Утром после пробежки Вандерер размялся у ворот, ожидая пока Настя спустится с вершины холма, предоставив ей возможность в одиночестве совершить прощальный танец меча. В доме давно царила суета. Возможно, там не спали и всю ночь. Вандерер мельком видел Матрену с припухшими глазами.

   Обо всем переговорили еще вчера вечером. Все вопросы были прояснены и наставления получены. Так что после завтрака Михей молча принялся запрягать вола. Матрена все пыталась суетиться, стараясь не отходить надолго от дочери. Все порывалась впихнуть в и так под завязку набитый мешок еще какой-нибудь узелок или вещь.

   Но в конце концов распрощались. Женщины всплакнули друг у дружки на груди и путники тронулись в дорогу. Матрена остановилась, едва выйдя за ворота, и долго махала вслед рукой, иногда вытирая то одну, то другую щеку краем платка. Настя пристроилась лицом назад, свесив ноги с телеги. Вандерер не оглядывался, но ему казалось, что и у нее непрерывно катятся слезы. Михей, державший вожжи, выглядел спокойным. Но ведь он еще и не прощался.

   Дорога сбежала с холма и, огибая поселок, покатилась к дальнему его краю, где принялась выкарабкиваться из лощины на взгорок. Михей должен был довезти их до развилки дорог в половине дня пути и там распрощаться. Пришла пора сбора урожая и каждый погожий денек был на счету. Да и Матрену в расстроенных от разлуки с дочерью чувствах бросать одну надолго не стоило.

   Примерно в трех днях пешего пути находился городок Данаприс, из которого регулярно в направлении столицы ходили гномьи почтовые кареты. Они возили не только почту и гномьи капиталы, но брали и пассажиров. Стоила такая поездка недешево, но зато быстро и безопасно - каждую карету, если она везла деньги, сопровождал отряд стражи.

   Настя вскоре перебралась к отцу и они тихонько о чем-то беседовали. Вандерер же прилег поперек телеги, благо ее ширина позволяла, и бездумно смотрел на редкие замысловатые облачка и синь неба. Мерное покачивание начало его убаюкивать. Сквозь полудрему пробивались такие же редкие и куцые, как облака в небе, мысли. "Вот и жена с дочкой приехали". "Хорошо". "Может хоть это отвлечет от дурацкой игры". "Совсем мозги набекрень стали с этими Аватарами, гномами да эльфами". Дрема мигом слетела с Вандерера, когда он вдруг осознал, что мысли-то - НЕ ЕГО! Он уже начал было творить заклятье Рассоединения, когда внезапно сообразил, что больше нет чужих мыслей. Ушло наваждение. Пробежали мурашки по коже. На всякий случай он все же закончил заклятие. При этом оба спутника разом обернулись и посмотрели на него. Видимо что-то почувствовали.

   Страх прогнал дремоту. Да и дорога пошла не ахти какая. Небольшие сосновые перелески часто сменялись сухими сейчас низкими местами со множеством кочек и купин травы. Тряска не давала спокойно лежать и пришлось сесть.

   Вандереру показалось, что чем ближе к полудню, тем медленнее вол тащит повозку. И Михей не делает попыток его подогнать. К развилке дорог добрались, когда солнце перевалило за полдень. Михей распряг вола и отпустил его попастись. Достал припасенный узелок и разложил прямо на телеге снедь. Налил в три походных стаканчика на донышко что-то из баклажки. Оставшееся засунул в мешок Насте. Поднял свой, произнес:

   - Пусть путь ваш будет легок, и не встречаются напасти.

   Выпили. Градуса в напитке совсем не ощущалось. Словно в только что забродившем соке. Но Виктор почувствовал, а может ему просто показалось, что голова становится яснее и тело наполняется энергией. Молча поели. Пока Настя убирала остатки пиршества обратно в узелок, Михей привел и запряг вола. Затянув последний ремешок, решительно повернулся:

   - Тянуть с расставанием - множить печаль. Береги, Аватар, Настену.

   Варяг пожал руку Вандереру, повернулся к дочке. Медленно убрал ладонью выбившуюся у той на глаза прядку волос.

   - Ты у меня всегда была умницей. Не оплошай. Возвращайся к нам.

   Они крепко обнялись, и на глаза девушки снова набежала слеза. Вандерер отвернулся и, взяв оба мешка, отошел в сторонку. Через некоторое время послышалось щелканье кнута и легкие девичьи шаги. Настя нагнала Аватара, молча забрала у него свой мешок и, не оглядываясь, пошла вперед. Вандерер на ходу обернулся. Обратно по дороге удалялась повозка. Рядом с ней, глядя вперед, шел Михей.

   Почему-то с легкой грустинкой подумалось: "У каждого прожитого кусочка жизни, как у страницы книги, есть свое начало и конец. Но одна страница - это лишь часть целого. Жаль только, что не на каждой страничке есть люди, которые нам нужны и дороги".

   По плану, они должны были к вечеру добраться до старой сторожевой башни, где почти постоянно находился пост стражи, и там заночевать. Однако сумерки уже опустились на землю серой фатой, а башня еще не показалась. Решили, пока окончательно не стемнело, подыскать место для ночлега. Впереди как раз виднелась небольшая рощица. Почти дойдя до самого ее края, заметили отблеск костра. Подобрались потихоньку поближе.

   На укромной полянке, с одной стороны отгороженной от рощи огромным выворотнем с торчащими корнями упавшего дерева, мирно горел небольшой костерок. Над ним парил кипятком котелок. На толстой валежине, склонив голову к одному плечу, словно прислушиваясь, сидел человек в хламиде пилигрима. Его посох был прислонен к выворотню на расстоянии протянутой руки. В руке путник держал ложку. Рядом с ним на валежине была расстелена тряпица, на которой лежало полкаравая хлеба. Внизу, под импровизированным столом, валялся тощий мешок. В сгущающихся сумерках и пляшущих бликах от костра, на лице пилигрима залегли в глубоких складках морщин темные тени.

   Решив, что путешественник не представляет для них опасности, Вандерер с Настей вышли на полянку и поздоровались.

   - И вам здоровья, добрые люди. - Отозвался надтреснутым голосом странник. - Милости прошу к моему костру. Окажите честь, отужинайте со мной. Пир не велик, да и за то спасибо миру. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

   - Спасибо! Мы тоже не с пустыми руками к столу. Раздели и ты с нами пищу.

   Настя опустилась на корточки и принялась доставать продукты. Вандерер подошел и присел на упавший замшелый ствол сосны, скинув с плеч мешок.

   - А что, уважаемый, родничка тут поблизости нет?

   - А как же, есть. Вот чуть в сторонку, наверное, вон туда. - Охотно отозвался путник.

   При этом он повернулся и Вандерер получше разглядел его лицо. Встречный оказался слепым. На утомленном морщинистом лице из-под давно не стриженных волос матово отсвечивали бельмы глаз. Почему-то смотреть в них было неприятно, хотя ничего отталкивающего в облике старца не было. Странное существо - человек. Видимо при первой встрече с чужим горем он прикидывает эту немочь к себе. Пугается полученного результата. Отсюда и неприятие.

   Настасья уже разложила припасы на чистом рушнике и поднялась на ноги.

   - Ну, тогда мы пойдем, умоемся с дороги, а вы зовите своего спутника к столу. Нечего ему в кустах прятаться. Мы вам зла не причиним. Пусть выходит, а то голодным останется.

   Едва живой родничок отыскался немного не там, куда указывал слепец. Умывшиеся и повеселевшие, молодые люди вернулись к костру. И застали там еще одного путника.

   Подросток лет четырнадцати, щупленький и худой, уже снял котелок с кашей с костра и теперь насуплено смотрел на пришельцев. Босые ноги торчали из-под коротковатых штанов. Косоворотка была подпоясана весьма поношенным ремешком. Но на нем гордо висели новенькие кожаные ножны с приличных размеров ножом, ощутимо оттягивая пояс вниз. Вылинявшие на солнце волосы желтой соломой торчали в разные стороны.

   Девушка весело произнесла:

   - Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Настей. А его - она кивнула на своего спутника, - Вандерером. Добираемся из Выселок до Данаприса.

   - Меня можете звать Енохом. - Отозвался пилигрим. - А это Данька.

   Тут он несколько неопределенно повел рукой, не будучи уверенным, где именно. Тут в разговор вступил Данька:

   - Ты не могла меня видеть. Я очень хорошо прячусь. И ты не колдовала. Дед бы почувствовал. - И мальчик вопросительно уставился на Настю.

   Она засмеялась, присаживаясь напротив Еноха.

   - Я просто догадалась. Зачем одинокому путнику две ложки? Да и затруднительно было бы незрячему отыскать и полянку, и родник без посторонней помощи.

   Мальчишка с досадой потер затылок. Затем схватил злополучную ложку и принялся перемешивать кашу в котелке, буркнув:

   - Только она без соли.

   - Это не проблема. - Вандерер полез в мешок и достал туесок с солью.

   Протянул пацану. Тот посолил и опять принялся перемешивать. Когда решил что уже достаточно, вопросительно глянул на Настю. Та протянула свою миску. Наложив и Вандереру четвертую часть котелка, поставил его перед старшим, прикосновением указав, где котелок. Сам присел на коленях рядом. Вандерер приволок обломок трухлявой березы и устроился с другой стороны валежины. Настя не поскупилась, основательно облегчив свой мешок, и на столе хватило бы плотно поесть и большему числу едоков. Девушка подкладывала куски послаще Даньке, а тот уже делился с Енохом.

   После еды все расположились поудобнее. Енох кашлянул и завел разговор.

   - Что же сподвигло вас в путешествие, молодые люди?

   Настя ответила:

   - Надоело дома сидеть. Мир повидать охота, знакомых навестить. А вы куда путь держите?

   Еноха опередил Данька:

   - Мы к Оракулу идем.

   Тут же последовала недовольная реакция Еноха:

   - Молодой человек, сколько раз тебе повторять - не встревай, когда старшие разговаривают!

   Данька недовольно засопел, но примолк.

   - А ты правда ему дед? И колдун?

   Енох ответил:

   - Да, он мой внук. От младшего сына остался. Трое их у меня было. И всех троих я пережил. - Горечь явственно слышалась в голосе старика. - Но я не колдун. Не дано мне. А вот видеть - вижу.

   - Как? - Не понял Вандерер. - У тебя же...

   - Нет, не глазами. Не так как люди глазами. Это сложно объяснить словами.

   - Деда вас за четыре полета стрелы почувствовал. - Опять не удержался Данька.

   - Вижу я не облик, скорее суть, связь - не знаю, как объяснить.

   Вандереру стало интересно.

   - И что же ты видишь, скажем, во мне?

   Енох помолчал немного:

   - Ты опасный человек для мира. В тебя потоками льются две противоположные силы - разрушения и созидания. Пока ни одна из них не взяла верх. Но это рано или поздно случится. Если ты не научишься их смешивать. И если одна из сил, безразлично какая, возобладает, миру туго придется. Еще вижу второе твое лицо. Но оно где-то далеко.

   Вандерер скептически пожал плечами:

   - Ты говоришь как гадалка. Ты даже назвал меня человеком.

   - Ты и есть человек. У тебя есть душа. Это я хорошо вижу.

   - Что есть душа, старец? Как ты смог разглядеть ее, если не разглядел мою природу?

   Пилигрим вздохнул:

   - Я не знаю, как это тебе объяснить. Я не всегда понимаю то, что вижу. Ты ведь тоже на ощупь не всегда можешь определить, чего касаешься. И как с уверенностью сказать, что это такое, если никогда не видел этого, не держал в руках, а коснулся только малой части целого? Просто в моей темноте много молчания. Через него и приходят ко мне отдельные крохи понимания. Например, я вижу, что ко всему и всем идут нити. В них и энергия, и информация. Без них бы вообще ничего не было, без этих нитей. Но объяснить их природу я не берусь. Есть вещи доступные для понимания, а есть те, которые надо просто принять. В молодости к каждому существу протянуты толстые пуповины. Ребенок полон энергии. Проходят десятилетия, и пуповина истончается, словно с другой ее стороны пустеет резервуар с энергией жизни. Но все чаще мне кажется, что там бездонный колодец, который опустеть не может. Это мы сами перекрываем себе поток, делая что-то не так, чего-то не понимая, неосознанно строя защитную плотину от незнаемого, а на самом деле от бесконечного, пугающего, но жизнь дарящего мира. Я вижу, что в тебя вливается с энергией и информация. Но ты к ней не можешь прикоснуться. Потому что боишься. Боишься не смерти. У тебя ее просто нет. Ты можешь умереть только со всем миром или с частью его. Чего же ты боишься, человек?

   - Сложно тебя понять, Енох. Но я подумаю над твоими словами.

   Настя тоже подала голос:

   - Уважаемый, что ты во мне можешь рассмотреть?

   Вандереру показалось, что девушка затаила дыхание в ожидании ответа.

   Енох пожевал губами и заговорил:

   - Я не могу определить, что у тебя за амулет, но он не сможет очень долго заменять тебе усохшую пуповину. Но тут не ты выстроила плотину на пути потока. Если ты видела прогрызенную червячком дырочку в полом стебле камыша, то ты можешь сравнить и понять, что произошло с твоим потоком. У тебя словно кто-то ворует энергию.

   Настя подалась вперед, выдохнула:

   - Кто?

   Слепец пожал плечами:

   - Это мне не доступно. Но остерегайся, чтобы этот паразит не высосал и твой амулет.

   - А как можно его найти, ну, того кто это делает?

   - Не знаю, милая. Но мир изобилует и мудрецами, а не только теми, кто может только увидеть непонятное. Поищи их.

   Некоторое время все молчали. Потом Данька попросил:

   - Деда, а расскажи историю.

   - Да уж спать пора. - Возразил тот.

   - Ну пожалуйста, не жмоться. Тебе же их столько снится.

   Дед вздохнул и кряхтя уселся поудобнее.

   - Да вот, снятся. А что мне снится - другие миры или просто больное старческое воображение шалит - не пойму. За советом со всеми своими непонятками и иду к Оракулу. Ну ладно уж, расскажу. Слушайте.

 

Сон пилигрима.

   - И сказал создатель одного из миров: "Существовать будет этот мир, пока в нем есть хоть один праведник". Ибо население мира, где живет создатель, прирастает людьми, нашедшими дорогу туда. Но много миров, и много путей ведут в разных направлениях. И хоть встать на путь поиска ты должен сам, но помочь тебе отыскать нужную дорогу, может только знающий. В том же мире забыли исконное значение этого слова - праведник. Заменили его выгодным для поводырей, а поводырями стали считать преследующих свои корыстные цели или заплутавших. Праведник для них - ведущий жизнь правильную, заветами поводырей одобренную. Исконное же его значение - проводник, правду ведающий. И неважно для создателя, какую жизнь ведет тот в мире этом, какова его душа. Важно лишь стремление к свободе и непреклонность на пути. Коль черна душа праведника, людям в мире тяжелее лишь жить будет, но мир устоит. Коль светла - светлее и жизнь. Но все меньше становилось там таких людей, ибо каждый искал правду по своему разумению. А исконных праведников преследовали по воле поводырей как колдунов зловредных. И когда совсем не осталось их, уничтожил создатель тот мир, утопил в водах, ибо бесполезен стал он для целей его.

   - Что же он не вложил знания в головы других, не указал сам путь?

   - Каков хлеб слаще - подаянием выпрошенный, или своим трудом заработанный? Коль тебя за ручку привели, вспомнишь ли дорогу, если слеп? И не придется ли тебя и дальше за ручку в новом мире водить? Кому же ты там нужен такой - без поводыря шага не могущий сделать? Потому каждый ищет правду и свободу сам. А быть свободным ой как трудно. Последнему рабу легче быть свободным, чем величайшему из вождей. У раба нет ничего и терять ему нечего. Ничто его не держит, кроме цепи. Вождя держит власть, держат ответственность, слава, долг. И сам, по своей воле, он не так уж и много что может. Захоти повернуть по своему, а не так как нужно ближнему окружению, и долго ли сможет он править?

   - А не с первого раза утопил создатель тот мир. Посылал он пророков. И шли за ними люди. И много становилось праведников. Но поколения сменяли поколения, и уходили учителя к создателю, обретая истинную свободу. Сменяли их ученики, которым власть казалась слаще свободы. И обратили они учение истинное, в религию, в слепое поклонение создателю и служение людей представителям его, толкующим слово его - себе. И опять становилось все меньше праведников, ибо преследовались они церковью, не желающей делиться душами даже с создателем. И тайным становилось учение. И все меньше людей находило к нему дорогу, не зная путей тайных и ослепленных речами служителей религии. Есть истина в религиях. Все они изначально - суть стремление к свободе и пути исхода в мир его. Но словами запутаны, да за смыслами разными слов истина спрятана.  

 

*****

  - Какая-то непонятная сказка у тебя сегодня получилась, дед. - Подал голос Данька, когда голос рассказчика смолк.

   - Уж какая есть. Кто захочет - поймет. Кто не захочет - тому и не надо. Все, устал я сегодня. Давай спать.

   Данька с дедом легли под выворотнем, постелив на землю одеяло и накрывшись плащом. Настя с Вандерером расположились по отдельности с другой стороны костра. Ночи стояли теплые, и Вандерер не стал отстегивать от мешка плащ, просто кинул на траву одеяло. Подбросил в костер хвороста и лег, заложив руки за голову, глядя в темное небо. Весь случившийся разговор с этим странным паломником затронул какую-то струнку в душе, мысли вертелись вокруг него, казалось, вот-вот беспокоящая выплывет вперед, но она всегда в последний момент ускользала, поддразнивая и не даваясь. "Что там говорил старик? Чего я боюсь? И в самом деле, чего? Вселения сущности? Да, боюсь. Потому что не хочу делать того, чего сам бы никогда не совершил по своей воле. Но пока это не больно-то от меня зависит. Еще чего? Дракона? Смешно. Что-то он там еще плел про какую-то информацию. Информация бы мне не помешала. Только как ее добыть, откуда? И при чем здесь страх? Страх всегда мешает. От него надо избавляться. Но как, если толком даже не знаешь, чего боишься? И боишься ли? Ведь это вполне может быть бредом больного воображения выжившего из ума старика. Надо же, мир ниточками опутан. Что же, единственная возможность, когда испугаюсь не противиться тому страшному, а пойти к нему".

   Усталые мысли становились непоследовательными и нелогичными. Однако униматься не хотели. Но сон все же пришел, смежил веки и погасил реальность мира, прогнав и мысли.

   Привычка вставать ни свет, ни заря сработала безотказно. Еще только первые ранние пташки начали пробовать голос, а Вандерер уже был на ногах. Потихоньку отошел от места ночевки и пустился бегом. Рощица оказалась невелика, и он быстренько сделал круг по ее краю. С той стороны, где дорога степенно выходила на открытое пространство, увидел в нескольких верстах верхушку сторожевой башни, высящуюся над редкими кронами деревьев. Значит, вчера совсем немного не дошли.

   Вернувшись на место стоянки, огляделся. Старик с внуком лежали, тесно прижавшись спинами, плащ целиком накрывал свернувшегося калачиком Даньку. Из-под плаща Насти торчал только нос и чуть приоткрытые губы. Вандереру вдруг захотелось похулиганить. Он тихонько приблизился к своей спутнице, присел на корточки и, сорвав травинку, принялся легонько щекотать нос товарки. Гримаски, которые та корчила, его позабавили. Но вдруг Настя чихнула и резко села. От неожиданности Вандерер дернулся назад и шлепнулся на пятую точку, едва успев выставить руки, чтобы не завалиться на спину. Некоторое время они смотрели друг на дружку. Потом до Насти дошло, что ее разбудило, и она озорно прошипела:

   - Ах, ты так! Тебе придется потрудиться, чтобы я тебя простила. Защищайся!

   С этими словами она вскочила на ноги, выдергивая меч из лежавших рядом ножен. Вандереру пришлось на четвереньках добираться до своего клинка и быстро отступать в лес, чтобы не мешать соседям по бивуаку. Там, в сторонке от полянки, они и устроили шуточную потасовку. Признаться, Вандерер был в невыгодном положении - ему еще не доводилось проводить поединок в таких стесненных условиях, когда кругом толпятся деревья, кусты, ветки норовят тыкнуть в глаз, и не больно-то размахнешься мечом без того, чтобы не задеть их или само дерево. Победила, конечно, Настя. Но повеселились и размялись славно. Пересмеиваясь и подначивая друг дружку, отправились к роднику. Прихватили по дороге котелок.

   Когда вернулись, Енох еще спал, укрытый плащом. Даньки видно не было. Вандерер развел костер. Настя принялась кашеварить. Вскорости появился и мальчишка. Подсел к костру и стал отогреваться от утренней зябкости, как-то странно поглядывая на девушку. Та заметила бросаемые на нее взгляды и, поймав очередной, коротко спросила:

   - Что?

   Данька немного сконфузился:

   - Нет, ничего. - Но все же не выдержал. - А где ты научилась так, ну, мечом махать?

   Настя засмеялась:

   - Ах, вот оно что! Подглядывал! Ишь ты - "мечом махать". Махать можно палкой. А если только и умеешь, что махать, так нечего за меч и браться. Мечом владеть надо. Понял?

   Данька уважительно кивнул. Видно было, что Настя произвела на мальца сильное впечатление своим мастерством и вознеслась в глазах парнишки на недосягаемую высоту.

   - Я еще никогда не видел, чтобы так мечом, ну это, владели. Да еще баба. Не, я видел, как стражники могут с мечами. Так они ими точно, как палками. Это я теперь понимаю. Когда на ваш бой поглядел. А тогда конечно - ого. И у него тоже очень хорошо получается. - Данька кивнул на Вандерера. - Но ты ваще!

   Настя рассмеялась и насмешливо щелкнула Даньку ложкой по лбу:

   - Эх ты, знаток и ценитель воинских искусств! - Помешав кашу, продолжила. - Отец у меня мастер меча. Понял?

   Данька восторженно закивал. А Настя не спеша облизала ложку и, будто обдумав окончательно какую-то мысль, продолжила, обращаясь уже к подсевшему к костру Еноху:

   - Вы зайдите к нему, переночуете. Вам как раз по пути. Ему интересно будет с тобой поговорить. Сколько себя помню, отец всегда интересовался такими вещами, что ты нам вчера рассказывал. В Выселках спросите Варяга. А то и так идите к дому под скалой с плоской вершиной. Она одна там такая. Не пропустите. Привет передадите от меня.

   Енох неопределенно кивнул головой, поблагодарив за предложение. Осталось непонятным, принял он его или нет.

   Пока каша дозревала над углями, а во втором котелке заваривался травяной чай, Настя произвела поверхностную ревизию обоих их мешков. И со смешком выложила на общий стол не один аккуратненький сверточек. Там обнаружилось: колечко домашней колбаски; три пирожка с требухой; вареные яйца; раздавленный помидор; завявшая зелень. Настя вздохнула:

   - Я свою маму знаю. Она, когда волнуется, всегда норовит сунуть что-нибудь, не подумав. Как еще не успело испортиться на жаре? А главное, ведь и сама не помнит, что положила. Угощайтесь.

   Кашу разделили, остальной снеди тоже не дали пропасть. И пришла пора продолжать путь. Попрощались и разошлись в разные стороны.