Выявление и изучение комплекса сведений о Великом Новгороде в памятниках европейской письменности XV — начала XX века свидетельствует о наличии постоянного и живого интереса европейцев к его прошлому и настоящему. Их интересовали различные стороны жизни Новгорода. Несмотря на языковой барьер, многие из них были достаточно знающи и наблюдательны, чтобы верно отразить основные этапы и наиболее характерные черты его развития и познакомить с ними европейского читателя. Есть все основания утверждать, что до начала XVIII века европейцы знали о Великом Новгороде больше, чем о любом другом русском городе за исключением Москвы.
Новгород был известен в Европе уже в X веке, но его открытие европейцами произошло только в XV веке, когда начинается накопление сведений о России и распространение информации о ней в европейских странах. В европейской письменности этого периода Великий Новгород зафиксирован «таким, каким он был в лучшее время своей жизни».
В XVI веке знакомство европейцев с Великим Новгородом углубляется. Многие иностранные наблюдатели описывают его как «знаменитейший и богатейший» торговый город — «рынок целой империи», который по размерам и численности населения не уступал крупнейшим городам Европы.
В это время западноевропейские авторы начинают озвучивать тему противостояния Новгорода и Москвы. Восприятие Великого Новгорода (как правило, позитивное) в его противопоставлении Москве становится одним из элементов европейского культурного сознания.
В XVII веке Великий Новгород сохраняет имидж одного из самых крупных и населенных городов Европы, который и «поныне славится торговлей и богатством». В то же время представления европейцев о нем становятся более глубокими, а его образ в европейской письменности становится более зримым и конкретным. Конкретно-исторический пласт информации о нем дополняется историко-философским осмыслением его истории.
Лейтмотивом иностранных описаний Новгорода XVIII века становится обозначившаяся уже в XVII веке тема контраста былого величия и современного состояния города. В пространственно-временных конструкциях европейских наблюдателей Новгород занимает промежуточное положение между варварством и цивилизацией, конечным пунктом которого был Санкт-Петербург. В XVIII веке Санкт-Петербург, «наследовавший Новгороду как космополитический соперник Москвы» (Д. Биллингтон), становится для европейцев «русским намеком на Европу» (С. Черный). Прежде таким «намеком» был Новгород, в судьбе и облике которого угадывалось нечто общее с будущим Петербургом и который издавна был своего рода мостом между двумя мирами. Может быть, именно поэтому в сочинениях иностранцев Санкт-Петербург в отличие от Москвы никогда не противопоставляется Новгороду.
В XIX веке Новгород был для иностранцев лишь «тенью великого имени», однако он продолжал привлекать их внимание как антипод самодержавия. Для либеральной европейской интеллигенции он становится демократической легендой, культурным мифом, ключевыми символами которого были Марфа-посадница и вечевой колокол; осколки этого колокола они пытались «найти» в постреспубликанском Новгороде.
Иностранцы обращают все более пристальное внимание на памятники новгородской архитектуры и живописи. Тем не менее Европа смотрела на Россию через призму своих ценностей, критерии оценки художественной ценности произведений древнерусской живописи в Европе еще не были выработаны, поэтому их влияние на представления европейцев об искусстве древнего Новгорода пока еще было довольно ограниченным.
Проезжавший через Новгород в 1805 году немецкий поэт и эстетик Георг Райнбек сумел разглядеть перспективы его развития как одного из культурных центров страны: «Чем бы только он не мог стать, если бы на него обратили должное внимание! Он бы приобрел некое значение, наряду со все поглощающими Петербургом и Москвой, и была бы определенная польза в том, что в глубинке существует множество процветающих второстепенных и третьестепенных в смысле культуры городов».
В начале XX века Новгород становится объектом научного интереса европейских ученых. Тогда же были заложены основы международного научного сотрудничества в изучении истории и культуры Великого Новгорода, получившие развитие уже в послевоенный период.
В следующем столетии Новгород, которому вернули имя Великий, привлек внимание европейских наблюдателей в связи с выработкой основ новой региональной стратегии (новгородской модели), одной из составляющих которой являлась средневековая история Новгорода. Финский журналист Сами Хюрскюлахти отметил, что «Новгород дает наглядное представление о путях развития России, помогает понять их», а его немецкий коллега Эрик Фоллат назвал его «городом надежды».