Читая описания путешествий, дневники, путевые заметки и письма шведов, побывавших в России, можно составить представление о том, что думали шведы о своем восточном соседе. Такие источники появляются в Швеции уже в XVI в., а в XVII — XVIII вв. счет им идет уже на десятки. Русские люди стали путешествовать по Швеции и записывать свои впечатления о северном соседе только в XIX в., когда на фоне бурного роста европейских связей и русских, и шведов их взаимный интерес по сравнению с предшествующим периодом уменьшился.

Но не следует забывать о том, что образ Швеции и шведов, который начал складываться у россиян в более раннюю эпоху, был запечатлен в исторической памяти народа, в русском фольклоре — в исторических преданиях и песнях, которые являются продуктами художественного освоения исторических событий и действий исторических лиц.

К числу таких лиц принадлежит легендарный Рюрик, который, согласно «Повести временных лет», в 862 году был приглашен новгородцами на княжение. В предании, записанном Е.В. Барсовым в Медвежьегорском районе Карелии, он фигурирует как Юрикновосел из северной стороны, поселившийся сначала в Ладоге, а затем заключивший договор с новгородцами и переехавший в Новгород. Здесь он прожил несколько лет, и новгородцы полюбили его за веселый нрав и хороший разум.

Наряду с Рюриком, одним из немногих шведов, память о которых сохранилась в русском фольклоре, был Якоб Делагарди, который в соответствии с условиями Выборгского договора 1609 г. был направлен в Россию для оказания помощи правительству Василия Шуйского в борьбе с польско-литовскими отрядами. В исторических песнях и прозе он оставил след, прежде всего, как соратник «сберегателя мира крещеного», талантливого русского полководца Михаила Скопина-Шуйского, который был послан в Новгород для ведения переговоров со шведами. Вот как рассказывает об этом песня «Михайло Скопин»:

И берет он (Скопин. — Г. К.) бумагу белую, Писал ерлыки скорописчаты Во Свицкую землю Саксонскую, Ко любимому брату названному, Ко Свицкому королю Карлусу: А ты, Свицкой король Карлус! А и смилуйся, смилосердися,  Смилосердися, покажи милость, А и дай мне силы на подмочь. А честной король, честной Карлус Показал ему милость великую, Отправляет силы со трех земель. Того ратного люду ученого, А не много не мало — сорок тысячей. Прибыла сила во Новгород, А из Новагорода в каменну Москву.

В марте 1610 г. Скопин-Шуйский вместе с Делагарди снял блокаду Москвы. Однако вскоре он внезапно заболел и умер. Делагарди, как и многие москвичи, считал, что Скопин был отравлен. Узнав о его болезни, он послал к нему своих врачей и искренне оплакал его кончину. «Пошел со двора, горько плача и захлебываясь от слез, говорил: «Люди московские! Уже не увидеть мне больше такого государя не только на Руси вашей, но и в моей Немецкой земле, даже и среди королей»«.

Скопин и Делагарди как бы олицетворяли союз России и Швеции. Смерть Скопина означала его конец. Шведы, воевавшие на стороне Скопина, выступили против русских, взяли Новгород «и в Новегороде заперлися, и многой мир-народ погубили, и в Латинскую землю превратили».

Сохранился в народной памяти и образ Карла XII — прежде всего, как достойного соперника, который в чем-то был схож с Петром I, так что однажды казаки даже перепутали его со шведским королем. «Карло был широкий, росту среднего, плечистый, настоящий был воин, да на воина попал: Петр Первый ему не уступал».

Интересно, что в северных преданиях был запечатлен такой эпизод из биографии шведского короля, как «калабалик (стычка) в Бендерах», когда он, отказавшись покинуть Бендеры, сражался с турецкими янычарами. Правда, место действия перенесено в Англию: «Карло не знал, куда деться, и убежал в Англию. И пишет туда Петр Первый: Выслать оттуда Карлу! — Как стали его оттуда посылать, вынуждать к езде, он трех человек своими руками убил». Когда царь узнал об этом, то усмехнулся и сказал: «Ах, Карло, Карло, где ни ходит, а везде воюет».

Историческая память народа избирательна, поэтому фольклор, как и летописи, фиксирует, как правило, какие-то чрезвычайные события. Не случайно русские былины, песни шотландских бардов, скандинавские саги, испанские и итальянские кантаты воспевают борьбу с соседями.

К числу преданий о военных столкновениях так называемого «новгородского периода борьбы» XII — XV вв. относятся предания о шведах, превращенных в камни, и об их истреблении чудотворной силой, воспоминания о набегах чуди, шведов и финнов, о местах их погребения (могилищах и курганах), в которых скрыты несметные сокровища.

Одно из преданий о смертном заклятии над кладом гласит, что, уходя от погони, шведы зарыли награбленное ими с торговых судов в холме на берегу Волхова. Сами же они укрылись в пещере под холмом. Погоня прошла мимо, но Бог наказал шведов, и они остались под землей. Позднее другие шведы, грабившие купеческие суда на берегах Волхова, узнав про этот клад, раскопали холм, но поссорились при дележе добычи и перебили друг друга. Это предание указывает также на большое торговое значение Новгорода.

Из событий начала XVII века в народной памяти запечатлелись, главным образом, набеги поляков, или «панов», которых по приказу Маринки (Марины Мнишек) возили в Москву в бочках. Из Москвы они «бежали куда глаза глядят, часть добежали до Выгозера, поселились на одном острове и стали грабить народ». В данном случае речь идет о польско-литовских отрядах Барышпольца и Сидора, которые после разгрома польских войск под Москвой пришли в Новгородские земли и поступили на службу к шведам. Осенью 1613 г. они двинулись через Заонежье к Белому морю. Они воевали на стороне шведов, поэтому в народных преданиях их иногда смешивают со шведами. Так под Повенецом был записан вариант былины о набеге литовцев, в котором «политовским» королем был король Карл.

Несмотря на то, что шведское военное присутствие на северо-западе Русского государства (в Новгородских землях) продолжалось почти восемь лет, наиболее отрицательных характеристик удостоились поляки («гордые и гневливые ляхи», «очень злые поляки», «литва», «литовские паны»), которые были здесь около двух лет.

В преданиях, записанных в Медвежьегорском районе, рассказывается о том, как поляки, узнав о том, что в деревне Челмужи живет мать Михаила Федоровича Марфа Романова, «то место копали, хотели подкоп под Челмужу сделать, взорвать Челмужу», а также о том, как литовские паны приходили на Семчезеро «с умыслом убить жителей и захватить имущество».

В кемском предании сказано о том, как в деревне Гридино «паны порубили народ, сожгли строения, а колокол утопили в море, а самую красивую девушку подвязали под колокол. Девушка погибла».

В то время как поляки остались в народной памяти как «просто разбойники», которые «грабили все», шведы предстают все-таки в несколько ином качестве. В одном из преданий о них сказано: «Красавчики шведы, одетые нарядно, шли в Панозеро». Конечно, шведы были интервентами и вели себя соответствующим образом: «брали мелочи, забирали имущество, били, издевались всячески», «людей убили, коров убили», «согнали в церковь сорок карел и зарезали». Они брали налоги «скотом, маслом, шерстью. Кто не мог выплатить, так били, издевались», но все-таки они действуют как регулярная армия, а не разбойничья шайка.

Русско-шведская война 1656 — 1658 гг. запечатлелась в народной памяти осадой Риги, которая не принесла славы русскому оружию. Обращаясь к царю, «солдаты новобранные» говорят: «Уж и так нам-де Рига наскучила, она скучила нам, Рига, напроскучила: много холоду-голоду приняли». На это царь отвечает им: «Не одним вам Рига та наскучила, самому мне, государю, напроскучила».

Северная война, осталась в мнении народном как брань-война за спорные территории. Предание о встрече Петра I с Карлом XII на Ладожском озере начинается описанием привольного и богатого северного края, который полюбился как шведскому королю, так и русскому царю. Петр предстает не только былинным богатырем, но и повелителем моря и ветра. Он не вступает в вооруженную борьбу со шведами, а трубит в золотой рожок, и по его зову ветры собираются в тучу, и начинается буря: «Пошел тут первый вал, приподнял стоймя лодки свойские, а второй вал понакренил их, а третий захлестнул на век начальников».

Центральным событием Северной войны стала «Полтавска баталья», «Полтавское дело», в которой «смешалась шведская сила; распахана шведская пашня солдатской белой грудью; орана шведская пашня солдатскими ногами; боронена шведская пашня солдатскими головами, поливана пашня горячей солдатской кровью».

О победах русского оружия в Полтавской битве говорят пословицы:

— Погиб, как швед под Полтавой.

— Петр со славой дрался под Полтавой.

— Было дело под Полтавой.

Исторические песни отмечают довольно гуманное отношение шведов к русским пленным. Так в одной из них Левенгаупт предлагает взятому в плен казаку Краснощекову «послужить шведскому царю хоть три года», на что, конечно, следует решительный отказ. В другой казачьи полковники сидят за одним столом с Карлом XII. Такая картина соответствовала действительности. Источники не зафиксировали фактов жестокого обращения шведов с русскими пленными.

Если в песнях и преданиях о Северной войне шведам противостоит Петр I, то в исторических песнях о послепетровской эпохе положительным героем предстают русские солдаты и любимые ими военачальники.

Так в солдатской песне о русско-шведской войне 1741 — 1743 гг. показана беспомощность Елизаветы Петровны перед шведами, которые требуют возвратить им утраченные в результате Северной войны Ригу, Ревель и Нарву. Отповедь шведам дает не императрица, которая «убоялася того», а русские генералы-патриоты Потемкин и Румянцев, которые действовали уже в более позднюю эпоху. В другом варианте генералы и фельдмаршалы также пребывают в нерешительности, в то время как донской казак и солдат обещают императрице встретить «короля шведского на Тюмени (Кюмени) быстрой реке» и дать ему достойный отпор.

Своего рода общий итог русско-шведским войнам и вооруженным конфликтам подводит историческая песня, в которой дана обобщенная картина войн:

Собирался-то большой барин Он со всем ли войском со Российским, Что на Шведску на границу. Не дошедши он границы становился, Становился в чистом поле при долине, Российским войском изуставил, Российскими знаменами поле изукрасил. Как увидел шведский король: Чтой-то в полевое за люди. Не торгом они приехали торговати, Или нашего городу глядети. Сходилися тут двои силы: Что шибкие громы гремели, Что нелюты звери проревели, Прогремели чугунные ядры. Что между их протекли реки, Протекли реки, реки кровяные, Что и силы полегло, что и сметы нету.

В этой песне нет ни победителей, ни побежденных, есть лишь реки крови, пролитой с обеих сторон, и сожаление о жертвах. В то же время в ней есть свидетельство того, что в истории русско-шведских отношений были не только войны, но и торговля и взаимный интерес.

Не будет большим прегрешением против истины сказать, что во всей Европе не очень любили соседей, особенно тех, с которыми приходилось вести продолжительные войны. Но все-таки восприятие этих соседей было различным. Если в XVII в. в Польше укрепляется стереотип шведа как свирепого солдафона и грабителя, разрушителя костелов и насильника, то этого нельзя сказать о русских людях, впечатление которых от общения со шведами было более благоприятным. Шведы в русском фольклоре — это не только давние противники и соперники, но и торговые партнеры, к которым «Новгород протоптал дорожечку», и даже союзники.

Литература:

Песни, собранные А.В. Киреевским. Вып. 8. М.,1870; Северные предания. Л., 1978; Русские исторические песни. М., 1985; Исторические песни. Баллады. М., 1986; Народная проза. М., 1992; Елисеев А.В. Борьба Новгорода со шведами и финнами по народным сказаниям//Древняя и новая Россия. XVIII. 9. 1880; Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941; Жигулев A.M. Исторические события в русских народных пословицах//Вопросы истории. 1961/5. С. 211 — 217.