6 сентября, суббота

По Тверской праздно шатался народ. И не только по Тверской. И не только народ. Встречались люди прямо замечательные. А также кошки и собаки, которым немало перепало от всеобщего пиршества. Любит московский люд животинку! У каждого прилавочка свой нахлебник! А когда народ сыт, то и животинке хорошо!

И монументы в этот день тоже сиротами не остались. Особое почтение, как всегда, оказали Пушкину. Веселые петербуржцы поставили ему две бутылки «Балтики» ростом с самого гиганта. А напротив – статую Петра на лошади! Пей, мол, Александр Сергеевич, за здоровье царя-батюшки! А то знаем, какие у тебя в голове мыслишки были насчет самодержавия!

И с распростертыми объятьями Высоцкий, зеленый, как утопленник, навек лишенный постамента, не остался без внимания. Галдели песни. Надрывали глотки подражатели.

И недавно возведенному Есенину, сильно смахивающему на Володю Ульянова в студенческие годы, кто-то возложил веночек. То ли почтительные старушки, то ли казенные писатели.

Вот только горемыке Достоевскому опять не повезло. Надели на голову холщовый мешок. Может, в знак того, что совесть человеческая до сих пор – у позорного столба?

Э. Хиль на Пушкинской площади пел свое привычное:

Человек из дома вышел,

Посмотреть на мир поближе…

На Воробьевых горах чужеземец Жарр наяривал на лазерном клавесине.

У храма Христа Спасителя собрали двести хоров, дабы восславить Господа. Чтобы услышал. Чтобы не забыл.

Русь живет, Русь поет.. —

выводил гудящий бас, и хоры подхватывали навзрыд:

Господи, помилуй!..

«Иногда шепот одинокой, страждущей души до Него доходит быстрей, чем отрепетированное многоголосие! Вот Ида, например, молилась в ту ночь на трех языках – русском, польском, латинском. Много молитв знала. А что толку?..»

– Алло! Где ты? – дернула его за рукав пиджака Патя. – Ты стал в последнее время слишком задумчивым.

– Это значит, что пора садиться за новый роман.

Они ехали в переполненном вагончике метро, возвращаясь с прогулки по праздничному городу. Свою машину она еще днем поставила возле его дома, решив, что в такой день благоразумней обойтись без нее.

В метро было весело. Шумные компании, в основном молодых людей, возвращавшиеся с Воробьевых гор, резвились, как стада гиббонов, перебегая с одной станции на другую, приветствуя знакомых радостными воплями и оставляя после себя кучи мусора.

На таком фоне писатель казался угрюмым человеком, лишенным всякой радости в жизни.

– Может, выйдем на Революции? – предложила девушка. – На Никольской есть отличный кабак!

– Я устал.

– Хорошо, – сделала она недовольную мину, – тогда, как приедем, ты ляжешь спать!

– А ты?

– А я поеду веселиться!

– Очередная тусовка?

– Почему бы нет? Я свободный человек!

Раньше он не замечал этих злых огоньков в ее взгляде. Он считал, что у Пати глаза ангела. Светло-серые, немного наивные, сияющие.

Сегодня она была одета, как в первый раз, в той очереди в кассе «Иллюзиона». Рыжие джинсы, зеленая футболка с французской надписью «Как рыба в воде» и этот трогательный рюкзачок, содержание которого он знает наизусть. Сотовый телефон, носовой платок, расческа, кошелек, пачка сигарет «Голуаз», связка ключей, помада «Живанши», пудра «Кларин» и какая-нибудь книжка, покетбук, чаще всего детектив. Не могла подолгу что-то искать и в нетерпении вытряхивала все содержимое рюкзачка на журнальный столик, а он с удовольствием рассматривал каждую вещь.

– Ну что ты все молчишь? – негодовала Патя.

– Путь к храму был утомителен, – признался Антон.

– Ты сам повел меня туда! Тоже мне развлечение! Это для старых и убогих!

– Наверно, – не стал спорить Полежаев.

«Сходи со мной в костел», – услышал он вдруг жалобный голос Иды, и сердце сжалось от боли. «Я некрещеный». – «Не имеет значения». – «Не хочу».

– Ты обиделась, что я повел тебя к православному храму?

– Мне без разницы! – пожала плечами Патя. – Везде одинаково! Что ты смотришь, как на чудо?

– Так, вспомнилось кое-что.

– Поделись воспоминаниями!

– Тогда, в квартире Констанции Лазарчук, ты шептала молитву.

– И что?

– Я подумал…

– Ты мог бы хоть сегодня не думать? Расслабься! – Она раздражалась все больше.

– Не думать вообще?

– Не можешь?

– А ты?

Она отвернулась, не желая продолжать этот бессмысленный разговор.

Планам Патрисии не суждено было осуществиться.

Возле подъезда стояла знакомая парочка. Широкоплечий брюнет и высокая женщина с копной рыжих волос. Еремин был в строгом костюме, а Ольга в кожаных брюках и полосатом свитере.

– Я же сказал, они сейчас придут! – громко обратился к своей партнерше Константин.

– Какая встреча! – воскликнул Антон. – Давно ждете?

– Минут пятнадцать.

– Мы очень устали, – недвусмысленно зло вставила Патя.

– Но не настолько, чтобы не выпить по чашечке кофе! – искренне радовался гостеприимный хозяин.

Они поднялись наверх.

На кухне во время приготовления сандвичей Патрисия прошипела:

– Я не выношу этого фараона!

Несмотря на то, что Антон был занят кофемолкой, фразу он расслышал.

– Не надо так расстраиваться, дорогая, – попытался утешить ее писатель. – Костя – хороший человек. И ты ему очень симпатична.

– Все они хорошие! – нервничала она.

– Зачем мы пришли сюда? – недоумевала Ольга, присев на краешек кресла. – Я послезавтра улетаю. Могли бы куда разумнее распорядиться нашим временем.

– Обещаю тебе, ты развлечешься! – настаивал следователь.

Ему стоило невероятных усилий привезти гувернантку в Измайлово. Он позвонил ей в пять вечера и предложил встретиться в метро, потому что был не на колесах по случаю праздника. Ольга сослалась на головную боль и на что-то еще в своем слабом организме. И тогда он примчался сам. На крыльях любви! И уж, конечно, постарался привести любимую в чувство!

Потом он заявил, что ей просто необходимо подышать свежим воздухом. Она согласилась на прогулку на катере.

– Только что же мне надеть? – задалась вечным женским вопросом.

– Кожаные штаны, – посоветовал Костя. – В них теплее.

– На улице тепло!

– На катере продует! И обязательно свитер! Есть у тебя свитер?

– У меня их несколько. Какой тебе больше нравится?

– Вот этот, зелененький, в полосочку.

Попасть на катер в праздничный день – всегда проблема. Но не для такого парня, как Еремин!

Они проплыли от Котельнической набережной до Киевского вокзала, радуясь легкому бризу, всеобщему веселью и красотам вечернего города. Правда, берега Москвы-реки – не самые красивые берега в мире, но и на том спасибо.

– А что дальше? – поинтересовалась Ольга, сиротливо оглядываясь на привокзальной площади.

– Сядем в поезд и поедем все прямо и прямо!

– На Украину, что ли?

– Я имел в виду метро.

– Значит, в Измайлово? – сделала она большие глаза.

– Как ты догадалась? У меня там живет друг Антон. Ты с ним знакома.

– Уже поздно, Костя. Я хочу уехать.

– Успеешь. Посиди полчаса, а то неудобно.

– Но только полчаса!

Пирамида из сандвичей заняла половину стеклянного столика.

– Как здорово, что в твоем холодильнике оказалось так много еды! – издевался Еремин.

– Не хами, Костян!

– Ты прав, на ночь обжираться вредно! Но если бы ты прокатился, как мы с Оленькой, на катере и отведал тамошних чипсов с изжогой и запил бы их тамошним пивом с икотой, ты бы не был так категоричен!

– Может, это согреет тебе душу? – Полежаев торжественно, как знамя, водрузил бутылку армянского коньяка.

– Обязательно согреет! – успокоил следователь. – В такой день грех не выпить. А? – подмигнул он Ольге.

– Ты же знаешь, я не пью крепких напитков!

– А я за рулем, товарищ милиционер! – отрапортовала Патя. – И через полчаса тронусь в путь.

– Да ладно вам! – обиженно произнес Костя. – Поддержите компанию. Есть повод. Я закрываю дело, измотавшее меня. Да и Антона тоже.

– Нет-нет! – протестовала Патрисия, прикрыв ладошкой поставленную перед ней рюмку.

– Как знаете. А мы с Антошей выпьем!

Они выпили и закусили, но это не оживило обстановку. Дамы держались отчужденно. Ольга смотрела в пол. Патя все время поглядывала на часы.

– Сегодня вы куда хуже притворяетесь, чем на днях в «Иллюзионе», – неожиданно заметил следователь.

– Что? – подняла голову гувернантка.

Патрисия уставилась на детектива с презрительной ухмылкой.

– Я говорю, что в кинотеатре вы правдоподобней притворялись. А сейчас нервничаете, наверно.

– Знаешь, дорогая, – обратился к девушке Антон, – у Кости прекрасная память. Даже на иностранные слова, смысла которых он не понимает. Ему удалось восстановить твои слова, адресованные Ольге за столиком в кафе, когда я вас покинул. Та сказала: «Делай вид, что мы незнакомы. Этот фараон ничего не понимает».

– Я, пожалуй, поеду! – соскочила со своего места Патрисия, но Полежаев поймал ее руку и крепко сжал.

– Никуда вы не поедете! Я ведь сказал, что закрываю дело.

– Какое мне дело до вашего дела! – скаламбурила девушка. – Я не имею к этому никакого отношения!

– Неправда, – ласково, даже, пожалуй, чересчур ласково улыбнулся ей Константин. – Это я вам могу доказать научно. Позавчера я приехал к Антону без предупреждения с единственной целью разделить с вами завтрак. Я так был вами очарован, мадемуазель Фабр, что унес с собой ложечку, которой вы помешивали чай. Прямо маньяк-фетишист какой-то! – При этих словах он достал из кармана пиджака чайную ложку и положил ее перед собой. – Вот она, родимая! Прости, Антоша, за вероломство. – Он полез в другой карман и вынул оттуда дактилоскопические снимки. – А вот ваши пальчики, дорогая Патрисия, с этой самой ложечки, – начал он раскладывать на столе снимки, словно пасьянс. – А вот опять же ваши пальчики. И это тоже ваши. Рассказать, где мы их сняли?

– Не стоит, – вздохнула она.

– Садитесь, мадемуазель Фабр. Разговор будет долгим и утомительным. И выпейте коньячку. Ей-богу, станет легче.

Она упала в кресло и залпом опрокинула рюмку.

– И ты, Оленька, тоже выпей. Не надо кукситься!

– Ты ошибаешься. Костя, – захлопала она кукольными ресницами. – Я тут ни при чем!

– Есть несколько свидетелей, которые видели тебя именно в этом наряде – в кожаных штанах и зелено-полосатом свитере – на одной вечеринке. Ты, кстати, и тогда не изменяла своим привычкам, пила исключительно белое вино и курила сигареты «Данхилл» без ментола. Я могу устроить очную ставку. Но захочешь ли ты сама встречаться с братвой? Не лучше ли во всем сознаться без очной ставки?

– Это все она! Она! – истерично закричала гувернантка, указывая на Патрисию. – Я не виновата! Меня заставили!

– Заткнись, дура! – взорвалась Патрисия.

Ольга закрыла лицо руками и заревела.

– Вечные проблемы с вами, женщинами! Как что – сразу слезы! Мы, Оленька, разберемся, кто виноват, а кто нет. Здесь ведь не зал суда. Нет ни присяжных, ни обвинителей. Мы просто по-дружески беседуем. Так ведь, Антон?

– Разумеется, – подтвердил друг. – Вы нас так долго водили за нос, что пора бы нам знать всю правду.

– Всей правды не бывает! – бросила ему Патя.

– Не будем отвлекаться на философию, – предложил следователь, – начнем с подарочка.

Он подмигнул Антону. Тот убрал со стола блюдо с бутербродами, а затем принес из другой комнаты «подарочек», завернутый в красную тряпку, и поставил его на середину стола. Костя помог снять золотой футляр, и диковинная чернильница восемнадцатого века предстала перед ними, переливаясь бриллиантами.

– Ее вы хотели получить в подарок на свадьбу?

Патрисия молчала. Видно было, что явление гильотины здесь, в квартире, произвело на нее ошеломляющее впечатление.

– Дьявол! – прошептала наконец она.

– Дьявол тут ни при чем, – продолжал Еремин. – История довольно запутанная. Но вы мне поможете…

– Не надейтесь!

– Ладно. Попробую сам. Все началось с того, что вы не поверили в гибель Вадима, любовника вашей матери. С вашей проницательностью вы видели этого жулика насквозь, в отличие от Катрин, ослепленной любовью. Вы также понимали, что только он, и никто иной, обокрал вашего деда. Ничего не стоило узнать его домашний адрес. Он записан у матери в телефонной книжке. Вам удалось выследить парня. Вы догадались, что он прячет коллекцию Мориса Фабра в подмосковной квартире своей бабки. Старики, как всегда, оказались крайними. Остальное было делом техники. Вы внедрили в окружение Вадима Ольгу. Она для вас выкрала ключи от подмосковной квартиры и сделала с них слепки. Вы приехали к несчастной старухе ночью. Открыли дверь своим ключом. И напугали ее до смерти. Что это было?

– Маска Смерти, привезенная с венецианского карнавала, – не без гордости заявила девушка.

– Что ж, венецианцы – большие мастера по части масок и розыгрышей. Из всей коллекции вы предпочли гильотину. Вы знали, что это самая ценная вещь. Больше в коллекции деда вас ничего не интересовало. Вы не сентиментальны, Патрисия. Зато очень расчетливы. Предмет старины вы отдали знакомому антиквару. Подчеркну: не сдали, а отдали. С той целью, что покупатель со дня на день явится. Вы придумали легенду, которую продавец обязан был выкладывать всякому, кто спросит о гильотине и назовет вашу фамилию. Легенда состояла в том, что вы попросили его отложить вещицу, потому что у вас не хватило денег. Можно только подивиться гениальности трюка. Покупателем оказывался ваш жених. Он делал вам свадебный подарок. Таким образом, вы возвращали гильотину и получали от антиквара деньги. А потом по каким-то очень веским причинам свадьба расстраивается. И гильотина опять возвращается к антиквару, а у вас появляется новый жених. Новая голова – под топор! И так до бесконечности.

– У вас больная фантазия, товарищ милиционер.

– Может быть.

– Со мной ты просчиталась, детка, – заявил Антон. – Мне не по зубам был такой подарок. Ты, наверно, думала, что у меня такие же гонорары, как у твоего Бадункова? Увы, мы с ним в разных категориях!

При упоминании фамилии маститого триллерщика Патрисия вздрогнула. Ей сегодня плохо давалась игра. Она – теперь уже сама – налила в рюмку коньяк и залпом выпила.

Ольга смотрела на все стеклянными глазами. Видно было, как она боится эту маленькую француженку.

– Больная фантазия, скорее, у вас, дорогая Патрисия. В вашей милой головке роятся планы тысяч ужасных преступлений. Но еще ужаснее то, что эти преступления стали воплощаться в действительность. – Еремин сделал паузу, а потом спросил: – Мне не всегда ясен мотив ваших преступлений. Зачем, например, понадобилось Танцору душить антиквара? Ведь несчастный работал на вас.

– Спросите об этом Танцора! – грубо оборвала Патя. – Нечего мне приписывать чужие грехи!

– Хорошо. Тогда, может, Оленька нам разъяснит? Не зря же ты вчера, дорогая, провела около трех часов на Патриарших.

– Ты следил за мной? – встрепенулась гувернантка, выйдя наконец из состояния ступора.

– Почему обязательно я сам? Так что ты нам расскажешь?

– Да-да, я все расскажу! Мне нечего скрывать! Меня заставили! – затараторила она.

– Заткнись, сука! – оборвала ее Патрисия.

– Могла бы и повежливей, – заметил Антон. – Ты пока еще не на зоне!

– Убийство антиквара для меня самой явилось полной неожиданностью, – начала рассказывать Ольга. – Вчера, когда я пришла к ней, она металась по комнате и кричала: «Какой дурак! Какой идиот!» Дело в том, что Танцор был ее любовником. И ужасно ревновал к Антону. Устраивал сцены. И тогда она объяснила ревнивцу, для чего ей нужна эта связь. Танцор ничего не сказал. Он решил втайне от нее убить антиквара и украсть гильотину.

– И выбрал для этого не самый подходящий момент, – усмехнулся Полежаев.

– Почему же? – возразил Костя. – Заодно он мог бы расправиться и с тобой, со своим обидчиком. А как вы познакомились с этим чудовищем? – обратился он к Пате.

Девушка отвернулась, предпочитая хранить молчание.

– Есть ли смысл что-то скрывать? Мы здесь все свои люди. Чуть ли не родственники!

– Познакомились случайно, – неожиданно начала она, так и не повернувшись к ним лицом. – Я еще училась в школе. Там, на Якиманке. Французская школа. Последний класс. Дети французских дипломатов, журналистов и просто специалистов, работающих в России. Я туда попала случайно.

– По протекции папы? – подсказал Еремин.

Девушка резко повернулась и с тревогой посмотрела на следователя.

– Да, по протекции, – подтвердила она. – В нашу школу пришли из газеты. Делать большой материал. Журналист и фотограф.

– Шведенко и Танцор? – догадался следователь.

– Да, Шведенко и Роберт. Они попросили показать им лучшую ученицу. Им непременно хотелось сфотографировать лучшую. Роберт впоследствии вспоминал, что Шведенко рассчитывал на дурнушку.

– Почему?

– Он любил обсасывать национальную идею. Французскую школу, по его мнению, должна была символизировать дурнушка. Статья, кстати, вышла скверная, с каким-то грязным подтекстом.

– Лучшей ученицей были вы?

– Да, я разочаровала журналиста. Зато очаровала фотографа. Роберт очень настаивал на свидании. Просто преследовал меня. И я согласилась. Это решение, скорее всего, было местью одному человеку, а не чем-то серьезным. Но Роберт привязался ко мне, как к зверушке. И у меня появился добровольный раб, готовый на все. Его прошлое, кстати, не являлось для меня тайной. Я видела его насквозь. И однажды между делом спросила: «Сколько лет ты отбарабанил на зоне?» Он раскрылся, как на исповеди. Был уверен, что не побегу доносить. Вы назвали Танцора чудовищем. Может быть, вы правы. Тот, кому ничего не стоит убить человека, наверно, чудовище. Но поверьте, он не был чудовищней тех, кого убивал! Взять, к примеру, этого гнуса Шведенко…

– Меня сейчас интересует не Шведенко, – перебил ее следователь, – а сама идея.

– О чем вы?

– О «Пушечном мясе». В прямом и переносном смысле. Как вы познакомились с Артуром Бадунковым? И как ваше сотрудничество с ним переросло в серию убийств?

– А вы неплохо поработали, товарищ милиционер.

– Мы оба старались, – кивнул он на писателя.

Патрисия закурила свой «Голуаз» и бросила уничтожающий взгляд на Антона.

– Я с детства зачитывалась детективными романами и мечтала писать сама. Я любила Жапризо. Его женские образы зачаровывали меня. Я жила их жизнью от первой страницы до последней. Меня манила тайна преступления. Виделись картинки невероятных убийств! И в каждом своя эстетика. Одно убийство не похоже на другое! Они бурлили, они кипели во мне! Я страдала бессонницей. Еще в школе начала писать криминальный роман. Учеба, конечно, мешала. К тому же я брала уроки у профессионального психолога. Матери сказала, что собираюсь поступать на психфак. На самом деле я никуда не собиралась поступать. Познания в этой области мне были необходимы для творчества. А кто пишет и не придает значения психоанализу, тот трижды дурак! Я написала толстенный роман и отнесла его в самое крутое издательство. Мне сказали: пишете вы хорошо, владеете всем необходимым, но действие романа происходит за границей, все герои – иностранцы, а это сейчас неактуально. Мы издаем русские романы.

– Ты могла бы отнести его в другое издательство, – вмешался Антон.

– Я не привыкла к отказам. Мой роман мне казался до такой степени хорошим! Я испугалась, что лучше мне просто не написать. И тут появился Бадунков. Вернее, он появился раньше. Сидел в кабинете главного редактора и внимательно слушал все, о чем там говорилось. Догнал меня уже на улице. Представился. Я, конечно, слышала его фамилию, но романов не читала. «Хотите маленький эксперимент? – предложил он. – Садимся в ближайшем сквере и обмениваемся нашими романами». Я сначала не поняла, что ему от меня надо. Рядом, на лотке, он купил свое последнее творение и вручил его мне с видом непревзойденного мастера пера. Я отдала свою рукопись. Мы уселись на скамейке в сквере и принялись за чтение. Только я не смогла одолеть и пяти страниц. «Для кого это написано? Для дебилов?» Он насупился, а потом выдал: «А вы – для кого? Для ученых-очкариков? Они не читают детективов! Им подавай высокий интеллектус! (Так и сказал: интеллектус!) Им подавай всяких там Борхесов! И прочих жидов! Детективы надо писать для дебилов! Они наши потенциальные читатели!» «Но ведь это даже не детектив! – говорю я, потрясая над урной его фолиантом. – Это боевик, или попросту „мочилка“!» Если честно, я была в шоке. Я читала много советских детективов и современных российских. Не могу сказать, что они мне очень нравились, но то, чем хвастался Бадунков, представляло из себя набор нелепых, идиотских комиксов, описанных первоклассником и смачно сдобренных блатными диалогами. «Вот что, милая, – сказал разъяренный Бадунков, – ты сначала сама попробуй написать такую „мочилку“, а потом пальцем тыкай! Сколько времени ты корябала свой интеллектус?» «Полгода, – честно призналась я, – а такую ахинею за месяц напишу!» «Вот и напиши! В моем стиле!» – «Да у вас его нет!» – «А ты все равно напиши! Без стиля! И получишь треть моего гонорара!» Я поинтересовалась, сколько это будет. Сумма мне понравилась. Так я стала писать романы Бадункова, и маленький эксперимент перерос в большой. За год я написала три романа и придумала сюжеты еще пяти, брошенных на разработку «братским могилам». Так что психоанализ мне не пригодился, зато пригодились устные рассказы моего друга Роберта по кличке Танцор!

– Мне кажется, вы не очень-то нуждались в денежной поддержке Бадункова, – вставил Еремин.

– Это вам так только кажется! Да, я ни в чем не нуждалась, потому что жила за счет мамочки. А мамочка за счет папочки, который нас бросил. Она считала, что это нормально. А меня это унижало с самого детства. Я умоляла маму отказаться от его денег. Но в таком случае ей пришлось бы работать, а она уже забыла, что это такое, и не собиралась вспоминать. Поэтому зарабатывание денег было моей наипервейшей целью в жизни. Я не упускала и поденной работы.

– Участвовали в «братской могиле»?

– Разумеется.

– Кто набирал поденщиков на романы Бадункова?

– Коммерческий директор.

– Обычно этим занимается сам автор или главный редактор, – выдал справку Полежаев.

– Здесь все было иначе. Бадунков понятия не имел, кто за него старается. А мне пришлось познакомиться с коммерческим поближе. С виду это интеллигентный человек. Из тех самых очкариков, которых ненавидит Бадунков. Он с ходу пригласил меня в ресторан, признался в любви и затащил в постель. Первостатейное дерьмо! Я вошла к нему в доверие, чтобы как-то контролировать процесс. Я сама приводила рабов. И он их брал с радостью, словно на них уже стояло клеймо качества. Кстати, он совершенно ничего не заподозрил. Потому что не знал, кто истинный автор бадунковских сюжетов. Он даже позвонил мне на днях и скорбным голосом сообщил об убитых, ведь они как бы мои друзья! Короче, предупредил об опасности. Я пообещала быть начеку!

– Вы участвовали в проекте «Пушечное мясо»? – удивился Константин.

– А как же! И даже получила причитающуюся мне сумму. Я никогда не отказывалась от денег, которые заработала честным трудом!

– Поэтому прекратились убийства поденщиков? Но ведь был еще кто-то пятый?

– Это я, – призналась Ольга, – но только формально.

– Как это понять?

– По моему замыслу, – хитро улыбнулась Патрисия. – «Братская могила» на этот раз не должна была осуществиться. Пятый раб сбежал и унес с собой синопсис пятого отрывка, который вряд ли сможет восстановить сам маститый автор! За это надо выпить! – развеселилась она. – Налейте-ка мне еще коньяку!

– Вот почему с таким упорством тебя искал Принц Уэльский! – уразумел Антон.

– Сивый мерин, а не Принц Уэльский! – захохотала Патя, выпив залпом коньяк. – Я с самого начала сделала ход конем. Вместо обычной «мочилки» разработала сюжет триллера-ужастика, что не свойственно бадунковским романам. Думала, зарежут! Куда там! Они бы и телефонный справочник издали под его дурацкой фамилией! Коммерческий даже радовался. Острил: «Бадунков изменил себе, но, слава Богу, не жене и не родине!» Все они радовались! До поры до времени! Артурчик вчера притащился ко мне. Весь помятый какой-то, горем убитый. «У тебя, – говорит, – не сохранилась пятая часть синопсиса?» «Нет, не сохранилась». – «Будь другом, напиши». – «Послушай, Бадунков, почему бы тебе не сходить к главному? Попроси у него рукопись незаконченного романа. Почитай внимательно и допиши сам. Я за тебя писала целый год! Теперь твоя очередь! Извини, что на этот раз не „мочилка“, а „интеллектус“. Так вышло». Тут он взбесился: «Ты специально все это устроила! Специально! Это ты убила моих рабов!» «Не надо тут вонять, – попросила я. – А то подниму в прессе такую вонь, что задохнешься!» Ему нечем было крыть. По-моему, его карьера под угрозой. – Она замолчала, с ухмылкой оглядела присутствующих и заявила: – Да, я специально все это устроила! Моя мечта осуществилась! Я разработала сюжет романа с настоящими убийствами. К сожалению, он получился лишь наполовину моим.

– Почему? – не понял Еремин.

– Потому что в нем принимали участие вы, а вы – герой Полежаева.

– И как же называется твой роман? – поинтересовался Антон.

– Я бы назвала его «Гильотина». – Она взяла со стола реликвию из коллекции деда, поставила ее к себе на колени и провела пальцем по серебряному лезвию. – Ведь это всего лишь лезвие для починки гусиных перьев, а не топор для рубки голов. Они все перепутали!

– Кто?

– Писатели, издатели, редактора. Они рубят головы, вместо того чтобы лечить души.

– Ты сама все перепутала, моя дорогая! – сорвался Полежаев. – Ты получила от Бога талант не для того, чтобы разрабатывать и воплощать настоящие убийства! Ты – сама гильотина!

– Настоящие, ненастоящие – какая разница? Сначала я убивала в моих фантазиях. Потом фантазии переносила на бумагу. Потом воплощала в жизнь.

– Ты – ненормальная!

– Ладно, хватит вам! – вмешался следователь. – Лучше выпейте еще по рюмке! И продолжим!

На этот раз выпила даже Ольга. Правда, подавилась и закашлялась. Еремин по-отечески похлопал ее по спине и подсунул в качестве закуски бутерброд с бужениной.

– Теперь пришла очередь поговорить о Шведенко, – приступил к дальнейшему расследованию Константин. – Как он попал в «братскую могилу»?

– Неужели не ясно? – изумилась Патя. – Он достал Роберта своим шантажом. Кроме того, тот поставлял этому гнусу девок. То есть оплачивал услуги блядей! Вам бы это понравилось? Роберт не знал, как от него избавиться. У Шведенко был вечный напряг с деньгами, и я посоветовала Танцору подкинуть журналисту идею о «братской могиле». Журналист охотно согласился. Таким образом, мы убили сразу двух зайцев!

– В первую очередь вы убили человека! – Антон уже не говорил – кричал.

– Гнуса! – возразила Патрисия.

– Прекрати! – прикрикнул следователь на Антона. – Теперь меня интересует механизм.

– Механизм? Пожалуйста! – Патя была уже достаточно пьяна, поэтому на все откликалась с воодушевлением. – Роберт принес другу Лене французскую газету с объявлениями. И сказал примерно следующее: «Тебе не надоело растрачивать свою неуемную потенцию на каких-то шлюх? Есть приличная девочка, которая даст тебе без лишних затрат с моей стороны. Лапка обучена музыке и знает по-французски. Вот гляди!» И тычет пальцем в объявление Ольги. Я ему сказала: «Третье снизу! Не перепутай! А то гнус позвонит какой-нибудь фифе, а фифа закочевряжится!» Дальнейшее вы знаете. Ольга назначила встречу в «Иллюзионе». Они смотрели Бунюэля. Потом поехали к нему. Потом – понятно что. – Она подмигнула Еремину.

Ольга покраснела и перестала жевать бутерброд.

– Кушай, лапка, кушай! Милиционер добрый – все тебе простит!

– Не паясничай! – не выдержал Антон. – Противно слушать!

– А ты не слушай! Я дяденьке милиционеру рассказываю, а не тебе! Так вот, пока они там кувыркались, мы с Танцором ждали внизу, в его «форде». Операция была назначена на пять утра. Ольга послала сигнальную ракету в виде пустой пачки «Данхилла». Это означало, что клиент спит, дверь открыта…

– Куда перевезли труп?

– На квартиру Танцора.

– Туда, где он прописан?

– Бог его знает! Он сам путался в своих квартирах! Гнусу отрезали голову, а все остальное оставили принимать серную ванну. Оказали прямо-таки царские почести!

– Почему в центре событий оказался Полежаев?

– Это моя ошибка! Все вышло само собой, как говорит Артурчик. Если бы я знала, что герой его романов не придумка, хрен бы стала связываться!

– Спасибо за комплимент, – поблагодарил следователь. – И все же почему Полежаев?

– Я следила за женой Шведенко. Мне было важно, чтобы она как можно скорей обнаружила пропажу мужа и подняла шум. Иначе зачем все? Удивительно, но милицию ей не удалось расшевелить! Я, честно говоря, занервничала и подумала, что зря мы увезли труп. Но вдруг она поехала в Измайлово! Я, естественно, за ней! Она проторчала около часа в подъезде Антона! Я видела, как он входил в подъезд. Потом приехали вы на своей «шкоде». Потом все вместе вышли и сели в машину. Я поняла, что дело начало продвигаться. Но кто вы такие – неясно. Хотя лицо Антона мне сразу показалось знакомым. Я решила, что он любовник Василины. К кому в первую очередь побежит женщина, когда пропал муж? И только придя домой я поняла, кого видела. У меня на книжной полке стояла пара покетов Полежаева с его портретами. Это меня окончательно прибило. Я решила сделать героем моего романа его! Писателя! Детективщика! Устроить ему несколько пакостных ситуаций, в которые он никогда не попадал сам, но так любил в них засовывать других! А пусть повертится! Пусть понюхает, чем пахнет настоящий труп!.. На следующее утро я установила за Антоном слежку. Функции филера выполняла наша незаменимая Ольга. Она мне сообщала по мобильному телефону о месте его дислокации. На какой полянке он улегся загорать. Что купил в магазине по дороге домой. В каком виде вышел из дома и куда направился. Когда она сказала, что он сделал пересадку на кольцевой линии метро и поехал в сторону Таганки, все стало ясно – едет в «Иллюзион». Пришлось заводить машину и гнать туда же. Я его обнаружила около касс. И не могла упустить своего шанса!

– И сразу же родилась мысль о богатом женихе, который способен выкупить гильотину?

– Еще накануне. Я привыкла рассчитывать ходы заранее.

– И убивать двух зайцев за один раз! А как вам удалось устроить появление Антона в квартире только что задушенной Констанции?

– Очень просто. Я писала мой роман на одном вдохновении! Констанция не в первый раз участвовала в «братской могиле». Естественно, по моей протекции. А началось это полгода назад. Мы близко сошлись на одной тусовке. Коко сразу бросалась в глаза своей необыкновенной внешностью, неординарным поведением. Я даже влюбилась в нее. Часто представляла нас в постели. Я вас не шокирую своими лесбийскими заморочками? – с надменной улыбкой обратилась она к присутствующим.

– Кажется, ты была иного мнения о лесбиянках? – не утерпел Антон.

– Это защитная реакция, Антоша, – ответил за Патрисию следователь. – Наша клиентка с детства страдает обостренным комплексом вины.

– Идите к черту! Я сама разберусь, чем я страдаю. Однако моя влюбленность переросла в ненависть и неприязнь, после того как Констанция попросила у меня денег взаймы. Я ей дала. Не очень большую сумму. Она поклялась, что вернет на следующей неделе. Я тогда еще не знала, что она азартный игрок и все до копейки проматывает в казино. Я дала ей из заработанных мной. Вы понимаете, что к своим деньгам я относилась с особенным трепетом. Папины лежат на счету в банке. На черный день. Я их не трогаю. Так вот, Констанция не вернула мне долг через неделю. И даже через месяц. Я не стала ей напоминать. Это не в моих правилах. Я нашла ей работу, рассчитывая, что она наконец расплатится со мной. Ведь за свой несчастный вклад в «братскую могилу» она получила сумму, втрое превышающую долг. Думаете, она вспомнила обо мне? Да ни черта подобного! Она тут же спустила все за рулеткой! А потом прибежала ко мне же, чтобы я снова устроила ей заработок. Надо признать, что Констанция здорово справлялась со своими отрывками. Быстро и талантливо. Хотя второго как раз от нее и не требовалось. Мы могли бы с ней горы свернуть! Но кому нужны наши таланты, наш интеллект? Наступило время бадунковых! И мы у них в рабах! И вновь я промолчала насчет долга. И вновь она не вспомнила о нем. Прошло три месяца. Я бы, наверно, и дальше ждала и не стала бы включать красавицу Коко в мой проект «Пушечного мяса», если бы не один случай, который вам покажется смешным и нелепым, а для меня явился последней каплей.

Мы как-то встретились случайно на Тверском. Был жаркий июльский полдень. Обнялись. Поцеловались. «Давай возьмем пива», – предложила Констанция. Мы подошли к ближайшему киоску, и вдруг оказалось, что ее кошелек пуст. «Возьми мне, пожалуйста! – попросила она. – В следующий раз я буду тебя угощать!» Я взяла. Потом еще. И еще. Пить очень хотелось… Мы встретились через два дня, тоже где-то в центре. Накрапывал дождик. Мне вовсе не хотелось пить, но я помнила о ее обещании угостить меня и поэтому предложила: «Давай возьмем пива!» «Знаешь, у меня что-то горло болит», – ответила Констанция и заторопилась домой. Поймите меня правильно, я не скупа. Я даже расточительна. Но я не дойная корова! Я не привыкла прощать людям их слабости!

Она опять осталась на мели. Ей нечего было есть в ее день рождения. Роберт позвонил Коко и предложил сделать несколько порнографических снимков. Он ее сильно удивил, когда вручил в подарок торт с надписью «Моя любовь – моя Бастилия!» Торт фигурировал в том самом отрывке, который она писала. Она спросила: «Откуда вы узнали?» – «Что узнал?» Она не имела права разглашать издательскую тайну. И промолчала. И не успела отведать ни кусочка. Он задушил ее в кресле, едва она приняла первую элегантную позу. Уж позы она принимать умела!.. В это время мы с Антоном сидели в «Иллюзионе» на концерте «Модо». Забавные ребята! Антон все время суетился. Выходил в фойе. Допрашивал обслуживающий персонал. Я догадалась, что он ищет ту, с которой был Шведенко. Меня поразило, честно говоря, что именно он, – не профессионал, – так быстро взял след. Но это как раз входило в мои планы, и я решила пустить его по ложному следу. Он сам признался, что у него пропал друг-журналист и что накануне этот друг был в «Иллюзионе» с какой-то незнакомкой. Я сразу вспомнила, с кем был его друг. Ну же, с Констанцией! Мы курили на улице, и я вернулась в кинотеатр якобы узнать ее адрес. На самом деле я связалась по сотовому с Робертом. Он еще находился в квартире Коко. «Дело сделано!» – отрапортовал он. Я посоветовала ему поскорее убираться оттуда. А потом посадила в машину Антона и повезла его на встречу с одной из героинь моего романа!

– Как все просто! – в отчаянье ударил кулаком по колену писатель. – Но нельзя же, нельзя так относиться к людям! Нельзя играть человеческими жизнями! Да, они, по-твоему, гнусы, свиньи или кто там еще! Но тебе не дано права решать, жить им или нет. Это жизнь и смерть. Это не литература!

– А литература – не жизнь и смерть? Я тебя не сравниваю с Бадунковым. Я вижу, как ты страдаешь. Но кому нужны твои страдания? Кому нужна литература? На днях в книжном магазине милая пожилая женщина спросила продавщицу «У вас есть что-нибудь типа Бадункова, но только еще покровавее?» А ведь она, наверно, чья-то бабушка! И ей не нужны твои страдания! Ей надо покровавее!

– Послушайте! Послушайте! – тоном умирающего от зверской пытки произнес Еремин. – Ночь на дворе. Спать охота. Потом будете спорить о литературе, если время останется! Меня интересует голова журналиста. Как и зачем она оказалась в квартире Василины?

– Я долго ломала голову над головой, – скаламбурила Патрисия, – не могла решить, кому ее подкинуть. Но все решило чувство.

– Что? – не понял следователь.

– Чувство. Я увлеклась Антоном, несмотря на весь мой корыстный замысел. Я увлеклась, это правда. Так бывает. Он тоже увлекся. Ведь это не скрыть. И в те первые дни, даже часы нашего знакомства я действительно хотела стать его женой!

– Когда же наступил перелом?

– В тот день, когда он привез вас к матери. Но сейчас не об этом речь. Я им увлеклась, а увлекшись, заревновала. Я прекрасно помнила, к кому в первую очередь побежала Василина, когда пропал ее муж. Это и решило судьбу головы. Ее отнес туда Роберт.

– Но вы этим не утешились, милая Патя, – заметил Константин. – Уж договаривайте до конца!

– О чем вы?

– О том изощренном садизме, который свойствен вашей натуре. Вы наблюдали за Василиной в бинокль из окна соседнего здания.

– Откуда вы знаете?

– Василина никогда не оставляет незадернутыми окна.

– Это ничего не доказывает. Может, Роберт просто хотел проветрить… От головы пованивало…

– А что вы так сконфузились? Неужели подглядывание в бинокль – большее преступление, чем убийство?

– Как автор романа я не имела права упустить такой красочный эпизод!

– Прекрасный ответ! – ухмыльнулся следователь. – Не буду сейчас спрашивать о том, как вы оказались в здании одной коммерческой фирмы в субботу в восьмом часу вечера. Оставим это на закуску.

Девушка снова, в который раз, бросила тревожный взгляд на Еремина и прикусила губу.

– А ведь ты была в тот вечер у меня… Правда, приехала ночью, – припомнил писатель. – И утешала Васю…

– Что мне оставалось делать? Я не сомневалась, что она побежит к тебе. Я сама подставила себе подножку! Василина осталась у тебя по праву несчастной женщины и бывшей любовницы. Ее нужно было утешить. И ты утешал как мог. Всю ночь.

Всем сделалось нехорошо от ее намека, но Полежаев успел дать отпор:

– Ты плохо изучали психологию, детка! Все не так.

– Верю, – пожала плечами Патя. – Ты большой оригинал!

– Ну? Выяснили отношения? – поинтересовался детектив. Его раздражало все, что не касалось расследования. – На очереди Мария Степановна. Она тоже по вашей протекции участвовала в «братской могиле»?

– Разумеется. Степановну я знаю давно, с пятнадцати лет. Она любила девочек в таком возрасте. Некрасивых учениц у нее не было. Некрасивым она отказывала. Также существовало табу на мальчиков. Она частенько устраивала спаренные занятия. Приглашала меня и еще какую-нибудь пташку. Обычно недотрогу, чтобы я сумела ее расшевелить. Любила заваливаться в постель с двумя сразу.

– Судя по всему, вас не очень-то это тяготило.

– Меня – нет. Меня всегда притягивала красота женского тела. А вот для некоторых занятия у Саниной оканчивались плохо. Одна девочка даже повесилась.

– Ты хочешь нас убедить, что отомстила за этих несчастных? – снова вмешался Антон. – Ты мало похожа на борца за справедливость!

– Я ничего не собираюсь доказывать. Степановна мне не делала зла. Наоборот, очень любила. Устраивала чуть ли не праздник, когда я приходила к ней в гости. И все-таки она была порядочной свиньей! Я не могу этого объяснить. Я почувствовала неприязнь к ней очень скоро, но выжидала. Все эти годы я наблюдала за ней. Мне было интересно ее изучать. Повадки, настроения, капризы. И я не могла не сделать ее героиней моего романа! Что касается «механизма», как вы любите выражаться, товарищ милиционер, то он был незатейлив. Сложность состояла лишь в том, чтобы застать Степановну дома. Она не домоседка. Я не могла до нее дозвониться два дня кряду. Она, видите ли, выслеживала какую-то обалденную телку! Такое с ней нередко приключалось. А Антон меня торопил. Ему не терпелось встретиться с Саниной, чтобы расспросить ее о Констанции, о которой та – ни сном ни духом! Их встречу приходилось откладывать. Наконец мне повезло. Степановна чуть ли не рыдала от восторга. Мы давно с ней не делали этого. Она часто звонила, умоляла приехать. У меня был всегда один ответ: «Мне некогда. Я делаю деньги». Это здорово ее отрезвляло, потому что, кроме девочек, у нее имелась еще одна страстишка. Но с деньгами ей везло еще меньше, чем с девочками! Однажды она осторожно поинтересовалась, как я делаю деньги. И с тех пор тоже стала работать на господина Бадункова. Итак, мы с ней договорились на субботу, на десять вечера. Я задерживалась за городом. Мама в тот день капризничала. Расспрашивала о женихе. Я торопилась, ведь мне предстояло еще отплясывать «Болеро» перед моим женихом.

– Ко мне ты приехала во втором часу ночи, – припомнил Антон, – пьяная. Просила прощения. Я считал тебя невиннейшим агнцем.

– Я опоздала, но она упорно меня ждала, – продолжала Патя, не обращая внимания на слова бывшего жениха. – Роберт сидел в машине во дворе у Степановны. Он долго ворчал на меня, что заставила его целый час маяться без работы. Дальше все было по тому же сценарию, что и со Шведенко. Степановна сразу же потащила меня в постель. Когда раздевались, я сказала, что ужасно хочу пить. «Возьми в холодильнике вишневый сок и мороженое и неси сюда!» Ничего этого я брать не стала. Мне нужно было открыть входную дверь и подать Роберту сигнал в виде пустой пачки «Голуаза». И так слишком задержалась. Санина уже нацепила халат. И хотела посмотреть, почему я так долго вожусь. «А где же сок, мороженое?» – удивилась она. «Соком я не напилась бы, поэтому выпила воды из-под крана. А мороженое мне нельзя. Хронический тонзиллит». – «Вот не думала, что ты такая больная!» Я постаралась сделать так, чтобы она стояла спиной к двери. Она как раз теребила в руках поясок от халата. Вышло все довольно нелепо. Она почувствовала, как открывается дверь за ее спиной. И обернулась. Увидела Танцора и онемела. Только молча смотрела то на него, то на меня. «Не пугайся, Машенька, – попросила я, – все сейчас объясню». Но она не стала слушать моих дурацких объяснений, уже разобралась, что к чему. Вид у Роберта довольно зловещий. Она закричала и швырнула в него тем, что оказалось под рукой. По иронии судьбы это был поясок от халата. Им-то Роберт и воспользовался, хотя у него была приготовлена удавка. Все произошло молниеносно. Мы уложили ее на кровать. «Иди в машину! – приказал Роберт. – А я тут все оботру». Я повиновалась, только вставила в пишущую машинку Саниной синопсис с ее отрывком.

– Зачем?

– Как зачем? Ведь никто – ни в милиции, ни вы с Антоном, ни безмозглый Бадунков, ни этот умник коммерческий – не прорубал, что я просто-напросто делаю мой роман, что все жертвы – это «братская могила» в прямом и переносном смысле! В конце концов мне пришлось ткнуть Антона носом!

– Глупо было с твоей стороны! – бросил Полежаев.

– Может быть, и глупо, только ты все равно ничего не понял! Ты постоянно хочешь казаться умнее своего героя, но у тебя не получается. Автор не должен выставлять себя напоказ. Его дело пятое! Сиди и помалкивай! Пусть читателю кажется, что тебя вовсе нет! Пусть он теряется в догадках, кто здесь герой, а кто – автор!

Молчавшая до этого Ольга тихо произнесла, как бы беседуя сама с собой:

– Вот-вот, у нее на уме только герои романов!

– Она делилась с тобой своими замыслами? – уцепился следователь.

– Нет! Нет! – испугалась гувернантка. – Я впервые обо всем этом слышу. Я тут ни при чем. Меня заставили! Я все расскажу…

– Потом, – взял ее за руку Костя, – потом поговорим. А сейчас успокойся.

– Какие нежности! – засмеялась, глядя на них, Патрисия. – А между прочим, товарищ милиционер, ваша козочка у меня спрашивала совета, переспать ей с вами или нет. Переспи, советовала я, отчего ж не переспать? Мужчина видный!

– Это когда же она успела?

– В кинотеатре, когда вы с Антоном захотели пописать. Мы тоже даром время не теряли.

– Это правда? – спросил Еремин.

Вместо ответа Ольга смущенно опустила голову.

– Не будем отвлекаться! – повысил голос следователь, чтобы скрыть свою растерянность. – Каким образом получилось, что поденщикам достались именно те отрывки, которые вы наметили? Ведь распределением синопсисов, как я понял, занимались не вы.

– Неужели непонятно? Я приводила к коммерческому людей в том порядке, в каком хотела. А он тоже во всем любил порядок. Выдавал синопсисы не с конца, а с начала. Я контролировала весь процесс.

– А где же пропадала целые сутки? – задал свой старый вопрос Полежаев. – Вряд ли это была тусовка. Ты пряталась от Бадункова?

– Очень надо было! – хмыкнула она. – Я провела этот день с Робертом. Он ревновал к тебе. Я хотела его успокоить, чтобы не выкинул какую-нибудь глупость. Он выкинул целых две! Убил антиквара и поехал к Василине. Он подозревал, что Шведенко рассказал о нем жене. Я не могла его переубедить, хотя ежу понятно: знай она, кем раньше был Роберт, давно бы заявила в милицию, по крайней мере сообщила вам.

– Он попросил вас позвонить Василине?

– Да. Танцор не отличался фантазией. Она ведь не дура набитая, чтобы на ночь глядя бросаться в погоню за трупом! Сразу ясно – это ловушка. Я пыталась вдолбить этому идиоту, что он засыплется сам и засыплет меня, но он здорово запаниковал, и я решила его успокоить. Роберта тоже можно понять. Столько работы у него не было давно. Нервы расшатались.

– Ты так говоришь, будто твой Роберт занимался научной работой! Тоже мне физик-ядерщик!

Патя оставила реплику Антона без внимания.

– Вопросы еще будут, товарищ милиционер? Честно говоря, я устала. Может, сразу в наручники?

– Ну что вы, дорогая Патрисия, мы дружески беседуем. – Еремин смотрел приветливо, но она уже догадывалась, что таится за этой приветливостью, и предпочитала ей наручники. – Мы только-только добрались до самого важного. На мой взгляд!

Он сделал паузу.

Патрисия старалась не смотреть на него.

Антон встал и отошел к окну. Ольга закурила последнюю сигарету, смяла в кулаке пустую пачку, да так и сидела со стиснутым кулаком.

– Оставим в покое гильотину и ваше нерукотворное произведение… – продолжал сыщик. – Поговорим о том, о ком упоминалось вскользь. Вы им пренебрегали. И в то же время пользовались его именем. Иначе как объяснить сделку с антикваром и ваше присутствие в коммерческой фирме в субботу вечером, где вам разрешалось глазеть в окна, вооружившись биноклем? Я говорю, Патя, о вашем отце. О Сергее Анатольевиче Грызунове, в доме которого два месяца назад было совершено страшное убийство…

– Это Роберт! – крикнула она.

Следователь покачал головой.

– Танцор всегда действовал профессионально. Заметал следы. Поэтому мой эксперт ничего не нашел ни на квартире Шведенко, ни на квартире Лазарчук, ни на квартире Саниной. Там, где вы действовали без него, везде ваши отпечатки. Вы были очень неосмотрительны в мелочах, хоть и разрабатывали грандиозные проекты.

– Все. Надоело. Я хочу танцевать! – заявила она неожиданно и бросилась в соседнюю комнату.

– Куда вы? – встрепенулся Еремин.

– Не бойтесь, я не выброшусь в окно. Всего-навсего включу музыку. Вы любите Адамо?

В соседней комнате действительно зазвучала музыка. Она включила на полную громкость.

Вернулась в комнату шатающейся походкой, с натянутой улыбкой.

– Вы будете танцевать?

Ей никто не ответил.

– Как хотите! – пожала она плечами.

Подняла с пола свой рюкзачок, прижала его к груди и принялась кружиться по комнате. Это был полупьяный танец. Она постоянно обо что-то стукалась. Она напомнила Полежаеву умирающую пчелу, которую он видел на лужайке Измайловского парка в тот самый день, когда встретил Патю.

– А знаете, товарищ милиционер, о чем поется в этой песне? Ах да, вы ведь не понимаете! «Я люблю, когда нас дразнит ветер, – начала декламировать она, – когда он играет в твоих волосах, когда ты изображаешь балерину, подражая грациозным па…»

– Вы, наверное, с детства любили изображать балерину, – догадался следователь. – Ведь ради балерины отец бросил вас с матерью…

– Ни слова больше! – закричала девушка.

В руке у нее был пистолет.

– Зря. – Еремин сохранял спокойствие.

– К окну! – приказала Патрисия.

Теперь оба приятеля оказались у окна.

– Это мой «ТТ», – узнал свой пистолет Полежаев. – Он лежал на антресолях!

– Но вот уже два дня лежит в моем рюкзаке.

– Он не заряжен! – усмехнулся писатель.

– Неужели? – в свою очередь усмехнулась Патя и выстрелила в центр стеклянного стола.

Остававшаяся за столом Ольга вскрикнула и закрыла голову руками. Столешница пошла трещинами.

– Как вы понимаете, мне нечего терять! Но взять просто так и продырявить вас – неинтересно, если только вы сами не захотите. Поэтому советую оставаться на своих местах. Эй, подруга! – похлопала она по плечу остолбеневшую гувернантку. – Хватит рассиживаться! Сделай дядям ручкой и поедем!

– Я хочу остаться, – еле выдавила из себя Ольга.

– Оставьте ее, – попросил Константин. – Вы пьяны. Чего доброго, не доедете!

– Ей безопаснее будет со мной! Танцы кончились, господа!

– Сделайте что-нибудь! – взмолилась Ольга.

Антон рванулся вперед, но Еремин железной хваткой остановил его гуманный порыв.

Небо уже просветлело, а высотки все еще горели вдалеке. Праздничная московская ночь плавно переходила в праздничное утро.

Заревел мотор джипа «вранглер» розово-черной расцветки, навсегда уносящегося из жизни Антона.

– Что, так и будем стоять?! – крикнул он Косте, вцепившись в подоконник.

– Что предлагаешь? Поймать такси? Вызвать милицию?

Следователь опустился в кресло и закурил.

– Хотя бы милицию, – неуверенно произнес Полежаев.

– Отец ее все равно отмажет. А сядет овечка Оля. Ей припишут все смертные грехи. Я не могу так поступить с женщиной хотя бы потому, что несколько часов назад делил с ней постель.

Антон уселся напротив и провел рукой по трещинам столешницы.

– Что же делать?

– Спать. Сон – самый мудрый советчик. Иди ложись, а я подремлю в кресле.

Костя закрыл глаза и тут же засопел. Писатель еще долго гладил погибшую столешницу и рассматривал остатки пиршества. Потом поплелся в спальню…

Их разбудил телефонный звонок. Первым к трубке поспел Еремин.

Он услышал душераздирающие всхлипы, и медленный голос (или это со сна все казалось медленным и тихим?) проговорил:

– Это Катрин. Патя разбилась. Нет больше моей Пати…

– Она была одна?

– Обе разбились. Все разбилось. Все разбилось.

– …Сейчас!..