— Горбачёв, опять чертёж не на форматке?

— Да что вы придираетесь, Пётр Николаевич? Хороший же чертёж! На пятёрку!

— Я предупредил — не приму не на форматке.

— Ну и не надо. Подумаешь! У меня сучок заметите, а у других…

— У других, если и хуже начерчено, так сами делали. А ты у товарища взял чертёж, отрезал подпись и сдаёшь. Стыдно!

— А вы видели? — огрызнулся Женя, принимая чертёж.

— Довольно! Садись!

Женя шумно сел и демонстративно разорвал чертёж. Притихшие ребята старались не смотреть на Женю. Таня сидела вся красная.

— Никогда больше не дам! — шепнула она. — И не проси!

Таня была Жениной соседкой по парте.

Парта была последняя в ряду.

Эти два обстоятельства доставляли Тане немало хлопот и даже огорчений.

Женя не имел обыкновения приходить в школу с решёнными задачами. И поэтому Танины тетрадки по математике и по физике нередко поступали на уроках в распоряжение Жени. Таня понимала, что это нехорошо, но отказать Жене не могла. И не то, чтобы Женя занимал в её сердце особое место. Ничуть не бывало! Просто — это была добрая душа, у которой не было слова «нет» для тех, кто взывал о помощи. А Женя всегда был рядом, и помощь ему требовалась постоянно.

Все Женины сочинения тоже проходили Танину цензуру. Она исправляла в них ошибки Жениной авторучкой. Он чувствовал себя как за каменной стеной — Таня была кандидатом на серебряную медаль.

К домашнему сочинению на тему «Моя биография» Женя отнёсся, по обыкновению, легкомысленно. Был уже шестой час, когда он, разгорячённый после настольного тенниса, забежал в класс, где оставался его пиджак, и увидел Таню.

Она сидела в пустом классе и что-то писала. Она оставалась иногда в классе, если ей предстояла трудная работа, — дома маленький братишка не давал ей сосредоточиться.

— Над чем коптишь? — спросил Женя, надевая пиджак. — Задача?

— Нет. Не мешай!

— А что же?

Он подошёл сзади, поглядел через Танино плечо и увидел заголовок «Моя биография», после которого полстранички было исписано Таниным мелким круглым почерком. Женя даже присвистнул.

— А я и забыл совсем! Дашь скатать? — деловито осведомился он. — Я осторожно, я изменю!

— Не дам. Это тебе не образ Печорина. Что же ты, мою биографию будешь писать?

— Подумаешь! В одном году родились, в одном году в школу поступали, в одном классе учимся. Все одинаково! Да и вообще всё это чепуха. Ещё и не работали, а пиши биографию. Вот кончим школу, тогда начнётся биография!

— Глупости, Женька! Биография — это же не даты. Это вообще… ну, вся жизнь человека. Что же, по-твоему, — жизнь начнётся после школы?

Женя сел верхом на стул и нахмурился.

— Если честно, — да. Какая это жизнь — каждый день одно и то же, сиди и дрожи, как бы не вызвали…

— Я не дрожу!

— Так то ты. А мне уже надоело. То ли дело — завод! Ты рабочий, самостоятельный человек. Придёшь с работы — сам себе хозяин, никаких тебе уроков, никаких заданий… Вот это — жизнь! Нет, начну работать — только тогда и начнётся жизнь. По-новому. С чистой страницы!

— Женечка, ты каждый год с новой страницы начинаешь — и восьмой класс, и девятый, и десятый… И надолго тебя хватает?

Хватало действительно ненадолго. Каждый день зубрить, решать задачи, читать классическую литературу, когда, с одной стороны, столько соблазнов — кино, телевизор, футбол, а с другой, опять-таки, есть Таня, и Лена Корш, и Витька Немыкин, у которых всегда можно списать. Через две — три недели в Женином дневнике появлялась первая двойка. И «чистая страница» оказывалась с кляксой. А после первой кляксы другие уже не страшны — всё равно тетрадь грязная! Но сейчас, когда Женя обо всём этом думал, ему захотелось под все свои кляксы подвести теоретическую базу.

В самом деле — зачем ему столько зубрить? Таня собирается в медицинский институт, ей нужен хороший аттестат, вот она и старается. Хотя, честно говоря, Женя на её месте не тратил бы столько сил на математику, — ведь математика ей не понадобится!

Но он, Женя, в институт не собирается подавать. Он хочет быть рабочим. Конечно, аттестат нужен. Для порядка. Потому что, корда он станет токарем, никто не будет интересоваться, что там у него в аттестате — тройки или пятёрки. Так зачем лезть из кожи? А уж токарем он будет хорошим, — будьте спокойны.

Но Таня, которой он изложил свою точку зрения, с сомнением покачала головой.

— Ты думаешь, стать хорошим токарем легче, чем хорошим учеником?

— Ещё бы! — сказал Женя.

— Ну и глупо! Женя, дело не в аттестате…

— Вот и я говорю, — подхватил он, — дело не в аттестате!

— …а в характере! — докончила Таня.

— Ну уж, характер у меня упорный! — сказал Женя заносчиво. — Уж если я чего захочу…

— Женька, чего ты сейчас больше всего хочешь?

— Получить аттестат и пойти работать!

— А что ты для этого делаешь? Двойки хватаешь?

— Так ведь мне просто не везёт. Вчера на химии двойку ни за что поставили. Я чуть-чуть хотел подсмотреть, одну только формулу не знал!

— А сегодня по литературе тоже ни за что?

— Сегодня уж и совсем ни за что! — сказал Женя упрямо. — И вообще — хватит. Воспитывают и воспитывают, то на уроке, то на собрании, теперь уж после уроков… Обойдусь без вашей помощи!

Но без помощи Женя, конечно, обойтись не мог. Много ещё задач и примеров списывал он у Тани, у Лены, у Витьки. Много раз оставались они с ним после уроков, чтобы натаскать перед экзаменами; и много раз говорили ему с разным выражением в голосе — от восхищения до возмущения: «И способный же ты, Женька!» А Женя улыбался, довольный…

В период экзаменов Женя поднажал. Тут пошло в ход всё — и способности, и память, и умение обращаться со шпаргалкой. Он стал потрясающе вежлив — даже самые строгие учителя не могли не признать происшедшей в нём перемены. И учитель черчения уже без гнева вспоминал о том, как Женя всучивал ему чужие чертежи, пока он не разгадал его хитрости.

Женя получил аттестат зрелости — правда, украшенный почти одними тройками. Но это его не огорчало. Главное — школа осталась позади. Теперь начиналась настоящая жизнь! И предвкушение этой жизни, которую он начнёт с чистой страницы, смягчало даже горечь расставания со школьными друзьями.

— Горбачёв, опять станок не убран!

— Да что вы придираетесь, дядя Вася! Я ж вытирал! Всё в порядке!

Дядя Вася провёл пальцем по станине и сунул потемневший палец Жене под нос:

— Вот твой порядок!

— Всегда вы так, — ворчал Женя, — меня сучком попрекаете, а у других бревна не увидите…

— Бревна? Найдём у тебя и бревно. Вот оно, бревно! — Он вынул стружку, застрявшую в суппорте, и помахал ею по воздуху.

— А теперь идём, посмотрим у других. Нет, иди-иди, не увиливай.

Дядя Вася подвёл Женю к Валиному станку. По станине извивалась затейливым узором тонкая струйка масла. Валя Коркина стояла у станка, пересчитывая готовые детали.

— Вот, поучись! Гляди, как должен выглядеть станок, — сказал дядя Вася.

Женя нехотя мазнул пальцем, посмотрел…

— Подумаешь! — неуверенно пробурчал он.

Женя работал на заводе уже два месяца. Два месяца выслушивал он замечания дяди Васи и товарищей: то не так и это не так, то неверно и это неправильно… Ему надоел скрипучий голос дяди Васи. Он страстно мечтал о разряде. Ведь он до сих пор и здесь, на заводе, оставался тем же, чем был в школе, — учеником! Почему мастер не даёт ему пробу? Ведь он уже выгоняет норму! Нет, надо требовать, добиваться!

— Дядя Вася, когда вы мне дадите пробу?

— Когда надо будет, тогда и дам.

— Да ведь я уже выполняю норму!

— А если дать тебе другую деталь, — выполнишь?

— Выполню! Вот увидите!

— Ишь ты, какой прыткий! — сказал мастер. — Всякая деталь своей сноровки требует. И аккуратности. Проба — это тебе не шутка. Это вроде государственного экзамена. Потерпи.

Нет, дядя Вася определённо придирается! Одни только нотации от него и слышишь. С другими ребятами у него и тон другой — добродушнее, мягче. А чем они лучше? Только тем, что пришли годом раньше? Подумаешь! Зато Женя принёс с собой багаж, какого нет у этих пацанов. У него аттестат!

Женя ужасно обиделся на мастера. И поэтому для него было приятной неожиданностью, когда на следующий день после разговора о пробе дядя Вася всё-таки дал ему новую деталь — валики.

Дядя Вася рассказал ему, как обрабатывать валики, и ужасно долго и нудно показывал, как пользоваться мерительной скобой.

Женя сразу ухватил суть дела: одна сторона, проходная, должна легко надеваться на деталь, другая, непроходная, должна «закусывать». Что ж тут размазывать? Всё и так ясно! Ухватив суть, Женя больше не слушал мастера, а только ждал с нетерпением, когда он кончит, чтобы можно было начать работать.

Он решил в первый же день выполнить норму и с жаром принялся за дело. Время летело незаметно. К концу смены на тумбочке выросла пирамидка валиков. Их оказалось тридцать два. Перевыполнил норму на две детали! Ну, теперь уж мастеру придётся дать пробу!

Женя остановил станок, взял скобу и стал проверять свою работу. Он взял валик, поднёс его к непроходной стороне скобы и… похолодел. Валик провалился. Брак! Тогда он стал проверять все подряд.

Из тридцати двух деталей только пять штук было годных!

В чём же дело? Как это могло получиться? Ведь он мерил каждую деталь прямо на станке и всё было в порядке!

Женя растерянно стоял перед кучей деталей со скобой в руках, подавленный размерами бедствия.

И тут вдруг он вспомнил, что мастер что-то такое говорил о нагревании, об охлаждении… Кажется, он говорил, что деталь надо охлаждать перед замером… Чёрт бы его побрал, никогда толком не скажет, не объяснит, а потом вот что получается!.. Что делать? Двадцать семь штук браку! Прощай, проба! Теперь промаринуют ещё месяца три.

Женя с ненавистью посмотрел на скобу. Так бы и шваркнул её об пол! И вдруг его осенило, — а если б она в самом деле упала и чуточку прогнулась… Пол твёрдый, цементный…

Женя ещё раз посмотрел на скобу, потом огляделся и тем же незаметным, гибким движением, каким доставал когда-то шпаргалку из ботинка, наклонился и стукнул скобу непроходной стороной о цементный пол.

«Она же могла и сама упасть! — твердил себе Женя. — Могла же! У Коли недавно упала и прогнулась». Правда, он сразу же помчался в инструменталку и взял другую. И Женя тоже сегодня же сдаст скобу… только сначала замерит. Женя приложил скобу к валику — теперь деталь застревала в непроходной стороне. Порядок! А вот и мастер.

— Дядя Вася, у меня всё!

Дядя Вася одобрительно хмыкнул, взял деталь, скобу… Женя вытер пот со лба. Мастер промерил ещё несколько штук.

— Что ж, беги сдавай в ОТК.

Ночью Жене снился бесконечный, тягучий сон — кто-то за ним гнался, а он убегал по узким, коротким улицам незнакомого города. Он проснулся хмурый, с головной болью.

А на заводе ждала неприятность. Двадцать семь валиков лежали на столе у приёмщика, куда Женя их положил накануне вечером. Брак! Дядя Вася рвал и метал: «Откуда брак? Я же сам проверял! Не иначе, инструментальщики выдали негодную скобу! А ну, парень, пошли в инструменталку!»

Женя сгорбился, засунул руки в карманы и пошёл за мастером.

Оказалось, действительно, — скоба в ремонте.

К концу смены дядя Вася сказал, проходя мимо Жени:

— Написал рапорт начальнику цеха на того парня, что тебе выдал скобу, не проверив. Теперь ему будет. Брак-то за его счёт пойдёт!

Этого Женя не ожидал. Он хорошо помнил того парня из инструменталки — такой курносый, рыжий, с весёлыми глазами. Он при Жене проверил скобу самым тщательным образом, подмигнул и сказал: «Ни пуха, ни пера!»

Женя сделал всего двадцать валиков за смену. А когда дядя Вася подошёл к станку, он тихо сказал:

— Дядя Вася, не надо рапорта…

— Какого рапорта?

— Насчёт скобы. Понимаете… она тут у меня упала… Нечаянно!

Дядя Вася посмотрел на него очень пристально из-под лохматых бровей.

— Упала? Нечаянно, говоришь? Ай-ай-ай!.. И в аккурат непроходной стороной упала? Как по заказу, а?

Женя молчал.

— Признавайся: тюкнул?

— Дядя Вася… я чуть-чуть… Немножко. Не сердитесь!

— Ещё и не сердиться! Может, по головке погладить? Ты меня, что ли, обмануть хотел? Ты государство обманывал!

— Я не хотел… Так получилось…

— Сделал брак — честно скажи! Отвечай! А ты что выдумал! Небось, и в школе привык учителей надувать, и тут меня решил надуть? Нет, брат, не выйдет. Не таких обламывал. Не посмотрю, что у тебя аттестат!

— Теперь всю жизнь будут аттестатом попрекать! — с отчаянием сказал Женя. — Ну, при чём тут аттестат?

— А при том, что название у него такое — аттестат зре-ло-сти; ты знаешь, что такое зрелость? А ты на себя погляди — какая в тебе зрелость? Какой в тебе характер? Халтурщик ты и больше никто! А ещё пробу ему! Разряд ему!

— Не надо мне пробы! — всхлипнул Женя. — Всё равно я расчёт возьму. Уйду я от вас!

— А это пожалуйста. Задерживать не будем. Только не думай, что ты такой в другом месте больно нужен!

— И не надо! Я в техникум пойду!

— Иди-иди. Если возьмут!

Осенним солнечным днём по бульвару медленно шёл паренёк, заложив руки в карманы. Вдруг его дёрнули сзади за рукав. Он быстро обернулся.

— Таня!

Да, это была Таня. Она повзрослела, переменила причёску, но улыбка осталась прежняя. Они долго трясли друг другу руки. Потом Таня, деловито взглянув на часы, сказала:

— Женечка, у меня времени только-только, чтоб не опоздать, в обрез!

— Я провожу тебя, — быстро сказал Женя. — Далеко?

— В институт.

— А-а-а…

— А ты не торопишься?

— Нет, я так… прогуливаюсь. Я не спешу. Пойдём.

— Ну, как живёшь? — спросила Таня. Рассказывай подробно. Подумать только — год не видались. Я многих наших встречала. Слышала, что ты поступил на завод, как хотел. Доволен?

— Ну, а ты как? — ответил Женя вопросом на вопрос. — Зубришь? Дерёшься за отметки? На экзаменах трясёшься?

Это прозвучало злее, чем Жене хотелось, и, чтобы смягчить действие своих слов, он взял Таню под руку.

— Нет, Женя. Ведь я не попала в институт.

— Как? Но ты ведь сама сказала…

— Я работаю там. Лаборанткой. У меня очень хороший руководитель. Я уже столько узнала, Женечка! Через год у меня будет стаж по специальности, — тогда снова буду держать экзамены. Словом, лет через шесть — семь можешь приходить ко мне лечиться! А знаешь, как мне пригодилась школьная химия! Ну, а ты как?

— А я не так.

— Как не так?

— А мне ничего не пригодилось, — отрезал Женя и умолк. Он заметно помрачнел, пока Таня говорила.

— Хвастаться нечем, — сказал он наконец. — С завода я ушёл. Мастер такой был… гм… строгий. Словом, ничего не получилось. Сперва в другой цех перешёл, — там работа оказалась неинтересная… Потом и вовсе уволился.

— А сейчас где же ты?

— Нигде. Пока. Лето зря проболтался — пробовал в техникум поступить. На диктовке провалился — тебя рядом не было… — Тут Женя невесело усмехнулся. — Ух и ошибок насыпал! Десять штук. Я что-то писать разучился. Правда, никогда особенно и не умел…

— Женя! — Таня схватила его за руку; в глазах её появилось прежнее, школьное выражение. — Почему ты не пришёл ко мне? Я бы тебе помогла! Подиктовала бы тебе диктовки!

Женя усмехнулся. Он тут ходит, думает — как жить дальше. А она поняла: Женю нужно натаскать. Диктовки!

— Ты продиктовала бы мне, что делать дальше. Вот это была бы диктовка! А то биография моя что-то приостановилась.

И, уловив растерянность в Таниных голубых глазах, коротко засмеялся, тронул её руку.

— Шучу. Беги, — опоздаешь. Теперь долго не увидимся.

— Ты уезжаешь?

Женя промолчал.

— И далеко?

— Да уж подальше…

— Женя! — Таня хотела ещё что-то сказать, но удержалась. Она смотрела на Женьку не то с грустью, не то с осуждением. Женя поёжился, — он не любил, когда его рассматривали.

— Беги, беги! — повторил он. — Желаю успеха!

Таня торопливо взбежала по ступенькам. Женя проводил её взглядом, заложив руки в карманы. Ему-то спешить некуда. Пожалуйста — хоть весь день броди по городу, изучай архитектуру.

Нет. В этом городе ему удачи не будет. Надо уехать — подальше от родных, друзей и знакомых. В Сибирь, что ли, податься?

Он представил себе поезд, мчащийся в тайге. Представил себе залитый солнцем, весь в строительных лесах, новый город. Там нужны люди. Там ждут его — Женьку! И главное — там никто не знает о кляксах в его биографии. И там он себя покажет. Начнёт по-настоящему. С новой страницы!