«Почему я ничего не чувствую? Прошу тебя, Господи, сделай так, чтобы я почувствовала хоть что-нибудь. Или это наказание за мой грех? О, молю тебя, дай мне почувствовать любовь к нему. Хотя бы раз».

Он жадно приник губами к ее маленьким упругим грудям, и она, прижимая к себе его голову, запустила пальцы в его черные вьющиеся волосы. Он решил, что ее жест продиктован страстным желанием, и впился в ее грудь неистовым поцелуем. Он был молод, горяч и самоуверен.

Она стиснула зубы, чтобы не закричать от боли, приподняла его голову за подбородок и притянула к своим губам. Прекрасные темные глаза его стали почти черными от желания, и она заметила в них нетерпение. Да, она, наверное, не похожа на других женщин. Она слишком медленно возбуждается. Ему это не нравится. О Господи, надо же что-то делать. Она боялась, что он догадается, что все его ласки, поцелуи, нежные прикосновения не доставляют ей удовольствия — наоборот, от них все внутри нее словно замерзает. Она тихо застонала — ей показалось, что так будет естественнее, — и выгнулась навстречу ласкающим ее рукам. Она почувствовала, как он все больше распаляется от ее притворных стонов. В отчаянии она была готова оттолкнуть его от себя, умолять его о том, чтобы он не причинял ей боли. Противнее всего было, когда он входил в нее. Тут ей стало стыдно за свои мысли, и она затаила дыхание, стараясь молча вытерпеть эту пытку — его требовательные, настойчивые губы и влажный язык. Ей надо помнить о том, что он любит ее, что она не должна внушить ему отвращение к себе, иначе она потеряет его любовь.

Она попыталась расслабиться, вдыхая сладкий аромат сена. Но она чувствовала только его запах — резкий, сильный запах мужчины.

«Тебе повезло, он избрал тебя одну. Ему не нужна ни Арабелла, ни любая другая из женщин. То, что ты отдала ему свое тело, есть доказательство твоей любви, твоей исключительности».

Внезапно он откинулся назад, опустился на колени подле нее и развел в стороны ее ноги. Она закрыла глаза, пока его пальцы шарили меж ее бедер. Она слышала его недовольный возглас, и краска стыда залила ее щеки. Она чувствовала, как его пальцы, смоченные его собственной слюной, проникают внутрь нее. Она зажмурилась, когда его пальцы вошли еще глубже, и в отчаянии в который раз подумала, как она сможет вынести все это.

Он вновь опустился на нее сверху, не в силах больше сдерживать себя, и толкнулся в нее, чувствуя в этот момент, как волна ощущений накрыла его с головой, так что он не мог больше ни думать, ни рассуждать и потерял счет времени. Его семя заполнило ее узкий проход, облегчая ему путь, и он вошел в глубь нее. В этот миг он ощутил почти животный восторг — победа над этой женщиной подтверждала его мужскую состоятельность. Ее маленькие ручки вцепились ему в плечи, и он в очередной раз решил, что завоевал ее так, как мужчина должен завоевать женщину, что он полностью владеет ее телом и чувствами и его страсть подарила ей наслаждение.

Он приподнялся, поцеловал ее влажные губы, перевалился на бок и улегся рядом с ней. Его острый запах щекотал ей ноздри. Тошнота подкатилась ей к горлу. Тело ее налилось свинцовой тяжестью, кожа покрылась мурашками, когда прохладный воздух соприкоснулся с влажными следами пота, оставленного его телом.

— Я обожаю тебя, ma petite cousine, — сказал он, зная, что обязан сказать это, — он ее завоеватель, ее любовник, человек, которого она боготворит. Он обязан заверить ее в своей любви при помощи слов, которые так мало для него значат. То, что он покорил свою застенчивую кузину, тешило его мужское тщеславие, но для того, чтобы окончательно подчинить ее себе, он должен был овладеть не только ее душой, но и телом. И ему льстило то, что ему отдалась девственница.

— И я люблю тебя, Жервез, — прошептала Элсбет. Боль в ее теле улеглась, и она почти забыла об унижении, которое только что пришлось испытать. Теперь она думала лишь о том, как счастлива она, что ее любит такой красивый мужчина с темными миндалевидными глазами, белозубой улыбкой, черными кудрями. Он казался ей красивее графа, чей огромный рост всегда пугал ее, особенно теперь, когда она узнала, что мужчине нужно от женщины. Но радость ее быстро потускнела. Если бы только она смогла хотя бы раз испытать наслаждение в момент страсти! Она же просит не многого. Но, видно, это невозможно. Наверное, только мужчины стонут и кричат, когда страсть переполняет их. Нет, она не должна думать только о себе. Если что-то не так, она сама в этом виновата. Она счастлива уже тем, что ее тело дарит ему наслаждение, о большем она не смеет и мечтать.

— Знаешь, Элсбет, — промолвил француз спустя некоторое время, — я говорил с леди Энн о твоей матушке, Магдалене. К сожалению, ей известно очень немногое об обстоятельствах ее смерти и в целом о ее пребывании в Англии. Я надеялся узнать больше.

Элсбет натянула на себя край его плаща и повернулась на бок, лицом к нему:

— Что ты имеешь в виду под обстоятельствами ее смерти?

Почему он вдруг заговорил о ее давно умершей матери? Почему он не хочет говорить об их будущем?

Жервез погладил Элсбет по щеке, затем его пальцы пробежали по ее груди. Он слишком поспешил, застал врасплох своим вопросом. Женщины — престранные создания. Вечно они требуют клятв и уверений в любви. Он неопределенно пожал плечами и зевнул.

— Да, собственно, ничего, — сказал французский граф.

Она улыбнулась ему, успокоившись, что его внимание опять принадлежит ей.

Но он решил не оставлять свой вопрос без ответа. Времени остается слишком мало. Он чувствовал, что граф хочет отказать ему от дома, может быть, даже убить его. Как он узнал про Элсбет? Почему он ничего не сказал ему, Жервезу? И что, спрашивается, его так разозлило? Он просто рвет и мечет: Жервез видел еле сдерживаемый гнев в его глазах.

Значит, надо торопиться.

— Наверное, мне не следовало говорить «обстоятельства смерти». Просто мой отец рассказывал мне какие-то странные истории о твоей матери. А тебе разве это не интересно, Элсбет? Она же твоя мать. — Голос его звучал вкрадчиво, нежно.

Словно дрессированная собачка, она тут же вскинула голову:

— Да, но она умерла так давно. Я была еще ребенком. Я ее совсем не помню. А что касается загадочных историй, то я бы с удовольствием их послушала.

— Может, как-нибудь на досуге я и расскажу тебе что-нибудь.

Как легко ему удается отвлечь ее мысли, и она снова превращается в беззащитную, покинутую девочку, которая всем стремится угодить и понравиться. Хотя он был почти уверен, что подчинил ее себе, он не переставал спрашивать себя, возможно ли, чтобы преданность леди Энн и Арабелле помешала ей исполнить то, что он собирался заставить ее сделать.

Жервезу наскучила эта тема. Довольно и того, что он пробудил в своей кузине любопытство. Он молча окинул ее взглядом с головы до ног. Он полагал, исходя из своего опыта, что женщине нравится, когда все помыслы мужчины обращены к ее телу, и она надеется, что он восхищается ею. Француз и не подозревал, что Элсбет в данный момент испуганно ищет любой предлог, чтобы отвлечь его, — так не хотелось ей снова испытать то, что она только что пережила. И тут ее осенило.

— Жервез, как это мило с твоей стороны, что ты интересуешься судьбой моей матушки. А ты знаешь, что моя служанка Жозетта нянчила мою мать? Она знала ее еще с младенчества и переехала в Эвишем-Эбби после того, как та вышла замуж за моего отца. Она, наверное, может многое рассказать.

Он задумчиво уставился на нее невидящим взглядом. Боже, как он сразу-то об этом не подумал! Конечно, Жозетта. Теперь он вполне обойдется без помощи Элсбет. Интересно, Жозетта сохранила верность семье де Трекасси и, в частности, ему? Должно быть, сохранила. Он почувствовал прилив уверенности. Думая вознаградить Элсбет за эту подсказку, он снова разжег в себе потухшее было пламя страсти и провел рукой между ее бедер, торжествующе ощутив ее влажное тепло, что на самом деле было всего лишь последствием его недавнего обладания ее телом. Жервез отдернул плащ, которым она прикрывалась, и прижал ее к себе. На мгновение ему показалось, что она отталкивает его, но она тихо застонала и обвила руками его шею, приоткрыв мягкие влажные губы.

— Да, — хрипло промолвил он, целуя ее в шею. — Да, ты права.

Ей хотелось плакать…

Элсбет взглянула на маленькие позолоченные часики на столике подле медной ванны, радостно вздохнула и погрузилась в ароматную теплую воду. Она чувствовала себя совершенно счастливой, несмотря на то что ощущала ноющую боль между бедер. Она лежала в теплой воде, почти забыв о той жестокой, неприятной стороне любви, которую она познала в объятиях мужчины; Жервез теперь снова представлялся ей в образе романтического возлюбленного, галантного кавалера, человека, которого она обожала и, что еще приятнее, который обожал ее, Элсбет, больше всех женщин на свете, включая и Арабеллу. Он совершенно не обращает внимания на ее сводную сестру, а это что-нибудь да значит.

— Уже поздно, овечка моя. Ты же не хочешь опоздать к обеду?

Элсбет обернулась и встретилась взглядом с подслеповатыми слезящимися глазами своей старой служанки. Ей показалось, что голос у той звучит немного сердито.

— Пора, мисс, — повторила Жозетта, взмахнув широким полотенцем.

— Ах, ну хорошо, — томно промолвила Элсбет, поднимаясь из ванны.

— Голубка моя, ты же леди, а не какая-нибудь гризетка, чтобы выставлять напоказ свое тело. — Она быстро завернула Элсбет в полотенце, старательно отводя глаза.

Элсбет с загадочной улыбкой юной женщины смотрела на свою верную служанку. «Как все-таки Жозетта старомодна», — подумала она, забыв, что еще совсем недавно она бы ни за что не вышла из ванны, пока Жозетта не развернула бы перед ней полотенце.

— Ах, Жозетта, не ругай меня, я так счастлива. Наконец-то я узнала, что такое жизнь! Мне открылось то, о чем я раньше не подозревала!

Жозетта усмехнулась, надела на Элсбет нижнюю рубашку и принялась завязывать на ней ленточки своими узловатыми пальцами. Пальцы болели, и поэтому она ворчливо заметила:

— Хоть ты теперь и богатая леди с приданым в десять тысяч фунтов, это еще не повод, чтобы взвизгивать от восторга, словно какая-нибудь посудомойка.

— Но я вовсе не кричу, Жозетта. Ах, так и быть, я все тебе скажу — ты ведь все равно сама скоро догадаешься, от тебя ничего не скроешь. — Она развернулась, схватила морщинистые руки старушки в свои и прижала ее седую голову к своему плечу. — Я влюблена!

Жозетта почувствовала, что мысли ее путаются. Нет, это не Магдалена влюблена. Но кто же? Элсбет? Да нет же, нет, не может этого быть. Как только сознание ее вернулось к реальности, она отпрянула, чуть не задохнувшись от ужаса.

— Нет, нет, крошка моя, ты не можешь любить графа. Он женат на Арабелле. — Она попыталась вспомнить, точно ли это так. — Он ведь женился на Арабелле, лапочка моя?

Элсбет звонко рассмеялась и обвила руками сутулые плечи старой служанки.

— Да, граф женился на Арабелле. Но я влюблена не в него.

— Но ведь больше и не в кого, — медленно промолвила Жозетта. Она окончательно запуталась, разрываясь между прошлым и настоящим. Улыбающаяся изящная девушка, стоявшая перед ней, была так похожа на Магдалену. Эта восторженность, безудержная веселость — такой же была и Магдалена, когда была влюблена.

— А мой кузен, граф де Трекасси, Жервез? О нем ты забыла? Разве он не красив, не обворожителен?

— Граф де Трекасси, — повторила Жозетта. Голос ее замер на полуслове.

— Жозетта, дорогая моя, ну разве это не чудесно? Разве я не счастливейшая из женщин? Он любит меня, и теперь, когда у меня есть деньги и независимость, я могу выйти за него замуж, не боясь, что злые языки скажут, что у меня нет ни гроша. Мой отец сделал это из любви ко мне, я знаю, Жозетта.

Внезапно Элсбет почувствовала, как старушка словно оцепенела в ее объятиях. Она оттолкнула девушку от себя и вскинула руки над головой, будто пытаясь заслониться от чего-то невидимого глазу.

— Жозетта, что с тобой?

Лицо старой женщины исказила гримаса страдания. Старушка откинула назад голову и пронзительно выкрикнула:

— Во имя всего святого, нет!

Элсбет отскочила в испуге, оторопело уставившись на свою служанку. Жозетта совсем потеряла разум, пронеслось у нее в голове. От удивления она не могла вымолвить ни слова. Затем жалость взяла над ней верх.

— Жозетта, милая, скажи, что случилось?

Жуткий вопль вырвался из груди Жозетты, и Элсбет в ужасе попятилась.

— Нет, ты не можешь стать его женой, Магдалена. Это против законов Господа нашего, против всех законов божеских и человеческих.

— Но я не Магдалена, Жозетта. Посмотри же на меня. Я Элсбет, ее дочь.

Жозетта смотрела на свою молодую хозяйку, покачивая головой из стороны в сторону, клочья седых волос выбились у нее из-под чепчика, рот был плотно сжат. Наконец она прошептала:

— Это Божья кара. Все кончено. Мне следовало это предвидеть. — С этими словами она вышла из комнаты своей шаркающей старческой походкой. Ей больно было видеть озабоченное, непонимающее выражение на лице своей молодой хозяйки.

— Жозетта, подожди, — чуть слышно прошептала Элсбет, хотя на самом деле ей вовсе не хотелось, чтобы та вернулась.

Она еще не оправилась от потрясения — руки ее покрылись гусиной кожей, сердце замирало от страха. Дверь захлопнулась, и она осталась в комнате одна. Элсбет принялась неуклюже натягивать платье, потом кое-как зачесала свои густые черные волосы наверх и соорудила из них пучок на затылке.

«Жозетта совсем помешалась, — подумала она, печально покачав головой. — Ее сознание все время перескакивает в прошлое. Но почему, Жозетта, ты говорила о каре Господней? Я знаю, ты решила, что я Магдалена, но тогда почему ты сказала такое о моей матери?»

Эти вопросы перестали тревожить ее, как только леди Энн сообщила, что к обеду ожидают леди Тальгарт с дочерью, мисс Сюзанной. Элсбет оставалось только сокрушаться, что из-за невменяемого состояния Жозетты ей пришлось самой делать себе прическу. Когда же прибыли леди Тальгарт и Сюзанна в своих потрясающих нарядах из атласа и газа, сверкая драгоценностями, Элсбет совсем приуныла в своем черном траурном платье. Она чувствовала себя неловкой, молчаливой, как всегда бывало с ней в обществе смеющейся легкомысленной Сюзанны. Она взглянула в сторону леди Энн и Арабеллы и вынуждена была признать, что дамы семейства Девериллов, одетые в черное, совершенно поблекли рядом с нарядными гостьями.

Но когда они вошли в столовую, Элсбет немного воспрянула духом, поскольку Жервез улучил момент и шепнул ей на ухо:

— Какая ты хрупкая и изящная, ma petite, не чета этой розовощекой английской корове. На нее и смотреть-то противно.

Элсбет захотелось крикнуть во весь голос, что она любит его, но вместо этого она лишь слегка коснулась его руки. Она услышала смех графа и, обернувшись, заметила, как он склонил свою черноволосую голову к золотистой головке мисс Тальгарт, так что ее локоны почти касались его щеки. Элсбет перевела взгляд на Арабеллу и, к своему удивлению, увидела, что ее сестра открыто улыбается, наблюдая за флиртующей парочкой. Почему она улыбается? Почему она не сердится на Сюзанну Тальгарт? Элсбет подумала, что сама она, наверное, убила бы ту женщину, которая позволила бы себе так кокетничать с Жервезом, как Сюзанна кокетничала с графом.

И как у Арабеллы хватает терпения? Непостижимо!