Он шагнул в тускло освещенный отсек и остановился, прислонившись к двери. В мягком полумраке пахло чем-то совсем домашним. Ровно светились шкалы приборов. «Господи, как же здесь хорошо», — подумал он, глубоко вдыхая этот воздух и стискивая пальцы в кулаки. Он стоял в ласковой, привычной темноте, закрыв глаза, и в голове кружилась одна-единственная мысль: вот оно, мое место… вот чему я принадлежу безраздельно, душой и телом.

Я Норман Джером Халандер. Служитель Корабля.

Он поднял веки, глаза привыкли к темноте. Впереди мигала и переливалась стена крошечных разноцветных лампочек, мерно подрагивали стрелки на круглых циферблатах, тихонько жужжали приборы, обуздывая исполинскую мощь Корабля, ведя его сквозь космические просторы, туда, где…

Чертыхнувшись, Норман Халандер ударил себя по лбу. Думать о том, куда направлялся Корабль, он не хотел. Все было так ужасно несправедливо. Но так, наверное, думает в подобной ситуации каждый Служитель, — опомнился он. Каждому приходят в голову одни и те же печальные мысли, и каждый клянет бессердечную машину с ее безапелляционным заключением.

Он медленно приблизился к мерцающей панели и опустился в мягкие недра штурманского кресла. Вокруг, огромный и всемогущий, дышал Корабль. Реактор, глубоко упрятанный в ребристый панцирь, едва уловимо вибрировал. Норман ощущал эту вибрацию каждым нервом, каждым мускулом. Негромко гудели приборы, вращались колесики механизмов, пели провода. Корабль жил своей жизнью. И он, Халандер, уже не был его частью. Он был просто пассажиром. И направлялся он в пункт назначения, достичь которого так не хотел. Вздохнув, Халандер вынул из кармана тонкую металлическую пластину. Чтобы прочесть написанные на ней слова, ему не надо было света. Они прочно врезались в его память.

РЕЗУЛЬТАТ ТЕСТА А176Х:

29 июня 2163 года

ОПЕРАЦИОННЫЙ СТАТУС:

непригоден

…Серебряные иглы проникли в его вены. Электронные приборы измерили ритм сердца, давление крови, скорость реакции. Его тело было придирчиво обследовано в поисках малейшего отклонения от нормы. И неполадка была найдена. Приговор вынесен. Непригоден. Всего одно слово, которого он так боялся, означавшее, что работа его окончена, что отныне он уже не часть Корабля и не может служить ему. Все восемьдесят лет, что Корабль скитался по космосу и кружил над неведомыми мирами, собирая богатые рудные ископаемые чужих планет, Норман заботливо руководил его усилиями, своей рукой оживляя хрупкие металлические щупальца, которыми Корабль брал пробы незнакомых пород. Это был Корабль-Вековик, специально созданный и собранный, чтобы на протяжении полных ста лет странствовать в космосе, постепенно заполняя свои огромные кладовые рудами и топливом. И только потом, наконец, вернуться домой. Исключение делалось лишь в случае, если…

Если его Служитель откажет первым, закончил мысль Халандер. Если еще до истечения установленного срока Корабль признает своего Служителя непригодным, неспособным выполнять свои функции, — тогда он отвергнет его, возвратит на Землю.

Халандеру было сто пять лет — по земным меркам возраст всего лишь средний. Но для космоса он был стар. В идеале, он, видимо, сумел бы остаться с Кораблем еще на пятнадцать столь драгоценных лет. Но человеческая немощь сыграла с ним злую шутку. Наука сохранила ему молодость, но даже ее чудеса были бессильны сделать его совершенным. Таким, как Корабль. И поэтому Корабль возвращал его домой

— Когда его ожидать? — спросил доктор Баррак.

— Завтра утром, — ответил его ассистент Иллер, развернув на столе расписание рейсов.

Баррак поднял глаза от расписания и встретил холодный взгляд Иллера.

— Господи, сделай, чтобы хоть на этот раз нам повезло. Ваши люди готовы?

Иллер кивнул.

— За ним будут следить с момента посадки. Лично я не питаю иллюзий. Похоже, схема всегда одна.

— Схему можно сломать. Это и есть главная цель нашей работы. Как обычно, я буду ждать сообщений каждый час. Нам еще многому придется и предстоит научиться, но с каждым разом решение становится все ближе. Почем знать, а вдруг именно на этот раз мы выиграем?

— Я бы не стал на это надеяться…

Лежа на боку в постели, Халандер смотрел, как на темном небе загорались первые звезды. Он знал, что на Земле ему не место. Звезды его понимали. А больше никто в этом душном мире. Никто.

Конечно же, здесь делали все, чтобы он чувствовал себя как дома. Ему предоставили современный коттедж, оборудованный всеми мыслимыми предметами электронного комфорта, набили целый шкаф всевозможной одеждой. В гараже стояла последняя модель ракетомобиля. Ему благодарное правительство дало все. Все, кроме возможности вернуться назад.

Родные тоже очень старались. Им так хотелось, чтобы он поверил, что его ждали, что его возвращению рады, что он вновь стал полноправным членом семьи, их плотью и кровью. Но все равно родители оставались для него чужими. Последний раз он видел их семнадцатилетним пареньком. Теперь это были улыбающиеся, радушные, но совершенно незнакомые люди, не вызывающие у него никаких чувств.

В тот момент, когда его ноги впервые коснулись земли, он стал ненавидеть. Он ненавидел приветствующие его толпы, ненавидел этот дом, машину, одежду… Порой он ощущал прилив ненависти даже к отцу и матери. Они тоже были частью общества, которое отняло у него космос. Он чувствовал себя пойманным в ловушку. Эти люди рассказывали, какой он герой и как это было благородно с его стороны столько лет служить «там» в одиночестве. Эти люди награждали его медалями, произносили в его честь речи, а ему всякий раз хотелось послать всех к черту, выплеснуть свою обиду за то, что с ним сделали.

Халандер часто стал думать о Служителях, которые вернулись раньше его. Таких было по крайней мере несколько десятков. Но, похоже, никто ничего о них не знал, Не было даже записей о том, что кто-то возвращался на Землю. Неужели он и впрямь был единственным, кому удалось пережить полет? Когда он спрашивал о других Служителях, люди только пожимали плечами. Нет, говорили ему, других не было. В их ответах ощущалась какая-то неловкость и нотка вины.

Первый месяц для Халандера обернулся сплошным кошмаром.

На пятый день после возвращения он избил на улице человека. Человек позволил себе оскорбительно высказаться о Кораблях и о тех, кто на них служит. Его издевательский голосок до сих пор звучал в ушах Нормана: «Надо быть чокнутым, чтобы столько лет подряд болтаться туда-сюда в этих жестянках. Да вы же просто психи!» И тогда Халандер сшиб его с ног. Он бы, наверное, растерзал негодяя, если бы их вовремя не разняли.

В середине второй недели он пошел в Психиатрический центр и позволил себя обследовать. Приспособьтесь, посоветовали ему. Научитесь приспосабливаться к обществу, в котором живете.

Еще неделю спустя он набросился на чиновника. И только статус отставного Служителя смог сберечь его от серьезного наказания.

Но ведь у меня были на то основания, вспоминал Халандер. Когда я спросил его, почему не существует других Служителей, этот тип расплылся в какой-то хитрой кошачьей улыбке… Тогда-то мне и захотелось врезать по этой улыбке, уничтожить ее. Просто не было сил терпеть!

«Что же дальше? — спрашивал себя Халандер. — Что мне теперь делать? Я никогда не смогу смириться с этой смертью при жизни. Если меня не заберут отсюда, я в конце концов кого-нибудь убью. Кого угодно. Потому что в том, что случилось, можно винить их всех?»

— Он безнадежен, — сказал Иллер. — Он как все остальные. Мы сделали все, что было в наших силах.

Доктор Баррак отложил папку с надписью «Халандер» и подошел к окну. Внизу, на глубине ста этажей, мчался поток транспорта.

— Я вызвал его, — сказал он убито. — Он знает, что никогда не сможет вернуться в космос. Но он знает и то, что здесь, в нашем мире, он вечный изгой. Это цена, которую платят все Служители. Для Корабля нужна деформированная психика, нормальный человек такого выдержать неспособен. Возможно, когда-нибудь нам удастся изменить схему. Но не на этот раз. Не теперь.

— Значит, вы собрались его передать? — спросил Иллер.

— А что мне еще остается? Если я не передам его, он сорвется, начнет буйствовать. Халандер — потенциальный убийца.

— Но и национальный герой.

— Как и все, кто был до него. Люди с пониманием относятся к этой проблеме. Поэтому и был построен этот Пансион Служителей. Там такие, как Халандер, могут найти покой. Там, и больше нигде на свете.

— Может быть, нам удастся спасти следующего, — сказал Иллер. — С каждым новым случаем мы продвигаемся все дальше. Остается надеяться, что в следующий раз Корабли не смогут одержать верх.

Баррак не ответил. Он по-прежнему смотрел на ленту автострады.

Халандер шел по длинному, ярко освещенному коридору. При каждом взмахе рук он чувствовал, как пальцы касаются уставной полоски на брюках. Как славно было, наконец, вновь надеть форму. Как хорошо, что ему все-таки вернули его форму.

— Вот мы и пришли, Норман, — сказал доктор Баррак, указывая на тяжелую дверь. — Отныне вы будете находиться здесь. Надеюсь, вы сможете убедиться, что мы ничего не забыли.

— Спасибо, произнес Халандер. — Я в этом не сомневаюсь. До свидания, доктор.

— До свидания, Норман.

Халандер вышел в специальную камеру. Доктор Баррак тяжело вздохнул и отвернулся.

Норман шагнул в тускло освещенный отсек и остановился, прислонившись к двери. В мягком полумраке пахло совсем по-домашнему. Ровно светились шкалы приборов. Господи, как же здесь хорошо, подумал он, глубоко вдыхая этот воздух и стискивая пальцы в кулаки. Он стоял в привычной темноте, закрыв глаза, в голове кружилась одна-единственная мысль:

Вот оно, мое место… вот чему я принадлежу безраздельно, душой и телом.

Я Норман Халандер. Служитель Корабля.