«Final countdown (англ.) — обратный отсчёт».

28.

«Олицетворение мужской независимости в белой футболке и чернильных джинсах прошествовало в ванную. Я посидела на кухне, потом проследовала в спальню. Вытащила из шкафа стопку постельного белья, положила их на диван Андрееву и снова вернулась на кухню. Моя посуду, услышала, как поочередно хлопнули двери ванной и кабинета. И, в конце концов, в квартире воцарилась гнетущая тишина. «Господи, точно в склепе...». Закусив губы, я вернулась в спальню. «Не торопи его. Он сам к тебе придёт. Он всегда приходил первым», — уверяла я себя, направляясь в душ и включая воду. «Он придёт», — повторила я, усаживаясь на постели. В два ночи я все ещё сидела, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к безмолвию, которое нарушало только тиканье стрелок на часах, неумолимо отсчитывающих оставшиеся нам мгновения. Перед нами были весь мир и вся жизнь впереди. Но для одного из нас время уже истекало...

В полтретьего я наконец сдалась и легла. В четыре сон пощадил меня.

Моё утро наступило ближе к десяти, с воплем: «Ну, Ларионова!». Дверь спальни распахнулась и в комнату влетел «Лёха», сжимая в одной руке сотовый, в другой — зубную щётку. Полуголый и злобный, он производил забавное впечатление, в серых, болтающихся на бёдрах, тренировочных штанах, босиком и с полотенцем на шее.

— Лена, ты хоть раз можешь сделать, как я прошу? — начал он прямо с порога.

— Доброе утро, — я улыбнулась, села. Оправила пижамную курточку, откинула одеяло.

— «Доброе»? Кому доброе, а кому оно сейчас точно будет последним! — Андреев взмахнул зубной щеткой, как мечом. — Ты зачем отцу звонила?

— Но, я думала, что…

— Ты думала? Лен, опомнись: ты вообще никогда не думаешь. Мало того, что ты первая женщина, которая попыталась разрушить мою жизнь, так ты ещё и ухитряешься каждый раз — подчёркиваю, каждый раз! — пройтись по моему самолюбию, как… как танк!

— Как кто? — Я хихикнула.

— Если ты сейчас засмеёшься… Если ты сейчас только засмеёшься, — грозно предостерёг Андреев.

— Лёш, а ты можешь хоть раз нормально объяснить, чем ты недоволен?

Алексей проехался мрачным взглядом по моим голым ногам, сглотнул, запульнул свой мобильный мне на кровать и пулей вылетел из спальни, не забыв, как следует приложить дверь о косяк. Проводив взглядом его возмущенную спину, я вздохнула, взяла в руки iPhone и прочитала: «Уважаемый господин Андреев, судебное дело по просьбе истца приостановлено. Однако, истец требует личной встречи с Вами. Мы, как Ваши адвокаты, настаиваем на нашем присутствии… существуют судебные издержки… мы надеемся на Ваше понимание. Адвокатская контора “Бородин и Партнеры”».

«А молодец мой папа!»

Скинув ноги с постели, я натянула пижамные брюки и рысцой потрусила в кабинет:

— Лёш, а ты знаешь, где эта встреча будет?

Распахнула дверь кабинета и замерла:

— Ой.

Алексей Михайлович лихорадочно натягивал джинсы на свою голую задницу. Просверлив меня взглядом раненого тигра, он прошипел сквозь зубы:

— Давай, порадуй меня.

— Папа сюда приедет. Сам. Ровно в одиннадцать утра. Так что у нас есть время, чтобы позавтракать, и…

Андреев вцепился в свою взъерошенную шевелюру. Потом в мою голову полетела сброшенная с постели подушка. Я увернулась. Он запустил в меня пледом. Присев, я отбила плед. Подняла подушку и метнула её в него. Не ожидая нападения, Андреев запутался в джинсах и с изумленным лицом приземлился на диван. Я «добавила» ему пледом, который он успел перехватить, и подбоченилась:

— А теперь послушай мою версию устройства этого мира. Во-первых, я тебя ещё вчера предупреждала, что я позвоню папе. Во-вторых, из квартиры ты никуда не уйдешь, потому что отец приедет. И в-третьих, сейчас именно мой папа, а не ты наступаешь на горло собственной песни.

— Лен...

— Что, Лёш?

— Никак не пойму, ты взрослеешь? Или ты у меня учишься? — произнёс Алексей Михайлович голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Застегнул джинсы, подошёл ко мне. Приподнял мой подбородок и осмотрел кровоподтёк. — Всё ещё больно? — с сожалением спросил он.

— Уже нет. Вернее, больно, но не так, как вчера.

— Всё. Прости. Я был не прав. — Он наклонился, чмокнул меня в макушку, и пока я, моргая, смотрела на него, выдернул из сумки футболку. Надевая майку на ходу, прошёл мимо меня в кухню. — Что ты будешь на завтрак? — донеслось до меня.

— Я-яйцо всмятку. И бутерброд… с сыром, — ошарашенная его инициативой, пискнула я.

— Ладно, это я умею. — В кухне немедленно загремела посуда и раздалось «maybe, maybe…». Покачав головой, я прищёлкнула пальцами и расхохоталась. Он был удивительным. И непостижимым. Но он мне любым нравился.

Завтрак прошёл в дружелюбном молчании. Я пила чай и замазывала синяк тональным кремом. Андреев, выпросив у меня телевизионный пульт, щёлкал по каналам. «Новости ищет, как Макс», — подумала я, испытывая привычную досаду от осознания того простого факта, что по утрам мужчине нужна не я, а телевизор.

— РБК на втором, CNN на четвёртом, — стараясь не обижаться, подсказала я. — Ещё кофе будешь?

— Да, спасибо. Лен, скажи, а «музыкальный» здесь ловит?

— Ловит. — Я даже встрепенулась. — А какой канал ты хочешь найти?

— MTV или «YouTube». Кстати, я у тебя заметил приставку «Apple TV». Предлагаю «YouTube». Ты как?

— Давай. А у тебя свой плейлист есть?

Андреев с энтузиазмом кивнул. А вот это было забавно. У Алексея Михайловича, оказывается, была ещё одна сторона, которую я не знала.

— Лёш, а ты какую музыку любишь?

— Любую, за исключением шансона, джаза и блюза. Первое раздражает, второе и третье я не понимаю. — Андреев вышел на свой плейлист. — А ты что предпочитаешь?

— Всё, что угодно, только не оперные арии.

Андреев фыркнул, но в причину моей антипатии к Большому театру углубляться не стал. То ли сообразил, что корни моей нелюбви проистекают из детства, то ли в детективном агентстве ему нашептали, что моя мама пела.

— Лен, а почему у тебя животных нет? — Андреев нашёл клип «One Republic». — Мне всегда казалось, что у тебя дома должна быть кошка. — Пауза и короткий, быстрый взгляд на меня.

«Кошечка… Сладкая… Кошечка.» Я замерла, пытаясь восстановить дыхание.

— Так что с котами? — Андреев насмешливо смотрел на меня, явно меня подначивая.

— Ну, однажды я хотела взять кошку, но у Макса аллергия… на шерсть. — Произнеся это, я сжалась, ожидая, в худшем случае, укорот, в лучшем — неудовольствие.

— Но это же твоя квартира, — стараясь казаться невозмутимым, удивился Алексей.

— Ну, Макс тоже жил здесь.

— Ах, да. И как я забыл? — Андреев скривил губы в усмешке. Потом быстро «исправил» лицо. — А планировку здесь тоже он делал?

Это «он» прозвучало, как «да будь он навеки проклят».

— А почему ты решил, что дизайном занимался Макс? — Я стрельнула в него глазами.

— Планировка необычная, — лихо «перевёл» стрелки Алексей. — Никогда не видел такую огромную кухню. Да ещё и с балконом.

— А кухни с балконом и не было, это я всё переиграла. Кухня была маленькой, а балкон примыкал к большой комнате. Я соединила кухню и комнату, а другую большую комнату разделила на кабинет и спальню.

— Хорошая идея. — Андреев встал, собрал тарелки и положил их в мойку. — Скажи, — стоя ко мне спиной, спросил он, — а если бы так случилось, что ты… ну, вышла бы замуж и у тебя была бы большая семья, то какую квартиру ты выбрала? Вряд ли бы ты осталась здесь.

— Я не выйду замуж, — очень тихо ответила я.

— Да? А почему? Принципы? Религиозные убеждения?

— Потому что, на мой взгляд, брака без детей не бывает.

Андреев дёрнулся, как от удара. Потом на секунду обернулся ко мне, и я увидела его сжатый в узкую линию рот и обточившиеся скулы.

— Ты говоришь глупости, — тихо и веско припечатал он.

— Возможно. — Я даже спорить не стала. И тут раздался оглушительный звонок в дверь. — Ну, всё, начинается, — пробормотал Андреев.

Бросив на Алексея короткий взгляд, я шагнула в прихожую. Заглянула в дверной «глазок». На лестничной клетке стоял мой отец, подкрепленный «тяжелой артиллерией». Роль «Катюши» в данном случае, выпала моей маме. «Ну, умирать, так с музыкой.» Открыв двери и с криком: «Папа, мама, я так соскучилась!», я бросилась им на шею. Поцелуи и вопросы, как я себя чувствую, были заданы преувеличенно громко и вежливо. Мои давно разведенные родители сейчас производили впечатление двух МУРовцев, проникших на бандитскую территорию, чтобы спасти Володю Шарапова и пристрелить Горбатого. Обнажённые нервы, пульс, настроенный на Андреева, не к месту очнувшееся остроумие заставили меня отступить, совершенно по-идиотски хихикнуть, выбросить руку назад и торжественно заявить:

— Папа, мама, знакомьтесь. Это — мой близкий коллега.

— Доброе утро, — хрипло, но твердо произнёс Андреев. Отец кивнул.

— Н-да? Ну, и на сколько «близкий»? — скрипнула мама, поджимая губы, всем своим видом демонстрируя, что Андрееву не поздоровается. Папа тронул маму за локоть, мол, не начинай.

— Это и есть Алексей Михайлович, я правильно понимаю? — Папа спрашивал меня, но смотрел только на Алексея. Короткая дуэль карих и серых глаз кончился тем, что папа, как это ни странно, отвёл глаза первым и повернулся к маме: — Элина, вы с Алёной чайку попейте, а мы пока кое-что обсудим. Лена, где нам с твоим «коллегой» можно уединиться?

— В кабинете. Вам же компьютер нужен?

— Нужен, нужен, — вздохнул отец.

— Но я, между прочим, тоже хотела бы поучаствовать в этом разговоре. — Мама театрально вскинула вверх изящную бровь.

— Обязательно, но попозже. — Папа сказал это мягко, но вполне определённо. Помог маме снять пальто, подмигнул мне, и, прихватив портфель, отправился к кабинету.

— Вам чай или кофе принести? — Встряла я, испугавшись первых разрядов молнии, которые сейчас ощутимо шли от отца.

— Потом. Я попрошу, если что. — Папа уверенно шёл по коридору, не сомневаясь, что Андреев за ним последует. Алексей тихо вздохнул, благодарно и мимолетно тронул мой локоть и отправился за моим папой. Мы с мамой послушали, как мужчины затворили дверь кабинета, потом переглянулись.

— Лен, ты соображаешь, что ты наделала, а? — прошипела мама.

— Да. Нет. Я не знаю.

— О господи, а с лицом-то с твоим что! — покачнулась мама. — Я только сейчас заметила этот чудовищный синяк. Какой кошмар! — Мама всплеснула руками. — А ведь я тебя предупреждала, что сожительство с Сафроновым не доведет тебя до добра. А ты… — но, оценив мой виноватый взгляд, мама сбавила обороты, мягко прижала меня к себе, погладила по спине. — Ладно, детка, пойдем чай пить. Расскажешь мне, что это за «коллега» ...

— … Ну, а потом мы из «Шереметьево» приехали сюда, и я попросила Лёшу остаться, — заключила я свой получасовой рассказ о трёх днях, потрясших мой мир до основания.

— Понятно. Ну, и что дальше будет?

— В смысле?

— Ну… — и мама преувеличенно-внимательно осмотрела свои ногти. — Ты же понимаешь, что ради тебя твой отец что угодно сделает. Но это не значит, что ты, — тут мама бросила на меня взор Ивана Грозного, — что ты можешь делать, что хочешь. И меня, как мать, очень интересует вопрос, что собираетесь делать ты и этот молодой человек, которого ты упорно именуешь «коллегой»?

«Когда вы поженитесь?» — вот что я прочитала в маминых глазах.

— Мам, мы это не обсуждали.

— Ах, вы не обсуждали... — Мама зачем-то заглянула в чашку с давно остывшим чаем, покатала по столу кубик рафинада. — Ты этим молодым человеком очень увлечена, да? — тихо спросила мама. Я кивнула и отвела глаза. — Я так и поняла, заметив, как ты на него смотришь. И точно так же он глядит на тебя, когда ты этого не видишь.

— Мам, — наигранно засмеялась я, — ты же видела Алексея от силы две минуты. Как можно заметить то, что ты говоришь, за такое короткое время?

— Ну, ты моя дочь, и я тебя люблю. И я чувствую, как мужчина относится к моей дочери. Вот будут у тебя свои дети, ты сама это поймешь, — привычно заключила мама.

От новой боли в груди меня избавил звук раскрывающейся двери, тихие голоса из кабинета и шаги в коридоре. Я соскочила с подоконника, мама плавно встала со стула. А на пороге появился отец. Задумчиво посмотрел на нас с мамой.

— Да, интересные дела, — глубокомысленно произнёс папа. — Ну, в общем и целом, история мне понятна. Ладно, давай, Элина, собирайся. Ты же хотела в театр попасть? А мне как раз по дороге, и я могу тебя подвезти.

— Ах, спасибо, — оживилась мама. Оправила платье и тут до меня дошло, с чего это она так нарядилась. Но на моей повестке дня стоял более насущный вопрос, нежели секреты моих родителей.

— Папа, — я бросилась к отцу и зашептала ему на ухо. — Папа, поверь Алексей не такой плохой, как тебе показалось. Дай ему второй шанс, я прошу тебя.

— Алёнушка, — папа мягко положил свою тёплую ладонь мне на плечо, чем и прервал мои речи. Обозрел мою изуродованную синяком щёку, сверкнул глазами, но быстро взял себя в руки и снова перешёл к своему обычному, чуть покровительственному тону. — Послушай меня. Давным-давно, когда я был, как и ты, молод, у меня был один приятель. Не скажу, что мы много общались, но однажды, к случаю, он сказал мне одну фразу, которую я запомнил. «Не бывает хороших и плохих людей. И человеческую суть определяют не слова и мысли, а поступки. Конкретные действия. Ты отвечаешь только за то, что ты делаешь, а не за то, как поняли это другие». — Папа сделал паузу, давая мне возможность вдуматься в смысл сказанного. — Так вот, цепочка шагов твоих… э-э, скажем так, «приятелей», — и папа поморщился, намекая на Макса и Алексея, — выявила суть каждого. Только один пошёл ко дну, а второй — к обратному отсчёту. Ну, знаешь, как счётчик обнуляют? — подсказал мне отец, заметив мой недоуменный взгляд. Сообразив, что папа имеет в виду, я закивала. — Так вот, этот твой «коллега» свой счётчик вчера обнулил. И теперь нам с тобой только остаётся посмотреть, что он будет делать дальше... И кстати, — тут отец бросил быстрый взгляд на мою маму, которая за моей спиной, очевидно, посылала ему сигналы, — Алёна, ты уверена, что твоему «коллеге» так уж необходимо было ночевать здесь, а не в гостинице? Потому что я, откровенно говоря, после твоего рассказа про синяк, привёз сюда охрану.

— О Господи, папа, Макс — не разбойник с большой дороги. — Я закатила глаза под потолок.

— Лена, дело не в этом. Просто вы тут вдвоём, и это неприлично. — Мама сделала «страшные» глаза.

— Мне двадцать шесть лет. Я с Алексеем уже спала. И я люблю его.

Папа поперхнулся. Мама густо покраснела и уставилась на меня так, точно на моём лбу вырос третий глаз.

— Лена, ну не так же, — зашипела она. — Ну, не при отце же...

— Я сказала что-то, о чем вы не знаете? — Я даже не улыбнулась.

— Ничего мы так ребеночка воспитали, да? — Задумчиво почесал в голове папа.

— Это у неё от тебя, Григорий, — огрызнулась мама.

— Ага, от меня. И от тебя. Или от нас обоих. — Папа вздохнул. — Ладно, Элина, пойдём.

— Но...

— Пойдем, — нажал голосом папа. — Поверь, это долго не продлится.

— Ах, так? — встрепенулась мама, в отличие от меня понявшая намёк отца. — А кстати, этот «коллега» не хочет со мной попрощаться?

— А этот «коллега», кстати, стоит позади тебя. — Папа смерил взглядом бледного Алексея Михайловича и, чуть помедлив, всё-таки протянул ему ладонь.

— Итак, мы договорились? — со значением произнёс мой отец.

— Да. И ещё раз, простите. — Алексей наклонил голову, потом вежливо раскланялся с моей невозможной мамой. Мама величаво проследила, как он поцеловал её пальцы, победоносно накинула на плечи манто и грациозно прошествовала к входной двери.

«А Лёша ей понравился…»

Фыркнув, я обняла папу:

— Мир — это Большой театр, да?

— Точно. А мама в нем — самая большая актриса. — Поймав возмущенный мамин взгляд, папа спохватился. Быстро чмокнул меня и послушно выбежал.

— Григорий, что значит эта твоя последняя ремарка? — донёсся до меня мамин голос. Далее хлопнули двери лифта и в квартире воцарилась тишина.

— Тебе очень сильно влетело? — я обернулась к Андрееву. Он, в свою очередь, успел прислониться плечом к стене и сунуть руки в карманы.

— Что? А, нет... Скажем так, не очень... Могло быть хуже. — Он задумчиво разглядывал плитку на полу, потом спохватился и поднял на меня странно мерцающие глаза. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло с родителями.

— Не поверишь, представляю, — вздохнула я. И тут я вспомнила ещё кое-что. — А, кстати, если не секрет, что за обещание ты дал моему папе?

— Не секрет. Сегодня вечером я возвращаюсь в Германию.

— Что? — обомлела я. — Повтори.

— Повторяю, я дал твоему отцу обещание, как можно быстрей закрыть все дела с акциями.

— А как же Макс? — Я сделала последнюю попытку удержать его здесь, и тут же возненавидела свою павшую гордость.

— Ну, до вечера я пока тут, — грустно фыркнул Андреев. — А потом… Лен, давай говорить честно. Это вчера твой Макс был для тебя угрозой. А сегодня он всего лишь предлог, чтобы я здесь остался.

— Понятно. Ладно, делай, что хочешь, — прошептала я и пошла по коридору. Андреев перехватил мою руку:

— Скажи, а что хочешь ты?

И тут я не выдержала. Развернулась к нему, задрала вверх голову.

— Лёш, а ты что хочешь услышать от меня? — закричала я. — Что ты от меня хочешь? Чтобы я призналась, что я люблю тебя? Я уже это сделала. Чтобы я повисла на твоей шее? А вот этого я делать не стану. — Я отвернулась.

— Подожди, — позвал меня Алексей. — Просто… в общем, это всё сложно, и не ко времени, и мне нужно сначала обнулить все долги, прежде, чем давать обещания, но я хотел сказать тебе всего одну вещь, ещё вчера, в Дании. В общем, я…

От объяснений его избавил поворот ключа в двери.

— Слушай, у тебя не дом, а проходной двор, — раздражённо скрипнул Андреев. — Это ещё кто?

— Это Макс, — прошептала я.

— Да ну? А откуда такие сведения? Ты же даже в дверной «глазок» не посмотрела. — Алексей прищурился.

— Ну, только у Максима… есть второй комплект ключей от моей квартиры.

— Правда? — огрызнулся Андреев. Сверкнул глазами, но через мгновение смиренно вздохнул. — Ладно, чёрт с ним. В конце концов, я тоже не ангел. Тем более, что сначала надо разобраться с ним, а потом уж с тобой разговаривать …

За это время Макс успел отпереть дверь и вырасти на пороге.

— Лен, я бы хотел, — покаянно начал он и тут увидел Андреева. — Та-ак. А этот что тут делает?

— А «этот» здесь вас ждёт, — тут же парировал «Лёха».

Смерив Алексея величавым и недружелюбным взглядом, Макс повернулся ко мне.

— Я бы хотел поговорить с тобой. Наедине, — подчеркнул он. Не успела я ответить, как Андреев сделал шаг вперёд, загоняя меня себе за спину.

— Наедине не получится, — объявил он.

— Это почему? — разозлилась я.

— Потому что вчера он поднял на тебя руку.

— Молодой человек, а вам не кажется, что вы лезете не в своё дело? В конце концов, вас эти пять лет в жизни Лены не было. — Макс принял позу под названием «ты грязь на моём сиянии».

— Нет, мне так не кажется, — огрызнулся Алексей. — И кстати, я вам не молодой человек, «наш дорогой папа» ...

Это странное обращение, адресованное к Максу, я вообще не поняла. Зато Сафронов замер, позеленел и затаил дыхание. Я перевела вопросительный взгляд с затравленного Макса на боевого «Лёху», который взирал на Сафронова с брезгливостью и презрением. Максим сглотнул и забормотал:

— Лен, всё не так, как кажется. Я тебе сейчас всё объясню. Я…

— Вот только попробуй «ей» сейчас «всё объяснить», — пригрозил Андреев. — Только попробуй ей всё рассказать, и будешь иметь дело со своими адвокатами.

— А почему с адвокатами? — снова не к месту встряла я.

— Ну, кто-то же должен будет подать «за него» иск за побои с увечьями? — любезно и доходчиво объяснил мне Алексей.

— Лёш, заканчивай это, — одёрнула я своего «спасителя», который сейчас напоминал задиристого мальчишку, а не взрослого человека, который всегда умел себя сдерживать. — Максим, у нас день с самого утра не задался. Извини нас, пожалуйста. Так что ты хотел объяснить мне?

И тут Максим ухмыльнулся.

— Ах, так вот в чем дело, оказывается, — насмешливо процедил он. — То есть «этот» тебе ничего не сказал, да? Ну что ж, в таком случае, у меня ещё есть шанс вернуться в твою жизнь, когда «этот» тебе наскучит. А пока я, если не возражаешь, заберу свои вещи. — И Макс пошёл в спальню.

— Дрянь, — услышала я свистящий шёпот Андреева. — Arsch. Scheisse.

Я замерла. Когда Алексей переходил на «неправильный» немецкий язык, дело было плохо.

И я была трижды права: на ходу бросив мне «только не вмешивайся» Алексей отправился следом за Максом.

— Лёш, не надо!

— Я сказал, не вмешивайся!

Таким тоном он не разговаривал со мной никогда. Пока я моргала, Андреев шагнул в спальне и плотно закрыл за собой двери. А я принялась барражировать по коридору, нервно ломая руки. Но за дверью, как это ни странно, пока было тихо. Помолившись за двух дураков, сцепившихся из-за одной идиотки, я отправилась в кухню и тут до меня донёсся высокий голос Максима:

— Да, у меня есть дочь. А что ты хотел? «Эта» ведь — полуженщина!

— Я сказал тебе заткнулся!

Следом послушался звук удара, потом визг: «Мальчишка, да я тебя по судам затаскаю!». Мужчины решали проблему насилием, а я сползла на пол. Ужасные слова преображались в осознание элементарной истины. Максим меня ударил не потому, что ревновал, а потому что презирал меня. У него была другая жизнь. Отсюда проистекали его частые отлучки и короткие сообщения. Просто он никогда не был моим. Никогда. Ни разу.

Правда горьким эхом отдалилось от стен и окон моего дома. Грохотом прокатились по кухне и слилось в моих ушах одним жутким, отчаянным воплем, оглушившим меня, затянувшим меня в неведомую пропасть, всё глубже и глубже — туда, где невозможно даже дышать. Я закрыла уши руками. Как из другого мира, до меня донёсся шум падающего тела, грохот шкафа и гневное: «А теперь быстро проваливай!». Я медленно подняла глаза. Поглядела, как Макс Сафронов покидает «наше» разоренное «супружеское» гнездо с высоко поднятой головой и окровавленным носом, всем видом демонстрируя своё оскорбленное достоинство. Потом увидела Алексея, швырнувшего ему на лестницу уже собранную сумку. Чертыхаясь, Андреев запер дверь. Потирая костяшки пальцев, завертел головой и позвал:

— Лен, ты где?

Я не ответила. Явно нервничая, Алексей быстро прошёлся по комнатам и, наконец, выскочил на кухню. Увидев меня, сидящую на полу, в самом дальнем углу комнаты, и остановился. И вдруг опустился на пол и сел рядом со мной. Оторвал мою руку от раскрытого в беззвучном рыдании рта, притянул меня за плечи.

— Ты всё поняла, да? — тихо спросил он. Зажмурившись, я кивнула. — Вот чёрт, а я так хотел, чтобы ты об этом не узнала.

— Скажи, а как ты это раскопал?

— Благодаря детективному агентству.

Я отвернулась.

— А ещё я хотел сказать тебе одну вещь, — продолжил Андреев. — Дело в том, — он аккуратно распрямил мои заледеневшие пальцы, — что у каждого мужчины есть где-то единственная женщина, только для него и созданная. И у этой женщины тоже есть такой мужчина. — Он поцеловал мою ладонь, согревая её дыханием. — Но мало кому выпадает счастье встретиться. Я испытал это счастье: у меня есть ты. Пожалуйста, поверь в меня.

Я отвернулась. Он терпеливо ждал, что я скажу. И вот тогда я решилась.

— Ты точно должен уехать? — спросила я. Он кивнул. — Тогда, пока ты здесь, вернись ко мне. Сейчас. Пожалуйста.».

IV .

«Я смотрел в её отчаянные глаза и вспоминал слова, сказанные мне её отцом.

“— Пожалуйста, дай моей дочери время самой понять, что ей нужно. — Поручиков расхаживал по маленькому кабинету.

— Я уеду сегодня, — ответил я.

— Ты считаешь, это поможет? — Поручиков взял в руки детскую фотографию Лены, которая стояла на столе и на которую я смотрел полночи. — Моя дочь влюблена в тебя. Но меня больше интересует, как ты к ней относишься.

— Я уже сказал вам.

— Прекрасно. — Отец Лены щёлкнул пальцами, а я вдруг понял, от кого Ларионова унаследовала эту привычку. Только у неё она олицетворяла смех, а у него — раздражение. — Пойми меня правильно: нам с её матерью всё равно, как будут звать её избранника, и будешь ли им ты или кто-то другой. Мы просто хотим, чтобы наша дочь была счастлива с человеком, достойным её. Достойным…

— Вы против того, чтобы именно я был с вашей дочерью? — Я спросил напрямик. — Или вас смущает то, что мы всего три дня знакомы?

Поручиков развернулся, вонзив в меня острые зрачки:

— А если я сейчас скажу тебе «да», то ты от неё откажешься?

— Нет.

— Почему?

— Она нужна мне.

— В таком случае, ты дашь моей дочери самой решать, нужен ли ты ей…”

И вот теперь Лена смотрела на меня.

— Займись со мной любовью, — робко прошептала она.

— Лен, я не могу, — начал я и в первый раз увидел её слёзы. При мне она никогда не плакала. Она всегда была гордой. В этом и заключала её порода, которую я угадал при нашей первой встрече. И вот теперь стальной стержень, что был в её позвоночнике, пригибал её к земле. А ещё я подумал, что кем бы я не стану сейчас в глазах отца Лены — плохим, хорошим, умным, дурным — мне нет никакого дела до этого, когда она вот так плачет, глядя на меня.

— Встань, — попросил я её. Лена пошатываясь, поднялась, с отчаянием глядя на меня сверху. — Разденься для меня.

— Но я думала, что ты… сам.

— Нет. С этого дня выбор только за тобою.

Я смотрел, как она медленно стягивает с себя майку. Я давал ей шанс передумать и сбежать от меня, или перевести всё в шутку. Но Лена упрямо стащила голубого «Покемона» и разжала пальцы. Футболка безвольным комком упала на пол. Лена кинула на меня напряженный взгляд. Сообразив, что я ей помогать не стану, а, собираюсь, вот так подперев подбородок, сидеть и её рассматривать, Ларионова раздражённо шмыгнула носом:

— Скажи, может быть, ты просто меня не хочешь?

— Да нет, я-то как раз очень хочу. Вопрос в том, что ты хочешь. Ведь, в конце концов, мы может просто поговорить.

— Это как?

— Ну, по-дружески. — Я пожал плечами.

— По-дружески? — Лена закусила губы и начала быстро расстегивать джинсы. — По-дружески?! — Высвободила пуговицу из петель, потянула вниз молнию. Резким движением наклонилась и выскользнула из брючин.

— Тебе мой дружеский стриптиз нравится? — вредным голосом осведомилась она.

«О! А моя девочка возвращается»

— Мне ты нравишься, а не стриптиз... Ладно, хватит, иди сюда.

Лена воинственно шагнула ко мне. Я положил ладони ей на талию и, притянув к себе, спрятал лицо в мягкой впадине её живота, вдыхая чистый, знакомый запах её шелковой кожи, и тут же ощутил, как две маленькие ладошки осторожно легли мне на голову. Прокладывая дорожку из поцелуев и дыхания вдоль линии её бедер, я погладил её дрожащие ноги, подождал, когда она расслабится и потянул вниз последнюю кружевную полоску. Лена дёрнулась, но всё-таки переступила через резинку трусов и чуть расставила ноги. Вместо того, чтобы ласкать её, я подсек её под колени, услышал «ой!» и, поднимаясь сам, подхватил её. Ларионова ахнула, но уже через секунду покорно обвила меня за шею и положила голову мне на плечо. Держа её на руках, я сел на ближайший стул.

— Может, пойдем на диванчик? — робко предложила она. — Там, в кабинете.

— Зачем? — удивился я.

Она тут же смутилась.

— Подожди, ты не знаешь, что тебе делать? — догадался я. Она подняла личико и, смущаясь, кивнула, — Ясно. Ладно, начнём с простейшего. Можешь снять с меня майку?

Лена подцепила кромку моей футболки и потянула её вверх. Удерживая Ларионову на коленях, я нырнул в горловину футболки, потом высвободил руки. Лена отпустила ткань, которая шлепнулась на пол. Подумала, наклонилась и повторила цепочку моих поцелуев у меня на ключицах.

— Ты в первый раз ласкаешь меня, — прошептал я, поглаживая её под грудью.

— Тебе нравится? — выдохнула она.

— Да. Ты хочешь остановиться? — Я давал ей последний шанс.

— Нет. Я тебя хочу.

— Тогда расстегни мои джинсы.

Лена робко, потом смелей прочертила ногтем дорожку на моём животе, и, пока я сглатывал, нашла все четыре кнопки, расстегнула их и потянула за брючный пояс.

— Не получается, — сдерживая рваные вздохи, беспомощно пожаловалась она. Вместо ответа, я завел её руки себе на шею. Выгнулся и дёрнул джинсы вниз.

— Приподнимись. — Лена подняла бёдра, и джинсы темной тканью обвились вокруг моих ног. — А теперь помоги мне войти в тебя. — Я нашел её губы, и она, издавая тихие, тёплые стоны, начала опускаться на меня. И я моментально почувствовал, какая она узкая.

— Подожди. Не отпускай мои плечи. — Съехав ладонями по её ногам до точёных щиколоток, приподнял её колени и положил её ступни себе на бедра. Обвил ладонями её талию и начал разводить свои ноги в стороны, медленно опуская её на себя. Поймал губами её новый стон и первым сделал движение.

— Медленно, — попросил у неё я. — Только не спеши.

Она сделала поступательное движение. Я направлял её ровно до тех пор, пока она не задвигалась сама, остро, быстро и резко. Постанывая, прильнула ко мне, обвив одной рукой мою шею, второй упираясь мне в грудь. Но я ждал иной звук. Я уже знал, что, когда ей по-настоящему нравится, в её горле рождается звук, похожий на мурлыканье кошки. И эта странная мелодия продолжается ровно до тех пор, пока Лена не подожмёт на ногах пальчики, не выгнется дугой и не закричит. Моя же проблема заключалась в том, чтобы не потерять голову раньше неё. И я решился на откровенную провокацию. Я позвал её:

— Кошечка...

Лена попыталась улыбнуться, но уже не смогла. Она хрипло мурлыкнула, задрожала, выгнулась и забилась в конвульсиях. Удерживая её, я рванул её на себя и ощутил её мягкую грудь и упругие мышцы, выбивавший из меня первый крик. Последнее, что я услышал, был её шёпот:

— Я так люблю тебя... Не оставляй меня.

Нет, она не снизошла до меня. Это я смог до неё дотянуться.

Позже я перенёс её на диван. Мы ещё долго лежали, она спиной ко мне, я — прижимая её к себе, ласково её поглаживая и глядя на неумолимые стрелки часов. У нас в активе оставался всего один час. Потом меня ждал самолёт, её — расставание.

— Ты всё-таки уедешь? — Лена перехватила мои пальцы и прижала их к губам.

— Да. Я должен… Послушай, у меня есть к тебе просьба. Я хочу оставить тебе свою карточку.

— Какую, визитную? — грустно усмехнулась Лена.

— Нет, банковскую.

Ларионова немедленно напряглась. «Сейчас спросит, беру ли я её на содержание», — с досадой подумал я. Но Лена расслабила плечи:

— И зачем мне твоя банковская карта?

— Купи сюда новую мебель. И начни прямо с кровати.

Лена пошевелилась и повернулась ко мне. Провела пальцами по моим губам:

— То есть ты действительно собираешься вернуться сюда? — спросила она, разглядывая меня так, точно видела впервые.

— Нет. Это у меня такая привычка подчищать ауру в домах, где меня принимают, — беззлобно съязвил я. — Я же сказал, что я вернусь. — И я цапнул её за палец.

И тут она улыбнулась — легко, чистосердечно. Потом звонко рассмеялась.

— Ну что, договорились? — настаивал я.

— Да. Договорились.

— Скрепим наш сделку? — Она с энтузиазмом кивнула. — Тогда иди сюда. Значит, так…

За три часа до рейса я вылетел из её подъезда, едва успев собрать вещи. Антон уже ждал меня, нетерпеливо поглядывая на часы.

Остаётся только добавить, что через три месяца я уехал из Дрездена. За это время отец Лены замял дело с акциями и разорвал контракт с “Systems One”. Кристофа “ушли” на пенсию, а московское представительство возглавил “Сыч”, примирившийся с Сиротиной. Впрочем, это была совсем другая история...».