«Жигули» с премии. – Почин и Немчинов. – «Ковалев – будущий Гретцки». – Пьянка на ужине новичков.

Шанс попасть в НХЛ возник, когда меня летом 1991 года под 15-м номером выбрали на драфте. Между прочим, это уникальный случай – первый и последний раз советского хоккеиста задрафтовали в первом раунде. Потом распался СССР. А до этого ветераны Вячеслав Фетисов, Игорь Ларионов и даже Владислав Третьяк, которого пригласил к себе «Монреаль» (но он так и не провел ни одного матча в НХЛ), получали номера в конце списка – в советское время уехать за океан было не проще, чем улететь туристом на Луну.

Что такое драфт, я даже не представлял. И, конечно, на самой церемонии не присутствовал. Товарищ сказал, что в «Советском спорте» вышла заметка про меня. Я почитал, но мало что понял. Уловил только, что отныне меня ждут за океаном. В каком-то «Нью-Йорк Рейнджере». Но с представителями клуба до драфта даже не общался. И о самих «Рейнджерах» имел смутное представление.

Не скажу, что в советском чемпионате мы жили, как в вакууме. Не такой уж я был «чайник». Мы выбирались за границу на турниры. И замечали, что вокруг команды постоянно роятся энхаэловские скауты. Сидят на трибунах, записывают нашу статистику, делают пометки в блокнотах, составляют рейтинги. Но я полностью не осмысливал, что кто-то из них следит именно за мной, и от него зависит моя дальнейшая карьера… Да и о том, что могу играть в НХЛ, я вообще не представлял.

Только позже виртуальная лига стала обретать для меня реальность. Однажды сказали, что на матч «Динамо» прилетит генеральный менеджер «Рейнджере» Нил Смит. Специально, чтобы познакомиться, посмотреть мою игру, вручить подарки – хоккейный свитер «Рейнджеров», бейсболку, сумку… Встретились после матча: кроме меня и Смита, был Владимир Юрзинов, переводчик и журналист из Северной Америки. Шел банальный разговор – я даже не вспомню в деталях, о чем. Я ничего не спрашивал: какие могут быть вопросы у 18-летнего пацана? Да и меня особо не мучили загадками. Интересовались, словно у любого новичка из Европы, как ты себе представляешь НХЛ, в какой там играют хоккей, готов ли ты выступать в этой лиге…

Как было отвечать? У нас не показывали НХЛ по телевизору. Только однажды я выступал против энхаэловцев – провел один период, когда «Динамо» обыграло «Монреаль» (4:1). Годом раньше я ездил в турне по Северной Америке. Мы встречались с «Питтсбургом» (5:2), «Торонто» (7:4), «Буффало» (2:4), «Нью-Джерси» (1:7) и «Бостоном» (3:1). Но я по молодости ни в одном из матчей не участвовал. Юрзинов говорил мне: тренируйся с ребятами, смотри хоккей, анализируй и делай выводы. Я привыкал к большой игре, наблюдая за ней с трибуны.

Каким мне в ту пору показался «Монреаль»? Команда, в которой играют здоровые парни – канадские хоккеисты были габаритнее, чем наши. Не скажу, что у меня перед встречей с энхаэловцами тряслись коленки. Но был легкий мандраж. За один период, конечно, я ничего не показал. Имел единственный момент, когда вышел «2 в 1» на ворота «Канадцев» с Юрием Леоновым. Но запорол атаку, отдав партнеру слишком сильный пас. Сейчас прокручиваю в голове тот эпизод и думаю, лучше бы сам бросал… Но у молодых всегда был пиетет перед «стариками» – как говорится, не лезь в пекло поперек батьки. Вот я и не полез. А зря…

Так вот, возвращаясь к разговору со Смитом – завершилась беседа тем, что генеральный менеджер подарил мне свитер «Рейнджере», который они вручают новичкам на драфте. И пригласил в тренировочный лагерь клуба: «Приезжай, попробуй свои силы в НХЛ». Но главная беседа предстояла не со мной, а с тренером. Я попрощался с заокеанским гостем, ушел, а Юрзинов продолжил разговор. Как я понимаю, «Динамо» справедливо хотело получить денежную компенсацию за мой отъезд.

Той же осенью 1991 года, когда я не пробился в сборную на Кубок Канады, Юрзинов отправил меня в Нью-Йорк – «повариться в энхаэловской каше». Тогда, в общем-то, я и принял для себя решение, что буду пробиваться в эту лигу.

В Нью-Йорке меня встретил Марк Гандлер. Он тогда работал с игроками «Динамо», подписывал контракты и переправлял ребят в НХЛ, заключая для них договора. То есть становился их агентом. Ганддер хотел, чтобы и я был его клиентом. Знакомил с городом, помогал с переводом. Но я до этого уже решил, что стану работать с Мартином Хэнли. Познакомился с ним раньше и решил, что этот человек будет представлять мои интересы. Наше сотрудничество продолжается до сих пор. Правда, Хэнли постарел и уже уехал на Филиппины, откуда родом его жена. Но сейчас со мной работает Скотт Гринспун – раньше он был помощником Мартина, кем-то вроде секретаря. А потом принял отнего бизнес.

Как выбирают агента? Каждый молодой парень должен решать сам. В первую очередь, я смотрю на отношение агента ко мне, на профессионализм. Встречаются балаболы, которые только обещают манну небесную, а отдачи от них никакой. Мартин же сразу расположил к себе. Респектабельный мужчина лет 65-ти, относится к тебе с душой. И сразу же совершил первую сделку – предложил одной фирме, выпускающей хоккейные карточки, чтобы меня сфотографировали для серии «Young stars», а потом выбил из них деньги. Я прилетаю в Альбервилль, и Хэнли меня встречает. На шее у него висит небольшая сумочка. Он довольно хлопает себя по груди: «Вот здесь!». В сумке лежало шесть тысяч долларов. Представьте себе, какая это сумма для парня, которому в «Динамо» платили несколько сотен рублей в месяц. За золото Олимпиады, правда, мы получили солидную премию – по девять тысяч долларов на брата. Но я их сразу же потратил, купив отцу новенькие «Жигули». А то, что это получается? Всю жизнь папа работал на тольяттинском автозаводе, но машину так и не заслужил.

В следующем году мы с Хэнли начали переговоры с «Рейнджере». Нью-йоркский клуб уперся: не давал контракт, который мы хотели… Поставьте себя на мое место. Я приехал в команду, провел с ней тренировочные сборы. Но так и не подписал договор.

Приближалось открытие регулярного чемпионата. Хэнли заявляет: «Хватит тренироваться, ты себя уже показал. Теперь надо подписывать контракт». И вот сидим мы в офисе у агента. Он за рабочим столом, с телефонной трубкой в руке. На том конце провода – Нил Смит. Решалась моя судьба. Илия подписываю контракт остаюсь в Нью-Йорке. Или использую уже купленный билет до Москвы и возвращаюсь в «Динамо».

Переговоры получились долгими. Агент со Смитом обменивались звонками часа четыре. Мартин, отрывая трубку от уха, рассказывал мне, что предлагает «Рейнджере». И мы уже думали, стоит ли соглашаться на такие условия. Разногласия были во всем – и по сумме контракта, и по его сроку. Мне предложили 350 тысяч долларов в год. Считайте, половина уходила на уплату налогов. Не самые плохие деньги по тому времени.

Но я сделал большую ошибку, потому что подписал контракт сроком на пять лет. То есть, уже выиграл Кубок Стэнли-94 с «Рейнджере», а должен был получать все те же 350 тысяч «зеленых». Потом шла прогрессирующая ставка – 400,450 тысяч и пол миллиона долларов в пятом сезоне. Но когда ты играешь в лиге, и рядом с тобой парни начинают подписывать контракты на несколько миллионов долларов в год – тогда как раз начался резкий рост зарплат в НХЛ, ты готов за голову схватиться: зачем я связал себя такими долгосрочными обязательствами?!

Как бы то ни было, контракт с «Рейнджере» подписан, я стал полноправным энхаэловцем. Теоретически. А на практике выяснилось, что кроме НХЛ в Северной Америке есть лиги помельче. В одну из них – в АХЛ, где выступал фарм-клуб «Рейнджеров» – меня и отправили. Как сказали, чтобы я получил больше игровой практики и привык к местному хоккею. Я сразу начал показывать хорошие результаты: провел 13 матчей за «Бингемтон Рейнджере», набрал 24 очка. Можно сказать, не играл, а издевался над соперниками. Успевал даже хватать штрафы – их набралось 35 минут. Хоккей в АХЛ грязноватый, там много дуболомов выступает. Но при хорошем катании уйти от силовых приемов не составляло особого труда, а иногда приходилось и ударом на удар отвечать. Люди смотрели на мой хоккей и не понимали, что я делаю в этой лиге? Подходили и убежденно говорили: «Алекс, твое место в основе «Рейнджере».

Я и сам это знал. Потому что хорошо показал себя в тренировочном лагере. Поначалу появлялись усмешки, вот приехал молодой русский. Но потом я заметил, что многие партнеры были в легком шоке от моей техники. Уже по их взглядам я мог судить о том, что являюсь достойным хоккеистом. Журналисты, заметив мою игру, писали, что в НХЛ скоро появится новая мегазвезда. Ни больше, ни меньше. Да что там говорить, когда я прилетел в Нью-Йорк осенью 1992 года, меня в аэропорту встречали корреспонденты. И вручили газету с заголовком, в котором большими буквами так и было написано: «Будущий Гретцки». И рядом моя фотография… То, что я провел почти месяц в АХЛ, немного расстраивало. Но я понимал, что возвращение в НХЛ не за горами. Таки случилось: ближе кзиме меня снова пригласили в «Рейнджере».

Дебют в НХЛ состоялся в матче с «Китобоями» из Хартфорда. В этом клубе, кстати, через несколько лет появится мой товарищ по «Динамо» Андрей Николишин. Много ребят из России поедет за океан. А пока мы только осваивали эту дорогу. Когда я приехал в «Рейнджере», там выступал Сергей Немчинов, который провел уже один сезон в лиге. Одновременно со мной в команде появился Серега Зубов из ЦСКА. Он тоже не избежал фарм-клуба, в том сезоне провел 30 матчей за «Бингемтон». Ну а через год к нам присоединился Александр Карповцев, которого мы еще по динамовской привычке называли Жорой.

Я вышел против «Хартфорда» заведенным, очень хотел проявить себя после ссылки в АХЛ. И моментально забил гол. Немчинов боролся на пятачке и пропихивал шайбу в ворота, она замерла на ленточке. Я подлетел, молодой да горячий, и добил ее в сетку. Но не обрадовался, а повесил нос. Я накручивал себя, думал, что отнял гол у партнера.

Немчинов – отличный парень, всегда мне помогал. Он хлопнул меня по плечу: молодец, поздравляю с почином. Сергей сам понимал, как это важно – открыть счет голам в НХЛ. Он рассказывал, как год назад отличился сам. «Рейнджере» приехал в Монреаль, где не мог победить семь ил и восемь лет кряду. Но прервал серию, а Немчинов забросил победную шайбу.

Вплоть до второго матча – как раз это было нью-йоркское дерби с «Айлендерс» – у меня было тяжело на душе. И у Немчинова отобрал гол, и люди теперь подумают, что Ковалев только и может халявные шайбы забрасывать. Я поклялся, что забью нормальный гол, трудовой. И это у меня получилось, причем в том эпизоде я «раздел» защитника «Островитян» Дарюса Каспарайтиса. Вышел на чужие ворота, замахнулся. Каспер бросился под шайбу, а я красиво объехал его, потом голкипера, и расстрелял пустую рамку. Сразу полегчало.

Каспарайтис ко мне подошел после матча. Вздохнул, посмотрел в глаза и признался: «Как ты надоел со своими финтами-выкрутасами. Надо было тебя на бедро принять». Это он так шутил. Бывают защитники, которые копят злобу, когда ты их обводишь, а потом врежут исподтишка: по-другому ведь остановить не могут. Но Каспарайтис не такой – он проводит убойные, но честные силовые приемы.

«Рейнджере» в те годы не считался сильным клубом. Марк Мессье уже пришел из «Эдмонтона». Но в мой первый сезон ньюйоркцы даже не пробились в розыгрыш Кубка Стэнли. И поэтому нас с Зубовым снова отправили в «Бингемтон» – играть за фары-клуб в плей-офф Кубка Колдера. Однако возникла поразительная ситуация: тренер «Бингемтона» Колин Кэмпбелл… не хотел ставить нас в состав. Потому что у него в голове засел стереотип, что русские не хотят выкладываться в плей-офф.

Конечно, обида заедала. Но не ставят в состав – и ладно. Мы с Зубовым виду не подавали. Я уже купил машину-кабриолет с открытым верхом. Приезжали на утренние тренировки, медленно подплывали к стадиону. В руках по чашечке кофе. Полузакрытыми глазами смотрели, как ребята занимаются на площадке. Потом они отправлялись домой, чтобы выспаться перед вечерним матчем. А мы хватали удочки из машины и ехали на рыбалку. Или брали ракетки и шли на теннисный корт. Что еще делать в Бингемтоне? Городок-то маленький. Вот и убивали время, как могли.

Потом нас начали ставить в состав. Смотрю сейчас статистику: да, за «Бингемтон» в плей-офф я набрал 8 (3+5) очков в 9 матчах, Зубов – 10 (5+5) очков в 11 матчах. Тогда фарм-клуб тренировал Колин Кэмпбелл, который в дальнейшем будет возглавлять «Рейнджере», а с конца 90-х – дисциплинарный комитет НХЛ. Ох, как он на нас злился! Пусть даже мы и набирали по очку за матч, вызывал к себе в кабинет и песочил: у вас, русских, не хватает стимула играть в плей-офф. Как с ним спорить? «Бингемтон» в итоге вылетел из Кубка Колдера. А Кэмпбелл напоследок «обрадовал» нас новостью: готовьтесь, ребята, с нового сезона я буду помощником Майка Кинана в «Рейнджере».

У меня с тех пор с Кэмпбеллом постоянно возникали проблемы. Он ко мне докапывался. Выдумал, например, что я поздно прихожу на тренировки. У «Рейнджеров» принято являться во дворец за час до занятия. А что мне там делать столько времени? Ходить кругами вокруг катка? Я приезжал за полчаса, быстро надевал амуницию и выскакивал на лед. Однажды прихожу, а Кэмпбелл возле раздевалки торчит и мрачно заявляет: «Ковалев, хочу видеть тебя в своем офисе». Я зашел к нему, а он ту же пластинку ставит, как в «Бингемтоне»: ты такой-сякой, тебе на все наплевать. Я сижу и молча слушаю. Если человек не прав, не буду же я ему доказывать обратное. Кэмпбелла задевало, что я никак не реагирую на его проповеди. Тренер доходил до белого каления, сбрасывал книжки со стола, хлопал дверью так, что штукатурка осыпалась, и орал: «Ковалев, иди отсюда!». Я вставал и спокойно уходил. Получалось, как в юмореске Хазанова: если начальник на тебя орет благим матом, ты улыбайся и мысленно считай до тысячи. На второй сотне или у него лопнет терпение, или он сойдет с ума.

У Кинана другое отношение к игрокам. Майк – очень жесткий, но справедливый тренер. Не скажу, что я при нем на площадке мог творить все, что хотел и был свободным художником. Совсем нет. Но если Кинан видит у тебя самоотдачу, нормальную работу на тренировках, то никогда не станет зажимать или придираться по мелочам. И воспитывал он меня по-другому. Мне поначалу постоянно не хватало игрового времени. Я частенько задерживался на площадке, удлиняя смены. Хотел сотворить гол и порой не замечал, что партнеры уже сидят на скамейке запасных.

Однажды возвращаюсь на лавку, а Кинан мне говорит: «Играй дальше!». Через смену я снова прикатываюсь, но тренер мне показывает жестом: «Играй, играй Ковалев». Меня уже злость берет, а ребята на лавочке со смеха падают. Я кричу: «Вы так со мной, да? Я все равно сейчас гол забью». И забил, в конце концов. Хотя провел на площадке чуть ли не десять минут в режиме нон-стоп, поиграв в пятерках со всеми «Рейнджерами». Кинану это понравилось, он и в следующем периоде оставил меня на площадке еще на четыре минуты. И я снова едва не забил, но не поймал крюком летящую шайбу…

Где я поселился? Поначалу руководство команды сняло номер в гостинице. Но согласно одному из пунктов контракта, клуб оплачивал только три месяца проживания. Позже я арендовал большой дом в одном из городков в окрестностях Нью-Йорка.

Напрокат дали машину – какой-то левый «Форд». Мне она не понравилась. Я объяснил переводчице, какой хочу автомобиль, и мы поехали в магазин. Когда состоялась сделка, хозяин заведения пригласил меня в ресторан – оказалось, он болеет за «Рейнджере» и читал обо мне в газетах. Обратно поехали с переводчицей на разных машинах. А дорогу я толком не знаю. Пару раз добирался до «Мэдисона» на матчи, да и только. Договорились, что я еду за ней из Лонг-Айленда, и она довезет меня до дома.

На хайвэе образовалась большая пробка. Спутница резко ушла на поворот, а я не успел. И поехал прямо. Нью-Йорк – это не Москва. У нас в любом месте можно развернуться, а в Америке уходящие за горизонт стриты и авеню. Я уже понял, что нам не встретиться, и начал сам искать дорогу. Рулю и вздыхаю: «Ну все, началась жизнь в Америке».

Сначала решил, что надо въехать в Нью-Йорк. Там уже покручусь и найду «Мэдисон», а от стадиона до гостиницы доберусь. Крутил головой, читал надписи на указателях. Смотрю – что-то город от меня удаляется. И главное, развернуться негде…

Обратный поворот нашел только 60 километров, когда едва не доехал до Филадельфии. Направился в сторону Нью-Йорка. Подобрался ближе и понял, что не могу въехать в город из-за этих дурацких развязок. Кружу по окраине и думаю, куда меня теперь занесет… Но выбрался на набережную Гудзона, и по ней уже доехал до знакомых мест. Правда, едва не угробил машину – так смотрел по сторонам, что не заметил развилки и мог налететь на бордюр. С горем пополам добрался до гостиницы. В три часа ночи, хотя из магазина мы выехали в девять вечера. Переводчица в ужасе, звонит в полицию – русский паренек в Нью-Йорке пропал. А когда она узнала, что я сам обратную дорогу нашел, еще больше ужаснулась. Я и сам в легком шоке был. А потом успокоился и даже обрадовался: вот, уже начал открывать Америку, и даже дороги кое-какие знаю. Теперь не пропаду.

А еще вспоминается ужин новичков – через эту традицию проходят все молодые хоккеисты лиги. Выражается она в том, что парни, которые проводят первый сезон в НХЛ, скидываются и снимают хороший ресторан на всю команду. Выходит приличная сумма с каждого дебютанта, отдают по 4–5 тысяч долларов. К тому же новички должны выполнить какое-нибудь задание: одни поют гимн своей страны, другие танцуют. Саня Овечкин рассказывал, что ему велели привести первую попавшуюся девушку и устроить с ней публичный поцелуй взасос перед командой. Он вышел из ресторана, нашел какую-то красавицу. Говорит ей в лоб: «Знаешь меня?». – Она опускает глаза: «Конечно, тебя часто по телевизору показывают». – «Тогда пошли целоваться!».

Мой ужин новичков состоялся на выезде за день до матча с «Калгари». И за день до дедлайна – крайнего срока, когда в лиге разрешены обмены. Проставлялись четверо – швед Петер Андерссон, я, Зубов и Карповцев. Сидели нормально до тех пор, пока Карповцев не решил посоревноваться с нашим драчуном Джоем Контуром, кто больше выпьет водки. И если наш Жора, простой русский парень, честно выполнял условия пари, то хитрый Кошур договорился с Эсой Тикканеном, сидевшим рядом, и тот ему менял водку в стопке на простую воду. К концу вечера Карповцев был уже пьяный в драбадан, а Кошур сидел бодрячком и делал вид, что готов употребить еще пару бутылок «Smirnoff».

Я вообще в тот вечер жутко отравился. Выпил шампанского, и меня начало мутить. Потом была легкая потеря памяти. Очнулся я в туалете, когда меня тряс за плечо ветеран Майк Гартнер: «Алекс, там нужна твоя кредитная карточка». Пошатываясь, я вышел из уборной и увидел, как товарищи по команде несут под руки Карповцева, у которого ноги заплетаются. Хорошо, что гостиница была напротив ресторана.

Утром нашли в себе силы выйти на тренировку. Оказалось, у нас нескольких парней за время гулянки обменяли в другие клубы. Остальные чуть лине ходят по льду, лица смурные. И только Кошур все веселится. Он взял лейкопластырь, приклеил веки ко лбу и катался с широко раскрытыми глазами, будто показывая нам: «Надо уметь пить, ребята». Когда Жора узнал о подлоге с водой, он сильно обиделся на Кошура, даже не разговаривал с ним несколько дней. Ну а я был рад, что прописался в НХЛ. И уже тогда понял, что скучно мне в этой лиге вряд ли будет.