Не всякий правитель в истории мировой цивилизации оставляет рядом со своим именем — имена известных современников из числа духовных подвижников, которые были бы связаны непосредственно с ним самим. Возьмем, к примеру, русских князей эпохи Средневековья. Рядом с именем Дмитрия Донского можно поставить имя митрополита Алексия и преподобного Сергия Радонежского. Уже этого — вполне достаточно.

Митрополит Киприан, к сожалению, в данном списке не помещается, не сложились у них отношения с князем. Но все же имя митрополита связано будет затем с Василием Дмитриевичем — сыном Донского.

Современницей князя Юрия Звенигородского и Галичского была, например… Жанна д'Арк (1412—1431). Французская героиня, святая католической церкви, пророчица и образец воинской удали и славы — погибла на костре за свои идеалы, связанные с единством и независимостью королевской власти. Ее имя теперь уже никак нельзя отделить от имени короля Франции Карла VII.

Однако если мы внимательнее отнесемся к тому, что делал и создавал Юрий Дмитриевич Звенигородский (из того, что история для нас оставила, не унесла в небытие), то мы заметим удивительную вещь. Цепочка сопровождающих его по жизни имен постепенно разрастается и превращается в довольно большой и символичный список.

Мы видим: чего-то не хватало ему, дабы не только окончательно понять — что такое Русь, но и осуществлять задуманное. Несправедливость, случившаяся с князем, заставляла его искать ответы на то — почему это произошло, а также обретать понимание — как изменить все по правде и справедливости, при этом не нарушая нравственных и духовных законов, не производя кровопролития, не совершая действий против законов предков и законов христианских.

Вот в чем ему помогали духовные мыслители и проповедники.

Эта глава посвящена краткому рассказу о тех, с кем жизнь свела Звенигородского устроителя.

Они влияли на его судьбу. Они помогали ему подняться на вершину власти, но при этом и способствовали самым его необычным поступкам, включая возврат полученной власти своим врагам.

Речь пойдет о духовных покровителях и заступниках, жития которых не очень известны широкому читателю. Однако автор уверен, что их деяния могут заинтересовать не только специалистов или людей, близких Церкви.

Чтобы убедиться в этом, читателю предлагается совершить путешествие в необычный мир, в обыденной жизни немного скрытый от мирского внимания.

 

Игумен Савва Сторожевский.

Гипотеза 13

Стихотворный набросок А. С. Пушкина «На тихих берегах Москвы», связанный с обителью Саввы (1822 год): «На тихих берегах Москвы / церквей, венчанные крестами, / сияют ветхие главы I над монастырскими стенами. / Кругом простерлись по холмам / вовек не рубленные рощи, / издавна почивают там / угодника святые мощи».

* * *

Поговорим более подробно о взаимоотношениях князя Юрия Дмитриевича и его духовного наставника — преподобного Саввы Сторожевского. Мы помним, что именно князь упросил его оставить Троицкую обитель и переехать к нему в Звенигород. Однако это произошло тогда, когда Юрий уже получил удел в наследство. Вряд ли он сделал бы такое, если бы не знал игумена раньше.

Когда впервые встретились инок Савва и Юрий Дмитриевич? Быть может, во время крещения князя в Переяславле. Но если иметь в виду более серьезные встречи в зрелом возрасте, то их можно вполне отнести к детству князя. Он хоть и был крещен Сергием Радонежским, но, по преданию, вместе со своей матушкой — княгиней Евдокией — часто бывая в Троицком монастыре, стал близок тамошнему духовнику — Савве.

Через некоторое время он, как мы уже знаем, решает выбрать его своим наставником. «Ибо Савва был его отцом духовным», — пишет нам автор Жития преподобного Саввы Сторожевского Маркелл Хутынский. А другой писатель XIX века добавляет: «Сын и брат великокняжеский, крестный сын преподобного Сергия, Георгий Дмитриевич, князь Звенигородский, часто посещая Сергия в его обители, по его, конечно, совету, избрал себе Савву в отца духовного. Пытливый дух молодого князя, его ум, просвещенный многим книжным учением, нашел себе полное удовлетворение в духовном руководителе своем, и он, наконец, решился, влекомый любовию и жаждою духовною, не разлучаться с этим руководителем».

Но нас интересует, когда же впервые мог состояться «Звенигородский союз» мирского князя и духовного подвижника. Истоки его можно отнести к 1383 году, когда в Москву приехал епископ Смоленский Даниил и попросил разрешения остаться в Москве. Не в этот ли момент Савва впервые попадет в Звенигород?

После 1389 года — времени получения Юрием Звенигорода в собственный удел — Савва мог появляться у епископа Даниила намного чаще. И не один, а со своим учителем Сергием. Именно к этому времени относятся некоторые легенды и предания, согласно которым Савва бывал в звенигородских землях вместе с Сергием Радонежским. Позднее таких легенд возникает все больше, например, в житиях (в рукописи Симона Азарьина 1653 года, в главе «О посещении Преподобным Сергием обителей, в которых начальниками были его ученики»). Записывались истории вроде такой.

«И ночью видит он во сне, как будто он по-прежнему занимается каменным строительством в Саввином монастыре, а впереди него, видит он, ходит и указывает, занимаясь тем же делом, юноша в вишневой однорядке. И слышит Иван голос, обращающийся к нему и говорящий об этом юноше: “Это подмастерье, прислан к тебе на помощь из Троицесергиева монастыря”. Он удивился, потому что тот был очень молод, и такие обычно бывают учениками.

Пробудившись от видения, он стал размышлять и благодарил Бога и Преподобного Сергия за посещение, уразумев с удивлением, что святой помогает ему и в строительстве и в жизни, вместе с учеником своим, преподобным Саввою, заботясь о своих обителях и опекая их.

Тому же Андрею рассказывал ризничий Филарет, что Преподобный Сергий посещает обитель ученика своего, святого Саввы. Многие видели, как они ходили вместе по монастырю и будили братию к заутрене, и на караулах их тоже видели».

Последующие события нам уже известны. Преподобный Савва переехал в Звенигород, где основал свой монастырь. Здесь он благословил князя Юрия на поход в Волжскую Булгарию, венчал его с княжной Анастасией Смоленской, помогал расписывать Звенигородские соборы преподобному Андрею Рублеву, управлял церковным хозяйством.

В последние годы своей жизни старец Савва построил неподалеку от горы Сторожи скит, где много молился в уединении. Об этом в Житии Маркелла Безбородого написано так: «Себе же устроил маленькую келийцу, решив ее удобной для возделывания добродетели, и к страданиям большим, и к подвигам постным приступая, и теплейшим рачителем безмолвия показавшись… Блаженный же Савва несколько лет пробыл на месте том и достиг глубокой старости, никогда не изменяя своего уставного правила. Лишь в отношении к миру и живущим в нем он изменился, упражняясь не в мирском и суетном. Не об излишней пище заботясь, не в мягких одеждах красуясь, не телесного ища покоя, но тесный и трудный путь предпочитая, а не легкий, и нищету больше богатства возлюбил, и бесславие больше мирской славы, и терпение страдания больше бесполезных радостей».

Последний год с небольшим жизни преподобного Саввы можно с уверенностью назвать временем его настоящего духовного величия. В этот момент он становится одним из самых главных церковных авторитетов, старейшим и наиболее почитаемым из духовных старцев, покровителем быстро крепнущей и развивающейся Звенигородской цивилизации, являвшейся частью московской культурно-исторической среды. Центр торговой и духовной жизни перемещается в Звенигород, культурно-исторические ориентиры раннемосковского эстетического сознания бесспорно находят свое рождение и воплощение на этой земле. Игумен Савва проявился в то время как вдохновитель и источник идей, духовный наставник и прозорливец, сумевший видеть намного вперед время и тенденции возможного развития Русского государства.

Не обычное положение сложилось на Руси в 1406—1407 годах, в первый год так называемого «церковного безначалия», в промежуток после кончины митрополита Киприана и перед кончиной преподобного Саввы Сторожевского. В эти два последних года жизни имя и личность старца Саввы превращаются в символ церковного оплота и крепости православного русского духа. И пусть мы знаем, что в это время преподобный Савва был уже стар и дряхл, что он обитал в пещере у стен основанного им монастыря на некотором расстоянии от Москвы, а значит, реального влияния на события как будто иметь не мог. Это было так и не совсем так.

Именно с тех времен идут истоки известности Звенигородского края, массового сюда паломничества, появления такого глубокого почитания имени преподобного Саввы, внимания к нему не только со стороны простого народа, но и со стороны власть имущих, царствующих домов будущего времени, среди которых особое место займет дом Романовых.

В 1406 году скончался митрополит Киприан. На Московском княжестве не стало главного церковного иерарха, устроителя, иначе говоря — главы Церкви. В такой момент обычно авторитетом пользуются признанные духовные лидеры — подвижники, старцы. Естественно, митрополичья кафедра не могла долго пустовать, в Константинополе на замену Киприану в Москву был быстро направлен митрополит Фотий. Но он был грек по происхождению. Не известно в точности, например, хорошо ли он на момент рукоположения владел русским языком. А главное — Фотий находился в то время в самом Константинополе, и добираться до Москвы ему пришлось почти четыре года, то есть появился он в стольном граде только в 1410 году!

Известно, что безначалие в Церкви на Руси привело к большому ущербу для духовной жизни. Церковью были утрачены многочисленные земли и другие достояния. Некому их было защитить. Но и это происходило уже после кончины преподобного Саввы, то есть между 1407 и 1410 годами. Пока был жив он и пока была жива его духовная дочь — великая княгиня Евдокия (в монашестве Евфросиния) — вдова Дмитрия Донского — ни о чем подобном и речи не могло быть.

* * *

Преподобный Савва Сторожевский жил бок о бок с князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским. Близость к князю стала в некотором роде испытанием памяти о самом старце. Современники часто умалчивали его достоинства.

Но что не могут сохранить рукописи (которые по странной уверенности «оптимистов» как будто бы не горят), то сохраняет память народная. С ней, то есть с отношением народа к памяти о Звенигородском старце Савве, — ничего поделать было нельзя.

Мы понемногу открываем сегодня имена тех, кто заменил ушедшего с миром преподобного Савву Сторожевского на духовном поприще наставничества князя Юрия Звенигородского. В год кончины старца Юрию Дмитриевичу исполнилось 33 года. Символический возраст абсолютной зрелости. Таким образом, духовный отец довел по жизни своего сына до расцвета сил и ума. И тихо ушел.

Известно, что когда спустя годы были вновь обретены мощи преподобного Саввы, то было найдено и его схимническое облачение. Мы ничего не знаем — как, когда и где он принял схиму. Его схимническое облачение не сохранилось.

Также известно, что он жил в пещерке, которую либо отыскал, либо сам выкопал. «Опасаясь славы и счастия более, нежели в мире боятся унижения и бедствия, он уклонялся за версту от монастыря, к северу и там, в глубоком овраге, под сению густого леса, ископав себе пещеру, предавался молитве и изливал потоки слезные, в покаянии, в умилении, в созерцании на земле жизни обителей небесных», — писал автор XIX столетия.

Сохранились многочисленные иконы, которые стали особо популярны в веке XIX и начале XX. Иконописный извод повторялся вновь и вновь. Преподобный Савва в пещере, с иконой и лампадой.

Позднее, в XIX столетии, на месте пещерки Саввы возникнет скит, который в наши дни стал одним из главных посещаемых мест Саввино-Сторожевского монастыря. На Руси скитом называлось уединенное место, некоторое собрание келий, рядом с небольшим храмом, куда отдельные подвижники могли уходить на время из соседнего большого монастыря.

Саввинский скит устроился и расширился при епископе Леониде, авторе одного из Житий старца Саввы. Цветные открытки начала XX века показывают нам необыкновенную красоту этого места, к сожалению, пережившего необычайно трудные времена в период советской власти. Сейчас он восстанавливается в том виде, каким был построен полтора столетия назад.

Преподобный Савва Сторожевский преставился 3 декабря 1407 года (16 декабря — по новому стилю). Почил он мирно, и, как отмечено было, «братия же собравшаяся на погребение отца своего и видя его, преставившимся… многие слезы проливала и стонами горькими терзалась, ибо отлучилась от кормника и учителя»…

Кончина игумена Звенигородского произошла скорее всего в небольшой пещерке, в скиту, близ основанного им монастыря, в полутора верстах от стен града Звенигорода, там, где преподобный старец в последние годы земного бытия проводил свои дни и ночи. Через некоторое время домовина с его телом была поставлена у царских врат построенного по его же благословению каменного Рождественского собора, монастырская братия отпела покойного, а затем мощи его были положены тут же, при входе, у правой стены под окном. Ибо никто не хотел, чтоб тело преподобного скрылось в глубинах погоста, а лучше оставалось бы рядом, там, где продолжалась служба, где звучали молитвы и псалмы, где под самым куполом храма отражалось эхом протяжное единогласное пение.

Не прошло и десятилетия, как слух о старце распространился по Русской земле, к мощам его потянулись люди, уверовавшие в святость преподобного, происходившие чудеса подтверждали их веру, местное почитание начинало перерастать во всеобщее. Хотя летописи и документы не баловали потомков упоминаниями о его житии, но не истекло еще даже столетия, как народ уже величал его Сторожевским или Звенигородским чудотворцем.

Возможная канонизация затянулась. К тому времени, когда об этом заговорили вновь, — многое уже забылось, причем настолько, что материал для Жития Маркелл Безбородый собирал по крупицам да кое-что просто взял из других похожих текстов.

В конце XV столетия начинается так называемое местное почитание святого. Это значит, что несмотря на отсутствие официальных церковных решений, народ стремился к месту, связанному с жизнью или деятельностью почившего подвижника. Фиксируются — устно или письменно — различные события, с этим связанные, а также чудеса. Они приводили к исцелению от болезней, порой вообще неизлечимых.

Когда количество таких событий в Звенигороде стало столь многочисленным, что не говорить об этом стало просто нельзя, то и речь пошла о канонизации. Это означало, что будет назначен определенный день памяти о святом, который внесут в церковный календарь, затем будут составлены его Житие, Служба о нем, а также написаны его иконописные лики (образы) как святого и даже освящены церкви или приделы церквей в его честь.

В 1505 году у мощей старца в монастыре уже служили молебны. Рукопись из Троицкого монастыря 1530—1540-х годов рассказала, что «третьяго декабря совершалась память пр. Саввы» и «славословие». Тогда преподобного Савву уже называют «чудотворцем».

Иноки Саввиной обители начали собирать свидетельства о чудесах ее основателя. Они передадут их потом митрополиту Макарию, а тот — Маркеллу Безбородому, который включит их в Житие Звенигородского старца.

Канонизация Саввы Сторожевского в 1547 году на Московском соборе при митрополите Макарии почти совпала с временем венчания на царство Ивана Грозного! В те же годы почти одновременно были канонизированы князь Александр Невский, Петр и Феврония Муромские, Пафнутий Боровский, Зосима и Савватий Соловецкие, а также соратник и сподвижник Саввы — Никон Радонежский.

Для монастыря в Звенигороде это было важнейшее событие. Появилось Житие, которое вошло в списки Четьих-Миней, составленных Макарием. Чудеса стали известны повсеместно.

В XVII столетии украсили и вновь отстроили в камне его обитель, а затем он стал одним из наиболее известных почитаемых духовных подвижников на Руси.

Особое значение монастырю придавал царь Алексей Михайлович, 19 января (1 февраля) 1652 года по его инициативе состоялось обретение мощей игумена. В эти же годы происходит переустройство обители, внешний вид которой сохранился с этого времени до наших дней. Саввино-Сторожевский монастырь получил статус Лавры первым в истории Руси.

Место, связанное с последними годами его жизни, стало центром паломничества, до сих пор Звенигородский монастырь посещают сотни тысяч людей в год, и он (статистика — вещь упрямая!) принимает гостей в количестве, которое едва ли заметно уступает только двум другим духовным центрам России: Троицесергиевой лавре, основанной Сергием Радонежским, и Серафимо-Дивеевской обители, связанной с именем Серафима Саровского.

С монастырем и именем Саввы связано множество чудес, два из которых стали историческими. Первое — это спасение старцем Саввой царя Алексея Михайловича от медведя во время охоты, а второе — явление преподобного пасынку Наполеона Бонапарта Эжену Богарне в дни захвата французами Москвы в 1812 году. Последнее событие знаменито тем, что Богарне, не разорив по просьбе старца монастырь, единственным среди главных полководцев Наполеона остался живым (как и предсказывал Савва), а его потомки породнились с русской царской семьей и жили в России.

После Октябрьского переворота Звенигородская обитель Саввы была лишена своей главной святыни и закрыта. Но вскрытые и украденные мощи уцелели, они были в наши дни переданы в Свято-Данилов монастырь, а в августе 1998 года торжественно перенесены в родную обитель — в Рождественский собор Саввино-Сторожевского монастыря, где ныне и хранятся.

Напомним, что наиболее известным источником сведений о Савве Сторожевском явилось его самое первое Житие, написанное в XVI веке агиографом и знатоком крюкового пения Маркеллом Хутынским (по прозванию Безбородый). Краткое Житие игумена Саввы переложил в свое время на современный ему русский язык поэт Александр Пушкин.

Памятник преподобному Савве открыт у входа в Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде в августе 2007 года.

 

Переписка с Кириллом Белозерским

Из духовной грамоты преподобного Кирилла, XV столетия:

«Я, грешный и смиренный игумен Кирилл, увидел, что постигла меня старость, ибо впал я в частые и различные болезни, которым и ныне подвержен, человеколюбиво Богом наказываемый за мои грехи, ибо болезни мои умножились ныне, как до сих пор никогда, ничего мне не предвещая, кроме смерти и страшного Спасова суда в будущем веке. И во мне смутилось сердце мое перед исходом, и страх смертный напал на меня. Боязнь и трепет перед Страшным судищем пришли ко мне, и покрыла меня тьма недоумения. Что сделать, не знаю, но возложу печаль на Господа, пусть Он сделает, как хочет, ибо Он хочет, чтобы все люди спаслись».

* * *

Подтверждением того, что князь Юрий искал себе духовных покровителей и учителей, достаточно серьезно стала дошедшая до нас история его переписки с преподобным Кириллом Белозерским — одним из наиболее известных подвижников монастырского устройства того времени.

Когда скончался преподобный Савва Сторожевский, князь остался без своего постоянного наставника и в некотором роде — руководителя. Важные духовные советы порой могли перерастать в серьезные решения, жизненные поступки и вполне светские воплощения. Вспомним хотя бы благословение старцем Саввой князя на битву с булгарами. Или его же поучение о «благочестивом княжении», зафиксированное в его Житии XVI века (об этом поучении мы поговорим подробнее в главе «Загадки князя Юрия»).

И вот теперь, после 1407 года, не стало игумена Саввы. Монастырь на горе Сторожи словно опустел, на время. Осталась и пустой пещерка, вырытая преподобным неподалеку от обители, в лесу. Местные жители уже тогда начали свое почитание святого.

В то время на Руси из учеников или последователей преподобного Сергия Радонежского наиболее уважаемым оставался старец Кирилл, обитавший в созданном им монастыре на Белом озере. Князь Юрий принял решение обратиться к нему с просьбой о поддержке, а также о том, чтобы он стал его духовным отцом.

Расстояние до Белого озера от Звенигорода было немалым, от Галича — почти таким же. Поэтому первоначально Юрий обратился к старцу с письмом.

К сожалению, текст этого письма не сохранился. Однако мы можем частично реконструировать его по ответу, который написал преподобный Кирилл Юрию. Он ссылается на послание князя, а потому невольно цитирует главные его положения.

Так мы узнаем о событиях, которые открываются нам с особенной стороны. И нам стоит поговорить подробнее о том — почему старец Кирилл Белозерский отказался от наставничества, за которым к нему обратился возможный наследник Московского престола.

* * *

Последователей у преподобного Сергия Радонежского, как мы говорили, было немало. Если не разделять их на «первых» и «последних», на близких и не очень, на тех, что входят в число Радонежских святых, или остальных, — то тогда таковых было даже не много, а очень много! То есть мы не можем поставить рядом с его именем никого, кто имел бы такое количество учеников, причем оставшихся в русской истории великими подвижниками.

Большинство из них основали со временем свои монастыри, где, как правило, вводили общежительский устав, как заповедал «игумен земли русской». Наиболее известные мужские и женские монастыри той эпохи были именно общежительными. Достаточно лишь перечислить их, чтобы понять — насколько пример и учение Сергия Радонежского вошли в духовную традицию Руси, Это Троицесергиев монастырь, Чудов, Спасо-Андроников, Махрицкий, Симонов, Саввино-Сторожевский, Высоцкий, Петровский, Снетогорский, Кирилло-Белозерский, Спасоевфимиев, Покровский Глушицкий, Спасо-Каменный, Спасо-Прилуцкий, Коневский, Павло-Обнорский, а также, как пишет историк Церкви XIX столетия митрополит Макарий, «все четыре монастыря, основанные преподобным Авраамием Галичским, все три, основанные преподобным Макарием Унженским, и др.; а из женских — Алексеевский московский и Зачатиевский нижегородский. Руководством при устройстве общежития монастырского служили у нас, кроме правил соборных, правила и наставления древних святых отцов — Василия Великого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Феодора Студита и других».

В конце XIV — начале XV века монастыри вырастали по всей Руси. Многие последователи Сергия, даже вообще не зная его, называли себя таковыми заочно, словно бы подтверждая свою причастность важному делу устроительства отечества. Известны так называемые его «собеседники», то есть те люди, которых трудно назвать прямыми его учениками, но они находились с ним в особом молитвенном общении, выражали те же самые идеи.

На Руси до наших дней очень почитают двух духовных подвижников — последователей Сергия Радонежского, которые ушли на Север, в сторону Белого озера. Это были Ферапонт и Кирилл. Сначала они жили вместе, а затем разделились, и Ферапонт основал новую обитель на соседнем озере. Так появились две северные святыни — Кирилло-Белозерский и Ферапонтов монастыри. Благодаря большой сохранности библиотеки Кирилловской обители (на Север редко добирались разного рода захватчики, которые в первую очередь стремились почему-то сжечь все книги и рукописи) стало возможным в дальнейшем восстановить множество белых пятен в русской истории.

Известно, что большинство именитых учеников и последователей Сергия Радонежского происходили из родовитых семей. Ярчайший пример — преподобный Кирилл Белозерский, который был в прямом родстве с семьей тысяцких Вельяминовых из Ростова, в миру звался Козьма и был печатником боярина и окольничего великого князя Дмитрия — Тимофея Васильевича.

Кстати, Кирилл Белозерский и Савва Сторожевский, если присмотреться к историческим фактам, чем-то всегда были близки по образу и по духу. Они предпринимали некоторые важные шаги в своей жизни почти одновременно, они уходили из родных обителей и основывали свои монастыри. Может быть, именно поэтому к преподобному Кириллу обратился после кончины Саввы князь Юрий Звенигородский за духовной помощью и поддержкой? Именно Кирилл Белозерский окормлял духовно младшего брата и соседа Юрия — Андрея Можайского. Эта «близость» косвенно показывает, что в жизни братьев-князей происходило много похожего. Князь Юрий хотел выглядеть не хуже, чем его старший или младший братья, а потому призвал к себе в отчину и выбрал в духовники первоначально именно Савву — предположительно выходца из именитого смоленского рода, то есть поступил так же, как делали и они.

Боярство в Москве и уделах занимало весьма весомое положение, особенно в период княжения Дмитрия Донского и его сына Василия. Когда Василий Дмитриевич получил знаменитое письмо от Едигея из Орды с предупреждениями о том, что Русь ведет себя неправильно и дани не платит, то там было написано черным по белому о смене прежнего поколения бояр, слушавшегося татар, — новым, которое стало им враждебно.

Так Кирилло-Белозерский монастырь стал в дальнейшем важнейшим духовным центром, вокруг него появилось множество небольших обителей-пустынек, а их обитателей стали называть Заволжскими старцами. Учениками Кирилла Белозерского были Савватий Соловецкий, основатель Соловецкого монастыря, Александр Ошевенский, Корнилий Комельский. Монастыри распространились до самого Белого моря.

Ферапонт же, вскоре после кончины Саввы Сторожевского (буквально — через полгода), переехал с Севера в соседний со Звенигородом город Можайск. Здесь он продолжил многие начинания Звенигородского чудотворца, на землях Можайского удела, принадлежавшего тогда одному из сыновей Дмитрия Донского, младшему брату князя Юрия — Андрею.

Очаги монастырской жизни притягивали к себе разных людей. В суровых северных краях даже маленький огонек — всегда спасение. Тем более если это касается не мирских, а духовных проблем. Так выковывались новые традиции. Можно сказать, что так вырастала и новая культура. Иноки занимались просвещением и образованием окружающего населения.

Постепенно жизнь менялась, монастыри начинали аккумулировать немалые средства, включая все возрастающие земельные владения, а также ценности, которые постоянно жертвовали состоятельные миряне. Обители строились, разрастались и в итоге — укрупнялись. Отшельники окончательно исчезали как образ жизни, и полностью побеждала общежительная форма быта.

А затем начнутся споры уже внутри самого монашеского сообщества — жить ли, обладая собственностью и землями, с огромными богатствами, или наоборот — вернуться к «нестяжательству», полностью отказаться от материальных благ, полученных сверх меры.

Но это будут уже споры следующего столетия.

* * *

Некоторые монашествующие подвижники поддерживали отношения с именитыми князьями порой даже на расстоянии, с помощью переписки. Князю Юрию в Звенигороде было проще, близкая и непосредственная духовная опека, поддержка и даже в некотором роде защита в лице Сторожевского игумена были у него почти десять лет.

С кончиной старца Саввы правитель Звенигородский осознал — какую он понес потерю. Для сохранения светского авторитета и даже народного признания любому князю необходимо было покровительство почитаемых духовных подвижников.

Оставшись один, без преподобного Саввы, Юрий станет искать себе нового наставника и советчика. Но не тут-то было.

Как мы уже говорили, невольное положение его как соперника великого князя, как сильного и богатого воеводы, «неразбуженного медведя», имеющего по многим поводам свою, независимую точку зрения, помешает ему в поисках духовного отца. Ведь Савва ушел из жизни почти одновременно — в один год — со вдовой Дмитрия Донского — Евдокией. А это означало, что ее роль арбитра между сыновьями в вопросах престолонаследия закончилась. Юрий становился неугоден для Москвы, великого князя — своего брата и многочисленного московского боярства.

Вот в какое время Юрий Звенигородский обратился с письменным посланием к Кириллу Белозерскому, считавшемуся уже тогда одним из влиятельнейших старцев и подвижников Руси. Судя по всему, переписка между ними была довольно продолжительной по времени. Об этом мы узнаем из строк Кирилла: «как я тебе, господин, и прежде этого писал». В новом послании князь просил только одного — молитв преподобного, его отеческих советов и наставлений, а также возможности приехать к нему лично. В этот момент очень сильно заболела его жена Анастасия. Ему требовалась поддержка. Такое обращение и такое преклонение перед духовным лицом могли считаться вполне обычными даже для облеченного властью светского человека. Казалось бы — почему нет? Но неожиданным «ударом» стал полный отказ Кирилла стать наставником Юрия в какой бы то ни было форме. Заметьте, не простой отказ, а именно категорический!

Попробуем разобраться — почему это произошло. Первые ответы напрашиваются самым естественным образом. Игумен Кирилл, как считается, сам происходил из рода бояр Вельяминовых, которые в тот момент были верны великому князю Василию Дмитриевичу и считались главными его советниками. Кроме того, в это время Кирилл Белозерский уже был духовным отцом князя Андрея Можайского — младшего брата Юрия и его соседа по уделам. Князь же Андрей был полностью подчинен брату Василию.

«Репутация» у Юрия была такова, что даже переписка с ним могла стать роковой для того, кто на нее решится. В этом смысле никакие авторитеты уже в расчет не брались. И преподобный Кирилл Белозерский это хорошо понимал. Вот почему в его ответе Юрию есть довольно горькие для князя слова.

Юрий просит о духовном покровительстве. Он буквально молит старца стать его личным духовным наставником. При этом предлагает для этого несколько различных вариантов: переехать Кириллу в Звенигород насовсем, или приезжать время от времени, или даже вовсе не оставлять свою обитель, а князь готов будет навещать его когда и сколько тот захочет.

Настоятель Белозерского монастыря отвечает: «А что, господин князь Юрий, писал ты ко мне, грешному, что, дескать, “Издавна жажду я увидеться с тобой”, — так ты, господин, Бога ради не смей того учинить, чтобы тебе к нам поехать…» И еще добавляет для «усиления» отказа, что даже если князь приедет, то ему — настоятелю — придется покинуть монастырь, дабы с ним не встречаться. «Если ты поедешь ко мне, — пишет Кирилл, — так что, господин, ставлю тебя в известность: невозможно тебе нас увидеть. Покинув, господин, даже и монастырь, пойду я прочь…»

Другой бы на месте Юрия просто обиделся, получив такой ответ. Но он продолжал помогать Кирилло-Белозерскому монастырю материально, «обильными милостынями», за что его потом и благодарили. Но самое интересное, что даже Кирилл признавал глубокие знания и духовную крепость, присущие князю Юрию. В том же послании игумену принадлежат строки: «Господин, слышу я, что божественное Писание ты совершенно разумеешь и читаешь».

Уже тогда было ясно, что отношения с весьма самостоятельным князем не всегда приветствовались Москвой и подчинявшимися ей уделами. Вступить с Юрием Звенигородским в отношения, похожие на те, которые у него были со старцем Саввой Сторожевским, означало, что духовный покровитель мог взять на себя бремя восстановления в Великом Московском княжестве исторических прав на престолонаследие, то есть — стать «за Юрия». Но сила и власть тогда были на стороне старшего Василия. Кто бы смог перечить ему и столь серьезно демонстрировать свое отношение лояльности к опальному Юрию?

Вот почему многие отказывали князю Звенигородскому в сотрудничестве. И мы не знаем имен тех, кто заменил ушедшего с миром Савву Сторожевского на духовном поприще наставничества и путеводительства сына Дмитрия Донского.

Такие повороты судьбы пришлось пережить Юрию Звенигородскому после кончины Саввы, особенно в следующий после его отпевания год — 1408-й. Именно тогда, в нарочито показательном виде, брат Юрия — князь Андрей — попросил переехать к нему насовсем бывшего сподвижника Кирилла — старца Ферапонта, основавшего недалеко от Белоозера свой отдельный монастырь. И Ферапонт согласится, приедет и поселится в Можайске, основав здесь новую, Лужецкую обитель. Альтернатива многим звенигородским идеям была налицо. Князь Андрей словно копировал брата: сильный властитель и известный старец — в одном уделе, рядом с Москвой. Но только… за Москву, и без каких бы то ни было претензий на престол (хотя по смерти Юрия — таковые могли появиться!). И князь Юрий вдруг оказался в некоторой духовной изоляции.

Неожиданное одиночество, отсутствие сакральной поддержки после кончины Саввы Сторожевского в какой-то степени влияли и на авторитет Юрия среди народа. Это князь Василий и его сторонники прекрасно понимали. Отсутствие поддержки отцов и старцев подспудно означало в сознании людей, что власть у князя лишь мирская, но она — «без неба». А для русского человека того времени это была не полная власть. Нужны были некоторые доказательства небесного покровительства.

И в дальнейшем летописи покажут нам князя Юрия как «проигрывающего» в глазах простых людей. Особенно когда он займет великокняжеский трон в Москве. Богатый, сильный, знающий, умный, терпеливый, да небесами не поддержанный!

Когда позднее начнутся так называемые «феодальные войны» (термин, оставшийся еще со времен советско-марксистской исторической науки, хотя используемый и поныне), которые лучше и правильнее называть «междоусобными», а также когда пойдет нешуточная борьба за наследство Дмитрия Донского, — князю Юрию будет сопутствовать удача. И окружающие быстро поймут, что юридическая правота на его стороне. Но не более того. Многие не воспримут его притязания с моральной точки зрения. Василий и потомки будут пытаться перехватить инициативу в своем «духовном предводительстве». Моральная изоляция почти сделает свое дело.

Но почти.

Мы же помним — как отозвался о нем автор Жития преподобного Сергия Радонежского! Да и после Звенигородского чудотворца — преподобного Саввы — появятся у него и другие заступники. Они словно будут ждать его в трудную минуту, среди суровых лесов Галичского края.

 

Галичские святые: незабытые имена.

Гипотеза 14

Из «Сказания о нашествии Едигея» XV века: «Этого старцы не одобрили, сказав: может ли быть хорошим то, него в наши дни не бывало и в древности не слыхано, чтоб столько городов дать князю, пришельцу в нашу землю, а главное столицу Русской земли».

* * *

Мы не случайно вывели эту главу как отдельное повествование в данной книге. Несколько дополнительных биографий нисколько не повредят заинтересованному читателю, дабы он смог разобраться в мельчайших деталях происходивших тогда событий. Без рассказа о Галичских святых многое вообще становится непонятным. Ведь иногда самые невероятные обстоятельства определяли важнейшие исторические решения или поворотные моменты той реальности.

Край Галичский дал Средневековой Руси, да и потом всей России, многих выдающихся духовных подвижников, старцев, представителей духовенства и православной культуры. Среди них есть и преподобные, и митрополиты. Даже простое перечисление имен создает удивительную панораму нашей отечественной истории.

В списке этом: святитель Филипп (Колычев) — митрополит Московский, Макарий Унженский (Желтоводский преподобный), святитель Иона — митрополит Московский, Кирилл преподобный Новоезерский.

Среди иных имен попадаются и такие: предполагается, что из Галича происходил самозванец Григорий Отрепьев. Кроме того, в Галич Мерьский попадали время от времени именитые изгнанники. Так, позднее сюда стараниями Бориса Годунова будет сослан князь Андрей Шуйский, а затем также и Василий Шуйский будет отправлен в эти края самозванцем. Именно в галичских застенках содержались пленные поляки и литовцы, которые сопровождали Лжедмитрия в походе на Россию. Символично, что родина самозванца стала местом заточения его сподвижников.

Здесь мы приводим сведения о наиболее важных людях, которые имели отношение к описываемым событиям, то есть к концу XIV века, вплоть до середины XV столетия. К перечисленным выше мы добавим и другие имена. О них пойдет речь ниже — в этой главе. Об удивительных подвижниках Галичских.

Среди них:

Авраамий Чухломской (Галичский), преподобный;

Паисий Галичский, преподобный;

Григорий Пельшемский, преподобный;

Иаков Железноборовский, преподобный.

Что ж, поговорим о них подробнее, познакомимся и с возможными гипотезами, которые, как надеется автор, для пытливого читателя стали уже вполне привычными.

Устроительство Авраамия Чухломского

Вдоль Чухломской дороги простираются нехоженые леса, болота.

Из современного путеводителя

Одним из тех, кто привнес дух русской святости в Галичские края, был именно этот человек. Православие на земле «чуди и мери» распространялось не очень просто. Но преподобному Авраамию удалось сделать то, что до этого не смог сделать ни один из приходивших сюда подвижников. Он оставил после себя несколько монастырей, ставших центрами здешнего духовного просвещения.

Нам мало что известно о нем. Еще в юности Авраамий стал учеником и постриженником преподобного Сергия Радонежского, хотя был намного старше своего учителя. Возможно также, что до этого он подвизался в Нижегородском Печерском монастыре. Какое-то время он прожил в Троицкой обители у Сергия, а затем, став иеромонахом, был благословлен и удалился на Север, в края Костромские, и еще далее — в Галич и Чухлому («прииде к езеру Галичскому…»).

Главные сведения о его жизни в этих краях остались в Житии старца, которое было написано (или частично составлено) позднее — в XVI веке, по-видимому, — игуменом Чухломского Покровского монастыря Протасием, и сохранилось в списках до наших дней. Монастырь, где Протасий игуменствовал, был одной из четырех обителей, основанных преподобным Авраамием еще во второй половине XIV века.

Житие старца Протасий озаглавил так: «Месяца июля в 20 день, житие и жизнь и преставление преподобнаго и богоноснаго отца нашего Авраамия, игумена городецкаго чюдотворца, в Чухломском уезде, на Городке, и о явлении ему чюдотворныя иконы пречистыя богородицы, и о составлении обители, в нем же имать и от божественных чюдес его». Для написания текста агиограф XVI столетия внимательно разговаривал со старейшими монахами обители и просматривал все древние источники, которые остались или хранились в монастыре. Кроме этого, он сам мог видеть местное почитание святого, а потому поспешил рассказать обо всем в Житии.

«И вопросившу ми иноков тоя святыя обители благоговейных и многолетных, — пишет Протасий, — есть ли каково списание о житии и о пришествии на место сие преподобного Авраамия. Иноцы же тоя святыя обители принесоша ми мало нечто написано о житии преподобного Авраамия ветхо и издранно, аз же едва прочтох и известно изверихся о житии преподобного». Далее агиограф сообщает уже свои личные наблюдения: «Не токмо же от писания сего, но и сам своима очима видех от святаго его гроба многая чюдеса».

Известно, что у подножия одной местной горы во время молитвы Авраамий неожиданно услышал глас: «Взойди на гору, здесь стоит икона Матери Моей!» Поднявшись на вершину, Авраамий заметил на дереве икону Пресвятой Богородицы с Младенцем. Чудо так поразило его, что он пал на землю. Но голос призвал его: «Авраамий, встань!» Он поднялся и взял икону Умиления. А затем построил на этой горе келью, которая стала основой для создания обители Успения Пресвятой Богородицы (Новоезерской).

Когда монастырь разросся, Авраамий удалился в пустынь, дабы найти уединение. Позднее и здесь возник общежительный монастырь, названный Великою пустынью Авраамия.

Так, время от времени старец покидал свою братию и основывал новую обитель. Самой большой из них стала Покровская.

Есть известия о его общении с местным Галичским князем (задолго до князя Юрия), который пригласил Авраамия к себе в гости. Но тот ответил посланнику: «Иди и умоли князя твоего оставить меня в сей пустыни плакаться о грехах моих». Однако князь настаивал. Тогда старец переплыл озеро на лодке, а по преданию — перешел по воде, на которой и по сей день видны небольшое волнение и заметная струя другого цвета, называемая Авраамиевою.

Скончался преподобный Авраамий в день пророка Илии, 20 июля (по новому стилю — 2 августа) 1375 года, в тот самый день, когда почитается икона Божией Матери (Умиление) Чухломская или Галичская. Таким образом, он застал при жизни рождение князя Юрия Дмитриевича (ноябрь 1374 года), будущего управителя здешними землями. Хотя существуют рассказы о том, что он встречался даже и с самим князем Юрием Галичским и что тот будто испрашивал у старца благословения перед началом больших дел, включая военные походы, а также выспросил для него сан архимандрита. Таким образом, по одной из версий (хотя подтверждений этому точных нет) он мог скончаться уже позднее 1389 года, то есть после того, как Юрий Дмитриевич получил эти земли в удел.

Старца поминают как Галичского, Чухломского и Городецкого чудотворца — все это места, где он обитал. Он часто изображается с Галичской (Умиление) иконой Божией Матери в руках.

Известны некоторые его чудеса. Например, рассказывали, что преподобный Авраамий пересекал озеро по воде — от запада к востоку, переходя к островку Фролищево, а затем отправлялся таким же образом к другому берегу, к подгорью, где и основал потом Паисиев монастырь.

В Чухломе по сей день почитается колодец, выкопанный, по преданию, преподобным Авраамием. Воду отсюда считают целебной.

Мощи преподобного хранятся в каменном храме Покрова Пресвятой Богородицы с приделом пророка Ильи в Авраамиевом Городецком монастыре. В этой же обители позднее оказались родовые захоронения семьи Лермонтовых.

Все четыре монастыря, основанные преподобным Авраамием, находились в Костромской земле и в одноименной епархии. Как писали ранее, Авраамиева пустынь была закрыта еще в 1775 году и находилась на берегу Галичского озера. Другая обитель оставалась в 60 верстах на северо-восток от этой пустыни, у села Озерки. Третья — на реке Виге — также была упразднена в начале XVIII столетия. Покровский монастырь, называемый иначе — Авраамиевым Городецким, — расположен в 12 верстах от города Чухломы.

Когда Юрий Звенигородский спустя 14 лет получит от отца — Дмитрия Донского — эти земли в свой удел, то все начинания преподобного Авраамия окажутся в самом своем развитии. Энергию устроительства, духовного просвещения, основу для освоения края — все это заложил этот удивительный подвижник, деяния которого, к сожалению, не исследованы в подробностях и по сей день.

Можно отметить однозначно — без подвижничества старца Авраамия Галичская земля не стала бы родиной известных русских святых и князю Юрию Дмитриевичу труднее бы пришлось в поисках опоры для осуществления своих замыслов.

Пророчества Паисия Галичского

Прозорочными очима прозря…

Нестор. Житие Феодосия Печерского, до 1093 г.

Не случайно мы включаем рассказ об этом святом в наше повествование. Он был одним из тех, кто принимал участие в событиях, связанных с борьбой за власть в период междоусобных войн. Ведь большая часть его жизни прошла в Галиче Мерьском, в монастыре Успения Богоматери, что располагался на берегу Галичского озера. Преподобный Паисий был в обители игуменом и скончался в сане архимандрита.

Мы ничего не знаем о его происхождении, месте и дате рождения, так же как мы не знаем точно — кто основал монастырь в Галиче, в котором он подвизался. Есть предположения, что он появился здесь еще в 1385 году, но тому нет документального подтверждения. По крайней мере, Николаевская обитель на горе Красница уже существовала, когда он пришел сюда. Хотя вполне можно предположить, что он мог быть родом из этих мест, а потому вовсе не приходил в Галич, а жил тут всегда.

Известно лишь то, что одним из самых известных бояр времен князя Дмитрия Донского в галичских краях был некто Иоанн, прозванный Овином. Он поселился как раз подле Николаевского монастыря и фактически содержал его. Есть неподтвержденные гипотезы, что он и участвовал в основании обители еще в 1378 году. В самом монастыре очень почиталась церковь Святителя Николая, которая, судя по всему, была довольно древней, а потому обветшала или просто сгорела. Благодаря Овину и на его пожертвования был построен новый храм.

Однажды (иногда это событие относят к 1425 году) у порога дома боярина Иоанна появился некий незнакомец. В руках он держал икону с образом Пресвятой Богородицы. Овин принял от старика икону в дар и больше его не видел. Правда, тот успел оставить небольшой завет — просьбу построить храм в честь Успения Божией Матери. По другой версии — к боярину пришел не старик, а два юноши, которые напомнили затем Овину двух ангелов.

Боярин Иоанн оказался человеком, помнящим свои обещания и исполнительным. Он выстроил обетный храм. С тех пор Николаевский монастырь был переименован в Успенский. А в храме была помещена икона Овиновская (память ее празднуется 15-го по старому и 28 августа — по новому стилю), с которой затем будут связаны важные исторические события.

Именно сюда и пришел новый инок, а затем игумен — преподобный Паисий. Впоследствии народ прозвал его Галичским.

Паисий затем оказался в самой гуще событий междоусобной войны между великим князем Василием Васильевичем и Юрием Звенигородским и Галичским. Конечно же он прекрасно понимал и сочувствовал князю, который покровительствовал Галичскому краю. Ведь Юрий Дмитриевич в сознании многих людей тогда действительно считался наследником законным. Однако одновременно многие духовные подвижники не считали правильным решать некоторые вопросы военным путем. Теперь мы прекрасно понимаем, что и сам князь Юрий практически не предпринимал серьезных действий военного характера по отношению к своему племяннику. Он просто стоял на своем, защищая свои наследственные права. А когда дело доходило до угроз — тогда и брался за оружие. Но, во всяком случае, советы духовных людей всегда имели для него важнейшее значение.

С именем преподобного Паисия связана удивительная история, случившаяся как раз в эти времена. Когда в 1433 году Василий Васильевич Темный все-таки сумел разорить Галич, то он принял решение лишить город его главной святыни, считавшейся покровительницей, что могло бы ослабить влияние этого края на московскую политику. Для этого он забрал из Успенского монастыря тот самый заветный образ Божией Матери. И увез с собой в стольный град Москву. Как говорили в народе — пленил. Противостоять этому настоятель монастыря Паисий конечно же никак не мог. Обитель в те времена переживала не самые лучшие свои времена.

Галичане сильно опечалились в тот момент, ведь образ сей составлял славу города, поклониться ему приезжали гости с разных концов Руси.

Однако произошедшее затем чудо полностью изменило все происходящее.

Овиновскую икону, по прибытии князя Василия Темного домой, поместили в Успенском соборе, в самом центре Московского Кремля. В тот же день к вечеру отслужили молебен. Утром, когда открыли храм, то иконы на положенном месте не обнаружили. Никто не мог предположить — куда она делась. Разве что украли?

Но предание запечатлело для потомков следующее. Икона в тот же день оказалась в своем Успенском монастыре — на берегу Галичского озера (что трудно представить в реальности — из-за расстояния от Москвы до Галича, а также из-за невысокой скорости передвижения в то время). Она стояла на своем месте, откуда была забрана князем Василием.

Игумен Паисий с братией возрадовались такому чуду. После этого Овиновская икона еще более прославилась, количество паломников (и по сей день) в храм и монастырь значительно увеличилось.

Символическое возвращение иконы обратно домой, в Галич, многие толковали по-своему. Град, как и его удельный князь-покровитель Юрий Дмитриевич, теперь представлялись не просто самостоятельными, но и имеющими достаточно силы, включая и реальное духовное покровительство как чудотворной иконы, так и самой Небесной Заступницы, которого хотел лишить их великий князь Московский.

Историки трактуют те события по-своему, считая, что икону вернул назад в Галич князь Юрий Дмитриевич, когда стал великим князем Московским и поселился в столичном Кремле в 1434 году. Он счел сделать это необходимым для восстановления справедливости. Но молва и последующие не любезные к нему летописи изменили суть возвращения Овиновского образа в родной монастырь. Слишком уж был хорош и справедлив этот непокорный правитель. Оставим же выяснение исторической правды будущим исследователям.

Для Василия Васильевича история с иконой стала серьезным уроком. И он его не забыл. Подтверждением этому служит тот факт, что уже после кончины Юрия Дмитриевича он вновь вспомнит об Овиновской иконе. И решит осуществить свое желание обладать ею в Москве, хотя бы в списке. На оригинал после таких чудес никто уже посягнуть просто бы не посмел.

По прошествии времени наследником Юрия Звенигородского и Галичского в этих краях стал его сын Дмитрий Красный. Успенский монастырь, как и сам край, не пребывали, по известным причинам, в богатом состоянии. Междоусобная война давала о себе знать, ведь теперь за свои права вели битвы другие сыновья князя Юрия.

Князь Дмитрий Красный был более лоялен к Василию, войн с ним не вел. А потому в завещании своем попросил преподобного Паисия Галичского сделать список с чудотворного образа Богоматери Овиновской, с того самого, что уже побывал в Москве, и отправиться с ним в столицу. Цель — попросить у великого князя покровительства для обители и прекратить ее разорение. К сожалению, при жизни князя Дмитрия сделать это не удалось. Хотя предполагается, что преподобный Паисий сопровождал тело его в Москву (князя похоронили в Архангельском соборе Кремля).

Все же позднее Паисий прибудет в столицу еще раз, уже с иконой. К этому времени не только образ, но и сам игумен Успенского Галичского монастыря были настолько известны, что встречать гостей с Севера под колокольный звон с крестным ходом вышли сам великий князь, его сын — будущий государь Иван III, митрополит Московский Иона (он, кстати, происхождением был из галичских земель) и множество столичного люда.

Теперь старец Паисий Галичский оставил в Москве образ чудотворной иконы Овиновской Божией Матери насовсем. Конечно, не оригинал, а список. Но он затем почитался в столице, в связи с произошедшим и запомнившимся всем чудом, не менее оригинала. Поместили икону снова в тот же Успенский кремлевский собор. Однако князю Василию Темному уже не суждено было вновь лицезреть сей образ Богородицы, ведь он был к тому времени ослеплен своими противниками… Плененную когда-то икону, изображающую Богородицу с Младенцем Христом, вставшую с трона, он мог воспроизводить лишь в своей памяти.

Тогда великий князь Московский щедро одарил преподобного, поддержал обитель и выдал Паисию Галичскому охранную грамоту, по которой наместник края обязан был покровительствовать Успенскому монастырю и защищать его от напастей: «да всячески снабдит обитель и хранит ю, яко зеницу ока». А Паисий в ответ, как считается, одним из первых преподобных благословил возникающую после междоусобиц единую Русскую державу, произнеся исторические слова: «Бог да благословит царство твое, благородный великий княже, и да будет на тебе благословение от десницы нашего Архипастыря, от Великаго Архиерея, прошедшаго небеса, от Владыки Христа отныне и до века».

Уезжал из Москвы Паисий с почетом и большим эскортом. До самого Галича его сопровождали два отпущенных митрополитом Ионой архимандрита. С этого момента в истории монастыря на Галичском озере наступила новая эра. Известно, что митрополит Иона возвел Паисия в сан архимандрита.

В истории остались и другие события, связанные с Овиновской иконой Божией Матери. Одна из них относится ко временам игуменства в обители Галичского подвижника. Однажды загорелся Успенский храм, где стоял образ. Стали разыскивать пономаря-ключника, чтобы отворить двери церкви. Но он куда-то подевался. Пламя охватило всю церковь. Тогда один из иеромонахов по имени Иаков взял бревно и выбил им дверь. Вбежав в горящий храм, он в огне взял чудотворную икону и вынес ее. Как известно, ни икона, ни сам иеромонах совершенно не пострадали от пожара, что вызвало большое изумление собравшегося люда.

Другая история вызывает много споров и пока еще не нашла полного объяснения. Дело в том, что известными и почитаемыми со временем стали две иконы Овиновской Божией Матери. На одной из них было изображено Успение Пресвятой Богородицы. А на другой — в виде Одигитрии — Богородица с Младенцем, который благословляет левой (!) рукой. Ныне в Галиче и Костроме хорошо известна вторая. А первая, которая дала название монастырю преподобного Паисия (Успенский), да и день почитания которой как раз, по логике, должен приходиться на праздник Успения — 28 августа (по новому стилю), словно бы отошла на второй план. Причем разобраться в этой ситуации не могли уже и в XVIII столетии. Трудно теперь сказать — какая именно по изображению Овиновская икона была вывезена из Галича в Москву при Василии II.

Возникшее, видимо, еще в XVI столетии «Сказание о чудотворном образе Богоматери Овиновския иже явися во граде Галиче» ясно говорит о существовании образа Успения: «вскоре во обители оной церковь древяну воздвиже, во Имя Пречистыя Божия Матере Честнаго и славнаго Ея Успения: и образ оный иже от рук ангелских прият внесе в церковь».

Время, видимо, все расставит на свои места.

Итак, прожил старец Паисий в обители, как считается, более 70 лет. Здесь же и скончался. В памяти потомков остались его слова, которые произнес он перед преставлением своим ученикам и преемникам: «День жития нашего уже приклонился к вечеру: вот ныне постиг меня сей день. Молю вас, и после моего отшествия терпите здесь ради Бога, как обещались в обители Пресвятой Богородицы, соблюдая веру до конца нашего подвига, да сподобитесь неосужденно достигнута горнего Сиона и поклониться воскресшему Христу».

Известна дата кончины преподобного Паисия — 23 мая (5 июня по новому стилю) 1460 года (по некоторым данным — 1463 года). В этот день отдают дань памяти святому Леонтию Ростовскому, храм во имя которого в Галичском монастыре построил покровитель Паисия — князь Дмитрий Красный. Такое совпадение в истории не бывает случайным.

Погребен игумен был в монастырской церкви Успения Богоматери, там, где находилась и чудотворная Овиновская икона Божией Матери. Позднее, уже в конце XV столетия, сам монастырь стали называть как Паисиев Успенский (иногда писали — Паисиин Успенский). А вероятнее всего, уже в XVII столетии Паисий был причислен к лику святых, он почитается как известный в Северной Руси чудотворец.

Крещение у Григория Пельшемского

Пельшма — с коми — «рябина», а в целом — «Рябиновая местность».

«Тотьма», исторический альманах

Иногда за какими-то событиями в истории стоят люди, о которых мы почти или совсем ничего не знаем. Одним из таких подвижников был преподобный Григорий, прозванный позднее Пельшемским — по месту обитания, а также — Вологодским чудотворцем.

Выясняется, что он (об этом пишет, в частности, историк А. А. Зимин, ссылаясь на рукописное Житие преподобного) крестил чуть ли не всех детей князя Юрия Звенигородского и Галичского. Довольно спорное утвер ждение, ведь, например, Василий Дмитриевич родился тогда, когда еще был жив старец Савва Сторожевский — покровитель семьи Юрия. Однако нельзя отрицать, что преподобный Григорий сыграет важную роль в борьбе за Московский престол именно сыновей князя Юрия Дмитриевича.

Без уяснения того — кем был этот подвижник, мы не можем утверждать, будто полностью понимаем — что же в то время происходило на Руси. Остановимся на его жизни чуть подробнее. Благо этому помогает нам уже упомянутое Житие, написанное, по-видимому, в конце XV — начале XVI века со слов некоего инока Тихона, знавшего старца Григория лично и после его кончины постригшегося в Пельшемской (Лопотовской) обители у своего наставника. Кем написано? Неизвестно.

Само Житие Григория Пельшемского относят не к галичским, а к вологодским агиографическим памятникам. Оно дошло до наших дней в трех редакциях, которые сильно не отличаются одна от другой. В каждом тексте имеется ссылка на то, что «бе некий мних, именем Тихон», который, собственно, и поведал все о преподобном. То был его слуга еще с мирских времен, о чем и сообщает Житие со слов: «Я служил игумену Григорию, когда еще был мирянином и носил мирскую одежду».

Однако некоторые части документа совпадают с текстами другого Жития — Дионисия Глушицкого, автор которого известен. Это инок Иринарх, глушицкий монах. На основании этого предполагалось, что он и есть также автор Жития Григория Пельшемского. Но по традиции, свойственной многим другим Житиям того времени, тексты могли заимствоваться и переписываться (даже с минимальной правкой) без всякой ссылки на авторство. Еще историк Ключевский заметил, что автор рассматриваемого нами Жития использовал также и Житие Димитрия Прилуцкого, там, в частности, где речь идет о похвале преподобному Григорию Пельшемскому.

Три редакции текста, о которых мы уже говорили, отличаются не только некоторым объемом, но и важным содержанием. К таковым важнейшим сведениям можно отнести события в Вологде, имевшие отношение к годам 1430— 1431-м, когда Дмитрий Шемяка осаждал город, а также времена, когда старец Григорий пошел в Москву, как будто бы обличать князя Юрия. Противоречия, которые возникают при сопоставлении данных текстов, приводят нас к тому, что мы можем предположить более поздние внедрения в текст Жития и даже переписывания текста, связанные с необходимостью идеологического характера. Например, показать якобы «отрицательную» подоплеку действий князя Юрия Дмитриевича в его сложных взаимоотношениях с племянником Василием Васильевичем. Ведь князь Юрий всегда ссылался на духовную законность своего наследственного правления, а также на поддержку среди духовных наставников и лидеров. Позднее, когда сыновья Юрия проиграли схватку за престол, наследникам Василия очень важно было показать то, что известные отцы и учителя Церкви не всегда поддерживали мятежного князя и даже пытались остановить его от «пагубных» действий.

Трудно теперь, по прошествии времени, восстановить документальную справедливость. Но наличие именно трех редакций данного Жития подсказывает, что верить следует более ранней, то есть — редакции первой. А в этом самом первом варианте, кстати, — более подробном и последовательном, — вообще нет никакого рассказа об обличении Григорием Пельшемским князя Юрия, ставшего великим князем, тем более — о хождении старца в Москву с этой целью.

Странно, что события обличения имеют по второй редакции место быть в 1431 году, а Юрий Дмитриевич стал князем великим в 1433-м, то есть в указанный год в Москве, куда будто бы направился преподобный Григорий, находиться никак не мог. А если в это время княжил Василий II, то кого тогда обличал преподобный?! Это несовпадение — явное подтверждение поздней и специальной вставки в текст Жития. В первой редакции также нет и уж слишком яростного обличения сыновей Юрия, а в рассказ о Дмитрии Шемяке и осаде им Вологды внесена странная путаница, недвусмысленно показывающая очередную попытку изменить суть старинного текста.

* * *

Итак, самая первая редакция начинается словами: «Житие и подвизи преподобнаго отца нашего Григория чюдотворца игумена в Лопотове на Пелыпме реце жившаго». Автор горестно замечал, что до него никто не писал о старце, что «множества ради, паче же и пред многими леты бывша писанию не предашася», хотя «добро убо и полезно зело иже божественных мужь жития почитати и проповедати велегласно…».

Град Галич по праву может гордиться таким своим уроженцем. «Сей преподобный отец наш Григорий от славнаго града Галича, — написано в его Житии, — от благочестиваго корене израсте доброплодная розга от славных родителей болярска роду».

И действительно, будущий инок Григорий (будем звать его так от детства, ибо мы не знаем его мирского имени до пострижения в монахи) происходил из боярской семьи, от состоятельных и почтенных родителей, прозванных Лопотовыми. Получив хорошее, в том числе и духовное образование, он не спешил посвятить себя мирским делам.

В 15 лет он отверг предложение родителей жениться. И, когда они скончались, Григорий сделал совершенно не принятое в его окружении дело: все свои богатства, землю, имение и накопления семьи он раздал слугам, рабам и рабыням да и отпустил невольных — на волю. Оставшиеся деньги он роздал нищим. Затем юный подвижник ни с чем пошел в монастырь Пресвятой Богородицы у Галичского озера, который создал еще Авраамий, и попросил архимандрита принять его в число братии.

Конечно, в небольшом городе жители знали друг друга очень хорошо. И, чтобы самый почитаемый наследник из бояр вдруг так круто изменил свою жизнь, — такого тут еще никто не видывал.

Духовными подвигами своими Григорий заслужил иночество, а затем и священство. А в дальнейшем — и игуменство, то есть — руководство самой обителью.

Зная его твердый дух, многие князья и вельможи приходили к нему за советом. В том числе и князь Звенигородский и Галичский Юрий Дмитриевич, после кончины преподобного Саввы Сторожевского жаждавший духовного учительства.

Говорят, что слишком большое почитание и авторитет, которыми преподобный Григорий стал обладать в галичских краях, заставили его изменить место своего обитания, дабы укрыться в большем уединении. Он покидает Галичский монастырь (уже после кончины князя Юрия Дмитриевича), отправляется в Ростов и остается здесь в обители Авраамия, а затем уходит в Спасский монастырь на Песках, где становится архимандритом и игуменом. Одной из причин его перехода в другие земли, а позднее — во владения князя Андрея Дмитриевича в вологодских землях, была, возможно, и та, что он не мог оставаться во владениях князя Галичского Юрия.

Как известно, в те времена Юрий Дмитриевич получил отказ в наставничестве и от преподобного Кирилла Белозерского. Во всем этом заметно было особенное влияние, в частности, митрополита Фотия, не возлюбившего претендента на Московский престол по завещанию Дмитрия Донского. Князя Юрия московские правители пытались оставить в глазах народа без духовного покровительства…

Однако и в ростовских землях преподобный Григорий не мог пребывать долго. Однажды ночью, тайно, он ушел из монастыря и из Ростова. Ушел на север, в леса, снова в свою сторону, но чуть западнее, к Вологде, туда, где позднее будут селиться «заволжские старцы». Он пришел в обитель к преподобному Дионисию Глушицкому, где попросил о келий. Таковую ему дали в отдалении, в лесу, в пустыньке. Здесь он обитал некоторое время в согласии с настоятелем. Но затем опять отправился в другие места.

Он вновь пошел на восток. У реки Сухоны, близ Вологды, Григорий заночевал и во сне услышал необычайный звон. Он шел от какого-то места. Преподобный взмолился: «Приими моление недостойного раба Твоего и сподоби меня достигнуть места, где прославится имя Твое и Пречистой Твоей Матери». С рассветом старец пошел туда, откуда слышал звуки, и попал на берег реки Пельшмы с ее притоками — Гремихой и Дрощеваткой, где и остановился. Так появился новый, в дальнейшем — общежительский монастырь, тот самый, что по сию пору называется Пельшемским (предположительный год основания — 1426-й).

Григорий говорил своей братии: «Чада мои и братия, пусть не устрашает вас мысль о трудности и тяжести жизни в сих пустынных местах: лишь путем многих скорбей можем мы войти в Царствие Небесное. Путь же, вводящий в жизнь вечную, состоит в пощении, молитве, милостыне от чистого сердца, смирении и в любви нелицемерной».

Считается, что в 1433 году преподобный Григорий неожиданно пошел в Москву, где тогда великим князем стал Юрий Дмитриевич, отправивший своего низвергнутого племянника Василия Васильевича в град Коломну. И что будто бы сказал тогда старец: «Князь Георгий, подобало ли тебе принять власть, не упорядочив жития своего? Здесь тебя и детей твоих постигнет укор, поношение, досада, нестроение, раны и бесчестье, а там — суд. Не по строению Божию хочешь ты властвовать».

Услышав такие слова, князь Юрий стал просить у Григория благословения и прощения. А затем собрал поклажу, свое войско и… покинул Москву, уступил власть снова Василию и отправился, видимо, в Галич (возможно, вместе с преподобным Григорием, хотя по другим источникам Юрий первоначально уехал в Звенигород или в Рузу). Однако есть версия, что когда Василий Васильевич вернулся в отданную ему назад столицу, то, встретив там преподобного, воздал ему почести, а затем только отпустил его обратно на Пельшму.

Как мы говорили, история эта необычна. И она хотя бы как-то объясняет тот факт — почему вдруг князь Юрий отказался от Московского престола, до этого потратив годы на его возвращение по завещанию. Если все было так, как это преподносит поздний вариант Жития старца Григория, то перед нами уникальная картина, иллюстрирующая необыкновенную духовную силу и понимание жизни самим князем Юрием Дмитриевичем.

Трудно найти в истории цивилизации подобные примеры добровольного оставления с таким трудом полученной власти. И, кстати, история эта напоминает и оставление богатств, боярского рода и привилегий самим преподобным Григорием. Только такой выдающийся духовный наставник и подвижник мог убедить князя Юрия совершить подобный поступок. Личный пример проповедника здесь имел важнейшее значение.

Так же смело обличал преподобный и сына Юрия — Дмитрия Шемяку. Не будем сейчас останавливаться на странном несоответствии в разных версиях дат — когда это происходило. Предположительно (по версиям Жития), в 1430 или 1431 году, хотя вдруг возникает и 1433-й, так как события совмещаются с приходом Григория в Москву к Юрию («в та же лета»). Путаница, да и только. Но о ней немного позднее.

Известно, что князь Дмитрий Юрьевич подошел с войском к Вологде и осадил ее. Тогда, в суровую зиму, некоторые жители укрывались в монастыре преподобного Григория на Пельшме. В какой-то момент, по Житию, старец пошел к городу, направился к Дмитрию Шемяке и заявил: «Князь! Ты совершаешь не те дела, которые тебе приличны, но дела язычников, идеже в стране людей, Бога не знающих. Ты — православный христианин, а свою Русь воюешь, и воинство твое предает православных горькой смерти. Одни убиты, другие умерли от голода и стужи, многие пропали без вести. Плачут христиане — нищие, сироты и вдовицы, вопиют они к Богу против обидящих, и скоро Господь отмстит за них».

Вот тогда-то разгневанный Дмитрий приказал сбросить Григория с высокого моста в ров — прямо на лед. Старец сильно ушибся, но чудом остался жив.

В итоге осада Вологды ничего не дала Дмитрию. И, как известно, он проиграл в большой междоусобной войне.

Но нам важно знать еще и следующее. Как мы уже говорили, рассказ об этом событии в разных редакциях Жития Григория Пельшемского разнится. Например, вторая (поздняя) редакция повествует, будто Григорий пришел вначале «во град», а затем пошел к Шемяке. Двусмысленность породила предположение (об этом писал еще Ключевский), что Шемяка взял-таки Вологду и что, как пишет историк, «святой приходил к князю во град».

Во всяком случае, предсказание преподобного Григория сбылось — кара Шемяку настигла.

Вернувшись в Пельшемский монастырь, преподобный сделал еще много важного в своей жизни. И скончался по предположениям, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть — в 1449 году, в возрасте 127 лет (хотя называют и другие годы преставления, например, 1441 или 1442-й). Случай такого старчества и долголетия — совершенно уникальный в русской истории. Память его совершается в день кончины, 30 сентября (13 октября по новому стилю).

Известно множество чудес, связанных с его именем, что послужило основой для канонизации преподобного Григория в середине XVI столетия. Ныне он почитается как Пельшемский, Вологодский чудотворец.

Моления Иакова Железноборовского

На страшнем суде не поможет никто же кому.

Из Церковного устава князя Владимира, XIII в.

Из галичских бояр вышел и еще один подвижник, которого почитают поныне в здешних местах и по всей России.  Речь о преподобном Иакове Железноборовском.

Известно, что происходил он из боярского рода Амосовых (Аносовых). Возможно даже, он был знаком не только с Авраамием Галичским, но и с преподобным Саввой Сторожевским еще в те времена, когда подвизался в Троицком монастыре у Сергия Радонежского.

В год 1392-й, когда преподобный Сергий преставился среди своих учеников и последователей, Иаков, получив благословение заведомо, отправился на отшельническое житье на север, почти одновременно с Кириллом, будущим Белозерским. Поселился он чуть восточнее — в лесных костромских чащах, в верстах тридцати от Галича, во владениях князя Юрия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского.

Он обосновался на берегу реки Тебзы, рядом с местом, где она впадает в реку Кострому и где когда-то были известные рудники, в которых добывали железо, так нужное для производства сельскохозяйственных орудий и военного дела. Рядом располагалось село Железный Борок, название которого запечатлело одновременно и рудник, и дремучий лес, а затем осталось в имени старца.

В построенной им самим келье преподобный прожил уединенно почти два десятилетия, воздвигнув также довольно редкую для этих мест церковь во имя Рождества Иоанна Предтечи. Постепенно вокруг его обители взрастал большой монастырь.

В то время наступил период правления в Москве великого князя Василия Дмитриевича, старшего сына князя Дмитрия Донского. Но, несомненно, столь долго проживая рядом с Галичем, преподобный Иаков имел определенные связи с князем Юрием, который с особым вниманием относился ко всем подвижникам, которые обустраивали обители в его уделах.

Даже непростые отношения между братьями-князьями не остановили преподобного Иакова в неожиданном его хождении в стольный град Москву. Это было в 1415 году, когда супруга Василия 1 — великая княгиня Софья Витовтовна должна была родить очередного наследника (иные умирали в раннем возрасте) и в связи с этим находилась в недуге, фактически — при смерти. Положение было крайне тяжелым. И тогда великий князь Московский попросил старца Иакова Железноборовского помолиться о здравии супруги. Известны слова, которые преподобный произнес для посланников от Василия Дмитриевича: «Пусть молится Богу, Пречистой Матери Его и святому мученику Лонгину, а о княгине пусть не скорбит; будет она здорова и в нынешний же вечер родит ему наследника».

Далее события развивались так. В тот же день, к вечеру, в келью духовника великого князя, который проживал в Спасском монастыре Московского Кремля (теперь там собор Спаса на Бору), пришел какой-то человек и сказал: «Иди сейчас к великому князю и дай имя сыну его — Василий». После чего незнакомец быстро удалился.

Духовник немедленно направился во дворец князя, но по пути встретился с посланниками, которые сообщили ему о рождении наследника. «Иди в покои великого князя, — заявили они, — и дай молитву великой княгине, так как она родила сына». Духовник при крещении дал новорожденному имя Василий. И, естественно, стал расспрашивать всех — кто же приходил к нему от князя еще ранее с советом и новостью. Выяснилось, что никого к нему тогда специально не посылали. В результате все пришли к выводу, что это было все по Божьему устроению, а также по молитвам старца — преподобного Иакова.

Софья Витовтовна благополучно принесла Московскому княжеству сына-наследника, который в реальности станет затем великим князем.

Конечно, после этого и Василий I, и тем более Василий II очень благоволили преподобному и его обители в Галичской земле. Жертвуя средства для монастыря, опекаемого князем Юрием, они тем самым признавали, что почитание обителей и Церкви было тогда в сознании даже враждующих сторон — выше любых мирских забот и распрей. Например, когда в 1429 году ордынцы из Казани напали и разграбили Галич и окрестности, то не преминули сделать то же самое и с монастырем. Братия, возвратившись из лесов, где переждала ужасный набег, с помощью и при поддержке князей восстановила полностью разрушенную обитель вновь, построив также новый храм Николая и пруды.

Скончался старец Иаков, как считается, 11 апреля 1442 года, в возрасте весьма преклонном. Известно, что позднее мощи его положили у левого клироса Предтеченского храма обители. На могилу поставили каменный крест и принесли его вериги. А затем стали вести записи многочисленных чудес, знамений и исцелений, которые происходили в изобилии.

Благодаря чудотворениям с начала XVII века преподобный Иаков стал местно почитаться святым угодником Божиим. Тому способствовало и обретение его мощей, которое произошло 5 мая 1613 года. Известно также, что в 1628 году при одной костромской церкви имелся придел во имя преподобного.

В XVI столетии было написано Житие Иакова Железноборовского, предположительно — тогдашним настоятелем монастыря, архимандритом Иосифом. Ничего более о преподобном неизвестно. Хотя о внешнем виде святого старца можно судить по «Иконописному подлиннику», в котором отмечено: «Преподобный отец наш Иаков, иже на Железном Борку, костромский чудотворец; подобием сед, брада аки Власиева, в схиме: из-под схимы кудерцы знать».

Память Иакова, угодника Божия, отмечается в день его кончины — 11 апреля (24 апреля по новому стилю) и в день обретения мощей 5 мая (18 мая).

 

Гипотеза 15.

Из «Сказания о чудотворном образе Богоматери Овиновския иже явися во граде Галине» (по рукописи XVII столетия): «Благоверный убо князь Димитрий Георгиевич Галический… повеле устроити второй киот, оной чюдотворной иконе, зовомой Овиновской… Егда убо князь Димитрий Георгиевич в болезнь впаде, и начать изнемогати, тогда прииде к нему от обители Пресвя-тыя Богородицы игумен преподобный Паисий з братиею: и рекоша к нему: сия убо болезнь вместо весника прииде ти… Князь же Димитрий Георгиевич, воздохнув вельми, из глубины серца свое-го, и рече… Да будет тело мое положено близ гроба отца моего, и тако завещав преставися. И по завещанию его, везоша тело его к Москве, и погребено бысть в церкве Архангела Михаила, подле гроба отца его Князя Георгия Димитриевича».

* * *

Среди имен той эпохи это — стоит отдельно. Земные дни Дмитрия описать труднее, чем житие какого-нибудь скрывающегося от мира старца. Сын князя Юрия Звенигородского и тезка своего брата — Дмитрия Шемяки, проживший короткую жизнь и чуть переступивший порог юности, имевший свой взгляд на все происходящее, приласканный врагами отца, но не бросивший его даже в самые тяжкие минуты, любимый всеми, включая недругов, и скончавшийся (поговаривают — убиенный) при таинственных обстоятельствах, окутанных леденящими душу легендами, — он почитается в стольном граде Москве по сей день как праведник. В междоусобной борьбе он скорее помог двоюродному брату Василию, нежели отцу. Но князь Звенигородский выделял его как любимого сына.

Дмитрий был «неудобен» не только потомкам Юрия Дмитриевича, которых намеками также обвиняют в его ранней смерти, а скорее семье правящего великого князя, которая не только не знала, как отделаться от странноватого в поведении и непредсказуемого «союзника», но и боялась, что после победы над Василием Косым и Дмитрием Шемякой этот праведник как раз и воспользуется народной к нему любовью, а значит — может неожиданно оказаться на троне.

Народ в трудные моменты истории не особенно думает — кто прав, а кто виноват. В поисках правды люди могут пойти за тем, кто покажется им в данную минуту наиболее справедливым и подходящим. А чем Дмитрий Юрьевич не великий князь?! И по нраву — умен и кроток, да и по праведности — «даст фору» всем своим близким и дальним родственникам.

Из потомков Дмитрия Ивановича и Евдокии Суздальской — сын Юрия, князь Дмитрий, был самым большим подвижником в русской духовной жизни. И ликом также был светел и красив. Потому и получил прозвище Красный.

Никто не стал более почитаемым из ближайших родственников в то время, как он. Лишь братец его — Иван, который постригся в монахи под именем Игнатий, также пошел по стезе поисков духовных. Но о высоком почитании или праведности его, тем более о преподобном его иночестве или подвижничестве, нам в подробностях ничего не ведомо.

Дмитрий Красный остался в памяти народной не только как заложник исторических обстоятельств, человек странно почивший и, возможно, как мы уже заметили, убиенный. Сама кончина его вошла в летописи, ибо потрясла всех, кто при ней тогда присутствовал, ее воспринимали как чудо и важное предзнаменование.

* * *

На заре Серебряного века, в самом начале XX столетия, те события эмоционально описал поэт Константин Бальмонт в своей поэме «Смерть Димитрия Красного. Предание». Текст этого произведения поможет нам рассказать и реконструировать то, что произошло в далеком уделе Бежецкий Верх в середине XV столетия, а точнее — в 1441 году.

После образного предисловия Бальмонт переходит к рассказу о самой кончине:

Действительно, тогда и долгое время позже предполагали, что он вдруг заболел какой-то странной болезнью. Но никто нигде не упоминал — какой.

Летопись рассказывает: «В ту же осень скончался князь Дмитрий Красный». И князь реально лежал перед своими дворовыми людьми бездыханным, о чем свидетельствовали знающие в этом толк люди, включая знахарей. Однако по прошествии трех дней неожиданно произошло то, что мы находим в документальных источниках. Потому и поэт заканчивает свои строки так:

Некоторая «мистика» произошедшего заставила поэта Бальмонта написать весьма необычное предисловие к изданию сборника стихотворений. «В этой книге, — размышляет он, — я говорю не только за себя, но и за многих других, которые немотствуют, не имея голоса, а иногда имея его, но не желая говорить, немотствуют, но чувствуют гнет роковых противоречий, быть может, гораздо сильнее, чем я. У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество людей, и многие из этих людей, образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь. Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь».

* * *

Дмитрий Юрьевич Красный родился в 1421 году, а скончался 22 сентября 1441 года. То есть прожил всего лишь 20 лет. Повторимся: он был младшим и любимым сыном своего отца — Юрия Звенигородского и Галичского.

Если учесть, что его матушка — княгиня Анастасия — скончалась довольно скоро после его рождения, то есть фактически на следующий год, то можно предположить даже, что сами роды были причиной ее ухода из жизни. Ведь она и до того довольно часто болела. Кстати, не к этому ли времени относятся послания Кирилла Белозерского к князю Юрию Дмитриевичу, в которых он упоминает о болезни Анастасии?! Именно о смертельной болезни.

В таком случае князь Юрий остался с младенцем на руках. При этом старший его сын — Иван — видимо, уже тогда ушел в монастырь.

В летописях Дмитрий Красный упомянут в 12 лет, под 1433 годом, когда он принял участие в походе на Москву своего отца и братьев, а затем — с ними же — при Костроме, все по тому же поводу — по душу Василия Васильевича.

Интересен тот факт, что когда Юрий Дмитриевич решил вернуть Московский престол Василию II снова (уже заняв его), то для этого он заключил с племянником особый договор. Сыновья его отказались подписывать такой документ. Со стороны же Василия текст заверили все братья Юрия (сыновья Дмитрия Донского). А сам Юрий привлек в качестве подписанта — Дмитрия Красного («Дмитрия Младшего»), утверждая, что тот будет блюсти его, Юрия, заветы и не станет вообще трогать никого из родственников.

О кончине своего отца, великого князя Московского, Дмитрий узнал, будучи во Владимире с братом — Дмитрием Шемякой («Дмитрием Старшим»). Он соблюдал условия договора, отказав Василию Косому в праве на Московский престол, за что потом получит благодарность от Василия Васильевича в виде удела Бежецкий Верх.

Василий II затем будет постоянно требовать от него подтверждения лояльности к нему и участия по тому самому договору с Юрием в разных военных походах. Пришлось Дмитрию в 1436 году отправиться с великим князем на Кострому воевать против собственного брата Василия Косого. На следующий год он появляется в Орде с Шемякой — чуть ли не воевать самого хана.

А ведь ему едва исполнилось 16 лет.

После этого, скорее всего, — молодой князь заболел. Активности никакой не проявлял. Переехал в свой Бежецкий Верх, где в нем жители души не чаяли, считая очень добрым и справедливым правителем. Здесь же он и скончался в 1441 году.

И как раз во время кончины произошла описанная нами (с помощью поэта Бальмонта) история.

Был ли он отравлен? Многие считают, что именно так. Уж очень большой популярностью пользовался молодой, но весьма образованный князь. Чуть ли не святой при жизни (так о нем говорили).

При этом в своей духовной грамоте Юрий Звенигородский завещал ему не что-нибудь, а Галичское княжество! А на него всегда очень претендовал Дмитрий Шемяка, предъявляя затем разные грамоты, удостоверяющие его право на Галичскую землю.

Жениться Дмитрий Юрьевич не успел и детей не оставил. Его называют святым благоверным князем — Бежецким и Галичским. И написано, что он «бысть в княжении Бежецкий Верх семь лет. Бяше сей воистину красный: яко же и честная его кончина добро являет». Жил же Дмитрий «бояся Бога и соблюдая душу свою чисту».

Галич и Бежецк многим ему обязаны. В Бежецке он возвел себе на холме над Мологой — красивый дворец, рядом — храм Иоанна Богослова (не в связи ли с именем брата-инока?), а в нем — придел своего святого покровителя — великомученика Дмитрия Мироточивого. Здесь до начала XX века хранили иконы великомучеников Дмитрия и Георгия Победоносца, которые, как считалось по преданию, отдал сюда сам князь Дмитрий Красный. Вторая икона была связана с именем его отца — Юрия.

В «Сказании о чудотворном образе Богоматери Овиновския иже явися во граде Галиче» (создано, вероятно, в XVI столетии и частично вошло в «Житие прп. Паисия Галичского Чюдотворца», помещенное в Галичский рукописный сборник середины XVII века) об этом устроительстве князя рассказано так: «Князь Георгий Димитриевич Галический, преставися на Москве, а княжение свое Галическое вручил сыну своему князю Димитрию Георгиевичю Меншому… Егда приим власть Галическую князь Димитрий Георгиевич, тогда постави новый град Галичь над озером над посадом. Велию же веру стяжа ко Пресвятей Богородице, и часто во обитель Ея к чюдотворному образу прихождаше, которая обитель бяше в вотчине преди реченнаго болярина Иоанна Овина».

Князь Дмитрий умирал три дня, разговаривая с людьми и воспевая молитвы и духовные песнопения. Известны слова, которые он произносил, приходя в сознание: «Пётр же позна, яко Господь есть…» Когда князь умолк, то тело отправили в Москву. Везли его долго, почти три недели. А в Архангельском соборе гроб открыли — и увидели покойного совершенно нетленным.

Сегодня некоторые ученые утверждают, что необычное бальзамирование могло быть результатом действия сильного яда, ставшего причиной его смерти. Однако народ признал явление доказательством его святости.

В настоящее время гроб с останками Дмитрия Красного находится в одном саркофаге с его отцом — Юрием Звенигородским. Такое положение выглядит странным. Возможно ли думать, что это могло быть результатом какого-то специального завещания или просьбы сына или даже отца? Трудно представить, но…

Тогда еще никто не предполагал, что потом здесь же окажется и тело скончавшегося чуть позднее Василия Юрьевича Косого. Видимо, как мы уже и говорили, это было решение скорее не друзей, а противников. Им казалось, что все соперники должны быть наказаны, даже после кончины.

Сегодня в Иоанно-Богословской церкви Бежецка (XIX века, возможно, — спроектирована архитектором К. А. Тоном или кем-то из его круга), которая была построена в русско-византийском стиле, на стенах у паперти можно заметить росписи, где изображены Тверские и Московские князья. Тут мы видим подробные композиции, которые словно рассказывают нам известную легенду о князе Дмитрии Юрьевиче Красном:

 

Исчезновение сына Юрия — Ивана, инока Игнатия.

Гипотеза 16

Из книги «Физиолог. Слово и сказание о зверях и птицах» XIII века: «Ласточкино гнездо в пустыне на распутье. Когда ослепнет один из птенцов ее, она отправляется в пустыню, и приносит травы, и кладет их на они его. И он прозревает. Так и ты, человек, когда согрешишь, то обратись к молитве и прими покаяние».

* * *

В каждой книге бывает короткая глава.

Но данная — будет даже очень короткой.

Мы поговорим об «исчезнувшем» сыне князя Юрия Дмитриевича Звенигородского и Галичского. О котором почти ничего не известно.

Исчезнувшем не только из русской истории, но и в буквальном смысле — из жизни княжеской семьи.

Для начала отметим, что большинство биографических справок о князе Юрии, разбросанных то тут, то там в научных изданиях или в популярных энциклопедиях, включая тот же самый Интернет, утверждают, что у него и у княгини Смоленской Анастасии было всего три сына.

Перечисление их имен стандартно: два Дмитрия Юрьевича (Шемяка и Красный, Старший и Младший), а также Василий Юрьевич (Косой). Разнятся лишь даты их жизни. И если о годах кончины детей еще можно говорить с какой-то степенью точности, то даты их рождений, как правило, все время меняются.

Лишь редкие издания включают в перечень сыновей Юрия Звенигородского имя старшего — Ивана.

Если учесть, что Василий Юрьевич (Косой) родился в 1403 году и был крещен преподобным Саввой Сторожевским, то, очевидно, что Иван родился ранее (раз он был старшим), между 1400 и 1402 годами. То есть после женитьбы князя Юрия на Анастасии (1400) и до рождения Василия.

Наиболее вероятным можно считать год 1401-й. А значит, скорее всего, само появление его на свет произошло в Звенигороде, где жили тогда родители. И вполне вероятно, что крещен Иван был также старцем Саввой Сторожевским.

Можно предположить, что Иван был назван в честь своего прадеда — князя Ивана Ивановича Красного, а может, даже и в честь прапрадеда — Ивана Калиты. Исходя из этого, можно попробовать угадать день его рождения, вспомнив святых покровителей этих великих князей Московских.

Покровителем Ивана Ивановича Красного считался святой Иоанн Лествичник.

Князь родился 30 марта 1326 года (летопись: «родися великому князю Ивану сынъ Иоан, марта въ 30, на память Иоана Лествичника»). Хотя тогда же празднуется память двух других Иоаннов — Иоанна Иерусалимского и Иоанна Безмолвника. Но спустя три года после рождения сына Иван Калита возвел в Московском Кремле церковь как раз в честь Иоанна Лествичника.

С самим же князем Иваном Калитой еще проще. Его тезоименитым святым покровителем был, скорее всего, Иоанн Креститель, изображение которого присутствует на княжеских печатях.

Дни этих святых не совпадают.

Имеет ли отношение к одному из них день рождения (крещения) сына Юрия Дмитриевича — Ивана? Пока точного ответа мы не знаем.

* * *

Что делал и как жил старший сын Юрия? Было бы интересно знать об этом. Но нам известно только, что он все время сам отстранялся от активной общественной, политической и военной деятельности. И с раннего возраста стремился к монашеской жизни.

Историк А. А. Зимин по этому поводу отмечает, что Иван «вероятно, был склонен к религиозной экзальтации, психической неуравновешенности или просто болен». Но он рассуждал так еще в советское время, тогда стремление уйти в монастырь считалось разновидностью «религиозной экзальтации».

Когда Иван Юрьевич ушел в обитель и стал иноком — мы точно не знаем. Было ли это в Саввино-Сторожевском монастыре? А почему — нет?!

Известно лишь то, что Иван Юрьевич принял в монашестве имя Игнатия. Какого Игнатия и почему? Здесь мы можем себе позволить поразмышлять.

Святым покровителем носителей такого имени часто считали патриарха Игнатия Константинопольского (IX век). В древности говорили так — имя Игнатий важно, так как бережет от «злых духов», делая его носителя незаметным. Имя пришло на Русь через Византию, а в переводе с латинского языка («игнатус») означало «незнаемый» или «неведомый».

Лучшего имени для инока не найти. Ведь и само понятие «инок» также означает «один», даже что-то вроде «иной», «незнаемый».

Видимо, очень стремился сын Юрия уйти от реальной жизни. И это ему удалось.

Скончался он в монастыре. Одни летописи утверждают, что это произошло в 1432 году, тогда же, когда ушел из жизни брат Юрия — Андрей Дмитриевич. Таким образом, в этом случае Иван-Игнатий не дожил чуть-чуть до великого княжения своего отца.

Некоторые же замечают, что ушел он из жизни гораздо позже. Даже дату указывают — 22 сентября 1441 года. Однако она странно совпадает со днем кончины другого сына Юрия — Дмитрия Красного, а потому, скорее, — ошибочна.

Во всяком случае, в Архангельском соборе Московского Кремля могилы князя Ивана или инока Игнатия нет. И где он точно похоронен (в каком монастыре), неизвестно.

Так исчез из поля зрения старший сын великого князя Московского, а значит, возможный, но не состоявшийся его наследник — Иван Юрьевич, в иноческом именовании — Игнатий.