— Я знаю, где золото.

Они говорили об этом уже сто раз. Т.Г. хотел только одного — если уж Батте стал непременным атрибутом его жизни, то пусть хоть сменит тему.

— Точно знаю, могу показать его тебе, но не покажу.

Т.Г. нахмурился.

— Ты сомневаешься во мне? — спросил Батте.

— Больше я не сомневаюсь ни в чем.

— Нет, сомневаешься!

— Батте, я занят. Если тебе приспичило поспорить, делай это с кем-нибудь другим.

— Не могу. Ты знаешь, что я показываюсь только тебе.

— Ну, это с гобой случается, когда ты ограничен.

Батте присел, чтобы увидеть, как Т.Г. работает. Парень неплох. Он знает шахтерское дело. Как жаль, что его усилия напрасны!

— Что случилось с тобой тогда?

Батте выпрямился.

— Я с тобой говорю, — напомнил ему Т.Г.

— Со мной?

Ну что же, это неплохо. Горди никогда раньше не начинал разговора сам.

— Куда же ты отправился в тот день?

— Когда?

— Когда ты так быстро исчез. И с кем это ты тогда говорил?

— А, тогда… — сказал, потянувшись, Батте. — Отправился ухаживать, Бадди Бой.

Т.Г. посмотрел на него.

— Извини, что меня не было вчера ночью рядом. Я был немного занят. Ну как, что-нибудь произошло между тобой и этой девицей Флетчер?

Опустив голову, Т.Г. начал быстрее кидать песок в канаву.

— Тебя не было вчера ночью?

Батте заржал.

— Черт подери, Батте! Человек имеет право на свою личную жизнь!

— Бадди Бой, у меня были другие интересы. Вчера вечером у меня были личные дела с такой же, как и я. Встретил такого же духа.

— Я думал, ты никого не встречал.

— Не встречал до того дня. Помнишь, я говорил тебе о женщине, что крутилась вокруг Флетчер?

— Да.

— Я узнал ее имя. Сисси.

Когда Т.Г. не ответил, Батте продолжил:

— Тебе это имя ничего не говорит?

— Нет. А что, должно?

— Сисси.

Батте еще раз проговорил это имя по буквам:

— С-и-с-с-и.

— Я знаю, как оно пишется.

— Замечательно.

— Батте, я занят, убирайся!

— С-и-с-с-и Ш-и-р. Тебе это что-нибудь напоминает?

Т.Г. перестал работать.

— Сисси? Тетка Мэгги? Та, что оставила Проклятую Дыру?

Батте обхватил колени.

— Ты делаешь успехи, парень. Именно она!

— Она здесь?

Батте снова обхватил колени.

— Она! Конечно она!

Т.Г. не мог ему поверить. Батте и тетка Мэгги?

— Та, с кем ты говорил?

— Да. Провел с ней целый день. Что это был за день!.. Время перестало существовать для нас. Жаль, что я не встретил ее при жизни. Она одна из них. Одна из них… как сейчас говорят? «Мечта поэта»? Да, эта Сисси — мечта поэта, — рассмеялся он.

Отшвырнув пустую вагонетку, Т.Г. принялся за новую.

— Сисси тебе говорила, что владела шахтой?

— Конечно говорила, но я ей возразил. Не беспокойся, мы договорились.

— Я не думаю, что она счастлива оттого, что ты препятствуешь ее племянникам найти золото в их собственной шахте.

— Но я сказал ей, что это мое золото.

Повернув голову, Батте изучал профиль Т.Г.

— Слушай, я никогда не замечал раньше, но ты мне кое-кого напоминаешь. Ты случайно не родственник Ардиса Джонсона? — Батте выпрямился, он увидел несомненное сходство. — Послушай, у тебя глаза Ардиса. Ты его родственник. Так вот почему ты стремишься добыть золото для этой девицы Флетчер!

— Я не родственник Ардиса Джонсона, — отверг его предположения Горди.

Он недоумевал, откуда у Батте взялась эта дурацкая идея.

Батте пристально на него смотрел.

— Да? Откуда, ты говоришь, родом?

— Я тебе говорил, что я не отсюда.

— А я думаю отсюда.

— Не отсюда.

— Отсюда.

Горди начал терять терпение и наконец вспыхнул:

— Я только пять лет назад переехал из Феникса.

— Неправда.

— Батте! Тебе кто-нибудь говорил, что ты упрямый осел?

— Черт подери! Ардис послал тебя сюда за золотом, да?

— Ардис Джонсон!

Зрачки Батте сузились.

— Ты его знаешь?

— Нет, я не знаю его! Я слышал о нем. Все слышали о вашей ссоре.

Батте начал раздражаться.

— Да будь проклят этот Ардис! Если бы не он, я бы не остался здесь, навсегда.

— Откажись от своего золота. Может быть, твоя жадность не дает тебе уйти, — посоветовал Горди.

— Никогда!

Скрестив руки за головой, Батте начал отстукивать мелодию, затем он запел песню, смысл которой сводился к следующему:

«Я сижу на большой горе из кварца, где, говорят, много золота.

Я думаю о веселой компании, которую давно покинул.

Моя пища жестка, так же, впрочем, как и постель.

Мои силы иссякают, я работал до полусмерти и скоро умру.

Я думаю о тех днях, когда жил дома, когда еще не заболел «золотой лихорадкой» и не начал странствовать.

Больше в моей жизни не было таких дней, когда все девушки любили меня, когда я носил чистое белье, когда они стирали и готовили для меня. Но теперь все иначе. Я стираю и готовлю сам. Никогда не буду больше хорошо одеваться, но должен копать этот «презренный металл».

Я буду лежать не на чистых простынях, а в грязном спальном мешке.

Девушки раньше считали меня милым, а теперь только дураком».

— Я действую тебе на нервы?

— Ты не мог ничего придумать лучше, чем злить меня?

— А чем тебе это не нравится? — Потом Батте спросил: — Я говорил, что был женат?

— Нет.

— Но мы расстались из-за религии.

— Из-за религии?

— Я был католиком, а она сатанисткой.

Батте, присев, увидел Сисси.

— Слушай, а вон и Сисси. Красавица, — сказал Батте, помахав рукой. — Добрый день, Сисси! — Он развернулся. — Ты знаешь, это мое.

— Думаю, что ты ей уже об этом говорил, Батте.

— Это моя шахта.

— Ты это должен обсудить с новой владелицей. Я здесь только работаю.

— С Мэгги Флетчер? Фи! Она не владеет Проклятой Дырой. Шахта моя.

Он снова начал настукивать мелодию.

— Все ищут серебро, но золото — вот что им действительно нужно. Ну, Бадди Бой, если бы мы оказались в Южной Африке, мы бы смогли заработать миллиарды. Я слышал разговоры о том, что там добыли золота на девять миллиардов за последние десять лет. Здесь так не получится, в Криппл Крике около четырехсот семидесяти шахт и то добыли только на четыреста миллионов, — усмехнулся, Батте. — Жалко, да?

— Как ты думаешь, сколько золота в Проклятой Дыре? — спросил Горди.

— В Проклятой Дыре?

— Да. Сколько там золота?

Тридцать шесть лет, проведенные в шахте, должны были натолкнуть его на какую-нибудь мысль.

Батте взглянул украдкой на Т.Г.:

— Это трюк?

— Нет, просто любопытно. Так сколько же там золота?

— Много. Там материнская жила, тонны золота.

— И ты знаешь, где это.

— Точно.

— Но ты не скажешь.

— Конечно нет.

— Почему же? Зачем оно тебе? Ты же умер.

— Ну и что?

— Зачем оно тебе, ты ведь не можешь его использовать?

— Оно мне нужно, как собаке пятая нога, но никому другому оно не достанется.

— Оно бы позволило некоторым людям жить гораздо лучше, — сказал Т.Г., думая о том, как сильно Мэгги и Вильсон нуждались в деньгах. У Мэгги уже почти не осталось денег.

— Никто не облегчал мою жизнь. — Сказав это, Батте начал растворяться в воздухе, устав от разговора.

— Ну хотя бы намекни! — вскричал Т.Г. — Хоть раз в жизни принеси кому-нибудь пользу. Старый черт!

— Я слышал, — издалека раздался голос Батте.

— Мэгги, честно, я слышал! Он с кем-то разговаривал. Но когда я спросил его о собеседнике, он ответил: «Ни с кем. Не задавай так много глупых вопросов!» А затем он побрел совершенно как безумный.

Мэгги накладывала в тарелку Вильсону пирожки. Ей становилось все трудней и трудней защищать Т.Г. Несколько раз она слышала собственными ушами, как он бормотал, громко разговаривал и спорил сам с собой. И это ужасное наваждение связано с Батте Фесперманом! Ей следует настоять на посещении доктора, когда он будет следующий раз в лагере.

— Может, он разговаривал сам с собой — люди так иногда делают, — предположила она.

— А они говорят плохие вещи самим себе?

— Иногда, — сказала она с сомнением в голосе. — А Т.Г. говорил плохие вещи в твоем присутствии?

Вильсон кивнул:

— Очень плохие, но он не знал, что я его слышу.

Мэгги нахмурилась:

— А где ты был?

— Я не прятался. Я просто сидел на карнизе и ел печенье, когда услышал его крик. Он махал лопатой и кричал неизвестно кому: «Убирайся отсюда, задница!»

Мэгги неодобрительно посмотрела на него.

— Я этого не говорил!

— Лучше и не пробуй.

— Вот что он сказал: «Убирайся, задница!»

Вильсон ковырял вилкой в тарелке.

— Он не мог обращаться ко мне, потому что меня не видел. К тому же он никогда не называл меня задницей, каким бы сумасшедшим он ни был.

— Сидя на карнизе? — спросила Мэгги. Смысл этих слов только что дошел до нее.

— Да. В шах…

Мэгги всплеснула руками:

— В шахте?

Вильсон быстро набивал рот едой, чтобы невозможно было отвечать.

— Вильсон, держись подальше от этой шахты!

Вильсон взглянул на нее. Его щеки стали круглыми, как у хомяка.

— Они сейчас там проводят взрывы, а это очень опасно! — предупредила Мэгги.

Кивая, Вильсон продолжал нарочито громко жевать.

Мэгги села, разворачивая салфетку.

— Что касается Горди, меня не волнует его необычное поведение. Ему приходится думать о многом. Твоя очередь произносить молитву.

Глотая, Вильсон склонил голову:

— Господи, пожалуйста, помоги нам, мы в беде.

Мэгги косо на него посмотрела.

— Спасибо тебе за эти вкусные пирожки. Даже, если у нас нет мяса для начинки, пирожки лучше, чем ежедневная фасоль. Аминь.

— Аминь, — повторила Мэгги.

— Мэгги, наши дела плохи?

Он видел, что они добывали очень мало золота и Мосес постоянно ругалась из-за происшествий в шахте.

— Боюсь, что так, Вильсон.

Он расстроился, поймав печальный взгляд Мэгги.

— Нам придется вернуться в Англию?

— Надеюсь, что нет, но возможно. У нас кончаются деньги, а зима уже не за горами.

— Я не хочу возвращаться назад. Тетя Фионнула очень зла на нас.

— Нет, что ты!

— Откуда ты знаешь? Она отвечала на твои письма?

— Нет, — призналась Мэгги. — Она не писала, но это не значит, что она зла на нас. Мы — одна семья. Если наступят худшие времена, я просто уверена, что она разрешит нам вернуться.

— О Боже!

У него было более подходящее словцо, но тогда бы его отправили снова мыть рот с мылом.

— А что же будет с Горди? Мы же не можем возвращаться в Англию без него?

Горди теперь стал как бы членом их семьи. Они любили его. У него никого не было, кроме них. Тетя Фионнула, возможно, разрешит Мэгги и Вильсону вернуться, но ни за что не позволит Горди пройти через парадную дверь. Его впустят только через черный ход, как и других, таких же, как он.

Вздыхая. Мэгги откусила пирожок.

— Не знаю, что и делать с Горди.

Ей бы хотелось что-нибудь сделать. Она вспомнила те сумасшедшие вещи, которые они вытворяли вместе. Наверное, она бесстыдница? Она улыбнулась.

— Почему он ведет себя как сумасшедший?

— Вильсон, можно с тобой поделиться?

Он сразу стал старше, значительно мудрее детей своего возраста, тем Вильсоном, с которым она всегда делилась своими проблемами. И сейчас ей нужен был старый друг.

— Конечно. Можно я съем еще один пирожок?

— Можно. Я горжусь тобой, твой язык значительно улучшился.

— Я работаю над своим английским и пытаюсь научить Батча правильно писать. Только сегодня, когда миссис Перкинс вышла из класса, он подошел к доске и написал: «Мир на Зимле». Я сказал ему, что нужно писать «на Земле», но он сказал, что написал верно. Я пытался убедить его, но он не слушал.

— Куда только смотрят его родители? — задала Мэгги риторический вопрос.

— Я слышал, как миссис Перкинс говорила, что ей кажется, будто его воспитывали волки. Это возможно?

— Нет. Миссис Перкинс пошутила.

— Что ты хотела мне сказать?

— Пообещай, что никому ничего не скажешь.

— Кому мне говорить?

В последнее время с ним почти никто не общался.

— Т.Г., например.

Вильсон быстро отхлебнул молока, вспоминая неприятности, которые последовали за его разговором с Горди о женитьбе.

— Горди утверждает, что видел Батте Феспермана.

Она положила ему в тарелку пирожки, следя за его реакцией.

Мальчик спокойно смотрел на нее, ожидая продолжения.

— Привидение! Т.Г. говорит, что видел привидение, — повторила Мэгги, надеясь, что Вильсон воспримет это так же, как и она.

— Он ему понравился?

— Вильсон! Это — ненормально. Привидений не существует!

— Кто сказал?

— Все говорят…

— Не все. Я слышал, как Мосес и другие женщины говорили о привидении. И они верят в его существование. Они говорили, что он подлый су… Говорили, что он подлый и они устали с ним бороться.

— Когда они об этом говорили?

— Сегодня, — сказав это, мальчик отвернулся, — когда меня не было в шахте.

Ее сердце екнуло. Если Мосес уйдет, они приговорены.

— Я в растерянности. Не знаю, чему и верить. Происшествий на шахте слишком много.

Сколько неприятностей может свалиться на голову одному человеку!

— Горди говорил, что видел его, да? — Вильсон говорил так, как будто это было очевидно.

— Да. Он говорит, что видел его несколько раз.

— А он больше не носит с собой фляжку?

— Нет. Я почти уверена, что он не пьет, Вильсон. Я думаю, что он просто был растерян и одинок, когда мы его встретили. Теперь у него появилась цель в жизни.

— Ему просто нужно, чтобы кто-то его любил, да, Мэгги?

Она заулыбалась:

— Думаю, что так. Сейчас это совсем другой человек, чем он был несколько недель назад.

— И мы его любим, не так ли?

На этот раз отвернулась она.

— Ешь, а то остынут.

— Но ведь мы действительно любим его, да? Я не скажу ему, если ты не захочешь.

— Да, мы любим его, — уступила она. — Сильно. Ужасно сильно.

— Вильсон думает, что ты сумасшедший.

Тем же вечером Мэгги разговаривала с Гордоном, стоя в дверном проеме. Убеждать ее в обратном было бесполезно, хотя он был уверен в своей нормальности, за исключением тех случаев, когда она была поблизости. Он знал, о каком инциденте говорит Мэгги. Сегодня днем Вильсон подслушал его разговор с Батте.

Пожимая плечами, он лег на кровать.

— Скажи Вильсону, чтобы он не переходил границ дозволенного.

Мэгги вошла в палатку и опустила за собой полог.

— Честно, Горди. Он подслушал тебя сегодня, тебе следует быть более осторожным. Все время от времени говорят сами с собой. Но когда ты начинаешь отвечать кому-то, в этом что-то не гак.

Она подошла к огню и стала греть руки.

Черт возьми! Она выглядела замечательно. Горди было очень тяжело все это время пытаться не думать о ней. Не то, как она была одета, делало ее привлекательной, на ней было то же самое платье в цветочек, которое она периодически чередовала с платьем в голубую полоску (эти платья, выцветшие и поношенные, изначально не были предназначены для того, чтобы приковывать взгляды мужчин), а то, как она носила одежду. Один ее вид заставлял волноваться мужчин.

Он хотел ее, не просто хотел, а нуждался в ней, черт возьми! Нуждался в ней. Он не хотел в этом признаться, но это было так. Ему не нужно было говорить, что она не была подобна девицам Нельсона. Он был достаточно умен, чтобы понять разницу.

Беда заключалась в том, что он знал разницу умом, но не телом.

Разум говорил ему, что нужно выждать момент. Благоразумие подсказывало ему, что это наваждение и все нужно немедленно прекратить, пока не поздно. Его взгляд вожделенно скользил по ее фигуре. Она не была плодом его воображения. Она была чертовски привлекательна сегодня. Ее щеки раскраснелись на холодном ветру, ее губы были мягки, нежны и, казалось, так и просили поцелуя. На него нахлынули прежние чувства. Занялся ли бы он с нею любовью, если бы не пришел Вильсон? Было ли в ее манящем взгляде приглашение заняться любовью, или ему это почудилось?

«Возьми себя в руки. Извинись за то, что ты так неосторожно разговаривал с Батте при Вильсоне, пообещай впредь быть более осторожным. Сделай это сейчас же, прежде, чем ты выставишь себя дураком.

Отправь ее обратно в землянку от греха подальше. Устраивайся еще на одну адскую ночь».

Поднявшись на ноги и посмотрев ей в лицо, он сказал:

— Извини, впредь я попытаюсь быть более осторожным.

Ее взгляд смягчился.

— Я не критикую тебя, но Вильсон любит тебя, и я не хочу, чтобы он считал, что ты свихнулся.

Ей было о чем беспокоиться. Вильсон был слишком впечатлительным, и, кроме того, Гордон не хотел, чтобы его считали сумасшедшим. Между ними повисло молчание.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

Только уходи, пока можешь.

— Нет, только это, — ответила Мэгги.

Минуту они просто болтали, не приближаясь друг к другу. А через минуту они неожиданно оказались друг у друга в объятиях и их губы слились в поцелуе.

— Это безумие…

— Я знаю, я не должна была сюда приходить… Я не могла ни о чем, кроме тебя, думать прошлой ночью…

— Я тоже… я тоже…

Их губы снова слились в поцелуе. Он крепко ее обнял, нежно целуя в шею. Они постепенно теряли контроль над собой.

Завтра они будут жалеть об этом. Она будет злиться на него и, конечно, обвинит его в том, что он воспользовался ее беззащитностью. Он будет клясться, что в этом есть и ее вина. И они оба будут правы.

Они оба придут к выводу, что это была ошибка. Они будут зарекаться, что это больше никогда не повторится. Но это произойдет снова и снова. Пока он находится от нее ближе чем в радиусе ста миль, они обречены на это. Он это прекрасно осознавал, но ничего не мог поделать.

Она начала раздеваться.

— Я не должна искушать тебя подобным образом, но ничего не могу с собой поделать. Извини меня, Горди.

— Не надо извиняться. Я влюбился в тебя с первого взгляда.

Он поцеловал ее руку, требуя, мучая себя и мучая ее. Черт!

— Мы не должны… я не должна просить тебя об этом…

— Проси меня о чем хочешь, — резко сказал он.

О чем хочешь. Достать луну. Пройти по воде, разделить море, погасить солнце, найти материнскую жилу… Для нее он и это постарается сделать.

— О Горди…

Она боялась, что он плохо о ней думает, но ее волнения были напрасны. Раскаяние придет позже, быстрое и жестокое. Девушки типа Мэгги не ложатся в постель с мужчинами, не выйдя за них замуж. Они выходят замуж, растят детей и внуков. Особенное значение ее слов должно было бы тяготить его, если бы не то давление, которое он ощущал в своих штанах.

Они упали на постель, продолжая целоваться. Их одежда лежала на полу.

Она улыбалась. В ее глазах можно было прочитать вызов.

— Я понимаю это как твою готовность к реваншу? — спросила она.

— Бороться с тобой?

Она кивнула.

— Леди, я не оставлю вам шанса.

Они смотрели друг на друга молча. Им не нужны были слова. Ее взгляд говорил ему то, что он хотел услышать.

— А Вильсон…

— Он уже спит.

Это было замечательно. Он нежно ласкал ее, не в состоянии отвести взгляда от ее тела. Проводя рукой вдоль ее тела, он полностью ощутил ее. Она была совершенна. Трепет ее тела зародил в нем желание оградить ее от той боли, которую ей предстояло испытать в первый момент, но Горди знал о том наслаждении, которое следует за этим. Неземное наслаждение.

— Ты боишься? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой:

— Не тебя.

— А следует, — прошептал он.

— Заставь меня.

Гордон поцеловал ее.

— Я говорил, что ты прекрасна?

— Нет. Я говорила, что без ума от твоих рыжих волос?

— Нет, — усмехнулся он. — Надеюсь, тебе нравятся не только мои волосы.

— Да, конечно. Кстати… у тебя все волосы рыжие?

— Тебя это действительно интересует?

— Больше чем нужно.

Его губы двигались от ее щеки к подбородку, затем они переместились вверх — к бровям, задержавшись у виска. Его дыхание участилось.

— Почему бы тебе не посмотреть самой?

— Ты не против?

— Нет.

Встав на колени, она оглядела его в полный рост, освещенного светом огня. Ее взгляд выражал если не восхищение, то, во всяком случае, уважение.

Когда их глаза встретились, она перестала себя контролировать. Улыбнувшись, она прошептала:

— Я действительно счастлива. Ты просто талантлив.

Ее ласки становились более решительными.

— Мисс Флетчер! — пробормотал он, притворяясь шокированным.

— Мистер Меннинг, — прошептала она, укладываясь рядом и целуя его в ухо. — Ты превосходен.

— Не знаю почему, но ты меня удивляешь, — тихо сказал он.

— Горди Меннинг, подожди. Ты не узнаешь, что поразило тебя.

Смеясь, он упал на спину вместе с ней, целуя, крепко сжимая ее в объятиях и боясь продолжения.

Постепенно их смех стих.

— Это и есть любовь? — спросил он, глядя на нее.

— Я не знаю, но думаю, что это так.

Его взгляд затуманился.

— Мэгги, я не могу обещать тебе это навсегда.

Он не знал, к чему приведет эта ночь. Он собирался заняться с ней любовью, а затем… Что будет затем, он не знал.

Повернувшись на бок, она смотрела на него, ласково проводя по его щеке рукой. Он еще никогда не хотел ее так сильно.

— Я не помню, чтобы просила тебя о вечной любви.

«Я не могу обещать ничего, кроме этой ночи», — думал Горди, полностью отдаваясь власти желания.

Он надеялся, что одной ночи будет достаточно.