Детский сад тренера Константина. – Безумный гол Каспарайтиса. – Иван Глинка. – Обнищавшие «Пингвины».

Какой в середине 90-х была репутация у «Питтсбурга»? Именитый клуб, который в 1991 и 1992 годах выиграл по Кубку Стэнли. Команда с атакующим стилем, где не закрепощают людей, не запирают их в строгие схемы и защитные модели. Можно сказать, «Пингвины» – это хоккейные бразильцы, играющие по принципу: вы забьете, сколько сможете, мы – сколько захотим. По крайней мере, так было в лучшие времена «Питтсбурга», когда там блистали Марио Лемье, Яромир Ягр, позже Мартин Страка, Роберт Ланг…

«Питтсбург» мне сразу понравился. И от сердца отлегло – приятная атмосфера в клубе. Я с первых же дней почувствовал уверенность, начал много играть и забивать. Стал получать удовольствие от хоккея. Чувство, которое в последние годы в «Рейнджере» начало притупляться, исчезать из памяти.

Меня поставили в связку к Роберту Лангу, который раньше играл в третьем звене. У нас сразу все стало получаться. Мы сдружились, а тренеры так и начали использовать нас вместе. Третьи форварды в звене чередовались – периодически выходил Мартин Страка, иногда его заменяли на Яромира Ягра. Шел постоянный поиск, смена троек, без чего не обходится в командах НХЛ.

«Питтсбург» – клуб европейский. Канадцы и американцы там почти не играли, ставка делалась на чехов и россиян. В середине 90-х, помню, за основной состав и фарм-клуб «Пингвинов» выступали чуть ли не десять русских. А вот чехов набирали под Ягра. Даже спрашивали у Яромира, кого бы он хотел видеть в команде, стоит ли брать того или иного хоккеиста. Похоже на то, как мне летом 2006 года позвонил генеральный менеджер «Монреаля» Боб Гейни и спросил, что я думаю о форварде Сергее Самсонове. Потом уже «Канадцы» подписали с ним контракт…

В ту пору «Пингвинов» тренировал Кевин Константин. Очень странный специалист. Ему бы со школьными командами работать, а он возглавил клуб НХЛ. Собирал после тренировки всех ребят и крутил по часу какие-то дурацкие клипы, вдалбливая нам прописные истины. Такое впечатление, что человека никто не ждет дома, и ему просто нечем заняться в свободное время. Просил нас заполнять тетрадки, в которых нужно отвечать на вопросы типа «Чего я хочу добиться в этом сезоне», «Какие у меня цели в жизни»… Ребята предупредили о таких причудах тренера. И когда возник повод, я подошел к Константину и прямо сказал: «Извините, но никакие анкеты заполнять не буду. Даже не предлагайте». Мне что, делать нечего? Какой-то детский сад…

Когда команда добиралась до плей-офф, Константин устраивал в кабинете собрания – отдельно для форвардов, защитников, вратарей. У него над столом висела любимая картина – заснеженный Эверест. Тренер подходил к ней, задумчиво смотрел, а потом поворачивался и объяснял игрокам: «Смотрите, сейчас мы находимся у подножья горы. Мы, как альпинисты, которые поднимаются все выше и выше, привыкают к разреженному воздуху. Иногда они отступают, но чтобы вернуться на базу и набрать провианта. А затем снова полезут вверх, чтобы оказаться на самой вершине и водрузить там флаг».

Однажды Константин вообще учудил. Дал домашнее задание игрокам, чтобы они принесли на следующую тренировку те вещи, которые им пригодятся в плей-офф. И ребята приносили мячи от гольфа – дескать, будем таскать с собой в назидание, что если вылетим из плей-офф, то нам останется только играть в гольф. Или брали из дома маленькую копию серебряного Кубка Стэнли – вот, одну чашу я уже выиграл, теперь хочу вторую для комплекта.

«А что принесли русские?» – восторженно воскликнул Константин, которому явно нравилась эта игра. Мы сказали, что взяли неваляшку. «А что это означает?» – заинтересовался тренер. – «Это такая русская кукла, которая никогда не падает. Так и мы будем в плей-офф: нас бьют, а мы встаем». Константин сложил все игрушки в рюкзак и начал ставить на стол в раздевалке команды для вдохновения. Как это отражалось на игре «Питтсбурга»? Никак, разумеется. Все старались не обращать внимания на такие глупости.

Несмотря на чудачества, я на конфликт с тренером не шел. Это было бы только во вред и мне, и команде. Набирался терпения, ходил вместе со всеми на собрания, слушал «проповеди». А однажды представился случай познакомиться с Константином поближе. Мы как-то разговорились о самолетах. Тренер воскликнул: «Как, ты тоже этим увлекаешься? И у меня есть такое хобби». Я сразу и предложил: «Давайте полетаем после тренировки. Увидимся в три часа на аэродроме».

Встретились, сели в кабину самолета. Я пристегиваюсь, поворачиваюсь к Константину и с усмешкой подмигиваю ему: «Ну что, готовы?». И только потом понял, что смотрелось это со стороны не очень хорошо. Как будто я нашел повод, чтобы выместить зло на тренере, и сейчас буду его в воздухе болтать, показывать, кто тут хозяин. Константин весь полет сидел надутый, очень обиженный. Было видно, что его задела моя нечаянная интонация. Через какое-то время, когда мы снова общались, и разговор зашел дальше хоккея, я напомнил тренеру о том случае. И он признался: «Да, я тогда обиделся». В этом смысле с Константином было тяжело работать. Ему свойственна злопамятность и даже мстительность.

…Сезон – 2000/01 получился для меня самым результативным не только в «Питтсбурге», но вообще за карьеру – я набрал 95 (44+51) очков. Как-то забивал по три гола в двух матчах подряд, и болельщики дали мне почетное прозвище Мистер Хет-Трик… Если эту тему развивать, меня изначально все звали Кови – в Северной Америке принято сокращать фамилию, чтобы было удобно произносить. По такому принципу появились еще один Кови (Илья Ковальчук), Ови (Александр Овечкин), Хабби (Николай Хабибулин), Зубби (Сергей Зубов). А еще в «Питтсбурге» меня стали называть Командор. Кличку придумал менеджер по экипировке, он постоянно восклицал: «Привет, командор!» или «О, командор пришел!». Прозвище прижилось в команде, другие тоже начали меня так величать. Мне понравилось, и даже на клюшках я стал размещать надпись «Commander». Это стало таким же моим фирменным прозвищем, как АК-27.

Игра у меня шла и потому, что ближе к плей-офф было создано звено, где в центре выступал Ланг, а слева – Страка. До этого Мартин Страка выходил вместе с Ягром. Но когда Марио Лемье вернулся в большой хоккей, Страку передвинули к нам во вторую тройку. Это звено я считаю лучшим в моей карьере. И во всех голосованиях, когда меня просят определить символическую пятерку партнеров на площадке, называю именно Страку и Ланга. Хорошо мы вместе играли, понимали друг друга, как телепаты.

В том же сезоне мы с «Питтсбургом» дошли до полуфинала плей-офф. Много удивительного произошло. Бьемся, например, в седьмом матче четвертьфинала с «Буффало», ворота которого защищает Доминик Гашек. Дело доходит до овертайма, и тут решающий гол забивает… защитник Дарюс Каспарайтис. Посмотрите на его статистику, в среднем Дарюс забрасывает шайбы пару раз за сезон. Он даже по воротам толком не бьет. Когда подключается к атаке и доезжает до синей линии, ему все начинают кричать: «Бросай! Бросай!». А Каспарайтис выдерживает непонятную паузу и запарывает момент. Поэтому ему в атаке никто не дает пасы. А тут дали.

Дарюс замешкался – с одной стороны, надо бы бросить. С другой, хочется сделать передачу на партнера. Каспарайтис неловко ковырнул шайбу, и она навесом еле-еле полетела в ворота по замысловатой траектории. Даже Гашек не ожидал такого и сместился в дальний угол. А шайба нырнула в ближний, между штангой и коньком бросившегося назад голкипера. Каспарайтис обалдел от такого счастья. Разогнался, кинулся на лед и поехал на пузе к центральному кругу, размахивая руками и ногами, словно ныряльщик за жемчугом. Потом на него кучей-малой навалились ребята. И в раздевалке продолжали его «душить», радостно хлопая Каспера по плечам. А он потом долго хвастался перед партнерами: «Ты сколько голов забил за сезон? Десять? А в овертайме седьмого матча плей-офф ты Гашеку забивал? Вот так-то, салага!».

Тогда командой уже руководил Иван Глинка – царство ему небесное, тренер несколько лет назад разбился в автокатастрофе… Он прекрасно понимал, чего от меня ждать. Поэтому давал полную свободу действий на площадке: «Алексей, показывай свой хоккей, и ни на что не обращай внимания».

Редко встретишь в НХЛ тренера-европейца. Еще реже – успешного европейца. Глинка как раз был таким. При нем «Пингвины» играли живо, интересно. Правда, в полуфинале мы наткнулись на железобетонную защиту «Нью-Джерси», с которой мало что смогли поделать. И травмы на нас навалились. Тот же Каспарайтис играл с переломом стопы. Ему на опухшую ногу не налезал конек, и он просил, чтобы сделали надрез ботинка – так хотел вернуться в игру. Наша команда ослабела, Ягра прикрыли… А тут еще случился конфликт между Глинкой и Яромиром.

Перед одним из матчей мы услышали, как в коридоре кто-то на повышенных тонах разговаривает на чешском. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто там ругается. Я так понял, трения между Глинкой и Ягром начались еще в сборной Чехии, хотя они вместе выиграли Олимпиаду-98. Как же тогда Глинку назначили тренером «Питтсбурга»? Да просто Ягр уже не мог работать с Константином – этот наставник выводил его из себя. И Яромир решил, что при тренере из Чехии ему будет лучше играть. В принципе, Ягр сам был как тренер – ходил к руководству команды и говорил, что сегодня он хочет выходить на лед с такими-то партнерами, а завтра – с другими. Может, Глинка в какой-то момент увидел игру по-другому, и они с Ягром поругались по этому поводу. У Яромира же есть такая «чудесная» особенность – если игра у него не идет, виноваты в этом все, включая тренера, но только не сам Ягр.

А вот с другими ребятами у Глинки были нормальные отношения. Особенно тренер сошелся со мной и Лангом на почве гольфа. Глинка вообще был жутким фанатом этого дела. Летом, когда выпадала возможность, мы собирались втроем и резались в эту игру. Представьте себе картину. Я сижу за рулем автомобильчика, на котором передвигаются по гольф-полю. А сзади расположились Глинка и Ланг. У каждого в руках по толстой сигарете и чашечке кофе. Очень редко можно встретить такие неформальные отношения между игроком и тренером.

… Если в 90-х «Пингвины» представляли собой грозную силу, то затем у команды начался финансовый кризис. С каждым годом «Питтсбург» распродавал состав – один за другим уходили Ягр, Страка, Ланг, меня обменяли в «Рейнджере»… Перед локаутом сложилась такая ситуация, о которой капитан и совладелец клуба Марио Лемье высказался так: если не будет введен потолок зарплат, «Пингвины» просто не выживут.

Причина финансовой несостоятельности крылась в том, что клуб был вынужден играть на очень старой маловместительной арене, которая не приносила достаточно кассовых сборов. В свое время муниципалитет города сталеваров (в Питтсбурге расположены металлургические заводы, и даже местная команда по американскому футболу называется «Сталевары») решил, что нужно перестраивать стадионы. В итоге реконструировали арены по бейсболу, американскому футболу. А хоккейный дворец решили не трогать – мол, местная «Иглу» (так в обиходе называют стадион в Питтсбурге за вытянутую форму купола, похожую на чум эскимоса) еще вполне современная, клуб дважды стал чемпионом, и хоккеисты обойдутся. Не обошлись. Когда же руководство «Пингвинов» обратилось в муниципалитет, им отказали в ходатайстве – нет денег.

Отсюда все проблемы. Команда начала играть все хуже. Как следствие, на трибунах стало собираться меньше народу. Пошли разговоры о том, что «Питтсбург» может сменить прописку – уедет в богатый город вроде Хьюстона или Лас-Вегаса, который заинтересован в команде НХЛ. Дошло до того, что однажды «Пингвинов» признали банкротами, и лига взяла клуб на временное содержание. Потому Лемье и возвращался в хоккей – если раньше на матчи ходили по 11–12 тысяч болельщиков, то при нем регулярно стали собираться аншлаги…. Сейчас дела у «Питтсбурга» налаживаются. После локаута финансовые возможности всех команд выровнялись. У «Пингвинов» сейчас новый хозяин, и о переезде вроде бы речь уже не идет.

Мое расставание с «Питтсбургом» прошло нелегко. Еще вначале сезона – 2002/03 стало ясно, что команда не найдет деньги на то, чтобы подписать со мной новый контракт. «Пингвины» были вынуждены сделать обмен, и он состоялся 10 февраля 2003 года, когда меня отправили в «Рейнджере». Знаю, болельщики «Питтсбурга» очень не хотели, чтобы я уходил. Но проводили тепло. А когда я возвращался в Питтсбург с «Рейнджере» или «Монреалем», встречали меня аплодисментами. Ребята, с которыми я играл, подходили после матча и говорили: «Знаешь, Кови, сейчас уже не та обстановка в команде. Тебя не хватает». Мне было приятно. Но что сделаешь? Это жизнь: все течет, все изменяется. Надеюсь, «Пингвины» снова переживут лучшие времена, уже при молодых лидерах Сидни Кросби и Евгении Малкине.