Я никогда не отличался выносливостью. Однажды в Уиксмауте я отважился пойти в кинотеатр. Господи, как потом я проклинал себя! Фильм был о второй мировой войне. Все такие картины носили якобы образовательно-воспитательный характер. Но познавательность данной картины заключалась в живописании натуралистических приемов допроса человека, арестованного агентами тайной полиции. Зрители смотрели, затаив дыхание, а меня самым постыдным образом вырвало прямо на ковровую дорожку прохода. Я выбежал вон из кинотеатра, бросив там свою подружку.

Тогда я понял, что если меня когда-нибудь будут допрашивать, то я сразу же расскажу все, что знаю, забыв о высоких чувствах к родине. Я знал, что в конце концов все равно сломаюсь, зачем же тогда испытывать мучения? Не лучше ли рассказать все сразу? Я не выносил физических страданий.

Но вот я лежал, корчась от боли, лишившись фаланг на двух пальцах правой руки, и все из-за какого-то идиотского эксперимента. Я кое-как забинтовал пальцы платком и наконец перестал вопить, потому что этим все равно не поможешь. Я продолжал лежать, постанывая, в ожидании, когда пелена тумана развеется и мне будет наконец оказана помощь. Я проклинал Страттона и Копрайта, а после того, как перенес еще один приступ рвоты, и Баскаса также.

Откуда-то снова появился заяц или кролик и получил от меня свою порцию проклятий. Он смотрел на меня опухшими глазами и, видимо, тоже испытывал жестокие страдания. Он знал, что умирает. Это отрезвило меня и как будто уменьшило боль в раненой руке. Потом кролик куда-то исчез, а я, должно быть, потерял сознание.

Когда я пришел в себя, тумана уже не было. Я увидел свой вездеход и кровь на траве. Видно, я потерял ее изрядно. До вездехода было ярдов двадцать, и я пополз, морщась от боли. Я думал с раздражением, что Страттону давно пора бы выяснить, что со мной. В это время я уже должен был бы докладывать ему о результатах моего путешествия во времени.

Наконец я все же добрался до вездехода и открыл дверцу. Сев в машину, я нащупал рукой видеофон и увидел на экране лицо Страттона — на нем читались испуг и облегчение одновременно.

— Что случилось? Ты выглядишь чертовски плохо.

— Поспеши, Страттон… — успел произнести я, и связь прервалась. Кажется, я снова потерял сознание, потому что меня обступила темнота, и я чувствовал на себе чьи-то руки.

— Черт возьми, откуда у парня столько крови? — услышал я голос Страттона.

Я почувствовал, что меня несут. Взвыли турбины, вездеход поднялся, и мы тронулись.

Когда я очнулся, то понял, что нахожусь в больнице. Обилие света слепило глаза. Боль утихла, было ясно, что мне сделали укол. Надо мной склонилась очень красивая молодая женщина со вздернутым носиком и широко расставленными карими глазами. На голове у нее была ослепительно белая шапочка медсестры, которая на блестящих каштановых волосах казалась сбитыми сливками на шоколадном пирожном.

— Что у вас на лице? — спросила девушка, не скрывая любопытства.

Хотя я не совсем еще пришел в себя и плохо соображал, однако понял, кто передо мной.

— Привет, Марианна, — поздоровался я, забыв о всякой предосторожности.

— Откуда вы знаете мое имя? Я увидел в ее руках губку.

— Вас трудно узнать из-за той дряни, которой вы вымазали свое лицо. Сейчас я вас умою, — решительно заявила она.

Я понял, что в суматохе Страттон, отвозя меня в больницу, забыл снять грим с моего лица.

— Ну, конечно же! — воскликнула сестра Марианна Питере, приступая к делу. Вскоре она уже любовалась своей работой. — Я знаю вас. Вы управляющий отеля «Фалькомб», мистер Мэйн, не так ли? Я вас часто видела в баре. Однако я удивлена и польщена тем, что вы знаете мое имя. Уверена, вам знакомы имена всех посетительниц бара.

— Нет, только хорошеньких, — ответил я механически. Сюзанна оценила бы мою шутку, но Марианна лишь покраснела, от чего похорошела еще больше.

— Зачем вам этот маскарад? — спросила она. — Посетители забросали жалобами?

Мне было не по себе оттого, что девушка разгадала тайну дурацкой выдумки Страттона с гримом.

— Да нет. Просто я спешил на репетицию любительского спектакля, — сказал я небрежно.

— И что же с вами случилось? — полюбопытствовала Марианна.

— Не помню. Я долго был без сознания. Должно быть, прищемил пальцы дверцей вездехода и от боли потерял сознание. Она заботливо и с сочувствием смотрела на меня.

— Знаете… — нерешительно начала она. — Вы лишились первых фаланг на двух пальцах.

Она встревоженно ожидала моей реакции.

— Что ж, придется обходиться без них, — сказал я, чувствуя, что мне намного лучше. Однако я не хотел, чтобы она уходила. Лучше беседовать с ней, чем с инспектором Баскасом, к тому же я боялся, что как только она уйдет, ко мне пустят какого-нибудь посетителя.

— Как вы думаете, долго я здесь пробуду? — спросил я с надеждой.

— Думаю, к вечеру вас отпустят.

— Как? Черт побери, Марианна, я ведь еще болен, только что перенес тяжелую операцию, потерял столько крови. Мне нужно время, чтобы поправиться…

Она улыбнулась.

— Потеря крови восстанавливается в течение одной ночи, лекарства не вызывают побочных явлений. Вам сделали антишоковый укол, раненые пальцы обработаны специальным составом и закрыты восстанавливающим пластырем.

Вошла еще одна сестра и что-то шепнула Марианне. На лице девушки появилась улыбка, но на этот раз это была совсем другая, профессиональная улыбка.

— К вам посетитель, — добрым голосом сообщила мне вошедшая медсестра, словно мы были давними друзьями. — Доктор Страттон.

Я покорно вздохнул. Сестрам за то и платят, чтобы они сообщали пациентам дурные вести веселыми голосами.

Вскоре вошел Страттон.

— Оставьте нас, сестра, — бросил он Марианне. Она туг же вышла. Страттон тяжело опустился на край моей кровати.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не так уж плохо.

— Ты не хочешь мне рассказать, что произошло?

Конечно, я рассказал все — о серой пелене тумана, вспышке света, острой боли в руке, крови и долгом мучительном ожидании того, что будет…

— Всего лишь серый туман? И ничего более? — допытывался Страттон.

Я задумался, вспоминая.

— Мне показалось, что, протянув руку, я уже знал, что наткнусь на что-то твердое в пелене тумана. И я тут же почувствовал острую боль…

Я поморщился, вспомнив, как все это было.

— Зачем ты сунул туда руку? — сердито спросил Страттон. — Это было неосторожно.

— Зачем? — Я почувствовал, как во мне поднимается волна гнева. — Черт побери, Страттон, я помогал вам в эксперименте! Ты же говорил, что это совершенно безопасно, что вы уже посылали даже кроликов. Я думал, что это обычный осенний туман с моря. Слава Богу, все обошлось лишь потерей двух фаланг. Я мог бы целиком войти туда. Что бы было тогда?

— Сам знаешь что, Мэйн. Вспомни о Сюзанне.

И я вдруг вспомнил. Моросит дождик, и я требую, чтобы Сюзанна села в мой вездеход, не понимая, что делаю. Ее отказ, внезапное исчезновение ее двойника и странная, полная нерешительности фигура вдали…

Страттон был прав. Я знал ответ.

— Мой двойник в Мире-8 Минус жив, — проговорил я медленно. — Вот почему я не мог ничего увидеть за чертой круга. Когда я сунул руку в их мир, мой двойник был вынужден шагнуть мне навстречу и тоже протянул руку. Та часть меня, что проникла за черту, то есть кончики двух пальцев, не могли там существовать, ибо они уже существовали на руках моего двойника. Соприкосновение наших пальцев привело к тому, что они… исчезли.

Страттон мрачно улыбнулся.

— Ты сказал, что мог бы сам шагнуть туда… Одно ты должен помнить, Мэйн. Мы имеем дело с неизвестными явлениями и не знаем, чем все может кончиться, поэтому, прежде чем действовать, лучше хорошенько подумать. Если сомневаешься, ничего не предпринимай. Просто жди, когда тебя отзовут обратно.

— Почему ты решил, черт возьми, что я снова соглашусь участвовать в экспериментах?

— Баскас хочет видеть тебя сегодня после полудня. Завтра мы не будем забираться так далеко в прошлое. Мы попробуем Мир-2. Там тебе ничего не грозит. Ты пересечешь черту лишь в том случае, если четко все увидишь за пределами круга. Все очень просто и безопасно.

— Черт бы тебя побрал, Страттон, — выругался я в сердцах.

* * *

— Добрый день, мистер Мэйн. Сожалею, что с вами произошел несчастный случай. Я надеюсь, теперь вы чувствуете себя лучше? Мы снова сидели в номере Меллорза.

— Потерял пару суставов на руке, вот и все.

Баскас улыбался. Выглядел он отлично и был полон энергии. Несмотря на все мое сопротивление, этот человек снова обретал надо мною власть.

— Я слышал, вы неудачно захлопнули дверцу вездехода. Да, не повезло.

— Чем могу служить, инспектор? — перебил я его, чтобы покончить с неприятной темой.

— Просто хотел проинформировать вас о ходе расследования.

Это было вполне в духе Баскаса. Я уже изучил его тактику. Он расскажет все, что мне небезразлично, а взамен подловит меня на какой-нибудь оплошности… Я взял себя в руки, решив не давать ему ни малейшего шанса. Только бы не поскользнуться на чем-нибудь. Я невиновен, черт побери.

В дверь номера постучались. Вошел Пабло, а за ним протиснулся Дик. Пока мы молча глядели друг на друга, появились Доринда и Копрайт. Баскас пригласил всех сесть. Все заметно нервничали — это была классическая сцена готовящегося разоблачения.

Баскас продолжал стоять спиной к окну.

— Я собрал вас здесь для разговора, надеясь, что это прольет свет на обстоятельства смерти мистера Уоллеса Меллорза. Я благодарю вас за то, что вы согласились уделить мне время и помочь следствию.

На сей раз в его улыбке отсутствовал сарказм.

— Как вы, должно быть, заметили, я стараюсь быть вполне откровенным с вами и надеюсь на то же с вашей стороны. Более того, я уверен в этом. Прежде всего мне хотелось бы еще раз уточнить время ваших встреч с покойным.

Я взглянул на Доринду. Она смотрела на инспектора, но ее лицо ничего не выражало. На ней был синий, видимо, дорогой костюм, однако он отнюдь не украшал ее. Она оставалась по-прежнему невзрачной и неприметной. Значит, она решила не носить по мужу траур. Интересно, как она переживает его смерть? Ее чувства навсегда останутся для меня загадкой, решил я.

— Около половины третьего, — продолжал Баскас, — мистер Копрайт, зайдя в отель, спросил, где можно найти мистера Меллорза. Девушка-регистратор, согласно правилам, позвонила мистеру Меллорзу в номер и лишь после этого предложила мистеру Копрайту подняться к нему. Что он и сделал. Это было примерно в половине третьего. Между мистером Копрайтом и мистером Меллорзом состоялась беседа. Как подтвердила горничная… — инспектор заглянул в свои записи, — Анна Джонс, разговор велся в довольно резких тонах. После этого вы покинули отель в четверть четвертого, не так ли? Вы подтверждаете это, мистер Копрайт?

Аллан Копрайт выглядел испуганным.

— Да, но… — растерянно пробормотал он.

— Это все, что я хотел услышать от вас. Причину спора вы мне уже объяснили, а свидетели подтвердили время вашего возвращения на станцию. Теперь перейдем к следующим посетителям мистера Меллорза. Ими были в тот день мистер Чарльз Блексли и мистер Ричард Орчард. Это также подтвердила регистраторша отеля.

Я часто гадал, откуда у моего друга Блексли это имя — Пабло. Возможно, кто-то из друзей назвал его так, потому что имя Чарльз явно не подходило его вспыльчивому характеру. Имена всегда должны соответствовать характеру и вызывать в памяти образ человека. Для меня имя Сюзанна принадлежит только ей одной и никому более. Так и с Пабло. Сейчас он выглядел встревоженным и даже напряженно подался вперед на стуле. Он никак не походил на убийцу. Впрочем, то же можно было сказать о каждом из нас.

— Теперь вернемся к половине четвертого пополудни, — методично продолжал Баскас. — Итак, эти два джентльмена после бурной беседы с мистером Меллорзом ушли примерно в четыре часа. Однако этого не может подтвердить девушка-регистратор, ибо джентльмены не покидали отеля, а лишь разошлись по своим номерам. Это действительно так, ибо подтверждено словами самой миссис Меллорз, которая в четыре часа пятнадцать минут зашла в кабинет мужа и увидела, что он спит. — Баскас недобро улыбнулся. — Видимо, устал от визитеров.

Доринда кивнула в знак согласия. Лицо ее было по-прежнему неподвижным.

— Затем в шесть тридцать мистер Мэйн нашел мистера Меллорза мертвым.

Я подтвердил это, Доринда тоже.

После небольшой паузы Баскас продолжал.

— Установлено, что смерть наступила примерно в четыре тридцать. С учетом вышесказанного и того, что все говорят правду, вы вне подозрений. Не так ли?

Он вопросительно посмотрел на каждого из нас. Кажется, мы все дружно закивали. Во всяком случае, я.

— Однако это не так. — В голосе Баскаса зазвучали угрожающие нотки. — Ни с кого из вас подозрения не снимаются, кроме разве мистера Копрайта, хотя я не очень верю в его алиби. Итак, Блексли и Орчард подтверждают алиби друг друга, но мне плевать на это, ибо я знаю, что у вас обоих были серьезные мотивы, чтобы убить Меллорза.

Кому-нибудь из вас ничего не стоило в четыре тридцать незаметно выйти из своего номера и совершить преступление.

Теперь Баскас говорил быстро, раздраженно. Куда девалась его прежняя вежливость? Он преобразился и, отбросив политесы, называл нас лишь по фамилиям.

— Мэйн утверждает, что прибыл в отель лишь в шесть тридцать, но он управляющий этого отеля и знает, как можно войти сюда незамеченным. Миссис Меллорз… Никто не может подтвердить ваши показания, никто.

Он гневно уставился на Доринду.

— Что вы на это скажете, миссис Меллорз? Доринда невозмутимо выдержала его взгляд.

— Скажу, что вы даете мне основания подать на вас в суд за клевету, инспектор Баскас. Баскас вздохнул.

— Вот расплата за мою откровенность. Жаль. Оказывается, сам можешь стать жертвой закона, на страже которого стоишь. Итак, вы намерены выдвинуть против меня обвинение, миссис Меллорз?

Но Доринда уже остыла. Она промолчала.

— Кажется, я рассказал вам все, что известно мне самому. — Баскас снова вошел в роль. Голос его стал ровным, убеждающим, даже дружеским. — У меня были причины сделать это. Я хочу, чтобы вы обсудили все между собой. Убийца — один из вас, и все вы испытываете страх. Я не могу арестовать вас всех, но прошу держать меня в курсе, где находится каждый. Если у кого-нибудь появятся какие-либо соображения, прошу поделиться со мной. Я уверен, что вы это сделаете.

Я поймал себя на том, что смотрю на Доринду и гадаю, какие у нее могли быть мотивы. Или в случае неожиданной смерти богача полиция автоматически включает жену в число подозреваемых?

— Держите со мной связь, — назидательно заметил в завершение Баскас. — А теперь все свободны. Кроме вас, мистер Мэйн.