Педро Фернандес узнавал эти места, хотя прошло больше десяти лет, как он был здесь. Те же безлюдные саванны и непроходимые гилеи — тропические леса. Мало что изменилось и в лесу, разве лианы сильнее переплелись и еще выше сделались макаранги. Казалось, они своими пышными кронами подпирают сухое африканское небо.

Фернандес медленно ехал в своем стареньком "Виллисе", зорко вглядываясь в таинственную чащу леса.

Он совсем не волновался. В это дело Фернандес вложил немного долларов: выгорит — хорошо, нет — ну и дьявол с ним. Интересно, что сказал бы мсье Воляр, этот старый осел, если бы был жив?

Вспомнил свою первую встречу с ним. Это было, кажется, в 1947 году. Фернандес тогда как раз прогорел в Штатах — слишком вольно обошелся с деньгами одной спортивной "звезды". "Звезда" разгневалась и выгнала своего импресарио. Правда, немного поздно, потому что денежки были уже в карманах Фернандеса. Побродив некоторое время без дела, он согласился поехать сюда представителем американской фирмы.

Теперь эту фирму, как и много других фирм западноевропейских стран, черномазые, тю-тю, вышвырнули прочь. Сами принялись хозяйничать. Посмотрим, что из этого выйдет!

Однажды Фернандес и янки на "джипе" выехали на охоту в саванну. Осматривая в бинокль местность, они заметили стадо, мирно пасшихся, стройных газелей. Среди стада какой-то мальчик. Пастух? Но это дикие животные, никто не может их пасти. Заинтересованные охотники подъехали ближе. Почуяв опасность, газели бросились наутек. Вместе с ними и мальчик, нисколько не отставая от своих быстроногих товарок.

"Джип" — в погоню. Водитель выжимал из машины все возможное, но мальчик мчался как вихрь.

— Вот бы его на олимпийские игры! Спорим, что у него не было бы соперников! — восторженно крикнул кто-то из янки.

Педро Фернандес и сам об этом подумал. Кто-кто, а он хорошо знал, что такое спорт, потому что много лет терся возле него. И знал, на чем можно нагреть руки. Этот малыш, бесспорно, был бы драгоценной черной жемчужиной в легкой атлетике. Любой ценой — догнать!

И его гоняли, пока мальчишка не упал, загнанный почти до смерти. Газели тоже остановились, тревожно смотрели в сторону людей, словно ждали малого.

Преследователи выскочили из машины, склонились над мальчиком. Он тяжело дышал, в глазах испуг. Силился подняться, но не мог. На вид ему лет семь-восемь. На нем не было никакой одежды, ноги — длинные, крепкие, с хорошо развитыми мышцами. А подошвы твердые, будто копытца.

Необычную добычу увезли в госпиталь. Там мальчика, который отдохнул и теперь бешено сопротивлялся, принял врач мсье Воляр. Он страшно возмутился, узнав, как гоняли по саванне несчастного ребенка.

— А что ему, черномазому, сделается! Он живучее кошки! — смеялись янки.

Разгневанный Воляр приказал им немедленно покинуть госпиталь.

Фернандес пришел на второй день, и вскоре стал здесь своим человеком, якобы заботясь о здоровье парня. Врач смягчился и с доверием относился к посетителю.

Как-то Фернандес спросил:

— Скажите, док, долго ли нужно лечить парня, чтобы он стал нормальным человеком?

Врач, мсье Воляр, высокий, худющий, с желтым от лихорадки лицом и с черными, как угольки, глазами под широкими седыми бровями, по привычке нервно бегал по кабинету. Остановился перед окном, некоторое время смотрел на раскаленный солнцем двор госпиталя. Потом круто повернулся к Фернандесу и отрицательно покачал головой:

— Нет, мсье Фернандес, из этого бедного мальчика никогда не получится человека.

Фернандес подозрительно глянул на него: возможно, Воляр сам имеет какие-то планы на этого парня? Э, нет, не таков Педро Фернандес, чтобы выпустить лакомый кусочек из своих рук!

— Почему? Пройдет некоторое время, малыш научится говорить.

— К сожалению, мальчик никогда не научится говорить, — печально ответил врач. — Подобного ребенка мне уже приходилось встречать. Некоторое время назад в нашем госпитале умер юноша двадцати одного года. Его привезли сюда, как и этого мальчика, совсем диким. Он злобно скалил на нас зубы, кусался, ходил и бегал только на четырех конечностях, ел только сырое мясо, и лакал воду из мисочки языком. Ночью тоскливо выл на луну. Говорили, будто он жил с детства в волчьей стае, перенял все их привычки. Это было очень похоже на правду.

И что вы думаете, мсье Фернандес? Пятнадцать лет он прожил у нас. Мы делали все, что можно, чтобы вернуть его, хотя бы немного, к человеческому состоянию. Но за эти годы парень не приблизился ни на шаг к человеку, не научился произносить ни одного слова, не смеялся, не плакал. Единственное, чего мы добились, это то, что он уже не бросался на людей. Нет, дорогой мсье Фернандес, человека может воспитать только человек.

Воляр снова остановился перед окном.

Фернандес был разочарован. Выходит, его мечтам не суждено сбыться, и он совершенно напрасно теряет время, ходя сюда?

— Интересно, что у животных такого не бывает. — Воляр живо обернулся к гостю, жестикулируя длинными руками. — Детеныш животного в какой угодно среде остается верен своему виду. Бросьте крохотного котенка среди щенков. Он никогда не примет привычки собаки, а останется кошкой. И увидев впервые в жизни мышь, погонится за ней. И будет охотиться так умело, будто его этому учили. И мяукать не разучится, и вообще — не потеряет ни одной своей кошачьей черты. Разве что будет дружить с собаками. Или возьмите, скажем, детеныша выдры, вырастите его так, чтобы он не видел ни озера, ни реки. А потом пустите уже взрослую выдру в воду. И она сразу поплывет, и поймает рыбу так же, как это делали все ее предки.

Наши дети наследуют только инстинкты — есть, пить, спать и еще некоторые другие. А все остальное, что делает человека человеком: ум, речь, абстрактное мышление, высокие чувства, знания, опыт — все это воспитывается только в среде людей. Это не передается по наследству.

И этот мальчик, который каким-то образом оказался в стаде газелей и вырос, по моему мнению, там, ибо ест только траву, листья и еще охотно пьет молоко из бутылочки с соской, тоже не будет человеком. Слишком поздно. Чтобы ребенок сформировался в человека, очень важно, чтобы свои первые годы жизни он был с людьми. Так что Маугли — это просто красивая сказка, а пресловутый Тарзан — и вовсе чепуха.

И мальчик не проживет долго. Он испуган, легкие надорвал, убегая от охотников, очень скучает в неволе…

Фернандес сразу же плюнул на это дело и даже успел о нем забыть, когда как-то вечером случайно встретил Воляра. Тот еще больше пожелтел, похудел, хотя казалось бы, и так был — одни кости. Врач обрадовался Фернандесу:

— Добрый вечер, мсье Фернандес! Почему не бываете у нас? Пойдем, выпьем по чашечке кофе.

Пришлось согласиться, и позже Фернандес не пожалел об этом потерянном временем.

За кофе обсудили разные новости, потом Воляр сказал:

— Помните, мсье Фернандес, того бедного дикого мальчика-газель? Ведь он умер недавно… Вместе с ним умерла и тайна его происхождения. А представляете себе, как было бы интересно послушать его рассказ о жизни в стаде газелей? Но для этого он должен был разговаривать, мыслить…

Воляр вскочил и забегал по комнате, поглядывая на Фернандеса так, словно колебался, можно ли доверить ему какую-то тайну. Снова сел напротив, глотнул кофе.

Фернандес нюхом почуял что-то интересное и важное, насторожил уши, любезно выражая полное внимание.

— Знаете, мсье Фернандес, мысль о том, чтобы человеческий ребенок получал в наследство от родителей не только инстинкты, но и язык и некоторые полученные ими знания, запала мне давно, еще тогда, когда я впервые увидел мальчика из волчьей стаи. Конечно, не ради того, чтобы не было диких детей, — такие случаи встречаются чрезвычайно редко.

Жизнь человека очень коротка, и большую, лучшую часть его каждое новое поколение тратит на то, чтобы усвоить и повторить уже добытое предыдущими поколениями. Это напрасная потеря драгоценного времени! А если человек все это уже будет знать, только родившись, как знает он инстинктивные движения, представляете себе, сколько времени в жизни у каждого из нас будет сохранено для получения новых знаний!

А самым досадным является то, что в центрах памяти нашего мозга все эти знания заложены. Человек всю жизнь носит в себе колоссальные богатства и не знает об этом, не может пользоваться ими, тратит большие усилия на их получение. Знания зашифрованы, и надо найти код к ним…

Возможно, все, что говорил врач, и было необычное, но Фернандеса оно нисколько не интересовало. Он уже собирался уйти прочь, но тут Воляр, наклонившись через стол ближе к нему, тихо сказал:

— Знаете, мсье Фернандес, вы, я вижу, человек чувствительный и честный.

Услышав о себе такую характеристику, очень далекую от истины, Фернандес удовлетворенно улыбнулся сам себе: выходит, артист из него незаурядный. Может попробовать свои силы в Голливуде? Стать кинозвездой? Хе-хе!

— И поэтому я могу вам довериться. Почти двадцать лет я работал над этой проблемой, и мне кажется, что я достиг цели. Сейчас вам покажу. Одну минутку!

Фернандес думал, что Воляр покажет какого-то парня или девочку, которые были дикими, а он, Воляр, вернул их к нормальной жизни. Но вместо того врач принес маленькую, старательно запаянную пробирку с коричневой жидкостью.

Врач внимательно рассматривал ее на свет, будто видел впервые.

— Вот они — гормоны наследия. Только сделать ребенку инъекцию — и гормоны постепенно разбудят в мозгу центры памяти, в которых особым кодом зашифрованы знания предков.

— Почему же вы не сделали инъекцию мальчику? — чуть не закричал Фернандес, мысленно поругав Воляра старым идиотом.

— Потому, дорогой мсье Фернандес, что было уже поздно. Мальчик был большой, а эти гормоны надо вводить на первой неделе после рождения. Действовать они начинают через три года, влияют, то есть пробуждают закодированные центры постепенно, на протяжении нескольких лет. Сколько именно, к сожалению, я не знаю. Окончательные последствия применения этих гормонов мне неизвестны.

— Как это так? Почему?

Воляр вздохнул и тихо сказал:

— Дальнейшие опыты должны вестись на человеке. А кто мне доверит для этого своего ребенка? Никто, конечно. Ведь для того, чтобы точно убедиться в действии этих гормонов, способны ли они оставить человека человеком в каком угодно окружении, для этого лучше всего было бы маленького ребенка, которому введены гормоны, в три года оставить лет на пять-десять в среде животных. Лучше всего было бы среди обезьян. Но это невозможно, это было бы страшным преступлением.

— Выходит, гормоны так и останутся в этой пробирке? — спросил Фернандес.

— Да. Пока что. Но не навсегда. Наступит время, когда они понадобятся, не причинив никому зла.

И Воляр спрятал в шкаф драгоценную пробирку. Фернандес проследив взглядом, запомнил это место.

Осуществлять свой план Фернандес начал сразу, не откладывая на потом. Замена в шкафу врача пробирки с гормонами точно такой же, наполненной окрашенной в коричневый цвет водой, не вызвала трудностей. Фернандес сделал это весьма ловко в свой следующий визит на кофе к Воляру. Труднее всего было достать только что родившегося младенца.

Но недаром Фернандес был охотником. Неделя охоты на машине — и в одном из поселков, далеком от города, он увидел в крайней лачуге молодую женщину, совсем девочку, с крошечным ребенком на руках. Только на минутку оставила она своего первенца в лачуге и побежала куда-то с корзиной…

* * *

Фернандес сам сделал ребенку инъекцию. Дня три после этого мальчик болел, чуть не умер. Но в конце концов выздоровел. Фернандес назвал его Реми, нашел кормилицу и на три года оставил ее нянчится с ребенком. Сам наведывался частенько.

Парень рос обычным ребенком, был хорошо упитанным, веселым, приветливым и ничем не отличался от других детей. Когда подрос, стал умнее и почему-то привязался к Фернандесу. Даже попытался как-то обратиться к нему "папа". Фернандес приказал называть его "сеньором Педро".

Самым большим счастьем для маленького Реми было, когда сеньор Педро брал его с собой на прогулку в лес. Так было и на этот раз.

Фернандес все замедлял шаги, а Реми, оглядываясь, еще видел его сквозь листву. Забавляясь, он приседал за кустом, восторженно требовал:

— Ищите меня! Сеньор Педро, ищите!

Фернандес должен был искать и "не находить" его. Мальчик, не выдержав, весело кричал:

— А я здесь! А я здесь!

И потом снова бежал впереди, наклонялся к каждому цветку, останавливался возле каждой букашки. Присел и долго с интересом наблюдал суетливых муравьев. С уважением обошел их, чтобы случайно не наступить. Поймал большую пеструю бабочку, повернул к сеньору Педро сияющее счастьем лицо. Немного посмотрел на красивые крылышки, отпустил и радостно захлопал вслед маленькими светлыми ладошками.

Не первый раз Фернандес с Реми здесь. Возил сюда, чтобы парень привык к лесу, а главное, чтобы к нему привыкли обезьяны шимпанзе, которые прыгали, визжали, хохотали у них над головой. В тот день Фернандес решил покончить с этим. Слишком долго все тянется. Реми уже три года. Ведь покойный Воляр говорил, что гормоны начинают действовать с трех лет.

Фернандес выбрал момент, когда Реми заинтересовался крупным рогатым жуком, и спрятался в густых кустах, но так, чтобы ему было видно Реми. Мальчик оглянулся, приглашая и сеньора Педро посмотреть на чудесную находку. Но сеньора не было видно. Реми, полагая, видимо, что с ним играют, начал со смехом бегать по полянке, заглядывать под кусты. Потом снова встретил того же жука и присел возле него, нисколько не тревожась отсутствием Фернандеса.

Обезьяны, увидев, что мальчик один, залопотали что-то по-своему, подняли страшный крик, возню. Они прыгали с дерева на дерево, пролетали, вцепившись в лиану, почти над головой Реми. Мальчик оставил жука, начал собирать цветы, что-то приговаривая про себя.

Одна из обезьян осмелела, спустилась по лиане, и теперь раскачивалась перед самым лицом Реми. Он засмеялся, протянул ей цветок:

— Смотри, какой красивый цветок! Красный! Хочешь, возьми себе! А я еще наберу.

Обезьяна что-то заверещала, и в одно мгновение с деревьев посыпались ее подруги, уселись вокруг Реми и начали кривляться, жестикулировать, кричать. Мальчика это забавляло, он смеялся, аж захлебывался, а потом и сам принялся гримасничать в ответ. Обезьяны были в восторге.

И тут наконец произошло то, чего с нетерпением ждал Фернандес. Одна из обезьян схватила Реми, прижала к груди и мигом вскарабкалась с ним на дерево. За ней с визгом бросились все остальные — и поляна мгновенно опустела.

Фернандес выбрался из своего укрытия и спокойно, даже не оглянувшись, пошел к машине. Совесть его не мучила, нет. Жалость или раскаяние — тоже нет. Все эти чувства были ему незнакомы. И он вырос в лесу, среди хищников. Только тот лес был каменный, а хищники — двуногие, которые перегрызали друг другу горло ради денег.

* * *

Прошли годы.

…Вот и то место, где он с Реми гулял в последний раз. Фернандес остановил машину, взял ружье, положил за пазуху капроновую сетку и углубился в лес. Долго блуждал, но так и не встретил Реми, только обезьяны, как и тогда, визжали над головой. Устал, сел передохнуть, привалившись широкой спиной к корню могучего дерева — макаранги. Наверно, этому великану он кажется ничтожно малой букашкой. Фернандес поднял глаза вверх, чтобы взглянуть на крону дерева, — и увидел… Реми.

Конечно, это был он. Парень сидел совсем низко на толстенной ветке и плел циновку из волокон коры фикусового дерева. Такие циновки здесь плетет все туземное население. Иногда он посматривал вниз, на Фернандеса, но особого интереса не проявлял.

Фернандес, наоборот, с огромным вниманием рассматривал Реми. А тот отложив плетение, встал, будто специально для того, чтобы Фернандес смог лучше разглядеть. Высокий, стройный, с прекрасно развитыми руками и ногами, широкой грудью, парень выглядел старше своих лет. Возможно, это не он? А парнишка, будто угадав, о чем думает человек внизу, начал прыгать с дерева на дерево, перелетать на лианах, ловко и привычно хватаясь сильными руками за ветви. Движения его были точно рассчитаны, а тело удивительно гибкое и красивое. Следом за ним прыгала целая стая обезьян. Он играл с ними, и они подняли страшный шум.

Педро Фернандес был в восторге. Это было нечто большее, о чем он мечтал, что он мог себе представить. Ни один спортсмен мира, даже самый лучший, не может сравниться с Реми силой и сноровкой!

Наконец парень (Фернандес не успел даже уловить глазом, когда и как) оказался перед ним. Нисколько не уставший, дышавший спокойно, после таких головоломных гимнастических упражнений, он стоял в свободной грациозной позе. На бедрах Реми была одежка, тоже сплетенная из волокон фикусового дерева. Фернандес присмотрелся и разглядел на его плече татуировку, которую он сделал еще тогда: "Реми", год и свои инициалы — "П. Ф.". Теперь нет никакого сомнения, что это Реми!

Лицо у парня было живое, взгляд умный, сообразительный. На руки ему прыгнула маленькая обезьянка, и он улыбнулся ей, ласково погладил рукой. Обезьянка, прижавшись к нему, со страхом и любопытством уставилась в Фернандеса.

Не вставая и не шелохнувшись, чтобы не спугнуть парня, Фернандес заговорил тихо, вкрадчиво:

— Милый мальчик, наконец я тебя нашел. Иди сюда ближе, не бойся. Я знаю — тебя зовут Реми, потому что и отсюда хорошо вижу твое имя на плече, которое я сам когда-то написал.

"Интересно, помнит ли он язык, понимает ли меня?"

Парень продолжал гладить обезьянку, но искоса глянул на свое плечо. Понимает! Бедняга Воляр, как обрадовался бы он, увидев доказательства чудесного действия изобретенных им гормонов! Говорят, что он умер скоропостижно, от инфаркта, держа в руках откупоренную пробирку с водой, окрашенной в коричневый цвет. Хе-хе!

— А ты кто? — спросил Реми так неожиданно, что Фернандес вздрогнул. — Чего ты пришел сюда? Мы за тобой следим уже с самого утра.

"Мы? Кто это — мы? Тут еще кто-то есть, кроме него? Или он имеет в виду этих мерзких созданий — обезьян?"

— Я — сеньор Педро, помнишь? Твой приемный отец, который так заботился о тебе, так любил и чуть не сошел с ума, потеряв тебя. Я все время искал, искал, искал… Тебя украли, видимо, эти отвратительные чудовища — обезьяны.

Реми нахмурился, плотнее прижал к себе обезьянку и резко ответил:

— Это не чудовища. Это лучшие мои друзья. И все, кто живет здесь в лесу, мои друзья. Я их люблю, они меня тоже.

— Конечно, конечно, мой мальчик. Они все хорошие, замечательные, прекрасные. Я тоже их люблю.

Фернандес встал и шагнул ближе к Реми. И в тот же миг из зарослей, лениво потягиваясь, вышла молодая красивая львица. Она враждебно сверкнула глазами и угрожающе рыкнула на Фернандеса. Тот побелел, схватился за ружье, а обезьянка из рук Реми молнией бросилась на дерево.

— Не бойся, — сказал Реми и погладил львицу, которая от удовольствия прикрыла глаза и ласково заурчала. — Это моя сестренка Лас. Ее мать убили злые люди, она, совсем маленькая, осталась одна и чуть не погибла с голоду. Я нашел ее и выкормил. Теперь она всегда со мной. А людей я не люблю. Они иногда приходят сюда и убивают моих друзей.

— Но ты тоже человек, — сказал Фернандес, опасливо поглядывая на красавицу львицу. — Кто научил тебя плести циновки?

— Никто. Я сам знаю. И дом построил сам.

— Откуда ты знал, как строить? Ты видел такие лачуги?

— Нет, не видел. А откуда знает птица, как делать гнездо?

Львице, по-видимому, надоели эти разговоры и она неслышно снова исчезла в зарослях.

Фернандес осмелел:

— Милый, а помнишь, как мы жили с тобой в большом городе? Ты любил лакомиться мороженым, конфетами…

Реми ничего не ответил.

— Ты замечательный гимнаст! Какие у тебя цепкие, сильные руки, ноги. А бегать хорошо умеешь? — спросил Фернандес.

— Мой приятель страус Чоми не мог догнать меня. Он бежит — и все. А я рассчитываю, храню силы, и поэтому всегда опережаю.

Фернандес задрожал от радости. Он уже слышал восторженный ропот, крики на стадионах всего мира, свет "юпитеров", толпы заядлых болельщиков и, самое главное, деньги, деньги. Вот они уже шелестят в карманах — только руку протяни.

И он простер руки к Реми, словно собрался обнять его:

— Дорогой мой, поедем со мной. Сейчас же. Немедленно.

— Нет. Я здесь вырос. Мне здесь хорошо.

— Но там будет лучше. Мы с тобой будем ездить по всем странам, тебя будет знать весь мир. Тебя ждут аплодисменты, цветы, поклонники.

— Почему ждут? — удивился парень

— Потому что ты бегаешь быстрее всех, а прыгаешь — дальше и выше всех. Ты повсюду будешь первым. Тебя никто никогда не догонит. А таких люди любят и таким дают большие деньги.

Реми отвернулся и ушел, ничего не ответив. Фернандес секунду любовался его стройной осанкой. И такие большие деньги пропадут? Нет, этого он не допустит, не для того он обокрал Воляра, ждал долгие годы, возлагал надежды.

Быстро достал из-за пазухи капроновую сетку и ловко бросил вслед Реми.

Парень запутался в ней, упал. Фернандес подбежал:

— Не хотел добром, проклятый щенок! Обезьяна несчастная! Силой заберу тебя!

Но он не успел связать парня, потому что в это мгновение что-то тяжелое обрушилось ему на плечи и швырнуло на землю. Падая, он успел обернуться и увидел над собой страшные клыки и разъяренную морду львицы. Тяжелыми лапами она придавила его к земле.

Реми выпутался из сетки, подошел к Фернандесу, взял ружье и разбил его о дерево. Крикнул:

— Брось его, Лас! Иди ко мне, маленькая!

Лас недовольно сняла лапы, напоследок еще раз обнажив зубы в сторону Фернандеса. Села возле парня, как большая кошка, сердито размахивая хвостом.

— Спасибо тебе, сестренка! — Реми поцеловал ее голову, а Фернандесу строго приказал:

— Поднимись!

Тот поднялся, бледный, перепуганный, в разорванной одежде.

— Иди отсюда прочь! И не приходи сюда больше. Меня здесь не будет. Ты меня оставил в лесу маленьким. Я знаю. И к тебе не пойду. Я разыщу других людей, не похожих на тебя. И я уже знаю, где их искать. Для них я буду бегать и прыгать, если это им будет нужно. А ты иди, иди себе! Лас, проводи его!

Львица нехотя поднялась, зарычала на Фернандеса, и тот, спотыкаясь и все время оглядываясь на грозную проводницу, покорно пошел.

На деревьях злорадно хохотали обезьяны и бросали в него зеленые орехи.

---

Сетевой перевод Семена Гоголина

Переведено по тексту книги:

Л. М. Коваленко. "Ярославна". Фантастичнi оповiдання. — Днiпропетровськ: Промiнь, 1969.