли снова собрались воедино.

— Шпаги, ваша светлость? — сказала она тоном, казавшимся еще холоднее этого неприветливого утра. — Воля ваша. В конце концов, не важно, от чего вы желаете умереть.

Она подскочила к футляру, выстланному черным бархатом, выхватила шпагу и подбросила ее в руке. Шпага, сделанная из стали наивысшей пробы, была прочна и легка.

Издевка Монтейта задела Джейсона Кэвендера. Он нахмурился. Но в его глазах читалось не раздражение, а скорее замешательство. От глаз маркиза не укрылись ни ошеломление, ни страх, застывший на миг в глазах юноши, после того как ему объявили об оружии. Он задумался. Ситуация казалась ему похожей на развязку дешевой мелодрамы из репертуара «Друри-Лейн». Поэтому он невольно спросил себя: не выглядит ли он в данном случае как отрицательный персонаж — злодей, поднявший руку на благородного героя?

— Джейсон! — Маркиз встряхнул головой, услышав свое имя. — Будьте внимательны, мой друг, — сказал граф, держа шпагу в вытянутой руке.

Маркиз кивнул и взял шпагу. «Интересно, какой смысл вкладывает Жюльен в свое предупреждение? К кому я должен быть внимателен: к себе или Монтейту?» Он машинально вернул шпагу графу, пока снимал с себя пальто и перчатки, тут же спохватившись, что, должно быть, совершил глупость.

По примеру маркиза Хэтти тоже начала раздеваться.

— Черт побери, к чему? — закричал Гарри. — Ведь холодно. Остановитесь, лорд Гарри!

Он следил, как лорд Гарри расстегивает жилет, и проклинал все на свете. Он мечтал только об одном: чтобы поскорее настал тот час, когда придет конец всем его тревогам. Он молил Бога, чтобы лорд Гарри остался цел и невредим и они могли благополучно вернуться в Лондон. Никогда в жизни он не испытывал такого леденящего ужаса.

— Да, холодно. Но разве это не мое личное дело?

— Лорд Гарри, я не думаю…

— О чем вы, Гарри?

— Боже мой! Неужели нельзя ничего изменить? Я буду держать в руках ваше пальто, чтобы оно не остыло.

Гарри не спускал глаз со своего друга, который, оставшись в просторной гофрированной белой рубашке, штанах и ботфортах, сплеча несколько раз рассек шпагой воздух, чтобы проверить ее на гибкость, и направился к противнику. Маркиз в черных ботфортах, черных лосинах и белой рубахе стоял, повернувшись боком, со шпагой наготове.

Хэтти согнула ноги в коленях и немного наклонилась вперед, подбоченившись левой рукой. Она описала шпагой широкую дугу и замерла в ожидании команды графа.

— Защищайтесь! — звонко прокатился его призыв в безмолвии окружающего леса.

Маркиз начал грациозно двигаться к ней, направив шпагу вперед и сосредоточив внимание на ее лице. Неожиданно его шпага блеснула справа от нее. Он решил проверить быстроту ее реакции.

Хэтти ждала этого удара. Она отразила его без особого труда и тут же легко отскочила в сторону, переместив центр тяжести на левую ногу. Маркиз отошел назад, делая небольшие круги шпагой. «Крутится, как змея», — подумала Хэтти, готовясь к следующему удару. Она понимала, что ему ничего не стоит держать под контролем ее действия. С первой минуты она почувствовала его мастерство. Серебристое лезвие в вытянутой руке повиновалось его воле, мелькая то справа, то слева от нее. «Так, неплохо, это мы проходили, — повторяла она про себя, вспоминая уроки синьора Бертиоли. — Маэстро, поделитесь со мной всем вашим мастерством», — мысленно взывала она к своему учителю.

После сильного выпада в сторону она устремилась вперед. Край ее шпаги со звоном ударился о закаленную сталь клинка маркиза и соскользнул почти с полпути, когда Оберлон мощным взмахом запястья отбил этот удар. От этого сокрушительного удара острая боль пронзила ее руку.

Маркиз слегка удивился быстроте атаки, но в тот момент, когда молниеносно отдергивал свою шпагу, успел почувствовать, как ослабела рука молодого человека. «Да, у юноши хорошая реакция, — подумал он, — но сил и выносливости для противостояния ему надолго не хватит». Поэтому маркиз решил, что нужно дальше вести эту непрерывную рубку, не давать Монтейту времени для отдыха, но прежде всего не пропускать его броски, чтобы не позволить ему пробить свою оборону. Он усилил защиту спереди, предполагая тем самым отбить у юноши охоту к дальнейшим атакам, и стал наращивать силу ответных ударов. Он видел возраставшую неуверенность и разочарование на лице своего противника и продолжал придерживаться этой изматывающей стратегии.

Хэтти безошибочно разгадала его замысел. То отступая назад, то подкрадываясь к нему, легко танцуя на кончиках пальцев в противоположных направлениях и обходя его кругами, она пыталась сберечь свои силы. Так учил ее синьор Бертиоли. Маркиз прервал эту разминку стремительным и сильным броском. В то же мгновение она сделала не менее сильный выпад вперед, вытянув руку во всю длину.

Он легко уклонился от ее удара, оставляя ей поле для дальнейших действий. Она тотчас последовала за ним. На несколько мгновений в воздухе в неистовой пляске сошлись их шпаги. С каждым ударом он заставлял ее все больше ощущать свою силу. На какое-то мгновение она утратила способность сопротивляться ему, и он потеснил ее назад. Она посмотрела на его мощные мускулы, обозначившиеся на бедрах под тугими лосинами, и почувствовала дрожь в ногах. То, что она не была мужчиной, угнетало ее. Она сознавала, что ей просто не хватит сил, что могло стать равносильным смерти. Она не могла согласиться с этим. Это было бы слишком несправедливо. Она должна уничтожить своего врага, потому что правда на ее стороне. Должна же, в конце концов, восторжествовать справедливость. Это чувство внутри ее было непоколебимым.

Ее лицо покрылось испариной. Она дышала тяжело и прерывисто. Нужно было отступить назад и сделать передышку хотя бы на минуту. Она утерла пот коротким взмахом рук и сделала три легких прыжка назад, освобождая свой клинок из-под его шпаги и глотая драгоценный для нее воздух. В тот же момент маркиз подскочил к ней. Хотя его бросок был на удивление легким, мощь последовавшего удара оказалась настолько велика, что ее пальцы едва не свело судорогой от силы, с которой ей пришлось сжимать свой клинок. Глаза противников встретились. Она увидела в них спокойствие и холодный расчет. От сознания собственной слабости на мгновение она испытала страх. Но в тот же миг ею овладела безумная ярость, и, движимая ею, все меньше думая об искусстве ведения боя, она устремилась в атаку с новой силой. Их шпаги снова скрестились со страшным звоном. Маркизу стоило больших усилий продвинуть свою шпагу вверх, заставив Хэтти резко качнуться вперед. Снова скользнули лезвия, и их шпаги сомкнулись у самого основания. В эти минуты Хэтти ненавидела себя, ненавидела за усталость и одышку. Враг находился всего в нескольких дюймах от ее лица и мог слышать ее тяжелое дыхание. Он мог видеть ее слабость. Черт бы его побрал! У него на лбу не проступило ни единой капельки пота. Хэтти удалось резко высвободиться от него и отпрыгнуть назад, но при этом она едва не потеряла равновесие. Свободной рукой она беспомощно махала в воздухе, делая отчаянную попытку удержаться на ногах. Но даже обретя устойчивость, она не могла избавиться от ощущения, что через секунду маркиз снова настигнет ее. Однако он молча стоял на прежнем месте с бесстрастным лицом, но с затаенным любопытством в глазах.

— Какого дьявола вы остановились?! — крикнула она.

Маркиз согнулся, как зверь, приготовившийся к решающему прыжку. В эту минуту его холодные глаза были сосредоточены на правой руке противника. Чувствовалось, что ему надоела эта затянувшаяся возня и что он готов к победному завершению этой злосчастной дуэли. Как ни странно, но Оберлон хотел, чтобы она закончилась достойным и благополучным для Монтейта образом. Он не до конца понимал самого себя. Почему ему хотелось такого исхода? Потому, что сам когда-то был юношей? Может быть. Да, сейчас перед ним был безусый юнец. Этого он не мог отрицать. Но мальчик тем не менее горел желанием проткнуть ему грудь шпагой. Эта мысль не выходила у него из головы и смущала его душу.

Хэтти хотела сделать бросок, чтобы выбить у него шпагу. Но тут ей на ум пришло одно из крылатых выражений синьора Бертиоли, и она осталась на месте. «Милорд, — сказал однажды ее учитель, — тот, кто способен терять голову, наверняка когда-нибудь потеряет и сердце. Но, как вы догадываетесь, мой юный друг, я имею в виду отнюдь не безумную любовь к леди». Хэтти вспомнила, как она долго смеялась над этими словами и как потом, взяв их на вооружение, начала маневрировать и отвлекать внимание многоопытного маэстро такими изощренными трюками, что единственный раз за все время тренировок ей почти удалось пробить его защиту.

Эти мысли помогли ей обрести спокойствие, но не усыпили ее бдительности. Она продолжала следить за малейшими движениями маркиза. «Он ждет от меня сильного рывка, — внезапно осенило ее. — Так и быть, он его получит».

Она наклонилась и резким движением подалась всем корпусом вперед, выбросив вытянутую руку со шпагой, нацеленной кончиком в его сердце. В этом была ее роковая ошибка.

Маркиз мгновенно оценил представившуюся ему возможность: Монтейт пожертвовал защитой. Ловким ударом он отклонил клинок противника в сторону, намереваясь затем сильным броском направить свою шпагу на его поднятую руку.

В этот момент Хэтти решила применить самый сложный прием итальянского маэстро. Она с силой отдернула руку и так быстро отскочила в сторону, что шпага маркиза отклонилась от заданного направления. Она тотчас бросилась на него, собираясь пронзить ему плечо.

Инстинкт, рожденный длительными упражнениями, помог маркизу избежать этого удара. Он круто повернулся и перехватил шпагу Монтейта, потом внезапно резко отступил, чем лишил противника равновесия. При этом маркиз не сумел умерить силы его броска, и поэтому, когда молодой человек пошатнулся, он, к своему ужасу, почувствовал, как кончиком своей шпаги с удивительной легкостью вошел ему в бок.

Хэтти резко вскинула голову, испугавшись, что может упасть. Сначала она почувствовала укол в бок, потом появилось странное ощущение — как будто на нее повеяло струей ледяного воздуха. Маркиз стоял напротив нее неподвижно, с суровым бледным лицом.

Она увидела, что его шпага от кончика и выше на одну четверть покрыта ярко-красной кровью. «Это кровь, — пронеслось у нее в голове, — моя кровь». Вместе с тем она не чувствовала боли.

— Остановитесь, Монтейт, — услышала она голос графа Марча. — Лорд Оберлон ранил вас. У вас кровь. Все. Поединок закончен.

Все? Не тут-то было! Почему он решает за нее, этот граф? По-видимому, он вместе с маркизом решил, что она покроет себя позором из-за какой-то царапины?

— Кто вам сказал, что все?! — вскричала она чистым громким голосом. — Я еще только начинаю. Защищайтесь, Джейсон Кэвендер!

Она снова обрела уверенность и силу. С этой минуты ее тела как будто больше не существовало. Существовали только мозг и вытянутая рука со шпагой.

Маркиз бросил беспомощный взгляд на графа. На большее у него просто не было времени, так как Монтейт бросился на него, как разъяренный демон. Он поспешно отпрыгнул назад, парируя удар. Видя лихорадочно блестящие от азарта глаза юноши, он понял, что одержимость заставит его забыть о боли. Он будет истекать кровью, не сознавая, как тяжело ранен. Небольшое кровавое пятно быстро расплывалось на белой рубахе, пропитывая материю вокруг раны.

— Монтейт, остановитесь! Посмотрите на свой бок! — кричал маркиз сквозь свистящие звуки клинков. С равным успехом он мог обращаться с этим призывом к ветру. Хэтти, хотя и слышала его слова, умом отказывалась воспринимать их смысл.

Она услышала свой смех. Громкий, торжествующий смех. Браво, она наступала! Своей шпагой она рассекала воздух с такой силой, что ее противник то пятился назад, то отскакивал в сторону, чтобы ослабить ее удары.

Это была безрассудная, неистовая атака. Маркиз понимал, что за непрерывными бешеными выпадами нет ни расчета времени, ни искусства. Помутившийся разум молодого человека не позволяет ему осмысливать ни истинную обстановку боя, ни собственное состояние. Эта мысль вызывала у маркиза все большее и большее беспокойство. Если он не сможет в ближайшее время прекратить дуэль, молодой человек может истечь кровью. Но он был уверен, что Монтейт не подчинялся здравому смыслу, и поэтому не стал продолжать предостережений.

В следующие несколько минут маркиз полностью уступил инициативу противнику, парируя один за другим его безумные удары. Он сознательно не выходил за рамки обороны. Между тем молодой человек устал, его атаки были неудачны, неточны, все чаще следовали удары невпопад, а движения теряли былую ловкость. Маркиз мог бы легко разбить его защиту, однако неизменно отступал. Он ждал подходящего момента. Нужно было перехватить шпагу Монтейта вблизи эфеса и выбить ее у него из руки. Поэтому он терпеливо ждал, отбивался и снова ждал. Он зорко следил за каждым пассажем, карауля подходящий момент. «Он устал и отступает, — убеждала себя Хэтти. — Дави его, дави сильнее. Вот правильно. Видишь, он испугался. Он боится тебя. Он испугался смерти, которую ты несешь ему. Правильно, отшвырни его назад. Еще назад. Дожимай его!»

И тут маркиз допустил ошибку. На секунду его глаза возвратились к матовому, теперь уже огромному и все еще расползающемуся кругу крови на теле юноши, и это ослабило его внимание.

Воспользовавшись оплошностью врага, Хэтти резким движением поддела его шпагу снизу и в ту же секунду выбила ее у него из пальцев. Шпага полетела на землю.

Хэтти торжествовала. Она добилась своего. Она действительно сделала это. «Ты побежден, ты побежден», — повторяла она про себя, держа шпагу у его сердца. Продолжая держать ее на вытянутой руке, она перенесла центр тяжести на правую ногу. «Почему он ничего не говорит? Почему не умоляет о пощаде?» — недоумевала она. Радостное опьянение победой начало проходить. В глазах у нее постепенно прояснялось. Она внимательно посмотрела на своего врага, спокойно стоявшего перед ней. В его темных глазах она не видела страха.

Граф Марч едва не сорвался с места, когда понял, что произошло.

— Ради Бога, Джейсон, сделайте что-нибудь.

Маркиз не подал виду, что расслышал слова графа. Он и сам не знал, как ему вести себя. Почему он не делал никаких движений? В глазах молодого человека было что-то такое, что удерживало его.

Хэтти почувствовала, что ее единственная цель, составлявшая смысл жизни в последние несколько месяцев, медленно отодвигается в сторону. Она увидела себя такой, какой была задолго до всех этих событий. Перед ее мысленным взором предстала Генриетта Ролланд до того момента, когда раскрылась причастность маркиза к смерти ее брата. Та Генриетта Ролланд пребывала в глубоком горе, горе, вызванном прикосновением смерти. Но смерть задела ее лишь своим крылом: она продолжала вкушать блага жизни даже в те месяцы, когда чувствовала себя совершенно потерянной и одинокой. Тогда ей казалось, что отправить на тот свет маркиза — это такое простое дело. В ее представлении смерть этого человека была бы справедливым воздаянием за гибель брата, платой за причиненное ей горе. И вот наконец он стоит перед ней побежденный, но гордый, надменный и пока живой. Такой же живой, как она. Она понимала, что ухватилась за мысль его смерти, чтобы смягчить собственную боль. Сейчас у нее есть такая возможность. Она пронзит шпагой его сердце и лишит его жизни. Значит, ей предстоит лишить жизни другое живое существо? Нет, это было выше ее сил. Единственная цель — ее ненависть к нему, и сам акт возмездия — все это грозило развалиться в один миг.

Она с шумом втянула воздух, отняла шпагу от его груди и, обхватив ее двумя руками, со всей силой, какая только осталась у нее, вонзила ее в замерзший грунт. Потом резко отдернула руки, как будто в шпаге был корень зла. От этого потрясающего удара шпага прочно застряла в земле, покачиваясь и прорезая тишину мягкими свистящими звуками.

— Будьте вы прокляты! Я не могу убить вас! О Боже! О Дэмиан, прости меня, но я не могу сделать этого.

Крик отозвался глубокой болью в душе и мучительным огнем в теле. Она снова посмотрела ему в лицо. Как она ненавидела это лицо в своих мечтах! Сейчас это лицо было искажено, на нем была маска смерти — это было лицо Дэмиана.

— Я не могу убить вас, — произнесла она сквозь рыдания, вырывавшиеся у нее. У нее не было сил сдержать эти предательские звуки. Она переходила во власть своего тела и уже не могла владеть собой. Почувствовав сверлящую боль в боку, она обхватила раненое место обеими руками. На рубахе была теплая липкая жидкость. Сначала с тупым недоумением она посмотрела на свои окровавленные пальцы, потом начала дико озираться по сторонам. Она видела вокруг себя какие-то размытые фигуры и лица. Она слышала громкие голоса, но не разбирала слов. У нее подогнулись колени, и она рухнула на промерзшую землю, ударившись головой о торчащий камень.

С этой минуты она погрузилась во мрак и небытие.