Зимой рано темнеет. За это Гордон не любил ее. Зимой он часто болел, но на это он перестал обращать внимание еще пять лет назад, когда только приехал в Колорадо. Теперь уже настолько привык, что почти не замечал. Одно до сих пор раздражало: темнеет быстро.

Гордон отхлебнул из фляжки.

Всю дорогу он не переставая думал о Мэгги и Вильсоне. Перед глазами стояли их растерянные лица в тот момент, когда они прощались. Гордон пытался выбросить их из головы, переключиться на что-нибудь другое и не мог. Столько миль проехали и вот остались у разбитого корыта. Стоило ли? Бывает так в жизни, бросишься сломя голову за призрачным счастьем, а его и нет. Оглянешься потом, схватишься за голову — да поздно уже. Взять хотя бы Мэгги и Вильсона. Приехали, что называется, не зная броду… А здесь… заброшенная шахта. Неизвестно еще, стоит ли ее поднимать, — может, там и нет золота?

За пять лет в горах Колорадо Гордон на всякое насмотрелся. Уму непостижимо, что с людьми делает золото. Одно упоминание о нем — и человека словно подменили: он теряет разум и в глазах появляется нездоровый блеск. Люди такие глупости вытворяют, что порой просто не знаешь, плакать или смеяться.

Гордон снова пригубил из фляжки.

Мальчишку жаль. На нем лица не было от страха. Впрочем, чему тут удивляться! Любому нормальному человеку здесь не по себе становится. Одно название чего стоит. — Проклятая Дыра!

За ночь с ними ничего не случится. В норе у них сухо и дров хватит. Горди вспомнил, что видел кучу хвороста в углу.

Утром она начнет нанимать людей и тогда поймет, в какую историю попала. Можно биться об заклад, что после этого она здесь и минуты лишней не останется.

Образ Мэгги вновь стал перед глазами. Красивая девушка. Похоже, городская. По обхождению видно. Наверное, хорошая хозяйка и домоседка. Да, пожалуй, так оно и есть. Хорошая хозяйка и образованная утонченная барышня. Она не для него. Не по зубам орешек! Конечно, она благодарна ему за помощь, но и только. Видно, она ему не доверяет. Ее можно понять. Криво усмехнувшись, Гордон бросил оценивающий взгляд на свои грязные, засаленные штаны, потом оглядел поношенную куртку, насквозь пропитанную запахом виски и заляпанную какими-то оранжевыми выцветшими пятнами. Вид, конечно, не ахти! Он презрительно фыркнул. Какими глазами она на него смотрела! А здесь, в горах, таким видом никого не удивишь.

Гордон даже не заметил, как и когда это произошло. Всего каких-то пять лет назад он был завидным женихом. Гордон вздохнул и задумался. Воспоминания нахлынули как-то разом, не давая опомниться. Пять лет назад… Самые изысканные дамы благородного происхождения старались снискать его расположение. Сколько было слез и сцен, когда нерасторопная маменька какой-нибудь молоденькой барышни не могла заполучить его на прием или на званый ужин!.. А он, небрежно скользнув взглядом, проплывал мимо, не обращая ни малейшего внимания на волнение и трепетные взгляды дам…

Губы опять жадно припали к горлышку.

Закинув назад голову, Гордон сделал большой глоток и, на секунду потеряв равновесие, едва удержался на ногах. Алкоголь уже давал о себе знать.

Чертыхаясь и охая, Гордон быстро нашел точку опоры и, уже твердо стоя на ногах, хохотнул: «Держись, старик! А то еще свалишься и шею себе сломаешь. — И, поразмыслив, добавил: — Впрочем, кого это волнует?!» Эта мысль привела его в дикий восторг, и он громко захохотал.

Вновь нахлынули воспоминания.

Дженни… Вот кто будет страдать, если с ним что-то случится. Бедная сестренка! Она даже не знает, где он. Вот уже сколько лет от него ни слуху ни духу. Она одна действительно любила его. Наверное, места себе не находила, когда он вдруг исчез. Милая, добрая сестричка… Как она сейчас там со стариком Джо? Они удивительно подходят друг другу. Нежная и любящая Дженни, прекрасная хозяйка и любящая жена, и Джо — добрый, надежный и порядочный… За четыре года их супружества появились три замечательных краснощеких малыша… Наследники на радость деду! Отец от Дженни без ума… Дженни — гордость семьи, а он, Т.Г. Меннинг, — ее позор! Так, по крайней мере, сказал отец.

Под ногой осыпалась земля, и груда мелких камешков, шурша и подпрыгивая, покатилась вниз по склону. Фляжка, описав дугу, вновь примостилась ко рту. Он пил долго и жадно.

Гордон с тупым безразличием проводил взглядом падающие вниз камешки. Он был пьян. Только один человек в округе будет жутко огорчен, если Гордон сломает себе шею.

Это конечно же Муни Бакус, который скупил все долговые расписки Горди.

Сколько же он должен Бакусу? Должно быть, приличный куш! Были времена, когда Гордон не спал ночами, ломая голову, где бы достать деньги, чтобы отдать долги? Это считалось делом чести. Достоинство, благородство, честь — как все это мелко и несущественно сейчас!

Таким вот он когда-то был, так он когда-то жил… Все, хватит! Былого не вернешь! И винить в этом некого, кроме самого себя. Никто не гнал его из дому. Не сверни Гордон с проторенной дорожки, сейчас был бы врачом, как и отец. И невеста была — Мэри Портер. Сыграли бы свадьбу, и дети пошли бы… Вот так махнули бы не глядя четырех наследников. Старик отец был бы на седьмом небе от счастья.

Зажили бы они с Мэри… Ее родители были довольно богатыми людьми. Акров на пятьдесят с их стороны можно было рассчитывать, а может, и больше… Небось, старик раскошелился бы и на все двести пятьдесят, чтобы облегчить страдания дочурки, засидевшейся в девицах.

Да, спутал он им, однако, все карты. В один прекрасный день Т.Г. Меннинг предпочел мирно отчалить в Колорадо, где и до сих пор пропивает без зазрения совести все до последнего цента. Все, что удается выжать из шахты. Получается, правда, негусто. С его шахты толку никакого!

Фляжка опять пошла в дело. «Примите мои поздравления, Т.Г. Меннинг! Вы опять надрались до чертиков! Глупо? А что же делать, когда у тебя золотая лихорадка. Тут не до благоразумия. К черту благоразумие!»

Вечером 4 января 1848 года в сорока пяти милях от местечка Саттерс Форбс в долине Сакраменто Вильсон Маршал обнаружил золотой песок в отводном канале, питающем речной водой его лесопилку. С того самого злополучного вечера золото в этих краях обогащало одних и губило других. Именно с этого момента история Колорадо начинает новый отсчет времени.

Не менее глубокий след это событие оставило и в жизни Терри Гордона. Он сжег за собой мосты, и жизнь его покатилась по наклонной. Но теперь это уже не имеет значения.

Горди перевел дух и глотнул живительной влаги.

Деньги у него быстро кончились. Отец от него отвернулся, когда понял, что сын не пойдет по его стопам и ему не на кого оставить свою клинику. Мэри его не дождалась. Насидевшись вдоволь в девицах, она с радостью ухватилась за предложение какого-то мелкого железнодорожного чиновника и выскочила за него замуж. А сам Горди Терренс не сегодня-завтра получит пулю в лоб. Вот такая грустная история.

Муни Бакус не любит долго ждать. Три дня назад его головорезы поставили Горди ультиматум. Ему дали ровно две недели. За этот срок надо найти деньги и отдать долг. Всего две с половиной тысячи. Немало. И где же их взять?

Недолго Гордону осталось ходить по этой земле.

Оступившись, Гордон неуклюже взмахнул руками. Вниз по крутому склону горы вновь посыпались хрустящие подмерзшие комья. Хмель ударил в голову. Ноги заплетались и скользили и становилось все труднее удерживать равновесие. «Надо бы перекусить чего-нибудь, а то на голодный желудок быстро пьянеешь», — подумалось ему. За день эта мысль несколько раз приходила Гордону в голову, но поесть он так и не удосужился.

Перед глазами поплыли круги. Он тряхнул головой, пытаясь взять себя в руки. Начинался самый трудный участок пути. Тропа сужалась, петляя по узкой каменистой гряде между двумя ущельями. Одно неосторожное движение и Муни безвозвратно потеряет свои деньги.

Усилием воли Гордон сосредоточился и замедлил шаг. Погода была скверная, ветер крепчал, остервенело теребя полы его поношенной куртки. Пришлось одной рукой придерживать шляпу, чтобы не унесло. Высоко над головой висело пасмурное, серыми кусками на темной синеве, небо, освещенное поднимающимся месяцем. Откуда-то с гор донесся далекий заунывный вой шакала, похожий то на отчаянный плач, то на хохот.

Гордон остановился. Фляжка, описав дугу, нескоро, но все же нашла свое прежнее место. Живительная влага приятно обжигала рот и растекалась по жилам.

Он слишком много пьет. Опять пьян в стельку. Будь у него хоть капелька уважения к себе, не стал бы напиваться до поросячьего визга. Была бы голова на плечах, давно бы уже бросил пить.

Гордон расслабленно покачнулся и в следующую секунду почувствовал, что кубарем летит вниз по склону. Мозг лихорадочно заработал, но было уже поздно. Широко раскинув руки и ноги, Гордон стремительно катился вниз, больно ударяясь о камни.

Голова закружилась, и его стошнило. Мысли путались. Такая глупая смерть. Надо что-то делать. Гордон резко выбросил руку, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Но тщетно. «Это конец», — решил он и покорно закрыл глаза. Все путаные и непоследовательные события его жизни вдруг стали полны значения и неотвязно предстали перед его воображением. Что, в сущности, его жизнь? Разбитые надежды и неосуществленные мечты. Вот тог человек, которым он мог бы стать, но не стал; женщины, которых он мог бы любить, но не любил; слова, которые он должен был сказать, но не сказал; ребенок, который мог бы быть его ребенком… В цветном калейдоскопе воспоминаний было все, кроме золота, с мыслью о котором он ложился каждый вечер и просыпался каждое утро в течение последних пяти лет!

«Прости, отец, за то, что не оправдал твоих надежд, — прощальным аккордом застучало в висках. — Будь счастлива, Дженни! На-кася, выкуси, Муни!»

Острая боль при ударах отдавалась во всем теле, навязчиво напоминая о случившемся, и постепенно мысли о настоящем вытеснили все остальные.

«Виски! Мое виски!»

Гордон слышал резкий металлический звук каждый раз, когда фляжка билась о камни, во все стороны разбрызгивая содержимое.

«Виски!»

Драгоценная жидкость орошала каменистый склон.

Каким-то чудом рука уперлась во что-то твердое и неподатливое. Гордон напрягся всем телом, сжался и замер. Движение прекратилось. Вокруг стояла тишина. Он лежал, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Одно неосторожное движение могло нарушить шаткое равновесие и тогда — конец! Гордон желал лишь одного: удержаться на том месте, где лежал. Оставалось лишь надеяться, что уступ — или что бы там под ним ни было — выдержит вес его тела.

Все так же протяжно выл на луну шакал. Его заунывные стенания далеко разносились в прозрачном ночном воздухе и одиноко таяли в черном безмолвии.

Свободной рукой Гордон медленно и осторожно пошарил вокруг. Он лежал на самом краю вертикального ствола шахты или скалистого ущелья. Разбитыми, окровавленными пальцами он ощупал неровную поверхность, на которой лежал. Это был небольшой выступающий кусок скалы. Гордона прошиб холодный пот.

Он даже выругаться не решился. Малейшее движение — и кусок может отвалиться, обрекая его на неминуемую гибель.

На помощь же звать бессмысленно: вряд ли его кто услышит в таком глухом месте, особенно в столь поздний час. Кроме того, крик может вызвать роковой толчок.

Гордон плашмя лежал на спине и смотрел вверх. По небу плыли серые тучи. Вскоре одна из них закрыла луну, и стало совсем темно. Начал падать первый в этом году снег. Снежные хлопья метались и кружили в воздухе, в горах бесновался по-зимнему свирепый ветер.

Медленно тянулось время. Гордон давно уже потерял ему счет. Он лежал без движения и глядел в небо.

Становилось все холоднее. Тело дрожало мелкой дрожью, однако порой он забывал об этом и думал о доме, сестре Дженни и об отце.

Гордон вдруг вспомнил Мэгги. Он и сам не знал почему. Быть может, оценил ее по достоинству и понял, какое это счастье любить такую девушку, как она.

Так проходила ночь… Гордон то молил Бога сжалиться над ним и дать ему спокойно умереть, то роптал, проклиная судьбу за то, что приходится умирать таким молодым. Если он выкарабкается отсюда живым и невредимым, то обязательно начнет новую жизнь! Бросит пить, найдет работу, быть может, даже вернется домой. Вот именно — домой! Странно, почему только эта мысль раньше не приходила ему в голову. Домой! Почему бы и нет?

Давно пора оставить несбыточные мечты, остепениться наконец! Он станет другим человеком. Сделает карьеру. Будет приносить пользу людям. Он ведь не всегда был таким никчемным. Это все золото виновато! Оно обладает какой-то магической силой! Из-за него люди теряют голову.

Гордон утомленно открыл глаза. Солнца еще не было видно, но все выше и выше поднималось небо, шире расплывалась заря, безжизненнее становился серп месяца. На востоке туман заметно начинал блекнуть, и окружающие предметы постепенно выходили из мрака.

Каждая клеточка истерзанного тела ныла от нестерпимой боли. Жажда жизни заставила его сделать невозможное, и в то же время нечеловеческое физическое напряжение выжало из него все силы.

И все-таки он выстоял. Ночь позади.

Сейчас его, может, кто и услышит. Тогда он спасен. С новой силой вспыхнула надежда, и Гордон воспрял духом.

Осторожно повернув голову, он увидел, что лежит на краю трещины метровой глубины и шириной не более полуметра. Гордон сел и потянулся, чтобы смягчить боль в распухших суставах. Затем поднялся на ноги и раздраженно стряхнул пыль со шляпы. «Какого черта я тут всю ночь торчал?»